Она знала только то, что вокруг нее всегда звучала музыка. Это было незыблемым и неизменным. Не проклятие и не утешение, так. Все бывает.
- У нас нет тебя, - говорили ее друзья. Она качала головой и убеждала себя, что это не так.
- Ты чужая, - говорили машины. И до какого-то времени она жила с убеждением, что удобно верить в это.
- Аз есмь альфа и омега, начало и конец, роза и крест, ключ и замок, - говорила ее мать, но словам матери недоставало силы.
- Тебя будут предавать, - говорил отец и она верила, потому что знала: мир живет по другим законам, нежели она. Предательство - неизбежное следствие любой несинхронизации понятий.
- Тобой будут жертвовать, - говорил учитель, и она была к этому готова.
- Ты убьешь меня, - говорил возлюбленный и в минуты горя и одиночества души она желала, чтобы так оно и вышло.
А музыка говорила все, не отвечая ничему. Впрочем, музыке никогда не задавают вопросов.
Ее называли злом те, у кого не хватало сил справиться с настоящим злом и простить промашку тому, кто в какой-то момент просто недорассчитал или запутался в своей судьбе. Ее называли добром те, кто не видел вокруг ничего, кроме алчности и себялюбия, и лучше бы они не называли ее никак. Смерть не называла ее никаким из доступных имен, но временами надевала маску Надежды. Она знала, что у Жизни тысячи тысяч лиц, но никогда не видела ни одного, только маски и зеркала. У них она не уставала заглядывать, ибо нужно знать досконально - то, среди чего приходится и предстоит пребывать.
Море дарило ей запахи, небо - образы, земля - формы и очертания, металлы и камни - понимание пути. Люди - всякую ерунду, так у них принято. Ей не за что было быть в обиде на мир.
Время временами представало в образе лестницы, временами - в образе столпа, отрастившего корни, забывшего про ветви. Так было, пока она не поняла, что это одно и то же, тогда во времени родился вздох и оно перестало порождать формы, привычные разуму.
Следующим этапом является неизбежность понять, что на самом деле у нее нет лица. И вовсе не потому что она его потеряла.