ВНУТРЕННИЕ ДИАЛОГИ
"Робеспьер: Довольно. Ты моя болезнь.
Стена: Твой разум.
Робеспьер: Мой сон...
Стена: Твоя бессонница.
Робеспьер: Пусти!
Стена: Нет, не пущу. Посмей перерасти
Мой безызходно лающий сарказм..."
(П. Антокольский, "Робеспьер и Горгона")
И снова ночь. И я смотрю назад,
Далекая от грез о покаянье,
Далекая от чувств кипящих тех,
Что вовлекали ранее в стремнину
Чужих надежд, закатов и дорог.
Все кончено. А значит, таковы
Сны разума, парящие над бездной.
И тих досуг. И ночи широки.
И парк шумит кленовыми ветвями,
И ясен разум. И опять мишень
Восстала над рассветами. Ненастье.
Поговорим немного. Значит, мрак,
Мой разум. Дорогие сигареты,
И мой бокал с водой. Я далеко.
Ажурные мосты. Слова из камня
И имя лодки, что меня везла
Из года в год. Из времени во время
Невовремя... и это только крест,
Замшелый крест, стоящий на распутье
Жгутов всех нервов, скрученных в канат,
Держащий над обрывом. Это горечь
И леденящий пот, что проступил
На лбу высоком. Черные морщины.
Мой черный цвет. Кому нужны слова...
Оставь меня. Я начинаю бредить.
Несказанное: это тот корабль,
Что скупо пахнет яблоней и жатвой,
Кровавой жатвой. Сохнет тишина.
Ты говоришь, что я тебе мешаю,
Мой разум. Мой безвыходный набат.
Истерика моих превознесений,
Сверхчувства. Предыстория. Мертво...
Я снова выхожу. И голос гулкий
Кричит на всех углах о том, что смерть
Моя - неотличима от восстаний
Рабов и декабристов. Мертвый бриз,
Все стынет, стыло... стало. Замирай,
Полет холодный... продолжаю бредить
И грезить. Это мысль. Горячий лед.
Посмертный день и царствия подземных
Оракулов, камней и горьких вод.
Мой мозг распят и мерный гонг галопа
Часов из ниоткуда в никуда
Стремится прочь. Стремится. Бесконечно...
А сердце, что гореть не устает
Звездой пятиконечной в круге медном -
Вот площадь для истории...
* * *
Так - на воду ложится лунный свет,
Невовремя в стакане отражаясь,
Преображаясь в игры тишины
С сознанием героя и поэта,
Так меркнет разум. Ночь моя чиста.
Так пули свищут. Время совершенно
В кольце таких грассирующих нот.
Все это кровь. И в ней первосмыканье.
Пробиты стены. Фонари тусклы.
Невзорванные старые заветы
Распахнуты, как ставни. Подойди!
И муза, как Медуза возродилась
С отрубленной безгласной головой
В протянутой руке. Подходит. Ближе.
Пишите под диктовку: мне нельзя
Пошевелиться. Битые стаканы
И стекла на булыжниках. Гори,
Моя столица, мой оплот безумий,
Где ты, коль не во мне, в моем уме,
Что снова лихорадочно играет
Сюжетами, что только мне ясны?
Кто мы, когда не люди и не время?
Кристаллы солнца. Грязный балаган,
Разорванная на груди рубаха
И пыльный взгляд: "Казни меня, Нерон!" -
Помойка для истории. Набат.
Подстриженные клумбы и газоны,
Вороний грай, воспитанные псы...
Где ж мы, когда не здесь. И это смерть,
Похожая на желтые страницы,
На сердца сон, биение в крови
И преломленье тысячи молекул.
Бери меня, мой сад.
* * *
Все это пусто. Шум в людских умах,
Гул площадей, обрывки фотографий,
Задворки чувств, отброшенных назад,
Из века в вечность. Точка перелома -
Так через каждый шаг. Зачем, зачем.
Все это мыши. Тихая их сырость,
Окраины Васильевского. Тьма,
И я еще пытаюсь породниться
С ее призывом. Между тем, сейчас
Гниют в архивах старые бумаги,
Стоят склады невзломанных шкафов,
В них - пустота. Невыпитый напиток
Приятно холодит бока стакана.
В воде не тонет тополиный пух,
А жертв обратно выплюнуло время.
Какого черта. Тысячи часов
Бездарно спрессовались в мутный, пресный
Коктейль великих будней. И молчит
Бессонница моя, стремясь напрасно
Переварить весь этот жуткий хлам;
Все результаты - ноль. Оно и ясно -
Ничем не переваришь пустоту,
И ты молчишь, бессонница моя,
Вопросами покоя не тревожа,
Не одаряя молнией ответа
Сознание, застрявшее в часах,
Как муха в янтаре. Увы и ах,
Все слишком просто: я не-сплю-без-снов,
Шатаясь по квартире со свечою,
Потом - по лестнице и по дворам.
Так вышли сроки. И уже не вспомнить,
Кто над обрывами стоял со мною,
Кто в спину подтолкнул, кто удержал, -
Луна, луна... она не виновата,
Что выпила все мысли. Немота.
В заплеванных подъездах свет дрожит.
Я, может быть, совсем не существую...
* * *
Не подходить. И никого не слышать.
Струится шорох. Ночь моя темна,
Глуха, безвредна. Горние пределы -
Как горные вершины: камень. Сон.
Сон разума. Молчание надежды
На лучшее. Без нас не обойтись...
Я продана. Я выброшена навзничь.
Во времени распоротая вена
И вытекшая кровь - все это жизнь
Моя и тех, кто вовремя не вышел
Актером на подмостки бытия.
Прожектор светит. Публика хохочет,
А ты дрожи.
Весна, полуфинал,
И маски фар чужих автомобилей
(И ты был там же, только далеко,
Там, где никто друг-друга не любил),
Витрины, окна, улицы, кoфейни,
Как притча о бездушье неподсудном,
Все выброшено, выключено. Спит.
Вот эпилог. Совсем не гильотина.
Поговорим немного, Робеспьер?..
28-29.06.2004