Чекан Александр Николаевич : другие произведения.

Гимназия Святой София

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Баллада о том, что случилось через десять-пятнадцать лет, после того, как прозвенел последний школьный звонок. єКнига эта - до ужаса верная хроника безнадёжной борьбы. Герои, преступники, измена и величие выступают здесь почти под собственными именами". Мануэль Скорса
  
  ПРОЛОГ,
  из которого любознательный читатель узнаёт историческую подноготную
   описываемых событий
  
  Отморозки, которые под видом учителей промывали нам в школе мозги и калечили души целого поколения во имя тошной подливы коммунистического светлого будущего, конечно же заслуживали получить справедливую дозу возмездия от тех, кто выжил, пройдя застенки того ада, который назывался Гимназия Святой Софии. Само название школы звучало как скотское издевательство над здравым смыслом и прямое глумление над чувствами христианских масс - учитель закона божьего Ицхок Семёнович Яичников объявил себя вторым пришествием Христоса, несмотря на неоднозначную репутацию иеговиста, пионервожатого, воришки, пьяницы, обжоры, хулигана и полового извращенца. Он отсидел срок за выращивание марихуаны у себя в палисаднике, но это нисколько не помешало его педагогической карьере. Причём тут Святая София, земля ей пухом, было не вполне ясно - по субботам, в полночь, учителя запирались в своей учительской и, бормоча на каком-то тарабарском языке непонятные заклятья, приносили в жертву чёрного петуха, кровь которого, смешанную со спиртом, пили из чаши, разрисованной перевёрнутыми пентаграммами. В кого или во что веровали эти люди - мы того не знали.
  Меня зовут Алехандро Хуарес Санчес, я родился в чудесном аргентинском городе Росарио в 1974 году. Перебравшись в СССР, в Одессу, воспитанным и подающим надежды юношей, я, преодолев немыслимо трудный конкурс, поступил в упомянутую гимназию, чтобы завершить начатое за океаном среднее образование. Учиться я стал в десятом классе, где ученикам уже было по 15, а то и по 16 лет. Все не только переженились, но некоторые успели и развестись. Лично я был женат на американке русского происхождения, и мы виделись, равно как и трахались преимущественно во время школьных каникул.
  Собственно, книга эта по большей части документально-мемуарная, нежели литературная, в ней скрупулёзно собраны и представлены ужасные ералаши, творившиеся в Гимназии Святой Софии. Справедливости ради нужно сказать, что на эти события среагировал даже Президент СССР товарищ Горбачёв (теперь уже ушедший в "могилёвскую губернию", царство ему небесное). Михаил Сергеевич, выступая на XXVIII съезде КПСС, говорил: "В Одесской Гимназии Святой Софии происходят события печальные, достойные осуждения и презрения, подумать о которых страшно, попытка же понять их вызывает ужас, явления даже не с душком, а откровенно зловонные и требующие всяческого осуждения, акты отвратительные; подлости ужасные, действительно бесчеловечные, хуже, за пределами человеческого, стали известны нам благодаря сообщениям достойных доверия сотрудников районного КГБ и вызвали у нас глубокое удивление, заставили всё руководство Советского Союза дрожать от неподдельного ужаса..." (см. Материалы 28 съезда КПСС, М., 1990).
  Жаль, правительство не вмешалось тогда в ситуацию - всесильные бонзы компартии были по горло заняты травлей престарелого академика А.Д. Сахарова, который своей профашистской пропагандой и милитаристским кликушеством едва не спровоцировал Третью мировую войну. Травили строптивого учёного всеми доступными средствами - от охотничьих собак до крысиного яда. В итоге его затравили, но про нашу школу забыли вспомнить, хотя наш совет учащихся направлял жалобы даже в Европейский суд по правам человека в Брюссель.
  Здание Гимназии Святой Софии, расположенное по адресу: Поскот, улица Вязов, 13, имело не вполне весёлый внешний вид. Это было древнее и подзадроченное строение, в котором ещё в 18-м веке томились уголовные колодочники. При товарище Сталине там обустроили шарашечный концлагерь, при Хрущёве - склад кукурузы, при Брежневе - сумасшедший дом. Наступила перестройка, всех дураков, демократов, правозащитников и либералов повыпускали на улицы митинговать и в бывшем доме скорби некий кооператив господина Кузина открыл недорогой бордель "Элит Модел Лук". Сливки общества его не посещали - дом терпимости в силу предельной прагматичности не предусматривал комфорта - ни мебели, ни кондиционеров, ни освещения, ни отопления, ни душевых, ни гальюнов, ни даже постельного белья. Одни только каменные стены, узкие зарешёченные окошки и стоящие длинными рядами, прогрызенные шашелем ровесники школы - трёхъярусные нары-пальмы. Нары эти шатались и скрип их вперемежку со стонами сотен влюблённых пар и гугнивым голосом политического обозревателя из радиоточки создавал в коридорах сюрреалистическое эхо. Отсыревшие от бесконечной страсти матрасы ощутимо подванивали. Возле выхода стояла десятивёдерная общая параша, протекающая во многих местах из-за полной оржавелости. Повсюду сновали клопики, тараканчики, блошки, вошки, мышки, а иногда и крыски. Проститутки были пожилые, неряшливые, хмурые и злобные коблы. В качестве афродизиака использовался крепенький самогончик, который можно было приобрести за 50 копеек стакан на дворе у синемордой дворнички. Визит в само заведение для ночного свидания с барышней стоил рубчик, причём опт - две дамы хором обходились клиенту со скидкой - 1руб 50 коп. Некоему половому привереде за особо фрейдистские извращения и небывалые капризы следовало доплатить от тридцати до восьмидесяти копеек, в зависимости от сложности заказа и жадности ночной бабочки.
  Случилось в этом "Элите" как-то кровавое убийство - два подвыпивших мента не поделили на почве ревности шалаву и в результате сперва пристрелили её, а потом ещё и пошли из-за неё на дуэль стреляться. Но не успели - их тёплыми и голыми скрутили набежавшие гориллы из вневедомственной охраны и сдали куда следует. Властям было не до разборов - на носу выборы в горсовет. Бардак закрыли, блядей вышвырнули на кислород. Мэром в Одессе тогда Симоненко был - отличный в принципе мужик, разве что ворюга, каких свет не видел, алкаш запойный, агент Моссада, взяточник, аферист и бездельник. Симоненко под напором каких-то картавых правозащитников из Московской Хельсинской Группировки подарил здание борделя министерству образования и РОНО, которые приняли довольно сумбурное и неоднозначное решение открыть тут школу ?7. Подоспевший на жёлтых жигулях батюшка Агафангел со своей сожительницей, матушкой Серафимой обрызгал это дело святой водичкой за $100 гонорара и похрестил в Гимназию Святой Софии.
  Так застенки, пропитанные кровью и экскрементами, слышавшие вопли тысяч невинных замученных узников, гнездо разврата, мерзости и скотства обрело новую судьбу.
  Решётки поснимали, внутри подшаманили косметический ремонт, выкинули нары, а точнее попиляли их на парты для учеников. В глубоких подвалах, где при коммунизме располагались пыточные камеры, теперь соорудили бойлерную, чтоб зимой иметь отопление и горячую воду. Директором назначили бывшую техничку, очень порядочную и образованную педагогшу - Светлану Васильевну Шимилёву, о талантах и инициативах которой в те годы гремела вся одесская и даже московская пресса. СССР тогда переживал трудные времена - на Украине гнобили инакомыслящих, взрывали русские школы, искореняли свободу, равенство, братство, культуру, неформальные молодёжные рок-клубы, секции йогов, интеллигенцию и здравый смысл. Одна за другой прокатывались волны невиданных по жестокости еврейских погромов и вовсю бесчинствовали фашисты и бандеровцы из УНА-УНСО-УПА-ОУН, а Светлана Васильевна, убеждённая коммунистка, подвергалась жёсткой критике со стороны киевских петлюро-гитлеровцев. Несладко пришлось новой директрисе и в гимназии - в педсовете пособирались проходимцы, получившие образование за тюремными заборами, отъявленные головорезы, взломщики, сутенёры, картёжники, политтехнологи, репортёры и жлобы.
  Я учился на одни пятёрочки, мои знания были глубоки и неиссякаемы, я заслуженно слыл круглым отличником, умницей, примером для двоечников и лоботрясов. Только по малорусскому диалекту у меня стоял однозначный кол - разум решительно отказывался воспринимать телячью мову.
  Дисциплиной я не блистал. На занятия высокомерно опаздывал, имел манеру не поднимать со стула зад, когда входил учитель, бил по жирным мордам вороватых поварих из школьной столовки и никогда не переодевал с улицы обувь, а ходил по палисандровому паркету в грязных говнодавах Doctor Martens. За это с меня ежедневно драли по доллару штрафа. Но я держал на Привозе кофейню, приносившую солидный доход и мог позволить себе платить многочисленные школьные поборы и налоги, а также летать самолётом в Лос-Анджелес на свидания с Джейн.
  Фасад школы выкрасили во все оттенки лежалого говна, а на крышу прицепили церковный крест, который заодно стал и флюгером - он крутился, показывая, куда дует ветер. Крест и школа под ним издалека смахивали на могилу. Звонком к началу уроков и на переменку служила старая сирена. Её использовали ещё во время войны, чтобы предупредить население о налётах на город соколов Геринга и дать возможность спрятаться в бомбоубежище.
  Перед входом в школу по утрам неизбежно валялся пьяный вышибала узбек Бузурбай - на него ссали собаки и какали вороны. К обеду Бузурбай просыпался и переползал к себе в подвал. В школе Бузурбай появлялся только раз в месяц - забирал свою зарплату и квартальную премию. В молодые годы Бузурбай был удалой джигит - имел хлопковое поле на родине, стадо баранов, ишаков, кунаков, гарем жён и наложниц, успех и связи. Кушал плов из серебряных блюд, пил кумыс из золотых пиал и даже уважаемым старейшинам кишлака было не западло лизать его чёрные пятки. Но потом он приехал в Одессу на заработки, у него украли документы, деньги, вещи. Жизнь у него не сложилась, и он был обречён спиться с горя. Мусора ему в спину дышали, деваться было некуда, он и устроился в школу служить вышибалой.
  Гимназия Святой Софии с её тройным рядом железобетонных заборов, обрывками колючей проволоки, гнилыми клыками полуразрушенных сторожевых вышек и давно не паханной запретной полосой, где произрастали бурьян да крапива, была призвана взрастить в юных душах украинский менталитет, соборнисть и державнисть.
  
  
  ГЛАВА 1,
  в которой читатель знакомится с нашими заклятыми учителями, и, возможно, узнаёт свою, загубленную в школе юность
  
  Педсовет, который приняла под своё руководство добрая и наивная Светлана Васильевна, был непредсказуем, коварен и опасен. Несчастная директриса не сдерживала обильных слёз, листая зловещие досье и личные дела своих подчинённых педагогов. Итак, встречайте:
  Циля Моисеевна Икс. За скромной маской математички скрывался безжалостный монстр, свивший паутину террора в школьных стенах. Со времён Чингисхана мир не знал изверга коварней и опасней для всего человечества. Циля возглавляла и контролировала школьную мафию и стремилась к власти над всей Вселенной.
  Олег Ефимович Каломазов - учитель рисования, образование 3 класса начальной школы, работал грузчиком на Привозе, приёмщиком стеклотары, звонарём на мусоровозе, продавцом жвачки, трамвайным кондуктором. Мастер спорта по вольной борьбе. Одноглазый. Учителем рисования в 10-е классы направлен от районо.
  Роберт Самсонович Павловски - учитель физкультуры, образование 2 класса греко-католического интерната, служба в армейском дисбате, 6 судимостей за грабёж и разбой. Учителем физкультуры направлен принудительно службой трудоустройства.
  Виталий Иванович Бухалов - кончил ПТУ по специальности плотник. Работал на Привозе - сколачивал ящики для тюльки. Имеет многократные аресты за спекуляцию. Фарцовщик. Барыга. Назначен завучем по звонку сверху из обкома комсомола.
  Иван Матвеевич Гопаков - образование 7 классов, две судимости за драку, находился на принудительном лечении в дурдоме, алкоголик, назначен завучем по рекомендации своего тестя - депутата Одесского облсовета Р.Б. Боделана.
  Леонид Львович Шобанов, учитель чистописания, образование среднее, кончил ШМО, служил на корабле кочегаром, уволен за систематическое пьянство и прогулы, работал грузчиком на Привозе, дворником, парковщиком, консьержем и сторожем в пункте приёма стеклотары.
  Руслан Валерьевич Волетов, учитель истории, по специальности - уличный фотограф. По совместительству работал на Привозе маляром и настройщиком весов. Четыре судимости, многочисленные штрафы за употребление кокаина в общественных местах.
  Бронислав Иванович Ессеев - учитель войны. Всю молодость служил наёмником у чилийской хунты, а также участник и организатор всех тайных американских военных преступлений и терактов по всему миру. В Гимназии Святой Софии надёжно укрылся от международных военных трибуналов. Психопат, перверт, фашист, бандеровец.
  Мелентий Андронович Цурюк, учитель физики, однажды решил, что изобрёл вечный двигатель. По этому поводу его посадили на долгие годы в сумасшедший дом. Разморозиться после тамошних уколов ему не вполне удалось.
  Лариса Борисовна Сечка, учительница биологии. Образование начальное домашнее. Работала санитаркой в холерном бараке, дворничкой на Привозе, кассиршей в пункте приёма макулатуры.
  Махмуд Адамович Йоц, учитель чтения. Профессиональный альфонс, аферист, валютный мошенник и сутенёр.
  Мария Павловна Бананова, учительница химии. Заочно кончила недельные курсы швеи-мотористки. Торговала самогоном на Привозе.
  Диплом купила у цыганов на Соборке.
  Анжелика Николаевна Козловская, учительница по основам половой жизни (МБЖС). Никогда не реагировала на замечания директора о недопустимости использования матерщины в помещении школы. Девушек Анжелика Николаевна называла прошмондовками, а юношей - херосуями. Самая высокая оценка у неё была двойка.
  Ибрагим Лазаревич Кац, учитель научного коммунизма. Всем предъявлял удостоверение секретного разведчика КГБ. На самом деле - серийный убийца во всесоюзном розыске за жестокую расправу с расчленением трупов семи нянечек детсадика, где Кац когда-то работал воспитателем.
  Отец Ицхок Семёнович Яичников, учитель закона божьего. Свою школьную келью Яичников превратил в отменную винокурню и самогоноварню. Забулдыги со всего города живым ковром сползались к чёрному ходу гимназии за несколько часов до начала уроков - опохмелиться. Батюшка справедливо считался одним из богатейших граждан Одессы и публично занимался благотворительностью, подавая в воскресенье милостыню ободранной старухе, попрошайничавшей под подворотней на Преображенской угол Маяковского.
  Александр Иванович Домбровский, учитель общественно-полезного труда и географии. Убийца, садист, сутенёр, извращенец и наркоторговец. Один из главных подельников Цили, её любовник и гражданский зять.
  Домбровского разыскивал Интерпол. Он наладил бесперебойные поставки колумбийского кокаина в школу, где его продавали детям негры-истопники из котельной. Трудовик это был сомнительный - не способный даже гвоздя в стену забить. У этого труженика обе руки были левые и росли они прямо из центра его жопы. Когда домработница пылесосила в его квартире, он был абсолютно уверен, что пыль уходит по проводам прямиком в стену. Географ тоже был ещё тот - если на уроках он утверждал, что Земля - плоская, а на Южном полюсе круглый год стоит "трескучая жара". Домбровский на полном серьёзе уверял школьников, что популярная газировка "Байкал" изготовляется из воды одноимённого озера, что грозит в будущем его полным обмельчанием.
  Остальные учителя этой кошмарной гимназии немногим были лучше. И сколько моих одноклассников лизали этим негодяям зады, заискивали, пресмыкались, нагибались, шестерили и ябеднячили. Самые злейшие из них: Алекс Матрусенко, Алекс Калачёв, Элис Шут-Тилло, Витторио Кудинофф и его сумасшедший друг-наркоман Эндрю Толпан. Этот последний в своей низости, коварстве и подлой изобретательности намного превзошёл самого чёрта - хитрец вызубрил всю алгебру, чтоб только выслужиться у Цили и получить от неё свою предательскую пайку каравая.
  
  
  ГЛАВА 2
  о том, как полковник Ессеев пытался перехитрить свою Судьбу
  
  В школе моим лучшим другом был швед Сван Эриксон, одноклассник из 10-А. Его родители переехали из Гётеборга в 1989 году. Сван жил на трёхэтажной вилле в Крыжановке гражданским браком с Лаурой Шептуновой из параллельного класса. К нашей компании относились также Виталик Погребнюк-Глэдстоун со своей женой Светланой и американец Мельпоменус Джонс. Именно с этим Мельпоменусом Джонсом произошла трагедия, которая переполнила чашу нашего терпения и мы вступили в схватку с оборотнями в учительских мундирах.
  Шла первая четверть учебного года. По четвергам военрук Ессеев проводил уроки военного мастерства в классе военной подготовки. Одержимый ядерной войной фанатик монгольского ига, американист, бандеровец и петлюровец Ессеев жил идеей установления на территории пацифистского и мирного СССР тоталитарного жовто-блакитного режима для покорения всего мира и насаждения усатой муштры и военщины во всех сферах общественной жизни. Военрук олицетворял наиболее реакционную накипь закарпатского нацистского селянства и выражал шкурные интересы гуцульской шароварщины, австро-угорской казармовщины и голожопого мазеповского козацтва. В неадекватности Бронислава Ивановича проявилась вся маргинальность тех невменяемых слоёв галичанского сброда, которые на войне вместе с фрицами стреляли в спины наших социалистических дедушек и зловещий реванш которых когда-то предугадал наш вещий правитель Леонид Ильич Брежнем в своём "Великом наследии".
  Неуёмная дьявольская энергия Ессева, даже не шило, а трызуб в заднице, бесконечная мозговая и безмозглая возня не давали покоя приличным людям и всему обществу в целом. Ради воплощения своих галлюцинаций и наваждений он даже основал политическую партию РУХ-Галичина, чья программа состояла из двух пунктов:
  1. Всех юношей отправить в армию, чтобы сделать из них настоящих мужчин;
  2. Всех девушек отправить в бордель, чтобы сделать из них настоящих женщин.
  Полковник Ессеев был махровой свиньёй оголтелого милитаризма.
  Стояло ясное погожее утро после ветреной и дождливой ночи. Мы тусовались в классе и ожидали начало уроков. Полковник опоздал на 15 минут и ввалился в класс пьяный, с бутылкой самогона в руке, мокрой мотнёй и оборванными портупеями. Опорожнив бутылку из горла, он пошёл, шатаясь, к нашим одноклассницам, не переставая отплёвываться, икать, матюгаться и ржать. Почесав себе в паху, этот скотина схватил за патлы одну из девушек и поволок её к плацу, где в ведре с песком развевался стяг нашей Родины. Швырнув беспомощную заплаканную школьницу на плац, полковник Ессеев с шаляпинским хохотом стащил с себя свои провонявшие порохом и динамитом штаны и скрипящими, деревянными клешнями принялся мять и тискать скромные сиськи ученицы, скорее всего намереваясь изнасиловать это невинное создание. Но едва охмелевший военрук пристроился на девочке, разорвал ей сарафан и полез себе в ширинку за этим делом, к нему скорым и ровным шагом подошёл наш друг Мельпоменус Джонс, дал с размаху крепкого поджопника и громко сказал: "Полковник! Вы - проходимец! Галичанская нечисть! Фашист! Убирайтесь до сэбэ в Западэнщину! Ишь, понаехали! Немедленно отпустите несчастную девушку, а не то я пожалуюсь самому товарищу Горбачёву!" Ярость, одурь, вожделение и обида искривили Ессееву харю. Рыча, он вскочил с оголённым срамом и вытаращенными очами.
  Сорок выстрелов прогремели как одна сплошная очередь. Истекая кровью, Мельпоменус Джонс рухнул возле алого знамени и погиб на месте. Полковник Ессеев судорожно вытер свой наган о шинель, уничтожая отпечатки пальцев, а потом вложил его в правую руку Мельпоменуса Джонса. Когда приехала полиция, Ессеев сухо бросил комиссару: "Бедняга покончил с собой от неразделённой любви". Даже не составив протокол, полицейские уехали, прозвенел звонок на переменку, и мы пошли перекурить. Труп Мельпоменуса Джонса школьный фельдшер отвёз на своём "пирожке" его родителям и никому не было дела до страшной трагедии.
  Мы со Сваном давно знали, что Мельпоменус Джонс был влюблён в ту девушку, которую чуть не испортил Бронислав Иванович, а она отвечала ему взаимностью. Виталик Погребнюк-Глэдстоун предложил в ближайший уикенд зайти к ней в гости на чай с сырной бабкой, чтоб утешить, успокоить и подарить ей смешную мягкую игрушку. Но на следующий день, в четверг, она не явилась на уроки. В школу пришла её почерневшая от горя мать, зашла в наш класс, раздала всем конфеты и, давясь от слёз, поведала, что девочка покончила с собой, сделав внутривенную инъекцию лошадиной дозы героина. Панихида состоится в одиннадцать вечера...
  После уроком мы с друзьями поклялись на крови отомстить Ессеву за Мельпоменуса Джонса и его возлюбленную. Мы вознамерились стереть его с лица земли, едва только появятся возможности, и мы будем в безопасности.
  Шло время. Мы с отличием окончили гимназию, несмотря на чудовищные козни и сопротивление учителей. Деньги, благополучие, фарт, все блага мира сего бренного обрушились на нас как манна небесная. В 1997 году я женился на Джейн, купил роскошный особняк на побережье Тихого океана в двух шагах езды от Лос-Анджелеса и обзавёлся невиданным автопарком, вертолётом, самолётом и суперкомфортабельной яхтой "Принцесса Будур" за полмиллиарда долларов. Сван поселился рядом, обзаведясь немыслимо дорогой виллой на зависть всему миру. Жениться он не спешил, предпочитая беспорядочные случайные связи, которыми он, как любой перспективный юрист, обрастал безостановочно. Он часто организовывал вечеринки, светские тусовки, частные картинные галереи, поэтические вечера, литературные чтения, гламурные бдения, музыкальные собрания, приватные кинопремьеры и прочий джаз. Скуля, пресмыкаясь и заискивая, в дом Эриксона ломились и напрашивались все кумиры народные и боги голливудские без единого исключения. Особенно унижались в этом смысле Майкл Джексон, Саманта Фокс, Памела Андерсон, принцесса Диана и Томас Андерс. А Эдита Пьеха, так она даже бессовестно лгала в интервью Лари Кингу, будто все вечера проводит у Свана Эриксона и даже спит с его садовником Джеком. На самом же деле никто даже и не вздумал бы пригласить столь неосторожную в плане соблюдения не то что светского этикета, но и элементарнейших приличий особу в такое закрытое общество.
  И вот, в 1998 году нам удалось напасть на след Бронислава Ивановича Ессеева. Пошёл душок, что вероломный полковник на скопленные во времена советского застоя фантастические богатства открыл крупное охранное агентство, другими словами, стал рекетёрским бугром. Он контролировал секции по бодибилдингу в Одессе, а также нещадно обдирал всех предпринимателей города - от крупных банкиров, госчиновников и предпринимателей до мёрзнущих на улице старушек, торгующих семечками. Его давний подельник, учитель научного коммунизма Кац открыл подпольный заводик по производству утюгов и паяльников, которыми снабжал всех вымогателей СССР. Также Кац помог Брониславу Ивановичу наладить нелегальные поставки оружия в горячие точки планеты. Ясное дело, что корни этой банды тянулись к Циле. И мы вернулись в СССР, чтобы убить Ессеева и разворошить это осиное гнездо, лисью нору, волчье логово, медвежью берлогу, россомахину малину.
  Сван прозвонил Виталику Погребнюку-Глэдстоуну и тот страшно обрадовался возможности поквитаться с одним из своих давних обидчиков.
  По прилёту в Одессу мы арендовали в гостинице "Лондонская" несколько неприметных люксов и в тот же вечер приступили к операции.
  Полковник Ессеев жил на улице Садовой - названной так в честь изобретателя садизма маркиза де Сада. Он выбрал самый зачуханый дом во всём микрорайоне. Эту халупу ещё не разваляли только из снисхождения к сединам и слёзным мольбам престарелых ветеранов-инвалидов из тамошнего подвала, пенсии которых на оплату другого жилья не хватило бы никогда.
  Но это было не вполне здание. Могло показаться, что время и заброшенность превратили строение в причудливую землянку, увеличенную до трёх этажей. Тут не горел свет, не текла вода, а газ... а что такое газ? Данный адрес был выбран полковником не случайно - даже найди его Интерпол в такой дыре, никто из полицейских не рискнул бы переступить порог подобного холерного барака. Вместо охраны и забора с колючей путанкой тут зорко несли вахту крысы и микробы, блохи и сифилис, перегар и страх.
  Изнутри парадного входа стены поросли лишайником, гнидником и бледными поганками. Потолок был густо подпёрт гнилыми балками - как в катакомбах. Вместо стёкол окна обивались драным жёлтым целлофаном и вонючей старушечьей парусиной. Этот дом за свою историю неоднократно горел, судя по устойчивому запаху гари, чёрным дырам в чердаке и отсутствию крыши. На дворовом палисаднике не цвели тюльпаны или гибискус - вместо них тут возростал двухметровый культурный слой из пустых бутылок, клизм, окурков, презервативов, оглоданных костей, недожёванных чебуреков, рваных подтяжек, шорт, валентинок, телепрограмм, нотных тетрадок, сломанных зонтов, велосипедов, тромбонов, самокатов, самотыков, костылей, человеческих скелетов, старых диванов, роялей, панно, портретов Ильича, дыроколов, разбитых унитазов, сифонов, аквариумов и много чего ещё. Эта замечательная масса была накрепко сцементирована собачьим говном и человеческой блевотой.
  Мы включили фонарики. Мыши, ящерицы, жабы и кобры бросились врассыпную. Замелькали холодные тени. В глубинах жилища заухали филины. Взвыл одинокий волк. Осторожно, чтобы не ступить в глубокую мочу или вязкий кал, мы вошли в этот склеп. Лифт оказался взорванным много лет назад - вместо него в шахте зияла бездонная дыра, уходящая, скорее всего, в преисподнюю - мы кинули туда кирпич, но так и не дождались его стука. Идти наверх приходилось неимоверно медленно - жильцы сбрасывали бытовые и пищевые отходы прямо возле своих дверей. За годы тут скопились горы хлама, среди которого тянулся узенький свищ - пролез бы только один человек. Полчаса пришлось преодолевать один лишь этаж. Чу! Сверху раздался отвратительный скрежет отпираемой двери, гнусное бурчание, кто-то вышел и дверь захлопнулась. Торопливо мы протиснулись в зловонную нишу, сушилку, где потушили фонарики и включили ушной режим. По лестнице, вихляя использованными бёдрами, спускалась какая-то дама. Она прошла, не заметив нашего присутствия. Дама оказалась проституткою, одетой в нескромное платье из старых авосек, кульков и блёсток. На загорелой спине, среди следов от банок, подгнившей сливой пунцовел глубочайший шанкр. На левом плече гейши можно было различить татуировку в виде могилы с надписью "СВОБОДА ЗДЕСЬ". Ноги этого дитя порока, все в засосах, трофических язвах, синяках и густейшей растительности, были непритязательно обуты в чудовищные лапти-джунгли, которые из манильского троса плетут студенты-негры и продают потом на Привозе по три цента пара.
  Сомнений не было - ночная Клеопатра вышла из квартиры Ессева. Дело в том, что по нашим сведениям, у полковника на третьем этаже жил только один сосед - нищий студент консерватории Макс Шрайбер, который с утра до вечера пилил на своей скрипке и растягивал на целый месяц мизерную стипендию, покупая только сухари и ноты. Нельзя было и подумать, что такому скромному юноше было бы по средствам хоть раз пригласить домой проститутку.
  Значит он дома. Мы прозвонили. Изнутри стало слышно шлёпанье босых ног по паркету и недовольный капризный голос полковника: "Какую сволочь принесло в такую, сука, рань?! Травиата! Если это ты, курва, запомни, ты не дождёшься от меня ни цента!" И сразу началась длинная серия открывания сотен замков, засовов, щеколд, цепочек и шпингалетов. Последней была убрана швабра. Дверь широко распахнулась и в ней появился розовый купальный халат с вышитыми на нём золотыми райскими птицами. Из этого халата элегантно торчала волосатая рука, в которой расположилась чашечка горячего шоколада. В халате помещался полковник Советской Армии в отставке Бронислав Иванович Ессеев. От неожиданности он резко выгнулся котом, зашипел и случайно обварился шоколадом. Тогда Виталик прошёл вперёд и мощно ударил его ногой по яйцам. Полковник принялся орать нечеловеческим голосом и жутко матюгаться. Но очень скоро Ессеев взял себя в руки, упал на колени и стал истерически умолять о пощаде, креститься, вспоминая всех богов - от Кетцалькоатля до Будды Майтрейи. Он приплёл даже Хельсинскую декларацию, а потом обещал несметные богатства за свою жизнь.
  Но мы оставались непреклонны. Свен приказал ему заткнуться:
  - Вы должны вспомнить нашего друга Мельпоменуса Джонса, полковник.
  Только тут Бронислав Иванович окончательно понял, что пощады не предвидится и тогда попытался каким-то образом юркнуть под обувной шкаф. Мы не успели среагировать, а он уже вынырнул оттуда с огромной двустволкой в руке. Пока полковник целился, Свен ногой попытался выбить оружие, но промахнулся и попал ему в челюсть. Ружьё дуплетом пальнуло вверх и на голову негодяя рухнула огромная хрустальная люстра. Пользуясь удобным моментом, я выдрал ружьё и отбросил в сторону, чтоб полковник не успел его перезарядить. Тут уже сдали нервы у Погребнюка-Глэдстоуна:
  - Дайте его мне, парни! - заорал Виталик. - Я разорву его собственными зубами!
  Мы не возражали, лишь отошли в сторонку перекурить "Оскара".
  И Погребнюк-Глэдстоун дал волю своей мести. Первым делом он оторвал полковнику руку и выкинул под кровать. Ессеев ревел и дёргался.
  - Заткнись, разбойник! Мельпоменусу Джонсу тоже было больно!
  Потом, закрывая глаза от фонтана крови, Погребнюк-Глэдстоун зашёл к полковнику сбоку и оторвал ему ногу. Бронислав Иванович, не переставая кричать, сделал неудачную попытку схватить Виталика за длинный чуб, чтоб изменить ситуацию в свою пользу, но вовремя подбежал Свен и наступил полковнику ногой на окровавленную культю. От боли Ессеев почти залаял, а Погребнюк-Глэдстоун тотчас же оторвал ему последнюю ногу и бросил её на книжные полки. Со всех щелей и ран истекая бурой кровью, полковник совершал отчаянные попытки уползти, используя только одну оставшуюся руку. Негодяй подтягивался на ней и, скользя по крови, стремился свернуть в другой коридор. Его можно было понять - в укромном стенном шкафчике скрывался фальшивый мусоропровод, который вёл в тайный подземный ход. Это было реальное спасение - хитроумно выкопанный лаз тянулся до самой Бельгии, откуда, наняв первый попавшийся рыболовный сейнер, полковник мог бежать в Австралию. Тогда я вытащил свой магнум и, вспоминая преступления этого монстра, безжалостно выстрелил ему в голову. По всей квартире разлетелись глаза Ессеева, части лица, зубы, язык, кусочки черепа, мозги, но больше всего было крови. От дыма в хате ни черта не было видно, но оставаться далее уж не было резона, и мы поспешили наружу.
  Приняв решение не возвращаться в гостиницу, мы поехали в городок Мейзон-Вилледж (бывшее село Чабанка), там у меня была небольшая вилла.
  Тут можно было отдохнуть, наслаждаясь тишиной и покоем, а заодно выпить по бокалу красного вина на сон грядущий. Завтра полетим обратно в Америку.
  Это был первый враг, до которого мы дотянулись. А заодно и тот самый сигнал для Цили, после которого ей уже не спать спокойно.
  
  
  ГЛАВА 3,
  повествующая о подлой засаде, устроенной коварными врагами и о том, как нам удалось избежать страшной гибели
  
  Когда шум в одесской прессе по поводу странного убийства полковника Ессеева немного подутих, мы собрались вернуться, чтоб продолжить справедливое возмездие выродкам, искалечившим нам юные годы. Разумеется, врагом номер один оставалась Циля, прочие, её рабочие муравьи, занимали нас куда меньше, хотя мы и не собирались сбрасывать их со счетов, тем более что речь шла о мощной группировке, организованной подобно Триаде или Коза Ностре. От любого из них можно было ожидать всякую подлость, а мы знали, какой переполох в стенах Святой Софии произвела ликвидация Бронислава Ивановича Ессеева, цилиной правой руки. Бояться Цили не стоило, но опасаться следовало.
  По слухам, Циля происходила из Голландии. Там она жила с двумя неграми, приторговывая героином и тайскими малолетними проститутками. Вскоре математичка обрела самостоятельность - одного негра пристрелили конкуренты, другого - полицейские. Легко избавившись от такого черножопого криминала, Циля подмотала все их денежки и переехала в Одессу, четвёртый раз выйдя замуж за какого-то недалёкого и безымянного горшка, имевшего свою жилплощадь на улице Мережковского. От этого брака ей случайно досталась дочь Марианна. Едва Марианне стукнуло двенадцать, и она стала вызывать у пожилых мужчин дикую похоть, Циля принялась укладывать её в кровать солидным господам, бизнесменам и депутатам за крутой гонорар, не делая скидок даже для своих ближайших подельников - Ессеева и Домбровского. Когда Марианна подросла, она ухитрилась выскочить замуж за одного из своих постоянных клиентов - какого-то пронырливого городского чинушу среднего звена. Так она порвала денежную кабалу, навязанную мамашей и вышла на свой базар.
  Циля же не дремала. Она устроилась по фальшивым бумагам в Гимназию Святой Софии и свила там зловонное крысиное гнездо самых отвратительных человеческих пакостей. В этом ей помогали два наших подлых одноклассника - Матрусенко и Калачёв. Она ничего им не платила - они были на вольных хлебах, а возможность выполнять её сволочные задания вызывало у обоих беспричинную радость беременной дурочки.
  Алекс Матрусенко ещё с годовалого возраста приучил себя ходить на кладбище играть с хулиганьём в орлянку. Тогда же он пристрастился к пиву с мойвой и дрянному нюхательному табачку. Потом его испортили развратные тёлки. Когда же Матрусенко подрос и научился говорить, он устроился в какую-то сомнительную детективную контору по состряпыванию липовых алиби для неверных супругов, где проявились его многочисленные аморальные таланты. На досуге этот фрукт окручивал приличных замужних дам, потом шантажировал их и вымогал немалые бабки. Помнится, Матрусенко ещё в школе и в сторону моей супруги Джейн имел интерес и даже делал сеансы эксгибиционизма перед нашим домом. Бессовестный перверт, стоя на лужайке в плаще на голое тело, тряс во все стороны своим обрезанным пенисом и орал нечеловеческим голосом. Тогда я купил в охотничьем магазине вольфрамовый кастет за сотню долларов. Долго не заживавшая челюсть Матрусенко дала мне понять, что я не зря уплатил этих денег.
  Что касается второго типа, Алекса Калачёва, то это был мерзейший из всех обезьяньих глистов дальнего зажопья. Когда-то он служил в ВМС Австралии и мог сделать себе блестящую карьеру - выйти в отставку в чине адмирала второго ранга и остаток дней провести на ранчо, за стаканчиком виски выбалтывая досужим ротозеям-гостям свои придуманные морские сражения. Но злая судьба толкала его на кривые тропы. Калачёв был развратен и нагл. Переехав в Нью-Йорк, он устроился страховым агентом в магазин игрушек, где с помощью лёгких махинаций пополнял свои преступные карманы. Все монеты он спускал на проституток и просто распущенных прошмандовок. Ему было всё равно - косорылая или чёрная, старая или толстая, больная или живая. Он остервенело коллекционировал самые причудливые извращения и мерзости. Калачёв умудрялся болеть такими венерическими заболеваниями, которые ещё не знала медицинская наука. В магазине игрушек он перепаскудил весь женский персонал - от колченогой старухи-упаковщицы до пятилетней внучки кассира, которая раньше ни с кем, кроме своих сверстников, не развратничала. Но когда похотливый страховщик шпокнул юную прелестную секретаршу своего босса, сэра Элодиуса Прендергаста, его самого чуть не отдудонили накачанные гориллы из секьюрити, которых, надо заметить, задавила классическая корпоративная жаба. Алекс Калачёв вылетел с работы и стал прикладываться к бутылке. Вино и виски превратили его, бывшего мичмана "AUSTRALIAN NAVY", в совершенно бессовестного субъекта, пороки и страсть безжалостно отараканили человека. Какое-то время нетрезвый лузер перебивался брачными аферами, несколько раз выезжал по вызову к зажиточным ископаемым старухам, которые платили ему за то, о чём не догадался бы ни один сексопатолог. Но бывшему военно-морскому волку это всё было мелко. И тогда он вспомнил свою любимую учительницу и благодетельницу Цилю и сообразил, какое поле деятельности открывается для его нечистых манёвров. Правительство США с большим облегчением разрешает Калачёву выезд и даже оплачивает ему билет на белый теплоход до Одессы. Даже в пути этот сатир не мог угомониться и орогатил всю мужскую половину пассажиров. Мерзавец отодрал даже суровую коблу повариху, которая от радости забыла состряпать завтрак и тысяча пассажиров с сотней судового экипажа всухомятку жрали сникерсы, проклиная и матеря бесстыжего Калачёва.
  В Одессе Калачёв разыскал своего школьного кореша Матрусенко и тот повёл его к Циле домой, где они всю ночь распивали текилу и водку за такую полезную встречу. Так Алекс Калачёв добавил собственной вони в этот жуткий притон, а Циля тому и радовалась - предстоящая борьба требовала новых штыков в её дивизии.
  Мы со Свеном, вернувшись в Одессу, как обычно отправились к нашему другу Виталику Погребнюку-Глэдстоуну. Он со своей женой Светланой и двумя сыновьями - Дэнисом и Атанасиусом проживал на Соборной площади в Доме Попудова, на который он заработал компьютерным бизнесом.
  На город страшно было смотреть - все старые классические дома посносили, выстроив ровные ряды "коробок" и "свечек". Дерибасовскую улицу переименовали в Новый Хрещатик, а горсад срубили и воздвигли там монументы памяти загиблым бандеровцам, петлюровцам и оуновским палачам. Там стояло тройное ментовское оцепление, охранявшее закон и порядок, но всё равно на дорогой монумент из белого мрамора, гранитной крошки и сусального золота круглые сутки ссали и срали бомжи и ханыги. Общественные уборные так в Одессе и не построили, а в платных драли немыслимые суммы. Конфетный магазин "Золотой ключик" переименовали в "Проказница Мальвина", теперь тут открыли секс-шоп для садо-мазо-шизо-гомо-педо-публики. Отсюда тянулась аж до Черёмушек мавзолеевская очередь слащавых щедрых дедов и их дошкольных фавориток. Кафе-мороженое "Снежинка" девчонки и мальчишки, а также их родители теперь обходили чуть не через Красный переулок - здесь предприимчивые дядьки устроили винную попоечную, мордобоечную и поножовочную. Центр города, в целом, теперь стал точной копией бандитских задворок сомалийской провинции. Ничего не изменилось с тех пор, как возмущённые бездействием и взяточничеством властей горожане, не дожидаясь никчёмной судебной тягомотины, выволокли за шиворот и линчевали прямо на Думской площади одесского мэра Симоненко.
  Даже булыжник с мостовых повыворотили и продали дачникам, а насыпали просто щебёнку. Переходя на другую сторону, возле "Уточ-синема" Свен показал пальцем на цветочную клумбу. Я посмотрел туда и... Невероятно! Возле клумбы ползал оборванный нищий с красным дед-морозовским носом. Он ковырялся в грязюке, собирая бычки, внимательно их осматривая и обнюхивая, чтоб по ошибке не закурить собачью каку. Порою, он рычал, чтоб как следует прохаркаться. Мешки из-под глаз едва по земле не волочились. Очень похожий на копчёного кальмара, иногда голодранец доставал из кармана вместительную серебряную флягу и отхлёбывал оттуда какой-то популярный в люмпен-пролетарских кругах стеклоочиститель. Потом этот чёрт перевалился на жопу, высморкнулся себе в шапку и закурил окурок. Свен опять вопросительно посмотрел на меня. И тут я узнал бомжа. И сразу же обрадовался, что, в свою очередь, он не узнал нас, потому что с великим интересом смотрел только на собственные слюни, змеившиеся из уголков рта куда-то за шиворот. Это был наш бывший одноклассник Элис Шут-Тилло. Как же изговняли его беспокойные годы. Прежде, всегда галантный сноб, он ходил в школу исключительно в смокинге, с неизменным платиновым перстнем на пальце, а курил только дорогие гаванские сигары. Многие из школьных красавиц страстно желали провести с ним ночь, а он позволял себе каприз не всегда соглашаться на свидание. Теперь, пьяный и босый, он сидел в грязной жиже, курил какой-то сифилис, и время от времени порывался спеть невнятную пошлятину. Рядом с клумбой я заметил сложенную в коробку шарманку и там же клетку с попугаем и тощей мартышкой. Теперь ясно, каким промыслом Элис выкручивал себе на полкило самогона. Он с раннего утра вертел старую шарманку, звери плясали, а глупые горожане бросали монеты в его коробочку, на которой чёрным маркером было намалёвано: "Атстал ат поизда. Украли все дакументи. Паможите люди добрие!"
  - Какой прохвост,- покачал головой Свен.- Дурит людей.
  - Ну его. Хреново выглядит. Пойдём, Виталик ждёт.
  - Да, уже почти пришли.
  Но не успели мы пройти и половины квартала, как из-за угла Дома Книги раздались выстрелы и грохот. Это не была привычная для города бандитская разборка - пули просвистели возле самых ушей наших. Не сговариваясь, мы опрокинули тяжёлую барную стойку и, достав пушки, принялись обороняться. Пальба по нам велась почти непрерывно - как будто их была там рота. Судя по всему, стрелявшие засели в окопе, который когда-то вырыли, а потом забросили работники теплотрасс, поэтому нелегко было до них добраться. Людишки побросали кошолки и авоськи, разбегаясь, кто куда. Даже пьяный Шут-Тилло уполз в какие-то подвалы. Менты благоразумно отсиживались в горсаду, чтоб не получить лишнюю пулю в одно место.
  - Попал! - объявил Свен, прицельно выстрелив в сторону бруствера.
  Но радость была преждевременной - противник использовал обманный приём, высунув на палке шапку-ушанку, по которой пальнул Свен.
  - Надо что-то делать,- решил я. - Они не успокоятся. Может, отступим назад, через горсад. Возьмём Виталика в подмогу и надерём задницу этим парням.
  - Вряд ли,- засомневался друг.- Они могут обойти по Преображенской и устроить другую засаду. Задавим их прямо сейчас.
  Я согласился. Но ситуация оставалась неразрешимой. Мне пришла в голову гениальная идея. Сразу за нами стояло несколько любопытных студентов, жадных до серьёзного зрелища.
  - Эй, рыжий,- позвал я одного из них.- Стрелять умеешь?
  Рыжий дуралей пожал плечами и кивнул, что он в кино видел.
  - Дуй сюда, пацан! Бери мой пистолет и просто пали в воздух. Пускай думают, что мы тут. И не бзди, пацан! Твоя мочалка будет тобой гордиться, герой! Вернёмся - дадим тебе на пиво!
  Свен перезарядил свой кольт, а я приготовил гранату. Мы незаметно вышли из своего укрытия, а трусливый студент принялся лихорадочно стрелять куда попало. В ответ ему из окопа грянула настоящая канонада.
  С двух сторон мы со Свеном обошли оба квартала и встретились как раз за окопом, где засели неизвестные враги. Осмотрелись. Их было двое. Хорошо подготовились выродки! У них в окопе был установлен пулемёт "Максим", миномёт и противотанковая пушка. За орудиями сидела баба. Бородатый одышливый мужик, спотыкаясь и суетясь, подносил боеприпасы. Вся эта артиллерия строчила по тому месту, откуда вышли мы. Студент не облажался - в ответ раздавались пистолетные выстрелы в воздух.
  - Шевелись! - орала баба помощнику.- Ещё снаряды! Ещё!
  Свен выстрелил и попал бородатому в спину. Тот глухо вскрикнул и повалился, уронив ящик со снарядами.
  - Растяпа! Калека! - гавкала женщина, не поняв, что дружок её ранен.
  Тогда Свен стрельнул ей в голову. Бабу отбросило от орудия, но она стала шарить руками, чтоб поднять лежащую в окопе снайперскую винтовку. И я бросил в неё свою гранату. Раздался взрыв и вскоре всё было кончено. Только продолжали слышаться одиночные выстрелы с той стороны улицы.
  - Эй, недоношенный! - гаркнул я рыжему.- Хорош палить! Дело сделано!
  Когда рассеялась пыль, мы слезли в окоп, чтоб посмотреть, кто же устроил эту кровавую баню. И удивлению нашему не было предела - мы узнали этих трупов. Пулемётчицей была отнюдь не Анка, а наша бывшая учительница по основам половой жизни Анжелика Николаевна Козловская. Подавал снаряды ей учитель физики Мелентий Андронович Цурюк. Вот те раз! Они все заодно с Цилей, и, что следовало ожидать, насторожились после уничтожения Ессева.
  Как и обещали, мы наградили рыжего студента за огневое прикрытие, вручив ему десять долларов:
  - Промочи глотку, Клинт Иствуд! Ты держался молодцом. Угости своих корешей.
  Довольный студент чрезмерно загордился и показал десятку своим восхищённым сокурсникам.
  Несмотря на поздний час, Погребнюк-Глэдстоун не спал - в его кабинете горел свет. Нам открыл привратник Том, и мы поднялись навстречу вышедшему из кабинета Виталику.
  - Идемте в гостиную - там растопленный камин. Я припас бутылочку аргентинского розового, Алехандро.
  - Спасибо, Виталя. Это вполне к месту.
  Рассевшись на диваны, мы рассказали о перестрелке. Погребнюк-Глэдстоун внимательно слушал и хмурился. Потом застрочил трубку и подкурил.
  - Вот так, по приезду и напали? Ничего до этого не показалось вам странным?
  - Да нет, не успели никого встретить. Разве что Элиса Шут-Тилло по дороге. Он теперь шарманщик-бомж. Ты видел, во что он превратился?
  - Как ты сказал? Шут-Тилло? Вы его видели? Теперь мне всё ясно. Друзья, это не вы его видели, а он видел вас!
  - Как?
  - Элис Шут-Тилло работает на Цилю. Вы того не знали, я сам узнал только накануне. Он не бомж, это был камуфляж. А внутри якобы шарманки спрятан радиопередатчик. Он вас засёк и тут же сообщил Циле, которая тотчас организовала засаду.
  - Шустро же она сработала!
  - Вот то-то и оно. Фурия зорко следит за вами, как только вы оказываетесь в Одессе.
  - Подонок Шут-Тилло должен сдохнуть,- негромко, но уверенно процедил Сван.
  - Согласен,- кивнул Виталик, поправляя кочергой дрова в камине.- Но не сейчас же. Мы ненароком спугнём Цилю.
  Я согласился:
  - Точно. Шут-Тилло мы всегда успеем кокнуть. Но наша главная цель - Циля. Виталик, нам понадобится оружие.
  - Не проблема, Хуарес. У нас есть оружие. Очень много оружия.
  Столь подлая засада на Дерибасовской, устроенная Цилей, окончательно утвердило нас во мнении, что мы правильно поступили, ступив на путь мщения. И мы не свернём с него, пока не свернём шею этой многоголовой гидре. Ибо с нами - Высшие Силы. И с нами правда.
  
  
  ГЛАВА 4
  о том, почему так страшно посещать уроки математики
  
  Как я уже говорил, Циля Икс преподавала в нашей гимназии арифметику и алгебру. При этом она совершенно не знала не только таблицу умножения, но вообще даже считать в столбик не соображала. Счёт Циля могла вести исключительно при помощи пальцев и своих старинных чёток из чёрного жемчуга. В нашем, 10-А классе, на уроках она заставляла мальчиков и девочек по очереди читать учебник математики. Причём совершенно бессистемно, целиком - от фамилии автора на передней обложке до цены книги на задней. Её кабинет мы с ребятами называли "Вольфшанце". Находился он ниже уровня подвала - вероятно, когда-то тут помещалось бомбоубежище. Это действительно был гибрид пекла, бункера и волчьего логова. Ниже этой глубины могли быть только карстовые пещеры. Двухметровой толщины клинкетная дверь кабинета математики легко выдерживала прямое попадание ядерного боезаряда. Из этой зловещей норы как из чёрной дыры не выходили звуки. Давление подземелья отзывалось в душе каждого школьника, попадающего на урок математики. И все ненавидели этот жуткий кабинет, так же как и тот страшный предмет, который в нём якобы преподавался.
  Циля собственноручно занималась дизайном своего застенка. Партами тут служили настоящие гробовые доски, оббитые чёрным крепом. Возле доски возвышался бутафорский склеп - на нём восседала зловещая учительница. Пол в классе никогда не подметался - просто Циля не знала, что такое уборка помещений. Повсюду среди крысиного кала, рваных шпаргалок, растоптанных авторучек, сломанных очков и кусочков мела залегали обширные горы лушпаек от семечек. Тут уж ничего не поделаешь - Циля исступлённо любила семечки и знала в них толк. Противоположная от доски стена была загромождена трухлявыми рундуками и антресолями - как сельдевые бочки, они были доверху набиты старыми солдатскими ушанками и военным камуфляжем, вывезенным Цилей во время эвакуации из Южного Вьетнама в составе американских отрядов. Считавшая страшным унижением пользоваться школьным туалетом, учительница математики устроила себе уборную прямо в классе, за ширмой возле умывальника. Она справляла нужду прямо во время урока, а туалетной бумагой ей служили оконные портьеры и собственная одежда.
  По кабинету табунами паслись огромные жирные крысы, они ничего и никого не боялись, они вели себя как полноправные хозяева территории. Когда серые бестии в считанные минуты сожрали случайно уснувшую на уроке Зоечку Бездосеву, Циля только сделала строгое замечание о недопустимости сна во время занятий. При этом личные вещи и школьный дневник погибшей девочки Циля предусмотрительно сожгла в умывальнике. Ни родители несчастной, ни директор школы, ни задумчивые работники следственных органов так никогда не докопались до загадки исчезновения Зоечки.
  Кабинет математики не украшали милые цветы в горшочках, ботаника была для Цили отвратительна. Вместо этого на полках скалились страшные человеческие черепа, обменянные на водку в ближайшем морге. На стенах гроздьями висели шнурочки с отрезанными у некоторых двоечников мизинцами и содранными у гулящих девочек скальпами.
  Обычно урок математики начинался так. Циля с профессорским десятиминутным опозданием заходила, не здоровалась, торопливо переплывало в своё кресло. Прямо на учительский стол она выкладывала пакетик кокаина и принималась лепить широкие дороги. Минут через пятнадцать, когда несколько доз белого порошка оказывались плотно утрамбованы в её мохнатый нос, Циля начинала урок. Горе было тому неудачнику, которого заставляли доказывать у доски теорему. У несчастного жестокая старуха в качестве доказательства требовала не формул и научных определений. Нет, школьник жрал землю и битое стекло, вскрывал себе вены или покрывал свои руки ожогами. Потом взбудораженная Циля намазывала свиным жиром целую буханку белого хлеба, а на пропитанный кокаином стол выкладывала из кармана шмат сырой говяжьей печени. На фоне монотонного бормотания математического текста раздавалось пронзительное чавканье, утробное рычание и длинные серии громких отрыжек. Мы все старались хорошо себя вести, не болтать с соседями по парте, не смотреть Циле в глаза и, спаси Господи, не пользоваться шпаргалками. Расшатанная жестокой жизнью и наркотиками нервная система учительницы часто подвергалась жутким срывам, грозящим нарушителям дисциплины тяжкими увечьями. Так, двух девятиклассников учительница избила указкой до пожизненного паралича, ученице восьмого класса Циля перебила трахею железной линейкой, а выпускнику-медалисту Мише Собакину ни за что ни про что эта садистка высадила глаз подставкой для учебников. Горе и страдания ждали ту легкомысленную модницу, которая забыла умыться перед уроком алгебры! Не только макияж, но даже его следы приводили Цилю в неистовое бешенство, у неё выкатывались из орбит глаза, а рот обильно источал густую пену. Как-то в понедельник, на первый урок чуть не опоздала наша одноклассница Наташа Мезина. Девочка накануне гуляла на вечеринке до самого утра, отрывалась на всю катушку - танцевала и курила, бухала и закидывалась, сосала и трахалась. Опохмелиться и переодеться времени не было, она кинула в ротик пластинку жвачки, зашторила осоловевшие глазёнки чёрными очками и помчалась на высоких шпильках в школу. Кто с восторгом, а кто с ужасом разглядывал декольте, почти топлесс, юбку, больше похожую на брючный ремешок, тем более что трусы надеть Мезина после вечеринки не вспомнила, но главное - вызывающую дискотечную раскраску и задорный молодёжный ирокез лилового цвета. Циля такой внешний вид приняла как личное оскорбление. Не давая никому опомниться, эта росомаха набросилась на подгулявшую девчушку и вцепилась ей в горлышко. Мезина так закричала, что все мы едва не оглохли. Лязгая острыми зубами, учительница в буквальном смысле слова съела школьнице лицо. Всё полностью, с ушами, носом, губами, щеками, глазами, с кожей, мясом и надкостницей. До самой кости! Вытерев со рта кровь рукавом, Циля вывела Мезину к доске и показала классу:
  - Вот так я буду умывать ту биксу, которая наберётся наглости явиться на урок с косметикой на морде!
  В страшные минуты цилиных припадков, по классу летали пеналы и портфели, стулья и вешалки, черепа и тумбы. При этом учительница истошно орала самым подзаборным матом. Ничего подобного нельзя было увидеть даже в голливудском ужастике. Мы прошли такую школу жизни, которая не снилась даже узникам ГУЛАГа.
  Но тогда, юными школьниками мы ещё не знали, как нелегко будет добраться до Цили, сколько её коварных агентов встанет на нашем пути. Но справедливость, а с ней и возмездия станут для нас путеводной звездой, и единожды поклявшись довести дело до конца, мы уж не уступим.
  
  
  ГЛАВА 5
  о том, как учителя провели всеобщую мобилизацию панков городских трущоб Сан-Педро
  
  Среди особо опасных помощников Цили, которые напрямую нам угрожали, кроме уже убитого Ессеева, числился учитель труда и географии Александр Иванович Домбровский. При Циле он состоял кем-то вроде её торгового представителя в Европе. По последним данным Домбровский засел в Севилье и оттуда руководил грязным бизнесом. Не ограничиваясь контрабандой колумбийского кокаина, учитель труда заодно приторговывал южно-африканскими алмазами, украинскими танками и румынскими девушками. Официальное положение этого человека было ничтожным, на деле Домбровский являлся теневым Рокфеллером. Мы прекрасно осознавали, что уничтожив его, мы перекроем колоссальные финансовые потоки, к которым Циля имеет неограниченный доступ. Но до продуманного географа не так-то просто было добраться - гад отчаянно соблюдал конспирацию, которой в своё время нахватался от полковника Ессеева.
  Но неожиданно в Лос-Анджелес позвонил наш бывший одноклассник Гора бен Борух, последнее время живший в Израиле и знавший многие секретные вещи. Он сообщил, что Домбровский со дня на день посетит США для заключения новой крупной сделки с мафиозными кланами. Бен Борух даже сказал, в каком мексиканском кафе будет пить кофе связное лицо, которое может натолкнуть на след географа.
  Кафе находилось в Сан-Педро, пригороде Лос-Анджелеса и называлось "Ихос де лас путас". Его держал старый мексиканец Начо Вилья и собирался в этом притоне весь пёстрый сброд маленького городка. На важное мероприятие отправились втроём - я, Свен и Погребнюк-Глэдстоун. Преодолевая брезгливость, мы заняли столик и заказали бутылку баканоры. Пришлось сменить свои европейские костюмы на обыденные в этом крае пончо, чтоб не вызвать подозрений у местного хулиганья. Разумеется, вонючая баканора была для вида. На самом деле мы украдкой пили ароматный старый бурбон. Постепенно "Ихос" стали наполнять завсегдатаи. Это были небритые и недовольные условиями труда и зарплатой рабочие. Они грязно ругали своих работодателей и прикладывались к выпивке. Это была не та публика, что нас интересовала.
  Уже после захода солнца, в кафе зашли два более-менее прилично одетых господина. Один из них являлся негром - мы определили это по его чёрному лицу и кучерявым волосам. Второй уселся спиной, и мы сперва его не могли разглядеть. Пришлось идти на хитрость. Мы подошли к сидящим и обступили их стол. Стало видно, что собеседник негра - лысый белый человек средних лет. Мы сразу узнали, что это Иван Матвеевич Гопаков - наш школьный завуч, психопат, мерзавец. Негр оказался фальшивым. Под его личиной скрывался тщательно загримированный учитель научного коммунизма Ибрагим Лазаревич Кац. Объявленный в международный розыск убийца нянечек не нашёл умнее способа укрыться от правосудия. Оба негодяя, хотя и с трудом, но узнали нас. Они решили не паниковать, напротив, Гопаков презрительно скривился и спросил:
  - Что вам угодно, господа? У нас приватная беседа.
  После этого мерзавец выпустил струю дыма от своей сигары прямо в лицо стоящему напротив Погребнюку-Глэдстоуну. Виталик не растерялся и затушил свою сигару об ушную раковину Ивана Матвеевича. Завуч взревел на всё кафе и оба педагога немедленно подскочили со своих стульев. Мы стали в защитную позицию и приняли боксёрские стойки.
  Несомненно, нам удалось бы одолеть обоих учителей, тем более что они явились на переговоры безоружными, тогда как мы имели при себе по "магнуму". Но внезапно ситуация стремительно изменилась. Словно по команде в кабак ворвалась толпа нетрезвых панков, которые ринулись на защиту негодяев. Их явно наняли за выпивку и марихуану. Пришлось отступать. Ибрагим Лазаревич что-то выкрикнул своему подельнику и вырвался на улицу, а проклятый завуч Гопаков продолжил натравливать на нас озверевших панков. Мы отбивались кулаками и бутылками, но приходилось отходить назад, где была лестница на второй этаж. Когда нас принялись теснить, пришлось достать оружие. На какое-то время толпа отхлынула. Нам удалось выбраться по лестнице наверх. Второй ярус отделял дубовый люк в потолке. Едва мы выбрались наверх, сразу его захлопнули и привалили старым нерабочим холодильником. Снизу, подстрекаемые выкриками полоумного завуча, бушевали панки. Было ясно, что рано или поздно они ворвутся сюда, и нам придётся ой как несладко.
  - Какие будут идеи?- спросил я, пересчитывая патроны.
  - Погоди, а отчего слинял Кац?- дёрнулся Свен.
  - Думаю, мужики, он помчался предупредить Домбровского.
  - Сдаётся, мы облажались,- грустно усмехнулся Погребнюк-Глэдстоун.
  - Ничего, Виталик,- махнул я рукой,- нам ещё повезло, что эти плохие парни слишком напились виски и накурились марихуаны. Их невменяемость - наша удача. Серьёзные ребята не дали бы нам ни секунды передышки.
  - Да,- кивнул Свен.- Думаю, всё дело в жадности Домбровского. Он нанял этих оборванцев за пять долларов.
  - Ненавижу панков,- злобно процедил Погребнюк-Глэдстоун.- Говорят, они калом в снежки играют.
  Шум и грохот внизу постепенно затихал. Как мы и рассчитывали, захмелевшие молодчики постепенно выходили из строя.
  - Есть идея,- обрадовано зашипел Свен.- Выберемся через слуховое окно на улицу и ударим с тыла!
  - Феноменально! Молодец!
  Благополучно спуститься с крыши нам помог найденный на чердаке рукав пожарного рожка. Присев на корточки, мы обошли кафе и осторожно заглянули в окошко.
  Ситуация оказалась крайне благополучной. Почти все панки, обдолбанные валялись где попало, а те, что не спали, тупо ползали из угла в угол, натыкаясь на стены и мебель. Задыхаясь от истерики, завуч Гопаков метался по помещению и пытался организовать их.
  - В атаку, сукины дети!- орал он на них.- А ну, живо в атаку! На абордаж! Вперёд, ленивые сволочи! Все наверх!
  Но он ничего не добился и, вооружившись пожарным топором, сам ринулся по лестнице. Собрав силы, подлец начал рубать люк на второй ярус. То, что произошло дальше, было уже ожидаемо. Ослабевший люк, не вынеся тяжести лежащего на нём холодильника, с громким треском обвалился вместе с ним прямо на голову озверевшему учителю. Тут и лестница не выдержала и с оглушительным лязгом и шумом вся комбинация, включая орущего от гнева и боли завуча, полетела вниз.
  Мы зашли внутрь. Барная стойка валялась во фрагментах. Разруха вокруг поражала воображение. По углам храпели одурманенные панки. А в центре всего бедлама из-под тяжёлого холодильника в большой луже кровавой юшки торчали ноги, руки и кишки раздавленного завуча Гопакова. От него осталась одна только мокрая лепёшка. Так судьба покарала ещё одного нашего злого врага.
  Но оставаться дольше в этом баре было опасно - наверняка Домбровский, уже предупреждённый Кацем, выслал в Сан-Педро усиленную банду своих головорезов. И мы помчались за угол, где оставили автомобиль. Многое нужно было обсудить по прибытию в Лос-Анджелес.
  
  
  ГЛАВА 6
  о том, как Мальцев убился насмерть
  
  Серж Мальцев родился в Одессе в 1973 году. Так подшутил Дьявол, что в 1990 году он тоже попал на учёбу в Гимназию Святой Софии. И благодаря своему хлипкому, обидчивому и беззащитному характеру, он немедленно попал на мушку злодеев-учителей, прежде всего Циле. Мальцев подвергался всевозможным унижениям, его третировали все. После уроков горемыку принуждали мыть кабинеты и туалеты все педагоги по очереди, от завуча до технички. Физику он стирал носки, Домбровскому штопал трусы, химичка брала его на базар таскать себе тяжёлые кошёлки с харчами. Несчастный молодой человек стал живой игрушкой для извергов от педагогики. Но Циле казалось мало подвергать Мальцева физическим пыткам, она принялась добивать мальчика морально. Она поклялась своей свекрухой оставить Сержа в школе на второй год.
  - За один день до выпускного бала тебя заметут в армию, червяк,- злорадно напоминала она ежедневно.- Понюхаешь пороху, постираешь дедам портянки, поймёшь, почём жизнь.
  И напуганный ребёнок, забившись в самый дальний угол школьной раздевалки, тихо плакал в полинялый прабабушкин платок. Одноклассники его избегали, с ним никто не дружил, чтоб не навлечь на себя неприятностей.
  Помня об угрозах Цили и смертельно боясь загреметь в армию, Мальцев успел всё же в последний момент улизнуть из цилиных лап. Ни я, ни Свен долгое время не знали, куда подевался этот затравленный зверёныш. Позже от Горы бен Боруха стало известно, что прихватив с собой только паспорт и одну смену белья, он помчался в порт и нанялся коком на пароход. Десять долгих лет Серж Мальцев бороздил пучины дальних морей, а скопив приличную сумму, сошёл на берег и открыл в Сан-Франциско маленький ресторанчик.
  Но Циля не привыкла выпускать дичь из клюва. С помощью своих вездесущих агентов, старая мамба нашла беднягу. Неизвестно, что и как, но некой ночью Серж Мальцев появился на крыше одного из небоскрёбов города. Он долго ходил по краю крыши, изредка поглядывая вниз. Потом отошёл в сторонку, выпил с горлышка бутылку калифорнийского вина и закурил. Пока курил, скоро начёркал в блокнотик пару предложений на русском языке. Потом парень поправил галстук, разбежался и бросился с крыши в пропасть. Внизу прогуливались поздние прохожие. На лету Мальцев громко кричал в их адрес:
  - Пошли вон! А ну, разбегайтесь! Пошли вон!
  Истошно крича, испуганные ночные зеваки успели отскочить от того места, куда спустя несколько мгновений шлёпнулся самоубийца. Кровь, мозги и внутренние органы Мальцева, с громким хлопком обдали половину квартала. Руки-ноги разлетелись в разные стороны. Раздавленная голова отделилась от трупа и сверкала из открытого рта развороченными зубами. Люди отряхивались от фрагментов тела, а кто-то особо сознательный вызвал полицию.
  Пройдёт не так много времени, и это странное самоубийство станет одним из важных звеньев в длинной цепи преступлений Цили. И за это она тоже должна ответить сполна.
  
  
  ГЛАВА 7
  о захватывающей дух средневековой битве на мечах и булавах в замке Мюрквид, где укрывалась дьявольская отравительница
  
  После позорной гибели завуча Гопакова мы собрались на моей вилле. Свен предложил, не дожидаясь выходок Домбровского, самим нагрянуть в его логово. Так у смертоносного учителя географии будет меньше шансов не только победить, но и удрать от заслуженного возмездия. Мы вооружились автоматами Калашникова, ручными гранатами и поехали на джипе. Вилла, которую снимал Домбровский, находилась в сорока милях к северу от Вилмингтона. Жали на всю. Учитывая, что Ибрагим Лазаревич, возможно, уже предупредил разбойника, это было не лишним. Мы примчались хоть и рано, но, увы, поздно. Вилла оказалась пуста. По беспорядку можно было заключить, что её обитатели собирались скоро и драпали быстро. На пыльном полу валялись рассыпанные чипсы, попкорн и недоеденный хот-дог. Постель пребывала в разобранном состоянии. На бельевой верёвке висел недавно постиранный рябчик. И больше никаких улик. Пришлось возвращаться несолоно хлебавши. Напоследок мы не поленились закидать мерзкое жилище гранатами и бутылками зажигательной смеси. Этот гадюшник сгорел дотла.
  Но и по возвращении отдыхать не пришлось. Решали, кто теперь возглавит наш список возмездия. Погребнюк-Глэдстоун просто выбросил игральные кости. Стало ясно, что час расплаты пришёл для нашей бывшей учительницы по химии Марии Павловны Банановой. В Одессу мы полетели на нашем личном самолёте по фальшивым паспортам, чтоб обезопасить себя от возможных ловушек Цили, которая давно купила на корню всю одесскую таможню.
  Химичка Мария Павловна Бананова вызывала страх и тревогу не только у своих друзей. Говорили, что сама Циля испытывает к ней определённую долю уважения. Эта коварная хищница, гордившаяся своей кличкой Мария Медичи, превратила кабинет химии в подпольную лабораторию по изготовлению ужасных ядов. В искусстве отравления эта женщина достигла такого совершенства, что её перестали пускать на учительские фуршеты - после них, как правило, кто-то умирал то от сердечной, то от почечной недостаточности. Она испытывала свои зелья даже на беззащитных детях, по ночам подмешивая химикаты в школьный компот. Ни одна лаборатория мира не была в силах обнаружить в трупах яд, старая гадюка почти жила в своей мастерской, одержимая изобретением всё новых и новых отравляющих пилюль.
  С помощью великой науки химии Мария Павловна волшебным образом избавилась от назойливой свекрухи, обзаведясь её легендарной жилплощадью на Ласточкина. Затем она стремительно овдовела и оставила себе на память о покойном супруге автомобиль "Ломборджини". Вскоре Бананова уже была круглой сиротой, а со всех городов и весей звонили ей адвокаты и приглашали приезжать принимать во владение ту или иную недвижимость от очередного покойника.
  Учителям платили смешные копейки. Мария Павловна взялась расширять свой химический бизнес. Клиентская база учительницы отличалась фантастическим разнообразием. За ядами к ней обращались одинаково часто проститутки-клофелинщицы, нетерпеливые наследники, мужья, жёны, зятья, невестки, чиновники, депутаты, а порой и министры. Несколько лет подряд фотография находчивой учительницы украшала обложку журнала "Форбс".
  К старости Бананову стала подтачивать мания преследования. Разумеется, тысячи тысяч отравленных мёртвых душ ей по ночам не снились. Милицейские обыски и дознания Марии Павловне тоже не угрожали. Тем не менее, женщина выбросила несколько миллионов долларов на возведение в Холодной балке замка Мюрквид с сорокаметровыми толстыми стенами, высокими башнями и широким рвом, в который она напустила акул и голодных крокодилов. По периметру своей крепости на башнях сидели снайперы из личного охранного агентства. В такой обстановке Бананова чувствовала себя в относительной безопасности. Причину такой подозрительности мы прекрасно знали - очень многие родственники погибших мечтали добраться до её глотки.
  Подходить к замку Марии Павловны мы стали под покровом тьмы, чтоб не быть обнаруженными на подступах часовыми со сторожевых башен. Огнестрельное оружие в этой операции решили не применять, чтоб не перебудить внутреннюю охрану крепости. Вместо этого вооружились тяжёлыми мечами. Подойдя ближе, мы различили над крепостными стенами лёгкий дым. Это дымилась расплавленная смола в огромных медных чанах - Бананова отлично подготовилась к возможной осаде. Переплыть ров не представлялось возможным. Ещё издали мы слышали, как в воде щёлкают зубами злющие голодные крокодилы. Да и результат переправы был бы сомнителен - мост через ров на ночь неизменно поднимался, а вся округа крепости просматривалась как на ладони. Поэтому мы разработали иной план. Предполагалось, что лёгкий бесшумный планер пронесёт нас над крепостью, а мы при помощи чёрных невидимых во тьме парашютов аккуратно приземлимся в самую середину замка. Разумеется, охрана не ожидала такого вторжения. Нас никто не заметил - все наблюдатели находились на стенах и башнях. Не ведя между собой переговоров, мы полезли чёрной лестницей прямо в покои жестокой отравительницы. На наше счастье все охранники спали в своей сторожке и вскоре мы оказались прямо перед дверью спальни Марии Павловны. Приготовив острые мечи, на счёт "три-четыре" я ударом ноги открыл дверь и втроём одновременно мы ворвались в зал.
  Но мы ожидали застать учительницу спящей, чтоб зарубить её без лишних хлопот. Мы просчитались. Мария Павловна не спала, но была готова принять бой. С головы до ног одетая в рыцарские доспехи, Бананова злорадно хохотала и размахивала двумя двухметровыми булавами с острыми шипами. Перемигнувшись, мы с трёх сторон обступили химичку и вступили с ней в нелёгкую битву. Воздух наполнился лязгом металла и свистом смертоносных дубин. Отравительница прекрасно владела своим исполинским оружием. Нам стоило большого труда сдерживать её натиск. Ловко орудуя мечами, мы демонстрировали чудеса фехтовального мастерства. В то же время ежесекундно приходилось уворачиваться от сокрушительных ударов негодяйки. Любая неосторожность могла стоить жизни. С лестницы донеслись звуки возни, топот, ругань. Это проснулись свирепые охранники.
  - Ко мне! Стража! На подмогу!- бешено завопила учительница своим подручным.
  В последний момент я успел отскочить к выходу, чтоб намертво запереть двери большим бронзовым канделябром. Сторожа колотили снаружи и требовали открыть. Мы стали стеной и начали оттеснять Марию Павловну от дверей, чтоб она не имела возможности пригласить на помощь группу поддержки. Бананова почувствовала, что проигрывает схватку, она отчаянно махала булавами и бранилась нечеловеческим матом. Едва уворачиваясь, мы теснее сжимали вокруг кровожадной убийцы смертельное кольцо. И нам удалась блестящая атака! Погребнюк-Глэдстоун сделал длинный выпад и разрубил учительнице коленную чашечку. Бананова взревела, на миг потеряв бдительность. Этого мига хватило, чтобы я отсёк ей левую кисть вместе с вертящейся как пропеллер булавой. Защита оказалась открытой, и тогда Свен молниеносно вонзил ей свой меч в сердце по самую рукоять. Клинок прошёл сквозь стальные латы как сквозь масло. Мария Павловна уронила вторую булаву, сняла с головы шлем и забрало. Она, страшно вращая в агонии вытаращенными глазами, глухо хрипела и плевалась кровью. Дверь трещала под ударами охранников. Мы не имели времени сесть и хотя бы отдышаться.
  - Голову!- крикнул Свен.- Рубим ей голову и скорей сматываемся!
  Оттяпав голову от туловища, мы положили её в заплечный мешок и покинули залу через окно. Пока охрана толклась на лестничных площадках, мы прокрались в глубокий погреб, где традиционно в крепостях хозяевами обустраивался подземный лаз на случай длительной военной осады. Такой подземный ход мы нашли очень скоро, он был достаточно комфортно обустроен, с высоким потолком и газовыми рожками на стенах для освещения. После нескольких часов лаз врезался в короткую катакомбу, из которой мы вышли к морскому берегу. Небо на востоке уже светлело.
  В нескольких метрах от тщательно замаскированного выхода из подземелья на песочном берегу уходил в море ветхий рыбацкий пирс. Не церемонясь, мы отвязали от него чью-то неказистую лодочку, прыгнули в неё и резво заработали вёслами. Примерно к полудню наше скромное судёнышко уткнулось в берег пляжа Аркадия.
  Поздравив друг друга с успешно проведённой операцией, мы пошли в ближайшее почтовое отделение. Отрубленную голову учителя Банановой мы упаковали в посылочный ящик и отправили по почте Циле. Ещё одной мразью стало меньше. Мир очищался.
  
  
  ГЛАВА 8
  о том, что творилось в логове врага и о появлении отрубленной головы
  
  В постоянно неубранной и заваленной хламом одесской резиденции Цили Икс проходил в это утро "педсовет". Хозяйка развалилась в кресле, закинув на письменный стол обутые в военные берцы ноги. По левую руку сидел на стуле и курил сигару завуч Виталий Иванович Бухалов, по правую - учитель физкультуры Роберт Самсонович Павловски. Напротив, на коленях восседали Калачёв, Матрусенко и Шут-Тилло. У ног Шут-Тилло лежала шарманка-радиопередатчик. Циля была, по обыкновению, рассержена.
  - Элис!- гаркнула она, показывая волосатым пальцем на Шут-Тилло.- Объясни всем нам, почему провалилась операция!
  - Их кто-то предупредил,- блеял трусливый агент.- Они оказались вооружены.
  - Мы потеряли двух первоклассных бойцов - Козловскую и Цурюка! Хуарес и Эриксон ушли! Ты, гнида, ещё смеешь оправдываться?
  - А давайте я ему морду набью,- злобно ухмыльнулся физкультурник.
  От страха у Шут-Тилло из штанов полезла тёплая глина.
  - Погоди, Роберт Самсонович,- отмахнулась Циля,- успеется. Этот провал стоил не только жизней, но и больших денег.
  - С ними было много союзников, Циля Моисеевна,- плакал и сморкался Шут-Тилло,- они были повсюду. Они окружили Козловскую. Стреляли с Дерибасовской, стреляли с Греческой площади. Огонь по окопу вёлся со множества точек. Первым погиб Цурюк.
  - А у тебя же была рация, недоносок!- стукнула Циля кулаком по столу.- Почему ты не вызвал подмогу, придурок?!
  - Как раз тогда в радиостанции села батарейка,- показал Шут-Тилло на свою шарманку.
  - Это не оправдание! Это детский лепет!- разошлась Циля.- Из строя выходят самые лучшие! Ессеев убит! Гопаков ликвидирован в Америке! Теперь из-за тебя пролилась кровь Козловской и Цурюка! За что я плачу таких бешеных денег?!
  Она, а вслед за нею физкультурник подскочили, бросились к Шут-Тилло и били его минут двадцать сапогами и подручными предметами. Доселе молчавший завуч Бухалов взял слово:
  - Мы слишком разобщены, Циля Моисеевна.
  - Что такое?- огрызнулась учитель.
  - Уничтожив Ессеева, они решили перебить нас поодиночке. Нам следует скоординировать свои действия.
  - Предлагайте, Виталий Иванович, я внимательно слушаю,- вытирая со лба пот, устало плюхнулась Циля в кресло.
  - Во-первых, всех необходимо предупредить, чтоб были начеку. Расставить посты, организовать слежку. Во-вторых, командировать учителя чистописания Шобанова в Америку для укрепления позиций нашей североатлантической базы, откуда уже неоднократно поступали тревожные сигналы.
  - Но американское бюро курирует профессиональный киллер Кац. Разве его мало?
  - Кац отозван в Европу в подмогу Домбровскому. Кац не может раздвоиться. А в Америке главное логово Эриксона и Хуареса. Шобанов будет совсем не лишний.
  - А почему Шобанов?- буркнул физрук. Шобанов - пьяница и лох. Он облажается.
  - Ну, тогда учитель чистописания Каломазов.
  - Каломазов?- переспросила Циля.- Не пойдёт. Он же одноглазый, не увидит, что под носом творится. В Америку делегируем учителя истории Волетова. Калачёв! С раннего утра бегом к Волетову и передай мой приказ. Понял?
  Калачёв закивал и поправил пыльную бескозырку на бритой голове.
  - Ещё один момент, Циля Моисеевна,- вспомнил Павловски.
  - Ну?
  - В четверг из Афганистана прибывает товар.
  - Я помню. Вы встретите на границе фургон.
  - Так вот, я прошу усилить охрану. Остерегаюсь покушения. Там всё-таки открытая местность. Прошу дать в сопровождение Саню Матрусенко и несколько негров поздоровее.
  - Я согласна. Вопрос не на один миллион долларов. Учитывая ситуацию, караван будет усилен. Матрусенко, слыхал? Пойдёшь на Нежинскую, наймёшь четырёх негров с баскетбольного кружка. Выдать им оружие. С завтрашнего утра поступаешь в распоряжение Роберта Самсоновича.
  - Так точно, Циля Моисеевна,- бодро отозвался подлец в краповом берете.
  Вечером перед операцией для поддержания тонуса Павловски планировал сходить в гей-клуб, повеселиться, потанцевать и уединиться с проституткой. Имея за плечами два года армии и шесть отсидок в исправительных колониях, Роберт Самсонович был напрочь лишён возможности получить интимный опыт с женщиной. Способность возбуждаться женским полом так и не развилась у этого субъекта. Потому физрук испытывал стойкое сексуальное влечение исключительно к педерастам.
  - Меня сейчас интересует конкретный вопрос,- решительно загундосила злопамятная Циля,- Я желаю знать, где сейчас Хуарес и Эриксон. Я категорически настаиваю. Они да, в Америке или они нет, не в Америке? Кто может ответить на этот вопрос?
  Отведя по сторонам глаза, присутствующие замолчали. Циля, заложив руки за спину, засеменила к избитому Шут-Тилло.
  - Эй ты, разведка. Какие у тебя сведения на этот счёт?
  - Затрудняюсь, Циля Моисеевна,- всхлипывал окровавленный шпик.- По данным аэропорта такие люди не пролетали. Через морвокзал таких не прибывало.
  - Чёрт тебя дери, Шут-Тилло! Не пролетало! Не прибывало! Только и слышу. А потом узнаю, что они у меня под боком устраивают разборки. Ты херовый работник, Шут-Тилло!
  Со своего места опять подскочил взбудораженный физрук:
  - Циля Моисеевна, разрешите, я изнасилую этого подонка!
  - Ещё успеешь, Роберт Самсонович. Я с ним хочу последний раз поговорить по-хорошему. Слушай, сюда, Шут-Тилло. Ты знаешь их обоих в лицо. Разошлёшь всем агентам наводки и ориентировки, пусть караулят на дорогах, станциях и всех вокзалах. Они могут приехать в Одессу по фальшивым паспортам.
  - Будет сделано.
  - Кстати, я знаю, у тебя есть сестричка?
  - Да, ей четыре годика.
  - Так заруби себе на носу - будешь работать плохо - я посажу тебя в подвал, где голодные жадные крысы съедят тебя вместе с костями. А твою мерзкую сестрёнку я продам цыганам на органы. Тебе всё ясно?
  - Да, Циля Моисеевна, я всё исполню. Не губите, Христа ради!
  Шут-Тилло подполз к Циле и тщательно вылизал языком её солдатские ботинки, не пропуская ни одного квадратного миллиметра.
  Завуч Бухалов неспеша прошёлся к окну, расстегнул ширинку и начал шумно ссать в угол комнаты.
  - Утром выпил галлона три баварского пивца,- пояснил Виталий Иванович.
  Тут позвонили во входную дверь. Павловски вытащил из кобуры пистолет и взвёл курок. Циля спрятала в рукав лимонку.
  - Калачёв, а ну, пойди, открой,- кивнула она головой.
  Калачёв на цыпочках прошёл в коридор и прильнул к дверному глазку.
  - Кто там?
  - Почтальон. Вам посылка.
  Щёлкнул английский замок. Зашёл курьер - щуплый пацан лет семнадцати. В руках он нёс коробку, оклеенную почтовыми марками. Калачёв деловито обыскал его карманы и провёл в комнату. Мальчик поставил ящик на письменный стол и, получив свои пятьдесят копеек, удалился. Циля достала из ножен острый черкесский кинжал и начала распаковывать посылку. Завуч Бухалов наконец выссался, струсил, застегнулся, вытер о портьеру мокрые пальцы и тоже подошёл к столу.
  Когда коробка была открыта, жёлтая цилина рожа густо покрылась чёрными пятнами. Циля стала похожа на старого бешеного леопарда. Внутри страшной посылки лежала отрубленная голова её закадычной подруги, учителя химии Марии Павловны Банановой. За время пересылки она подгнила, покрылась трупными плешами и жутко завонялась.
  Раздувая широкие ноздри прерывистым дыханьем, кривляясь злыми гримасами на искажённом от бессильной злобы лице, Циля сдавленным голосом выдохнула одну-единственную фразу:
  - Значит, они всё-таки в Одессе.
  
  
  ГЛАВА 9
  о чудовищном провале отца Ицхока
  
  После победы над химичкой мы отдыхали у Виталика Погребнюка-Глэдстоуна. Свою жену Светлану и обоих детишек Виталик на время отправил к тёще в Бельгию, чтоб избежать возможного покушения или похищения.
  Но даже во время отдыха мы не переставали разрабатывать наш многоступенчатый план справедливого возмездия. Строго следуя железной логике, мы рассудили, что Циля уже получила наш грозный мэсседж. Это означало, что она попытается прикрыть и усилить свои фланги. Домбровский в Америке уже наверняка предупреждён. У нас была идея брать языка - похитить одного из агентов Цили, например, Калачёва, Матрусенко. На худой конец, того же Шут-Тилло. Но скорее всего, Циля именно этого от нас и ждёт. Велика вероятность угодить в ловушку. Оставалось искать самое слабое звено в её мафиозной структуре. И такое звено нашлось.
  Учитель закона божьего отец Ицхок Семёнович Яичников в школе не был нашим прямым врагом - мы попросту прогуливали его глупые, невежественные уроки. Однако он являлся отъявленным негодяем. Вина его в многочисленных преступлениях была очевидной. Он варил и продавал самогон, распространял "колёса", брал взятки, мошенничал. По ночам этот пастырь устраивал всенощные богослужения, которые, по сути, были разнузданными сексуальными оргиями. Подобно прочим протестантским священникам Ицхок Семёнович имел непреодолимую тягу к совращению малолетних девочек. Этот проходимец подкладывал в вино для причастия психотропные пилюли, которые полностью блокировали волю юных школьниц. Чтобы защититься от возможных последствий мерзкий развратник запугивал или убивал своих жертв. Да и городским милицейским чинам Яичников регулярно совал в обе лапы, так что все заявления потерпевших от его похоти незамедлительно сливались в унитаз в его скромном присутствии.
  В настоящее время он напрямую не подчинялся Циле, но принимал живейшее участие в отмывании её криминально добытых денег. Отец Яичников ловко проводил через церковную кассу миллионы долларов, не платя ни цента налогов. Кровавые суммы оформлялись как дотации неимущим, как добровольные пожертвования, как бюджеты целевых проектов строительства культовых зданий, организации новых приходов. У пастора было множество хитроумных схем. В своё время его мерзкие афёры войдут во все учебники по криминалистике.
  Взвесив все за и против, мы приняли решение ликвидировать Ицхока Семёновича. С одной стороны, мы отомстим за поруганную честь многих искалеченных им школьниц. А с другой, перекроем Циле основную финансовую жилу, уничтожим её карманный банк. Тем более, Циле не придёт в голову, что мы замыслили шлёпнуть именно его. Такое решение было принято единодушно.
  Началась многодневная кропотливая слежка за священником. Прежде всего, выяснилось, что расписанная по минутам жизнь Ицхока Семёновича отличалась фанатическим однообразием. По нему можно было сверять эталонный хронометр. Мы досконально изучили график его режима. Жил Яичников на углу улиц Щепкина и Преображенской. День начинался с утренней спортивной пробежки. В любую погоду. Круглый год. Подлец любил и всячески холил своё здоровье, чтобы прожить не меньше ста сорока лет. Ровно в пять утра он покидал квартиру и переходил дорогу на переулок Маяковского, где в винном погребке "Нижний Деканат" выпивал двести грамм коньяку. Рядом, в подворотне сидела нищая старуха. Яичников давал ей двадцать копеек милостыни, а потом козьей тропой выворачивал на Ланжероновскую и спускался по ней к Таможенной площади. В Карантинной гавани Ицхок Семёнович брал напрокат спортивную байдарку и грёб морем на пляж Отрада. Тут, сойдя на берег, батюшка шёл пеши на знаменитую Трассу Здоровья. По ней он бегал.
  После такого моциона у Яичникова начинался, собственно, рабочий день. Богослужения, пресс-конференции, симпозиумы, деловые встречи, посещения психбольниц, тюрем и детских приютов. Таким образом, оздоровительное утро оказалось единственным временем дня, когда священник-оборотень был совершенно один и на него можно было напасть, не привлекая внимания прессы и широкой общественности.
  Мы скрупулёзно изучили топографическую карту города. Лучшего места для западни, чем Трасса Здоровья нельзя было и придумать. На склонах справа от беговой дорожки было решено вырыть ловушку, куда заманить пастора.
  Как принудить педантичного мерзавца свернуть с привычной беговой дорожки? Разумеется, с помощью идеальной в его случае приманки - женщины. Нам было хорошо известно, насколько нетребователен Яичников в плане женской внешности. Страшная чертовка или раскрасивая мисс мира, маленькая девочка или столетняя старуха - для священника решительно не было никакой разницы, он одинаково пылко возбуждался любой. Тем не менее, чтобы гарантировать стопроцентный успех, необходима была молодая, безумно красивая и сексуальная девушка. Для этой цели в газете "Вечерняя Одесса" было помещено объявление о кастинге. Требовалась девушка 18-23 лет, незамужняя, модельной внешности и роста, в хорошей физической и психической форме, артистическими способностями, высшим гуманитарным образованием и знанием английского языка. В арендованный офис, к нашему ужасу, навалила огромная толпа женского пола, включая крошечных тощих пигалиц и пожилых тёток с тремя подбородками. Когда Свен объявил, что интим не предполагается, толпа заметно поредела. В жюри присутствовали двое - я и Свен. Погребнюка-Глэдстоуна решили не привлекать, чтоб его ревнивая супруга не стала переживать по этому поводу. Конкурс продолжался несколько дней, в конце концов, мы выбрали подходящую кандидатуру. Кристина оказалась студенткой университета, мастером спорта по лёгкой атлетике, актрисой студенческого театра и феноменальной селекционной красавицей. Мы плотно зашторили окна и попросили девушку раздеться догола, чтобы произвести замеры груди, талии и бёдер. Удовлетворившись великолепными результатами, мы провели недолгое собеседование, чтобы ввести нашу очаровательную приманку в курс дела.
  - Кристинушка,- мягко начал я,- на самом деле мы не организаторы конкурса красоты. Мы тайные агенты засекреченной спецслужбы. Мы серьёзные, ответственные и конкретные парни. Дело в том, что на территорию нашей великой Родины проник особо опасный диверсант, и мы обязаны его найти и обезвредить. Мы приглашаем тебя принять участие в операции по его задержанию. Как ты на это смотришь?
  - Это опасно?- насторожилась красавица.
  - Совсем нет. Ты просто отвлечёшь шпиона, дальше в дело вступим мы. Ты ничем не рискуешь. Каких-то пятнадцать-двадцать минут твоего драгоценного времени.
  - Это очень неожиданно. Мне трудно решиться на такое.
  - По успешному окончанию операции, твой гонорар составит десять тысяч долларов США и туристическая путёвка в Италию,- уточнил Свен.
  - Я согласна,- решилась Кристина.- Что нужно делать?
  - Вот тебе фотокарточка врага, хорошенько запомни его. На всякий случай. Теперь смотри на карту. Вот по этой дороге рано утром он делает пробежку. Мы организуем так, что ты будешь бежать там же, метров на десять впереди него. Вот тут, где я показываю, увидишь акацию, на которой мелом нарисован крестик. Ты резко заворачиваешь за дерево и что есть силы бежишь вверх по склону. Внимательно смотри себе под ноги! Через несколько метров ты увидишь на пути большой мухомор. Сразу за ним располагается замаскированная листьями и ветками яма. Твоя задача - поднапрячься и перепрыгнуть её. Тебе не составит труда - два метра в длину. Вот и всё. Наверху склона в белом лимузине мы будем тебя ждать. Место и время операции мы сообщим тебе накануне, оставишь нам номер твоего домашнего телефона. Вопросы?
  - Всё ясно.
  - Тогда возьми, примерь вот это. Потом оставишь его себе в качестве сувенира.
  Свен протянул Кристине французский купальник, такой тонкий и открытый, что надетый на тело, он совершенно не был заметен. Девушка улыбнулась, слегка порозовела, но ничего не сказала, а положила наряд в ридикюль. Я пожал ей руку, поцеловал в губы и выдал двадцать рублей:
  - Вот, бери такси и езжай домой. Никуда не отлучайся, держись возле телефонного аппарата. Со дня на день мы перезвоним.
  - Наша спецслужба выражает тебе благодарность за согласие участвовать в столь ответственной операции,- официально попрощался с Кристиной Свен.
  Так был решён ключевой вопрос операции. На другой день мы взяли с собой Погребнюка-Глэдстоуна и поехали осмотреть место.
  За сотню долларов я нанял гробокопателей со Второго христианского кладбища, которые оперативно вырыли на выбранном склоне широкий колодец глубиной десять метров. Потом привлечённые строители облицевали объект изнутри дефицитной метлахской плиткой.
  Для того чтобы Яичников никогда не выбрался из нашей западни, колодец доверху заполнили царской водкой. Под покровом ночи подогнали к месту три цистерны с азотной, серной и соляной кислотой, которые по тайной договорённости за приличное вознаграждение отпустил нам директор химической фабрики. Их опорожнили в колодец. Для проверки в едкую жидкость Виталик бросил дохлую крысу. В одну секунду, сопровождаемая резким шипением, тушка испарилась. Дальше орудовали уже только мы трое. При свете фар нашего джипа над смертоносным отверстием расстелили и закрепили незаметными колышками целлофановую плёнку зелёного цвета. Поверх её очень бережно и осторожно разложили травинки и листики. Ловушка совершенно ничем не выделялась от всего окружающего ландшафта. Мы уже повернули уходить, когда в последний момент вспомнили установить перед колодцем условный знак - крупный яркий мухомор, чтоб наша милая сообщница видела, откуда ей прыгать. К четырём часам утра всё было готово. Мы поехали за Кристиной.
  Самое главное, мрачно шутил Погребнюк-Глэдстоун, чтоб в нашу роскошную ловушку случайно не угодил какой-нибудь нетрезвый бомж из тех, что распивают портвейн в тех местах. Иначе снова придётся битый час восстанавливать искусную маскировку.
  Но всё обошлось. Мы заехали в гаражи и сменили автомобиль. Шикарный лимузин подкатил прямо к воротам дома Кристины. Взволнованная девушка уже ждала нас на выходе. Она уже облачилась в сексуальный французский купальник и распустила пышные каскады светлых волос. Привыкшая к унылому виду улиц, на которых ничего, кроме однообразных советских автомобилей не появлялось, Кристина задохнулась от восторга, увидев элитный лимузин на полквартала. Она почувствовала себя голливудской кинозвездой, садясь в салон.
  Вернувшись на место операции, действовали слаженно и чётко. Виталика Погребнюка-Глэдстоуна с морским биноклем и радиостанцией высадили там, где начинается Трасса Здоровье. Он должен был сообщить, как только увидит Яичникова. Я с Кристиной остались на том месте, откуда она должна появиться. Свен притормозил на склоне и спрятался в кустах. Оттуда открывался отличный вид на замаскированную западню.
  Ждали мы недолго. Я беседовал с Кристиной и вскоре от её лёгкого волнения не осталось и следа. Девушка выглядела уверенной и спокойной. Вот запищала рация.
  - Приём. Хуарес Виталику.
  - Приём, приём. Виталя, я на связи.
  - Алекс, вижу его. Когда он завернёт, дам знать. Готовьтесь.
  - Понял. Жду сигнала.
  Секунды потянулись как часы.
  - Приём. Хуарес Виталику.
  - На связи.
  - Запускай Кристину. Запускай Кристину.
  - Тебя понял. Пускаю Кристину.
  С напутственным поцелуем я кивнул девушке. Вышло всё совершенно естественно, как мы и планировали. От легко бегущей по дорожке фактически обнажённой касавицы с распущенными волосами нельзя было отвести глаз. Вот из-за поворота показался пузатый старик Яичников. И тотчас заметил Кристину. Клянусь, я даже из своей засады услышал его сладострастный стон и увидел, как священник пустил из раскрывшегося от удивления рта слюни дикого вожделения. Пошлые драконьи глаза запылали, и он прибавил газу. Его скривленные дрожащие губы что-то бормотали - вероятно, священный развратник приглашал нашу прелесть в ресторан или на дискотеку. Кристина, слыша за собой одышку и топот, чётко держала дистанцию. Пригнувшись, я побежал к машине, где в кустарнике затаился Свен. Скоро поспел и Виталик.
  Кристина гениально обыграла свою роль. Добежав до указанной акации, она резко свернула и помчалась вверх. Нечего и говорить, что обезумевший от непреодолимой похоти старец в спортивном костюме "Динамо" ринулся за ней. Вот уже и ярко-алый в белый горошек роковой мухомор! Давай же, Кристина! Ты можешь! Ты умница! Моё сердце замерло. Казалось, всё происходит в замедленной съёмке. И она прыгнула! Сказать прыгнула - ничего не сказать. Безумно красивая девушка с точёной фигуркой, стройными ножками и восхитительной высокой грудью словно взмыла над пропастью. Подобно райской птице из волшебной сказки Кристина легко и непринуждённо перепорхнула гибельный омут. Не останавливаясь и не оглядываясь, красотка продолжила бег вверх по склону, где мы её с нетерпением ожидали, встревоженные и напряжённые.
  И вот кульминационный момент! Неуклюжий вспотевший Яичников сделал свои последние прыжки по склону и провалился. Как здорово он провалился! Он умудрился угодить в самый центр кислотного колодца! Никогда мне не забыть его страшного лица в тот момент. Не забыть и душераздирающего вопля, который разнёсся по всему черноморскому побережью. Его заживо пожирала самая крепкая кислотная смесь в мире. Когда перекошенная от адской боли и ужаса голова Ицхока Семёновича ещё была жива и до хрипоты орала, ноги пастора вместе с его преступными чреслами уже растворились в кислоте, сгорели, исчезли. Ещё миг и Яичников навеки погрузился в дымящую и бурлящую прорубь. На поверхности дьявольской смеси осталось только чёрно-бурое облако дыма, но и оно вскоре развеялось.
  Наконец Кристина поднялась к нам, на самый верх земляного склона. Как особенно обворожительна была она в этот незабываемый момент! Мы бросились её обнимать. На лице девушки расцвела победная улыбка, её милые щёчки пылали от восторга.
  - Ну что? Как я?- спрашивала она нас, счастливая и воздушная.
  - Ты была прекрасна! Виртуозна! Ты чудо! Богиня! Волшебство!- наперебой хвалили мы, осыпая Кристину поцелуями.
  Покинув на лимузине лобное место, мы пригласили девушку в гости к Погребнюку-Глэдстоуну отметить наш триумф, в котором была её неоценимая заслуга. Весь вечер мы пили изумительное французское шампанское. Кристина получила свой обещанный гонорар, который мы дружно решили удвоить. Чтоб её мама не волновалась, в десять часов я вызвал для неё такси до дома. Это был по-настоящему чудесный день. Добро победило зло. Мы искренне ликовали.
  Уже на следующий день с утра мы донесли по телефону в налоговую инспекцию обо всех известных финансовых махинациях святого отца Яичникова. Надо ли добавлять, что в считанные часы из арестованной квартиры Ицхока Семёновича были конфискованы все документы и выворочены массивные сейфы с наличностью и драгоценными металлами в слитках и изделиях. Благодаря нам многие крупные милицейские фигуры получили ордена, медали, почётные грамоты и лычки на погоны.
  Так филигранно мы отсекли от зловещей Цили мощный финансовый насос. Мы ещё не одержали полной победы в эпохальном сражении, но вне всяких сомнений, это нелёгкое сражение мы выиграли.
  
  
  ГЛАВА 10
  о некоторых мистических тайнах авиарейса ?666
  
  О том, что Циля планирует натравить на нас историка Руслана Валерьевича Волетова, мы узнали совершенно случайно. Этот учитель отличался умом и сообразительностью, он был не ровня кровавому мяснику Домбровскому. Здесь нам следовало принять превентивные меры - Волетов реально мог доставить нам массу неприятностей. С ним имел свои счёты один из наших школьных товарищей, парень с параллельного класса Мэтью Рогачёв. Рогачёв несколько лет следил за Волетовым, но расправиться с ним не имел возможности, так как являлся убеждённым пацифистом, альтруистом и даже вегетарианцем. Нерешительность и хипповский характер связывали его по рукам и ногам. Сюда следовало добавить и хроническое безденежье, благодаря которому он позволял трахать себя в рот и даже в задницу заезжим голубым педерастам за три доллара палка. И он был вынужден попросить нас, чтоб мы убили Руслана Валерьевича, тут наши интересы, к счастью, совпали. Рогачёв в телефонном разговоре сообщил о цилином замысле. Он даже сообщил номер рейса и время отлёта лайнера в Америку. Мы уточнили у знакомой диспетчерши в аэропорту, такая информация подтвердилась.
  Шобанов прославился в школе тем, что занимался чёрным риэлторством. Просматривая личные дела учеников, он выбирал тех, кто жил в перспективных квартирах престижных адресов. Потом начинались ежевечерние визиты под предлогами "обсудить успеваемость", "помочь в учёбе", "подтянуть по предмету" и даже "подготовить к поступлению в ВУЗ". Обаятельный, "свой в доску мужик" Руслан Валерьевич быстро втирался в доверие к родителям школьника и постепенно они даже не садились ужинать без смекалистого историка. Дальше Волетов, гениальный психолог и прирождённый мошенник, подвергал семью тонкой и сложной промывке мозгов. Он сулил золотые горы, надо лишь переписать на него жилплощадь. В результате такой работы люди оставались и без квартиры и без денег. А некоторые были ещё и рады этому. Оставшихся без жилья лопухов историк сплавлял в дурдомы, приюты, вонючие общаги, а то и просто на улицу в чём мать родила. Целая армия учеников этого мерзавца и их родителей ночевала на вокзалах, в парках, на лестничных клетках. Документов и прямых доказательств ни у кого не было и заявления в органы правопорядка судьи дружно рвали на куски и швыряли потерпевшим в морду. Более оборотистого ловкача и воротилу без единого морального принципа нельзя было сыскать ни в церкви, ни в поликлинике. У него был козырь на любую карту. Жена Волетова и тесть были крупнейшими адвокатами, тёща заведовала ЖЭКом, сын работал государственным нотариусом, дочь - прокурором области, а оба племянника служили на высоких должностях в милиции. Нигде ещё не погорел хитрый учитель, ему всё сходило с рук. Было немало случаев, когда злодей не брезгал и вульгарным убийством, когда жертва по какой-то причине оказывалась несговорчивой и историк не желал долго ждать и трепать себе нервы. Так произошло, собственно с Рогачёвым. Волетов почти целую четверть окучивал его дедушку, ветерана двух мировых войн. Старик, вопреки первому впечатлению, из ума ещё не выжил, здорово соображал и наотрез отказался расставаться с пятикомнатной двухуровневой квартирой в дворянском особняке прошлого века. На него не действовали трюки Волетова, а к употреблению алкоголя боец был совершенно безразличен. Тогда алчный педагог лично задушил дедушку Рогачёва подушкой в его же собственной кровати, документы подделал, а самого перепуганного Мэтью он вывез на автомобиле за посёлок Котовского в глухую погорелую цыганскую деревушку Палермо. Когда-то там обитали торговцы наркотой, но люди, в одну ночь подожгли село, а барыг повыгоняли к чёртовой матери из города. В это Палермо, в полуразваленную халупу с дырявым потолком и прогнившим полом Леонид Львович вывез мальчика и пригрозил тоже его придушить, если он вздумает жаловаться. И непутёвый Мэтью Рогачёв стал "жить поживать, говнецо жевать" на самых задворках города, в таком кизяке, куда бомжи не ходят. Промышлял сбором на пепелище айвы. Рвал её с одиноких заброшенных деревьев, а по субботам нёс продавать на базар.
  По окончанию школы Рогачёв подался на заработки во Францию, где его наняли на уборку клубники. Потом его следы терялись. Ходил слух, что Мэтью сошёлся с какой-то небогатой евреечкой в возрасте, съехал с ней жить в Германию, в дом её прежнего мужа, с которым женщина состояла в разводе. И вот внезапно этот горемыка вынырнул из небытия, да ещё и с таким неожиданным подарком. Не медля, мы бросились на перехват мерзавца Волетова. План мы выбрали сложноватый, но зато безошибочный. Подразумевалось заминировать самолёт, чтоб успех операции был гарантирован. Но пронести на борт лайнера взрывчатку нужно было нестандартным способом. Тут не обойдёшься одной Кристиной, как в случае с Яичниковым. И в этом случае нас выручила женщина. Наша обаятельная одноклассница Ира Фёдорова работала хирургом в больнице транспортников, где проходили медосмотр лётчики международных авиалиний. Она, обсудив с нами сложившуюся ситуацию, посоветовала подстроить так, чтобы командира экипажа положили на операцию. Девушка бралась даже сделать фальшивый анализ того, что у лётчика рак, и его нужно резать. А во время операции она могла с лёгкостью нафаршировать внутрь человека сколько угодно взрывчатки и прикрепить заведённое часовое устройство без его ведома. Для опытного хирурга это было не сложнее, чем шпиговать свинью чесноком. Командир будет использован как ходячая бомба, вслепую.
  - Мне не составит труда даже вывести ему бикфордов шнур наружу через анус, было бы кому поджечь,- с гордостью хвалилась Ирина своим мастерством.
  И наша верная боевая подруга не подвела. Она действительно подменила рентгеновские снимки лётчику по фамилии Бахчеев. По ним было видно, что человек битком набит опухолями. Мужественный авиатор немедленно согласился на операцию. Остальное было делом техники.
  У знакомых мусульманских террористов мы купили целый пуд гексогена, чтобы у самолёта не было ни единого шанса выжить. Кроме Ирины в операционной была только одна старенькая нянечка, которая подавала ножи и пилы, а также меняла кровавые салфетки и поливала Бахчеева зелёнкой. Сказывался дефицит кадров, ведь хирургам платили унизительные зарплаты и очень многие специалисты поуезжали в Америку, чтобы жить и трудиться в человеческих условиях. Нам это было на руку. Кроме того, Ира представила меня главному врачу, как родственника лётчика, что давало мне право присутствовать при операции. И когда мнимого больного повезли в медсестринскую комнату на клизму, я уже в белом больничном халате и шапочке проскочил в операционную с полным рюкзачком взрывчатки.
  Этот Бахчеев был упитанным мужчиной, места для начинки хватало с лихвой. Нянечка оказалась глухой и в половину слепой, что тоже было как нельзя кстати. Кроме того, старушку уже заметно атаковал глубочайший маразм, поэтому наши манипуляции с телом лётчика не вызывали у неё подозрений. Как пошёл наркоз, Ирина взяла острый скальпель и раззявила толстый живот лётчика. Очень скоро она подозвала меня, чтоб приступить к закладке взрывного устройства. Среди внутренностей Фёдорова показала подходящую полость, и я приступил к сборке. Аккуратно установив детонаторы в гексогеновые колбы, я немного повозился с часовым механизмом. Им стал старый, но очень надёжный советский будильник. Ирина с большой предосторожностью заложила бомбу внутрь Бахчеева и скрыла её в лабиринте кишок. Когда всё было готово, подруга наскоро зашила живот пациента широкими стежками и улыбнулась: готово.
  Вылет самолёта был на следующую ночь, поэтому Бахчеева выписали в тот же вечер. Номер рейса, по иронии судьбы оказался "дьявольским" - 666. Мы наблюдали, как командир вёл по аэропорту свой экипаж на взлётную полосу. Он ещё не отошёл от наркоза, еле брёл, шатался и спотыкался, заговаривался и почти спал на ходу. Две миленькие стюардессы, надрываясь, вели его под руки. В баре Бахчеев принял грамм триста виски и чашку чифиря, но и это мало его взбодрило. Позади процессии пилот с бортмехаником курили и подначивали своего командира скабрезными шутками.
  Мы прильнули к стеклу, наблюдая, как экипаж машины боевой поднимается по трапу на борт. Последние пассажиры уже заканчивали проходить регистрацию и идти на посадку. Среди этих пассажиров мы с радостью обнаружили Руслана Валерьевича Волетова.
  Дождавшись, когда крылатая махина поедет по взлётной и взмоет в небо, мы спокойно отправились домой. Уже под утро радиостанция "Голос Америки" передал срочное сообщение о гибели ночью над Атлантикой лайнера. Диктор уточнил, что не выжил никто. Позже по советскому телевидению выступил печально известный специалист по заговорам Лёня Радзиховский и попытался выдвинуть версию подстроенной катастрофы. Так как в самолёте по совпадению летел один важный государственный чиновник, то знаменитый бородатый орангутанг сделал "сенсационное" заявление, что "в стране полным ходом идёт передел сфер влияния". Так с лёгкой руки недалёкого журналиста следствие сразу пошло по ложному следу и, естественно, зашло в тупик.
  Газетный номер, на первой полосе которого помещалась заметка о самолёте, мы немедленно отправили к Циле. Она должна окончательно закрепить в своём мозге, что справедливое возмездие всегда будет идти за ней. До полной победы.
  В какой-то мере жаль было сотен погибших пассажиров, но ведь это была благородная гибель в борьбе против сил зла. И добро снова восторжествовало. Единственный, до кого нам не было дела - командир взорванного самолёта. После подобной операции он итак уже был не жилец. Смерть стала для Бахчеева скорым освобождением от будущих страданий и мучительным гниением заживо в больничной койке. Так что мы не испытывали никаких угрызений совести - правда была на нашей стороне.
  
  
  ГЛАВА 11,
  из которой читатель не узнает секрет Рогачёва,
  но узнает, за что арестовали художника
  
  Мэтью Рогачёв, узнав из прессы о судьбе самолёта и Волетова, перезвонил Виталику и пригласил нас к себе в гости. Как мы поняли, он последние годы приболел сильной подагрой, жена его выставила за двери, он вернулся в Советский Союз и поселился в своей лачуге в Палермо. На своё жалкое пособие ему не жилось, пришлось осваивать сельское хозяйство - выращивать на грядке укроп, цибулю, картошку, буряк. Прямо в доме Мэтью приспособил загончик для цыплят и даже вольерчик, где жили поросёнок, козлёнок и страус.
  Было жутко смотреть на обстановку столь безнадёжной нищеты и скуки, в которой жил этот порядочный человек. Домик его смотрелся как увеличенный овощной ящик. Сквозь щели в стенах свободно проходил мужской кулак, с потолка текла вода, из-под пола лезли крысы. Удобств не было и в помине, землянка отапливалась по-чёрному, в уголку. Словно догадываясь о жалкой доле Рогачёва, мы привезли ему очень много дефицитной еды, импортные сигареты и пару бутылок виски. Бедняга разрыдался от умиления и немедленно с великой жадностью скушал большой бутерброд с рыбой, подбирая хлебные крошки даже с пола. Мы рассказали ему о ликвидации Волетова, правда, в самых общих чертах - подробности ему ни к чему. Мэтью, в свою очередь, рассказал о загадочном самоубийстве Сержа Мальцева в Сан-Франциско.
  - Его шантажировала Циля,- вздохнул Рогачёв, попивая тёплый виски.- Она целенаправленно довела его до помешательства и суицида.
  - Как тебе знать?
  - Он был моим лучшим и единственным другом. Он часто звонил с Америки. Дело в том, что для защиты от Цили, Мальцев собрал на неё обширный компромат. Старуху ожидал пожизненный срок, а то и смертная казнь.
  - Что ж он не воспользовался?
  - Парни, вы знаете его склонность впадать в истерику и панику от любого шороха. Циля, узнав о компромате, принялась давить на Сержа. И она его раздавила. У меня есть доказательства. Сперва Циля подбросила его жене фальшивые фотоснимки. Страшные порнографические картинки, в техническом плане просто безупречные. С участием проституток, педиков, гермафродитов и даже животных. Лора выставила Мальцева из дома в тот же день. А суд лишил бедолагу родительских прав. С работы его попёрли. Потом явились неумолимые гориллы из иммиграционной полиции. Ему предписывалось покинуть Америку в трёхдневный срок. В противном случае - тюрьма и насильственная депортация. И Серж запаниковал. Он понимал, как мучительно расправится с ним Циля, если его вышлют в Советский Союз. Я уговорил его передать мне или вам материалы на Цилю, но психика Мальцева надломилась раньше.
  - Но, Мэтью, ты успел выяснить, где Мальцев спрятал этот компромат?
  - Да, выяснил. Возьмёте его. Это не только навсегда похоронит Цилю, но и сэкономит ваши силы. Вся мафия держится только на ней, мне это давно ясно. Убрать Цилю - вся банда рассыплется.
  - Ты прав, это так. Так где всё это дело спрятано? Говори, не будем тянуть, это опасно.
  - С радостью. Два кожаных кейса с компроматом находятся в...
  Он не договорил. В этот миг раздались три звука синхронно - выстрел, звон разбитого стекла и короткий вопль Рогачёва. Обливаясь кровью, Мэтью упал с табуретки и умер на месте. Стреляли со стороны мусорных канав. Как неосторожно Рогачёв не вспомнил занавесить газетой окно. Он ведь мог знать, что после гибели Мальцева Циля откроет на него охоту. Мы, пригнувшись, выбежали из избушки и осмотрелись. И сразу увидели киллера. Со складной снайперской винтовкой СВД-С за спиной крошечного роста парень мчался без оглядки по направлению с мосту, чтоб перебраться через железнодорожное полотно. Карлик торопился именно потому, что не был уверен в беговом потенциале своих коротеньких ножек. Он, похоже, не отстреливался тоже из-за спешки - не успел перезарядить своё оружие. Не особенно напрягаясь, мы нагнали убийцу уже на мосту - из-за отдышки он страдал, вывалив со рта серый язык. Теперь я узнал его - это был Витторио Кудинофф, наш бывший одноклассник, предатель, шкура, негодяй, прислуживающий Циле за жменю долларов. Это был её любимый ученик. Ещё в школе мерзкий клоп вился возле Цили, сидел за первой партой, а после школы провожал злую старуху домой. Часто Кудинофф гостевал у неё дома, засиживаясь до глубокой ночи. Сам он, оправдываясь перед честными товарищами, врал, будто учит у Цили математику в приватном режиме за отдельную плату. Но мы не верили - Циля ни черта не понимала в математике, её стихия - наркотики, сутенёрство и заказные убийства. В отличие от грубой рабочей силы, вроде Матрусенко или Шут-Тилло, Кудинофф считался элитным бандитом - хорошо обученный снайпер, профессиональный киллер, он прошёл закалку в лагерях боевиков Боснии. Чувствуя, что за свои военные преступления рано или поздно придётся отвечать перед трибуналом, гадёныш вернулся в СССР и старался не отлучаться за границу без фальшивого паспорта. И вот попался пёс. Не давая ему времени для передышки, мы схватили его в шесть рук, чтобы избить.
  - Кто тебя послал?!- орали мы на него между тумаками.- Говори, кто заказчик, если хочешь жить! Скотина!
  Всё-таки прикинув, что лучше будет расколоться, Кудинофф вытер рукавом кривой рот и выкрикнул:
  - Бухалов! Бухалов организовал!
  - Кто заказчик?! Говори, мразь!
  - Циля заказала! Рогачёв слишком много знал. Не убивайте, умоляю, я больше не буду!
  - Что тебе ещё известно? Рассказывай, если тебе дорога жизнь!
  - Клянусь, больше ничего не знаю! Я был в отпуску, Бухалов вызвал меня из санатория! Пощады!
  - Пощады захотел? Не достоин!
  Мы перевернули Кудиноффа за ограждения и, не обращая внимания на его истошные крики, швырнули карлика на рельсы, аккурат под только что подошедшую электричку. Тяжёлый поезд моментально перерезал врага на две половинки. Прихватив отобранное оружие, мы дружно побежали в сторону гаражей, откуда незаметными тропами вышли на объездную дорогу, а с неё - прямиком в центр города.
  Нас ждало ещё одно интересное событие. Возле дома Попудова, где жил Погребнюк-Глэдстоун, в толпе бездельников-художников, которые там часто околачиваются, мы чётко увидели сутулого бородатого типа в берете с бородой. Это был наш бывший учитель рисования Олег Ефимович Каломазов. Он стоял перед явно бутафорским мольбертом, чесал себе в паху и возил кистью с краской по мятому куску ватмана. Было ясно, что одноглазый пачкун только делает вид, что создаёт шедевр. Он стоял напротив входа в дом. Это было самое непрофессиональное наружное наблюдение, которое можно было себе представить. Вот кого Циля додумалась выставить шпионить за нами. Но мы его заметили раньше, и он мешал пройти незаметно. Тогда Свен позвонил с таксофона в милицию и, напустив на себя страху, плаксивым голосом сообщил дежурному приметы художника. И мы стали ждать.
  - Сейчас его загребут,- пояснил Свен.- Наверняка таскает с собой оружие.
  Брать Каломазова приехал целый наряд мусоров с бронежилетами и резиновыми палками. Его живо положили мордой в асфальт, отмантулили и ошмонали. К нашей удаче улов ментов был неслабым - кроме пистолета "Гюрза" и охотничьего кинжала при учителе обнаружили также дюжину американских ручных гранат M67 и огнемёт "Шмель". Бздливый рисовальщик словно на войну собрался.
  Конечно, цилины адвокаты, а главное - деньги, вытащат Каломазова из-за решётки меньше чем за три дня. Но какое-то время для манёвра мы уже имеем. Это важно, Циля последнее время заметно активизировалась. И мы точно знаем, что не знающая жалости злющая баба пойдёт до конца по пути мести. Мы просто обязаны её опередить. И обезвредить.
  
  
  ГЛАВА 12
  о четвероногих братьях наших меньших
  
  Лариса Борисовна Сечка, наша учительница по биологии выбрала свою специальность по самой необычной для этого причине. Мясо она любила безумно. Когда Сечка устроилась на работу в Гимназию Святой Софии, у нас был очень милый и богатый живой уголок. При покровительстве директора школы, наши юннаты развели бурную деятельность. В уголке кого только не было - белочки, зайчики, пёсики, кошечки, рыбки, хомячки. А ещё и такая экзотика, как ёжики, канарейки, попугайчики, барсучки, крошечный козлик, медвежонок, морские черепахи и много другой живности. Под зверинец выделили просторный кабинет на первом этаже. Его украсили живыми пальмами, цветами и лианами. По очереди ребята младших классов следили там за чистотой и кормили зверят. Всё было замечательно, пока не появилась Сечка. Животные стали пропадать. А вот рациону питания Ларисы Борисовны позавидовал бы любой директор мясокомбината. Она питалась исключительно парным мясом, а школьники уже знали, что когда в зооуголок после уроков заходит биологичка, на следующий день точно не будет хватать либо кролика, либо курочки. Со временем учитель обнаглела до того, что даже не пряталась. Она шла через всю школу в ножом в руке, лично свежевала кого-то из братьев наших меньших и сразу же несла тёплую тушку в столовую. Тамошние жирные и рыхлые поварихи жарили даме битки. Только когда в зооуголке не осталось ни единой твари, вплоть до хомячка или аквариумной рыбки, Лариса Борисовна, потеряла интерес к кабинету зоологии. Вместо живого уголка кабинет превратился в промтоварный склад. Тяжёлые перестроечные времена вынудили женщину заняться спекуляцией - продавать втридорога стройматериалы, бытовую химию, медикаменты и галантерею.
  Взяток Сечка не стеснялась, пересчитывала их хоть бы и на глазах директора. Ей было чхать на всё, задаром она ставила только двойки. Людей она не любила, детей не переносила на дух. Циля её полюбила за деловую хватку, словно родную куму и на педсоветах приглашала сидеть рядом с собой. В обе свои лужёные глотки отвратительные старухи склоняли того или иного ученика и весь его род до седьмого колена. После увольнения Сечка продолжила закадычную дружбу с Цилей, основанную на торговле контрабандой и грязных делишках. По трудовой книжке Лариса Борисовна числилась теперь уборщицей в Одесском зоопарке. Тщательно ли она выгребала говно из львиной клетки, было под большим сомнением, но вот питомцы потихоньку исчезали и оттуда. Директор зоопарка не мог понять, отчего по утрам не хватает то суслика, то фазанчика, а Сечку он считал выдающимся биологом, потому что старая брехуха заморочила ему мозги липовыми характеристиками и рекомендациями с предыдущих мест работы.
  - Ну, парни, не мешало бы как-то разобраться с нашей биологичкой,- предложил как-то Свен.- Как насчёт?
  - Отличная мысль,- довольно ответил я.- Это сильно ослабит Цилю. Сечка - самый главный компаньон в бизнесе Цили.
  - Она в школе сожрала моего любимого Тузика,- припомнил Погребнюк-Глэдстоун.- Пора надрать злодейке задницу.
  Чтобы не создавать суету возле дома Виталика, мы снимали номера в гостинице "Пассаж". Циля того не знала, её многочисленные агенты носились по городу в поиске, но мы не раскрывались. Как мы знали, она вытащила Каломазова из мусоровки, но того так тот раз налупцевали, что он отпросился в недельный отпуск в Италию.
  Погрузив ружья и боеприпасы в спортивную сумку, мы отправились в зоопарк в конце дня - тогда там кроме Сечки и старика-сторожа никого не бывает. Для сторожа мы приготовили традиционный коктейль из самогона, клофелина, димедрола, седуксена и люминала. Такая смесь способна отключить нескольких молодых гладиаторов, не то, что старого пердуна, которому сотня лет в обед.
  Бутылку пойла мы просто поставили на окошко возле будки охранника, откупорив затычку. Скоро на сивушный аромат вышел старик. Совершенно машинально, он автоматически поднял бутылку и прямо с горла выпил абсолютно всё до последней капли. Назад уже не пошёл - прямо так на месте и рухнул спать. Мы забежали внутрь, затворив за собой ворота. Тихо крадясь по территории, мы нашли Ларису Борисовну. Она кормила сеном огромного медведя, бурча под нос: "Жри, Топтыгин, жри. Скоро я полакомлюсь твоим салом".
  Не устраивая лишнего шума, мы подкрались к Сечке и мощными ударами ружейных прикладов загнали учительницу в клетку к медведю. Оказавшись в ловушке, баба затряслась от злобы, изрыгая чудовищные проклятия в наш адрес. А медведь имел спокойный нрав, он жевал сено и особенно не реагировал на шум. Но и мы не могли ждать ужасную развязку. Поэтому все наши три двустволки мы зарядили каменной солью и прицелились точно медведю в жопу. Выстрел грянул одновременно из шести стволов. Зверь чудовищно заревел и бросился на Ларису Борисовну. Сечка полезла по прутьям вверх, но мишке не составило труда смахнуть глупую старуху одной левой лапой. Она выла и корчилась, но рассерженный медведь тотчас принялся пожирать женщину. Он пооткусывал ей руки и ноги, чтоб у неё не было возможности колотить животному морду, мешая кушать. Потом, уже без спешки, медведь полностью слопал учительницу вместе с одеждой. Он даже вылизал досуха разлитые по клетке лужи крови, мочи и жидкого кала, после чего разморился и залёг выспаться. Нам оставалось тихонько покинуть зоопарк. Теперь ни один криминалист не догадался бы, куда сгинула эта пожилая сволочь с блестящими характеристиками. Сторожа скоро уволят по статье, а вот на место Ларисы Борисовны придётся подыскивать другую кандидатуру.
  Кроме нас ещё один человек был в курсе тайны исчезновения Сечки. Этот человек - Циля. Она не верила в случайности и правильно определила, что её подругу ликвидировали именно мы. Смерть ещё на один шаг подобралась к Циле Моисеевне и вырвала из её жизни очередного важного союзника. Но нам слишком рано расслабляться. Этот спрут ещё достаточно коварен и опасен. Но мы уверены в нашей победе, потому что силы добра под руку с нами.
  
  
  ГЛАВА 13
  о реинкарнации наполеоновских планов
  
  Мафиозный клан Цили трещал по швам. Лучшие кадры почти все ликвидированы. Агенты и мелкие бойцы вроде Элиса Шут-Тилло перепуганы, работают вполсилы. Подпольный бизнес едва держался на ногах под тяжестью сокрушительных ударов. Два основных финансиста, с которыми Циля вела дела, уничтожены. Международные дела также испытывают серьёзное давление. В Америке агентура накрыта. С Испании шлёт бесконечные жалобы Домбровский, что он не может спокойно спать, что не знает места на планете, где есть ему безопасный дом. С другой стороны, была возможность конфликта с официальной властью, которой стал досаждать шум, созданный войной вокруг неё.
  Таким Циля представила обстановку своему окружению на очередном педсовете. У неё на конспиративной квартире собрались: завуч Бухалов, художник Каломазов, физрук Павловски, учитель Шобанов, шестёрки Калачёв и Матрусенко, радист Шут-Тилло и даже бывший школьный вышибала узбек Бузурбай, который ныне держал на Пересыпи чебуречную.
  Присутствовали ещё два персонажа. Один из них - Эндрю Толпан, наш одноклассник, тоже один из цилиных фаворитов, наркоман и клинический психопат. Он приехал из Португалии, едва узнал, что погиб его лучший и единственный друг Витторио Кудинофф. Он до пены у рта и носа желал мести. Ярость его не знала никаких рубежей. Толпан бросил семью и работу, купил на чёрном рынке мощный южноафриканский гранатомёт "Вектор" и срочным авиарейсом прилетел в Одессу, требуя у Цили принять его в банду. Учительница с радостью и распростёртыми объятиями зачислила эту невменяемую скотину в мафию. Ещё в школе Толпан завоевал её доверие, так как имел злобный нелюдимый нрав, нюхал кокаин и жестоко избивал невинных первоклашек. Это был ценный помощник, к тому же владеющий оружием, бесстрашный, безжалостный и почти неконтролируемый в минуты припадков злобы. Заодно и на всех этих паникёров, слизняков и трусов он в силах повлиять. Такой боец оказался рядом в самый нужный момент, когда выходило из строя главное ударное звено.
  Второй новый гость у Цили - ещё один наш соученик, Владимир Антоненко фон Шейбнер. Этого штриха привёл сюда Калачёв. Сразу было видно, что это за гусь - хилый, робкий подлец мелкого пошиба. Циля не очень обрадовалась, но в такой ситуации не было роскоши перебирать бойцами. Ладно, решила учительница, на худой конец, этот червяк подойдёт как пушечное мясо. Фон Шейбнер в школе был не очень заметен. Он не выделялся никакими достоинствами и никому не был интересен. Мелочный, злопамятный, он производил отталкивающее впечатление, с ним поддерживал общение только Калачёв. Наркоманам тоже не было дела до Антоненко фон Шейбнера - денег на кокаин он никогда не имел, а его никто не угощал, так что он довольствовался тем, что нюхал только клей "Момент". И опять же не свой, а ворованный из кабинета труда у Домбровского. Окружающие избегали компании фон Шейбнера ещё и потому, что знали - он состоял штатным осведомителем в полиции, где за пятку марихуаны выкладывал всё обо всех. Некоторые неосторожные болтуны после беседы с этим подлецом, прямо со школы отправились мотать длинные срока на северных зонах. Этот сгорбленный хорёк с бегающими глазками был замешан во множестве грязных дел - в карманном воровстве пенсионных денег у выживших из ума древних старух, ночном обкрадывании могил богатых горожан, в грабеже детсадика, даже в неумышленном убийстве собственной сестры. Все эти чудовищные вещи сходили ему с рук - милиция не торопилась лишаться полезного стукача. После школы фон Шейбнер скитался по борделям, ночным притонам и самым отвратительным адресам Одессы. Он поменял тысячи профессий, самых низменных, одна гаже другой. Самой оригинальной по праву следует считать службу у директора ЦУМа в качестве живой пепельницы. Всюду, где был начальник, фон Шейбнер стоял рядом, всякий раз открывая рот, чтоб курящий босс имел, куда струшивать пепел. И вот, как-то повстречал Калачёва.
  - Как оно там?
  - Хреново, Алекс. Перебиваюсь и бедую.
  - Я помогу тебе.
  - А ты где сейчас?
  - Я работаю на Цилю,- гордо объявил Калачёв.- И тебя могу пристроить. Фиксированная зарплата, плюс процент от сделок. Трёхразовое питание, проездной талон, обмундирование. Сапоги хромовые. Соглашайся, не прогадаешь.
  Разумеется, с годами Антоненко фон Шейбнеру смертельно надоело ходить по лезвию бритвы, хотелось какой-то стабильности, уверенности в завтрашнем дне. Не раздумывая, он согласился. У Калачёва был свой шкурный интерес - он знал, как Циля тяжко переживает кадровый дефицит, стремится завербовать в свою потрёпанную армию новых бойцов и решил привести нового агента.
  Они явились поздно вечером. У Цили уже спали, по запущенной квартире разносился густой храп, но она, хотя и переоделась уже в ночную сорочку и колпак, склонившись над картой города, продумывала какой-то очередной план. Бодрствовал также физкультурник Павловски. Время от времени они обменивались несколькими фразами, обсуждая новые преступления. Тут-то и явились сияющий, как свежая сопля Калачёв и скукоженный прощелыга фон Шейбнер.
  Антоненко Циля была не рада:
  - Помню, как же. Ты тот самый сморчок, который в школе нюхал ацетон и дихлофос. А ещё ты - мусоровский стукач. Какой мне с тебя будет толк? Чем ты полезен?
  Фон Шейбнер мычал и блеял. Циля посмотрела на Калачёва:
  - Кого ты привёл в мою хату? Он же нас всех заложит.
  Сжав кулаки, к Антоненко подскочил взбешённый физрук:
  - Циля Моисеевна, позвольте, я изнасилую этого доносчика!
  От страха фон Шейбнер немедленно уписялся. Но Циля, которая уже смягчилась, остановила нетерпеливого Павловского:
  - Погоди, Самсонович, не пори горячку. Я, пожалуй, приму в банду этого насекомого. Но покамест без оклада, на испытательный срок. Согласен?
  - Да, Циля Моисеевна, буду стараться.
  - Придётся постараться. На кону твоя жизнь. А за малейший промах следует наказание.
  Циля, по-стариковски кряхтя, поднялась со стула и прошаркала к стене.
  - Смотреть сюда,- строго приказала она Антоненко.
  Демонстрируя силу своих толстых пальцев, Циля влупила по стенке сочный шахтёрский щелбан. Посыпались крошки и в железобетонной стенке образовалась глубокая впадина.
  - Запомни - я вполсилы,- предупредила она насмерть перепуганного парня.- Теперь иди в туалет. Тщательно вычисти унитаз, чтоб очко блестело, как кошачьи яйца. Там же ты и будешь ночевать. Другого места нет, но там, по крайней мере, теплее всего. Калачёв, проведи этого отщепенца на объект. И можешь отдыхать - ложись на свою тряпку перед входной дверью и немедленно высыпайся. Завтра предстоит сложный день.
  И вот утром зловещие обитатели цилиной малины собрались в большой комнате, рассаживаясь повсюду - на полу, табуретках, на подоконниках, даже на шкафах и антресолях. Только пьяница Шобанов где-то запаздывал и Циля, скрипя зубами от нетерпения, громко прозвонила колокольчиком мусорной машины, как в школе. Шатаясь и плюясь, учитель чистописания появился. Он был непричёсан, небрит, жутко пьян и без штанов. В руке болталась бутылка виски. Треснув кулаком по столу, Циля подбежала к учителю, вырвала у него бутылку и разбила её об его голову.
  - Леонид Львович, ёб вашу мать!- проревела она в его мокрое пьяное лицо.- Я последний раз предупреждаю вас о недопустимости употребления спиртного накануне важной и ответственной операции! Ваше вызывающее поведение может повлечь необратимые последствия!
  - Он провалит операцию!- оглушительно громко выкрикнул подскочивший физрук Павловски.- Циля Моисеевна, считаю необходимым немедленно изнасиловать преподавателя Шобанова в качестве профилактической меры!
  - Подожди, Роберт Самсонович, не перебивай,- отмахнулась Циля.- Леонид Львович, даю вам пять минут, чтоб вы привели себя в человеческий вид. Умойтесь, обройтесь, наденьте брюки. Матрусенко, пойди приготовь Леониду Львовичу чашку крепкого кофе и накапай нашатыря в стакан воды.
  Когда Шобанов вернулся, Циля начала без предисловий:
  - Как нам известно из многих агентурных донесений, в настоящий момент Эриксон и Хуарес скрываются у своего сообщника Погребнюка-Глдэдстоуна в доме Попудова. У нас нет иного выбора, кроме как внезапно напасть на этот дом ближайшей ночью и перебить наших врагов. Нужно работать на опережение, таковы обстоятельства. Теперь по существу. Я лично возглавлю операцию и поведу вас в атаку.
  Тут речь Цили прервали бурные продолжительные аплодисменты. Её личное участие в нападении подняло волну энтузиазма у преступников.
  - Начало операции сегодня в 3 часа ночи. Жаль, что мы потеряли снайпера Кудиноффа, но у нас есть ещё два метких стрелка. Во-первых, это лучший друг погибшего - Эндрю Толпан. Ну и второй - учитель чистописания Шобанов, который, я надеюсь, воздержится сегодня от спиртного. Снайперы с винтовками СВД и рациями прибудут к месту операции заранее и засядут на деревьях напротив дома. Один со стороны Соборки, другой - напротив фасада. Задача снайперов - держать на прицеле наших врагов, когда они станут метаться по дому. Операция начнётся с массированного бомбоштурмового удара. Два вертолёта Сикорского, которые передал для нас Александр Иванович Домбровский, обрушат на дом Попудова несколько десятков фугасных авиационных "пятисоток". Вертушки поведут опытные военные лётчики, с которыми уже заключён контракт. Одновременно с этим, со стороны кинотеатра "Одесса" завуч Бухалов откроет огонь по объекту с помощью реактивной системы залпового огня "ГРАД". Из подвала напротив прикрывать его будет Махмуд Адамович Йоц с пулемётом ДШК. Когда любая возможность сопротивления будет подавлена, мы возьмём дом молниеносным штурмом. Штурмовую бригаду возглавлю я. Со мной в помещение врываются Роберт Самсонович Павловски, Алекс Калачёв, учитель Каломазов и Бузурбай. Не пропуская ни единого помещения, забрасываем внутрь гранаты, осветительные ракеты и открываем шквальный огонь из автоматов Калашникова. Потом мы отходим, а в дом сразу же врывается айнзац-группа, вооружённая топорами и ножами. Командир - Эндрю Толпан, который к тому времени покинет свою снайперскую позицию. Состав группы: Калачёв, Шут-Тилло, фон Штейбнер и все те, кто освободится к тому времени. Задача этой группы - осмотреть дом и дорезать всех, кто ещё может выжить. К четырём часам утра всё должно быть завершено. Место сбора по окончании операции - Греческая площадь, где нас уже будет поджидать штабной автобус. На нём мы вернёмся обратно. Всё должно пройти тихо и гладко, безупречно. Свидетелей уничтожать, не давать им уйти с места событий. На лица всем нанести маскировочный грим. С позиций не отступать, за малейшее проявление трусости - расстрел на месте. Оружие и боеприпасы подвезут сегодня к ужину. Так что берегите силы, отдыхать не придётся. Каждый из нас потащит ночью на себе автомат, бронежилет, нагрудник с шестью магазинами, боекомплект для гранатомёта, пулемётные ленты, пирофакелы, ватные бушлаты, спальные мешки, сухпаёк, по две фляги с водой на брата.
  У меня всё, господа. А теперь давайте вместе помолимся об успехе нашего предприятия.
  Операция началась точно в назначенное время. Единственное, чего Циля не знала и не учла - на то время мы уже в целях безопасности съехали с дома Попудова и поселились в "Пассаже". Паршивая и непрофессиональная разведка Цили не только спасла наши жизни, но и приблизила крах жестокой учительницы и её банды. Но об этом немного позже.
  
  
  ГЛАВА 14
  в которой читатель попытается проникнуться инфернальными кошмарами Домбровского
  
  А в древнем испанском городе Севилье трясся от страха наш враг номер два Александр Иванович Домбровский. Накануне к нему прилетел загримированный под негра бывший учитель научного коммунизма Ибрагим Лазаревич Кац с шокирующими новостями о последних событиях. Его дом на окраине города был постепенно превращён в монументальную ультрасовременную крепость с подземным бункером в шестнадцать подземных ярусов. Его тревожный сон охраняли вооружённые до зубов негры, профессиональные наёмники и головорезы. Перепуганный Кац ещё больше усилил панику Домбровского. Он немедленно провёл переговоры с Цилей. Циля сообщила о своём плане провести полномасштабную военную операцию и пригласила его принять участие. Само собой, приезжать в Одессу он отказался наотрез. Предпочёл поддержать материально. Выслал на подмогу два вертолёта и перечислил четыре миллиона долларов, обеспечив таким образов закупку огромного количества вооружения для операции.
  Панический страх мерзавца был объясним. Слишком много кровавой памяти оставил о себе матёрый висельник. Его уроки труда искалечили огромное множество искалеченных школьников. Раскалёнными пассатижами он выдирал двоечникам ногти, клещами выдирал болтунам языки. Особым нарушителям дисциплины садист производил кастрацию ножницами для жести. Не гнушался Домбровский даже убийствами. На заднем дворе школы у него был свой сарайчик. Там он закапывал убитых детей, засыпая трупики негашёной известью. Что происходило в самом сарайчике, никто не знал. Из учеников только Кудинофф и Толпан были вхожи туда.
  Кабинет труда Александр Иванович использовал как личную мини-фабрику. Все учителя открыли в гимназии бизнес, не отставал и он. Эксплуатацию детского труда Домбровский довёл до совершенства. На уроках ребята ковали фигурные решётки, строгали палисандровую мебель, выдували хрустальные вазы и паяли дефицитные видеомагнитофоны. А на выходных вся бесплатно произведённая за неделю продукция реализовывалась на лотках Староконного базара. Вся выручка лилась в карман Домбровскому, налоги не платились. Крышевал этот дикий кооператив полковник Ессеев, у которого были связи и в КГБ и в ментовке.
  Жил Александр Иванович на широкую ногу. Пил только импорт, жрал исключительно деликатес. Питался он, как правило, в ресторане Печескаго. К его приезду всех посетителей безжалостно изгоняли, не считаясь ни с возрастом, ни с общественным положением. Он разъезжал по нищему голодному городу в роскошных иномарках. С собой в компанию разбойник брал малолетних школьниц, самых распущенных и гулящих. Порядочные предпочитали держаться в стороне от этого монстра.
  Ведя такую жизнь на виду у всех, Домбровский не мог не вызывать злобу и зависть у простого трудящегося народа. Люди писали жалобы в обком, в мэрию, в церковь. Отважные журналисты из "Вечёрки" регулярно выдавали в печать гневные фельетоны про Александра Ивановича, но таких смельчаков неизменно находили вскоре с пулей в голове на полях орошение. А некоторых не находили вообще.
  Баснословное состояние географа и трудовика питало Цилю, как артерия злокачественную опухоль. Не переломав хребет этому пауку, крайне трудно было окончательно решить вопрос с Цилей. Сидя в уютной гостинице "Пассаж", мы уже начали разрабатывать план ликвидации Домбровского, как разразилась очередная буря.
  
  
  ГЛАВА 15
  о том, какая печальная участь могла нас ожидать
  
  Переезжая в "Пассаж", нам жаль было оставлять без дела такую гигантскую жилплощадь, как дом Попудова в такое тяжёлое время, когда квартирный вопрос загонял людей на тот свет. И Виталик Погребнюк-Глэдстоун принял благородное решение сдать дом на пару месяцев в аренду одной многодетной и многострадальной семье, которая мыкалась по подвалам и вокзалам, но нигде не могла разместиться, а власти плевать хотели на их мытарства. Супруги Бельдыевы выращивали семеро своих деток и шестнадцать приёмных. Самому старшему ребёнку едва стукнуло пятнадцать лет. В семье также проживали брат Бельдыева Аманджул, его жена Залдан, их двенадцать детей, двоюродный брат Бельдыевой Харакун со своей женой Шуляйм и их бесчисленными детьми, столетняя бабушка Юлдуз и её папа, дедушка Хызр. Плату мы взяли чисто символическую, понимая, что эти люди нуждаются. Вся шумная свора Бельдыевых не могла нарадоваться, что какое-то время им суждено пожить в таких царских условиях. Им казалось, что через месяц-другой городские власти сжалятся и выделят большой семье какой-то угол. Но не тут-то было. Спокойно им жилось лишь одну неделю.
  В три часа ночи и Шобанов и Толпан уже заняли снайперские позиции, только ждали указаний. В доме Попудова мирно спала огромная семья Бельдыевых. Возле входа в кассы кинотеатра "Одесса" уже стояла РСЗО "ГРАД", а завучу Бухалову от нетерпения чесались руки открыть пальбу. Циля со своей штурмовой бандой залегла на углу, в подъезде школы имени Яши Гордиенко. Оттуда замечательно просматривались все окрестности. Циля проверяла по радиосвязи обстановку. Все были на местах, все отзывались. И вот, по гулу винтов стало ясно, что над домом появились "вертушки". И полутонные фугасные бомбы тотчас же полетели на легендарный одесский дом. Спящий город прорвали оглушительные взрывы. Ошалевший народ бросился прятаться в бомбоубежища и подвалы. Одни говорили, что началась война с Америкой, другие спорили, утверждая, что рванул Одесский припортовый завод. Во всём центре трясло дома, самые ветхие складывались, как карточные домики или проваливались по самую крышу в обрушенные катакомбы. Сразу к бомбёжке добавились страшные залпы системы "ГРАД". Небо над городом вспыхивало, и на Дерибасовской с вытянутой руки можно было без проблем читать газету. Грохот стоял такой, что люди не слышали друг друга, от дыма умирали астматики. Началась неконтролируемая беспорядочная эвакуация населения. Милиция попыталась было сунуться к дому и выяснить ситуацию, но по первым рядам правоохранителей сейчас же заработал пулемёт Махмуда Адамовича Йоца. Снайперы тоже не дремали - меткой пулей Эндрю Толпана был смертельно ранен заместитель начальника городского управления милиции. Оставив лежать в крови на тротуаре не менее двух десятков сотрудников, милиция отступила - высок был риск. Разбуженное по тревоге начальство информировали, что требуется вмешательство армейских частей и спецподразделения КГБ "Альфа". Но на это требовалось разрешение Киева и Москвы. На изучение обстановки, рекогносцировку, переговоры чиновников, переписку сотрудников и переброску войск могли уйти дни, а то и недели, достаточно вспомнить начало Великой Отечественной Войны.
  Отбомбившись, "вертушки" скрылись в неизвестном направлении. Крыша дома разлетелась вдребезги, чердак пылал, но покосившееся здание всё-таки выстояло, хотя окна и двери повылетали, а стены пошли многочисленными трещинами. Едва стихла канонада, чёрными тенями к дому ринулась Циля со штурмовиками и головорезами. На пороге им попался глухой и слепой старик Хызр. Он и пал первой жертвой нечеловеческой агрессии. Автоматной очередью его прошил физрук Павловски. Бандиты с потрясающей скоростью, паля во все стороны, забрасывая комнаты гранатами, носились с этажа на этаж. Обезумевшие Бельдыевы истерически кричали и носились повсюду, пытаясь укрыть колоссальное число детей. Особенно невыносимо завывала со своей кровати перепуганная старуха Юлдуз, за что и получила лимонку под подушку. От бегающих окровавленных тел, в свете пирофакела блестящих как фантастические потусторонние персонажи, рябило в глазах. Не ожидая увидеть такого бедлама и столпотворения, удивлённая Циля поливала свинцом всё вокруг. Мёртвые и раненые дети валились на пол и перемешивались, выжившие топтались по ним и искали убежище. В размазанных по полу кишках вязли ноги. Раненые ещё стонали, можно было видеть, кого добивать, но Циля, взглянув на часы, приказала отступать. Тут вскрикнул и упал навзничь художник Каломазов. В его голове зияло пулевое отверстие. Циля осторожно подкралась к окну.
  - Это не менты,- шепнула она в сторону Павловски.- Чёрт, похоже, стреляли с наших же снайперских позиций. Это опять напился проклятый Шобанов.
  - Всё, он у меня доигрался!- прохрипел физрук.- Я до него доберусь!
  - Ладно, нет времени тут торчать. Всё, уходим. Матрусенко, Базурбай, все за мной!
  А в это время, вооружённая ножами и палашами, к дому уже подтягивалась группа зачистки во главе с живодёром и садистом Эндрю Толпаном. В предвкушении кровавой сечи, у него горели глаза и растягивалась во все стороны дьявольская улыбка. Свои топоры бессердечный изверг нарочно не затачивал, а напротив, ещё и позазубривал и притупил, чтобы его жертвы страшнее мучились от рваных ран. К этой озверевшей бригаде скоро присоединились также учителя Шобанов и Йоц.
  Резню устроили такую, какой не бывало никогда и нигде в истории всего человечества. И хотя Толпана тоже сильно изумило обилие людей всех возрастов в этом доме, он привык чётко исполнять инструкции и приказы ещё со школьной скамьи.
  Отогнав от кинотеатра в замаскированный схрон смертельный "ГРАД", в дом Попудова пришёл Виталий Иванович Бухалов. Лично он зачистку не проводил, в его задачи входил лишь предварительный мониторинг помещений дома. С собой завуч нёс фонарик и фотоаппарат. Пройдясь повсюду и отщёлкав две плёнки, Бухалов покинул горящее здание и пошёл к Циле на Греческую площадь.
  Чудовищная работа кипела во всю мощь. Резали и рубали всех подряд - и живых, спрятавшихся, и раненых, стонущих. На всякий случай мёртвым тоже резали шеи и отрубали головы. Шобанов, как человек пьющий, не имел такого здоровья, как другие. Он быстро выдохся крошить людей в капусту, поэтому присел в уголок перекурить.
  А Толпана уже невозможно было оттащить от мясорубки. Особенно он кайфовал, когда вытащил из-под стиральной машины беременную Шуляйм. Женщина была не ранена, но контужена. Хохоча во всю глотку, зверь разрезал несчастную пополам, а потом, не в силах сдерживаться, оторвал шмат её печени и, чавкая, сожрал, задыхаясь от удовольствия.
  Кровавая каша уже была по колено, а кое-где и по пояс, она густой зловещей лавой сползала по лестницам вниз, вылезала из дверей и щелей, покрывала тротуар и растекалась по дороге. Напоследок бригада Толпана обошла все закоулки здания вплоть до подвала. Ничего живого они не обнаружили. И полоумный командир, пересчитав личный состав, отдал приказ к отступлению. Они торопились на Греческую, чтобы соединиться с группой Цили.
  А Циля со своими ребятами уже сидели в камуфлированном автобусе. Ждали, курили, волновались. Сзади была амбразура и пулемёт на случай погони. При нём находился Бузурбай. За руль Циля решила усадить скандалиста Павловского, чтоб избежать ненужной разборки с Шобановым в пути.
  В небе появилась сигнальная ракета - знак Толпана, что его группа возвращается в полном составе и операция завершена. Циля вздохнула с облегчением. Вскоре показались парни зачистки. Едва они запрыгнули, взревел мотор, и машина на полной скорости помчалась на посёлок Котовского.
  Сняв автомат с плеча и положив его на колени, Циля харкнула себе под ноги, вытерла пыльный рот и щёлкнула Толпану:
  - Проблем не было?
  - Всё чисто,- криво ухмыльнулся изверг.
  - Хвост?
  - Ни единой твари на пути.
  - Как вёл себя новенький?- кивнула Циля в сторону Антоненко фон Шейбнера.
  - Как герой,- похвалил Толпан.- Молодец, далеко пойдёт. Я наблюдал за ним. Нет претензий.
  - Выражаю благодарность за проделанную работу. Эндрю, я довольна твоей группой. Так держать.
  Антоненко страшно гордился похвалой. Он и правда, опасаясь наказания, перерезал не одно детское горлышко. Теперь друг Калачёва реально чувствовал перспективу карьерного роста.
  - А у нас случилось ЧП,- помрачнела Циля, снова харкнув себе под ноги.- Шобанов, курва, ты какого хера подстрелил Каломазова? Тебе повылазило?
  - Что значит Каломазова?
  - То и значит. С твоего дерева был выстрел.
  - Не может быть. Я чётко видел в оптический прицел причёску Погребнюка-Глэдстоуна.
  - Ты поц припудренный, это была бандана Каломазова.
  - Та ну я не знаю.
  - А может быть, ты пьяный был, а? Скажи, бухал?
  Шобанов рта открыть не успел, как из шофёрской кабины заревел гневный голос физкультурника:
  - Шобанов, короче, ещё раз увижу у тебя бутылку в руках, я тебе её в сраку заколочу. Тебе всё ясно?
  - За дорогой следи, Павловски,- недовольно одёрнула его Циля.- Что-то тебя покрутило последнее время. Не забывай, кто тут хозяин. Шобанов, внимательней надо быть. От одноглазого Каломазова толку маловато было. Но я не могу так разбрасываться бойцами. Мне сейчас любой штык дорог, даже малохольный художник. Хуарес, Эриксон у меня крови напились, я каждую неделю кого-то из наших парней теряла. Теперь вместо них ты взялся своих отстреливать?
  - Я больше не буду, Циля Моисеевна,- всхлипнул расстроенный Шобанов.
  - Уплатишь за эту выходку тысячу долларов штрафа. И вдове Каломазова оплати похороны кормильца.
  - Циля Моисеевна,- повернулся всю дорогу молчавший завуч,- всё-таки, где мы были? Где та троица, из-за которой мы перебудили весь город?
  - Иваныч, всё в порядке, они наверняка среди убитых. Мы мочили всех без разбору, некогда было рассматривать каждого.
  - Потом посмотрим по фотоснимкам. Но что это за тусовка? Кто эти люди? Откуда такая толпа детей? Я ни черта не въезжаю! Какой-то блядский ералаш! Мозги кипят!
  - Я сама не ожидала такого,- вздохнула Циля.- Возможно, подстроенная ситуация.
  - А может быть, это разведка напортачила? Мы с говном смешали детские ясли, а наши враги сейчас ржут над нами во всю глотку?
  - Не гони, Иваныч. Сведения с нескольких источников. Потом разберёмся, что за прикол.
  Появились первые высотки - начинался посёлок Котовского. Все боевики заметно успокоились - раз не было погони в центре, то в этом дремучем спальном районе её уж точно не будет. Так военный автобус, петляя среди тёмных закоулков, затерялся в каменных джунглях. Позже его сгоревший дотла скелет обнаружат дайверы-любители на самом дне глубокого Куяльницкого лимана. Но никому и в голову не придёт, какую тайну скрывает это неопознанное транспортное средство. Циля слила концы в воду.
  По возвращению в свою штаб-квартиру, боевики сразу повалились спать прямо в военном камуфляже. Сил не было даже для того, чтобы умыться. Храпящие тела лежали в комнатах, кладовках, стенных шкафах, по коридору. Антоненко фон Шейбнер, несмотря на свои исключительные заслуги, ночевал опять в зловонном загаженном туалете - в хате реально было мало места. Циля не спала, закрывшись в своём кабинете с завучем Бухаловым, достала из бара бутылку абсента, налила две стопки и чокнулась с коллегой.
  - Виталий Иванович, что вы думаете о Шобанове?
  - Если честно, страшно. Он, если засыплется, погубит всех. Спьяну перепутал Погребнюка-Глэдстоуна и бородатого Каломазова! Понимаю, итак бойцов мало, но обстановка уже не та - Хуареса и Эриксона нет. Что нам угрожает? Надо что-то решать, Циля Моисеевна, ей-богу надо.
  Циля покачала головой и налила ещё по порции абсента.
  - А я уже решила, просто хотела посоветоваться.
  И со своим неподражаемым кряхтением она подняла с табуретки зад, вытащила из-под шкафа гранёный стакан, а потом неторопливо налила туда спирт из какой-то баночки. Перебрав связку ключей, Циля отобрала один и отпёрла несгораемый шкаф. Послышалось грозное шипение. Из недр сейфа вылезла огромная ядовитая змея. Завуч Бухалов невольно поёжился. Одним ловким броском Циля схватила гадину и стала выкручивать её над стаканом спирта, как чулок. Из хищной пасти полился сильнейший на планете яд. Когда стакан наполнился до краёв, Циля выкинула дохлую кишку под стол и пошагала в прихожую. Разыскала спящего на обувной полке Шобанова и постучала костяшками пальцев по его массивным очкам:
  - Леонид Львович, просыпайтесь. Зайдите ко мне в кабинет.
  В кабинете Циля широким жестом пригласила учителя сесть на табуретку и предложила стакан отравы.
  - Голубчик, вот, выпейте водочку. Мировую. Мы на педсовете приняли решение, что вы нечаянно шлёпнули Каломазова и решили не штрафовать вас.
  Сонный Шобанов благодарно закивал и в несколько секунд выхлебал стакан. И сразу с ним начались кошмарные метаморфозы. Сперва он захрипел и выкатил глаза. Изо всех его естественных отверстий повалили густые клубы чёрного дыма, так что пришлось открыть форточку. Шобанов свалился с табуретки на пол. Его трясло, кидало и корчило. Глаза вывалились из орбит, полопались и испарились без следа. По телу Леонида Львовича проступили чёрные пятна. Скоро он стал совершенно чёрным, как солдатский сапог. Не прошло трёх минут, как от учителя осталась горсть пепла, которую Циля растёрла ногой по грязному полу. Последние остатки дыма выветрились. Шобанова как не бывало.
  - Ну вы, блин, даёте, Циля Моисеевна,- испуганно перекрестился завуч.- Чо это за хрень была?
  - Самая ядовитая в мире змея. Плод многолетней селекции. Мне подарила её покойная Лариса Борисовна Сечка, царствие ей небесное. Ну что, идите отдыхать, Виталий Иванович, много тяжёлой работы было.
  А ранним утром, когда появились первые лучи солнца, милиция, слыша, что безумная пальба так и не возобновилась, отважилась приблизиться к месту событий. И поднялась шумная зловонная возня. Нагнали дивизию дворников, потому что к месту происшествия уже сбежались бродячие собаки, кошки и вороны со всего города. Наехало журналистов десять самосвалов. Набилось зевак и ротозеев без числа. Но никаких следственных действий, как водится, не проводилось. Власть ограничилась снятием с постов и показательной поркой первых попавшихся мусоровских и горсоветовских чинуш. Одесситам резвые репортёры выкатили модную в наши смутные времена горячую кашу про инопланетян, вурдалаков, чертей и барабашек.
  Но мы, едва узнав о ночном кошмаре, чётко поняли, кто инициировал и провёл жуткую бойню в доме Попудова на Соборной площади, 1. Зло решило вылезти из подполья и показать свои клыки. Нам нельзя было терять ни секунды. Возмездие неминуемо.
  
  
  ГЛАВА 16
  об уникальном путешествии на воздушном шаре.
  
  Мы догадывались, что устроив такой погром в доме Попудова, Циля уверена в нашей гибели. Тогда, чтобы не светиться в городе, мы переехали на время в Мэйзон-Вилледж в мою тихую виллу, о которой никто не знал. Там можно было обсудить сложившуюся ситуацию. Виталик-Погребнюк Глэдстоун не мог успокоиться:
  - Подумать только, эти твари разгромили мой дом! Сделали меня бомжом! Кто теперь оплатит ремонт? А реставрацию? Это же здание исторической ценности! Как я всё это вывалю Светлане? Чёрт! Чёрт! Чёрт! Алехандро, ты читал? Они этих, блин, Бельдыевых нарубили, даже нет, настрогали как селёдку на форшмак! Трупов нет, их всех скопом лопатами в целлофановые кульки собирали! Несчастные Бельдыевы! Хотели немного пожить по-людски. Заплатили за два месяца вперёд, а прожили всего неделю. Парни, таких зверей, что их порешили, ещё на планете не было! Что у них с мозгами, у этих бесов? Ну, доберусь я до этой Цили!
  - Успокойся Виталя, главное, мы живы. Дом рано или поздно восстановят, но наши жизни превыше всего.
  - И ещё,- добавил Свен,- весьма кстати, что они устроили там такой паштетный цех. Впопыхах Циля действительно уверена, что мы погибли. Теперь она расслабит булки, а у нас появляется возможность атаковать внезапно и неожиданно.
  - Свен, считаю, что следует до последнего скрывать наше существование, а ликвидацию цилиных подельников стараться маскировать как несчастный случай или естественную смерть.
  - Хорошо, это разумно. Тут у нас и будет штаб.
  - Совершенно верно, в Одессе задерживаться пока рискованно.
  Вечером нам позвонил из Израиля Гора бен Борух. От него мы и узнали, что к Циле примкнул наш злейший враг Эндрю Толпан. И что сделал он это из-за своего погибшего приятеля Витторио Кудиноффа.
  Информация неприятная. Кудинофф ещё со школы слыл жадным дурачком, а вот за Толпаном укрепилась репутация хитрющего лиса. Противник пополнил свои ряды сильным звеном. Мы подсчитали баланс. Кроме Толпана рядом с Цилей остаются ещё такие мощные зубры, как Бухалов и Павловски. Но с другой стороны, в Европе жив и здоров Домбровский, который, наверняка поучаствовал финансово в ночном налёте на Одессу. Этого бобра заманить не так-то просто. Но его надо было кокнуть, во что бы то ни стало.
  Была ещё одна проблема - аэропорт. Наверняка он битком набит цилиными шпиками и нашими фотопортретами. Но нам надо разыскать альтернативные воздушные ворота за границу. И нам удалось это сделать!
  Идея наша подчинялась тезису о том, что всё гениальное просто. Мы решили построить воздушный шар. Только так можно было безбоязненно пересекать границу в любых направлениях. Кроме того, это так романтично! Но требовался не такой аэростат, на которых путешествуют от безделья чокнутые любители. Нам требовался уникальный аппарат, который не был бы виден. Его не должен запеленговать никакой радар, даже самый современный. Он должен иметь возможность перемещаться не над шпилями домов и деревьями, а в самых верхних слоях атмосферы. Такая задача казалась невыполнимой только на первый взгляд. Но мы тайком посещали библиотеку имени Горького, где засев за специальную литературу, в короткий срок в совершенстве овладели предметом.
  В Мэйзон-Вилледж я предложил переоборудовать свой огромный гараж под ангар. Там, работая не покладая рук, мы в считанные дни построили уникальный воздушный шар. Руководствуясь энциклопедией по химии, вы составили удивительный газ, который в несколько раз легче водорода. И я подумал, какие мы всё-таки умницы и насколько неправа была покойная химичка Бананова, не разглядев перспективных гениев у себя под носом. Виталик Погребнюк-Глэдстоун, как прирождённый механик и изобретатель, разработал какую-то хитроумную штуковину, которая позволяла снижать высоту полёта (вверх он поднимался сам по себе). Сам газовый баллон изготовили из тончайшей резины, во много раз тоньше презерватива, но по прочности, не уступающей металлу титану. Корзину сплели из виноградной лозы сорта совиньон. Навыки плетения корзин мы приобрели ещё в школе на уроках труда злодея Домбровского.
  Верхний слой земной атмосферы называется экзосфера. Этот слой простирается выше сотни километров над поверхностью планеты и почти соприкасается с открытым космосом. Для полёта в десятки раз выше горы Эверест в условиях экстремально низкого воздушного давления, для защиты температуры тела необходима была примерно такая экипировка, как скафандр. Но и это оказалось до смешного ничтожной проблемой. Советский Союз трещит по швам, учёные специалисты драпают за бугор, воруют все - от гражданина говновоза до товарища Горбачёва, всем начхать на всех, дефицит, ненависть, нищета и страх. Самые жадные в мире политики. Самые тупые в мире обыватели. Самые наглые в мире бандиты. Самые пьяные в мире вояки. Самые ссыкливые в мире менты. Из этих вещей теперь слеплена наша Родина. За скафандром мы отправились в Казахстан, на Байконур. Виталик Погребнюк-Глэдстоун остался в Мэйзон-Вилледж - монтировать рулевое перо и устанавливать высотометр, радар, компас, термометр и другие необходимые приборы.
  Знаменитый на весь свет Байконур нас буквально ошарашил. Это была самая огромная в мире помойка. Повсюду валялись куски ракет, фюзеляжи, вторые ступени, топливные баки, фермосборочные агрегаты, куски солнечных электростанций, гаечные ключи, домкраты и насосы. Это дело ржавело и зарастало саксаулом. Тут же росли горы бытового мусора, завезённого со всех окрестных городов и весей. По пескам носились вараны, тарантулы, степные крысы. В мусорных кучах рылись многочисленные дикие верблюды - искали пропитание. Обходя весь этот сюрреализм, натыкаясь на немыслимые предметы и конструкции, еле-еле мы отыскали склад. На наши настойчивые стуки открыл деревянную дверь некто сторож Ахмет Журумбаев - последний из могикан. Он был настолько пьян, что даже не вышел, а именно выполз, после чего пять минут поднимался, держась за дверную раму. Мы провели с ним деловые переговоры. После непродолжительных торгов Журумбаев любезно согласился продать три скафандра "Орлан" 52-го размера за две бутылки водки. С нечеловеческими усилиями вынеся скафандры со склада, хитрый гешефтмахер долго предлагал по дешёвке киль от какой-то ракеты, но мы послали его к такой-то матери. Разумеется, никакой водки он не получил и остался ни с чем. Мы мотивировали наш отказ тем, что злоупотребление спиртным вредно для здоровья и посоветовали пить чай. В чайхане.
  Выманить Домбровского из его укрытия могла лишь Циля, да и то, будучи в Севильи. Значит, одного из нас троих нужно было загримировать под Цилю. Выбрали Свена - подходил и по росту и по комплекции. Такую процедуру исполнили гримёры Одесской киностудии. Это, некогда богатое и крупнейшее в стране предприятие, ныне опустело и захирело, почти весь персонал разбежался кто куда. Денег на кино у студии давно не было, режиссёры пооткрывали пивные ларьки и платные туалеты, операторы снимали порнушку на подпольных притонах, каскадёры стали вышибалами в кабаках. А такие мелкие блохи, как гримёры, костюмёры и осветители работы так и не нашли, вот и вошкались по пустым павильонам киностудии, били байдыки и потихоньку пропивали реквизит.
  Зайдя на киностудию, мы, без лишних рассуждений, накрыли царский стол: там была водка, виски, джин, чешское пиво, английский эль, мясные и рыбные консервы, красная икра и прочая жратва. Для Советского Союза это на официальном уровне считалось научной фантастикой. Исхудавшие киномеханики, монтёры, декораторы ревели как белуги и целовали нам руки. Мы их жалели и щедро раздавали дорогие американские сигареты. После пышного ужина гримировали Свена по фотокарточкам Цили, которые мы показали. Костюмер приволок охапку платьев. Когда работа была готова, довольные работники кинематографа позвали меня в гримёрку. Взглянув на переделанного Свена, я ахнул - передо мной сидела стопроцентная Циля - жирная полутораметровая старуха со злющим лицом. Отличался только голос. Но патлатый звукорежиссёр Володя приволок целую банку каких-то таблеток, чтоб Свен принял две штуки. После этого голос стал неотличим от оригинала - мне даже стало страшно, словно передо мной живая Циля. Виталика Погребнюка-Глэдстоуна настолько потрясла работа одесских гримёров, что он едва не бросился на Свена с кулаками. Но потом опомнился и рассмеялся.
  Вылет запланировали на четыре утра. Если за нами ведут слежку, у врага не будет времени приготовиться и прострелить баллон, чтоб мы разбились. Шар, уже привязанный на подворье, покачивался на ветру. Внутри корзины, по древней воздухоплавательной традиции, мы выложили две дюжины мешков с песком.
  - Ну, парни, я предлагаю не облачаться в скафандры прямо сейчас, чтоб не стеснять движений,- заметил я за утренним кофе.- Лучше это сделать на трёх-пяти километровой высоте, когда поубавится бортовых навигационных работ.
  - Логично,- поддержал Погребнюк-Глэдстоун.- Пока разбалансируем рулёвку, настроим парусную фигуру, возни будет.
  - Да, конечно,- кивнул Свен-Циля,- заодно полюбуемся пейзажами. Прекрасный солнечный день.
  Погрузившись в корзину, мы мощными ударами топора перерубили швартовные тросы. Шар вздрогнул и, преодолевая гравитацию, потянулся вверх. Виталик выдвинул подкрылки, высвободил воздушный руль, и мы плавно взмыли вверх. Верхушки деревьев и пальм остались позади, скоро под корзиной не стало крыши моей виллы, над нами раскрывался синий, уже светлеющий шатёр. Открывались окрестности. Какая прелесть! Какая пастораль! Цветущие луга! Молодая пастушка в сопровождении двух возбуждённых кудрявых гармонистов вела на лужок стадо крошечных ягнят. С чьего-то майдана тревожно замычала корова - нас увидела. Из лесных массивов завыл голодный волк - услышал корову. Залаяли дворовые барбосы - услыхали волка. То там, то там кукарекали пивни. Занималось утро. Над морским обрывом валялся пьяный участковый инспектор Сергей Иванович Петренко. Он был без фуражки - стащила шаловливая детвора.
  Вот уже и солнце поднялось. Первые же люди, появившиеся на улице, заметили наш воздушный шар и позадирали головы. Скоро все бездельники скопом повылазили и столпились возле разрушенного здания почты - оттуда деревья не мешали им пялиться в небо.
  На высоте четыре километра движение замедлилось и мы повыкидывали за борт весь балласт - двенадцать стокилограммовых мешков песка. Лишь бы никого внизу не пришибло. Шар развил приличную скорость. Земля постепенно превращалась в огромную плоскую пиццу.
  Стало зябко - надели скафандры. В паре сотнях метров от нас пронёсся огромный "Боинг". Птиц уже не было. Под нами клубились облака. Потом стало теплеть - это начиналась стратосфера. Чем выше поднимался наш аэростат, тем страшнее, опасней и кошмарно безжизненной становилась обстановка. Вцепившись в поручни, мы просто сидели и ждали. 30 километров, 35, 40. Словно верстовые столбы мелькали на высотомере цифры.
  Мы пережили чудовищные приключения: адские грозы, когда исполинские молнии носились промеж нас, вспышки ионизированного газа, магнитные бури, атаки солнечного ветра и многие другие опасные катаклизмы.
  С высоты 300 километров планета смотрелась как размалёванное азиатское блюдо и располагалась не под, а над нами - появилась невесомость. Небо не только ошеломило нас необычайным обилием звёзд и естественных явлений. Вдалеке пронеслась блестящая коряга - мы собственными глазами увидели космическую станцию "Мир". Однако пора было спускаться вниз. Виталик раскрутил маховик затвора, перевёл руль на реверс и включил верньер. Матушка-Земля стала приближаться.
  
  
  ГЛАВА 17
  об оригинальной эстетике нужных мест
  
  Когда Домбровский стал испытывать постоянный, всё более нарастающий стресс от происходящих событий, он даже попробовал приложиться к выпивке. Но не помогало. От рождения трусливый, он острее всех чувствовал идущую по пятам гибель. Если Циля со временем лишь зверела и лезла на рожон, то Домбровский больше паниковал и вокруг его дома вырастал ещё один железобетонный забор с колючей проволокой. Он сам себя замуровывал в тюрьму. Последняя фишка, что выкрутил трудовик - отряд из сорока бойцовых роботов-убийц, купленных в Японии по 12 миллионов долларов за экземпляр. Эти свирепого вида терминаторы с горящими красным цветом глазами безостановочно бродили вокруг цитадели Домбровского. Они уничтожали всё живое, что несанкционированно приближалось к дому. Александра Ивановича ненавидела вся округа - озлобленные хозяева многих тысяч погибших барбосов, мурок и кеш. Попасть к Домбровскому можно было, только доложившись заранее по видеотелефону с ближайшего почтового отделения. Мы это знали. На мои и Погребнюка-Глэдстоуна руки надели фальшивые наручники, имитируя, что нас конвоирует Циля. Телефонный код Домбровского - 666. Мы встали напротив камеры, чтоб видно было всех. Свен перед вызовом проглотил две пилюли для голоса.
  Отвратительное лицо Александра Ивановича появилось на экране. Он прищурился:
  - Циля? Ты тут?
  - Отворяй, Иваныч,- треснул цилиным голосом Свен.- Я привезла сюрприз.
  Домбровский протёр кулаками круглые глаза:
  - Какое чудо! Циля! Ты их словила! Ага! Попались, соколики! Хуарес, Погребнюк-Глэдстоун. А Эриксон всё-таки улизнул?
  - Обижаешь, я его подстрелила. Я к тебе специально прилетела. Сейчас шлёпнем этих, а потом закатим пир! Эгеге!!!
  - Но сперва помучаем, как следует!- бесновался учитель.- Я жду с нетерпением! Веди их скорей!
  - Только ты своих дуболомов поубирай!
  - Не беспокойся, я снимаю охрану.
  - Так-то лучше.
  До дома Домбровского было полкилометра пути. Оружие не было - с ним в дом мог пройти только сам хозяин. К тому же Гора бен Борух рассказал нам особенности охранной сигнализации дома. Домбровский имел кнопку, которую должен был нажимать с утра до вечера каждые 10 минут, иначе на всю округу ревела сирена, блокировались выходы, и сбегалась охрана. Время и средства были ограничены.
  Перед воротами, украшенные именными вензелями и гербами хозяина, все роботы стояли выключенные. Едва мы подошли, всё открылось. Я насчитал восемь заборов, один выше другого. На некоторых торчали острые штыри, по другим змеилась колючая проволока. По периметру злобными жирафами возвышались смотровые вышки с прожекторами. Двор был пуст, ни одного сторожа. Из окон гремела песня "День Победы" в исполнении советского конформиста Льва Лещенко. Это Домбровский на радостях отмечал свой триумф. Он вовсю балдел, что теперь у него нет врагов, и он волен продолжать свою порочную и низменную жизнь, как раньше. Но нет, сволочь, рано радуешься.
  Свен шёл посередине, а мы, вроде бы как прикованы к его полицейскому поясу. Стали слышны быстрые прыжки и скоки по лестнице внутри дома. Александр Иванович выбежал на крыльцо в полном параде. На нём был превосходный фрак с украденным у задушенного ветерана орденом Героя Советского Союза, лаковые туфли и по массивному золотому перстню на каждом пальце. В руках эта сволочь держала открытую бутылку шампанского. Учитель географии от дикой радости громко расхохотался и азартно разбил бутылку о свой лоб. Пена размазалась по довольной роже и стекала на дорогой фрак.
  - Идём в дом, коллега!- пригласил Домбровский.- Веди этих ублюдков!
  В доме загримированный Свен похлопал трудовика по плечу:
  - Иваныч, я не поссала с дороги, уже, блин, зубы плавают, где у тебя тут параша?
  - Идём, проведу. Этих паршивцев не отстёгивай с цепи, а то удерут.
  - Не бзди, я их через всю Европу везла.
  Уборная комната Домбровского по роскошному убранству многократно превосходила Георгиевский зал Кремля. Готика, ампир, барокко и рококо в удивительно гармоничном сочетании поражали всякое воображение. Просторное величественное помещение. Стрельчатые арки, крестовые своды, античные скульптуры, огромные окна с цветными витражами, ниши с резными и живописными алтарями, балкончики с балюстрадами, винтовые лестницы к балкончикам, непередаваемой красоты ажурные башенки. Куда ни глянь - кадушки с финиковыми пальмами, пышными кустарниками алых роз, лимонными и банановыми деревьями. Десятисантиметровый персидский ковёр под ногами, по которому деловито прохаживались вальяжные павлины с распущенными хвостами. Приятно удивило, что им под гузки подвесили очаровательные кошелёчки, вышитые люрексом, чтобы падающий из жопки помёт не пачкал ковёр. Под высоким куполом потолка среди нарядного декора царила необъятная люстра богемского хрусталя, точь-в-точь, как в Венской опере. Под тюлевым балдахином помещался похожий на трон императора унитаз из чистейшего золота, инкрустированный бриллиантами, под ним - настоящая шкура белого медведя, а над ним - платиновый компьютеризированный сливной бачок с дисплеем и пультом дистанционного управления. Бачок являлся также ионизатором и кондиционером. Унитазный стульчак, набитый пухом птенцов снежной совы и обитый мягкой кожей молочной импалы, имел новейшую систему подогрева, чтоб спросонья не было зябко умостить только что из тёплой кровати зад на ледяной неуютный кружок. На расстоянии вытянутой руки от унитаза красовались два очаровательных старинных столика с богатым выбором французских коллекционных вин, фруктами, шоколадом, круассанами, эклерами, эротическими глянцевыми журналами и телефонной связью. С правой стороны стояло биде, тоже золотое - настоящее произведение искусства. Исполненное в виде стоящей на коленях обнажённой египетской царицы Нефертити с запрокинутой назад головкой и открытым изящным ротиком, из которого бил фонтанчик настоящего боржоми. Легендарные руки царицы использовались как поручни. Несмотря на современную систему подогрева полов и стен, в уборной, вероятно, ради поддержания общего стиля помпезности и одиозности размещался настоящий английский камин викторианской эпохи, купленный на аукционе за сумасшедшие деньги. Топил его магнат только высушенными дровами трёхлетней сакуры, что доставлялись спецрейсом из Японии по первому требованию. Напротив унитаза находился аккуратный подиум с неоновой подсветкой. Когда меломан Домбровский заходил в уборную по большому делу, на этом подиуме нанятые дети в концертных костюмах играли успокаивающую музыку. Мальчик играл на сопилочке, а девочка - на скрипке. Вне всякого сомнения, по праздникам на этом подиуме с великим удовольствием выступали самые заслуженные звёзды отечественной поп-культуры. На стенах висели величественные старинные иконы, под каждой горела лампадка. На кованых бронзовых треногах стояли клетки с гарцкими канарейками, которые ласковыми голосками в унисон насвистывали мелодии ведущих композиторов советской эстрады. Имелось также несколько огромных аквариумов, где обитала диковинная фауна всех четырёх океанов. Иногда в них для услаждения глаз запускались обнажённые аквалангистки и кормили с руки ужасных акул.
  Войдя в уборную и оказавшись окружёнными таким фантастическим, режущим глаза и потрясающим чувства изобилием, мы на какое-то время остолбенели. Это был какой-то нереальный нудистский музей золота, долларов, бриллиантов, психопатии, клептомании, безвкусицы, пошлятины, нуворишеского хамства и социалистического скотства. Домбровский искренне балдел, искоса глазея на наши изумлённые лица. Выказывая Циле особый почёт, Александр Иванович подал Свену руку, чтобы подвести к золотому унитазу. И в этот момент получил от Погребнюка-Глэдстоуна сокрушительный удар в левую скулу. Одновременно я сделал подсечку, и трудовик грохнулся на ковёр. Всё происходило настолько быстро, что географ не успел крикнуть. Но мог это сделать вот-вот.
  - Срочно кляп!- орал Свен, сев учителю на лицо и выкрутив ему руку.- Какой-нибудь хренов кляп! Хоть что-нибудь! Скорее, пока я держу его!
  Мы огляделись. Ничего похожего не было. Я уже хотел было запихать в глотку Александра Ивановича его собственные туфли, но тут увидел ёршик. В прекрасной вазе баккара стоял ёршик. Ёршик представлял собой маленькое чучело медвежонка панды, закреплённое на резной ручке слоновой кости. Этот шедевр таксидермистского мастерства я схватил и с силой вогнал в пасть Домбровского, сломав ему при этом зубы. Виталик взялся мне помогать. В четыре руки мы принялись вкручивать полуметровый ёршик в пищевод трудовика. У мерзавца от злобы, натуги и ужаса глаза повылазили из орбит и стали красными, как у рака. Свен стряхнул со своей головы женский бигудишный парик, очки и выплюнул фальшивую вставную челюсть. Теперь стало абсолютно ясно, что он не Циля. Трудовик жутко замычал, сообразив, что смерть пришла по его душу. Когда из раззявленного рта учителя торчал самый кончик ручки, мы стали изо всех сил лупцевать изверга руками, ногами, бутылками вина, вазонами, сахарницами. Погребнюк-Глэдстоун схватил за шею проходящего мимо павлина и дубасил им Домбровского по лицу и шее. Перепуганная птица орала и дристала. Времени было в обрез - мы спешили причинить негодяю как можно больше боли и страданий, чтоб наказать его за бесчисленные преступления против добра и справедливости. Били в спину, в живот, по шее, по кадыку, по рёбрам, по печёнке, по почкам, по яйцам, между ног, между прочим, как попало.
  Я содрал с лацкана его фрака звезду героя Советского Союза:
  - За этот орден, пидор, люди свою кровь проливали, а ты из-за него ветерана убил!
  - Виталя,- показал Свен пальцем на разбитую винную бутылку.- Передай, пожалуйста, осколок. Я хочу снять с него скальп.
  - На, возьми. Отличная идея. Будет что отправить Циле бандеролькой!
  Осколок ломался, жёсткая как яловый сапог кожа на голове Домбровского топорщилась, резалась неровно. Вдобавок он кривился, жмурился, дёргался и мешал править линию. Наконец Свен изловчился и быстро, как пластырь с ранки, содрал волосяной лоскут с черепа злодея. На макушке осталась пунцовая кровоточащая мякоть. Его всего колотило и подбрасывало, было трудно удержать. На перекошенном лице географа вздулись жилы. Он на несколько секунд потерял сознание. От пережитого кошмара утробно мычащий Александр Иванович обмочился, а из обеих штанин вылезла густая бурая глина. Окровавленный скальп Свен спрятал в карман брюк. Посмотрел на часы.
  - Надо добивать, ребята. Он своё отмучился.
  - Понесли.
  Не сговариваясь, мы поволокли избитого преступника к унитазу. Открыли крышку. Из последних остатков сил Александр Иванович шевелился, чтоб оказать сопротивление, но судьба в этот день была не на его стороне. Мы перевернули Домбровского вверх ногами и направили его макушкой прямо в унитазную дючку.
  - Если голова пролезет, то всё тело пролезет,- вспомнил я старую народную мудрость.
  - Уши мешают,- прикинул Погребнюк-Глэдстоун.- Придётся ампутировать.
  Пару удачных взмахов обломком бутылки - оба уха, как кровавые пельмени, один за другим булькнули в воду.
  - Ну, ребята, с Богом. Взялись! Три-четыре!
  Сколько помню всевозможных неблагодарных работ, самое трудное - запихивать в унитаз взрослого упитанного мужчину. Даже раненый и глушённый Александр Иванович пытался уцепиться перебитыми руками за края очка, чтоб спасти свою продажную шкуру. Мы сбивали каблуками его пальцы, ломали запястья, давили суставы. Кости хрустели, но он всё равно пытался задержаться на этом свете. Понять такую жажду жизни было легко - на счетах подпольного наркоторговца и мошенника хранилось многомиллиардное состояние. С превеликим трудом удалось наполовину затолкать упрямца в створ. Кроме того, что Александр Иванович возмутительно дрыгался и сопротивлялся, нам мешало само устройство унитаза. "Унитаз - раковина в уборной для стока испражнений, мочи",- так говорится в Толковом словаре русского языка С.Ожегова. Но это чрезвычайно упрощённое определение. На практике унитаз в поперечном распиле напоминает равлика-павлика. Протолкать через несколько колен большое продолговатое тело - задача на грани физических возможностей. Чтобы ускорить дело, Виталик Погребнюк-Глэдстоун притащил массивный табурет, которым в несколько мощных ударов по жопе заколошматил-таки учителя вглубь. Повозившись ещё немного, нам удалось затолкать Александра Ивановича целиком в стояк. Переключив турбину сливного бачка на полную мощность, мы запустили акселератор и нажали пуск. В дырке образовался мощный водоворот, унитаз трусился и ходил ходуном, втягивая непривычное содержимое стояка. Создавалось впечатление, что золотая чаша вот-вот взорвётся. Но техника оказалась сильней, вакуумные насосы переломили ситуацию. Вибрации прекратились; когда отрицательное давление достигло критического значения, раздался лёгкий хлопок. Вместе с водой и каловыми массами тело Домбровского ушло по трубам. Теоретически, через пару дней его останки выбросят канализационные трубы в широкий размеренный поток извилистой реки Гвадалквивир, а потом они продолжат путешествие дальше, в загадочные глубины Средиземного моря. Там их сожрут подчистую голодные омары и кальмары.
  Мы успели выполнить свою операцию. Всё это время послушная охрана Домбровского отсиживалась в затишке и не вмешивалась. Наш интеллект и изобретательность одолели грубую силу и оголтелую злобу Домбровского. Находясь уже далеко от места событий, готовясь покинуть Севилью на своём уникальном экзосферном воздушном шаре, мы наконец-то услышали, как над всем городом зазвучала тревожная сирена пропащего трудовика-географа. Уже бесполезная спасти кровожадного пса. Потому что он сполна заплатил по своим старым векселям.
  
  
  ГЛАВА 18,
  
  о противоречивых отношениях бритоголовых и черножопых
  
  Ликвидация Домбровского коренным образом переломила ситуацию в нашу пользу. Мы окончательно закрепили за собой стратегическую инициативу. По своему значению эта операция сравнима с казнью Ессеева. Проводя аналогию с Великой Отечественной Войной, смерть Ессеева можно сопоставить со Сталинградской битвой, а Домбровского - с Курской. Отныне Циля уже не сможет собрать достаточно сил для широкомасштабного контрнаступления. Отныне она будет вынуждена только отступать. У трёхглавого дракона осталась лишь одна голова, правда, самая хитрая, коварная и опасная. И расслабляться не стоит - силы у этой твари для смертоносного укуса ещё есть. Словно раздавленная тапочкой оса, уже размазанная по стене, всё ещё имеет ядовитое жало, которого следует поостеречься. Таким образом, путь к победе расчищен. Последний шаг - окружить и уничтожить Цилю.
  Старая вымбовка, узнав о таинственном исчезновении Домбровского, сразу сказала, что можно заказывать реквием. Она ни секунды не сомневалась, что мы его убили. Шокирующую новость принёс Циле охваченный животным страхом Ибрагим Лазаревич Кац, который примчался из-за рубежа с квадратными глазами, весь в глине, дрожащий, затравленный, перепуганный до смерти. Это был чёрный вестник в самом буквальном смысле - бывший учитель научного коммунизма так и приехал в гриме негра. В последнее время западный мир в силу каких-то экономических предпочтений и выгод договорился не считать негров людьми второго сорта. Даже больше - неграм всюду оказывали почёт и уважение, не подвергали обыску и аресту. Белая молодёжь стала тесней сближаться с неграми, участились случаи смешанных браков. Общественные деятели и политические фигуры с неграми носились, как дурачки с погремушками. Голливудские дегенераты, картавые правозащитники, телевизионные петрушки валом повалили в африканские джунгли, чтобы лить слёзы и усыновлять крупным оптом детей чёрных людоедов. Эпидемия толерантности и терпимости, словно мозговой триппер носилась по буржуазным умам высшего общества и становилась модной фишкой, наряду с кокаиновой зависимостью, нелегальной эмиграцией и пассивной педерастией. И наоборот, людей традиционных взглядов стали называть расистами и фашистами. Им стали угрожать судом Линча! Почуяв ситуацию, криминалитет принял на вооружение передовые идеи. Многие серийные убийцы, насильники, наркобароны, похитители детей, международные работорговцы и сутенёры носили кудрявые парики и мазали морды сапожной ваксой, зная, что полицейские с земными поклонами будут уступать дорогу и не препятствовать передвижению представителям самого нищего, отсталого, ленивого, бездарного, умственно неполноценного континента планеты.
  Этим путём пошёл закоренелый преступник Ибрагим Лазаревич Кац. В своём гриме, чёрный до фиолетового отлива человек не вызывал никаких подозрений ни в Америке, ни в Европе. У него не только не спрашивали паспорт, но даже купили билет за счёт государства. Он прилетел в Одессу. Кац знал только то, что Домбровский исчез. Присутствовал при полицейском осмотре дома, своими глазами видел разгром в уборной комнате. И всё. Остальное он додумывал уже сам. Циля выслушала полную мистических эпизодов леденящую кровь историю о вмешательстве секретных военных разработок, инопланетян и потусторонних сил. По его мнению, мы теперь вездесущи и научились убивать на расстоянии силой мысли. Циля, хотя и делила слова Каца на все тридцать два, всё же призадумалась. То, что мы не только вынырнули из небытия, но и добрались до самого Домбровского, у которого охранные системы считались надёжней, чем у президента США, спутало карты. Теперь Циля уже не чувствовала себя в безопасности. Вся зарубежная резидентура разрушена. Ареал её охотничьих угодий невероятно сузился. Инфернальная старуха судорожно стягивала поближе к себе последние силы, которые можно было поставить в строй. Она даже крупными посулами вызвала на годовой контракт свою дочь Марианну. Марианна любой разговор с мамашей начинала не со "здрасьте", а со "сколько". В первую очередь её интересовали деньги, во вторую и третью тоже. На десятом месте было всё остальное. В глазах Марианны блестели долларовые символы ($). Это зафиксировано записью районного окулиста в амбулаторной карточке девушки. Марианне Циля поручила разведку, дела которой особенно пошатнулись последнее время, следствием чего и стала потеря контроля над ситуацией. Основной шпион и лазутчик Шут-Тилло стал на скользкий и позорный путь предательства. Не выдержав напряжения, опасаясь за свою жизнь, трусливый шнырь дезертировал, прихватив заодно часть общака Цили. Однако далеко уйти крысятнику не удалось. Посланные вдогонку Павловски, Матрусенко и Калачёв с помощью взятых напрокат охотничьих соколов настигли беглеца в дремучих чащобах Лесков. Шут-Тилло, исклёванный, сломленный, опустившийся сдался на милость преследователей. Но вместо милости он получил пулю в лоб. Войсковая казна и голова Шут-Тилло вскоре оказались на цилином рабочем столе. Кстати, из этой мёртвой головы Воланд или Белиал изготовил бы кубок для вина. Практичная Циля изготовила ночную напольную вазу.
  Подтверждение своим наихудшим подозрениям Циля обнаружила рано утром. Идя помочиться после сна, она обратила внимание на Алекса Матрусенко, который был дежурным по уборке в тот день. Он ползал раком и выдраивал затопанный пол. Циля подошла поближе и дала Матрусенко некрепкий поджопник ногой. Алекс выпрямился и повернулся.
  - Чем это ты моешь пол, говнюк?- строго спросила учительница, показывая на тряпку пальцем.- Что это за блохастая засраная мочалка? С неё парша трусится! А ну, покажи ближе!
  Послушный ученик растерялся и протянул тряпку Циле под нос.
  - Я не знаю, Циля Моисеевна,- заблеял пугливый Матрусенко.- Спозаранку её принёс почтальон.
  - Что ты мелешь, придурок?
  - Клянусь теоремой Виета. Почтальон принёс. С почты. Сказал, что посылка в этот адрес.
  Циля побледнела и выхватила тряпку из рук лакея. Внимательно осмотрела.
  - Откуда прислана эта... посылка?- не своим голосом спросила Циля то ли у Матрусенко, то ли у тряпки.
  - Почтальон сказал, что из Испании.
  Ничего не говоря, Циля повернулась и пошла по коридору, прихватив тряпку с собой. Её потряс такой шок, что она даже забыла пописять. Математичка закрылась в кабинете. Тряпка, которая стала причиной нервоза, оказалась не совсем обычной тряпкой для мытья полов. Это был скальп Домбровского, который мы выслали из Севильи почтой.
  Так неумолимая тень грядущей расплаты вкрадчиво подошла вплотную к Циле и даже осторожно положила когтистую лапу на старушечье плечо. Это был удар ниже пояса с двух колен.
  Марианна Икс в суть военного конфликта не вникала. Завуч Бухалов пытался было разложить перед ней ситуацию, но жадная женщина явно скучала, ожидая, когда выдадут гонорар. В Гимназии Святой Софии она числилась учителем информатики, но никто никогда не видел эту даму в здании школы. Циля подготовила новую инструкцию по выживанию для бойцов: в тёмное время суток передвигаться на улице по двое, чтоб обзор был круговым. Собрания педсовета участились, много стало болтовни и путаницы. Самих операций стало значительно - сказывалось отсутствие разведданных. Случались промахи - иногда напуганные цилины стервятники убивали по ошибке невинных людей, перепутав то со мной, то со Свеном, то с Погребнюком-Глэдстоуном. А на днях Эндрю Толпана посадили на десять суток за сопротивление представителю власти. Этот дегенерат, наглотавшись колёс и кокаина, устроил в баре драку с ножами. Вызвали ментов. Тут он мог вполне благополучно отделаться штрафом, но одурманенная голова наркомана ничего соображать не могла. Крича нечеловеческим голосом, используя нецензурные слова, Толпан содрал у майора милиции погоны. Пользуясь замешательством оторопевшей толпы, наркоман расстегнул брюки, стал раком и вытер милицейскими погонами свой сильно нечистый зад. У майора случился инфаркт миокарда - за долгие годы службы он даже и не представлял себе, что возможно так больно обидеть представителя государственной власти. Его сослуживцы, ставшие свидетелями скандала, от срама краснели и сильно конфузились. К нарушителю применили меры административного воздействия - дубинки по почкам, кулаки по сопатке, табуретка по макушке и сапоги по печёнке. Толпан сел за решётку на десять суток, как раз тогда, когда Циле позарез нужны были люди.
  Ибрагим Лазаревич Кац, трусясь всем телом, словно паралитик, без умолку нагнетал и без того тревожную обстановку. Циля несколько раз даже делала ему замечания, чтоб он не вёл себя, "как хворая старуха, как первоклассница в тёмной комнате". Всё было бесполезно. Педагог медленно приближался к помешательству.
  - Необходимо выкупить участок шесть соток на Луне, обустроить там базу и затаиться. Соберём все деньги, продадим свои хаты. Здесь мы все неизбежно погибнем,- заявил он однажды.
  Циля переглянулась с Бухаловым. Завуч пожал плечами и незаметно покрутил у висков пальцами. Делать было нечего, решили подождать, как оно будет дальше. Циля ограничилась тем, что запретила Кацу прикасаться к оружию и подливала ему в ужин галаперидол. По иронии судьбы, это обстоятельство и стало причиной нелепой гибели Ибрагима Лазаревича. Дело в том, что к вечеру вся банда, чтоб "не распыляться", собиралась у Цили, где и ночевала. Такой ораве требовалось немало жратвы. Расписали дежурство, кто когда идёт на базар за продуктами. В четверг была очередь Ибрагима Лазаревича. Уже возвращаясь назад, таща на горбу огромный тяжёлый вещмешок, Каца угораздило напороться на банду бритоголовых фашистов. С утра они не поймали ни одного чурки, настроение было не ах, а тут - негр.
  - Эй, ты, пепс, а ну стоять!- окрикнул его главарь банды по кличке Ганс.
  Кац, хотя и не являлся генетическим негром, отозвался и машинально подошёл.
  - Ты приехал из Африки, чёрная обезьяна, чтобы портить наших славянских девушек? - сурово задал вопрос радикальный концептуалист.- Что у тебя в рюкзаке? Открой. Чуваки, да тут жратва! Ах, ты, мойдодыр грёбаный! Жрёшь русский хлеб?
  Тут Ибрагим Лазаревич, очнувшись, что он не в Америке, принялся вытирать ваксу с морды и трусливо оправдываться:
  - Мужики, так я ж свой! Я русский! Вот, это гуталин! Я в парике! Вот мой паспорт!
  - А ты, сука, оказывается двубортный гад! Что?! Так ты ещё и Кац?! Вдобавок хочешь почувствовать себя черножопым? Это можно.
  Фаши налетели, орудуя цепями, кастетами и ножами. Кац не смог выдраться. Прохожих с улицы словно ветром сдуло. Труп Ибрагима Лазаревича заметили аж в субботу, когда его уже до последней косточки обработали бродячие псы.
  После этого случая Циля приняла окончательное решение драпать. Лучшие из лучших уже давно погибли, а погибать в одной шеренге со слабоумными слизняками ей не желалось. Старой ведьме наплевать было на всех и на всё, даже на жизнь своей единственной дочери.
  Ни одна живая душа не знала, что используя тайные финансовые связи, Циля купила большой дворец в Японии на маленьком острове Танегасима, фактически у чёрта на рогах. К этой покупке прилагался фальшивый паспорт, из которого следовало, что Циля - не Циля, а госпожа Ямамото, вдова отставного чиновника из Токио. В этой далёкой, Богом забытой стране можно было скрываться сколько угодно долго. Но Циля, при всех своих пороках, жестокости, бессовестности, корыстности, надо сказать, обладала недюжинной храбростью. Разумеется, это была храбрость загнанной в угол крысы, храбрость отчаянная, безрассудная. Но драпать Циля ещё не собиралась. Намечалось что-то нехорошее, но первое время мы не имели возможность проникнуть в разбойничьи планы.
  И вот неожиданно пред очи наши светлые является один интересный юрист, некто Свириденко.
  
  
  ГЛАВА 19
  О том, как проникнуть в кроличью нору и вытащить из тюрьмы Толпана
  
  Марианна Икс, цилина дочка, внесла предложение, что разведцентр следует разместить на улице Новосельского в заброшенном, полуразрушенном и заколоченном здании Кирхи. Это самое высокое строение Одессы, с её колокольни можно просматривать весь город. А на самой верхушке, где до переворота 1917 года был крест, следует инсталлировать мощный локатор. Циля доверяла дочке, потому что Марианна имела диплом учителя информатики и умела играть в "Тетрис". Единогласно приняли решение выделить средства. Но тут Марианна заартачилась, что в Кирхе отсутствуют бытовые условия, а посему потребовала купить для неё трёхкомнатную квартиру, рядом, на Дворянской улице, в доходном доме Рогозинской. Завуч Бухалов вступил в дискуссию, гневно напоминая Марианне, что нельзя швыряться такими деньгами на отдельную квартиру для неё, когда они сами живут "двадцать рыл на четыре нары". Обиженная выдра надула губки, напыжила щёчки и уже хотела сделать ручкой. Циля, выматюгавшись, вытащила из подпольного тайника сахарницу золотых монет.
  - На, подавись, соплячка,- злобно выдавила старуха.- Но учти, за каждый грош я попрошу отчёта! Чтоб через неделю разведцентр заработал.
  - Нужны будут люди для обслуживания объекта,- нахально требовала Марианна.
  - Отсосёшь!- стукнула Циля по столу.- Нет у меня лишних людей.
  - Ну, хотя бы дежурных.
  - Один в сутки. Посменно.
  - Ну ладно, так и быть,- согласилась стерва и упаковала сахарницу в ридикюль.
  Она ушла, и с тех пор никто её не видел. Локатор на Кирхе она установила, правда, самый дешёвый, снятый со списанного в 1960 году траулера, а также выдала с барского плеча два старых театральных бинокля с битыми лупами. Для связи с посёлком Котовского на Кирху провели телефон. Ещё туда притащили примус - делать чай бдительным наблюдателям. По очереди на колокольню вылазили Матрусенко, Калачёв, фон Шейбнер, Йоц, Бузурбай. Циля бредила мечтой засечь кого-либо из нас и напасть первой. А Марианна заказала себе позолоченные визитные карточки начальника разведки, купила роскошную квартиру, причём ту, в которой когда-то жил великий певец времён развитого социализма Валерий Ободзинский. Оттуда не казала носа. Соседи обычно говорили о таких новосёлах только шёпотом на кухне. На средства Цили она вела богемную жизнь артистичной шалавы Серебряного века. Там с утра до вечера толклись представители творческой интеллигенции - бездарные нищие лодыри, неряшливые, небритые оборванцы. Они жрали, пили и хвастались талантами. Стены гостиной Марианна завешала идиотскими картинами современных художников, холодильник набила водкой, а спальню завалила плётками, кожаным бельём, презервативами, наручниками и самотыками. На ночовку к ней приходили с коньяком, анашой, порошком смуглые темпераментные мужчины. Негры, мулаты, индусы, таджики, арабы, все представители шокирующей Азии гостили у ненасытной женщины. Дичайшие кокаиновые оргии продолжались почти без перерыва, Марианна утрачивала связь с реальность. Перед её оплывшими мутными глазами мелькали, как в калейдоскопе, бокалы, шприцы и члены. Мы, разумеется, были в курсе дела, но не вмешивались - такая обстановка нас устраивала. Учитывая, что вся разведка Цили состояла из обкуренной нимфоманки и горстки перепуганных растяп, мы получили возможность не прятаться в Мэйзон-Вилледж, а свободно передвигаться по Одессе, что мы и делали.
  А у Цили, особенно в свете поведения её дочки, усилились ежевечерние перебранки с завучем Бухаловым. Виталий Иванович укорял Цилю в бездействии, говорил, что "не желает подыхать из-за наркоманов и дураков". Бухалов прямо потребовал у Цили поделить кассу и разойтись в разные стороны. Раскольник уверждал, что так будет эффективней. Циля и слышать не желала о дроблении, физрук встал на её сторону. Завуч вроде бы смирился, но только для виду. Он сильно боялся за свою жизнь, и этот страх привёл его за глотку под двери нашей милости.
  Отмечали День рождения Виталика Погребнюка-Глэдстоуна в ресторане Красный. Приглашённых гостей, в том числе из Кремля, насчитывалось более трёх тысяч персон. Из Лос-Анджелеса прилетела моя Джейн. Поздравить Виталика приехала его семья - жена Светлана, дети Дэнис и Атанасиус, тёща Регана Гвидоновна Чобля. Для неженатых мужчин Виталик позаботился, чтоб в смежных помещениях всегда было вдоволь вежливых и чистоплотных проституток из модельного агентства "Элит Модел Лук". Пригласили музыкантов - группы "Роллинг Стоунз", "Дип Пёрпл", "Дэф Лэппард", "Аэросмит", "Флитвуд Мэк".
  Около трёх ночи к нашему столику подошёл пожилой мужчина в элегантном, хотя и старомодном костюме оливкового цвета. На его круглой как футбольный мяч голове восседала необъятная чёрная ондатровая шапка, из-под которой немного ниже плеч свисали жиденькие рыжие пейсы. Вертя в блестящих от перстней пальцах фужер чинзано, он без предисловий обратился ко мне, улыбаясь золотыми зубами рта:
  - Господин Хуарес Санчес? Позвольте пригласить на танец вашу очаровательную супругу.
  - А по яйцам?- поинтересовался я, с детства не любивший панибратских мансов.
  Незнакомец жеманно рассмеялся высоким бабским смехом.
  - Я пошутил, пошутил. А вы меня не узнаёте?
  - Простите, нет. И не желал бы узнавать.
  - А я всё же представлюсь, ибо это очень важно. Я юрист, член Одесской коллегии адвокатов Николай Петрович Свириденко, бывший заведующий районо, того самого, который курировал Гимназию Святой Софии много лет тому назад.
  Я посмотрел в хитрые глаза Свириденко и принял решение:
  - Пройдёмте, побеседуем в кабинете директора ресторана, которого я попрошу выйти на двор и покурить.
  - Весьма благодарен. И господин Эриксон, я надеюсь, тоже примет участие в беседе?
  - Господин Эриксон примет участие. Пойдёмте.
  Выставив директора ресторана за двери его же кабинета, мы встали напротив Свириденко. Закурили.
  - Что вам надо?- поспешил разоблачить его Свен.
  Самоуверенный адвокатишка в ондатровой шапке, очевидно рассудив, что для сохранения здоровья лучше не юлить и не изворачиваться, раскололся:
  - Господа, я представляю интересы господина Бухалова Виталия Ивановича.
  Мы обомлели. Оказывается, завуч Бухалов решил провести с нами сепаратные переговоры. Ясно, что он сильно рисковал - такие вещи Циля ни за что не прощала, завуч мог поплатиться головой. Ясно, он понимает, что дело проиграно, и всё, что его сейчас интересовало - сохранить собственную жизнь и некоторую сумму, чтобы отойти от бандитских дел, купить домик на лимане и достойно встретить старость. Через своего посредника, адвоката Свириденко, к тому же своего кума, он желает сдать нам Цилю в обмен на свою личную безопасность.
  - С чего бы вам верить?
  - Понимаю, понимаю,- засуетился хитрован,- для начала господин Бухалов любезно предоставляет вам следующую информацию.
  Так мы узнали о Кирхе. Когда Свириденко улетучился в предутренних сумерках, мы рассказали всё Виталику Погребнюку-Глэдстоуну.
  - А может быть, это ловушка?
  - Может быть,- согласился я.
  - Надо идти проверить прямо сейчас,- предложил Свен.- Если они знают, что мы гуляем в ресторане, то сегодня засады точно не будет. Это шанс.
  - Ты прав. Айда, ребята!
  Незамеченные, мы рванули из ресторана в Спиридоновскую улицу. Тут я имел один затишок, где хранилось альпинистское снаряжение на всякий случай. Используя его, мы вскарабкались на Кирху. Массивные двери прекрасного и гордого готического строения были наглухо заколочены девятидюймовыми ржавыми гвоздями. Изнутри их подпирали горы скопившегося за семьдесят лет советской власти бытового мусора. Хамы, руководящие городом и страной в упор не замечали, как погибает неповторимое строение, настоящая жемчужина города. Попасть внутрь можно было по фасадной стене через круглое окно над парадными воротами. Помещение это, по форме окна, в народе называлось "ромашкой". Оттуда был путь на винтовую лестницу вверх. Но чтоб вылезть на колокольню, следовало проявить поистине акробатические навыки - эта дорога скрывала бесчисленные опасности. Много жизней забрала она. Срывались вниз любопытные школьники, которые казёнили здесь уроки, падали добродушные пьяницы, вдалеке от зануды-участкового попивавшие тут портвейн "777". Летели из-под купола представители различных социальных слоёв, но многих тянула в свои загадочные лабиринты молчаливая мудрая Кирха.
  Мы за три минуты пробрались внутрь заброшенного храма. Прислушались. Чу! Едва слышный, расползался вдоль сырых стен чей-то увлечённый бубнёж. Оценив обстановку, прикинули, что бубнят двое. Вот, бормотание прекратилось. Кто-то неуклюже карабкается вниз. Шаги по лестнице. Когда некто проходил мимо ниши, я молниеносным прыжком сбил его с ног, заткнув ему рот. Скрутив неизвестного, повели его в комнату. Оказалось, мы словили того самого дружка Калачёва - Владимира Антоненко фон Шейбнера. Он дико перепугался, дрожал со страшной силой, и вот-вот из его военных штанов могла полезть обильная глина.
  - Рассказывай, недоношенный, кого вы здесь пасёте, а то сейчас на небо отправлю,- пригрозил пленнику Виталик Погребнюк-Глэдстоун, дав ему под нос понюхать своего железного кулака.
  - Я всё расскажу,- божился фон Шейбнер,- только не бейте, умоляю, ради всего святого, не бейте!
  Выяснилось, что сейчас пересменка, на колокольне находятся Матрусенко и сменяющий его Калачёв. Сам он, фон Шейбнер, пришёл сюда в самоволку, поточить с приятелями лясы и потравить анекдоты.
  - Если тебе, хрен моржовый, дорога твоя жизнь, ты проведёшь нас на колокольню,- настоятельно потребовал Свен.
  - С великим удовольствием!- оживился мерзавец.
  Колокольня - унылое, неуютное пространство, обдуваемое всеми ветрами. Тут, увлечённо играя в орлянку, расселись на пыльном полу оба бдительных наблюдателя. Рядом валялась старая подзорная труба. В углу мерцала и потрескивала закопчённая керосиновая лампа. Зрелище явилось жалким.
  - А, доброе утро, подонки! Не ждали?
  Они не ждали. От страха Матрусенко и Калачёв одновременно испортили воздух. Чтоб подавить возможное сопротивления оба были немедленно избиты.
  - Кто ещё в Кирхе?! Не молчать!
  - Только мы! Только мы трое! Никого больше!
  Виталик Погребнюк-Глэдстоун схватил фон Шейбнера за тонкую шею и вышвырнул его в оконный проём вниз головой на улицу. Недолго летел негодяй - даже пискнуть не успел. Мы услышали, как он шлёпнулся об асфальт. Скорее всего, он умер от страха ещё в полёте. Раздался истошный крик какой-то случайной прохожей бабы, ставшей очевидцем. Матрусенко и Калачёв прижались к стене и плакали.
  - Так будет с каждым,- предупредил я обоих,- кто станет у нас на пути. Где Марианна?
  - Вот её адрес. Она сюда не приходит.
  - Значит так. Циле ни звука. Скажите, что фон Шейбнер поскользнулся. Иначе всем смерть!
  - Да, ясно, понятно.
  - Когда из тюрьмы выйдет Толпан?
  - В четверг освобождается.
  - Кто его встречает?
  - Махмуд Адамович Йоц. Так Циля приказала.
  - Оставаться всем на своих местах!
  Мы ушли из Кирхи через пролом в правой северной башне. Вопросы о Толпане не были праздными - опасный агрессивный наркоман очень мешал. Его следовало убить. Убить, пока он за решёткой. Выпущенный на волю, этот неуправляемый дьявол мог натворить нам множество проблем. Нельзя было медлить - Циля уже вела переговоры с начальником городского управления об амнистии для своего лучшего бойца.
  Тюрьма для самых невменяемых хулиганов располагалась на Слободке, в районе улицы Известковой. Там просто вырыли сырую яму, закрыли её люком-решёткой, огородили жёлтыми флажками и рядом сколотили будку для надзирателей. Арестанту скидывали раз в день кусок чёрного хлеба. Воду сидельцы добывали сами - присасывались пересохшими губами к мокрым стенам своего каземата - в ракушняковых порах всегда скапливалась влага. Когда в яму привезли связанного в смирительную рубашку Толпана, других арестантов отпустили, чтоб придурочный маньяк не передушил их всех до единого. Чтоб укротить психопата, охранники почти не давали ему жрать, но не ленились всячески оскорблять матерными выражениями его и его родителей. Начальник тюрьмы приказал подчинённым в туалет не ходить, а ссать прямо Толпану на голову сквозь прутья решётки. От такого беспардонного обращения дни казались дебоширу годами. От бешенства он ревел носорогом и дёргался, надрывая жилы, пытаясь выпрыгнуть из прочных объятий смирительного костюма. Только ночью злобному хаму был покой - его надзиратели приглашали проституток и до утренней пересменки глушили водку в неимоверных дозах.
  Таким образом, добраться до Эндрю Толпана было несложно - мы подождали, когда посланный майором сержант вернулся из ночного ларька с баулом водки, потом поспели весёлые юные минетчицы, и вот - заходи, бери что хочешь.
  Огнестрельное оружие - штука не всегда эффективная, особенно, когда надо прикончить величайшего из негодяев современности. Он не заслужил лёгкой смерти от свинцовой пули. Виталик Погребнюк-Глэдстоун, который ещё в школе не поделил с ним девушку Олесю, даже не желал слышать о гуманизме и прочих телячьих нежностях.
  - Я сам разберусь с ним, парни, у меня на него зуб, вам и не снилось,- утверждал он.
  - А что ты задумал?- смеялись мы.
  - Могу лишь гарантировать, что умрёт он тихо и спокойно, совершенно бесшумно, как святой монастырский старец. Он умрёт во сне.
  Зловещий тон загадочных слов Погребнюка-Глэдстоуна заинтриговал. На Известковую поехали все вместе на белом лимузине. Когда стало ясно, что в мусоровской будке началась всенощная пьяная вакханалия и загремела громкая поп-музыка, операция началась. Виталик, в духе великого Эдгара По, задумал заживо замуровать Толпана в его склепе, а недалеко от его могилы вырыть копию тюрьмы с решёткой и люком. Земля копалась легко, мы управились меньше, чем за час. Потом вывинтили тяжёлую решётку и перетащили на новую яму. Луна взошла, и осветила скрюченное в смирительной рубашке храпящее тело Эндрю Толпана. Мы выгрузили из багажника кирпичи, цемент и звукоизоляционное покрытие. Напоследок Виталик спустил вниз на верёвочке котомку, которая шевелилась сама по себе.
  - А там что?- удивился я.
  Виталик усмехнулся:
  - Дюжина диких голодных крыс. Я лично выловил их накануне на свалке. Это ему на новоселье. Чтоб не скучал. Через несколько часов злые бестии прогрызут кожаную сумку. Это будет весело. Веселее, чем ему было с Олесей.
  Эндрю Толпан так и не проснулся, когда мы положили двойную прочную кладку над его последним пристанищем. Потом складными грабельками Виталик заутюжил сверху землёй. О том, что внизу помещение с живым человеком, не догадался бы даже Кашпировский. То-то наутро мусора хватятся арестанта! Ну уж начальство шею им намылит, как пить дать! Всё припомнят - и водку на службе и девочек на смене.
  Ликвидировав Эндрю Толпана, который последние часы своей жизни будет воевать с серыми хвостатыми чуваками, мы дальше загнали Цилю в угол. И уже фактически расставили сети. Ату!
  
  
  ГЛАВА 20,
  доказывающая, что Добро всегда побеждает Зло
  
  Часы пробили пять утра. Дежурный Матрусенко, почесав куском хоккейной клюшки одно место и отколупав от сутулой спины прилипшие ночью арбузные корки, отправился на кухню сварить для Цили большую выварку манной каши. В кашу крошилось свиное сало, говяжьи внутренности, и добавлялась подлива из крови, мозгов, цибули и чеснока. Запивала такой завтрак она четырьмя двухлитровыми бурдюками кумыса со спиртом. Потом он пошёл будить хозяйку. Циля, резко выдохнув в лицо Матрусенко мощный напор спёртой вони чеснока и лука, быстро подскочила на ноги. Позавтракав кашу, посетив уборную, приступила к ежедневной физзарядке. Её ждал десятикилометровый кросс вокруг дома, трёхмильный заплыв на крыжановском диком пляже, разминка с двухпудовыми гимнастическими гирями, акробатика на турнике, брусьях и кольцах. Потом длительный бой с боксёрской грушей, метание ножей и стойка на голове. Завершала процесс недолгая медитация перед человеческим черепом со свечкой на макушке. Так Циля насыщалась свежей утренней злобой и свирепостью.
  Завуч Бухалов ещё крепко спал - накануне он уезжал в консульство Японии, чтоб купить для Цили долгосрочную визу, а вернулся в половине четвёртого. Будить там было некого - мужчина позволил себе принять грамм шестьсот на сон грядущий. Кроме Виталия Ивановича никто не знал, что Циля обзавелась тайной японской резиденцией - согласно её собственной инструкции по выживанию. Физрук Павловски с вечера вошкался в районе Кирхи, выясняя, что там произошло с фон Шейбнером. Он осмотрел объект, допросил постовых, а потом отправился на квартиру Марианны для совещания по вопросам разведки. По крайней мере сам он так утверждал.
  Циля переменила спортивный костюм на униформу и зарылась в бумагах письменного стола. Циля сжигала документы. Тут ворвался перепуганный до смерти Йоц, которому Циля поручила встретить из тюрьмы Толпана. Он с азиатским воем рухнул на кровать и залился горючими слезами.
  - Всё пропало, Циля Моисеевна! Мы все погибнем!- завывал учитель.
  - Возьмите себя в руки, Йоц!- раздосадовалась Циля.- Вы мужик или корова? Прекратите эти сопли немедленно! Какие вы, гуманитарии, рёвы!
  Это не действовало, даже наоборот - не видя сочувствия и поддержки своему страданию, Махмуд Адамович расходился всё больше, плакал почти не переставая.
  - Я хочу жить! Мамочки! Ой-ой-ой!
  - Что с Толпаном, чёрт вас дери, Йоц?- устав ждать, спросила Циля.- Отчего вы его не встретили?
  - Нету Толпана!
  -?!!
  - Он исчез из тюрьмы! Решётка на месте! Замки не тронуты! Подкопа нет! А Толпан исчез! Ой-ой-ой! Мы все погибнем! Нам крышка!
  И снова учитель уткнулся в мокрую от слёз подушку. Циля, харкнув с досады на пол, пошла к телефонному аппарату, чтоб совершить звонок начальнику городского управления внутренних дел. Разговор продолжался около часа. Ничего никому не говоря, Циля отправилась в кабинет и стала перекладывать вещи со шкафов, антресолей, сейфов. По воздуху летали униформы, бумаги, продукты, всё вперемежку. Тем, кто находился рядом, не было понятно, что за бардак творится. А ведь даже такой бык, как Павловски, не говоря уже о Бухалове, вмиг догадался бы, что Циля пакует чемоданы. Да, ей уже было наплевать на всех, главное на сегодняшний день - спасти свою шкуру. Единственное, что от неё услышали - сегодня педсовет
  Благодаря завучу Бухалову, который стал нашим "кротом", мы знали о том, какую жизнь ведёт цилина дочка на якобы "явочной конспиративной квартире". Мы знали о наркотиках, о пьянках, о групповых случках, нередко с привлечением дегенеративной прослойки общества: гомосексуалистов, киноартистов, лесбиянок, педофилов, некрофилов, некропедофилов, эстрадных звёзд, крупных политических и общественных деятелей. Нам не было никакого дела до этой клоаки, пока однажды наш "крот" не решился сдать с потрохами физрука Павловски. Обладая не только базарной изворотливостью и хитростью, но и недюжинным интеллектом, достойным лучшего применения, бывший неуловимый фарцовщик и барыга почувствовал по отношению к себе некий холодок со стороны Цили. Это было нормально - Циля доверяла только тупым примитивным дуболомам, вроде Павловски. Умников она считала своими конкурентами. Старая грымза всегда опасалась, что такие коллеги, как Бухалов могут со временем перейти к ней в оппозицию, чтоб завладеть кассой, общаком, властью, связями, а её саму скинуть с преступного олимпа. Особенно остро эта проблема стояла сейчас, когда кризисная ситуация пробуждает жестокую дарвиновскую борьбу за выживание. Таким образом, Виталий Иванович, копая под Цилю, рассчитывал шлёпнуть двух зайцев - закатать Цилю асфальтом раньше, чем она его, а заодно обезопасить свой зад от нашей неудержимой мести.
  Шанс отловить Павловски нельзя было упустить. Много кровавых следов оставил он за собой, немало искалеченных судеб осталось неотомщёнными. Его уроки физкультуры мало чем отличались от смертельных опытов доктора Йозефа Менгеле. Полоумный садист со свёрнутой набекрень дурной башней заставлял школьников прыгать со школьной крыши, держа в руках раскрытый зонтик. Негодяй называл это безобразие "парашютный спорт". Несколько погибших и две дюжины парализованных - таков итог соревнований по такому спорту. Если бег - то до инфаркта, если подтягивания на турнике - то до инсульта. Не было дня, чтоб из физкультурного зала не выносили очередного несовершеннолетнего покойника. Безобидные игры в футбол, волейбол и пионербол отвратительный извращенец легко превращал в кровавые побоища. Втихаря физрук подсыпал перед уроком в минеральную воду наркотики и психостимуляторы, от которых милые школьники превращались в диких зверей и устраивали жуткие побоища, такие, что даже потолок был в крови. Для двоечников была предусмотрена отдельная пыточная комната. Дыба, замаскированная под шведскую стенку, "железная дева", со стороны похожая на безобидный снаряд для бодибилдинга или приспособление для сажания на кол, сделанное в виде велотренажёра - вот что ждало любого, кого физрук счёл физически недоразвитым и отсталым. Появившись инкогнито в Дворянской улице, мы вежливо опросили консьержку, которую для достижения откровенности любезно угостили бутылкой водки и кулёчком малосольной тюльки. Любопытная ведьма без тени смущения выложила всё, что знала о Марианне, её квартире и всех гостях, которые там тусуются. Так мы узнали, что сейчас в гостях у сказки со вчерашнего дня колбасится Павловски. Мы показали его фотографию старой сплетнице, и она его уверенно опознала. Азартная баба ещё добавила, что сейчас там сон, потому что уже третий час не долбит на всю громкость "ихняя дебильная музыка". Пока Свен заговаривал зубы болтливой консьержке, а Погребнюк-Глэдстоун прикрывал фланг, я свистнул из шкафчика дубликаты ключей от нехорошей квартирки. Распрощавшись, мы прошли к нужной двери и преспокойно открыли нехитрые замки. Спёртый проспиртованный воздух вперемежку с запахами имбиря, мускуса, пота, мочи и кала обдал наши лица.
  - Какая вонь!- поморщился Свен.
  - Давайте откроем окна. Уму непостижимо! И это квартира молодой женщины!
  - Зоопарк. Свинарник. Скотобаза.
   Марианну мы обнаружили в спальне. В неестественной позе совершенно голая цилина дочка лежала на полу. Она была мертва, причём давно и уже успела окоченеть. Вокруг раскоряченного тела валялись пустые шприцы, ватки, колбы, столовая ложка и зажигалка. В этой же комнате спали ещё какие-то персонажи - бородатый хиппарь в розовом берете, а на софе - худая дылда с тремя зубами, двумя косичками и в драной юбке. Скорее всего, художники. Повсюду валялись игрушки из секс-шопа: надувные, наливные и насыпные куклы, кожаные плети, искусственные пенисы и вагины, шипованные самотыки и сверхмощные вибраторы, электрические минетные автоматы, горы презервативов, вёдра всевозможных лубрикантов.
  В другой комнате мы обнаружили физрука. Павловски спал, обнявшись под одеялом с каким-то гомиком. Нас всех немедленно стошнило на пол. Оправившись, Виталик Погребнюк-Глэдстоун достал из кармана походную аптечку и, покопавшись в содержимом, нашёл снотворное. Он заправил шприц тройной дозой и сделал укол Павловски прямо через одеяло. Теперь он был в полной нашей власти. Его любовника мы разбудили ботинками по морде и прогнали с дома.
  Павловски весил более двухсот килограммов при росте два двадцать. Даже втроём мы еле-еле стащили его с кровати. Потом обвязав физруку запястья, мы подвесили его канатом на крюк для люстры, как свиную тушу. Бесстыжий педераст заслужил хорошей порки. Из секс-арсенала Марианны мы выбрали три жёстких нагайки с острыми стальными крючьями на хвостах. Чтоб наказание сделать более справедливым, я принёс тазик уксуса для плёток. Магнитофон включили на полную громкость.
  Выстроившись в ряд, мы влупили одновременно тремя плетьми. Павловски немедленно проснулся и заорал. Неудивительно - каждый удар такой нагайки вырывал кусок мяса из массивного туловища спортсмена. Мы взмахивали плетьми без остановки. Павловски, несмотря на свой вес, изворачивался как олимпийская чемпионка по художественной гимнастике. Кровь брызгала, как из садовой лейки, мясо слетало ломтями, нагайка Виталика одним ударом выбила Павловски оба глаза. Я тоже лихо закрутил своим кнутом, ловко вырвав физруку ногу. Чтоб он не вздумал терять сознание и сачковать, мы регулярно посыпали его раны солью и поливали уксусом. Даже такая лужёная глотка, как у Роберта Самсоновича, и та не выдержала. Он потерял голос и только глотал воздух окровавленным ртом. Через четверть часа Павловски умер и обмяк на верёвках.
  Перед уходом Свен перерезал физруку глотку, чтоб его, не дай Бог, не откачали врачи.
  Тщательно стерев отпечатки пальцев, мы убрались восвояси. Всё, теперь мы на прямой финишной. Больше нет преград для ликвидации Цили. Но необходимо спешить, проклятая тварь прекрасно умеет ускользать от заслуженного правосудия. Наскоро пообедав у Фанкони, мы вооружились до зубов и прямиком направились на посёлок Котовского. Завуч Бухалов, который сдал нам адрес цилиной хавиры, под благоразумным предлогом удалился попить кофейку с пряниками в кафе "Льдинка", чтоб ненароком не попасть под огонь.
  Мы устали действовать исподтишка, поэтому, поднявшись на цилин этаж, без церемоний позаколачивали толстыми гвоздями квартиры всех её соседей, а заодно порезали телефонные кабели. Удар ногой - цилина дверь вылетела с петель. Мы ожидали встретить ожесточённое сопротивление, но нет - крики и возня, беготня и вопли. Что за чёрт? Я, держа палец на спусковом крючке, ворвался в комнату. Забившись в углу, дрожали от страха Матрусенко и Калачёв. На диване рыдал навзрыд Махмуд Адамович Йоц. Вспоминая этого слизняка в школе, нельзя было обвинить его в чём либо, кроме нерешительности и слабохарактерности. Он пребывал целиком во власти Цили. Поэтому мы не стали карать его слишком строго. Просто пристрелили автоматной очередью. Всё равно уже не жилец.
  Потом наши автоматы уставились чёрными дулами на Калачёва и Матрусенко.
  - Где Циля?- строго спросил я.
  - Мы не знаем. Честное слово.
  Чёрт возьми, такие ссыкуны, как эти двое, до такой степени наляканы, что действительно могут не знать, иначе рассказали бы всё. Приковав обоих олухов наручниками к радиатору, мы обыскали квартиру. Стало ясно, что Циля умотала с вещами. И как назло нет вестей от Бухалова.
  - Нечего здесь делать, пошли.
  - А эти двое? Что с ними делать?
  - Не знаю. Убить? Так руки не об кого пачкать.
  После недолгих раздумий Виталик Погребнюк-Глэдстоун острым десантным ножом отрезал обоим кисти рук.
  - Так то лучше. Теперь эти руки не смогут приносить столько горя и страданий. Зло должно быть наказано по справедливости.
  Делать нечего - мы ушли. В гостинице нас ждал сюрприз - звонил из Израиля наш друг Гора бен Борух.
  - Шалом, Гора, у нас проблема. Циля улизнула из-под носа!
  - Я того и звоню. Циля покинула страну.
  - Но нас навёл на неё Бухалов.
  - Бухалов одной сракой на два стула. Ему нужно убрать Цилю вашими руками, чтоб самому управлять мафией и деньгами. Лучше бы вам избавиться от него.
  - От падла! А где же искать Цилю?
  - Она эмигрировала в Японию. Подробности не знаю, но она именно там, я отвечаю за свой базар.
  Так мы узнали о двуличности Бухалова. Ну, погоди, проклятый пёс!
  Завуч не догадывался, что мы в курсе дела его интриг. Заманить его не составило труда. Связавшись с его кумом Свириденко, мы организовали встречу с серым кардиналом Цили. Мы сразу открыли карты:
  - Так что, Виталий Иванович, ты нас хотел подставить?
  - Ни в коем разе! Я с вами, мужики, я тоже против Цили!
  - Низкий лжец!- вспылил Виталик Погребнюк-Глэдстоун.- Вот копия твоего прошения в японское посольство. Ты помог Циле бежать, подлец!
  - Я ничего не знаю, это клевета!- высоким голосом взвизгнул Бухалов.
  - Не лепи горбатого! Выкладывай всё, что ты знаешь!
  - Хорошо, я всё расскажу. Только пообещайте, что сохраните мне жизнь! Я не хочу умирать! Я ещё не стар, не женат, мне ещё жить да жить!
  Мы переглянулись.
  - Хорошо, мы не убьём тебя,- согласился Погребнюк-Глэдстоун.
  И Бухалов заговорил. Он выложил всю подноготную. Так мы узнали, что Циля укрылась от правосудия на маленьком японском острове Танегасима. И это наша главная и последняя цель.
  Что касается Виталия Ивановича, то мы сдержали своё слово и не убили его. Он любил свою жизнь - мы оставили её ему. Но только жизнь. Ему отрезали всё - руки, ноги, язык, половые органы. Выкололи глаза и слуховые каналы. Бухалов был надёжно изолирован от мира, а мир избавлен от этого злодея. Кроме жизни у Виталия Ивановича оставалась память. И в памяти этой перед ним вечно будут стоять загубленные неповинные школьники. Так наказано ещё одно зло.
  Покой нам только снится. Решив покончить с Цилей раз и навсегда, мы уже повели игру по крупному. Благо, денег имеем предостаточно, чтоб не стеснять себя в средствах возмездия. Виталик, используя связи своего тестя, генерала из Москвы, договорился о покупке огромного стратегического бомбардировщика, самого большого в мире, одного из тех, которые два десятка лет наводят на американцев дикий ужас. И был взят курс на Японию. Теперь мы знали на сто процентов, что Циле пришёл конец. Наш самолёт сбросил на остров Танегасима мощную атомную бомбу, 500 мегатонн.
  Взрыв оказался мощнее ожидаемого. Казалось, что взорвалось всё небо. Гриб можно было наблюдать из любой точки Тихого океана. Не только Танегасима, но ещё дюжина островов взлетела на сорок километров ввысь. Это спровоцировало сильнейшее землетрясение, в считанные часы Япония лежала в руинах, огненный вихрь снёс с лица Земли родину самураев и камикадзе. Вся Азия на несколько сотен лет погрузилась во тьму и холод ядерной зимы. Только одна десятимиллионная доля солнечной энергии достигала земли узкоглазых народов. Реки замёрзли, рыбы исдохли, урожай завял. Цивилизованный мир "золотого миллиарда" оказался не готов к оказанию гуманитарной помощи, что не удивительно - слишком стремительно развивались события. Громадные количества сажи поднялись над страной восходящего Солнца, или, что более точно, страной пожирателей дельфинов. Образовались густые, чёрные, светонепроницаемые облака. Люди гибли миллионами, а в ближайшие два года население планеты сократилось на треть, но все эти жертвы, разумеется, остались на совести Цили. Конечно, по-человечески немного жаль невинных людей, но иного выхода не было - игра стоила свеч. Взрывная волна сорок раз обошла планету, скорость вращения планеты замедлилась на две секунды. После землетрясения последовала серия экологических природных катаклизмов - извержения подводных вулканов, невиданные в истории Земли цунами, наводнения, смерчи, тайфуны, торнадо. Так шёл процесс очищения. Великого очищения. Мир вступал в новую эпоху, где больше нет зла. Истинного зла, каким была учитель алгебры Циля Моисеевна Икс из Гимназии Святой Софии.
  
  
  ЭПИЛОГ
  
  Вовремя не наказанное зло умножается многократно. Распоясавшийся злодей неисправим, он только наглеет. Так считала наша мудрая старушка, директор Гимназии Святой Софии Светлана Васильевна Шимилёва. Помню, как вдохновенно Светлана Васильевна выступила перед нами в день последнего звонка. "Библия,- говорила педагог,- учит нас - "око за око и зуб за зуб", а я говорю вам - голову за око и сердце за зуб. Никогда ничего никому не прощайте, ни при каких условиях. А если вас ударили в правую щеку, не обращайте к обидчику другую, а в ответ бейте по яйцам. Кто хочет взять у тебя рубашку, сдери с того кожу живьём. Просящему - дулю в рыло, голому - хер в сраку. Никому не верьте, ни единому слову, гните своё и только своё, хоть весь мир станет убеждать в обратном. Вам надлежит стать бездушными, бессердечными и безжалостными в полной мере, ибо только так, опустошёнными и очищенными, вы сможете наполниться добром и истиной. Кто станет носителем добра, истины и справедливости, тому надлежит беречь и защищать их, драться до крови, до смерти, не щадя жизней, ни старых, ни малых. Забудьте, что такое пощада, эту блажь используют, чтоб ослабить врага. Всегда держите оружие наготове, всегда добивайте противника, если уж схватили за глотку - душите, не раздумывая. Только месть имеет силу, только нож принимает решения, только пули чего-то значат. Так устроена жизнь. Прощение развращает, милосердие озлобляет, стремление помочь калечит. Чтобы не быть раздавленными, вы должны давить сами, без жалости и оглядки. Я старше вас, я умнее и опытней, поэтому прошу внимания. Мама с папой внушали вам установки о справедливом устройстве мира? Плюньте им в рожу, если желаете прописаться в безжалостном социальном муравейнике. Это дорога в никуда, а попасть в никуда - невелика наука. Ваша миссия - нести миру добро. Зарубите себе на носу - вас окружают не люди, а цели. Если не вы их, то они вас. Рассчитывать стоит только на личную хитрость, ловкость и изворотливость. Друзья бывают только в книжке про мушкетёров, в жизни есть место лишь для компаньонов и подельников, с которыми держите ухо востро. Все остальные - кровные враги, уничтожая которых первыми, вы спасаете свою жизнь и зарабатываете авторитет в обществе. Вы теперь - выпускники. Вас, карасей, держали в аквариуме с комнатной температурой, а теперь выпускают в кишащую щуками и пираньями реку. С этого дня ваше детство позади. Вы вступаете во взрослую жизнь. Сейчас вы даже не воши, пока что вы ещё гниды, зародыши, эмбрионы, сперматозоиды. Это старт. Остальное будет зависеть только от вашей способности брать, что пожелаете и не отвечать за поступки. Жизнь - это голодное жадное зло с раскрытой пастью. Потому готовьтесь только к самому худшему, чтоб не терять бдительности. Стоит на секунду зазеваться - вас, как в том стихотворении, разрежут на части, намажут на хлеб, разжуют, сожрут и высрут вон. Все праздники остались во вчерашнем дне. Отныне только тяжкие бесконечные будни монотонной пеленой накроют вас и пойдут с вами с этой школьной скамьи и до той холодной могилы. А жизнь коротка. Не всегда её хватает для максимальной самореализации. А потому не оглядывайтесь, не считайте трупов позади себя. Лучше считайте живых впереди себя, догоняйте, настигайте, побеждайте. И нет у вас других союзников, кроме собственных мозгов и мускулов".
  Светлана Васильевна мудрым словом и поддержкой подготовила нас к жизни, помогла не просто выжить, но победить. Мы вступили в неравную схватку, но воля к победе оказалась сильней всех миллионов денег и гор оружия, которые противопоставила Циля и её банда. Мы навестили нашу любимую директрису - старушка проживала в доме престарелых, куда её спровадил любимый сынок Богдан. Судя по всему, мальчик прекрасно усвоил мамины уроки. Шимилёва, несмотря на библейский возраст, держалась также властно, как когда-то в директорском кресле - перед ней ходил на цырлах весь персонал - от заведующего до самой ничтожной, конченой нянечки. Она не обращалась по именам, говорила односложно - "эй", "сюда", "дай", "подай", даже не глядя на тех, кто с проворным шуршанием исполнял любой каприз.
  Светлана Васильевна узнала нас и очень обрадовалась известиям. За бутылочкой "Шери брэнди" мы провели вечер воспоминаний.
  На другой день мы прощались с нашим другом, Виталиком Погребнюком-Глэдстоуном. Мы улетали домой, в Америку. Мы победили. Добро оказалось сильней. Справедливость восторжествовала.
  
  
  г. Одесса, 1990-1991 гг.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"