Чемек Александр Павлович : другие произведения.

Когда зимний вечер...

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Активный отдых.

  
  Когда зимний вечер...
  Однажды в студеную осеннюю пору я вышел из школы. Точнее, вылез из нее через форточку. Подмосковная сельская школа, которая по случаю каникул не работала, впустила нас − группу туристов на ночлег с условием ничему плохому в ней не учиться. Да где уж чему-нибудь учиться! После марш-броска по заснеженной пересечёнке, все 23 походника полегли на полу небольшого класса, как во поле воины после побоища на известной картине В.Васнецова.
  Несмотря на наличие ватного спальника, в котором мне было вполне уютно, уснуть я не мог. То ли кто-то из соратников неприлично похрапывал, то ли слишком полная Луна непристойно высвечивала наше лежбище, то ли Синильга позвала, словом, выйти на воздух зело захотелось.
  Увы, дверь оказалась запертой, а найти ключ или какую-то отмычку я не смог. Не будить же нашего вожака Сафронова по такому пустяку! А форточка на что?
  Впервые трюк достойный Кио Старшего я проделал лет 20 назад, когда мне было 7, и размеры мои были вдвое меньше. Родители посылали меня каждое лето в Крым к тетке Анне − троюродной сестре отца. Не то, чтобы мне не нравились эти "командировки": и душные вагоны, и несносная жара, и странные названия станций, вроде Джанкой, и экзотический фруктовый рацион, сопровождаемый поносом... Не то, чтобы тетка, санаторная медсестра, морила меня голодом (родители переводили ей какие-то деньги на мое содержание), но абсолютная воля, которой до этого я не испытывал − вот что выбивало меня из колеи на несколько последующих месяцев моей столичной жизни.
  Я пропадал на диком пляже партенитского лукоморья, называемом местными мальчишками Ломкой, где среди гигантских валунов можно было действительно легко сломать и ноги, и руки, и шею (о наркотиках тогда никто и понятия не имел), пока от голода не начинало сводить желудок. Плавал и нырял так, что иной раз мог и не вынырнуть с глубины 15-20 метров, увязнув в борьбе с клешнястым крабом. И первые уроки межличностных отношений я получил именно в этой расслабляющей атмосфере.
  Старшая дочь тетки, Светлана, девушка лет семнадцати, была, что называется, сорвиголова. Стройная, гибкая, ныряльщица − на зависть парням, острая на язык спуску никому не давала. И тщетны были потуги работающей в смену матери уследить за похождениями дочурки.
  Однажды Светка подступила ко мне с экстравагантной просьбой: залезть в проем над дверью в некую каморку под лестницей, ведущей в дом. Каморка сия имела, кроме складского назначения еще и вполне интимное, ибо содержала примитивную лежанку для отдыха нетрезвого Светкиного отчима.
  Припоминаю, меня не сразу захватила идея лезть на двухметровую высоту, загибать гвозди, удерживающие стекло и вынимать его из рамки 30х40 см, а потом...
  Очевидно, не суля мне особых "пряников", она сыграла на элементарных клавишах самолюбия: "Да тебе это слабо!.." Кто только не попадался на сей примитивный крючок! Кто из нас хотя бы раз не поддавался искушению доказать, что он − не cлабак, а вполне и даже очень! Сколько исторических сюжетов закручивалось этим психологическим движком, начиная с античных и кончая нашим временами!..
  Для смягчения пафоса моей работы была снижена и ее цель: достать и из-под лежанки коричневые мужские туфли 42го размера, передать Светке и забыть о своем "подвиге" навсегда. Тем более − не спрашивать об их хозяине. Очевидно, навык в подобных упражнениях остается на всю жизнь, как навык езды на велике...
  Так, встав на подоконник, я просунул в форточку сперва одну ногу на уровне головы, затем − руку и голову. Плечи и вторая рука проходили в проем уже с трением. Остальные части тела кое-как проникли наружу, и я оказался на жестяном карнизе окна.
  Спрыгнув на слегка запорошенную снегом землю, я прислушался. За окном, в школе, не было слышно ни звука, снаружи − мертвая тишина. И я пошел, пошел по заледенелой разбитой дороге, похрустывая тонким ледком, поглядывая на яркую пятнистую Луну.
  Было ли это неким рудиментом лунатизма, доставшимся мне от далекого предка (близкие − им точно не страдали), или известный всем магнетизм спутника Земли, создающий океанские приливы, но, так или иначе, я шел "на нее" − чистый сомнамбула.
  Мысли мои витали вокруг нее. Вспоминалось: то "как эта глупая луна на этом глупом небосклоне", то похождения Циалковского по ее поверхности с неким недотепой-соратником, то полубредовые признания Нейла Армстронга о "нечто", увиденном там...
  Мой взгляд постоянно отвлекали заснеженные дубы, которые стояли, если не князьЯми, то скорее − опричниками, и крахмальные, искристые кружева берез, и темные, таинственные до мурашек на спине куртины чащобы.
  Сколько метров или их сотен я успел пройти, не помню, как вдруг впереди на дороге показалась небольшая темная фигура. Я замедлил шаг, остановился... По спине прошел холодок: вот и Синильга!.. Но вроде − и просто девушка. Двинулся ей навстречу и гадал, к нам или в деревню странница?
  ... Наконец, электричка прошипела воздухом ресиверов, лязгнула сцепками и загудела движками, набиравшими обороты. Как я ждала этого момента! Вдохнуть полной грудью кристально-чистый воздух и отринуть из памяти эту духоту распаренных вагонов, вонь прокуренных, пропитых тамбуров, размять затекшие мышцы ног, − это ли не миг счастья?!
  Всю неделю ждешь этого дня, этого неизвестного − "группа". Что за компания на этот раз, придет ли к Сафронову кто-то еще, кроме "стариков"? Все эти − Алехин, Стасик, Женя − хорошие мужики, "но не орлы". Да и сам Сафронов − орел, конечно, но слишком высоко летает, фанатеет от своего руководства и ничего, кроме маршрута, не видит.
  Слава Богу, сегодня на работе не было шефа, и можно было закончить с фукозидазой пораньше, а не тянуть время с видом полной вовлеченности в процесс. Хотя последние исследования были мне и самой интересны, но тему для диссертации шеф пока не обозначил. Значит, жди, верти хвостом, пока ему не надоест мое мельтешение. К тому же он недавно женился и на примитивные телодвижения сотрудниц пока не реагирует.
  Нет, конечно, иногда он поглядывает мне вслед, что я заметила в отражении стеклянной стенки вытяжного шкафа. Но он может делать это бессознательно, как и все мужчины, тем более при виде миниатюрной хорошо сложенной фигурки. Что лицом не фотомодель − так это не всем дано. Тут уж извините...
  Итак, с платформы я должна пройти через пристанционный поселок до конца освещенной улицы, а там − найти тропу, ведущую к перелеску. Одной идти в темный лес не совсем весело, но все ж − какое-то приключение. Ограбить меня, − так мало поживы. Изнасиловать?.. Ну, это еще надо повозиться, чтобы раздеть: семь одежек и все − без застежек. Авось, Бог не выдаст, − волк не съест.
  Да и опыт в борьбе с приставалами кое-какой имеется. Вспоминать, конечно, противно, но что было, то было... Еще на третьем курсе во время работы в колхозе на уборке турнепса это случилось. После работы, только начало смеркаться, наша группа брела вразнобой по домам, а я замешкалась, поотстала очищая сапоги. Тут из-за гурта с готовой продукцией выскочил Он, навалился сверху, обнял одной рукой за пояс, другой − за горло так, что я чуть не задохнулась.
  − Молчи, сука, а то удавлю, − прошипел гад, изрыгая перегар, и потащил меня, пятясь и качаясь на нетвердых ногах за пирамиды из турнепса вдаль темную.
  "Ну, скотина, − замелькали мысли. − Только бы не задушил, только бы не порезал! Только отпусти на секундочку, уже я те устрою!"
  Заметила, что мужик не сильно здоровый, но сильно нетрезвый, значит, можно с ним обойтись "поласковей". Пячусь вместе с ним, в ногу, как в марше на пленке, пущенной задом наперед, задыхаюсь, хриплю... Наконец, дотащились до самого темного угла, где под навесом валялись кое-как свернутые куски брезента. На них то он меня и повалил, навалился сзади и на миг, устраиваясь поудобнее, отпустил мое горлышко.
  Как мне ни было тошно, но этого мига я не упустила: резко оперлась локтем и коленом в пол, развернулась, сколько смогла, и другим локтем заехала ему в ухо. Кричать я еще не могла, поэтому надеялась только на себя. Он, конечно, не ожидал такого отпора, думал, − я уже спеклась, опешил. Я развернулась еще, одной рукой нащупала, этак ласково, его лицо и ткнула пальцем прямо в глаз.
  Тут раздался его звериный рев, матюги, как утюги. От боли он отпрянул еще. Этого-то мне и надо было! Я тоже завизжала, сколь могла громко, раздвинула ноги да задрала их к голове, будто готова отдаться, но ступнями оперлась ему в грудь и со всей силы толкнула так, что он отлетел и упал навзничь.
  Тут на крики подоспела и помощь. Ребята, услыхав шум, кинулись искать источник. Быстро оценили картину, не стали расспрашивать да рядить и взяли мужика в оборот. Сколько ему навесили, уже не знаю. Я сразу поплелась с девчатами домой приходить в себя.
  С тех пор уяснила, что теряться в любой ситуации нельзя. Надо хорошо контролировать ситуацию. Как это ни смешно, но в этом мне здорово помогли занятия танцами. В паре, как и в вокальном дуэте и любом ансамбле, следишь за партнерами, за каждым их движением тела или голоса. Реакция там доходит до уровня инстинкта, да так, что постороннему кажется, будто все у вас отрепетировано до синхронизма.
  Насколько противно прислушиваться к каждому движению противника, настолько же приятно ощущать единение с хорошим партнером в танце! Его всевозможные прикосновения: толчок ладонью в ладонь, её скольжение от плеча к локтю; к спине под лопатку, на талию, на позвоночник. А контакты животами, грудью, бёдрами! Музыка диктует ритм и настроение, нарастает предугадывание движений партнера, желание идти ему навстречу, слияние душ и тел. Куда там массажу, пусть и хорошему! В танце ты сама в нем участвуешь. С каждого удачного занятия идёшь усталая, но будто на крыльях, вот где катарсис!
  ... Первый тонкий снежок под ногами еще не скрипит, и поступь моя бесшумна, словно я крадусь. Рюкзак у меня не тяжелый: немного еды для общего стола, запасные шерстяные носки и свитер толстой вязки на случай холодной ночёвки. Идти по тропинке по чужим следам легко и понятно. Главное - знать ориентиры, да и луна помогает. Хочется напевать: "Когда зимний вечер уснет тихим сном..."
  Так я и шла, напевая, пока не увидела вдали на дороге фигуру, идущую навстречу. "Кто бы это мог гулять заполночь?", − мелькнула мысль. Но останавливаться не стала, ибо поняла по дымам из труб, что впереди деревня. Значит, рядом люди.
  Подойдя ближе, я увидела незнакомого мужчинку, судя по штормовке − нашего брата, туриста. Небольшого роста, осанистый, с гладким лицом, но не юноша. Тоже с распахнутыми глазами от удивления.
  Он заговорил первый:
  − Выхожу один я на дорогу...
  − Предо мной искристый путь блестит, − поддержала она тему, слегка подправив оригинал.
  − Нешто в группу Сафронова направляетесь? − спросил он.
  − В нее родимую, − ответила она улыбаясь.
  − Я - Алексей.
  − А я - Люда или Люся.
  − И как же это случилось, Люся, что в ночь, сквозь метель и пургу вас понесло почти наобум? Или вы уже здесь бывали? − спросил он, не слушая ответа, а, думая о том, как бы ее разговорить.
  − Нет, не бывала. Иду по описанию, по наитию. Наслаждаюсь тишиной и безветрием. А вы тоже из группы?
  "Какая у нее улыбка, сама стесняшка! А голос интимный, близкий, даже не стелется, а будто подстилается, подстраивается под мой. К кому-нибудь знакомому пришла", − подумал он и сказал:
  − Да, первый раз иду с этими ребятами, а вы уже знаете их?
  − Немного знаю, но не близко. Третий раз иду. Интересные маршруты у Сафронова. И ходит хорошо, в темпе. По плану завтра километров 40 пробежим...
  − Значит, любите спортивный темп... А как рассчитываете ночевать? Все улеглись вповалку на школьном полу. Да наверно, вы и голодны?
  Так, переговариваясь, они медленно брели к деревне. Но разговор их ничего не значил. Они слушал друг друга как бы со стороны, а мысли их сплетались и ветвились, как у телепатов, и вели их в неведомую, темную глубину инстинктов.
  "И ни о чем наш разговор для нас едва заметный...", − напевали они про себя. "Вот бы нам спеть вместе!", − подумали они одновременно и посмотрели друг на друга. Он первый проговорил то, о чем они оба думали:
  − А вы поете?
  − Да. Но про себя... У меня нет голоса, − ответила она лукаво.
  − Да, многие так говорят, хотя и не пробовали заниматься пением. Хороший учитель может "вытащить" голос у любого... Вот я, например, − хотел, было, поделиться Алексей, да призадумался. Особо и хвастать-то было нечем. Ну, занимался, ну, запел. Только смог петь лишь в узком кругу друзей, понимая, что тембр его голоса могут терпеть только они.
  Ледок под их ногами хрустел, снег искрился, Луна светила во всю свою мощь. Полнолуние!
  То ли это астрономическое явление, то ли редкое совпадение их настроений, только магнитные или иные силы направили свои векторы навстречу друг другу. Началось то, что называется взаимопроникновением. В народе это считается "внезапно вспыхнувшей страстью". И к тому моменту, когда они подошли к школе, сила этого притяжения достигла предела.
  Еще не касаясь друг друга даже руками, а только обмениваясь взглядами в контрастном лунном свете, им казалось, что они - старые любовники - встретились, наконец, после долгой разлуки и боятся потерять друг друга снова.
  Алексей, скрывая озноб, который в молодости часто сопровождает вожделение, растягивал слова:
  − А-а вы-ы знае-ете, что есть зд-десь у нас о-од-дна непри-иятность?
  − Да? − спросила она, ободряя Алексея улыбкой.
  − Дверь в ночлежке закрыта, и нам придется проникать вовнутрь через фортку, − вздохнув, ответил он.
  − Ну, если вы через нее вышли, значит, и обратно мы проникнем через нее, − прошелестела она.
  "Вот это девушка! − подумал он. − Ни ропота, ни претензий, будто такие трюки для нее − любимое занятие".
  − У меня на полу расстелен спальник, − переходя на шепот, проговорил он. - Правда, одноместный. Но довольно большой, − смущенно, с трепетом добавил он. - Вдвоем можно как-то поместиться...
  Людмила подняла глаза на Алексея, легко читая на его лице и сомнение, и трепет, и желание. Она улыбнулась, отвела взгляд и, ничего не сказав, подошла к нужному окну. Он полез первым, дабы показать удобные приемы и движения, а затем, − принять ее внутри.
  В комнате по-прежнему было спокойно, и лишь кто-то из собратьев по приключениям пошевелился, устраиваясь поудобнее. Он принял ее рюкзак, положил его, с трудом найдя свободное место, подал руку Люсе, помогая встать ей на подоконник, а потом, обняв за талию, опустил ее на пол.
  У печки, еще теплой, они сняли куртки и сапоги, свитера и теплые штаны и, балансируя между телами, стали пробираться к своему спальнику. Алексей откинул клапан, приглашая Люсю жестом ложиться. Она присела и легко юркнула в утробу спальника. Он, полный противоречивых чувств, последовал за ней.
  "Что мы будем делать-то среди этой толпы, которая может уже вовсе и не спит, а только и ждет продолжения; даже если народ и спит, то может проснуться от любого звука; и что мы можем вообще делать в одежде и стиснутые ватником", − пронеслось в его голове.
  "Интересно, удастся ли заснуть, − думала она. - Парень, вроде, симпатичный, но насколько смел? Теперь уж пусть будет, что будет..."
  Она легла на правый бок, а он, стиснутый спальником, прижался к ней сзади. Ее теплое, плотное тело с хорошим рельефом своей неподвижностью излучало нервный призыв. У него зачастило сердце. Его левая рука невесомо легла на ее плечо и, не встретив реакции, скользнула ниже, на грудь.
  Люся, против ожидания, руку Алексея не сбросила, а напротив, слегка прижала ее к груди. Сердце Алексея спешно погнало кровь из головы все ниже. Мысли становились короче и сократились до нескольких слов: жарко, расстегнуть лифчик, хочу сосок, освободить член... Еще недавно застывший от неопределенности его членик уже вырос до стандартного мужского размера и, казалось, еще немного, − треснет от напряжения.
  Он опустил руку в трусы, выровнял член вдоль тела избавляя его от боли и прижался к ее ягодицам плотнее. Она поняла происходящее с Алексеем и сама начала расстегивать пуговицы на своей рубашке. Его мягкие объятия и твердый намек в ягодицах начинали опьянять, затуманивать ее сознание.
  "Чего он хочет, что я могу ему дать сейчас в этом кошмаре? − всплывала и без ответа исчезала мысль. - Какой он! Как я хочу быть с ним!" Ладони ее стали влажными, соски напряглись и стали шершавыми, как сухие изюмины. Его ладонь в этот момент проникла под матерчатый свод бюстгальтера и, накрыв грудь, судорожно застыла.
  "Неужели это возможно?!", − подумал он. Ощущение прохладной кожи округлой формы уже почти забытое, произвело на него томительное действие. В бедрах у паха сладко заныло, из канальца вытекло несколько тягучих капель.
  Люся переставала думать об окружающем. Ее свободная левая рука непроизвольно потянулась к нему за спину, легла на поясницу, просунулась под трикотаж. Твердость его ягодиц передалась по руке в ее гудящий мозг и ниже, ниже внутрь лона, где поднимался томительный жар.
  Поскольку действо происходило в полной тишине, никаких объяснений или даже звуков не произносилось, что добавляло остроты сочувствия и взаимопонимания. Сила их влечения росла с каждой минутой. Но обстоятельства!..
  Зажатые стенками спальника, не имея свободы движений, они могли действовать только руками. Их руки, будто самостоятельные существа, трепетно и жадно изучали тела друг друга. Было очевидно, что оба они давно не испытывали подобных ощущений и жаждали насытиться ими сполна. Но к чему может привести разгоревшееся желание без логического разрешения? Увы, рассуждать об этом они уже не могли, ибо действовали почти бессознательно.
  Его ладонь, освободив вторую грудь из-под лифчика, скользила от нее − к первой, пытаясь одновременно охватить хотя бы их вершины. Это никак не удавалось сделать из-за их небольшого размера, и он мучился тем, что вторая рука, зажатая телами, не могла участвовать в процессе. Люсины соски торчали из упругих гладких полушарий, как миниатюрные регуляторы громкости, вернее - наслаждения, которые только и нуждались в нежных вращениях для тонкой настройки ее состояния.
  Ее рука скользнула по его бедру и протиснулась между разгоряченными телами. Ладони ее всегда были несколько шершавыми от постоянного влияния химикатов и воды, что обычно ее смущало, но не сейчас. Ее ладонь сначала робко дотронулась до твердого пылающего ствола, упиравшегося ей в ягодицы. Поняв, что ей не хватает свободы, он отодвинулся, сколько мог, и ее ладонь легла вдоль пениса, как бы успокаивая, утешая его по-матерински.
  Однако внутри ее лона разыгрывалась настоящая буря, и волны густой пены были готовы выплеснуться, дабы остудить то, что пылало у нее на ладони. Уже почти в трансе она протянула раскрытую ладонь вниз, вдоль овального твердого органа, чтобы достичь то место, откуда он вздымался. При этом нежная кожа под ее рукой и так натянутая до предела последовала за ладонью и обнажила гладкую овальную плоть, оттянутую посередине вниз тонкой уздечкой. Кончиками пальцев она касалась и, казалось, пересчитывала овальные сливы в плотном морщинистом мешочке мошонки. Увы, их было как обычно: две.
  Его же инстинкт вел его руку все ниже и ниже. Насладившись ощущением нежной податливости груди, он опустил ладонь на плотную кожу ее живота и с нетерпением ниже, под резинку. Волосы на ее лобке были достаточно длинны и мягки, так, что можно было запустить в них пальцы, как в шевелюру. Еще ниже, у самой развилки вспухших шершавых губ его средний палец ощутил вязкую теплую влагу, которую захотелось тут же попробовать на вкус. Для этого и взамен гигиенических процедур ему пришлось выпростать руку из сладких кущ и сунуть пальцы себе в рот. Омыв их слюной, он отправил ладонь по проторенному пути и нежно коснулся самого сокровенного места женщины, − узкого бугорка над входом в вагину.
  Люся слегка содрогнулась, сжалась, но не увернулась от нежного прикосновения. В ответ ее ладонь обхватила пенис, потянула его вверх и тут же - вниз. Его средний палец скользнул во влажную щель между вспухших губ и проник дальше, вверх, обнимая влажный, тугой бугор под лобком. Она двинула бедра навстречу гостю, понуждая его повторить проникновение. Ее кулачок при этом повторил возвратно-поступательное движение вокруг бугристого стержня, чем вызвал исход очередной порции легкой смазки из плоского отверстия на его торце похожем на сливу.
  В проблесках затуманенного сознания он понимал, что дальше так продолжаться не может: он или она могут внезапно, бесконтрольно издать такие звуки, что кто-нибудь из спящей братии вскочит, как по тревоге, и они обнаружат себя. Но как остановить безумство?! Возможно ли?
  Тем временем к Люсе тоже частично пришло осознание безысходности. Но ненадолго. Жажда горячих ощущений заглушала тонкий голос разума и требовала: утоли! И Люся повернулась, хоть и не без труда, на левый бок. Теперь в бледном лунном свете он мог видеть выражение ее лица, слышать ее прерывистое дыхание... и, конечно, овладевать ее губами.
  Сначала робко, по-детски он прижал приоткрытый рот к ее пухлым губам. Через мгновение его губы, стали обнимать, ощупывать ее губы, а кончик языка − все настойчивей проникать в ее рот. Наконец, ее губы ответили движением навстречу, распахнулись, и густая, оглушающая волна слюны оросила его язык. Его губы неистовствовали. Его рот захватывал ее губы, втягивал в себя, язык проникал под ее язык, гладил его, дразнил... Прохладные потоки слюны, сливались в их ртах в дурманящий коктейль, и, казалось, слаще него они никогда ничего не вкушали.
  Тем временем ее ладонь проникла под резинку его трусов и обняла его член ухватисто, как посох. Ему же представилась возможность действовать двумя руками. Левая ладонь легла на ее лобок, и средний палец плавно и целеустремленно заскользил по проторенному пути в сладкий ад ее влагалища. Правая, зажатая их телами, − кое-как доставала до ее груди и продолжала оглаживать и теребить соски.
  Их тихая возня, петтинг, наверняка мог быть замечен кем-то из поверженной братии, но - люди тактичные - ничего не могли поделать в такой ситуации. Эта всеобщая безвыходность странным образом подливала масла в огонь и побуждала их к потере "стыда". Какой уж там стыд, когда устав от тесноты и нараставшего жара, они откинули клапан спальника.
  Их внезапно нахлынувшее безумие не могло продолжаться долго. Их руки продолжали будоражить тела друг друга, а сознание уходило, затуманивалось и теряло всякие ориентиры...
  Ее ладонь двигалась вдоль его разгоряченного твердого ствола по-прежнему нежно, но все быстрее, предрешая скорую развязку. Его пальцы, омытые пьянящим секретом, ускоряли мягкие овальные движения вокруг скрытого лобком горячего валика. Еще несколько минут неистовых движений, сдавленного дыхания, и их тела одновременно вздрогнули, сотряслись в сладких судорогах желанной разрядки.
  Сердца у обоих колотились в унисон с неистовой частотой. Мелкое дыхание переходило на взрывные затяжки воздуха, как у человека, вынырнувшего со смертельной глубины. Тела покрылись испариной, а животы скользили по густой, липкой, как клейстер, жидкости...
  Они лежали без движения и без малейшего звука, прислушиваясь к окружающему безмолвию. Мысли их бились в тесных границах кошмарного сна не в силах вылететь на просторы логики.
  "Что делать сейчас? Идти в душ? Вытереться хоть чем-то? Что будет дальше, как объяснить утром появление Люси в своем спальнике?", − думал Алексей.
  "Что я наделала! Как буду завтра выглядеть в глазах ребят?", − думала Люся.
  В конце-концов, мысли эти от пустого кружения стали затихать и уступили место радостной апатии и убаюкивающему блаженству. Они заснули беспечно, как дети, оставив все на волю случая.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"