Надвигалась осень, окутанная плотным сырым туманом.
Он задумчиво разглядывал заплеванное дождем и мертвыми
листьями окно, пытаясь угадать, будет ли за этой осенью другая?
А потом поворачивал мысли к ее коленям, которые в воображе-
нии гладил не одну сотню раз, и принимался за письмо.
'Как мы почти полностью состоим из воды, так и жизнь со-
стоит из наших мыслей и фантазий. Взгляд, прикосновение к
губам - ничто, пока тот, другой, своими домыслами или дро-
жью ожидания не придаст им законченность и смысл, - думал
он. - А что, если это - с л о в о , не прикрытое телом? Доле-
тит ли оно по назначению, вызвав такой же трепет, как живое
касание?'
И он пробовал. Писал бесконечные письма, добиваясь рель-
ефности строчек, приращивал к ним мускулы. Утром, едва ути-
хал кашель, он приподнимался с кровати, подвигал ближе столик
и отправлял к ней слова - одно за другим, надеясь, что она ощу-
тит хотя бы их легкое дуновение.
Днем приходил врач - веселый жизнелюбивый старик. Ловко
наполнял шприц, мурлыкая под нос 'Аллилуя', вводил иглу под
кожу и обещал прийти на следующий день в это же время. Цере-
монно откланивался и выражал надежду увидеть его завтра жи-
вым и шутливым, как и он сам.
Дни складывались в недели. Тело, отвыкшее от движения, де-
ревенело, а лицо покрывалось тоненькой и смешной, как улыбка,
паутиной времени и болезни. Но руки продолжали работать, вы-
пуская все новые слова, щедро вскормленные неиссякаемыми за-
пасами души и мысли. И они - румяные и тучные от избытка
жизни - улетали вдаль, чтобы на другом конце освободиться от
своего груза, проливаясь над ее коленями освежающим дождем.
А за ними уже спешили новые батальоны.
И обратно устремлялись радостные ответы, что да, мол, твои
богатыри добрались благополучно и эффект налицо. Коленки
дрожат, даже покраснели от радости. А душа ну просто беснуется
от наплыва чувств, взбудораженная так, будто над самым ухом
колотят в гигантский колокол. Слова и строчки кусают, душат и
вытягивают жилы, до того они хороши!
Он читал эти письма и радостно улыбался, гордясь своими зу-
бастыми молодцами - дерзкими и шаловливыми. А потом оки-
дывал взглядом распухшее и большое, как у силача, тело и от ду-
ши веселился, представляя себе, какой бы страх внушил ей, если
бы смог оторваться от подушек и встать в полный рост.
Шло время. Смешливый доктор в белом по-прежнему появлялся
каждый день в один и тот же час. И изумлялся, разглядывая одутло-
ватого, все еще живого великана. Сравнивал его с Гулливером, опу-
танным лилипутскими веревками, и шутил, что он заметно прибав-
ляет в весе и что сам Господь бессилен прибрать его к себе.
Великан, обрадованный этими бодрящими словами, провожал
его благодарным взглядом. А потом, мысленно приосанясь, разгля-
дывал себя в зеркальце и замечал, что и правда пополнел. И с инте-
ресом открывал в своем отражении раньше не бросавшееся в глаза
серебро волос и новые забавные морщинки, опоясывающие синеву
вокруг глаз. 'От сильного рождается сильное', - произносил он,
перечитывая ее восхищенные ответы. А потом старался быстрее за-
снуть, пока не накатил новый приступ кашля. Если бы не этот до-
садный клокочущий кашель, то и дело выплескивающий красную
краску, он чувствовал бы себя окончательно счастливым.
А она ждала новых писем и впитывала их, прикасаясь к бук-
вам, которые обдавали то жаром, то стужей. Казалось, что эти
строчки оторвались от Мастера и живут своей жизнью, подкарм-
ливаясь вдали от него. Повертятся где-то день или два, а потом
возвращаются к ней, как коты к теплому очагу. Иногда грязные,
поцарапанные и от этого - немного другие, но всегда с блестя-
щими глазами.
Подошла зима. Окно покрылось нарядным узором, сквозь ко-
торый расплывался бело-синий снежный покров.
Писать приходилось мелкими порциями - из-за кашля, кото-
рый налетал все чаще, но уже не раздирал легкие, не окрашивал
подушку, а оставлял после себя только ноющую боль.
Иногда сквозь ледяную мозаику проникали солнечные лучи и
разлетались по комнате рассеянным светом, оживляя кровать и
столик, где сгрудились письма.
А слова все летели, припорошенные снегом, но такие же шаль-
ные и жгучие. И по ним трудно было поверить, что за окном
крепкий мороз, а в комнате лишь кровать, надрывный кашель да
неподвижное туловище, над которым витает белый доктор, опус-
каясь ниже и ниже...
'Твои строчки наполнены такой бешеной жизнью, что я хочу
кружиться по комнате. Сколько в них весны...' - грустно выво-
дила она.
Он не ответил, но и не возразил. Лишь кивал головой, спуска-
ясь по темной лестнице. И от каждого окошка, мимо которого
проносили его гигантское тело, в полузакрытых глазах Великана
вспыхивал свет.