Черемухина Светлана : другие произведения.

Подари мне небо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:

    Счетчик посещений Counter.CO.KZ - бесплатный счетчик на любой вкус!

    Окончание платное

    Как известно, красота спасет мир. Но также не секрет, что она требует жертв. Так что же есть красота? Героиня нашей истории совершенно не собирается становиться чьей-либо жертвой. Все, о чем она мечтает - это о любви, и ей не нужен принц, она их до чертиков боится. Дайте ей простого парня, и она будет довольна и счастлива. Но что делать, когда разум и чувства вступают в противоречие? Просто классика жанра!

    Банер от Анны Би

   Окончание можно прочесть на форуме ПМ (ссылка в конце файла)
  
  
  ГЛАВА 1
  
   В неплотно зашторенное окно бился дождь, струйками отчаяния скатываясь вниз. Ветер завывал в ветвях еще голых деревьев, и если бы не этот стон, в комнате была бы идеальная тишина. Едва слышимые щелчки секундной стрелки на настенных часах не в счет: эти ненавязчивые звуки, как и тихий рокот холодильника, никогда не раздражают. Когда мысли накрывают меня, все звуки перестают существовать, я их просто не слышу, вот как сейчас. Поджав ноги, укрытые клетчатым пледом, я прижалась к спинке дивана.
   Сейчас все мои мысли были о мужчине. О, он достоин называться мечтой, и за него можно отдать жизнь. Вот только моя жизнь ему не нужна.
   Подсластить горькое разочарование было возможно только мороженым, поэтому оно в избытке находилось в моем доме. Я могла забыть купить продукты, полениться сварить суп или от какого-нибудь расстройства потерять аппетит, но в морозильнике всегда имелась одна-две банки любимого пломбира. Чем печальней мои мысли, тем больше я нуждаюсь в этом лакомстве, а с приходом в фирму нового заместителя директора мороженое стало необходимо каждый вечер.
   С первого дня Эл покорил буквально всех. Нет, не так, вернее, не совсем верно. Справедливости ради следует отметить, что он никого не покорял и даже не собирался. Его ленивый взгляд и вальяжная походка давали понять, что он привык, что покорять должны его. Биться за его сердце и даже за внимание, за мимолетный взгляд, а взгляд его стоил борьбы. Кареглазый прищур из-под темных густых ресниц мог свести с ума. И если его внешность я бы назвала через чур смазливой, решившись покритиковать за слишком надменный вид и беспредельную самоуверенность, то во взгляде сквозил такой ум и понимание ситуации, что мне становилось не по себе каждый раз, когда я случайно или по необходимости попадала в поле зрения этого человека.
   Не сказать, что тело била дрожь и по коже бегали мурашки, конечно нет, но что-то с моим бедным организмом все же происходило, и мне это отнюдь не нравилось. Я долго сопротивлялась, отказываясь признать правду, тогда как разум рвался назвать вещи своими именами, но однажды, холодным тоскливым вечером, поедая пломбир, была вынуждена признать, что некое непонятное томление, вызванное пристальным взглядом безупречного красавца, называется желанием.
   Это неимоверно разозлило меня. Помню, я отбросила ложку в другой конец комнаты и расшвыряла все диванные подушки, но изменить ничего не могла - я понимала, что хочу его, как и все в нашей фирме.
  Не было ни одной женщины, которая могла бы сохранить рассудок в присутствии молодого заместителя директора, и даже дамы предпенсионного возраста густо краснели от его излишне смелых комплиментов и поправляли прически и очки дрожащими руками, тихо млея от наслаждения.
   Я ненавидела себя за то же самое. Представляла, как выглядела бы в его глазах, если бы позволила себе так "поплыть" от его дежурных комплиментов или намеренных фраз, призванных лишь подтвердить очевидный факт - все от него без ума. Поэтому тратила неимоверное количество моральных сил на сохранение хорошей мины при плохой игре, натягивая на лицо маску отчужденности, чтобы, проходя мимо и слыша нежное "Добрый день, Валерия" не присесть на подогнувшихся ногах. Что-то бурчала в ответ и торопилась уйти прочь.
   На совещаниях было сложнее всего. Сохранять внешнюю непринужденность удавалось до тех пор, пока острое желание поднять глаза на красавца не брало верх, а это происходило всегда. Борьба начиналась с того момента, как я входила в зал заседаний. Так, с некоторых пор стала выбирать дальний край большого стола переговоров и пряталась за чьей-нибудь спиной или хотя бы плечом.
   Но стоило роковому заместителю обратиться ко мне, наклонившись над столом, выискивая меня взглядом, приходилось выпрямляться и отвечать на прямо заданный вопрос. Он смотрел с улыбкой, которую можно было бы назвать отеческой, если бы я не знала - он прекрасно понимает, как на него реагируют. Мое видимое безразличие и деловая собранность не могли его обмануть - я хочу его так же, как и все. Вот за это я его и ненавидела, почти также сильно, как хотела. Разве что, чуть слабее, ведь таких красивых мужчин в реальной жизни я не встречала ни разу.
   Сейчас, спустя три месяца со дня его приема на работу, я могла гордиться своей злостью на него, как маленькой победой, но если бы только это давало хоть какое-то преимущество! Впрочем, была надежда, что этот самоуверенный павлин не может наверняка знать о моем истинном отношении к нему, и если, что маловероятно, он обо мне иногда думает, то определенно не имеет полной уверенности в том, что я нахожусь под впечатлением от его внешности, как остальные. Это позволяло хоть немного гордиться собой, но не решало главной проблемы - я понятия не имела, сколько еще продлится эта мука и как разрешится непонятная ситуация. Жить как на вулкане и дрожать при мысли, что однажды, проходя мимо него по коридору, я могу подбежать и рухнуть к его ногам, хватаясь за безупречно отглаженную брючину с идеальной стрелкой, было невыносимо, но такая перспектива могла быть реальной, и это пугало.
   Желание доказать ему свою холодность вопреки всему стало навязчивой идеей, ни за что не проколоться и не выдать своих истинных чувств - высшим пилотажем. И все же, борьба за моральную свободу и право думать о чем угодно в зависимости от настроения, стоила дорого, и напускное равнодушие, граничащее с неучтивостью и грубостью, думаю, выдавало меня больше, чем откровенный взгляд, переполненный обожанием.
   Каждый новый день на рабочем месте начинался с гадания, не выдала ли я себя хоть чем-то, бросив сухое "Доброе", или "Спасибо, хорошо". Я стала реже улыбаться, ведь невозможно шутить и веселиться, когда зубы стиснуты от боли. Я чувствовала себя канатоходцем, который шагал по веревке, конец которой был зажат собственными зубами. Абсурд? Но попробуй, разожми челюсть, и увидишь, куда полетишь вверх тормашками.
   Я не могла рисковать, было легче прятаться в своем кабинетике, отказываясь даже выходить на обед. Определенного расписания посещения местной столовой не существовало, и каждый мог прийти в просторный зал в любую минуту с часу дня до трех. Вот уже три месяца зал был переполнен, когда обедал этот чертов заместитель. Дамы пристраивались где только могли, жалуясь на дьявольский аппетит, но ни один мужчина в фирме не сомневался, как называется этот аппетит. И только виновник этого переполоха чувствовал себя великолепно в любое время дня. Было очевидно, что внимание отнюдь ему не мешает, напротив, оно было как флер его одеколона, тягуче-томный, с легким тонким послевкусием, постоянный, естественный и неотъемлемый от его образа.
   Приходилось выбирать время, когда толпа схлынет, и только после этого переступать порог столовой, ощущая в воздухе смешение ароматов парфюма и пищи, но его одеколон я всегда узнавала безошибочно. И только в один день, усевшись за стол в почти пустом помещении, я не уловила привычных нот чувственного соблазна. Это могло означать... Он появился на пороге, когда я поднесла ко рту ложку борща, и лишь взглянув на дверь, подавилась так, что слезы брызнули из глаз. Пока он, изобразив на лице встревоженность, направлялся ко мне, юрист Максим оказал мне первую помощь, ощутимо шлепнув пару раз по спине. Это помогло, и к моменту, когда заместитель присел рядом, задав глупый и совершенно формальный вопрос: "Не помешаю?", уже немного пришла в себя.
   Есть расхотелось, вернее, стало невозможно что-то проглотить, да и, поднеся ложку ко рту, расплескала бы все, но выдать себя было бы непростительно, поэтому, делая неимоверные усилия, я кое-как домучила суп. Сославшись на плохой аппетит, позволила себе нетронутое второе отнести на кухню, после чего тут же ретировалась из помещения, уже в коридоре вспомнив, что забыла пожелать ему приятного аппетита. Это был явный прокол: теперь он точно знал, какое впечатление на меня производит, и к коту под хвост полетели каждодневные упражнения в безразличии.
   С того дня я стала ненавидеть его еще больше и перестала ходить в столовую.
   И вот я уплетала последнее мороженое, сожалея, что не купила больше. Просто не ожидала, что прикончу сегодня все свои стратегические запасы.
   Надо признать, замдиректора меня сегодня удивил - никакого мороженого не хватит, чтобы привести себя в чувства. И кто бы мог заподозрить его в такой наблюдательности! Я бы поняла, если бы свой вопрос он адресовал нашему секретарю: красивая и уверенная в себе Вероника была бы достойна его внимания. Она обожала таких мужчин: сильных и роковых, опасных и прекрасных, и любила бросать им вызов. Так, однажды она решилась очаровать нашего шефа, но, к всеобщему удивлению, потерпела полное фиаско. Игорь Дмитриевич предпочел яркой брюнетке со смелыми манерами на грани фола спокойную даму почти своего возраста, главного бухгалтера. Жанна Андреевна сорока четырех лет была довольно спокойным человеком нордического типа, без единой эмоции на чистом лице с гладкой кожей, вызывающей зависть женщин любого возраста. Ее нельзя было назвать красавицей, но обаяние у нее было, и, очевидно, его оказалось достаточно, чтобы шеф стал ее любовником, будучи женатым на молодой роскошной красотке Натали.
   Кстати, Натали до замужества работала у нас. Десять лет назад она занимала мой кабинет и выполняла обязанности кадровика, которые вот уже два года выполняю я. Головокружительным взлетом она оказалась обязана длинным ногам, пышному бюсту и точеным чертам красивого личика, чего у меня не было и в помине.
   Я никогда не считала себя уродиной, но судила о себе довольно скромно. Несколько мужчин на моем жизненном пути дали почувствовать, что я прекрасна, а потом безжалостно разбили мне сердце, но с парочкой из них точно так же поступила и я. Нет, нет, речь идет всего лишь о четырех мужчинах, которых я узнала в период с двадцати двух до тридцати двух лет. И последний из них оставил в моей душе зияющую рану, обидев предательством так, как никто другой. Придя с работы чуть раньше, я застала его с какой-то лахудрой в собственной постели, а он даже не потрудился что-то объяснить. Отругал за то, что я посмела вытащить эту драную кошку за волосы в коридор и вышвырнуть в общий коридор в костюме Евы. Он выставил палец у меня перед носом, намереваясь высказать свои соображения по этому поводу, но я предупредила, что откушу ему руку, если он сейчас же не уберется из моей квартиры. Быстро одевшись и собрав в охапку женские шмотки, он поспешил ретироваться, тем более что деваха колотила в дверь и орала матом, требуя свои тряпки.
   Конечно, я оказалась сильнее ее. Я от природы не была худышкой. Нет, меня и пончиком не назовешь, но во мне все на грани. Так сказал один мой бывший. Все на грани: и рост, и фигура, и внешность, и манеры. Еще немного, и я была бы дылдой, пояснил он. Еще чуть-чуть, и оказалась бы толстушкой, немного длиннее, и мой нос был бы причиной моего горя и уродства. И совсем немного отделяло меня от того, чтобы не скатиться в грубость и развязность. И это после того, что я заявила его матушке, что не скрываю своих намерений завладеть ее квартирой. Ведь ее муж такой замечательный хозяин и держит их квартиру в образцовом порядке, тогда как ее сынок не умеет совершенно ничего. Он не сумеет починить подтекающий бачок в туалете, розетку или выключатель, поменять прокладку в кране и даже просто ввернуть лампочку. Однажды, когда возникла такая необходимость, этот лентяй заявил, что нет ничего лучше романтического ужина при свечах и, выпроводив его через пару часов, мне самой пришлось лезть на табуретку и с замиранием сердца вкручивать лампочку, закрыв глаза на дикую боязнь удара током.
   Так вот, сегодня днем произошло нечто, что было бесполезно заедать мороженым. Это следовало запить текилой или чем-то еще, но я не разбираюсь в алкоголе - будучи дочкой алкоголика, я с детства возненавидела запах спиртного и поклялась, что ни сама не возьму ни капли в рот, ни мой избранник не будет употреблять это даже по праздникам. Может, отсюда и такое до смешного маленькое количество мужчин в моей жизни - не так-то просто встретить абсолютно непьющего.
   - Лера, я могу вас так называть? - обратился ко мне заместитель директора, и запах мяты прошелся легким ветерком по моему лицу.
  Как я замечталась и подпустила его так близко? О нем, кстати, и мечтала. Я не видела его три дня, ровно столько, сколько длилась выставка в Столице, на которой он присутствовал от имени шефа. Он подошел неслышно и навис скалой. И если все во мне было на грани, то в нем - через чур. Через чур много роста, через чур много харизмы, через чур много животного магнетизма, красоты и тестостерона. До одури много секса, и я боялась захлебнуться в этом дьявольском вареве.
   Каков же был мой ужас, когда этот котел с сатанинской похлебкой приблизился на опасно близкое расстояние. И опять не так, я все говорю не так. Ко мне приблизился самый красивый мужчина на свете. Высокий, широкоплечий, он всегда двигался неспешно и расковано, будто оттачивал походку на лучших подиумах мира. Гордо посаженная голова, идеальная улыбка, обнажающая искусственные зубы, и главное - неприкрытый блеск торжества в остром проникновенном взгляде. Только глаза и говорили о том, что он прекрасно понимает, что играет чувствами и обстоятельствами.
   - Вы можете называть меня как угодно, - буркнула я, кусая губы. Дышать стало тяжело, и я бросала все силы на то, чтобы следить за температурой тела и ничем не выдать своего волнения.
   Я не думала, что могу показаться ему глупой или неловкой, не беспокоилась и о том, что некрасива и не могу привлечь его мужского интереса. Меня волновало другое - как бы не выдать свой собственный интерес. Я боялась своей реакции на него. Он-то переживет мой отказ, а вот я его - нет. И увидеть в его глазах приговор не могла, не желала, не хотела. Лучше убегать и прятаться, стать посмешищем в его глазах, но только не позволять откровенно равнодушно отвернуться и пройти мимо, прочтя безумное признание во всем моем теле.
   - Отлично, я буду звать вас Лерой. Я только что вернулся с выставки, где провел три дня, - я уже говорила, что его улыбка безупречна? Одни только фарфоровые зубы выдавали обеспеченного человека, пекущегося о своем внешнем виде и умеющего правильно вкладывать деньги в свою внешность.
   - А как мне прикажете звать вас? - лучше я буду дерзкой и невоспитанной, чем признаюсь ему в своих чувствах.
   - Обращайтесь ко мне, как и все - Эл, - он даже пожал плечами.
   До сих пор я никак его не называла, избегая прямого обращения. По документам, предъявленным мне при приеме на работу, он значился Леонидом Ильичом Журавлевым тридцати восьми лет. Кстати, не женат, и ни одного штампа в паспорте. По этому вопросу ко мне не обратилась разве что наша уборщица, потому что в свои шестьдесят она была подслеповата и явно не разглядела, какой самец шастал у нее под носом. Остальные подходили ко мне по очереди и группами, звонили по внутреннему телефону и отправляли вопрос по асе: женат ли наш новый замдиректора?
   Вообще-то, я не имела права ничего им сообщать, но ситуация была исключительная, прямо сказать - неординарная, и я прекрасно понимала интерес и волнение каждой женщины в нашей фирме. Только о его свободном положении они от меня и узнали. Ни возраста, ни адреса регистрации и ничего другого им выжать из меня не удалось - я знала свое дело и как никто другой понимала важность сохранения персональных данных.
   Эл - первая литера его имени. Вероятно, такому красавчику не нравилось быть Леонидом. И правда, ему гораздо лучше пошло бы имя Эдуард или Роберт, и даже Рудольф звучало бы органичнее, чем простое Леонид. Эл так Эл. Раз шеф так к нему обращался, то и нам не пристало кочевряжиться.
   - Отлично, я в курсе, просто подумала, что может, что-то изменилось за время вашего отсутствия, - проговорила я, старательно изучая стену за его плечом.
   - В том-то и дело, что ничего, - сообщил небожитель, по неведомой мне причине, сошедший с Олимпа. В его голосе звучали нотки огорчения, и мне пришлось перевести взгляд на его лицо, чтобы понять, что он имеет в виду и о чем говорит.
   Смотреть на него было больно. Темные брови вразлет, кошачий разрез глаз с угольными короткими ресницами, создающими эффект черной подводки, прямой немного крупный нос, точеные скулы, впалые щеки и губы, от которых было сложно отвести взгляд. У этого парня была такая артикуляция, что можно было слушать его часами, просто наблюдая за его губами, чем я и занималась на совещаниях, когда ему предоставлялось слово. Он мог бы нести всякую лабуду, и все равно ему бы внимали не перебивая. Но в добавок ко всему он был еще и умен, знал свое дело и с его приходом в фирму дела пошли веселее, так как благодаря его обаянию шеф получил целых три контракта, которые обеспечивали безбедное существование организации в течение по крайней мере двух лет.
   - Уверена, если бы вы дали четкие указания, что подлежит перемене, то...
   Он перебил меня, неспешно, не грубо, как делал все, с легким едва уловимым вздохом, а дышал он так, как не умел никто из тех, кого я знала, учитывая, что дышим мы все.
   - Лера, что вас так снедает? - он свел брови то ли насмешливо, то ли сочувственно, позволив себе полуулыбку.
   - Меня? - захотелось присесть, так как ноги отказывались держать ставшее неподъемным тело. - А при чем тут я? Ну хорошо, я признаюсь. Меня убивает, что на светофоре у остановке нет цифрового индикатора, и, выйдя из автобуса, я не могу знать, сколько времени уже горит зеленый свет и стоит ли мне переходить дорогу, или скоро загорится красный? Это очень изводит, знаете ли. Еще...
   - Достаточно, спасибо за откровенность, - Эл переступил с ноги на ногу, сунув руки в карманы и тряхнув головой. Его длинные локоны взлетели, чтобы снова лечь на свое место. Всегда подозревала, что это всего лишь подлый финт, призванный сбить собеседника с толку, чем он постоянно и пользовался. - Я не имел в виду внешние проблемы.
   - А какие же? Хотите поговорить о более глубоких?
   - Хотелось бы.
   - Насколько глубоких? На уровне гланд или...
   Он снова вздохнул, и снова это выглядело так, будто он снисходителен к моему детскому лепету. Но что ему на самом деле от меня надо? Мне пора было бежать, чтобы сунуть голову под струю холодной воды и остудить свой пыл. Да ладно, я была уже настолько взвинчена, что одной струей не обойдешься - мне требовался холодный душ, ну или...
   - Лера, вы постоянно в печали, вы грустите, не улыбаясь даже из вежливости.
   Я опешила.
   - Вы серьезно?
   Он это заметил? Хотя, что с того? Сейчас он признается мне, что его огорчает, что я единственная не выбросила белый флаг и не призналась ему в страстной любви?
   - Ну так еще коалы, - пробормотала я, отводя взгляд. Все, я больше не вынесу этой пытки.
   - Какие коалы? - он наклонился ко мне.
   - Да они же на грани вымирания. Бедные гринписовцы сбились с ног в попытке помочь исчезновению их вида, а люди даже не представляют...
   Если смотреть на него было больно, то слушать его смех - подобно смерти. Сердце готово было разорваться от сладости и отчаяния, переполнивших его. Эл слегка запрокинул голову, чуть сморщил нос и обнажил зубы, а звук, который последовал, мог свести с ума своей напевностью. У него невероятно сексуальный тембр голоса, и смех можно было смело относить к оружию обольщения.
   - Вы неподражаемы, - проговорил он, весело поглядывая на меня.
   Конечно, я этакий забавный зверек, находящийся здесь лишь для того, чтобы развлекать его время от времени. Кто же я еще!
   - Стараюсь изо всех сил, - снова буркнула я. В конце концов, это мое личное дело, хмурюсь я, или источаю мед и сахар, как остальные мои коллеги. Главное, что я исправно выполняю свои трудовые обязанности и шеф мной доволен. Недаром он повысил мне оклад в прошлом месяце. Мне есть, чем гордиться.
   - Лера, я полагал, что повышение зарплаты сделает вас, как бы это сказать, - он даже повел рукой, потирая большим и указательным пальцем в попытке подобрать верное слово, но теперь я его перебила.
   - Глубокоуважаемый Игорь Дмитриевич всегда видит мою благодарность. Ему я обязана этой милостью, о чем не забываю никогда, - произнесла я с апломбом, но сдулась уже после следующей фразы этого красавца.
   - Полагаю, глубокоуважаемый Игорь Дмитриевич забыл вам сообщить, что обязаны вы должны быть мне, - и улыбнулся, ожидая моей реакции. Если он не знал, что я хочу его, то прекрасно видел, что раздражает меня. Это нисколько не огорчало его, зато забавляло, и сейчас он был не прочь посмотреть на мою реакцию.
   Мне следовало сосчитать до десяти, прежде чем открыть рот, но у меня не было ни сил, ни времени, да и все цифры, по крайней мере, их исторический порядок, вылетели из головы, когда я услышала такое.
   Я лишь открывала и закрывала рот, во все глаза уставившись на его самодовольное лицо. И что с того? Тоже мне, герой.
   - Ну что ж, - проговорила я на пределе слышимости, понимая, что мне грозит смерть от удушья. В продуваемом сквозняком коридоре я могла умереть прямо сейчас из-за нехватки кислорода по причине присутствия этого невероятного человека, который был недоступен для меня как вершина Эльбруса или пустыни Марса. - В таком случае, помимо благодарности в ваш адрес, могу гордиться собой - за такой короткий срок пребывания в должности заместителя директора вы сумели разобраться в делах и даже оценить по достоинству мою работу, что и оценили в пятнадцать процентов прибавки к основному жалованью. Я имею все основания быть довольной собой, - и больше не говоря ни слова, развернулась, и зашагала по коридору, отчаянно соображая, куда иду и главное, зачем.
   Вслед мне понесся сексуальный смех, и я шагала, обливаясь потом и еще черт знает чем, ругая себя и проклиная этого человека.
   Я всегда ненавидела красивых людей. И дело даже не в зависти к их красоте. Я понимала, что это бессмысленно, впрочем, как и все другие оттенки моего чувства к подобным людям. Но они или наживались на своей внешности, становясь моделями и артистами, или издевались над простыми смертными, дразня их своим совершенством и недоступностью.
   Они были как городской фонтан или центральная клумба на площади Ильи Пророка - красивые, помпезные, потрясающе прекрасные. Но ты же не будешь рвать цветы, целуя их и прижимая в груди, как не полезешь в фонтан, подсвеченный разноцветными огнями. Это то, чем следует любоваться на расстоянии. Такая красота пробуждает в душе тягу к прекрасному, побуждая забраться на самый верх книжного шкафа в попытке отыскать томик Блока или перечитать Бальмонта. Может быть, всплакнуть над романтической мелодией, вдруг коснувшейся самого сердца и пробудившей в душе какой-то трогательный сюжет, от которого жизнь кажется интересной и желанной.
   Но когда красота заставляет мучиться и страдать, пробуждая в вас всего лишь низменные инстинкты, и вместо стихов и напевных лейтмотивов рисует в голове бесстыдные картинки животного соития, ее невозможно уважать. Мне всегда хотелось бежать от подобного, вот почему я никогда не покупала модные журналы и не смотрела фильмы с голливудскими красавчиками - ничего хорошего мне это не сулило.
   А когда один такой красавчик завелся прямо в фирме, которую я вынуждена была посещать каждый день, чтобы иметь средства к существованию, моя жизнь стала походить на пытку. И если это кому-то доставляет извращенное удовольствие и забавляет, таких людей я не уважаю тоже. В конце концов, мир не должен крутиться вокруг ширинки, что я, животное? И именно мысли, подтверждающие это, меня и раздражали больше всего, укрепляя негативное отношение к заместителю директора Леониду Журавлеву.
  В общем, так я теперь жила и мучилась. Страдала, идя на работу, в страхе, что могу сегодня не справиться со своими чувствами и выдать себя, а потом вечерами умирала всякий раз, возвращаясь в пустую квартиру, где никто не ждал. Да еще жизнь отравляла ревность, когда ломала голову, с кем мог проводить вечера загадочный Эл. Уверена, одинок он не был, хотя на работе оказаться его спутницей на вечер не светило никому, и хотя бы это немного примиряло меня с тем фактом, что он не скрывал, а наоборот, гордился славой сердцееда и похитителя женского покоя и безмятежности.
  И надо было этому похитителю обратить внимание на то, что я ему не улыбаюсь! Какое ему до этого дело! Почему он так открыто выразил свою заинтересованность во мне? К чему он завел этот разговор и какую цель при этом преследовал? Ведь не просто же так? Или просто так? Но зачем? Вот и зарплату мне поднял - он думал обо мне, или на самом деле, оценил мои профессиональные качества? Вот черт, вечер потерян, впрочем, как и все предыдущие.
  Мороженое кончилось, а настроение ничуть не улучшилось. Выйти на улицу поздним вечером было выше моих сил - страх темноты и боязнь нарваться на хулиганов вынудил меня вылизать ведерко из-под мороженого, и на этом успокоиться.
  Немного успокоившись, я решила, что именно моя видимая холодность заставила его обратить на меня внимание. Если все вокруг пели ему дифирамбы и млели от одного его взгляда, то я не могла не попасть в поле его зрения, выбиваясь из общего ряда. Что ж, хоть чем-то выделилась, раз внешних данных для этого было недостаточно. Только бы разговор не повторился - второй раз я могу этого не выдержать.
  Часто мне казалось, что откройся я ему и расскажи о своих чувствах, мне стало бы легче. Даже если он вежливо мне откажет, а других вариантов и быть не могло, я даже не мечтала о другом исходе. Рисуя изгибы его тела и рельефные мышцы, представляя его затуманенные желанием глаза, я все же имела достаточно здравого смысла, чтобы под ним в эту минуту представлять кого угодно, только не себя. Даже в бредовых фантазиях я не мола заставить его образ произнести: 'Лера, я от тебя без ума. Я хочу тебя, стань моей прямо сейчас!' Если этого никогда не произойдет, то к чему бесплодные фантазии? Будет только хуже, ведь не вечно ему быть холостым и свободным! Впрочем, современные тенденции таковы, что мужчины могут полжизни прожить с женщиной, так и не сделав ей предложения. И это тоже меня не устраивало. Желание иметь семью было сильнее всякой похоти, которая обуревала меня вот уже три месяца. Да пошел он!
  
  ГЛАВА 2
  
   Все стало хуже после открытия элитного коттеджного поселка 'Березовая роща'. Нет, само открытие, как я слышала, прошло отлично, без заминок и технических накладок, с перерезанием красной ленточки, пожатием руки главе администрации и прочая и прочая. А вот вечером состоялся банкет и, как накануне объявил наш уважаемый шеф, приглашены были все и отказы не принимались.
  Почему при этом объявлении замдиректора устремил свой испытующий взгляд на меня? Ожидал возражений с моей стороны? Я уже однажды загнула вечеринку по случаю дня рождения фирмы, на которой он присутствовал. Сейчас было самое время отказаться снова, но именно из-за его взгляда я промолчала и позже не подошла к Игорю Дмитриевичу, а дома так вообще выгребла содержимое одежного шкафа и принялась искать приличную вещь для торжественного вечера. День на сборы? Да не вопрос!
  Я уже говорила, что совершенно не пью? И что терпеть не могу нетрезвых людей? И что атмосфера ресторана вгоняет меня в черную депрессию, вынуждая скрывать истинные чувства? Находиться среди подвыпивших людей, в любой момент способных на неадекват, все равно, что играть золотой зажигалкой, восседая на пороховой бочке. Почему я так близко к сердцу всегда принимала такую ситуацию - не знаю, но нервировало меня это изрядно, и обычно мое руководство, где бы я ни работала, было в курсе, что корпоративы я не посещаю и даже не требую денежной компенсации. Почему же в этом случае мой шеф оказался столь категоричен? Может, он мог бы отпустить меня, освободив от обязанности посетить лучший ресторан в городе, но вот Эл мне такой возможности не представил. Я пошла назло ему, уверяя себя, что он к этому делу отношения не имеет.
  Конечно, он имел. Мне было любопытно, как он поведет себя, напившись, кого будет приглашать на танцы, с кем вести задушевные беседы, лениво пережевывая закуски, и о чем вообще говорить.
  Признаться, он меня сильно удивил. Во-первых, за весь этот дикий безумный вечер он не принял ни капли. В завязке, что ли, или, так же, как я, не терпит спиртного по какой-то иной причине? Может, из-за любви к здоровому образу жизни, который, как видно невооруженным взглядом, у него возведен в культ? Не знаю, а только он старательно прятал скучающий взгляд, изо всех сил улыбаясь очередной претендентке на его руку и плечо, когда, приняв для смелости и расхорохорившись, то одна, то другая дамочки приглашали его на медленные танцы.
  Во-вторых, его речь по поводу отлично проделанной работы была хороша. Ничего лишнего, никакой витиеватости, минимум канцеляризма и куча, куча обаяния и шарма. На новые свершения вдохновились все, включая снующих по залу официантов.
  Естественно, он отказался участвовать в конкурсах, и я понимала почему. Настолько двусмысленных предложений от толстого и бородатого ведущего, облаченного в камзол конкистадора времен завоевания Америки и похожего на Лучано Паваротти, я не ожидала. Однако, мои коллеги поразили еще больше - они не только рвались к участию в скабрезных, пошлых и откровенно глупых соревнованиях, но еще и ругались, желая выцарапать себе право перейти в следующий тур и обвиняя друг друга во вредности, а судей в предвзятости суждений.
   Не знаю, как важному и царственному ведущему удалось уломать меня на один 'весьма веселый конкурс, уверяю вас, милая'. Возможно, отказываясь, я привлекала к себе излишнее внимание, чего мне жутко не хотелось, и пришлось сдаться под натиском неумолимого темперамента. Оказавшись в коридоре и узнав, что вместе с секретарем Вероникой, экономистом и двумя бухгалтерами я должна буду станцевать, ни много ни мало, канкан, я выругалась себе под нос. Как только помощница 'Паваротти' вынесла костюмы, мне захотелось упасть в обморок. Стеклянными глазами я смотрела, как девчонки весело разбирали панталоны и цветастые юбки, и медленно пятилась к дверям.
  - Девушка, прекрасная моя, ну что же вы, - толстый обманщик протянул ко мне руку, мечту голодных псов, готовых принять ее за россыпь сочных сарделек. - Вы будете украшением праздника, уверяю вас...
  - Вы сказали, что все будет мило, - прошипела я, бросая остервенелые взгляды на красочные наряды, в которые уже облачались мои коллеги.
  - Да вы же будете в панталонах, - уговаривала молодая помощница. - Ничего неприличного, если вас это так смущает, - и с примирительной улыбкой протянула мне шелковый чехол для прикрытия бесстыдства.
  Я только представила, с какой миной на лице буду дергать ногами под ленивым взглядом заместителя директора, удобно развалившегося на стуле, и мне стало нехорошо. Девчонкам-то все равно - они уже почти лыка не вяжут, вон как рьяно дерутся за шляпки, а мне каково? Какого черта я позволила этому толстяку стащить меня с места и приволочь сюда?
  - Нет уж, это без меня, - отрезала я, готовая драться за свою независимость, и меня, наконец, отпустили от греха подальше.
  Я влетела в зал и остановилась, понимая, что надо привести в порядок чувства. Ничего страшного не случилось, просто я не могу натянуть на себя нелепые вещи, поставить в неловкое положение и первой при этом повеселиться. Ну нет у меня такой свободы или степени опьянения.
  Я как раз проходила за широкой спиной Эла, пробираясь к своему месту, когда он обернулся и бросил на меня насмешливый взгляд. У него это всегда замечательно получалось: он почти соединял брови, чуть закатывал глаза и сжимал губы, словно говорил: 'Ну-ну'.
  - Я полагал, вы порадуете нас чем-то интересным, - проговорил он.
  - Мне не хватило костюма, - буркнула я и проследовала дальше.
  Хорошо, что я выбрала место подальше от него, и он не мог меня видеть, особенно если отклониться за плечо коммерческого директора.
  Смотреть на канкан было невыносимо, а мысль, что заместитель директора мог представить и меня, вообще вывела из строя, лишив мужества. С чего я это взяла? Просто он знал, что я должна была участвовать, и мог вполне себе представить меня и в этих панталонах, и в кокетливой шляпке с яркими перьями. Девчонки оттанцевали так, что зажгли весь зал, ну а мне захотелось покинуть это место. Только вот пробираться к выходу опять придется мимо очаровательного заместителя, и я решила дождаться, когда очередная дама пригласит его на танец.
  Весь вечер он пил клубничный чай. Я и не догадывалась, что если подозвать официантку, игриво поманив пальцем, и что-то шепнуть ей на ушко, она принесет пузатый заварочный чайник с волшебным ароматом и поднимающимся из носика паром.
  Дело в том, что я обожаю клубнику во всех ее проявлениях. Клубничный джем, конфеты с клубничной начинкой и печенье с ароматом клубники, какой бы химией это на самом деле не было, доставляют мне ни с чем несравнимое удовольствие. Пломбир с клубничным наполнителем - это вообще мимими.
  И вот заместитель директора сидел и попивал мой любимый чай чашечку за чашечкой, с насмешливым любопытством посматривая на подчиненных, отбрасывающих коленца и выделывающих на сцене такие пошлые несуразности, которые можно было простить им лишь по причине жуткой нетрезвости.
  Вот прямо впору встать, подойти к Элу и попросить угостить чаем. Но именно этого я сделать не могла. Чем меньше я буду с ним говорить, чем дальше от него находиться, тем спокойнее мне будет на душе и... тем больше усилятся мои мучения. Ну и пусть, лишь бы не выдать себя, а вдали от него это делать намного проще.
  Кстати, я заметила в этот вечер одну даму, напрочь лишенную зависимости от нашего Аполлона, и это очень меня удивило. Я никогда не верила в большую любовь между моим шефом и его женой. Натали нужна была страсть, надрыв и безудержность, ведь для чего-то она родилась такой яркой. А зачем жить, если имидж роковой красавицы ничем не подтверждать? Но Игорь Дмитриевич, вероятно, весь свой пыл оставлял главному бухгалтеру, и все знали, что в его семье царит мир и благоденствие - читай скука и тоска.
  Натали была хороша в голубом платье, подчеркивающем фигуру. Высокая блондинка, она умела преподнести себя в выгодном свете, и сегодня ей также уделялось немало внимания со стороны наших мужчин, вот только господин Журавлев предпочитал смотреть совсем в другую сторону.
  Вскоре мне представилась возможность уйти по-английски. Думаю, никто этого не заметит, а значит, у шефа не будет причин обвинить меня в неуважении.
  Пока начальница юридического отдела Оксана извивалась в крепких руках Эла Журавлева, едва доставая ему до подбородка, но почти перекрывая его в объемах, я поспешила покинуть свое место.
  Уже у дверей поняла, что дала маху и так поспешила сбежать, что кое-что забыла. Как Золушка туфельку, я оставила на столе клатч, и бог бы с этой помадой и пудреницей в старенькой косметичке, исполняющей этим вечером роль модной сумочки, но в ней лежал проездной на автобус и ключи от квартиры. От них отказаться я не могла даже под страхом встречи с роскошным роковым красавцем.
  Только сейчас, на этом празднике вакханалии и вседозволенности я поняла, как он опасен, когда трезв. Всё видя, замечая и понимая, он делал свои выводы, брал на заметку и наблюдал за происходящим, как ученый в микроскоп. От этого мне становилось не по себе. Кто знает, какие мысли роятся в его голове, если он вот так улыбается, одними губами, прищурив глаза и надев маску вежливого интереса.
  С тяжелым вздохом я отпустила дверную ручку - свобода была так близко - и под невыносимый ритм электронной музыки развернулась. Увиденное заставило меня вздрогнуть, так как прямо передо мной возвышался самый поразительный человек, к которому благоволил сам Творец, поскольку так одарить талантами и наделить столь совершенной красотой можно только того, кого сильно любишь и балуешь.
  Я не могла судить о ценности его костюма, но, думаю, он был до бесстыдства дорогим, обувь блестела, бледно-салатовая рубашка оттеняла глаза и камень в зажиме для галстука ослеплял. Естественно, я испугалась. Опять мне пришлось столкнуться с Элом нос к носу, и близость была опасной. Опасной для меня. Ему-то что, а мне потом с этим жить. С его ароматом, усиливающим желание, хотя куда уж больше, со жгучей насмешкой в прищуренных глазах, с легкой лукавой улыбкой на чувственных и таких манящих губах. Вернее, с воспоминанием обо всем этом.
  Я невольно отступила, ткнувшись в дверь. Эл наклонил голову и улыбнулся шире, заметив мой неудавшийся маневр. Он знает, он все видит и понимает, я зря тешила себя надеждой, что являюсь для него загадкой. Он раскусил меня, спокойно отнеся к разряду тех, кто теряет от него голову и пускает восторженные слюни.
  - Лера, куда вы собрались? - спросил он довольно громко, пытаясь перекричать шум в зале.
  - Покурить, - что мне еще оставалось сказать? В туалет? Домой? На другой край света?
  - Никогда не замечал вас за этим занятием, - он сделал шаг ко мне, изобразив на лице любопытство. Мол, ну-ка, ну-ка, кто это тут у нас такой забавный?
  Сам он позволял себе сигарету-другую раз в несколько дней, и когда выходил в коридор, там было не протолкнуться - дымили даже те, кто до этого сигаретный дым на дух не переносил.
  - Вы много чего не знаете обо мне, - я отвела глаза, понимая, что готова ударить его, лишь бы он не возвышался так надо мной, безжалостно красивый и жестоко-недоступный. Все же, думаю, он ничего не знает, иначе бы не проявлял такой интерес к моей более чем скромной персоне. Прощупывает почву, вот что он делает.
  - Могу я, в таком случае, угостить вас сигаретой? - спросил он, будто предложил выплатить за меня весь кредит Трастбанку.
   - Не можете, я курю только свои.
   Он оглядел меня с головы до ног, и у него было на это право - он искал карманы или хоть что-то, куда можно было положить пачку сигарет, но моя блузка и юбка таковых мест не имели, а клатч лежал далеко - на другом краю стола, и сигарет там не было в помине. Я не только не переношу запах спиртного, я еще не могу терпеть табачный дым.
   - Может быть, прежде чем вы пойдете курить, вы позволите пригласить вас на танец?
   Такого поворота я не ожидала, это совершенно не входило в мои планы. К мазохистам, готовым на такие муки, я себя не относила и всеми силами оберегала свой душевный покой, но подлый заместитель уже протягивал мне руку, и какая это была рука! О ней можно было слагать поэмы! От нее трудно было отвести глаза, и я как последняя дурочка засмотрелась, забыв про все. Широкая ладонь при довольно узком запястье, длинные, просто неестественно длинные пальцы с красивыми аккуратно подрезанными ногтями, с небольшими косточками на фалангах. Я замерла на месте, не сводя взгляда с протянутой ладони, как загипнотизированная, и это дало Элу право самому взять меня за руку и повести в центр зала, в самую гущу беснующейся толпы, еще полтора часа назад бывшей моими коллегами и товарищами.
   Ноги готовы были подогнуться, как только я представила, что этот человек сейчас меня обнимет. Этого нельзя было допустить, но и вырваться я не могла. Ругаясь последними словами и проклиная все на свете, я покорно следовала за своим мучителем, понимая, что влюблена в него как кошка. Что может быть мучительнее, чем желать быть с ним рядом и понимать, что необходимо бежать от него как можно дальше!
   Танцующие пары чуть подвинулись, приглашенные коллегами женщины окинули меня ревнивыми взглядами. Думаю, кое-кто из них отметил, что я оказалась единственной, кого Эл пригласил самолично. Впрочем, знали бы они, как я была против этого, посочувствовали бы, но вряд ли они могли меня понять.
   Наглый заместитель директора обхватил меня обеими руками, прижав к себе, и не оставалось ничего другого, как положить ему на плечи влажные потные ладони. Мои глаза оказались на уровне его губ - да, он довольно высок - и я отвернулась к его плечу, подальше от болезненного соблазна, а чтобы не рассматривать зал, опустила глаза. Такая пытка! Его руки... Его руки обнимали меня! Я проиграла, проиграла, он подловил меня! Наверняка сделал это специально, мне назло. Я не обращаю на него внимания? Вероятно, это из-за слабого зрения, но его обаяние не должно пропадать зря. Так что, пожалуйста, вот вам наглядная демонстрация безупречного совершенства вблизи - прошу любить и жаловать.
   Элу хватило ума не разговаривать со мной, за что я была ему благодарна, но больше благодарить его было не за что. К моим вымышленным страданиям, вызванным осознанием его недоступности, с сегодняшнего вечера прибавлялись телесные ощущения, которых теперь было достаточно, чтобы стать для моего тела власяницей, лишающей покоя как душевного, так и физического. Ну спасибо, ну удружил.
   После окончания танца он не отпустил меня, а придержал за руку, давая понять, что намерен проводить до места. У меня закружилась голова, как будто я девочка пионерского возраста, на танцах в лагерном клубе, и мальчик из соседнего отряда подошел ко мне, чтобы пригласить потанцевать, после чего решил провести со мной весь вечер. Боже, точно то же волнение, те же внутренние судороги восторга и абсолютно идентичная каша в голове вместо здравых мыслей. Только мне уже не двенадцать, а тридцать два. Зато голова закружилась точно так же, как в те далекие годы, когда мысли о собственных комплексах еще не владели мной в полной мере, и вера в то, что я могу понравиться и в меня можно влюбиться, была искренней и не замутненной болью многочисленных разочарований.
   Не думаю, что в этот момент я что-то соображала, а вот томное блаженство испытывала по полной программе. Я полагала, что по воле Эла, мне придется вернуться на свое место за столом, и, направляемая его рукой, собралась в долгий путь к дальнему краю, когда он остановил меня, взяв за предплечье. Горячая ладонь передала какой-то импульс моему многострадальному телу, взвинченному до предела, находящемуся в неестественном тонусе на грани нервного срыва, с оголенными нервами, и я тихо ахнула, как всегда получается, когда окунаешься в ледяную воду пруда на даче у подруги.
   - Лера, могу я пригласить вас... на чашку чая? - спросил он с полуулыбкой, будто уже предвидел мое удивление и смущение и даже отказ. Но взглянув в его лукавые глаза, я поняла, что отказа он не примет. И кстати, он заметил, что я не пью?
   Что ж, таким кошмарным вечером я была обязана открытию 'Березовой рощи', когда сама, сметая все барьеры, так старательно и долго возводимые, ухнула в бездну безумия.
   Это же просто клубничный чай, скажешь ты. А я возрожу, что не просто. Что сидеть так близко к мужчине, которого ты хочешь, которым восхищаешься и чей отказ не переживешь, слушать его голос, исподтишка наблюдая за движением рук, которые так же прекрасны как и его тело, скрытое сейчас под стильной одеждой, это очень тяжело. А встать и уйти вообще невозможно. Я бабочкой летела на свет свечи, ползла блестящим жуком прямо под сандальку трехлетнего карапуза, я собственными руками разрывала себе могилу. А ты говоришь, просто клубничный чай...
   Я снова ненавидела его. За то, что покорно следовала в заданном им направлении, что села на отставленный специально для меня стул, что уже протянула руки к подвигаемой чашке, заметив, что приглашена на его место за столом. Он присел рядом, пока его соседи отрывались на танцполе.
   - Лера, мы можем перейти на 'ты'? - обратился вдруг Эл, и я проглотила раскаленный чай, ничем не выдав своего удивления - я могу глотать огонь!
   Это неожиданное предложение вывело, наконец, меня из себя, предварительно высвободив из странного оцепенения, в котором я пребывала с того момента, как крепкие руки прекрасного заместителя директора легли мне одна на лопатку, а другая на поясницу чуть выше моей... ну да, ну ясно.
   Я уже знала, как отыграться. Глупо, но мне нужно было хоть за что-то ухватиться, чтобы снова нахамить ему и почувствовать себя в относительной, пусть и мнимой, безопасности. Пока он думает, что я не подвластна его чарам - я рулез!
   - На 'ты' мы перейдем, лишь выпив на брудершафт, - заявила я, глядя ему в глаза так, будто у него на носу, по меньшей мере, бородавка, а по большей - его вообще нет.
   Ну что, мистер трезвенник, вы боитесь спиртного как огня, потому что достаточно капли алкоголя, чтобы вы вышли из себя и потеряли лицо? Или... что?
   Эл наклонился ко мне, слегка изогнув губы в полуулыбке. В его глазах отразился свет люстр, нависших над нами. Приятный запах одеколона окутал облаком, а ведь когда мы танцевали, я его не чувствовала. Вот что значит, начинаю приходить в себя - уже все вижу, слышу и чувствую. Дурман понемногу отпускает, чары рассеиваются.
   - Легко, - произнес он так, будто подписал чек на миллион рублей. И взгляд такой - мол, следующий ход твой.
   Я тоже приблизилась к нему, буквально нос к носу, не буду же я показывать, как боюсь этого!
   - Дело в том, что я не пью. Ни капли, - и медленно отодвинулась, практически улегшись на спинку стула. Мол, все, вот вам крученая подача, выкусите.
   Конечно, я понимала, что это грубо. Человек пригласил меня потанцевать, и это при дефиците времени из-за излишка внимания к его персоне, усадил, чаем угостил, предложил стать ближе и роднее, а я такое выдаю. Не красиво, понимаю, ну а потому что нефиг! Не люблю, когда мужик петухом вышагивает и свои перья распускает. Зачем кичиться тем, что дано тебе от природы? Зачем играть на чувствах окружающих, если ты их ни в грош не ставишь? Почему то, что передалось тебе даром по генам, ты делаешь своим оружием, способом манипулирования и вообще предметом гордости? А мы что, в капусте нашлись что ли? Мы тоже что-то из себя представляем, даже если наш нос не столь безупречен как ваш, и форма губ не сводит с ума всех подряд.
   Красавец-мужчина показал, что умеет держать удар, тем более, если его неумело нанесла какая-то девчонка, не имеющая понятия о подковерных играх и искусстве интриги. Он также выпрямился, не сводя с меня пристального взгляда, и его улыбка даже не дрогнула. Вот его взгляд переместился с меня на чашку... у меня волосы на голове зашевелились. 'Да! Да! Даааааа!' - кричало во мне все, что могло бы кричать, имей оно голосовые связки и ротовой аппарат. 'Неээээт!' - завопил разум.
   А коварный заместитель уже брал своими изящными пальцами хрупкую ручку фарфоровой чашки и поднимал над столом.
   - Брудершафт, говорите? - произнес он с деланной задумчивостью, а глаза уже сияли торжеством победителя.
   Я не успела ничего возразить, а он уже подталкивал меня за локоть, побуждая взять мою чашку и также поднять. 'Целоваться? С ним? Целоваться! С ним!' - мой мозг дурел и глупел на глазах, рука дрожала и вряд ли я была способна возразить хоть что-то.
   Как и подобает настоящему мужчине, Эл все сделал сам. Сам обвил своей рукой мою, приподнял ладонью дно моей чашки, заставляя поднести к губам, наклонился и сделал глоток из своей.
   - Это ничего не значит, - проблеяла я после глотка чего-то твердого и безвкусного, еще секунду назад бывшего волшебным напитком. - Это всего лишь араматизированная вода, а не алкоголь, так что это не настоящий брудершафт, а раз так, значит...
   Мне не дали закончить невнятную речь словами 'целоваться мы не будем', и губы заместителя директора приблизились настолько, что я отшатнулась, потому что больше всего на свете желала прильнуть к ним. Целоваться? С ним? Нельзя! Этого делать нельзя! Я рванулась, но он крепко схватил меня за руку.
   - Валерия Ивановна, имейте смелость пойти до конца, - произнес он строго, но глаза его издевались и происходящее забавляло.
   До конца? До чьего конца, до его? В смысле, то есть, до какого? Черт! Вот гад, это он намеренно сделал, специально. Да он издевается!
   Мгновенное возмущение помешало осознать момент, когда влажные губы коснулись моих. Почувствовав аромат клубники, мне захотелось рыдать от счастья. Главное, не раскрыть губ, а то он сразу подумает, что я напрашиваюсь. Я тоже была на высоте - просидела истуканом те две с половиной секунды, пока он издевался над моей стойкостью и мужеством, но с честью прошла испытание.
   - Все. Вот теперь все, - произнес он, медленно выпрямляясь.
  Бросил быстрый взгляд на танцпол, словно желал убедиться, что это рядовое событие прошло незамеченным, но я-то знала, что все! все наблюдали за нами в этот момент, ломая голову, как это скромной кадровичке удалось добиться того, о чем они мечтали и говорили на протяжении вот уже трех месяцев.
   Я промолчала. Потянулась к чашке, попыталась сделать глоток, но чай не пошел, и я мысленно застонала. Надо было бежать без ключей и проездного. Лучше умереть от усталости, дотащившись до дома на рассвете, чтобы без сил рухнуть под намертво закрытой дверью, хотя... Нет, лучше так, чем теперь всю жизнь жалеть об этом равнодушном и самом лицемерном поцелуе мужчины, который прекрасно знает, какое впечатление производит на женщин. Подлец!
   - Привет, - улыбнулся Эл веселой кривоватой улыбочкой.
   - Да, все, отлично, теперь мы на 'ты', - я резко поднялась, но он тут же усадил меня обратно.
   - Расскажи мне, почему тебе скучно здесь, - произнес он, подливая мне горячего чая.
   А я при нем не могла пить свой любимый напиток! Вот ведь какой - мягко стелет, да жестко спать. При нем вообще нельзя спать, и ухо держать только востро.
   - Мне не нравится музыка, - проговорила я, как завзятая лицемерка. Будто и не целовалась только что с живой мечтой нашей фирмы. Да что там, бери половину города, и не промахнешься.
   - Да? И какую же музыку ты предпочитаешь?
   - Да что-то поспокойнее.
   - А это... что? И кто? - он не унимался. Будто ему и вправду интересно, что же слушает на досуге работник отдела кадров. - Давай я по-другому задам вопрос, - он оживился. - Вот если бы ты хотела пойти на живой концерт, кого бы из исполнителей ты выбрала?
   А чего мне было думать? Чего колебаться? Я уже давным давно сплю и вижу, как сижу в первом ряду на концерте хора Турецкого и плАчу, плАчу от переполняющих душу эмоций, потому что это красиво. Нет, не так. Это божественно красиво и прекрасно. От этих голосов во мне трепетала каждая жилочка и что-то взрывалось и растекалось весенними ручьями, наполняя какой-то живительной энергией, выбивая слезу. Я была бы счастлива, только не по карману мне это удовольствие, и отдать последние деньги на эту мечту я не могла. Иначе мечты не останется - врала я себе.
   Я поняла, что удивила его. На миг его улыбка потускнела - он искренне удивился. Не ожидал, да? Думал, начну лепетать про Михайлова и Лепса, Пьеху и Болана? Ага, да, конечно. Тогда тебе, дружок, надо заглянуть в нашу бухгалтерию, или в юридический отдел, вот там бы попели дифирамбы корифеям российской попсы.
   - Неожиданно, - честно признался он, а мне польстило, что он хотя бы слышал про такое явление, как этот уникальный хор. А то, может, парень пропадает все время в тренажерном зале, а оставшееся время торчит перед зеркалом, медитируя на свою красоту и мужские прелести. Впрочем, зачем ему зеркала, когда он постоянно, изо дня в день видит свое отражение в каждом женском взгляде, направленном на него. И только в моих глазах встречает отторжение и упрек, потому что нельзя быть красивым таким.
   Что ему не дает покоя? Требуется стопроцентная покорность, иначе победа не может быть засчитана? Но для чего? Разве мало всего лишь одной, но самой-самой? Нужен весь свет? Но это же любовь вхолостую, ненастоящая и бессмысленная, как мечты наших женщин о нем. Впрочем, мне ли пытаться понять ход его мыслей и направление желаний...
   - Я пойду, - я вскочила так неожиданно, что он не успел меня задержать, и бросилась за ключами.
   Все, больше ему меня не остановить. А впрочем, ему это и не нужно, он меня и так уже растоптал. Сначала обнимал на танцполе, затем целовал и даже разговорил. Возможно, в зеркале моих глаз проступило его отражение, и теперь он может быть доволен - сделал все, что нужно. Ну и пусть. Завтра все будет по-старому, и сегодняшний вечер не в счет. Завтра все снова станут нормальными, день, может быть два, предаваясь воспоминаниям о сегодняшнем безумстве. Ох, очень надеюсь, что вместе в пьяным угаром, который обязательно выветрится к утру, все забудут и о нелепом поцелуе, блажи заместителя директора, обожающего играть с непокорными мышками.
   Он не стал меня останавливать, как я и думала. Проводил задумчивым взглядом и изобразил фальшивую улыбку, когда у дверей я обернулась, чтобы запечатлеть его прекрасный наглый образ. Гад!
  
  ГЛАВА 3
  
   Весь следующий день я носа не показывала из своего кабинета. Мало ли, кому бы захотелось обсудить со мной странное поведение заместителя директора, узнать подробности разговора и причину более чем неожиданного поцелуя. Сказать мне было нечего, кроме того, что это чудовищное недоразумение.
   Весь день я ломала голову, зачем Журавлев это сделал, и не находила ответа. Еще вечером, не снимая наряда, долгое время провела перед зеркалом, желая заметить то, что, может быть, бросилось ему в глаза и выделило меня из толпы, но, увы, свое лицо я знала досконально, и ничего нового и неожиданного, а тем более прекрасного, конечно же, не заметила. Все как всегда: лицо как лицо, и множество мужчин в нашей фирме совершенно спокойно проходили мимо меня каждый день. Никакие причины не толкали их на необходимость выпить со мной на брудершафт и поцеловать.
   За каким чертом это сделал Эл - было выше моего понимания. Единственный вывод, к которому я пришла к обеду, изведясь по полной программе, - эта такая маленькая месть (ничего себе, маленькая!), за мое видимое равнодушие к этому человеку. За спокойствие в его присутствии, за опущенный взгляд и односложные ответы. Но не мелко ли это с его стороны?
   Он птица высокого полета, в буквальном смысле журавль в небе, и ему ли обращать внимание на пичужку, копошащуюся в песке в поисках шелухи от семечек...
   Так что ответить женщинам мне было нечего, стоило ли в таком случае вдохновлять их своим присутствием на вопросы?
   В обед ко мне заглянула Вероника.
   - Привет, чего не заходишь ко мне? Совсем дорогу забыла, - она хрустко откусила яблоко, прикрыв дверь и пройдя к моему столу.
   Думаю, Веронике завидовали больше всех. До вчерашнего вечера, разумеется. Положение в фирме она занимала завидное, в прямом смысле слова: географическое. Ее стол располагался как раз между двумя монументальными дверями, открывающими вход в фантастические миры шефа и его заместителя.
   Раньше, до того, как уволился предыдущий помощник Игоря Дмитриевича, я часто забегала в приемную поболтать с Вероникой . Имея стройную фигуру и рост манекенщицы, она обожала сладости и поглощала их в большом количестве, при этом оставаясь в форме на зависть всем. Она любила угощать меня, так как я едва ли не единственная, кто не отказывался от угощения. Хоть худосочной меня никак не назовешь, но и склонностью к полноте я не страдала, а потому время от времени позволяла себе пирожное или кусочек тортика. Так же, как и мороженое в тиши пустой квартиры под стрекот секундной стрелки.
   С тех пор, как кабинет по правую руку от секретаря сменил хозяина, я бывала в приемной лишь по большой необходимости, да и то ловила каждую возможность передать на подпись необходимые бумаги с кем-нибудь другим. 'Ты к директору? Не захватишь эти приказики, все равно тебе к нему, а? А я пока тебе неотгуляный отпуск посчитаю, как ты и просил'.
   В приемной в последнее время творилось столпотворение. Я понимаю: накопилось множество неотложных дел, возникли вопросы, требующие скорейшего разрешения, а телефон часто занят, да и не все можно решить по внутренней связи, с глазу на глаз оно как-то лучше. Собеседника нужно видеть в лицо, да даже просто заглянуть пожелать доброго здоровья и удачного дня - это же замечательно, разве человек должен скупиться на позитив?
   Дверь в кабинет заместителя вот уже два месяца как была закрыта - слишком много желающих, с утра занимающих очередь к шефу, рвалось заглянуть к господину Журавлеву. Ну, справиться о самочувствии, поздравить с назначением, удостовериться, что он уютно устроился на новом месте и убедиться, что благополучно на нем обживается. Если бы Эл отвечал на все вопросы и отвлекался на пустые беседы - работа бы встала, так что пришлось пожертвовать такой функцией, как дарить людям радость одним своим видом - теперь дверь в счастье всегда была плотно прикрыта.
   Но даже такой барьер лично для меня казался слишком слабым и ненадежным, и я предпочитала бывать в приемной директора как можно реже, отказавшись от сладких презентов секретаря ради душевного спокойствия.
   Что я могла ответить сейчас Веронике? Что я влюблена и боюсь себя выдать? Первое бы она прекрасно поняла, ну а второе ее удивило бы. Столько попыток выразить свои чувства и показать свое отношение, какие предпринимали наши девушки и женщины, можно было бы заносить в книгу рекордов Гинеса.
   Домой я вернулась в расстроенных чувствах. Весь день боялась, что Эл заявится ко мне в кабинет, ждала, страшилась и надеялась, но, видимо, он был занят неотложными делами, а относительно меня любое дело он мог считать неотложным. Конечно, пьян ты был или нет, то, что происходило на корпоративе, оставалось на нем и прекращало существовать уже на следующий день. Это как курортный роман - какие бы страсти не кипели, уже в поезде ты оставляла все это за окном вагона, возвращаясь в привычную колею жизни.
   Надо ли говорить, что к вечеру мое мрачное настроение нуждалось в корректировке, возможной лишь после хорошей порции мороженого, но, зайдя в квартиру и метнувшись к холодильнику, я выругалась, обнаружив немного шоколадного пломбира на самом донышке ведерка.
   Ну вот, так всегда - из-за расстройства совершенно забыла, что закончилось 'лекарство', и теперь придется тащиться в супермаркет.
   Вышагивать в узкой юбке и на шпильках я не собиралась, а потому натянула джинсы, берцы, легкую ветровку и помчалась за 'спасением'.
   Народу в зале оказалось немного, но лишь набрав необходимое количество ведерок, я поняла, почему - все они сосредоточились у двух работающих касс. Ну что же, десять минут стояния не повредят моему замороженному заменителю счастья, и я пристроилась в хвосте у самой стены со специями и кошачьим кормом.
   Меня снедала тревога - почему все же Эл не заглянул ко мне? Зачем тогда случился вчерашний поцелуй? Демонстрацией чего это было? Приручить и тут же бросить ради собственного удовольствия? Нет, ну почему я думаю об импозантном и важном заместителе директора так мелко и мелочно? Тогда что, что это было?
  Если бы он был пьян - другой коленкор, тогда абсолютно все было бы ясно и понятно - с кем не бывает, но от клубничного чая так не захмелеешь, сколько его не выпей. Зачем же он клеился ко мне, а он клеился, я готова настаивать на этой формулировке, вот только перед кем, и кому и чего я собиралась доказывать? Да никому и ничего. Мне бы для себя самой найти ответы и успокоиться, но этот непонятный человек вносил в мои мысли только сумятицу, и не было видно никакого просвета и надежды на передышку.
   Но как же он был вчера красив! И этот насмешливый прищур, и притворная вежливость, и едва сдерживаемое раздражение, когда он вел в центр зала очередную захмелевшую подчиненную, сияющую как утренняя роса на траве. Нет, что ни говори, он был хорош!
   Очередь, пусть медленно, но целенаправленно продвигалась к кассе, надо отдать должное бойкой кассирше - она работала на износ. Мои мысли витали где-то в облаках, когда до меня донеслись странные голоса. Нет, в голосах как раз ничего странного не было, но вот содержание...
   - Дыши, братэлло, дыши, ну ты че!
   - Да, чувак, ты что творишь-то!
   И сдавленные смешки.
   - Эй, друг, ты слишком молод, чтобы вот так умереть.
   Не понятно: если кому-то стало плохо в душном зале, как можно над этим смеяться, и почему беднягу не выведут из зала? Может, вообще пора вызывать скорую, кто знает, может, момент критический.
   Неожиданно мне на плечо легла рука. Все еще пребывая в рассеянности и только-только напрягая свои уши как локаторы, я не ожидала тактильного контакта, и даже вздрогнула от неожиданности.
   - Девушка, девушкааа! Будьте так добры, проявите милосердие к несчастному человеку.
   В недоумении я обернулась. Перед глазами маячили высокие фигуры в темном.
   - Просто улыбнитесь нашему другу, - произнес все тот же голос, обладатель которого имел дерзновение коснуться моего плеча.
   В общем, я сразу поняла, что никому не плохо и скорую вызывать без надобности. Никто от удушья умирать не собирался, и даже никому не грозило падение в обморок. Просто один молодой человек уставился на меня немигающим взглядом, не замечая ничего вокруг и даже не обращая внимания на своих приятелей, а те ухахатывались на него, хитро поглядывая в мою сторону. Ну не дураки ли?
   - Эй, Натан, дружище, все же хорошо, слышишь? Она уже смотрит на тебя, может, сейчас ты вздохнешь нормально? Ребят, сколько он уже без воздуха?
   Высокий парень по-прежнему не сводил с меня глаз и продолжал игнорировать своего приятеля, довольно симпатичного, надо сказать, блондина. Его самого можно было считать красавчиком, если бы мне импонировал такой тип.
   А впрочем, почему это не мой тип? Когда мне стали нравится роковые мачо с броской внешностью и важной походкой? Могу сказать точное время - уже третий месяц как.
   - Может, сделать ему искусственное дыхание рот в рот? - предложил крупный брюнет с волосами, взятыми в хвостик. - Девушка, вы как, готовы спасти жизнь человеку?
   Еще один парень, рыжий волосатик, хлопнул называемого Натаном парня по плечу и тот вздрогнул. Перевел взгляд на рыжего и заметил, как тот делает ему большие глаза, кивая головой в мою сторону. Тут он очнулся, встрепенулся и снова посмотрел на меня.
   - Привет, - произнес довольно приятным голосом.
   - Господи! Я вас умоляю! - и я отвернулась, возмущенно дернув головой. Нет, ну не смех ли? Эти странные пингвины предлагают мне знакомство в супермаркете? Скоротать время в очереди? Нет, до такого я еще не докатилась.
   За спиной раздался тихий свист и возмущенное цоканье языков.
   - Девушка, ну что же вы делаете! Наш друг только-только пришел в себя, а вы снова собираетесь вогнать его в кому? Пощадите, будьте добры и снисходительны к больному человеку!
   Честное слово, в любое другое время я посмеялась бы вместе с ними, и даже пококетничала с этим Натаном, таким симпатичным высоким парнем, но вчерашний поцелуй все изменил. Наверное, было бы глупо делить жизнь на 'до' и 'после' этого события, и, тем не менее, он что-то сделал со мной. Вот уже который час с момента этого коварного поцелуя я полагала, что что-то обязательно должно перемениться в моей жизни. Я не могла поверить, что Эл сделал это совершенно без всякой цели, просто так, от скуки и веселья ради.
   Так что, как бы интересен не был человек, возвышающийся за моей спиной, и сколь бы пронзительным не казался взгляд его серых глаз, а только для меня это не имело никакого значения.
   Зачем мне синица, когда в небе над головой кружат такие журавли!
   Послышался шорох, и, скосив взгляд, я заметила, что Натан приблизился ко мне вплотную.
   - Не делай глупостей, парень, - произнесла я тихо и угрожающе, но, думаю, он этого не уловил.
   - Можно узнать твое имя? - проговорил он, и опять меня поразил нежный тембр его голоса.
  В этом незнакомце вообще было много нежности, это бросалось в глаза. Он был какой-то... как тебе сказать-то, слишком добрый, слишком открытый, даже беззащитный, что ли, или мне это только показалось? Не уверена, что могла бы разобраться в человеке всего за пару минут разглядывания и, тем не менее, это ощущение не покидало меня.
   - Мое имя - это секрет, ты же понимаешь, я не хочу, чтобы ты владел моими тайнами и имел надо мной власть, - я обернулась, сделав загадочное лицо, и тут же пожалела об этом. Если он и не воспринял всерьез мои слова, то впечатление от меня только усилилось. Если верить тому, что я читала на его лице, так он просто обалдел от того, что увидел, а увидел он меня.
   Нет, мне, конечно, было приятно - а кто бы испытал противоположные эмоции - но только это было ни к чему, и ответной реакции я в себе не отыскала.
   Самым лучшим было бы уйти, но оставить мороженое я не могла - чего же ради тогда я перлась сюда после тяжелого рабочего дня? Вот и стояла, нервно переминаясь с ноги на ногу, желая, чтобы пятерых покупателей, стоящих передо мной, обслужили как можно быстрее, желательно со скоростью света.
   Почему-то этот Натан меня раздражал. Может быть, мне до жути хотелось, чтобы именно так на меня смотрел господин Эл Журавлев?
   Как ни странно, но меня выручили друзья этого Ромео. Они подошли к нам и стали отпускать различные шуточки как в адрес друга, так и роковой незнакомки, каковой окрестили меня. Так время пролетело гораздо быстрее, и вскоре я пробила мороженное, сгребла сдачу и бросилась вон из магазина.
   Далеко мне уйти не удалось - забыв про пиво и орешки, Натан бросился вслед за мной, о чем я догадалась по крикам его товарищей.
   Делая вид, что ничего не замечаю, не оборачиваясь, я выбежала на улицу.
   - Постой, погоди, не убегай так, - позвал меня парень, и, отойдя еще на несколько шагов от входа, я резко остановилась и решительно обернулась.
   - Значит так, - проговорила я раздраженно, - зовут меня Лера, мне тридцать два года, пять из них я в счастливом браке, и мороженое это купила для своего сына, - и ткнула ему под нос пакет с пломбиром.
   Ты видела когда-нибудь ошарашенного парня, над которым зависла летающая тарелка? А я увидела. Я даже заметила, как потемнели его глаза. Он стоял и хлопал длинными пушистыми ресницами, но губы его были плотно сомкнуты. Понятное дело, информация ему не понравилась. Ну а кому бы понравилась!
   И долго он будет так медитировать? Мне вообще-то домой надо, у меня скоро ломка начнется, мне мороженого надо принять!
   Что, парень, и у тебя теперь на душе кошки скребут? Ну так кто говорил, что жить легко? Ветер тихонько перебирал его короткие светлые волосы, под кожей на скулах перекатывались желваки, и повисшее между нами молчание можно было в скором времени резать ножом. Ну, я пошла?
   - А почему твой муж отпускает красивую девушку одну в такой час?
   Ну надо же! Он обо мне беспокоится? Или пытается выведать подробности и уличить меня во лжи?
   - А потому что красивая девушка не маленький ребенок, а самостоятельный человек, ведущий дом, заботящийся о ребенке и отправивший мужа в командировку. Кто-то же должен зарабатывать деньги!
   Ну, все? Я тебя убедила?
   Парень выдохнул, как мне показалось, разочарованно, сунул руки в карманы черных джинсов и посмотрел на меня как будто с укором. Ну что еще?
   - А можно я тебя провожу? - мгновенно заметив зарождающееся во мне возмущение, выставил вперед руку. - Уверен, твой муж будет только рад, что кто-то в его отсутствие позаботится о тебе. Пожалуйста.
   Вот это 'пожалуйста' меня убило. Нет, ну надо быть таким мазохистом! Вот этого я сама и боялась! Отчаянно избегала встреч с объектом обожания, да чего уж там греха таить - вожделения, только чтобы он не видел моего побитого вида и никогда не услышал этого жалостного 'пожалуйста'. А парень, я смотрю, не стесняется своих эмоций. И когда только успел меня разглядеть? Не в очереди же? Скороспелые симпатии не дорого стоят, на них и внимании нечего обращать, так что и поощрять не следует.
   - Нет, прости, но у меня закон - никаких мужчин, понимаешь? - и, не говоря больше ни слова, я направилась в сторону, противоположную от дома. Ничего страшного, заверну за угол и через соседний двор доберусь до своего. Бешеному псу и семь верст не крюк, а мне каких-то лишних пять минут - вечерний моцион для пользы тела.
   И куда я так рвалась? В пустую квартиру, где меня никто не ждет? К одиночеству и разочарованию, потому что уже сейчас понимала - Эл просто развлекся за мой счет, оттачивая мастерство обольщения. Что ж, почему бы и нет, Эл? Надеюсь, тебе было не очень противно со мной целоваться. Понимаю, что до моих эмоций тебе далеко, но хоть что-то ты почувствовал? А впрочем, черт с тобой.
  
  ГЛАВА 4
  
  Я уже говорила, что после того несчастного поцелуя все стало только хуже? Я-то рассчитывала, подсознательно, разумеется, что это станет толчком для развития каких-то новых отношений. Два дня верила, что господин Журавлев сделал это не просто так, но, увы, жестоко ошиблась. Просто меня учили верить в лучшее и давать людям шанс, а уж потом делать выводы и выносить оценку поступку. В общем, заместитель директора получил жирный кол. В сердце. Шучу, но поверь, это смех сквозь слезы.
  Как я и сказала, мне понадобилось два дня, чтобы это осознать. Ровно столько Эл не появлялся на виду, засев в своем кабинете. Я поняла бы, вынуди его обстоятельства покинуть офис, чтобы, например, посетить одну из стройплощадок, выехать на подписание нового договора или на разбирательства со старым, но нет! Он был здесь, на своем рабочем месте, но не показывал носа, как нашкодивший кот, и даже не ходил на обед.
  И это моя интерпретация происходящего. Уверена: сам он себя нашкодившим никак не считал.
  Кстати, голодным он тоже не остался. Наши дамы, обеспокоенные вынужденной голодовкой Эла, два дня бегали к нему косяком, поднося в дар пирожки и тортики собственного приготовления в надежде, что хоть так, пусть и без горячего, им удастся сдержать приближение неминуемой язвы или гастрита у своего любимчика. Короче, общими усилиями дружной женской половины коллектива спасли от голодной смерти в прямом смысле любимого заместителя директора. А ведь никто из них ни разу не побеспокоился обо мне, например. Да ладно, к чему обиды, я же все понимаю.
  Не скажу, что считала себя оскорбленной и использованной, но мне было непросто: очень многие интересовались тем злосчастным поцелуем, спрашивая рецепт обольщения, которым я воспользовалась. Каких усилий мне стоило не обидеться и не взорваться, понимая намеки на свою ординарность и 'мышиность'. Мол, без приворотного зелья тут не обошлось и просто так мне не на что было рассчитывать.
  Я могла бы что-нибудь ляпнуть, ввернуть что-то эдакое, чтобы заткнуть рты всем охочим до дрязг и сплетен, но почему я должна была отдуваться одна, огрызаться и отстреливаться, пробираясь огородами? Пусть тот, кто все это замутил, и дает объяснение интересующимся, а я тут при чем? С меня взятки гладки. И я отмалчивалась, предлагая адресовать свои вопросы непосредственно режиссеру постановки господину Эл Журавлеву.
  Так потихоньку от меня и отстали, а к Элу, разумеется, никто за разъяснениями не отправился. Представляю, как мне перемыли косточки в каждом отделе! Они просто блестели и слепили глаза, скрипя от чистоты.
  Пересеклись мы с целовальником неожиданно. Вот я, конечно, не принцесса, и не жду, что прекрасный герой приедет ко мне на шикарном авто, понимаешь, да? Я думаю о себе довольно скромно, без всяких витиеватых красивостей, но пардон, у меня тоже есть гордость. И пусть мы не родились богатыми и сногсшибательно красивыми, но рассчитывать на хорошее отношение к себе как к личности имеем полное право. Сейчас поясню, о чем я.
  Если я не Анджелина Джоли и даже не наша секретарша Вероника, и уж тем более не Натали, божественно прекрасная супруга шефа, это не означает, что со мной можно обращаться как угодно. Еще раз поясню: я не считаю себя уродиной, и у меня были довольно симпатичные парни, да? Но я отлично понимаю, что не Елена, из-за такой как я не начнется война и Троя не падет. Ну не роковая я красотка, что поделать! Но! Уважение к себе имею.
  Короче, наша бухгалтерия, как обычно, зашивалась с отчетами, и время от времени я выручала их по мелочи. Вот сегодня ходила на почту, отправляла алименты на трех наших сотрудников. Конечно, у меня же меньше всех работы, и никого не волнует, что я, может быть, делаю ее быстрее, потому что расторопней многих других. Ну да ладно, мне не жалко. Когда в наушниках звучит хорошая музыка - я могу отправиться куда угодно, мне только в радость подышать свежим воздухом, если, конечно, не идет дождь.
  И вот возвращалась я с почты, а Эл как раз из своего джипа выходит, весь такой в костюме, исполненный собственного значения. У меня аж сердце замерло, а потом пустилось вскачь - какие же красивые бывают мужики, и как же они умеют подчеркивать свои сильные стороны. И прическа, и небритость, и классно скроенный костюм, и походка - все говорит о том, что Эл - супер.
  Вот, к примеру, взять нашего системного администратора Валька. Парень что надо, умный, быстрый, в любую твою проблему вникнет, еще и твои личные желания исполнит, ну, я там про асю говорю, или про еще какую игрушку, ничего такого. Если снять очки - так он очень симпатичный, его только причесать, пыль стереть, и в женихи! И кстати, не только я одна заметила это, на его внешность и другие девчонки внимание обращали, и мы ее не раз обсуждали в те времена, когда я еще тусовалась в приемной директора. Но Валек, кажется, вообще не обращает внимание на то, как выглядит и во что одет, вот и другие не видят его природной красоты и обаяния.
  Но Эл не из таких. Этот человек подчеркнет мельчайшие свои достоинства, отпалировав их до слепящего глаза блеска. Он не пропустит ничего. И походка наверняка отрепетированная, и улыбка, и голову он так поворачивает, что сразу понимаешь - такие становятся вождями и президентами. Он даже простую шариковую ручку так крутит в пальцах, что все, присутствующие на совещаниях, забывают, зачем тут собрались и что только что сказал тот или иной докладчик.
  И этот его взгляд свысока, что и не поймешь, то ли он над тобой посмеивается, то ли просто такой высокий и иначе смотреть просто не может.
  Ну, мы поздоровались, все как обычно, как будто и не пили вместе... чай... на брудершафт. Я себе твержу тихонько, что ничего не было, ничего не было, а у самой перед глазами та картинка, когда он приблизился ко мне и пригласил пройти с ним до конца...
  - Как поживаешь, Лера? Выглядишь отлично.
  Эти слова показались неожиданными, я притормозила и развернулась к нему. Его величество изволили заговорить со мной? Кроме формального приветствия решили поболтать по-дружески? А где он был два дня со своей дружбой, когда я себе ногти под корень на руках сгрызла, ожидая продолжения или хотя бы объяснения его действий? Тоже мне, приятель!
  Я уже хотела что-то ляпнуть про его молитвы, когда он ошарашил меня новой репликой.
  - Мне понравилось с тобой целоваться. Может, продолжим?
  Так за одной волной бежит вторая, и накрывает тебя, практически не давая возможности глотнуть кислорода. Я только увидела черный Мерседес жены Игоря Дмитриевича, который плавно подъехал к самому подъезду, а Эл уже склонился надо мной и снова поцеловал.
  То, что я сделала в следующую секунду, не поддается понимаю, знаю. Идет в разрез с логикой и издевается над здравым смыслом. Но и меня понять нужно. Я не матрешка какая-то деревянная, у меня есть чувства, и жажда уважения - не самое последнее из них. А когда меня откровенно унижают...
  Вот самое смешное и обидное и кроется в том, что поцелуй Журавлева мой мозг за доли секунды расценил как унижение. Не подарок судьбы, не снисхождение бога к простой смертной, не милость фортуны, а простое оскорбление.
  Эл, конечно, меня поцеловал, но я его за это ударила. Клянусь, это вышло машинально. Если бы подумала хотя бы три секунды - я бы такое не выкинула, а так... Короче вмазала ему кулаком снизу в подбородок, причем довольно ощутимо, со злостью, которая взялась неизвестно откуда.
  Ну что я, враг себе самой? Разве за эти два дня я не смаковала подаренный мне поцелуй во всех подробностях? И разве не мечтала о повторении? Еще как мечтала! Но не так же, чтобы без объяснений, на виду у всех - о, я знала, что об этом станет известно всей фирме! - мимоходом и походя, без объяснений и просьбы.
  Вот честное слово: всегда считала вопрос: 'Можно, я тебя поцелую?' глупым. В фильме или в книге, на мой взгляд, так поступали или слабаки, или тряпки, в общем, люди в себе неуверенные. Но сейчас за микросекунды человеческого бытия моя нейронная система расценила действие мужчины как агрессию, интервенцию и захват чужих земель.
  Ведь недаром наши бабушки твердили: 'Умри, но не дай поцелуя без любви!' А я же девушка, мне хочется быть любимой, хочется, чтобы меня умоляли о поцелуях и были счастливы этому подарку, как небесному благословению.
  А не так: когда приспичило, где поймал, там и давай наяривать. И главное, без объяснений, это со мной-то? Женщина любит ушами, это всем известно, и если Эл мнит себя Казановой и знатоком женских сердец, то должен об этом знать. Уж лапшу-то он должен уметь вешать!
  А я вообще чебурашка - мне только, знай, навешивай. Так он не потрудился и не озаботился. То есть, со мной можно и так, да? Обидно, понимаешь? Мне было так обидно, что я даже не смутилась того, что сделала. Удивилась - не скрою, сама на себя и на свой кулак, но ни капли не смутилась и не почувствовала себя виноватой.
  Эл отскочил, пошатнулся и даже взмахнул рукой, а затем резко схватился за подбородок. Надеюсь, ему было больно - я слышала, как лязгнули его зубы - а в глазах такая обескураженность, будто перед ним вместо молодой девушки оказалась... ну я не знаю, Кончита Вурст, что рвало его шаблоны к чертовой бабушке.
  - Лера, ты что? Что случилось? - проговорил он как-то вяло и невнятно. Вероятно, из-за того, что прикусил язык.
  - А по-твоему, ничего не случилось? - внутри я ярилась, била копытом, как ретивый конь, и из ушей вылил дым, но внешне выглядела довольно спокойно. А что я, буду устраивать истерику под окнами, к которым прилипли все, кого позвали немногочисленные очевидцы события?
  Такого удовольствия я больше никому не доставлю. Мне хватило банкета, так еще и эта сцена.
  Он тоже молодец - держался изо всех сил. Представляю, как внутренне он бесился из-за моей идиотской реакции. Уверена, он полагал, что я упаду в обморок от счастья, раз не сделала этого в первый раз, но все вышло немного иначе. Совсем иначе, совершенно по-другому. Никогда не желала быть марионеткой, не любила становиться объектом чьего-то глупого розыгрыша, и посмешищем делать себя просто так никому не позволю!
  Это я так возгревала свой дух, а внутри выла раненая мечта: 'Что ж ты, мать наделала! Такого мужика отшила! Теперь мечтай всю жизнь - больше не дождешься такой милости и щедрости'.
  Ну и пусть! А то ко мне все мужчины в фирме уважение потеряют, и будет у меня репутация как у той Машки с окружной дороги.
  - Последнее, что я помню перед тем, как тебя ударила молния, что я наклонился тебя поцеловать, - проговорил Эл. Ага, в его собственных глазах, наверное, это приравнивается к награждению меня орденом с вручением грамоты.
  - А я помню, что не разрешала этого, что даже повода не давала для такого обращения.
  Эл все еще поглаживал подбородок, когда бросил на меня хмурый взгляд.
  - Могла бы дать пощечину, - упрекнул он, - зачем надо было кулаком?
  - Ну прости, не сообразила, все произошло так внезапно, - я демонстративно развела руками.
  Главное, чтобы он не догадался, что моя душа плачет. Эл! Меня! Поцеловал! Все, теперь можно об этом забыть - он вряд ли простит мне мою выходку. И что смешно - все наверняка осудят меня, а не его. То есть целовать ему можно, а мне отстаивать честь - нельзя, глупо и нелепо.
  Ну и пусть, зато я поставила его на место. И за тот брудершафт, и за два дня тоски и ожидания, и за обидные намеки коллег-завистниц, и за его постыдное молчание.
  - Еще совсем недавно твоя реакция была совершенно иной, - проговорил Эл, поводя плечами, словно расправляя крылья. Все, он пришел в себя и вновь на коне, на высоте, он снова орел, в смысле, журавль.
  - Ну так и дело происходило в разгар веселья. А сейчас мы практически на рабочем месте, при исполнении своих должностных обязанностей, так что надо и честь знать, - произнесла я, усилием воли подавив вздох сожаления. - В общем, Леонид Ильич (прикинь, да? Ильич!), не забывайтесь.
  Больше сказать мне было нечего, и я прошла мимо него и скрылась за дверями. Пронеслась по коридору, пока никто не успел перехватить меня по дороге, и заперлась в своем кабинете. На душе скреблись кошки, настроение свалилось до нуля, самооценка - и того ниже: я же понимала, что теперь господин Журавлев будет меня презирать за такую реакцию. Детский сад, и отчасти он прав. Я могла бы сделать что-то другое. Могла, но не смогла. Не сдержалась. Весь негатив, накопленный за время моего страдания, вылился вот в такую фантасмагорию. Что теперь об этом реветь. Как говорится: 'Что же вы его утюгом-то? - Простите, веера под рукой не оказалось'. Вот и у меня не оказалось, а обиды - вагон и маленькая тележка.
  Зато...
  В общем, на следующий день я вышла на остановке перед офисом, и уже переходила дорогу, когда передо мной затормозил мотоцикл. Я, как всегда, погруженная в мысли, из-за вчерашнего инцидента невеселые, с наушниками и до конца не проснувшаяся, попыталась обойти нахала, вставшего прямо посреди проезжей части (ничего, что я решила перебежать на красный, не дожидаясь светофора?), но и мотоцикл то сдавал назад, то немного вперед.
  Короче, Митя Фомин успел спеть целый припев о том, что время не властно, пока до меня дошло, что что-то не так, и я подняла глаза. Мой взгляд стал осознанным, и представляю, как округлились глаза, когда наглый мужик снял шлем.
  - Привет!
  Я могла не вспомнить, как он выглядит, запамятовать странное имя, но забыть этот голос - никогда! Столько нежности... этот бархатный тембр обласкал мою кожу, ватной палочкой прошелся по истрепленным нервам, пробрался внутрь и теперь согревал сердце большим пушистым котом.
  - Черт, что ты тут делаешь и почему не даешь мне спокойно пройти? - я сделала вид, что сержусь, но раздражения, как в первую нашу встречу, не обнаружила.
  - Спасаю тебе жизнь, - произнес Натан спокойно, улыбаясь так, будто хотел продемонстрировать все свои коренные зубы вместе с зубами мудрости. - Ты хотела прошмыгнуть на красный свет, а это опасно. Я бы не пережил, потеряй мир такую красивую женщину.
  Я хотела возразить против женщины и назваться девушкой, ну, как бы не мадам, а мадемуазель, но вовремя вспомнила, что играю роль достопочтенной матроны, матери семейства и верной супруги.
  - Откуда ты здесь? - я удивилась: вроде бы недавно пересекались совсем в другом районе, а вот теперь встретились почти в сердце города. Как же тесен мир.
  А этот милашка взглянул на меня так загадочно, и вдруг:
  - Откуда я пришел, не знаю...
  Не знаю я, куда уйду,
  Когда победно отблистаю
  В моем сверкающем саду.
  Нет, ну надо же, а! Он как бы мне стихи читает? Это круто, как цветы на свидании у памятника Волкову, как закат за окном, когда прижимаешься к крепкому плечу, как кофе в постель...
  В общем, моя реакция на его невинную декламацию меня поразила: я растаяла мороженым, как случилось однажды, когда во время рабочего дня во всем доме отключили электричество из-за какой-то аварии, и к вечеру я нашла клубничный пломбир в совершенно жидком состоянии.
  - Вижу, что блистаешь ты довольно победно, - улыбнулась я, сразу подобрев, и мне не жалко было подарить ему ответную улыбку.
  - Ну так рад встрече, - он тоже не скрывал своего отношения ко мне.
  Было приятно греться в лучах его нежного взгляда. Это как в промозглый день натянуть толстый теплый свитер.
  - Как ребенок, как муж?
  Этот вопрос сбил меня с настроя, какая-то мелодия в голове прервалась, и я ошарашено на него взглянула.
  - Какой еще ребенок с мужем, ты чего?
  Мне понадобилось две секунды, чтобы вспомнить, что я 'замужем' и понять, как я лажанулась, а ему - всего одна.
  Он наставил на меня указательный палец и победно улыбнулся.
  - Я так и знал! - вскричал он, довольный, как слон. - Ну супер!
  Спасибо, что не стал уточнять, что именно он знал: мое самолюбие и так было задето, но винить кроме себя мне было некого. Только спросил:
  - Объяснить ничего не хочешь?
  А что тут объяснять?
  - Нет, просто такая защитная реакция на нежелательные знакомства.
  - А чем же мое знакомство тебе нежелательно?
  В его глазах плескалось недоумение, будто это и вправду было очень странно, что какая-то девушка, осчастливленная его выбором, отказалась стать счастливой. Ну красава! Такой от скромности не умрет, в этом я была уверена.
  - Ой, да ладно! - а что я еще могла сказать? - Давай закроем эту тему.
  Я поджала губы, постучала удлиненным носком туфли по асфальту, глянула в обе стороны от дороги, вознамерившись попрощаться и отправиться на работу, когда заметила на другой стороне улицы Эла.
  Стоя на крыльце нашего офисного здания, можно увидеть кусок проезжей части, а если пройти чуть вперед - то и пешеходный переход.
  И тут в голове у меня что-то щелкнуло и я, еще не понимая, что творю, подскочила к Натану. Он так и сидел на своем драндулете, упираясь ногой в асфальт. Увидев выражение моего лица, парень напрягся и подобрался.
  - Что случилось? - пробормотал он.
  Что-то случилось. Случился новый заместитель на моей работе, и пришел конец спокойному времяпрепровождению. Пришли ревность и уныние, страх выдать себя и тоска по неосуществимой мечте.
  Не знаю, как это получилось. Будь Натан чуть понаглее, не так добр, и обладай самый заурядным басом, я бы никогда не попросила его о таком, да и никого другого, но...
  Я посмотрела ему прямо в глаза, долго и пристально, проникновенно, но при этом бездумно. Если бы я взвесила все 'про' и 'контра', я бы отступилась, но сейчас вопреки здравому смыслу произнесла едва слышно:
  - Обними меня, пожалуйста.
  В его глазах плескалось удивление и недоверие, но он тут же слез со своего байка и приблизился ко мне. Он словно услышал что-то дивное и необыкновенное, как Благая весть, и теперь требовался кто-то, кто доказал бы, что он не ослышался. Мне стало стыдно. Нет, я не собиралась играть его чувствами, то есть, собиралась, но не его.
  Но этот парень снова меня удивил.
  - На нас кто-то смотрит? - спросил он одними губами, при этом его крепкие ладони, пробежав по моим рукам снизу-вверх, легли мне на плечи. В моих глазах он прочел ответ и, не колеблясь, прижал меня к себе.
  Вот интересно, их кто-то учит, этих мужчин, обнимать, целовать, шептать какие-то слова, или это заложено природой? Кошку, например, никто не обучает быть мамой, никто не говорит, как рожать и обихаживать своих малышей, но она все делает правильно, всему учится, подчиняясь какому-то внутреннему голосу. И Натан сейчас - он делал что-то, что говорило ему сердце или инстинкт? Это когда без чувств, понимаешь?
  Вот будь передо мной малыш, розовощекий пухлый карапуз - я бы тоже не задумывалась, что делать и какие слова говорить. Но стоя перед взрослым мужчиной, чужим, посторонним, незнакомым, которого я видела второй раз в жизни, я вдруг испытала такую неловкость, будто на съемочной площадке перед десятком камер забыла слова, все до одного.
  Но Натан все сделал сам, причем так, что я не испытала никакой неловкости. Грубая ладонь не сжала мне ягодицы, наглые руки не скользили по спине, никакая сила не вдавливала в грудную клетку, но при этом я испытала головокружительную эйфорию, не понятно от чего.
  Может, на меня произвел впечатление легкий аромат его одеколона? Или приятное дыхание? Еще и голос не следует снимать со счетов - это самое притягательно в этом парне, но и на вид он довольно симпатичный.
  Короче нет, я не поплыла, но испытала такую нежность, что невольно позавидовала той девушке, которая станет его подружкой. А может, у него уже есть такая, вот почему у него и получилось так здорово и натурально со мной обняться?
  Уверена, Эл все видел, и не сомневаюсь, что поверил. Если уж я на мгновение поверила, что у нас с Натаном все хорошо, то и со стороны это можно было увидеть невооруженным взглядом, а зрение у Эла хорошее. Он из окна мог увидеть такие детали, которые не в состоянии была разглядеть и Жанна Андреевна, а носила она супер-пупер сильные линзы.
  - Ну как? - еле слышно спросил мой подельник. - Я хорошо справляюсь с ролью?
  Я слегка высвободилась из его объятий и подняла голову. Он оказался довольно высоким, и я самой себе казалась пичужкой. От того, наверное, мне так приятно было замереть в его руках. Я почувствовала такую защищенность и умиротворение, что... брат! Надо воспринимать его как брата, и тогда все встанет на свои места! Но и он должен это понять, иначе, что он подумает обо мне, если на второй день знакомства я уже бросилась к нему на грудь.
  - Ты настоящий друг, - призналась я серьезно, снова глядя ему в глаза. Они сверкали на солнце и были ярче безоблачного неба над головой. - Ты мне очень помог.
  - Был рад оказаться полезным, Лера, - проговорил он, улыбаясь, но мне, почему-то показалось, что улыбка вышла несколько смазанной, как будто на ясное небо набежали облака.
  Я отступила, отводя взгляд.
  - Ну, мне пора на работу, - пробормотала, поправляя сумку на плече. - А то опоздаю.
  - Тебя проводить?
  - О, нет! Что ты! Тут пять метров, я справлюсь. Э, спасибо.
  - Во сколько ты заканчиваешь работу?
  Этот вопрос меня удивил. Вернее не так, он заставил мое сердце забиться быстрее. Словно за обычными словами крылся глубинный смысл, и я его только что расшифровала. Не скрою - мне было ужасно приятно все, что только что произошло. Было хорошо стоять напротив него и сознавать, что это я, я являюсь причиной такой мягкости на его лице и сияния в глазах... Может, я слишком самонадеянна? Но мне так казалось. Сразу вспомнилась наша первая встреча, неожиданная и странная, и его завороженный взгляд, следящий за мной неотрывно, и мягкий голос, и настойчивое желание познакомиться и проводить.
  - Я работаю до шести, - думаю, не стоит ломаться и кривляться. Ведь он тоже не набивал себе цену и не колебался, когда узнал, как мне нужна его помощь.
  Если хочет меня пригласить куда-то - я готова согласиться, в благодарность, так сказать, за тактичность и нежность.
  - Спасибо за стихи, - проговорила я, бросив взгляд на светофор. Вот-вот загорится зеленый.
  Натан улыбнулся еще шире.
  - Вот я один в вечерний тихий час,
  Я буду думать лишь о вас, о вас.
  Возьмусь за книгу, но прочту: 'она',
  И вновь душа пьяна и смятенна.
  Я не могла не улыбнуться. После оскорбительного поведения Эла отношение Натана лечило и согревало, насыщало и заполняло ту пустоту, которая образовалась после моего расставания с другом почти год назад.
  Ровно столько на меня никто не смотрел так, как Натан. Да и тот, кто был со мной, точно не умел смотреть так: не тот темперамент и менталитет. Да и цели такой у него не было - он не завоевывал меня, я сама влюбилась в него. На том и погорела.
  - Ну ладно, думай обо мне, а мне уже надо не идти, а бежать - шеф не любит опозданий, - проговорила я, пытаясь обойти его мотоцикл.
  - Договорились, я тоже спешу на работу, - Натан сел на байк и взял в руки шлем. - Хорошего тебе дня, солнышко, вечером жди меня.
  Взревел мотор, и Натан сорвался с места. Я проводила его взглядом, а когда посмотрела в сторону офиса, заметила, как Эл Журавлев отбросил сигарету и медленно покинул крыльцо. А я про него и забыла, пока суть да дело!
  
  ГЛАВА 5
  
  В общем, в этот день я едва не заработала себе репутацию дебоширки. Второй раз желание пустить в ход кулаки возникло у меня после обеда. Полагаю, именно на этом мероприятии все, кому не довелось стать очевидцами недавнего происшествия, получили о нем полную исчерпывающую информацию. Я в столовую, разумеется, не ходила и, уверена: Эл, что вчера, что сегодня - тоже. Сейчас он был немножко не в том положении, чтобы светить. Разве что моим 'поцелуйчиком' на подбородке.
  И вот постучали в дверь моего кабинета. Юрист Антон (да не будет всуе исковеркано его имя), пришел писать заявление на отпуск, ну и взял к себе в сопровождающие двух приятелей из отдела, а тем - куда бы не пойти, лишь бы не работать.
  И вот накарябав своим нечитаемым докторским почерком просьбу отпустить его на две недели отдохнуть, он приблизился к моему столу. Торжественно положил мне под нос лист с каракулями, протянул... конфету 'Гулливер' - а я терпеть не могу вафельную начинку - и говорит:
  - Хочешь конфетку?
  Я по глазам вижу, что вопрос с подвохом. И вроде вот она, лежит, причина обсуждения, на ладони, но что-то не так. И ребята так подозрительно весело подхихикивают.
  Ну, я не стала искать остроумный и оригинальный ответ.
  - Вот спасибо, хорошо, положите на комод, - говорю. А что? Они большего и не заслуживают, как только копипаста.
  А этот, простигосподи, юрист выдает:
  - Лерочка, поцелуешь - положу.
  Я так понимаю, он намекал на вчерашнее утреннее событие? Хотя какой это намек, проорал открытым текстом! Ему-то самому нафиг мой поцелуй не сдался, в этом я уверена.
  - Так как же я ее поцелую, если ты мне ее не отдаешь? - они понятия не имеют, как обидели меня - внешне я осталась спокойной и безэмоциональной, а они, вероятно, ждали какой-то реакции.
  Я дала зарок не устраивать прилюдных истерик, если, конечно, никто не решится снова нарушить зону моего комфорта и неприкосновенности. А слова... что слова? Если бы их собирали в мешки и хранили где-нибудь на другой планете, она давно бы уже рухнула на нашу бедную землю, населенную болтунами и треплом.
  Не знаю, почему он обиделся, а парни заржали. Наверное, этот коротенький диалог напомнил ему что-то вроде: 'Малышка, хочешь любви настоящего мужчины? - Да, а ты знаешь такого?'. Собственно, я на это и рассчитывала, и хорошо, что мальчик оказался сообразительным.
   Молча, с недовольным видом он положил несчастного, нежеланного мною 'Гулливера' на стол и направился к выходу.
  - Эй, - окликнула я троицу у самых дверей. Парни обернулись.
  - Я его не хочу, - и швырнула в них конфетой. Им веселье, ну а я хоть напряжение сняла, чуть руку в суставе не вывихнула.
  - Зачем ты так... с конфетой-то, - парень с ругательным именем Антон еле поймал ее где-то в области коленок, делая вид, что огорчен и даже обижен.
  - Мордой лица не вышел, - прошипела я. - Стану я целовать всех подряд дурачков и плебеев. И камзолы такие уже не в моде.
  Ну, думаю, он все понял, потому больше ничего и не ответил, и когда за захлопнувшейся дверью раздался гогот, думаю, его голоса в ярком хаосе децибелов не было. А его дружкам - что? Лишь бы поржать, какой бы ни была причина.
  Я пребывала в самом дурном настроении, кода дверь снова раскрылась, и на пороге возник...
  - Леонид Ильич? - я вцепилась в край стола и чуть не вскочила, стремясь вытянуться по струнке. Ну что за реакция? Вот кого я точно не ожидала здесь увидеть в ближайшее время, так это его.
  Задержавшись на пороге какое-то время, чтобы посверлить меня пристальным взглядом, скрывающим настоящие чувства, его величество сделал несколько шагов по направлению к моему столу.
  - Ну зачем же так официально, Лера, - произнес, наконец, он, и в его тоне я не услышала ничего подозрительного. Взгляд жесткий, но лицо злобой не дышит. Ой, что-то воображение у меня разыгралось. Не наказывать же меня он сюда пришел? Просто по делам, так что мне нечего беспокоиться.
  Сейчас, разглядывая безупречные черты строгого и надменного лица, я испытала чувство вины, легкое, саднящее, только еще зарождающееся в самой глубине влюбленного сердца. Моя злость, возникшая от, казалось бы, простого и такого желанного поступка мужчины, удивляла сейчас меня саму. Представляю, что испытывал он.
  Тем не менее, господин Журавлев совершенно правдоподобно делал вид, что ровным счетом ничего не произошло, и только покраснение на подбородке, загримированное тональным кремом, выдавало правду.
  Что ж, не того я поля ягода, чтобы выяснять со мной отношения и сводить счеты. Я уже это поняла.
  Эл довольно редко бывал в моем кабинете, чаще вызывал к себе, если ему требовалась какая-нибудь информация о сотрудниках или пояснение к какой-нибудь статье из трудового кодекса. Впрочем, он сам довольно неплохо ориентировался в законах, как всегда, демонстрируя таланты и способности, гарантирующие ему в будущем кресло президента в каком-нибудь холдинге или концерне.
  - Чем могу быть? - задала я вопрос, внешне уже оправившись от потрясения.
  Заместитель директора выдержал паузу - кто бы сомневался! Пройдя мимо стола, остановился у окна, оказавшись у меня за спиной, а я жутко не могу этого терпеть. Мне следовало встать, что было выше моих физических сил, или попросить его вернуться и встать передо мной, на что я не могла решиться, какой бы наглой и самоуверенной он меня не считал. Пришлось терпеть, что тут поделаешь.
  - Лера, ты можешь быть, чем пожелаешь, выбор оставляю за тобой.
  Ну, это понятно, конечно. Собственно, именно для него я и сказала эту фразу - потешить, так сказать, слегка уязвленное самолюбие. Мне не жалко.
  - Ну а я, собственно, по делу.
  - А как же, понимаю, - кивнула я, едва удержавшись, чтобы не добавить: 'Не целоваться же заявился!'
  Он развернулся и шагнул к столу, заглянул мне в лицо, словно желал лично удостовериться, что я сказала только то, что имела в виду, и в моих глазах не читается никаких дополнительных приписок. Подозрительный, жук, не верит мне, ну да есть причины.
  А все-таки я его точно сбила с толку - теперь он никогда не догадается, что я в него влюблена, ведь влюбленные себя так не ведут. Что ж, могу тебя уверить: ведут, и я тому живое свидетельство, хотя... тут я, скорее, исключение из правил, досадное такое исключение, прямо как булавка в мягком сиденье президентского кресла.
  Мне не хотелось язвить - я растворялась в нирване терпкого аромата мужского одеколона, каждой клеточкой кожи ощущая присутствие человека, который не покидал моих мыслей ни днем, ни ночью. И именно сейчас я готова была поплыть. Почему? Ведь своим поведением я разрушила все шансы на возможное сближение, а впрочем, кому я нагло вру! Не было у меня шансов, ни одного, и двусмысленная игра господина Журавлева бросала недвусмысленную тень на его репутацию, по крайней мере, в моих глазах.
  Мой посетитель решил, что больше не стоит зря терять время в моем кабинете и обществе, и положил передо мной листок.
  - Есть ряд сотрудников, которых требуется уволить в течение этой недели, - произнес Эл настолько сухим тоном, что я ощутила, как босиком ступаю по раскаленному песку в самом сердце пустыни, он уже скрипел на зубах, а сама с любопытством уткнулась в документ.
  Как говорил классик? В человеке все должно быть прекрасно? Буквально про 'все' я, конечно, никогда не узнаю, но то, что лежит на поверхности и видно невооруженным взглядом - безусловно, идеально. И даже почерк его сейчас вызвал дрожь во всем теле, когда я не удержалась и, ухватив листок за уголок, потянула к себе поближе. Казалось, ароматом одеколона благоухал даже этот черный для некоторых личностей список.
  Я быстро пробежала глазами по строчкам - Эл любил писать от руки - и не удержалась от удивленного восклицания.
  Журавлев сложил руки на груди, стоя прямо и продолжая смотреть в окно.
  - Какие-то вопросы? - бросил он недовольно, уверенный, что сделал все, чтобы этих самых вопросов не возникло.
  Ну, увидев первым в этом списке Антона, который пытался выхлопотать себе отпуск, я не удивилась - на него давно жаловался начальник юридического отдела, а вот заметив фамилию девочки-бухгалтера, я огорчилась.
  - Леонид... э-э-э-Эл, неужели Кудрявцева не справляется со своими обязанностями?
  Я понимала, что руководитель не обязан ничего мне объяснять, но он все же снизошел и отверз уста свои, дабы просветить неразумную и глупую работницу. Пользы дела ради.
  - Полагаю, ее кандидатуру оценивал непосредственный начальник - главный бухгалтер.
  И тут я вспомнила! Вспомнила одну сцену, когда наш уважаемый шеф, да продлят все боги дни его жизни, очень странно смотрел на эту девочку и даже, кажется, приобнял ее, хотя на тот момент, пусть и с натяжкой, это казалось естественным. Она о чем-то его просила, сокрушалась, что не имеет возможности расти профессионально, и после того разговора Жанне Андреевне поступила директива повысить Кудрявцеву Ирину в должности, расширив круг ее должностных обязанностей и профессиональных возможностей в купе с финансовыми.
  Теперь не удивительно, что по мнению главного бухгалтера, стажерка, а попросту, выскочка, не справилась с возложенной на нее ответственностью, за что и поплатилась. Все дело оказалось в том, что она интересная блондинка под два метра ростом, такая, какие нравятся Игорю Дмитриевичу, только и всего. Ох, не стоило девочке лезть через голову своей начальницы и разжигать ревность в сердце немолодой уже женщины.
  Стало мерзко и стыдно, словно подглядела в замочную скважину за кем-то, и теперь не знаешь, как это разглядеть и забыть.
  - Хорошо, - ответила я ровным голосом вышколенного работника. А что, я к стулу не приклеена, в любой момент отсюда могут попросить и меня, так что зарываться не стоит, тем более, эта работа - единственное, что у меня есть в наше неспокойное время с повсеместными сокращениями и растущей безработицей. - Только вот с Ельцовым не все так просто - он к нам как молодой дипломированный специалист пришел, там свои условия, ну а с остальными более-менее ясно. Подготовлю основания, кому их показать, вам или Игорю Дмитриевичу?
  - Мне. К завтрашнему дню сделаешь?
  - Конечно.
  - Отлично, - и самый крутой на свете мачо направился к дверям, а я смотрела ему вслед и не могла ни вздохнуть, ни проглотить слюну. Поэтому вздрогнула, когда он неожиданно обернулся. Журавлев заметил мое замешательство, и в глазах промелькнула насмешка, но он подавил ее, как настоящий профессионал своего дела.
  - Спасибо, Лера, - сказал он и вышел.
  Вот зачем, спрашивается, оборачивался? Зачем было меня благодарить? Нет, он знал, догадывался, что я буду смотреть на него. Так можно в одну секунду лишиться всех заработанных потом и кровью преимуществ, так что надо быть осторожнее, чтобы ни одна живая душа не смогла прочесть в моих глазах каждосекундное признание в любви.
  В общем, оставшиеся до конца работы три часа я провела в тяжких трудах, параллельно сокрушаясь о своем промахе с глупой физиономией, и оказавшись на улице, вспомнила про Натана, только когда он мягко взял меня за руку. Такую дерзость он позволил себе, как я поняла, медленно придя в себя, лишь потому, что я намеревалась пройти мимо него с самым отстраненным видом, погруженная в свои мысли.
  - Я так понимаю, ты обо мне совсем не думала, - улыбнулся он, давая понять, что это не упрек, а простая констатация факта.
  - Ой, прости, совсем заработалась, - я действительно про него забыла, и совершенно не планировала продолжать общение, так как жутко устала, даже не знаю от чего. Рука потянулась к виску - я старательно изображала усталую женщину после насыщенного трудового дня.
  Сказывалось моральное напряжение, которое выматывало меня уже который месяц, в последние дни сгустившееся настолько, что пора было резать его ножом и есть ложкой. Только не хотелось, воротило меня от такой жизни и сложившейся на работе ситуации. И ведь никому не предъявишь претензии - как говорится, взгляды и интонацию к делу не пришьешь!
  - Ну, раз хорошо поработала, значит, имеешь право отдохнуть по полной, - Натан светился, лучился, источал нежность и пребывал в таком настроении, что мог заразить любого, но мне ничего не хотелось. Вот просто ничего не хотелось. Он должен меня понять, он же хороший. Теперь он мне как брат.
  Я собиралась вежливо отклонить его предложение, когда краем глаза заметила, появление Эла Журавлева. Он остановился на крыльце и не спешил спуститься к своему джипу, и я тут же пересмотрела свои планы.
  Чуткий Натан сразу уловил перемену в моем настроении. Опять на его улыбку набежала тень и в глазах мелькнула грусть, но уже в следующую секунду, приблизившись, он прошептал мне на ушко:
  - Что, опять надо обниматься?
  Я покраснела. Этот человек добровольно предоставлял свое тело в мое распоряжение, чтобы решить мои проблемы и, возможно, помочь в сердечных делах, даже не зная всей истории и подоплеки. Невиданный в наше время альтруизм.
  Мне стало неловко. Не знаю, отчего, но вдруг подумалось, что ему это не приятно. Еще с утра я об этом не задумывалась, а ведь он наверняка имеет ко мне какой-то интерес, и мое поведение может задевать его самолюбие.
  - Если мы и будем обниматься, то только потому что хотим этого, а не потому что так надо, - проговорила я, не сводя с него честного усталого взгляда. Я видела, как в его глазах снова засинело небо. - Но я действительно сегодня вряд ли смогу составить тебе приятную компания.
  - Что ж, тогда я немого побуду твоим шофером, хочешь?
  Натан повел головой в сторону и я увидела машину. Какая-то иномарка, довольно чистенькая, блестящая, приятного черного цвета. Э-э-э, а черный цвет может быть приятным? Наверное. Вероятно, это распространяется на все вещи, принадлежащие обаятельным во всех отношениях хозяевам.
  - Как же здорово, что мы не поедем домой на мотоцикле! - воскликнула я, а Натан рассмеялся. Какой у него голос, такой и смех - чарующе нежный, завораживающий. Мне почему-то захотелось его поцеловать, вот просто так, неудержимо и необоримо, но я не позволила себе сделать это, потому что нас видел Эл. Стоял и смотрел, лениво закурив и пуская дым.
  Если утром наши действия были демонстрацией, то то, во что я собиралась вложить душу, не предназначалось для его глаз, и точка.
  - Прошу, окажите мне честь, - Натан за руку подвел меня к пассажирскому месту и раскрыл дверцу.
  Я собиралась уже нырнуть в салон, когда замерла: на кожаном сидение лежал букет каких диковинных цветов, настолько трогательно нежный и романтичный, что у меня гулко забилось сердце.
  - Это... - начала было я, пытаясь справиться с неожиданным волнением.
  - ... тебе, - закончил Натан.
  Он протиснулся между мной и дверцей, взял букет и помог мне сесть.
  - Просто, не знал, как ты отреагируешь, если я подарю его тебе при всех, - проговорил он.
  Я удивилась, по-моему, любой девушке будет приятно получить в подарок такую красоту, но... кто поймет этих мужчин.
  Я грациозно села, ожидая в любую минуту, что обязательно ударюсь головой о крышу, или запутаюсь в ногах, или выкину еще что-нибудь, но все прошло гладко. Мой неожиданный Ромео положил мне на колени цветы, обошел машину и сел рядом. Через минуту мы уже покидали стоянку перед нашим офисным зданием, оставив заместителя директора на крыльце в компании нескольких коллег, собравшихся домой.
  Ну что ж, Натан в очередной раз мне помог. Спасибо ему за это. Я протянула руку и накрыла его ладонь, лежащую на слегка подрагивающем рычаге коробки передач. Милашка взглянул на меня и улыбнулся.
  - Район я знаю, а куда точно тебя доставить?
  - Езжай до н а ш е г о памятного супермаркета, я скажу, где поворачивать, - пробормотала я и прикрыла глаза.
  Это блаженство - мчаться по ровной ленте шоссе в удобной машине, в облаке приятного парфюма в компании красивого доброго парня, который никогда тебя не обидит.
  Хм, именно так я всегда и думала обо всех своих бывших, но все неизменно заканчивалось ссорами и сердечными ранами.
  - Ну, куда теперь? Хочешь зайти в магазин?
  Слова, сказанные мягким голосом, напоминали нежную песню или даже признание в любви, но были всего лишь вопросом, вытащившим меня из легкой дремы, воздушной, как седая шапка одуванчика.
  - О, мы уже приехали? Ну и пассажирка тебе сегодня досталась. Скучно, наверное, было, как ни с кем и никогда, - я улыбнулась, промаргиваясь и поправляя слипшиеся реснички.
  Натан промолчал, но мельком глянув на него, я поняла, что не угадала - свое удовольствие он получил. Мне было приятно, правда, и даже какой-то трепет теплым сквозняком прошелся по телу, но я постаралась подавить странное волнение в зародыше. В конце концов, я с одной проблемой не разобралась, а уже собираюсь влезть в другую. Хотя, кто сказал, что отношения с Натаном обязательно должны быть проблемой? А кто сказал, что это отношения? Если честно, парень явно никуда не торопился, не гнал лошадей и не выставлял мне никаких требований, как не делал и предложений. Так что и мне не стоит вставать на рельсы и нестись впереди паровоза.
  - Ну так как, тебе нужны продукты?
  Я мысленно открыла морозильник, пересчитала пачки и баночки мороженого, в холодильнике лежит батон колбасы, яйца есть, лимон... половина оставалась, так что, скромный ужин и завтрак мне обеспечен.
  - Нет, мне ничего не нужно, теперь можно ехать дальше. Объезжай справа и там прямо до перекрестка.
  Но мой водитель не торопился исполнить распоряжение.
  - У тебя есть торт?
  Мне пришлось развернуться и удивленно уставиться на него.
  - А, ну конечно, бережешь фигуру, - мое молчание побуждало Натана самого отвечать на свои вопросы.
  - А похоже, что у меня есть фигура? - пробормотала я, привычно чувствуя легкую неуверенность. Не то чтобы у меня были явные комплексы, но то, что мои формы были далеки от идеала - являлось для меня неоспоримым и очевидным фактом.
  - Есть, да еще какая, - глаза Натана полыхнули ярким светом, и меня снова бросило в жар. Это он мне комплимент сейчас сделал? Утром стихи, вечером любезные слова - да он мечта, почему же я решила зачислить его в разряд друзей, повысив лишь до звания брата?
  - Скажешь тоже, - пробормотала я, заерзав в кресле и нервно поправляя сумку.
  - Значит, торта нет, - Натан кивнул сам себе и отстегнул ремень. - Выходи, идем выбирать угощение.
  - Это еще зачем? - лучше включить дурочку, чем позволить мыслям понестись вскачь.
  - А чем ты будешь угощать меня, пригласив в гости? - он уже открыл дверь и вышел, а я все еще пребывала в странной расслабленности.
  Парень энергично обошел машину и открыл мою дверцу.
  - Ты же пригласишь меня к себе? Знаю, ты устала, ну так я не стану заставлять тебя петь и танцевать, - и так выразительно глянул на меня, что я затрепетала.
  Пожалуй, для парня, который вот так на меня смотрит, я бы чего-нибудь станцевала. Но я отвела глаза и занялась замком ремня безопасности. Натану пришлось наклониться ко мне, просунув голову в салон, чтобы помочь освободить от пут, в которые превратилось простое средство безопасности.
  - Не могу же я прийти с пустыми руками, - почти прошептал этот коварный обольститель, замерев напротив моего лица. Темные, соболиные брови, прямые и в меру густые, глаза не такие чтобы уж большие, но ясные и говорящие, а еще, как я убедилась, все замечающие и понимающие. В общем, прекрасное зеркало души, наверняка такой же симпатичной, как и внешняя оболочка. Безупречно прямой нос и мягкие губы, созданные улыбаться и целоваться...
  Ох, чего-то я поехала...
  Натан уже выпрямился и подавал мне руку, а я все прятала взгляд, чувствуя, что краснею. Черт, как же приятно-то!
  В общем, купили мы торт (я пальцем ткнула, а Натан оплатил), и вернулись к машине.
  - Лера, я, правда, не отвлеку тебя надолго, - вдруг произнес Натан тихим голосом, открыв передо мной дверь и замерев. - Я вижу, что ты устала.
  - Правда, видишь? - я заставила себя сказать это игривым тоном, чтобы показать, что нисколько не озабочена его напором и ничего не имею против того, чтобы напоить его чаем с его же угощением.
  - Ты почти не улыбаешься, - объяснил свою догадку мой странный спутник. Ну вот и не расстройся.
  - У меня просто не очень красивая улыбка, - пробормотала я и решительно уселась в машину.
  Натан также сел, вставил ключ зажигания, и только тогда ответил, в своей оригинальной форме:
  - Женщина... Небесное созданье.
  Воплощенье сказочной мечты.
  Облако несбыточных желаний.
  Ветер из добра и красоты.
  - То есть и фигура у меня есть, и улыбка красивая, да? - пробормотала я, упорно пялясь в окно и отчего-то смущаясь повернуться к водителю.
  - Конечно.
  После этого воцарилась такая тишина, что зашумело в ушах и отчего-то закололо кожу. В голове тикало, сердце глухо бухало, а в животе... да ладно, какие бабочки, я бы с ума сошла, если бы в моем животе закопошились бабочки... Нет, но стало так... странно, как бывает в начале чего-то важного и значимого, у истоков зарождающегося счастья. И волнение такое, как перед экзаменом, и ощущение новой жизни, как весной, когда только-только тает снег, и набухают почки, и голова кружится от сознания грядущих перемен, потому что разве может быть иначе!
  Может... Может и стало все иначе. И уже несколько весен я не испытываю того юношеского накала страстей, и ожиданий никаких уже нет.
  И проверка на вшивость у меня, кстати, простая.
  В моей квартире нет ничего, чтобы развлечь гостей. Старенький телевизор, который показывает только первый канал, допотопный проигрыватель и старые тетушкины пластинки, доставшиеся в наследство, зато есть огромные стеллажи с книгами, целый лес растений и тишина... Вот выдержит Натан эту тишину, не запросится домой - поговорим серьезней.
  
  ГЛАВА 6
  
  Оказавшись в квартире, я вдруг... успокоилась. Ты не поверишь - совершенно. Выкинула из головы всю рабочую нервотрепку и даже присутствие Натана перестало смущать.
  Торт особого ажиотажа не вызывал - все же я любительница других десертов, но меня не тянуло даже на мороженое, а это говорило о многом. А именно о том, что я не нервничаю и совершенно не нуждаюсь хоть в чем-то, чтобы снять стресс. Не оказалось стресса! Это было странно, но радостно.
   Я вдруг посмотрела на окружающую меня долгие годы обстановку другими глазами, словно со стороны, как если бы это сделал Натан.
  Довольно скромная мебель. Видавший виды диван, сервант, оставивший былое величие далеко позади. Зато наполненный красивой посудой той эпохи, когда создавали шедевры, доступные для простых смертных, если тем везло оказаться в Столице и попасть на распродажу, чтобы ухватить чайный набор невероятной красоты, или удачно съездить на отдых за границу и по случаю приобрести на скопленные сбережения памятный сувенир - столовый сервиз персон этак на двенадцать. Старый шкаф, который прежняя владелица, моя тетушка, именовала гардеробом, и самодельные полки с книгами, от которых исходил необыкновенный запах старой бумаги и свежей пыли. И цветы, цветы, цветы.
  Мне всегда нравилась эта квартира. Переехав сюда еще при жизни тети, собираясь ухаживать за ней до самой смерти, я моментально влюбилась в это место. Окна выходили на бескрайнее поле, где по вечерам зажигалась иллюминация вокруг торгового центра, расположенного на его краю. А небо... О таких закатах следовало слагать стихи, чего я, к сожалению, делать не умела.
  Сейчас подумалось, что неплохо было бы задержать Натана до самого вечера, чтобы он смог увидеть, каких оттенков становится небо, подкрашивая снизу облака лиловыми и розовыми лучами. Его бы заворожила та тишина, которая опускается на мир вместе с сумерками, когда зажигаются первые фонари и огни в доме напротив, и густеет синева, незаметно превращая е синее небо в черное.
  - Очень уютно, - нежный голос вывел меня из задумчивости.
  Я так и знала, что он не сочтет обстановку скромной и убогой. Ему определенно нет дела до производителя мебели, и не коробит от того, что я не смогла воспользоваться дизайнерскими услугами модной фирмы, а антиквариат, которым напичкана комната, не стоит и ломаного гроша в базарный день.
  Красные бархатные портьеры открывали огромное окно с белоснежно-молочным тюлем, и Натан направился к нему. Сунув руки в карманы джинсов, замер, разглядывая мир по ту сторону.
  - Наверное, здесь красивые закаты, - выдал он после недолгого молчания, и мое сердце подпрыгнуло в груди.
  'Стоп!' - сказала я себе. Чего это я так расщедрилась на пятерки для него? Это же не смотрины! Он просто проводил меня, сейчас мы выпьем чая, и он уедет. Не давая себе времени осознать, как быстро этот незнакомый молодой мужчина попал ко мне в дом, я бросилась к дверям.
   - Мне нужно поставить цветы, - пояснила на ходу и умчалась в кухню, только чтобы Натан не увидел мои глаза. Боюсь, в эту минуту в них можно было прочесть многое, а он как раз из тех парней, кому не составит труда это сделать. На такую откровенность я не была готова, но очень скоро мне пришлось изменить свое мнение и отказаться от подобной категоричности.
  О, мне не составило труда понять уже сейчас, что этот человек не действует нахрапом, но исподволь, незаметно он обовьет тебя, как стройную березку, вьюном, согреет, как теплый глинтвейн морозным вечером, расслабит массажем мягкого взгляда и усыпит бдительность райским пением. В этом весь Натан! Мне не было нужды что-то узнавать о нем, уже сейчас я могла сказать это с уверенностью.
  Как дурочка, я торчала на кухне, пялясь на огонь, понимая, что совершенно не готова появиться сейчас перед своим гостем. С чем это было связано, я не могла бы себе объяснить, но боязнь оказаться прочитанной удерживала меня сейчас на скромном диванчике у окна. Насыщенный аромат цветов окружал волнительным облаком. Свист закипевшего чайника заставил очнуться и, поднявшись на ноги, я вдруг обнаружила, что Натан спокойно стоит в дверях, лениво опираясь о косяк. Сколько времени он уже тут находится?
  - Я... - начала я, находясь совершенно не в курсе, каким будет дальнейшее содержание фразы.
  - Вскипятила чайник, - подсказал парень, с улыбкой приблизился к плите и выключил, наконец, этот невыносимый свисток. - Заваривать надо?
  - Нет, я ленивая, так что у меня пакетики.
  Он спокойно открыл шкафчик, другой, третий, прежде чем обнаружил залежи различных коробочек с зеленым и черным чаем. Я любила под настроение выпить чаечка с тем или иным вкусом, так что моя коллекция насчитывала семь видов, но самых простых и скромных марок. Не экономила я только на покупке мороженого.
  - Тебе какой?
  Какой? Мне захотелось выпить, вот реально, прямо представила, как пряная жидкость обжигает язык и опаляет жаром гортань, как радость и смелость разливаются по телу, бегут с кровью во все стороны, взрываясь искрами веселья, но усилием воли вытряхнув эти мечты из практически пустой головы, поднялась и встала рядом с ним.
  - Я буду зеленый, - выдохнула, не глядя.
  Потянулась к сушилке за разноцветными бокалами и протянула один ему, неожиданно врезавшись в его ауру, как будто она была осязаемой. Блин, почему он так смотрит на меня?
  Это не был взгляд соблазнителя, готового к труду и обороне. Нет, тут было что-то другое, но определить это я не могла, потому что столкнулась с подобным впервые.
  За свою жизнь я перевидела разных мужчин, и ловила на себе их взгляды, куда-то зовущие, что-то обещающие, и могла с определенной долей вероятности предсказать, чем закончится мое общение с тем или иным представителем сильной половины человечества. Наверное, именно благодаря такой способности сильной я эту половину считаю только номинально. По факту же... Впрочем, зачем сейчас о грустном, когда рядом находится необыкновенный человек, и стоять рядом с ним приятно до мурашек. Но он брат, только брат.
  Лишь воспроизведя мысленно образ Эла, очнулась, и пришло отрезвление. Красивый брюнет с надменно-ленивым взглядом, с походкой топ-модели международного уровня и самого высшего класса был вне конкуренции, и пусть меня закидают помидорами, что я клюнула на внешнюю оболочку, она не давала мне покоя ни ночью, ни днем. Натану в этом плане было далеко до моего дорого господина Журавлева. Просто хороший парень, добрый, простой, готовый выручить, но не более. Извини, Натан, если что.
  Никогда не любила резать торты, не знаю, почему, но все время приходилось - мои молодые люди ссылались на женскую обязанность, и подчиняясь их мнению, брала в руки нож и кромсала, почти так же, как они мое сердце.
  Сегодня же схватила большой нож и протянула Натану. Тот взял его, как будто всегда этим занимался, и так ровно и аккуратно разделил кондитерское волшебство на аккуратные ровные доли, что я восхитилась и даже не удержалась, хлопнула в ладоши. Но на этом время чудес не закончилось - мой гость разложил кусочки на тарелки и поставил передо мной. Это было верхом мечтаний, и я готова была прослезиться.
  Вот ты будешь смеяться, а я даже не знала, отчего. Просто стало так хорошо, понимаешь, что кто-то позаботился обо мне. Уверена, он прекрасно обошелся бы и без чая, и без сладостей, и этот торт был только для меня. И то, что Натан налил чай и сам порезал угощение, почему-то показалось знаком, говорящим о многом. Уважением, что ли, заботой обо мне. Не знаю, может, я дурочка, склонная к меланхолии... Да конечно, я та самая дурочка, и очень склонна к меланхолии. Чем еще мне заниматься одинокими вечерами с банкой мороженого на стареньком диване!
  Дело в том, что в одиночестве очень просто привязаться к кому угодно. Что мы, женщины, значим сами по себе? Я всегда верила, что наше назначение - жить для кого-то, делать кого-то счастливым, даря эстетическое и душевное наслаждение. Но мне отводилась роль няньки и уборщицы. Ладно, зачем я опять об этом, когда на круглом столе стоит тарелочка с куском аппетитного торта, в красивой чашке остывает ароматный чай, а напротив сидит человек, которому, я уже чувствовала это, готова выдать все свои тайны и секреты. Понимаешь, мне подумалось вдруг, что он может быть отличным слушателем.
  Знала бы ты, сколько молодых людей в моем обществе разливались соловьями и токовали тетеревами. Их не интересовало, что я обо всем этом думаю. Важно, что они рядом, а значит, я изначально обязана испытывать благоговейный трепет и благодарность судьбе за эти встречи.
  А Натан смотрел так, словно все уже сказал и теперь ждал моей очереди. И я ему поверила. Как брату.
  Мы заговорили о чем-то, о каком-то фильме, Натан предложил сходить на него, и опять внутри что-то ошпарило кипятком. Я вроде согласилась, неопределенно мотнув головой, за что удостоилась внимательного прищура и легкой улыбки, словно Натан понял мою неуверенность.
  - Так ты хочешь или не хочешь посмотреть этот фильм? - он отодвинул пустую чашку и, заметив, что моя также опустела, поднялся, чтобы протянуть мне коробку с чаем и долить кипятка. Новый кусочек торта перекочевал из общего подноса на блюдце. - Зря. Говорят, он о высоких отношениях, - и улыбнулся так, будто сам не верил этому утверждению, а сказал просто так, сыронизировал.
  - Я не верю в высокие отношения, - ответила я со вздохом. Почему со вздохом? Потому что поняла, что готова рассказать ему все и во всем сознаться. Просто так, потому что он так смотрит... Блин, ну не знаю как. Вот по-особенному, словно наперед знает, что я скажу, но ужасно хочет, чтобы я сама это озвучила. - Я не смотрю фильмы и не читаю книги, которые врут, что это бывает. Ты, наверное, думаешь, что это верное решение - пригласить меня на романтический фильм? Увы, я не смотрю их уже много лет.
  - Что же ты делаешь в свободное время, когда остаешься одна?
  Я пожала плечами и улыбнулась. Представляю, какой жалкой вышла эта улыбка. Недаром глаза Натана как-то странно расширились, а на лице проступило подобие сочувствия, как будто он все понял. Ну да, в свободное время я слушаю тишину и ощущаю пустоту. Она заползает во все щели, не пропуская ни одного закоулка моей души... Тридцать два года - самое то для того, чтобы разочароваться во всем и перестать на что-то надеяться.
  Я все время одна, у меня полно свободного времени и много пустоты. Даже когда я была с кем-то, этот вакуум никуда не исчезал. Никто не рвался вытащить меня из этого 'ничто'.
  Что я делаю? Слушаю тишину. Барахлящий холодильник, капли из крана, шорох секундной стрелки на часах. Моя подруга, изредка заглядывающая на огонек, постоянно возмущается - так ей мешает этот звук, назойливый, как писк комара. Она недоумевает, почему я не сменю часы или не вытащу эту никому не нужную стрелку. А у меня только и есть, что эта стрелка, понимаешь? А поймет ли Натан? Может, ему сразу станет скучно и он захочет уйти? Ха, разве меня это напугает? Они все уходят, и я никого не держу. Ни за кого не буду бороться, никому не покажу своей слабости. А стрелку никому не позволю трогать.
  - Ты веришь в любовь?
  Ну что за вопрос, а? Детский сад. О таком только шестиклассниц спрашивать, которые без ума от самого красивого мальчика в классе. Вот они верят.
  Я верила. Когда-то верила в любовь, в высокие чувства, в верность и порядочность. Когда-то я была полна надежд на лучшее и ждала, что вот-вот моя жизнь превратится в сказку, одну из многих, которые я тогда читала, но...
  Это только в романах красивые сильные мужчины рождаются исключительно для того, чтобы любить героинь до смерти. А в жизни - в жизни они перешагнут через тебя и даже не услышат твоего крика боли. Нет, в жизни они рождаются не для этого, и любовь для них стоит на последнем месте. Во всяком случае, меня они в этом убедили. Те немногие, что повстречались мне. Приходили парни, мужчины, а жизнь не менялась, будни оставались серыми, рутины становилось больше, а вера в сказку благополучно чахла, пока совсем не загнулась, как цветок, который никто не собирался поливать. В моем доме много цветов. Они не выживут без посторонней помощи, и я забочусь о них, потому что кто-то же или что-то же может быть достойно чьей-то заботы. И цветы нуждаются во мне больше, чем живые, сложно устроенные люди. Так что я давно перестала ждать и надеяться.
  - Ты любила когда-нибудь?
  О, а это неожиданный вопрос. Очень-очень неожиданный и странный. Вопрос на миллион. Я понимаю, что он даже не наличие бойфренда решил выяснить, а задал очень личный и серьезный вопрос. Он хотел узнать, любила ли я кого-нибудь, с кем была.
  Я подняла глаза на Натана. Он смотрел очень пристально, как будто читал меня как книгу, и мне на какой-то миг показалось, что он прочел все мои мысли. Так захотелось прижаться к нему, выговориться, рассказать обо всем-обо всем, как другу. Не знаю, я только подумала об этом, а мой язык уже пустился вскачь.
  - Все мои влюбленности были как северное сияние, - выпалила я.
  - Такими же красивыми и фееричными? - Натан смотрел не мигая, и мне было так уютно под этим взглядом, таким нежным, как тембр его голоса. Вот наградил же его Бог голосовыми связками!
  - Такими же пустыми и лживыми.
  - Поясни, - он нахмурился, совсем немножко, но я увидела в этом столько всего! И заботу, и беспокойство за мои возможные разочарования, и понимание, что они были, как же без них, и сочувствие по этому поводу.
  - Мой отец был летчиком. В смысле, летал бортовым радистом. И однажды рассказал про северное сияние.
  - Наверное, это было очень красиво?
  - Вот все так думают! Подлетая к нему, думаешь, что сейчас окажешься в самой его гуще. Будешь продвигаться как по красочному тоннелю, и разноцветные блики окрасят салон через иллюминаторы... А вот фигушки! Сияние не тоннель, оно ковер, - я видела, что он слышит об этом впервые. Ну да, мало кто задумывался о подобном феномене - в наших широтах не бывает северного сияния.
  - Ковер?
  - Вот летишь к нему, подлетаешь, ждешь чего-то, а потом ррраз! А оно уже позади.
  Натан вдруг отвел взгляд, вздохнул, поднялся и отошел к окну.
  Вот я дурочка! Ну зачем я так разоткровенничалась с совсем посторонним человеком? Если он хороший и внимательный, это не значит, что он готов стать для меня жилеткой и слушать бредни про девчоночьи обиды! От досады я чуть не взвыла.
  - Не все такие, как те, кто тебя разочаровал, и не обязательно всю жизнь будут случаться одни только обломы, - тихо проговорил Натан. - Жизнь может измениться в любой момент, стоит только захотеть.
  - Ой, я вас умоляю! Вот только не надо этих куцых лозунгов!
  - А чего это они куцые! Скажешь, не стоит пытаться, искать, ждать, надеяться? Надо что-то пробовать.
  - Что например? - я разозлилась.
  Ну что он хочет сказать? Я не могу прийти куда-то и объявить, что жду любви, что хочу стать кому-то нужной. Что я могу сделать? Куда пойти, к кому обратиться за помощью? В моей жизни так мало событий, что нет ни шанса, что что-то изменится: один маршрут до работы и обратно, один и тот же магазин, все те же соседи, которых знаешь уже много лет, коллектив, в котором практически нет текучки. Что, что может измениться? Я даже не могу перепутать автобус и уехать на другой конец города! Не получается, такая я внимательная.
  Вот и мороженое - наивная попытка глупой девочки уверить саму себя, что этих сладостей может оказаться достаточно, чтобы скрасить жизнь и сделать ее приятной и радостной. Мороженое - это всего лишь мороженое. Спасибо, что хотя бы не толстею от убойной дозы калорий.
  - Ты готова попробовать что-то новое? - Натан приблизился ко мне. Глаза серьезные, как будто я должна ответить что-то, что на самом деле изменит мою жизнь. Прямо судьбоносный диалог Нео и Морфеуса, честное слово. Но пардон, я в это не верю. Этот парень всего лишь один из многих, может, добрее и нежнее других, но...
  - Не знаю, - я отвернулась.
  - Для начала согласись на свидание со мной.
  Вот честное слово, я не обиделась, не возмутилась его самоуверенности и не захотела поиздеваться над его самомнением. Вовсе нет, я... обрадовалась! Так обрадовалась, что мне понадобилось пойти поливать цветы, чтобы скрыть краску, а я чувствовала, как запылали щеки от удовольствия и жуткого смущения.
  - Типа я напросилась, - буркнула, хватаясь за лейку. Натан прошел за мной в комнату и снова остановился в дверях, словно сторонний наблюдатель.
  - Ничего подобного, я сам собирался пригласить тебя. В любом случае, я бы озвучил это предложение, ведь потому я и здесь. Эй, чего молчишь? Ты мне ответишь что-нибудь?
  Я пожала плечами, сделав вид, что заинтересовалась диффенбахией: у одного листа вдруг появилась сухая кромка. Может, стоит подкормить?
  - Давай я полью, а ты подумай, - Натан уже стоял у меня за спиной и мягко тянул лейку из рук.
  Это удивило.
  - Ты умеешь поливать цветы?
  - А чего тут уметь, если бабушка всю квартиру заставила ими, и все детство прошло среди этой зелени.
  Нет, только не это! Не надо уверять меня, что он тот, кто мне подходит. И дело не в цветах, вовсе нет, и не в бабушке, которая учила внука о них заботиться. Милые, если я сейчас поверю, что он умеет заботиться и о людях, и что мог бы позаботиться обо мне, мои мысли помчатся вскачь, а делать этого ни в коем случае нельзя.
  Мало я обжигалась и разочаровывалась? Я же не влюблялась в дураков и негодеяв, нет, я выбирала вполне интересных мужчин, достойных уважения, и дарила им свою любовь. Но все они неизбежно разочаровывали меня, постепенно или резко превращаясь в придурков и засранцев. Так что позволяет мне сейчас думать, что в случае с этим вот парнем все будет иначе?
  Я присела на диван, наблюдая за ним. Высокий, широкоплечий и плотно сбитый, он внушал уверенность, но такую созидательную и трогательную, что у меня защемило сердце. Ну вот зачем я все это придумываю, а?
  Вскоре пустая лейка вернулась на свое место под драценой, а Натан подошел ко мне и присел рядом, но на расстоянии. Я была благодарна ему за это. Ненавижу панибратство, слишком долго позволяла такое тем, кому готова была доверить сердце, и сейчас это было бы ненужной вольностью.
  Я молчала, он тоже. И холодильник, и кран, и часы делали свою работу: разбавляли густую тишину, обволакивающую нас таким тягучим уютом, что мне хотелось... нет, нет, ничего не хочу, ничего мне не надо.
  - Ну, что ты решила? Скажи 'да', это просто свидание, ты ничего не теряешь, - позвал тихо Натан.
  Я посмотрела на него, с моих губ уже был готов сорваться отказ, когда услышала тихое:
  - Я знаю веселые сказки таинственных стран
  Про черную деву, про страсть молодого вождя,
  Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
  Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
  
  И как я тебе расскажу про тропический сад,
  Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав...
  Ты плачешь? Послушай... далеко, на озере Чад
  Изысканный бродит жираф.
  Он замолчал, продолжая смотреть на меня, и этот взгляд был таким странным, скажу я тебе, что я испугалась. Вот не знаю чего, не понимаю, почему, но испугалась. Только что хотела расплакаться от этих строчек, давно забытых и неожиданно услышанных, адресованных лично мне, и вдруг испугалась чего-то. Не знаю даже, как и сказать. Это было какое-то волнение, как будто должно было произойти что-то важное, настолько, что я почувствовала себя не готовой...
  Не могу объяснить, но этот парень был особенным для меня. По крайней мере, казался. Со мной он вел себя достойно, воспитанно, выглядел вежливым и искренним. И я ему поверила. Поверила в то, что его можно пригласить в дом, что он не причинит зла, не сделает какой-нибудь глупости и все такое.
  Но не думай, что я из тех свободных женщин, которые на первом свидании оказываются в новой постели. Нет, я бы обиделась на тебя за такое предположение. Хотя, должна признаться, что влюбляюсь я довольно быстро. Достаточно какого-то особенного взгляда или нужного, подходящего моменту слова, чтобы я взглянула на своего визави под другим углом и заметила в нем что-то необычное. Так у меня всегда все и происходило. И вот сейчас я недоумевала, что же такое могли сказать те несчастные, с которыми у меня были раньше отношения, и неужели и правда они смотрели на меня как-то по-особенному?
  Отчего же тогда наша любовь заканчивалась всегда так примитивно-банально и обидно-оскорбительно? Почему сейчас я полагала, что на самом деле происходит что-то особенное? Может, я впервые только сейчас и встретила тот самый особенный взгляд? И ведь мне никто не читал стихов. Дожила практически до седин, и только сейчас, сам уже не мальчик, человек читал мне Гумилева, глядя в глаза и не отводя взгляда...
  Ну и как мне было не испугаться? Еще немного, я была уверена, и он меня поцелует. Он приблизился ко мне так, что я ощущала на лице его дыхание. В его глазах что-то блестело, он замер, но уже в следующую секунду отпрянул, провел рукой по волосам, словно не знал, что делать, и вдруг направился к дверям. Он уходит? Я не решилась его остановить.
  - Я встречу тебя завтра вечером, - донеслось из прихожей, и не успела я ответить, как осторожно хлопнула входная дверь.
  Он сбежал от меня, или от себя? Не важно, пусть как хочет, а мне срочно нужна холодная вода, и на подгибающихся ногах я поковыляла в ванную.
  
  ГЛАВА 7
  
  На работу я убежала пораньше - почему-то побоялась, что могу вновь случайно пересечься с Натаном. Это казалось вполне вероятным, раз такая встреча уже однажды состоялась. Вдруг он постоянно ездит этим маршрутом по своим делам, а я была не готова его увидеть.
  Вот говорят же, что утро вечера мудренее. Определенно. Раньше я никогда этого не замечала, но именно проснувшись сегодня, сразу поняла, что не следовало вчера распускать язык. Все же оказаться раскрытой, а потому беззащитной, перед кем-то, о ком я ничего не знаю, довольно неосмотрительно.
  Даже если у Натана нет намерения обидеть меня, мысль, что он узнал обо мне так много, заставила почувствовать себя неуютно.
  Мне же про него не известно совершенно ничего. Кто он? Откуда? Я даже не знаю, сколько ему лет и настоящее ли имя Натан. Ну, жил с бабушкой, и о чем мне это говорит? Он сирота, брошенный, или его родители - дипломаты, всю жизнь не вылезающие из-за границы? Есть мотоцикл и машина, но все не такое уж крутое. На вид вроде мой ровесник, но я встречала людей, которые выглядели моложе меня, а оказывались старше лет на десять, или наоборот, так что визуального осмотра абсолютно недостаточно.
  Впереди уже маячило родное крыльцо офиса, и пришла мысль, что, в общем-то, не из-за чего так волноваться: Натан пригласил меня на свидание, поэтому вполне логично допустить, что и мне удастся получить какие-нибудь сведения о нем. Следует лишь немного потерпеть. До вечера.
  Эл уже был во дворе, стоял на верхней ступени и смотрел в мою сторону, как будто решил меня дождаться. Я испытала такой жар, что вспотели ладони, несмотря на утреннюю прохладу майского утра. Надо ли говорить, что Натан в один момент был забыт, и бедное сердце прыгнуло навстречу красоте и шику, возвышающимся передо мной почти двухметровым ростом.
  Было приятно увидеть гармоничное лицо и горделивую осанку. Все же мужчинам, которых я когда-либо встречала, было далеко до этого образчика мужской красоты. Почему природа так щедро одарила его своими благами? За какие заслуги родителей? Или все это - результат качественной пластики и многочасовых тренировок перед зеркалом? Не имеет значения, важен результат, а что является причиной - упорные тренировки или божественный дар - не имеет значения.
  Карие глаза с легким прищуром следили за моим приближением. Губы изогнулись в легкой улыбке, которая казалась больше насмешливой, нежели приветливой.
  - Доброе утро, Лера, - мягкий баритон - едва уловимо растянуты гласные - заставил сердце радостно забиться, и все внутри меня рванулось ему навстречу, будто одинокий пес встретил любимого хозяина.
  - Доброе, - произнесла, пряча взгляд и напуская в голос побольше альпийской свежести.
  - Сегодня ты одна?
  - Да, у друга мотоцикл сломался.
  - А машина? - он смеется надо мной или просто вежливо поддерживает ничего не значащую беседу? Ну да, для него это, разумеется, не имеет значения, в этом я могу быть абсолютно уверена.
  - А машина на техосмотре.
  - Что ж, надеюсь, это не лишило тебя рабочего настроя?
  Я вскинула на него глаза.
  - Ты, я смотрю, всех здесь встречаешь и настраиваешь на рабочий лад. Поручение шефа или собственная инициатива?
  Кажется, он увидел мое раздражение. Едва уловимо облизнул губы и растянул в довольной улыбке, как будто именно этого и добивался: вывести меня из себя.
  - Нет, Лера, я ждал тебя.
  Ах, держите меня семеро, и лучше, чтобы все - брюнеты. Тут должен качнуться купол неба, большой и звездно-снежный, и вспыхнуть радуга, нет, целых две. Конечно, от этой фразы любая бы грохнулась в обморок, но я понимала, что Эл попытается взять реванш. Такие мачо не прощают неуважительного к себе отношении и не упускают возможности отплатить. Иначе, какие же они мачо?
  - Основания для увольнения уже готовы, я могу занести их в кабинет буквально через пять минут, - отрапортовала я, давая понять, что не может быть и речи ни о какой романтической трактовке его последней фразы и я, конечно же, ничего такого не подумала и на чувственный намек не купилась.
  Он слегка поморщился, будто я что-то испортила, но больше ничего не добавил. Стоял, расстегнув пиджак и сунув руки в карманы брюк. Я не видела, чтобы кому-то еще так шел костюм. Уж на что наш дорогой шеф, да продлят все боги дни его жизни, импозантный мужчина, но даже ему далеко до Эла.
  - В десять будет совещание, там и отдашь, - сообщил мужчина, переплюнувший шефа.
  Он слегка посторонился, давая понять, что беседа окончена и я могу приступать к своим прямым обязанностям. Мне ничего не оставалось, как, задрав голову, гордо прошествовать мимо, что я и сделала. Ему не обязательно знать, как мне больно и обидно из-за его поцелуев и сегодняшней холодности. Зачем он со мной так? Что за игры? И почему мне не хватает решительности поговорить с ним прямо? Глядя в глаза спросить, какие у него виды на меня и чем обусловлено такое странное поведение? Но нет, я трусиха. Начать-то я могу бодро и резво, а вот закончить... убегу как трусливая собачонка, поджав хвост.
  Элу не привыкать быть в центре внимания, и наверняка с такими разговорами приставали к нему не раз и не десять, и все чего-то требовали, на что-то рассчитывали. Ясно чего и на что: что нужно влюбленной до чертиков женщине? Весь Эл. Но что тогда останется от его гордости и неприступности, если какой-то девице удастся сунуть его себе под каблук? Нет, свой статус мачо он будет отстаивать до конца, в этом я не сомневалась. Так что все разговоры бессмысленны, не стоит и начинать.
  Со вздохом я закрыла за собой дверь в кабинет, прошла к окну, попутно швырнув сумку на стол, и схватилась за лейку. Память услужливо подбросила картинку - мужская рука сжимает ручку лейки, и голос... нежный, мягкий... Вот интересное дело - я бы не сказала, что у Натана красивые руки, до эстетически превосходных пальцев Эла ему далеко, но при одном упоминании о его руках во мне что-то вздрогнуло и начало нагреваться.
  Мужчина, большой и симпатичный, заботящийся о цветах. Как, наверное, трепетно он мог бы заботиться о своей девушке... Да что это я? С чего я взяла, что у него нет девушки? Кто даст гарантию, что он свободен? В наше странное время даже женатые могут себе позволить приударить за молодой девушкой, так что ничего удивительного, если окажется, что Натан несвободен. А собственно, какое мне до этого дело? Разве можно ревновать брата?
  Вот интересно, как на самом деле он ко мне относится? Видит во мне девушку, которую интересно покорить и соблазнить, или считает достойной более серьезного отношения? Что стоит за его словами и поступками? Для пылкого влюбленного он что-то слишком неревнив. Он же прекрасно осведомлен о том, что есть кто-то, с кем у меня сложные и напряженные отношения, а значит, мое сердце может быть несвободно. И это его не задевает? Он всегда спокоен и мягок, так может, я тоже для него всего лишь сестра?
  Ткнувшись лбом в стекло, уставилась на улицу. Деревья качались на ветру, словно махали ветками, зазывая к себе, но кто мне разрешит покинуть рабочее место?
  Меня вдруг обожгла странная мысль: а что, если в наших с Натаном отношениях нет никакой эротической составляющей? Почему же тогда он тянется ко мне, а меня тянет к нему? Почему он желает мне помочь, почему настаивает на наших встречах? А вдруг... ну это конечно бред, вообще ерунда, но... может, он ангел-хранитель, который сжалился над моей неудавшейся судьбой и решил помочь что-то исправить? Вот правда: материализовался и пришел!
  Я понимала всю абсурдность этого предположения, я даже заставила себя улыбнуться и издать негромкий смешок, как бы давая понять всем невидимым потусторонним силам, если таковые изъявили желание поприсутствовать в это время в моем кабинете, что сама не принимаю всерьез подобную версию. Так, просто развлекаюсь. Тоже мне, ангел.
  Я вернулась к столу и включила компьютер, достала рабочие папки и принялась грызть колпачок шариковой ручки.
  Он красивый? Вполне. Не той броской красотой, как Эл, конечно. Его внешность не обжигает и не опаляет, а значит, он вызывает эстетическое наслаждение, а не похоть и желание. Он добрый? Бесспорно, а еще спокойный и вежливый, сдержанный и веселый. Как будто у него нет чувств и эмоций, которые можно было бы задеть. Ну вот же: все сходится! Он обладает именно той внешностью и выбрал такую линию поведения, чтобы произвести приятное впечатление и понравиться, но не более, исключительно с целью вызвать доверие. Для чего? А для того, чтобы помочь. Как он говорил? Можно начать все сначала, нужно поверить в лучшее, все может измениться.
  Говорил? Говорил. Он словно решил вернуть меня к жизни. Ну точно, ангел! Я же говорю! Он пришел мне помочь! Почему же стало так горячо моим бедным ушам? И лицо вспыхнуло. Я бросила ручку и приложила вспотевшие ладони к щекам. Назвать ангела братом? А назвать живого человека из плоти крови ангелом? Ну не бред ли?
  Ладно, надо отвлечься. Это же было всего лишь предположение, так, развлечения ради. Открыла страничку Яндекс, и пальцы сами набрали слово 'фрезия'.
  Ну да, конечно! У меня же дома стоит букет фрезий. Таких цветов мне еще никогда не дарили, надо же узнать, как за ними ухаживать.
  Что ж, это будет легко запомнить - как и я, они любят тепло и не переносят сквозняков. Вода комнатной температуры, красивая ваза и обрезание кончиков стеблей - вот и все дела.
  На этом бы мне и остановиться, но женское любопытство - неистребимое зло, и в первую очередь, для самих носительниц этого порока. Вот я и решила узнать значение этого цветка. Ну там, роза - королева цветов и все такое.
  'Цветок аристократов' - утверждают невидимые авторы случайно выбранной из довольно длинного списка статьи. Ну превосходно! Натан, наверное, так и подумал: 'А дай-ка я куплю что-нибудь аристократичное, Лера это обязательно оценит'. Ага, а Лера ни сном, ни духом. До этого я подобные цветы только на фото в интернете и видела.
  Щелкнула мышкой еще по паре ссылок.
  Оказывается, фрезия - очень полезный цветок, если ты стала жертвой вампиров. Энергетических, разумеется. А еще она является хранительницей твоих сил.
  Получается, Натан позаботился обо мне? Может, обняв меня на виду у кого-то, он понял, что этот кто-то тянет из меня все силы и нервы, и решил поддержать, мол, не волнуйся, на любого вампа найдется своя фрезия. Ну ведь ангел же? А я: 'брат, брат'! Ангел! Вот почему он не подарил мне розы?
  Я потерла виски. Блин, и не пила ни вчера, ни сегодня, да я же вообще не пью, так откуда такие мысли? Ну встретился человек, который верит в романтику и хочет помочь бедной девушке выбраться из развалин несбывшихся надежд, и что, значит, он не человек? А кто сказал, что всем парням нужен только секс и больше ничего? Если мне такие попадались, это еще не норма, ведь встретился и Натан...
  Так-так-так. 'Фрезия обладает удивительно приятным ароматом, который вызывает выработку эндорфинов - гормонов счастья, повышающих жизненный тонус и потенциал организма'. Что, опять, что ли, подтверждение, что он ангел? Да просто парень решил купить красивый нежный букет. Он же сам нежный? Нежный. И голос, и прикосновения, и взгляд, и все его поведение. Так почему он должен идти на поводу у моды и брать цветы с шипами или другую растительность, которая в тренде? Он выбрал нежность, а откуда ему было знать, что эти цветы делают счастливыми? А меня разве сделали? Пока не прочитала эту инфу, я так не думала. А что изменилось сейчас? Захотелось поверить в сказку? Выходит, Натан мне, все же, помог?
  Так... а если эти цветы добавить в чай, то будет тебе счастье - потому что фрезия лечит от депрессии, меланхолии, апатии и плохого настроения. Ну вообще! Как я полжизни прожила, ничего не зная о таком чуде? Вот если бы не ангел...
  Так, а что там насчет говорящего символа? Ну, желтые цветы дарят к разлуке, это всем известно, а вот разноцветные, как сама весна, фрезии к чему? Я защелкала по клавиатуре, делая новый запрос в окне поисковика.
  Нет, а почему так забилось сердце? Это же буквы на белом экране и всего лишь статьи в интернете, они не гарантируют, что Натан все это тщательно изучил, прежде чем забежать в цветочный магазин и сделать покупку. Разве он думал о смысле? Любой мужчина понимает, что собираясь на встречу с девушкой, ему следует купить цветы - это превосходная ломка льда и прямой путь к успеху.
  И все же дальше я читала через странную дымку, вдруг затуманившую глаза: 'Значение цветка не позволяет легкомысленно относиться к преподнесению такого подарка. На языке цветов композиция из фрезий говорит: я доверяю тебе свое сердце. Хрупкость этого растения ассоциируется с любовью, такой же нежной и ранимой, как яркий цветок, но способной выдержать многие испытания, подобно аристократичной фрезии. Подарить девушке букет этих цветов, значит признаться ей в любви и сказать о том, что отныне сердце дарителя всецело находится в ее власти'.
  Ну конечно, а как же! Вот прямо увидел меня Натан три раза в жизни, и тут же решил подарить мне свое сердце! А как это сделать? Да купить букет фрезий! Вот так все гениально просто!
   Я снова схватила ручку и потащила в рот. Нет, а что я так разнервничалась? Мне-то чего? Парень ничего такого не думал, вечер не был романтическим. Ну угостил тортом, ну почитал стихи. А потом взвился, будто его диванный клоп укусил, и убежал. А я тут сижу, розовые сопли пузырями надуваю.
   - ...ра! Кручинина! Да дозовусь я тебя или нет?
   Громкий окрик заставил вздрогнуть. Блин, Надька из бухгалтерии.
  - А? Чего? - я растерянно захлопала руками по столу, будто искала нужные бумаги.
  - Да совещание уже начинается! Ты идешь? Меня Эл за тобой послал.
  - Так я готова уже давно, - схватив блокнот и обгрызенную ручку, поднялась из-за стола. - Идем скорее, чего же ты медлишь, Наденька.
  - А я тебя зову-зову, а ты сидишь со стеклянными глазами, будто прислушиваешься к чему-то потустороннему, - пыхтела пухленькая Надежда, шагая следом за мной по длинному коридору в переговорный зал.
  Ага, я с ангелом разговаривала.
  Зал был забит, мое место в дальнем конце стола, разумеется, занято, зато через два стула от Эла - свободно. Вот не заладился день с самого начала. Аромат его одеколона настиг меня на первой же минуте, когда я едва успела опуститься на стул. Превосходно! Теперь, чтобы дать вразумительный ответ на какой-либо вопрос, мне придется изо всех сил сосредотачиваться и скрипеть шестеренками, или бить себя по щекам, чтобы привести в чувство. Странно, почему этот стул оказался не занят, если в зале не было ни одной женщины, которая не мечтала бы очутиться как можно ближе к предмету всеобщего вожделения?
  - А где Игорь Дмитриевич? - обратилась я шепотом к соседке справа, ведущему менеджеру отдела заказов.
  Менеджер Марина не спеша провела рукой по волосам, как любила делать всегда, наслаждаясь силой и блеском густых черных, как смоль, прядей. Этот жест можно было бы счесть наигранным и картинным, если бы Марина делала так только время от времени и на публике, но это было неотъемлемой частью образа, как и выразительная походка с покачиванием бедер и постоянным осматриванием себя вскользь - все ли хорошо и по-прежнему ли она хороша?
  - Он задерживается на деловом обеде, - произнесла она грудным глубоким голосом.
  А вот голос - фикция. Так говорить она стала совсем недавно, как раз когда сменился замдиректора. Видимо, решила, что этим можно привлечь его внимание. У нас вообще каждый действовал, кто во что горазд, начиная со смены имиджа и заканчивая вычурным маникюром. Никто же не знал, на что клюнет Эл, так что пробовали все варианты, искали слабые места и подбирали фетиши.
  - Видимо, заказал слишком много блюд, - пробормотала я и покосилась в сторону господина Журавлева, надеясь, что он чем-то занят.
  Мог же он, например, просматривать свои записи перед началом совещания? Мог, но он отстраненно смотрел в окно и играл карандашом. Вертел в изящных длинных пальцах с задумчивой небрежностью, как мою бедную душу, замирающую от восторга на самой вершине перед стремительным спуском вниз. Он делал это так чувственно, что вся женская половина собравшихся томно вздыхала и таяла, и я, увы, не была исключением, отличаясь от других лишь тем, что делала это тайно.
  От нечего делать люди переговаривались, и в зале витало легкой жужжание. Марине, вероятно, стало скучно забавляться своими волосами, и она решила вовлечь меня в диалог.
  - Лера, а почему ты носишь кольцо на большом пальце? - обратилась она ко мне достаточно громко. - Это что-то означает?
  - Конечно, означает, - я пожала плечами, бросив взгляд на серебряное кольцо.
  - И что же?
  - Повод заговорить и познакомиться, если в роли любопытствующего выступает мужчина.
  - Ну а кольцо на указательном пальце?
  - Ну как же, это же указующий перст, - я удивлялась ее недогадливости. - Ну вот я и указываю золотым перстом, куда им катиться со своими глупыми вопросами.
  Может быть, я была излишне резка и даже груба, не знаю, я не думала в этот момент ни о чем, испытывая усталость от необходимости скрывать свои чувства в присутствии человека, к которому хотелось подползти на коленях, предварительно сбросив с себя всю одежду. Но Марина, вероятно, приняла мою резкость на свой счет. Иначе, почему она решила ужалить меня?
  - Вообще-то, это дурной тон, - заявила она, и ее красивый чувственный голос беспрепятственно достиг ушей прекрасного заместителя директора, - носить золотые и серебряные украшения одновременно. У тебя и кольца и сережки вперемешку из серебра и золота, а это не допустимо.
  Ну не говорить же ей, что у меня недостаточно средств на полностью золотые украшения, а те, что есть, подарок родителей.
  А может, девушку душила зависть, что целование коллег после памятного корпоратива не стало для господина Журавлева традицией, желанной для всех особей женского пола?
  Не успела я раскрыть рта, хотя, признаюсь, даже понятия не имела, должна ли была что-то сказать, как раздался негромкий уверенный голос Эла, такой насыщенный и авторитетный, что все разговоры прекратились, и все болтуны почтительно умолкли.
  - А я всегда полагал, что дурным тоном являются замечания в публичных местах во всеуслышание, - проговорил он, и у меня зазвенело в ушах и от тембра его голоса, и от факта того, что он вступился за меня!
  А впрочем, возможно, это оказалось лишь его привычкой защищать более слабых, сирых и убогих во славу справедливости. Ну а мне-то что, какой бы ни была причина, он, возможно, только что упрочил неприязнь ко мне в женских сердцах и еще глубже вонзился в мое сердце серебряным гвоздем с алмазной шляпкой.
  - Но ведь это всего лишь стандарты красоты и показатель вкуcа, - произнесла Марина, играя модуляцией в голосе и проникновенно глядя Элу в глаза.
  Тот лишь насмешливо приподнял бровь, мол, все понимаю, но зачем же ставить в неловкое положение человека?
  Марина попыталась обольстительно улыбнуться Журавлеву, после чего отвернулась и покраснела. Сказать ей было, в общем-то, нечего, но она сумела сделать вид, что реплика заместителя директора ее совершенно не касается, и так мы и сидели с ней, две обладательницы дурного тона, уставившись в блестящую, начищенную до блеска столешницу.
  Нас спасло появление Игоря Дмитриевича. Бесшумно распахнув дверь, он стремительно вошел в зал и направился к столу. Все сразу приосанились, раздался общий шум приветствия, и вскоре началось совещание. Меня не трогали вплоть до самого его окончания. Лишь официально попросили представить документы на работников, подлежащих увольнению, предупредили всех начальников отделов, где должны были произойти сокращения и увольнения, и вскоре всех с миром отпустили.
  Марина резко поднялась и бросилась к выходу, не желая даже смотреть в мою сторону, ну а я неспешно направилась восвояси, находясь под впечатлением от неожиданной сцены, когда человек, которого я прилюдно ударила, вступился за меня, хотя никакой склоки в общем-то не намечалось. Заступился на автомате, мимоходом, но это значило для меня так много, что за свой стол я села, переполненная чувством вины за недавнюю выходку во дворе.
  Эл защитил меня, не позволил заклевать, дал всем понять, что не потерпит неуважительного ко мне отношения! Это значит... это значит... А вот интересно, что же это значит? Может, всего лишь то, что человек простил меня и не держит зла?
  Пожалуй, что так. Такой поступок радовал своим вниманием, но не давал никаких оснований полагать что-то большее, чем простое участие. Тем не менее, к обеду я уже практически созрела для того, чтобы попросить у заместителя директора прощения. Я не собиралась снова анализировать то событие, выясняя, кто был прав, кто виноват, и кто первый начал. Я просто решила для очищения совести сообщить Элу, что сожалею о своей выходке. Было неловко говорить, что я давала волю рукам, пустила в ход кулаки, распоясалась и всякое такое, и, шагая в сторону приемной, мучительно искала правильные слова, когда в дверях столкнулась с Натали.
  Я запоздало поздоровалась, но женщина даже не обратила на меня внимания. Будучи рассерженной и раздраженной, она вряд ли осознала, что ей на пути попался человек. Нервно поправив безупречную прическу, скорее, по привычке, нежели в попытке что-то улучшить, она прошагала мимо меня и, пощекотав мои ноздри, облако сладкого аромата последовало за ней.
  - Что случилось с первой леди? - обратилась я к Веронике, нависнув над стойкой.
  - Да ну ее, неделю уже ругается с нашим красавчиком, - секретарша пожала плечами, лениво размешивая чай в красивом чайном бокале. - Чего-то ей не понравилось в его отчетах, как-то неправильно он заполняет документы, и она ему это высказала.
  - А он? - было интересно послушать о том, как Натали пытается управлять делами и постигать азы бухгалтерии, менеджмента и тонкости юридических перипетий. Желание соответствовать супругу, а, скорее всего, попытка оправдать свое звание натуральной блондинки и не просто так занимающей место жены владельца компании, побуждали ее напрягать лакированные мозги и строить из себя бизнесвумен.
  - А что он, - Вероника опять пожала плечами. - Ты же знаешь, он и глазом не поведет, назойливая муха перед ним, или лобовое стекло КАМАЗа. Он быстро поставил ее на место, заткнув рот парочкой несложных вопросов. Ну да это для него несложных, ты же лучше меня осведомлена о его двух высших и многочисленных школах, курсах и семинарах.
  Я авторитетно закивала, поражаясь, откуда Вероника узнала такую информацию - от меня в коллектив не просочилось ничего, кроме сведений о том, что Эл Журавлев холостяк.
  - Ну и завертелось, ты же знаешь Натали: она не терпит намеков на свою некомпетентность.
  Я снова кивнула, когда спохватилась, что пришла сюда не косточки начальству перемывать, а предстать перед ним в полный фронт, то есть свой сконфуженный рост, нижайше прося о прощении. Я не передумала. Раз Эл ко мне отнесся по-хорошему, то и я готова признать, что действительно немного погорячилась и буду рада, если этот инцидент забудется хотя бы нами двоими, за весь коллектив я бы, конечно, не рискнула говорить.
  - Он один? - я мотнула головой в сторону кабинета замдиректора.
  - Чего это ты вдруг? - по виду секретарши было понятно, о чем она подумала. - Никогда не ходила, и вдруг на тебе. Лера, а чего происходит? - Вероника перестала жевать бутерброд и даже отставила подальше бокал.
  Приятельница жаждет подробностей?
  - Да целоваться захотелось.
  А что я еще могла сказать, чтобы хоть как-то освободиться от внутреннего кипения? Разумеется, никто ничего не забыл, и теперь все мои слова и поступки будут рассматривать через большую призму сомнений и подозрений, чтобы я ни делала и ни говорила.- Так я войду?
  - А, ну раз так... - она что, дурочка? - Эй, Лерка, только он злой, - спохватилась вдруг, - ты же знаешь, Натали кого угодно взбесит, если решит поучить работать, так что...
  - Ничего, сейчас я его успокою, - я уже стояла перед темной дубовой дверью. - Я же ходячий релакс, - и смело постучала.
  Не дожидаясь ответа, толкнула дверь и вошла.
  - Э...Эл, можно?
  Мужчина стоял у окна и, обернувшись, бросил на меня хмурый взгляд. Понятно, Натали постаралась. Ну что же, может, признание моей вины хоть сколько-то поднимет ему настроение, но чем больше я всматривалась в красивые черты надменного лица, тем больше в этом сомневалась. Нужны ему мои объяснения, как собаке коромысло.
  - Лера? Неожиданно, - Эл, наконец, развернулся в мою сторону, сунул руки в карманы и приготовился слушать, что я сейчас пролепечу.
  Весь его вид выражал вынужденное терпение, толику любопытства и львиную долю скепсиса.
  - С документами все в порядке? - ну конечно, из меня могут сыпаться одни только глупости, но Эл кивнул.
  - Да, все хорошо, шеф подпишет, и можно будет делать приказы на увольнение. Я дам тебе знать.
  И снова тишина и молчание. Ждет, зачем я пришла.
  - Э... спасибо, что вступился за меня на совещании, - я не успела договорить, как он недовольно поморщился, поведя головой, как будто просил: 'Ах, оставь ты эти глупости, я сделал бы это для любой другой несчастной дурочки, попавшей в такое неловкое положение'.
  Я лишь кивнула и снова замолчала.
  - Ну хорошо, - видимо, ему надоело так стоять, позволяя даром разглядывать его сногсшибательную красоту. - Может, присядешь? По какому вопросу ты пришла? - и указал на стул, но я, не отводя взгляда от его руки, лишь отрицательно помотала головой, продолжая топтаться у порога.
  - Собственно, я извиниться.
  Журавлев сделал удивленное лицо, но, думаю, не от того, какое заявление услышал. Скорее, его изумило мое решение признать свою вину.
  Непроизвольно дотронулся длинными пальцами до подбородка, а я нервно сглотнула, представив, как эти самые пальцы могли пройтись по моей коже, по моему подбородку, стиснуть мои плечи, и не только плечи...
  - Э... я признаю, что вела себя грубо и сделала то, что делать было необязательно, - пробормотала я, прогоняя дивное видение, готовое захлестнуть меня с головой.
  Эл не спешил ничего отвечать. Он медленно наклонил голову на бок, словно прислушивался к неведомому голосу, который должен был подтвердить правдивость моих слов, и уставился на меня странным, ничего не выражающим взглядом. Так он рад или нет, что я извинилась?
  - А что произошло? - отмер, наконец, он и шагнул ко мне.
  - Ну, просто... я поставила тебя в неловкое положение, вот и подумала, что для обиженного человека ты повел себя сегодня очень благородно, по-джентльменски, хотя, понимаю, что дело было не во мне, и я...
  - А если дело было в тебе? - перебил он и возник прямо передо мной, высокий, идеально скроенный, в потрясающем костюме, до одури приятно пахнущий. - Я подтверждаю: дело было в тебе.
  Я опешила. Что это значит? Как мне к этому относиться? Что он хочет, чтобы я сделала, получив эту информацию? И вообще, я не хочу об этом слышать, мне не нужно этого знать. Покой дороже всего.
  Я попятилась к двери, но вдруг ощутила на предплечьях его сильные пальцы. Всего лишь несколько секунд назад я мечтала об этом, но сейчас снова испугалась. Конечно: одно дело мечты, и совсем другое - их осуществление. В своих мыслях я могу отреагировать как угодно, отдаться, наконец, его и своей страсти, но в реальном мире мне необходимо спрятать свои эмоции и ничем не выдавать себя, а делать это, когда я слышу, как Эл дышит, когда тепло его тела незаметно передается через прикосновение моим одеревенелым членам, очень и очень сложно.
  - Эл, в общем, короче, я извинилась, а ты уж как хочешь, - я снова попыталась дернуться и сделать шаг к двери, но мужчина тоже дернул меня, и мне против воли пришлось сделать шаг к нему, потому что он был выше и сильнее и потянул меня довольно ощутимо.
  Я уперлась руками ему в грудь, совершенно не понимая, где нахожусь и что сейчас будет.
  - А я хочу снова тебя поцеловать. Только, пожалуйста, больше не бей меня, хорошо? - и красивый мужчина приблизился ко мне на недопустимо близкое расстояние. Наши глаза оказались на одном уровне, я увидела поры на коже гладковыбритых щек, разглядела слипшиеся реснички, ощутила аромат мяты. - Обещаешь?
  Его вопрос вывел меня из некоего подобия транса.
  - Что? - едва слышно пролепетала я. Я хотела только одного: чтобы его пальцы никогда не разжимались, чтобы он никогда не отходил от меня, чтобы он что-то уже сделал, наконец, со мной, потому что длительное воздержание, если и не причинит существенного вреда моему здоровью, вполне может довести до сердечного приступа.
  - Ничего. Ничего не обещай и не делай, - прошептал Эл и накрыл мои губы своими.
  Я не могла сопротивляться! Не могла, да и не хотела! И ответить на поцелуй я тоже не решалась: мне еще жить и работать в этой фирме. Так что это полностью инициатива заместителя директора, а никак не моя. Но оттолкнуть его было выше моих сил. Просто не в моей власти.
  - Эл, тут платежки принесли на под-пись, - дверь больно ударила в спину: Вероника замерла на пороге, и тогда мы с ней обе поняли, что мои слова о поцелуях оказались пророческими.
  Теперь вся фирма узнает, что я бегаю к Элу целоваться, когда мне это приспичит.
  
  ГЛАВА 8
  
  Вероника стояла столбом и не думала уходить, я не смела даже посмотреть в ее сторону, выбрав точку в только еще грядущем дне и уставившись в нее, а вот Эл чувствовал себя превосходно. Он выпрямился, неспешно отстранившись от меня, и взглянул на секретаря. Вид спокойный и уверенный, как всегда. Этот мужчина никогда не суетится, и представить его испуганным, смущенным или застигнутым врасплох так же нереально, как попасть в состав элитной делегации по встрече инопланетян.
  - Хорошо, можете положить на стол, позже я займусь этим, - произнес он, и в его глазах отражалось мое счастье, моя прекрасная будущая жизнь, потому что именно в эту секунду я подумала, что это все не просто так, раз уж нас банально 'застукали', а Эл даже не подумал оправдаться. Это значит... это значит...
  Пока Вероника цокала каблуками по напольной плитке, чтобы положить на шикарный стол красного дерева злосчастные документы, пока следовала обратно, сверля меня вопрошающим взглядом, не смея позволить себе какую-либо мимику, я стояла, замерев, и дышала через раз. Ну, это, разумеется, всего лишь фигура речи, хотя в том, что мне стало не хватать воздуха, могла поклясться.
  Да нет, дело было не в Веронике. Чего мне ее смущаться! Я же не с чужим мужем шашни закрутила, да и не шашни это вовсе. Мне вскружил голову поступок Эла, его смелость и настойчивость. После того, как я грубо обошлась с ним, оказалось, что он не потерял желания мучить и изводить меня своей красотой и полудоступностью. Почему 'полу'? Вот и мне хотелось бы знать, чем этот поцелуй станет для нас, если можно быть уверенной, что для всех в компании он подтвердит наличие между нами каких-то странных отношений.
  Так у меня с Элом теперь отношения? Блин, ну есть от чего закружиться голове. Хотя бы от наглости и смелости такого предположения.
  Да уж, мы, девушки, народ такой: плачем, что мужчины перестали быть джентльменами и ухаживать за нами, а сами мним себя уже замужними, стоит кому-то проявить участие или вежливое внимание.
  Вот и я за те пару минут, что Вероничка гарцевала по кабинету, столько всего передумала, что разве что двойню Элу родить не успела. Даже стыдно было поднимать на него глаза.
  Тем не менее, когда мы остались, наконец, одни, я все же решилась.
  - Эл... - провела рукой по волосам, смахивая челку, и показалось, что жест вышел каким-то нервным. Нет, так дело не пойдет, не жертву же влюбленности мне изображать! Но и не строгую фемиду, требующую введения моратория на поцелуи со мной. - Что все это значит? - мой обожаемый мужчина лишь удивленно приподнял бровь, по привычке убрав руки в карманы брюк, а вид такой загадочный-загадочный - бедное мое сердце. И все же я решилась продолжить, раз начала. - Прежде чем нас с тобой объявят парой месяца, хотелось бы знать, за что мне придется страдать, приговоренной к вечному сожжению на медленном огне людской зависти.
  Эл усмехнулся, оценив тонкую иронию, даже не подозревая, что иронии-то как раз в моих словах и не было.
  Он негромко вздохнул, и вдруг... улыбнулся. Боже мой, так улыбаться может только бог, рассматривая что-то прекрасное, что трогает сердце нежностью и красотой. Я схожу с ума, теряя объективность? Конечно, если красивый мужчина так часто и много целует тебя, есть от чего поплыть, потеряв связь с реальностью и раздружившись со здравым смыслом.
  Много ли надо одинокой несчастной девушке... которая уже давно и не девушка вовсе... А он знает, что мне уже тридцать два? Блин, о чем я только думаю!
  А думать связно я не могла ни о чем, потому что Эл стоял напротив, улыбался тепло и нежно, мы только что с ним поцеловались, застигнутые врасплох, и скоро этот поступок станет достоянием всей компании.
  Эл сделал шаг ко мне и вдруг коснулся щеки. Наверное, в моих глазах что-то отразилось, чему я не дам названия, и он поспешно убрал руку, но взгляд его не изменился, и из него не пропало любование. Он сошел с ума? Он любуется... мной?
  Совершенно неожиданно выражение лица изменилось, словно улыбку выключили, и на меня смотрел серьезный мужчина, от чего стало неуютно, будто очнувшись от морока, я обнаружила себя в легком сарафане и c корзинкой для пикника на дрейфующей льдине.
  - Ты красивая, - проговорил он едва слышно, и вот тут точно, без всяких фигур и оборотов речи меня забила нервная дрожь, и стало так страшно-страшно, как бывает перед чем-то важным. Ох, какое забытое чувство, какие острые ощущения, какое глубокое переживание, а человек напротив всего-то посмотрел на меня и сказал пару банальных слов. Знал бы он, какое действие это произвело во мне... Ах да, по умолчанию он не в курсе моей влюбленности.
  - Ты что-то перепутал, - пробормотала я.
  Было приятно нежиться в тепле подобного комплимента, но справедливости ради я должна была отказаться от незаслуженной медали. Больше всего на свете я боюсь оказаться на празднике, не числясь ни в одном списке приглашенных. Что может быть страшнее, чем осознание тщетности своих надежд и смехотворности собственных притязаний. Нет, лучше не мечтать, чем кубарем скатиться с высоты своих фантазий. Да и на мыльном пузыре далеко не улетишь, это не воздушный шар.
  Эл лишь помотал головой, как бы отрицая мои слова.
  - Нет, Лера, - почти прошептал, и снова его ладонь прошлась по моей щеке, едва касаясь кожи. Боже, что он делает со мной? Что происходит? - Бывают женщины, от которых сносит крышу, независимо от их внешности, возраста и чего-то еще.
  Наверное, мои глаза расширились больше, чем определено природой, потому что Эл тихонько рассмеялся, но в его голосе не слышалось насмешливости, нет. Честное слово, он смотрел на меня как-то по-особенному, и я таяла, таяла, как любимое мороженое, и счастье наполняло меня ледяным кипятком... О чем я только что подумала? Ледяной кипяток? А, ну да, все верно, все именно так и ощущалось.
  - Эл, я не понима...
  Но прекрасный Эл перебил меня, все так же говоря таинственным полушепотом, чтобы было слышно только нам двоим.
  - Все дело в ауре. В волшебстве, которым эти женщины наполнены.
  Мне захотелось плакать. Резко захотелось плакать. Как же я нуждалась сейчас в мороженом! Хочу на диван, и чтобы за окнами дождь, и вьюга, и торнадо с ураганом, а в сердце будет плескаться это горячее счастье, зеленеть молодыми побегами, расцветать прекрасными цветами. Боже, боже, боже... Аура? Волшебство? Это он про меня сейчас говорит?
  - Мне надо идти, - надеюсь, он расслышал, потому что мне показалось, что я произнесла это одними губами.
  Он снова улыбнулся. Взял мою руку, поднес к губам и поцеловал, не отводя пристального взгляда.
  - Лера, - произнес так, как обычно говорят при прощании, но сказать в ответ 'Эл' сейчас казалось выше моих сил, и я просто сделала шаг назад, нащупав ручку двери, и только оказавшись в приемной, втянула носом воздух. А чем же я дышала до этой секунды?
  - Лерка, вы что-то курили? - услышала я осторожный шепот Вероники.
  Невидящим взглядом обвела приемную, пробежавшись и по владелице кабинета, и машинально кивнула.
  - Да, анашу, - пробормотала, двинувшись дальше. Преодолеть коридор и запереться в кабинете: вот программа-минимум на ближайшее время. А там посмотрим. Если не умру от счастья - придумаю что-нибудь еще.
  Надо ли говорить, что в этот день я больше не работала. Видимость создавала, конечно, так как в кабинете был аншлаг - столько желающих обсудить со мной пункты внутреннего трудового расписания, порядок составления заявления на отпуск и трактовку той или иной статьи трудового кодекса в один день у меня не было никогда. Хоть вешай на дверь объявление: 'Да! Вероника не обманула: мы с Элом действительно целовались!'
  Но в лоб никто вопросов не задавал, и я ответами никого обременять не стала. Как говорится, многие знания умножают печали.
  С работы я сбежала за несколько минут до положенного срока, боясь встретиться с Элом, но мой ангел был уже на месте, стоял, облокотившись на капот своей машины, и завидев меня, встрепенулся и с нежной улыбкой пошел навстречу.
  Вот ангел ангелом, брат братом, а на какой-то миг мне стало его жалко - он даже не догадывается, что со мной творится, как дрожат руки и какие ураганы шумят внутри, так что даже больно глубоко вздохнуть. А может, это называется простым словом мандраж?
  - Привет.
  А пожалуй, его голос способен усмирить любую бурю. Надо попробовать. Посмотрим, что будет дальше. В конце концов, если мне будет нехорошо, я всегда могу уйти.
  - Привет, Натан, ну что, идем в кино? - и я бодро улыбнулась. Какое счастье, что не видит Эл. Надо поскорее уезжать отсюда.
  В машине меня дожидался еще один букет. Тоже фрезии, но другого оттенка. Однотонные, желтые. Желтый цвет вроде к разлуке? Но нет, Натан явно не это хотел сказать. А что он хотел сказать? И почему я решила, что этому парню нужны вспомогательные способы и знаки, чтобы выразить свою мысль? Вечно я что-то напридумываю, самой потом смешно. И сердце он мне не отдавал. Вот бензин свой тратит, ага, и в кино поведет, а в остальном... Все ерунда.
  На подъезде к кинотеатру я решила, что слова Эла тоже не больше чем красивая обертка для не очень благовидного поступка. Это же пресекло все дальнейшие мои приставания с расспросами? Пресекло, а значит, человек добился желаемого результата. Тогда получается, что истинной причины его поведения я так и не узнала. Или он был со мной честен?
  - ... бя со своей бандой?
  Ну вот, опять что-то пропустила.
  Меня уже тянули из машины, а я чувствовала себя слегка выпавшей из действительности. Сознание возвращалось перманентно, кусками. Какие-то парни и мужчины в джинсовых и кожаных куртках, девушки спортивного стиля. Все стоят полукругом и смотрят на меня несколько настороженно. Боже, я хоть нормально выбралась из машины?
  - Хай! Это Лера, - Натан уже подталкивал меня к 'могучей кучке', в его голосе слышалась радость, не произведшая, впрочем, на собравшихся никакого впечатления. На меня смотрели как на самозванку, обманом проникшую на закрытую вечеринку.
  Люди были в том возрасте, когда вежливость становится обязательным атрибутом взрослой жизни, поэтому раздался нестройный хор приветствий, в котором энтузиазма было не больше, чем во мне перед началом генеральной уборки в квартире, в принципе не знакомой с таким определением. Натан как будто ничего не замечал. Или ему так хорошо, или его друзья всегда такие угрюмые и недовольные, обычное дело.
  - Это Санчес, Джон, Сэм, Мартин, Жанка, мы ее еще жабкой называем, она не обижается, - 'Обижаюсь!', - раздался писк той самой Жанки-жабки, но Натан даже ухом не повел, - Юлька, Светка, Павел Первый, Павел Второй, - Натан перечислял собравшихся, те неохотно кивали, услышав свое имя, а я хотела уйти. Что я здесь делаю? Зачем все это? Жабы, Павлы Первые, Санчесы какие-то... Очевидно же, что им нет до меня никакого дела.
   - Мышку забыл! - произнесла девчушка со светлыми длинными волосами, прежде чем Натан успел ее назвать. У них и несовершеннолетних принимают в банду? Девочка-подросток задрала носик, как будто была всеобщей любимицей, которой прощались любые капризы, и Натан лишь кивнул.
  - Да, а это наша Мышка. Машка. Вот, ну а это Лера.
  - Ты уже говорил, - напомнила Мышка.
  - Да, говорил.
  - Лера-то Лера, - заявила я, не знаю, зачем, - но вы можете называть меня да хоть принцессой Гессен-Дармштадской, я не против, - все продолжали смотреть на меня, как и минуту назад, ничего не изменилось. - Ну так, чтобы не выделяться на общем фоне, - я сникла.
  А собственно, почему я должна пробивать эту стену? Я не дуболом, они мне денег не должны, я им, слава богу, тоже, так что разбегаемся, пока не стемнело. Но Натан уже крепко взял меня за плечи, подталкивая вперед, прямо в самый центр полукруга, в грудь какому-то Санчесу, или Мартину, или кому-то еще. Мужчины разошлись, и мы с Натаном первыми направились к кинотеатру, остальные двинули за нами.
  Нда, в общем, познакомились. В огромном холле все пересчитались, парни достали бумажники, сбросились, и небольшая делегация направилась к билетным кассам. Я рассматривала афиши, когда услышала:
  - Натаныч, друг, а как же Марина?
  Мне стало очень интересно. Марина? Да, Натаныч, а что же с Мариной?
  - Спокойно, Джон, Марина у себя, а здесь Лера, ты понял меня?
  Молчание было недолгим, мимо сновали люди, влюбленные парочки, стайки накрашенных и надушенных девушек, и мне было плохо слышно, но второй товарищ моего 'брата' что-то говорил, и я слышала имя 'Марина' несколько раз.
  Достав зеркальце и рассматривая еще только намечающиеся морщинки, я попыталась поймать отражение Натана. Похоже, друзья его рассердили. В маленьком кружочке посеребренного стекла было трудно разглядеть его эмоции, но общее настроение я уловила без особого труда - Натану были неприятны вопросы друзей. И мне, кстати, тоже.
  А собственно, что такого неожиданного я узнала? Я же сама предположила как вариант, что Натан может быть несвободен. Но он со мной! Значит, я лучше этой таинственной Марины? Разумеется, мне было приятно так считать, но друзья моего спутника, видевшие меня и имевшие возможность нас сравнить, придерживались иного мнения.
  Тут медаль ситуации перевернулась в моем сознании другой стороной, и далеко не такой приятной: может быть, мной пользуются, чтобы вызвать, например, ревность этой таинственной Марины? Я, конечно, не королева, я это уже упоминала, но быть второй, дублером, так сказать, тоже не намерена.
  Ладно, пока рано делать выводы. Я только услышала обрывки фраз и женское имя, для вынесения приговора этого недостаточно, если только я не намерена устроить скандал на ровном месте, а я была не намерена это делать. Я вообще хотела бы всю жизнь избегать публичных разбирательств. После того, как мне пришлось с треском выкинуть из квартиры подружку моего бывшего, я неделю приходила в себя и жалела только об одном: что в тот момент мне изменило хладнокровие. Гораздо лучше было бы спокойно потребовать убраться обоих из моего дома и гордо закрыть за ними дверь. Но что случилось, то случилось, выводы сделаны, ведь негативный опыт - очень хороший учитель. Так что, Натану в любом случае нечего опасаться бурной реакции с моей стороны: теперь я само хладнокровие. Да и нет у меня никаких прав устраивать разборки, если только меня не водят за нос и не используют по-черному.
  Итак, кино. Не знаю, кого мне следовало благодарить за большое ведро попкорна, но по такому ведерку оказалось в руках у каждого из банды Натана, и мы направились в один из залов. Естественно, рядом со мной сел мой спутник, с другого его боку притулилась юркая Мышка. Мне показалось, что для этого девочке-подростку пришлось согнать с этого места Жанку или Светку. Или Юльку. Я давно забыла, как кого зовут.
  Как не помнила потом и сюжет фильма. Вот даже нисколечко не увлеклась. Меня отвлекала Мышка: нахалка стрескала свой попкорн и стала поглощать его из ведерка Натана, постоянно роняла голову ему на плечо, когда по сюжету происходили какие-то события, призванные вызвать эмоциональный всплеск у зрителей, и у меня создалось впечатление, что Мышка была уверена, что Натан пришел в кино именно с ней. Она демонстративно мне это показывала, и это представление оказалось гораздо интереснее самого фильма.
  Натан пару раз дал ей по рукам, но девочку это только раззадорило еще больше, и он вынужден был делать вид, что она его не достает, лишь бы свести на нет ее азарт и возбужденность.
  Надо ли говорить, что время, отведенное для поцелуев и обнимашек, прошло впустую, что меня, должна заметить, нисколько не огорчило. Все же заряда бодрости, подаренного мне Элом Журавлевым, оказалось достаточно, и даже больше, и я сделала вывод, что Натан действительно пригласил меня в кино, а не на свидание, где обычно с предметом обожания стремятся остаться наедине.
   Эта мысль принесла какое-то странное, едва уловимое разочарование. Пришлось воодушевлять себя, что являйся Натан братом или ангелом, отправленным в наш мир как в божественную командировку, мне вообще не на что было бы рассчитывать.
   Но имелось две причины, которые не позволяли мне отнестись к подобному факту спокойно. Во-первых, я девушка, и как любая девушка, хочу нравиться представителям сильной половины человечества. А сегодня вечером я встретила порядка пяти-шести мужчин, отнесшихся ко мне даже не с безразличием, а с предубеждением, природа которого осталась для меня за гранью понимания. Второе обстоятельство горьким источником вытекало из первого, и указывало на мою ревность или обиду, так как я понимала, что для Натана существуют другие девушки, и одну из них знают его друзья. И даже более того, принимают, так как ее отсутствие сегодня вечером некоторые вменили моему спутнику чуть ли не в вину!
   В общем, когда в зале зажегся свет, перед Натаном предстала очень недовольная девушка, и когда меня взяли за руку, разумеется, нежно, как только Натан умеет, на меня это не произвело никакого впечатления. Напротив, внутри я испытала даже раздражение: зачем так со мной обращаться, если не имеешь на меня видов?
  Самое смешное заключалось в том, что и я не имела на него совершенно ни одного вида, так почему же сейчас мне было что-то неприятно? Натан не мог знать, что я чувствую, но будучи нереально проницательным, понял, что со мной что-то не так.
   Обхватив за плечи, быстро вывел меня из зала, отвел от любопытных глаз и ушей в сторону и развернул к себе лицом.
   - Лера, как я могу искупить свою вину?
   Ласковый голос снова прошелся мягким бризом по нервам, успокаивая, как благодатный климат приморья.
   - Вину? А кто говорит о вине? Или я чего-то не знаю? - конечно, всегда легче прикинуться наивной девочкой. Пусть сам скажет.
   Натан не сказал. Он улыбнулся, провел тыльной стороной ладони по моей щеке и вздохнул, не сводя с меня глаз.
   - Ты грустишь и скучаешь, тебе не понравился фильм, ты не выглядишь довольной. Я делаю вывод, что не смог тебя развлечь.
   - Ну, кино тем и хорошо, что мужчине совершенно ничего не нужно делать во время демонстрации фильма, - произнесла я ровным голосом без тени улыбки на строгом лице.
   - Я мог бы сжимать твою ладонь, я хотел касаться коленом твоей ноги, прижиматься к тебе плечом, гладить твои волосы, но... - он виновато и насмешливо развел руками.
   - Но Мышке бы это не понравилось, - договорила за него я, и он засмеялся.
   - Маленькая Мышка ничего не понимает, - признался он, - но может очень сильно осложнить жизнь, если игнорировать ее требования и пренебрегать ее интересами.
   - Да уж, - не удержалась я от фырканья, - представляю, что с девчонкой случится, когда ты женишься.
   Честное слово, Натан побледнел - голову даю на отсечение! Я намеренно это заявила и внимательно следила за его реакцией. Можно было бы сказать, что он изменился в лице, но не буду - лицо осталось таким же, как и было, ни разрез глаз не стал другим, ни форма носа. Но братишка побледнел, я бы даже сказала: помрачнел, хотя быстро взял себя в руки. О, клянусь: ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы восстановить внутренний покой, снова отразившийся на миловидном лице. Так что происходит? В чем дело?
   - Натан, а ты случайно не женат? - я умею задавать подобные вопросы, незатейливо и легко понижая градус жгучего любопытства, придавая им статус анкетных, исключительно с ознакомительной целью для расширения кругозора.
   - Нет, - заявил мой странный брат с какой-то поспешностью, чтобы, не дай бог, у меня не зародилось подозрение, что он врет.
   - Нет? Ах, как жаль, значит, Мышкины испытания еще впереди, - с милой улыбкой я достала из кармана ветровки телефон, чтобы узнать время. А время приближалось к отметке 'пора спать'. Я всегда ложусь довольно рано, до десяти вечера. А чем мне еще заниматься? Конечно, спать и видеть счастливые сны.
   - А сейчас мы пойдем на концерт, - заявил вдруг Натан, выхватывая из моих рук инициативу и хватая меня за руку. - Я приглашаю тебя в берлогу.
   - О боже, вы самоубийцы-экстремалы? Мы поедем в лес, на ночь глядя?
  Честно говоря, мне уже хотелось домой. Марина не выходила из головы, а тут еще поймала недовольный и подозрительный взгляд Мышки, на время отлученной от своего любимчика. Девчонка смерила меня недовольным взглядом и отвернулась к подружкам. Ну да, ну да, я очень расстроена, что меня забыли включить в круг ее друзей.
   - Не бойся, это наше логово, там уютно, и бывает довольно весело. Правда, шумно, но мы привыкли. Надеюсь, ты не оглохнешь, - это Натан так меня подзадоривает? Полагает, что разжигает костер моего любопытства? Что ж, помогу ему, подброшу в огонь немного дров, чтобы пламя взвилось до неба.
   - Если там будет клубничное мороженое - согласна и оглохнуть. Я даже подпишу заявление, что не стану выдвигать против вас обвинение в случае, если все же лишусь слуха и получу инвалидность.
   Натан вдруг остановился и снова посмотрел на меня. В его глазах отражалось столько мыслей и чувств, что я решила, будто мне изменяет здравомыслие и критичность. Ну не может взгляд быть таким говорящим. Будто Натан забывал, что можно пользоваться вербальным способом общения, и не произносил слов вслух, а выражал своим взглядом. В его ясных глазах было любование, восхищение и обещание всего-всего, только чтобы я согласилась провести с ним еще немного времени, потому что ему это очень нравится и для него очень важно. Вот такая я дурочка, столько всего напридумывала, пока мы стояли друг напротив друга, и его товарищи подтягивались к нам, поправляя за спинами рюкзаки, застегивая куртки и перебрасываясь шутками.
   - Ну что, вечер продолжается? - спросил один из них, волосатый, высокий и худой парень.
   А кстати, ни одного из тех, с кем я встретилась в самый первый раз в супермаркете, сегодня не оказалось. Те ребята показались мне вполне дружелюбными. Жаль, среди них не было никого, кто мог оказаться сегодня недоволен моим присутствием. Или может, я просто никого из них не запомнила и не узнала, и их хорошее ко мне отношение осталось в прошлом, потому что тогда нас ничего не связывало, и Натан не звал меня в их компанию? Ну не хотят они делить свое время со мной, ну что тут поделаешь. Ладно, я поделаю что-нибудь: ради Натана потерплю еще немного.
   Мы расселись по машинам и Мышка, кстати, оказалась не с нами, чему поспособствовал, я думаю, короткий разговор Натана с одним из своих приятелей. После секретных переговоров Мышку подхватили на руки, перекинули через плечо и потащили к синей иномарке, ну а мы с Натаном и еще с парочкой парней направились к его машине. Небольшой кортеж из четырех машин тронулся в путь, и я с любопытством разглядывала мир, проплывающий за окнами.
  Город готовился встретить ночь. Зажигались огни и иллюминация, улицы преображались, одеваясь в вечерние наряды, менялось настроение, казалось, в воздухе витало ощущение торжественности. Да, такого города я не знала. В это время я обычно расправляла кровать, а потом долго лежала, слушая, как часы отмеряют ход моей жизни.
  Я испытывала благодарность к Натану уже за то, что он позволил мне это маленькое путешествие по знакомым улицам незнакомого города.
  - Нравится? - ну ничего от него не утаишь! Конечно, он уже понял все мои мысли.
  - Очень, спасибо, - ответила я чуть слышно, чтобы не отвлекать мужчин на заднем сидении, обсуждающих какие-то движки и детали.
   - Мне тоже нравится, особенно, когда ты рядом, - откликнулся Натан. - Красиво.
  И снова мягкая волна нежности пробежала через тело. Как же хорошо, спокойно. Теперь я была готова отправиться в любую берлогу, даже к настоящим медведям. Может, подобное состояние и называется эйфорией? Странно, раньше я полагала, что ее можно испытывать только будучи в возбужденном состоянии вблизи объекта вожделения, а сейчас понимала, что мне хорошо ни от чего, просто так, потому что рядом милый человек, он добр и нежен со мной, мне это нравится, и никакие непристойные мысли сейчас не оскверняли мое сознание.
  Логово оказалось небольшим одноэтажным зданием на территории какой-то сервисной службы, ремонтных мастерских.
  Как объяснил мне Натан, четверо из их банды работали здесь автомеханиками, и он в том числе. Я вышла из машины, и если бы не поддержка Натана, могла бы упасть от внезапного головокружения. Давно стемнело, и я вспомнила, как раньше не могла передвигаться в пространстве под черным небом: меня постоянно относило в сторону, как пьяную. Забытые ощущения нахлынули, как прилив, ледяные волны которого будоражат, вызывая всплеск адреналина и кураж. И мне это нравилось.
  - Ну, куда идти? - бодрым голосом произнесла я.
  Натан не спешил отпускать мою ладонь, и я поймала себя на мысли, что это ужасно приятно.
  Все как в первый раз: волнение, тайные взгляды, замирание сердца, первое прикосновение, свое отражение в глазах и страх поверить увиденному. Как такое может быть, что после всего, что у меня было, я еще не потеряла способность радоваться жизни, каждому ее моменту, что и переживала сейчас, в режиме реального времени? А ведь это совершенно не романтическая встреча: при таком-то количестве свидетелей, причем довольно недоброжелательного вида.
  Всей компанией направились к большим дверям, и уже через минуту огромное темное помещение наполнилось гулом голосов. Включили свет, и я зажмурилась. Было довольно грязно, пахло бензином, по углам стояли какие-то машины, но все проследовали вперед, к стеклянной перегородке. Там и располагалось логово этой банды.
  Огромная комната с окнами под самым потолком, мне не понравилась. По неоштукатуренным стенам расположилось несколько старых диванов, возможно, найденных на свалке, пара столов, заваленных одноразовыми стаканчиками, большой шкаф, хранящий, как выяснилось, аппаратуру, ударная установка, гитары и микрофоны. Причем виднелись следы начавшегося ремонта, но, по-видимому, энтузиазм давно прошел, и собравшиеся в этот вечер в данном помещении люди не претендовали на многое, довольствуясь тем, что имели. А впрочем, в наш век дефицита свободных площадей и высокой арендной платы, это помещение можно было считать подарком небес для тех, кто желал уединиться от всего мира, чтобы заняться любимым делом. А придя в логово и пробыв здесь двадцать минут, я уже знала, что любили больше всего 'бандиты' Натана - музыку!
  'Shaft beat' - так называлась группа, и я громко рассмеялась, услышав перевод, но недовольные и осуждающие взгляды девчонок заставили меня оборвать веселье на первых же секундах. Видимо, в данном контексте дамы, являясь ярыми поклонницами группы, призваны были защищать ее интересы и стоять горой за честь имени, подавляя любое желание насмехательства и проявления неуважения к озвученной группе.
   Ребята резво вытащили аппаратуру, установили на подставку синтезатор, разобрали гитары, подключили это все, и уже вскоре из усилителей раздалось гудение, и первые аккорды потрясли мою душу.
   Можно было бы сказать, что я чуть не упала, услышав гитарный перебор. Но, разумеется, я твердо сидела на своем месте, с рождения призванном обеспечивать мне комфорт во время этого процесса, но желание как-то выразить свое отношение к услышанному, побудило меня сказать именно это. Тут было от чего упасть.
  Когда длинноволосый красавчик Павел Первый прокрутил палочки в поднятых руках, отбил на них ритм и набросился на свои барабаны, со счастливым остервенением принявшись их лупить, а Натан и еще пара парней принялись терзать свои гитары, со мной что-то начало твориться. В животе отдавались все их музыкальные построения, руки и ноги покрылись мурашками, а у корней волос почувствовалось какое-то шевеление. Все во мне откликалось на эту музыку. Было громко, тут Натан не приврал, но это и было самым важным. Было так хорошо затеряться в гармоничном вихре электронных звуков, словно возлежать на облаке, не боясь упасть.
  Хотелось закрыть глаза и вцепиться в диванный подлокотник, как на американских горках, до того были похожи ощущения. Я не смотрела на музыкантов, и понятия не имею, что они делали, но внутри меня в этот момент что-то строилось, прекрасная пирамида, по ступенькам которой я поднималась в самое небо, чтобы встретиться... встреться с чем-то или кем-то, очень важным, самым главным.
  Когда первая композиция отыграла, я не сразу пришла в себя. Почувствовав прикосновение к щеке, резко раскрыла глаза. Натан, закинув гитару себе за спину, наклонился надо мной, утирая мне слезинку. Слезы? Я резко выпрямилась, почти испуганно озираясь по сторонам, но все были заняты разговорами, и только Мышка ревниво наблюдала, как Натан склонился надо мной.
  - Тебе понравилось, - констатировал Натан и довольно улыбнулся.
  - Не то слово, - не стала я отпираться. - Это было необыкновенно. Я, конечно, не большой ценитель, мало что понимаю, но думаю, что наслаждалась бы, играй вы просто какую-то гамму. Все же звучание электронных гитар - это круто.
  Здесь я душой все же немного покривила - после того как ребята закончили, я поняла, что стала поклонницей ударных инструментов. Ритм - это наше все, у меня до сих пор в ушах звучал тот ритм, который Павел набивал. Как это имея всего две руки и две ноги, можно создавать такие рисунки? Во мне все откликалось на эти звуки, будто рвалось к чему-то родному, давно забытому.
  Натан уже вернулся к музыкантам, они коротко переговорили, что будут исполнять дальше, а я погрузилась в размышления. Возможно, в прошлой жизни я была барабанщиком, и поэтому игра так возбудила меня? А что, если бы я верила в переселение душ, такой вариант можно было бы рассмотреть более серьезно. Сейчас с таким же успехом можно было предположить, что я была и просто барабаном, вон их сколько.... А может, вообще животным, кожа которого пошла на этот чудный инструмент!
  Не удержавшись, я хихикнула, и тут же вернулась в реальность. А один из 'бандитов' уже стоял у микрофона и ревел в него что-то на английском языке под страшный драйв бас- и ритм-гитар. Ну, о беснующемся Павле Первом я могла бы говорить в стихах, так он преобразился, управляясь со сложной установкой. Просто виртуоз.
  Не успели ребята доиграть свою странную, но жутко гармоничную, хоть и мрачно звучащую композицию, как дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился какой-то парень. О, а я и не заметила, что кого-то не хватало. Это как в цыганской семье - никогда не знаешь, сколько точно у тебя братьев и сестер.
  Парень направился к одному из столов, смахнул пластиковые тарелки и стаканы прямо на пол и принялся выгружать из огромных пакетов... мороженое! Много мороженого! Самое обидное заключалось в том, что все оно было каких угодно сортов, но не клубничное. Неужели Натан не уловил оттенков и нюансов моего сообщения?
  Он, кстати, бросил играть, как только начался процесс опустошения пакетов, подбежал к другу, и вскоре под искусственный свет люминесцентных ламп было извлечено небольшое ведерко... с клубничным мороженым!
  Девушки уже крутились рядом, хихикая и переговариваясь, музыканты тоже оставили свои инструменты и направились к столу.
  - А пиццу кто-нибудь заказал?
  - Заказал, заказал, скоро будет. А сейчас десерт.
  - И кому же в голову пришла идея накормить нас мороженым до ангины? - вопросила одна светловолосая девушка, удерживая в руках сразу несколько вафельных рожков.
  - Натаныч расстарался, - сообщил доставщик айс-крема, сворачивая пакеты. - Жабка, Мышка, сегодня ваша очередь убираться, - и протянул пакеты им.
  Один из молодых людей отошел к шкафу, извлек из его недр швабру и смел все безобразие, разбросанное на полу, в сторону, махнув названным девчонкам рукой: - Вэлкам.
  Натан обошел недовольную Мышку, ловко увернувшись от ее цепких рук и спрятав за спину ведерко с моим мороженым - я не сомневалась, что оно приготовлено именно для меня - и подошел ко мне.
  - Сейчас найду ложку, - он протянул мне угощение.
  - Натан, - окликнула я его. Он остановился и развернулся ко мне. Мне не хотелось его отпускать, я бы стояла так довольно долго, в общем шуме и смехе наслаждаясь тайной близостью с ним. - Спасибо за этот вечер.
  Он вновь приблизился ко мне, и выглядел действительно довольным парнем, который смог мне угодить.
  Пока я любовалась гармоничными чертами лица, он вдруг наклонился ко мне и чмокнул в губы, проделав это настолько быстро, что, думаю, никто не заметил, даже я не сразу поняла, что произошло, и произошло ли вообще.
  - Это тебе спасибо, - проговорил он тихим голосом. -
  Красивая женщина - дар от богов,
  Красивая женщина - зависть врагов.
  Желанная, словно спасательный круг,
  Красива на радость и горе подруг...
  Кому-то от жажды глоток во спасенье,
  И чье-то мученье, беда и волненье...
  - Ну ладно, - пробормотала я растеряно, все же к комплиментам еще надо привыкнуть, особенно к таким. - Но, боюсь, что мне пора домой.
  - Окей, скоро поедем, - Натан даже уговаривать меня не стал, и я рассмотрела в этом большое уважение к моим интересам. Это тронуло меня до глубины души, и я улыбнулась ему так, что еле сдержала откуда-то появившиеся слезы.
  
  ГЛАВА 9
  
  В тот вечер я заболела, и вовсе не мечтой о барабанах, а в прямом смысле. Домой возвращались с Натаном вдвоем, я, разгоряченная и возбужденная, попросила открыть в машине окна, и вечерний ветерок задувал в салон тихонько и ненавязчиво. Все бы ничего, но по дороге Натан еще раза три покупал мне клубничное мороженое, в стаканчике, в рожке, в брикете, в общем, поздно вечером горло засаднило и вдобавок застучало в висках, да так сильно, что пришлось принять таблетку, хотя я терпеть не могу это делать.
  Оказавшись в своем дворе, я протянула руку, Натан с поспешностью за нее ухватился, и мы направились к подъезду. В ожидании лифта я слушала, как стучит его сердце, и меня вдруг охватило беспокойство: а что, если этот парень не правильно меня понял и подумал, будто я предлагаю ему продолжить вечер и плавно перевести общение в горизонтальное положение?
  Клянусь, у меня и в мыслях этого не было, я лишь хотела еще немного побыть с человеком, который этим вечером подарил мне кусочек свободы. Внутри меня все вибрировало и трепетало, как будто все еще слышались гитарные басы и биты ударника. Ощущение было схоже с тем, какое испытываешь, сойдя с поезда на твердую землю, когда чудится, что пол под ногами все так же дрожит и ходит ходуном.
  - Хочешь чаю? - обратилась я к своему спутнику у дверей квартиры.
  Натан не торопился с ответом. Он снова взял мою ладонь и принялся рассматривать и гладить мои пальцы. Наконец, поднял голову и посмотрел прямо в глаза.
  - Чаю? - спросил несколько рассеянно.
  Ну вот, наверное, это и есть момент истины: сейчас или никогда. Стоп, почему никогда? Но точно не сейчас. Прости, дорогой, и не обижайся.
  - Уже довольно поздно.
  - Разве?
  - Для меня так точно - я жуткая соня и уже отчаянно хочу спать, - я попыталась улыбнуться искренне и сердечно, - завтра рабочий день и мне рано вставать. Да и тебе, наверняка, тоже.
  Натан кивнул, опустил голову и снова занялся моими пальцами.
  - Но вечер был таким классным, что совершенно не хочется его заканчивать, - поспешно добавила я. - Так что пообщаемся еще немного, хорошо? А завтра, может быть, продолжим.
  Натан все понял, выдавил улыбку, при этом тоже постаравшись выглядеть как можно искреннее и сердечнее. Тут его отвлек телефонный звонок и, выпустив мою руку, он достал мобильник и сделал шаг назад.
  Я успела заметить. Успела! На экране было написано одно только слово: отец. И Натан нажал отбой! Отбой? Почему он не хочет поговорить с отцом? И почему тот звонит так поздно? Вечер уже готовился перейти в ночь - одиннадцатый час как-никак - а прилично воспитанные люди обычно не звонят в такое время. Разве только случилось что-то важное, или кому-то требуется помощь. Но Натан рассудил, что никому в этот вечер ничего не должен, а я не стала докучать вопросами, ведь слишком мало знаю его, чтобы делать поспешные выводы и испытывать его терпение нудными и бестактными вопросами.
  Мы снова сидели за стареньким столом, пили чай с печеньем и о чем-то говорили. О чем? Да обо мне, конечно. Я отметила, что мой гость избегал внимания, умело переводя стрелки на меня, и пришлось рассказывать ему о пяти годах в музыкальной школе, занятиях во дворце пионеров, турпоездках в Таллинн, Псков и Ленинград, уходе из школы после восьмого класса и поступлении в колледж. В общем, к третьей чашке зеленого чая Натан знал о моем детстве и юности если не все, то очень много, как и любые мои родственники. Ну брат же!
  Мои глаза слипались, я два удерживала голову, и Натан, наконец, поднялся из-за стола. Честное слово, я была готова продолжать бороться со сном и дальше, настолько хорошо и уютно мы сидели. Душистые фрезии, подаренные несколько часов назад, распространяли легкий аромат, близость молодого мужчины кружила голову, зеленый чай обжигал губы, а взгляд красавчика напротив - сердце.
  Этот вечер казался волшебным. Словно отказавшись вовремя лечь спать, я подглядела за тайной жизнью моих игрушек, и они открыли необыкновенный мир, о котором я раньше и не подозревала.
  Нет, я не считаю себя замшелой домоседкой, и со своими бойфрендами выбиралась и в клубы, и в кафе и в кино, но сейчас это все казалось таким пресным и неинтересным, что не о чем было вспоминать. Да и времени с последнего свидания прошло довольно много, достаточно, чтобы все случившееся теперь казалось лишь сном, да и то, приснившимся не мне.
  - Ну, клубничка, тебе на самом деле пора спать, я и так отнял твое время, - произнес Натан, и я хихикнула.
  Клубничка? Что ж, прикольно, меня так еще никто не называл. Из его уст это звучало довольно нежно: Клубничка.
  - Я рада, что мы встретились сегодня вечером, - решила признаться я.
  Натан взглянул на меня, будто хотел проверить, не смеюсь ли я над ним.
  - Мне казалось, ты была не очень довольна тем, что увидела.
  - Сначала недовольна, потом даже очень, - я улыбнулась.
  Снова все дернулось внутри от странного волнения. Мой ангел смотрел на меня так, будто думал о чем-то, а я никак не могла понять, о чем, или могла, но боялась этого слишком серьезного и глубокого откровения, поэтому предпочла сделать вид, что ничего не заметила. Но его взгляд не давал покоя, проникая в самую глубину моей души, словно этот человек желал прочесть меня и постичь. Или уже сделал это и теперь ждет моего ответного хода?
  Я отвела взгляд, и первая пошла в прихожую, включила свет и подала Натану куртку. От нее приятно пахло кожей и одеколоном. Тонкий, почти сладкий аромат, такой же нежный, как и сам Натан.
  Он взял куртку, не сводя с меня глаз, оделся и открыл дверь. Я ощущала его жгучий взгляд и понимала, что полыхаю как та самая клубничка, созревшая в один миг под прямыми лучами солнца.
  - До завтра, - проговорила непослушными губами, чувствуя, как слабеют ноги, и становится горячо в животе.
  Опять этот трепет, ледяными волнами пробегающий через все тело, перебивая дыхание. Натан ничего не сказал, провел рукой по моей щеке и вышел. Я закрыла дверь и прижалась к ней спиной. Через пару секунд поняла, что не услышала ни шума работающего лифта, ни шагов на лестнице, ничего, а это могло означать...
  Я резко выпрямилась, рванула дверь и тут же оказалась в объятиях, крепких и таких страстных, что мое бедное сердце не справлялось со своей работой, грозясь остановиться от чудовищной перегрузки.
  Натан заграбастал меня, как будто я маленькая и худенькая птичка. Казалось, я полностью спряталась в его руках, прижатая к могучей груди. Все произошло молниеносно, я даже не успела ничего сообразить, а его губы уже нашли мои.
  Обжигающий поцелуй. Такое бывает? Бывает, что чьи-то прикосновения вызывают ощущения, сравнимые с ожогами? И боль эта настолько приятна, что впору говорить о мазохизме. Или это называется по-другому? В тот момент было совершенно не важно, что мы делали, и какое название могло бы подойти этому процессу, но было сладко, больно и немного страшно.
  Натан ненавязчиво втолкнул меня в прихожую и вошел сам, захлопнул ногой дверь, и все это не прерывая поцелуя, не говоря ни единого слова, под аккомпанемент наших взбесившихся сердец.
  О, я даже не подозревала, что к нежному мягкому мальчику могут подойти такие эпитеты как неистовый, страстный и сумасшедший.
  Его руки заскользили по моей спине, казалось, ему хотелось обхватить меня всю. Он растрепал мои волосы и уже спустился к шее, когда я замерла и уперлась руками ему в грудь.
  Знаешь, я общалась с разными людьми, и с некоторыми из них какое-то время жила. Все начиналось красиво и даже в какой-то мере романтично, но заканчивалось всегда одинаково - грязью и разочарованием. Мужчины оказывались не такими, какими представлялись в начале наших отношений, открывая о себе такие подробности и нюансы, начиная от странных предпочтений в сексе и заканчивая просто дурацкими привычками и грубым поведением, что я жалела о столь близком знакомстве и желала бы никогда с ними не встречаться.
  И вот сейчас передо мной стоял красивый молодой мужчина, недавно выручивший меня в сложной ситуации, оказавший мне любезность, дарящий прекрасные букеты, желающий проводить со мной время, он даже читал мне стихи. Красиво? Ну еще бы, глупый вопрос, это лучшее, что было в моей жизни. И вот я подумала, что... черт возьми, понимаешь, а что, если при более близком знакомстве и у Натана окажутся какие-то идиотские привычки, дурное поведение и бзики в постели? Что, если он окажется обыкновенным засранцем, как и остальные?
  Не знаю, как объяснить свои чувства в тот момент, когда в тесной прихожей я оказалась в его крепких руках. Я просто испугалась, что в очередной раз разочаруюсь. Только не сейчас. Пусть эта сказка, такая воздушная и цветная, продлится еще чуть-чуть. Пусть мне будет одиноко ночами, я согласна, чтобы меня мучило острое желание и неудовлетворенность, да, я буду одна, но пусть эта красота между нами останется подольше.
  Сейчас я ничего не хотела знать об этом мужчине. Ни что он любит есть, ни какой вид спорта ему нравится, ни откуда он знает так много стихов, ни какие слова и действия он предпочитает в сексе. Ничего не хочу знать! Хочу смотреть в его глаза и чувствовать себя леди. Хочу быть прекрасной и... чистой.
  Натан понял меня, представляешь, понял. Он ослабил хватку и его руки замерли на моих плечах. Возможно, он сам не торопился и не хотел все портить? Секс, ну что секс...
  Прижавшись лбом к моему виску, он тихо зашептал:
  
  - Я сам над собой насмеялся, и сам я себя обманул,
  Когда мог подумать, что в мире есть что-нибудь кроме тебя.
  Лишь белая, в белой одежде, как в пеплуме древних богинь,
  Ты держишь хрустальную сферу в прозрачных и тонких перстах.
  А все океаны, все горы, Архангелы, люди, цветы -
  Они в хрустале отразились прозрачных девических глаз.
  Как странно подумать, что в мире есть что-нибудь кроме тебя,
  Что сам я не только ночная бессонная песнь о тебе.
  Но свет у тебя за плечами, такой ослепительный свет,
  Там длинные пламени реют, как два золоченых крыла.
  
  Вот не знаю, почему я заплакала. Просто так красиво со мной еще никто никогда не говорил. Я отказала мужчине в том, что все они ценят больше всего, но вместо того чтобы настаивать или гордо уйти, громко хлопнув дверью, не забыв процедить что-нибудь обидное в мой адрес, Натан снова читал мне стихи. Снова говорил со мной о чем-то прекрасном, и мне казалось, что у меня и вправду за спиной огненные крылья, и он на самом деле восхищается мной.
  - Прости, - прошептала я, когда он замолчал.
  - Ничего, это ты меня прости, - он осторожно коснулся моих губ. - Мне пора, - он выпрямился. - Спасибо, клубничка.
  - За что?
  - За то, что ты есть, и что ты так прекрасна.
  Он выбежал с поспешностью, будто боялся, что я схвачу его за шиворот и втащу обратно, а я закрыла дверь и с идиотской улыбкой на лице прошла в комнату. Мои щеки горели, сердце потихоньку успокаивалось, а ноги и руки дрожали, будто я испытала сильный стресс с чудовищным выбросом адреналина. А ведь так все и было.
  Подумать только! Целая чужая вселенная прикасалась сейчас к моей, и процесс этот оказался приятным для нас обоих, я была в этом уверена! Расправила постель и юркнула в нее, запоздало отметив, что забыла почистить зубы. Завернувшись с головой в одеяло, лежала и думала о том, как же все красиво. Спасибо моему доброму ангелу за эту красоту и неспешность. Однако, каким же страстным и эмоциональным может быть мой Натан... Ну и что, что его друзья такие буки. На этом я попыталась заснуть, когда горло вдруг покарябало какой-то ужасной невидимой тяпкой.
  Пришлось вставать и плестись на кухню. Я полоскала горло календулой, морской солью и фурацилином, но помогло это мало. На утро горло болело так, что пришлось звонить на работу и брать несколько дней в счет отпуска, чтобы отлежаться и привести себя в божеский вид.
  От Натана пришла смс-ка с пожеланием доброго утра, и из моего ответного приветствия он узнал, какая неприятность случилась со мной.
  В обед он позвонил в мою дверь. Сонная и растрепанная, я поплелась за ним в кухню, где он уже деловито вытаскивал из рюкзака лекарства и угощение.
  Горло саднило с самого утра, не смотря на постоянные полоскания, но при виде разложенных на столе покупок защипало глаза.
  Нарезка колбасы, ветчины и сыра, коробочка с салатом, с бризолью и чем-то еще, замороженное куриное филе и пачка пельменей, макароны, греча, конфеты и печенье.
  - Я не ем гречу, - прохрипела я, борясь со слезами восхищения и благодарности, готовыми пролиться в честь моего спасителя.
  - Ну тогда это мне, с детства ее обожаю. Вообще всю жизнь могу прожить на гречке. Видишь, как я неприхотлив в быту, - и Натан тихо засмеялся.
  - А как же мясо? Мужчины любят мясо.
  - И мясо, разумеется, много мяса, - кивнул Натан.
  Взяв за плечи, он подвел меня к кухонному уголку и усадил на диван, а сам юркнул к кухонной тумбе в поисках подходящей кастрюли.
  - Сейчас сварю тебе куриный бульон, - пояснил он.
  Вскоре на газу стояли кастрюля и чайник, а Натан изучал надписи на упаковках лекарств.
  Чего здесь только не было! Моя аптечка всегда была небольшой - уголь, називин, пенталгин, карвалол, как успокоительное, и на всякий пожарный случай фуразалидон. Теперь же придется искать большую коробку, чтобы убрать туда все эти пузырьки с каплями и микстурами, пакетики с порошками и таблетки.
  - Мне одной столько не выпить, - произнесла я с улыбкой, - я же стану таксикоманом.
  - Сейчас! Кто тебе позволит! Так, сейчас примешь вот это, - Натан отложил какой-то порошок, - насморк есть? - быстрый взгляд на меня и удовлетворенный кивок в ответ на мое отрицательное мотание головой. - А температура?
  - С утра была тридцать семь и семь.
  - Тогда еще и вот эту таблетку. Остальное можешь убирать.
  Пока же он сложил все лекарства в пакет и оставил на краю стола, а мой взгляд вдруг зацепился за две баночки с медом и малиновым вареньем. Наверное, в прошлой жизни я все же была не барабаном, а медведем - так я любила эти вкусности.
  - Это от жабки и Юли. Шлют тебе пламенный привет и пожелания выздоровления, - объявил Натан, заметив вожделение в моих глазах.
  Конечно, так я и поверила! Наверное, отобрал у них это дело с боем, заставив подчиниться грубой мужской силе. Ну что ж, это лишний раз подтверждает версию о том, что мужчина - добытчик.
  Вскоре я уже пила разведенный в чашке порошок, причем Натан придерживал одной рукой мой затылок, а второй дно чашки, так как сама я решиться не могла: странный запах и химическая отдушка лишали меня отваги сделать это добровольно, и Натан мужественно превозмогал мое нежелание, помогая мне приблизиться к моменту выздоровления. Когда чашка опустела, он назвал меня молодчинкой, и мы рассмеялись.
  Было хорошо сидеть и следить за его действиями, а он уже крошил в бульон укроп, пробовал на соль и что-то говорил о пользе домашних средств в борьбе с простудой.
  - Давай в постель, тебе нужен покой и тишина, - вдруг спохватился мой доктор.
  - А варенье?
  - После того, как поешь.
  Даже не ожидала, что придется уходить с такой неохотой. Хотелось смотреть и смотреть на этого высокого сильного человека, крутящегося у плиты. Он даже помыл две тарелки, оставленных в раковине с вечера, чем заслужил в моих глазах несгораемые очки. Но кто знает, быть может, это поведение лишь попытка произвести впечатление? Такое уже бывало: человек красовался, подставляя то один бок, то другой, крутясь в отутюженном костюме супермена, а потом оказывался лентяем, грязнулей и вообще свиньей.
  Впрочем, зачем думать о плохом! В глубине души я не сомневалась, что Натан ничего не делает напоказ, и более естественного и гармоничного человека я еще не встречала. Разве что Эл... Но о том мужчине я не знала совершенно ничего, созерцая лишь сияющий фасад, но зато какой!
  С этими мыслями я внезапно и заснула.
  Проспала я недолго, всего минут тридцать, и меня уже ждала пиала ароматного бульона. Я еле уговорила Натана не кормить меня с ложки, а то он был готов, ей-богу!
  - Почитай мне лучше книжку, - попросила вдруг я, вспомнив мою давнюю мечту. Верхом идиллии для меня была ситуация, когда под мягким светом ночника любимый мужчина читал бы мне волшебные сказки, но ни один из моих любовников не соглашался на эту скучную муру. Один, правда, предлагал анекдоты на майлру, так как любил перед сном погоготать над глупыми и грубыми шутками.
  - Что будем читать? - Натан с готовностью хлопнул себя по коленям.
  Он сидел на стуле, приставленном к моей кровати, спрятанной в небольшой нише. Я подняла руку и, не глядя, стянула с полки над изголовьем кровати любимую книжку.
  - Мумий-троль и комета, - прочел Натан.
  Но я пошла дальше. Отодвинулась к самой стене, замотавшись в одеяло, откинула простынку на освободившемся пространстве, и в ожидании посмотрела на Натана. Только бы не покраснеть.
  Парень не заставил себя долго ждать. Уже через секунду он лежал рядом со мной, вытянувшись во весь свой рост, и мягким нежным голосом тихо читал мне о том, что есть Таинственный путь. И я не знала, чего мне хотелось больше, заснуть, свернувшись калачиком, или расплакаться от ощущения счастья.
  
  ГЛАВА 10
  
  День прошел незаметно. Я то засыпала, то просыпалась, а Натан читал и читал, и под тихий мерный голос было так приятно нежиться в постели, что я несколько раз с трудом удержалась, чтобы не протянуть руку и не погладить его. Догадывалась, что может последовать за этим, и потому еще плотнее завернулась в одеяло, спасаясь от соблазна.
   Проснувшись в очередной раз, обнаружила, что за окнами чернота, я одна на кровати, а приподнявшись и выглянув из ниши, обнаружила Натана на не расстеленном диване. В джинсах и рубашке он лежал на спине, подложив под голову собственную руку, и даже не храпел! Идеальный мужчина. И такой тактичный.
   Утро для меня началось с поцелуя. Нет, не французского, а вполне дружеского, даже врачебного - в лоб. Наверняка Натан убил сразу двух сусликов: поприветствовал меня и измерил температуру.
   Что меня удивило, так это то, что он был безупречно выбрит, а изо рта приятно пахло мятой, хотя у меня зубная паста клубничная. Ну какой еще она может быть, ты же понимаешь.
   Натан заметил, как я принюхиваюсь, и улыбнулся, мазнув пальцем мне по носу.
   - Не волнуйся, Клубничка, у меня есть своя зубная щетка, паста и бритва.
   - Ты...
   - Ничего не планировал, клянусь, просто все время мотаюсь между квартирой и логовом, и часто зависаю у кого-нибудь из друзей, так что ночую, где придется. Вот и вожу свои вещи с собой.
   - Да ты цыган, - пробормотала я. Зря, наверное, потому что на мгновение он опешил, как если бы я сказала что-нибудь обидное.
   - Ну, человек я не семейный, - он внимательно на меня посмотрел, - это мы уже выяснили, так что чего дома сидеть? Но поверь, в душе я очень домашний, чем хочешь, тебе это докажу.
   Я улыбнулась, а сама задумалась, насколько Натан готов к семейной жизни. Нет, не то чтобы я примерялась к нему, боже упаси, еще слишком рано, но любой девушке, особенно если ей уже за тридцать, хочется иметь свой дом и мужчину, который хотел бы возвращаться к ней каждый вечер. А если Натан привык жить, где придется, то... не наскучит ли ему одно и то же место, и не пожелает ли он в скором времени сменить его на что-нибудь новое?
   Кажется, Натан прочел мои мысли, и поэтому нахмурился.
   - Надо навести здесь порядок, - произнес он, поспешно отползая от меня. - А то здесь будет, как в нашей берлоге: ни грамма уюта и домашнего тепла.
   Ага, пусть теперь попробует реабилитироваться в моих глазах, цыган! И ведь реабилитировался!
   С высоты кровати я смотрела, как посторонний мужчина протирает пол в моей комнате. При этом, повелев мне закутаться до самого носа, он открыл балкон, чтобы проветрить помещение. Смешной, ведь за окнами май, благодать и теплынь, но я не стала спорить со своим лечащим врачом, тем более что уже к вечеру первого дня боль в горле отступила, сменившись общей слабостью и недомоганием, и я не хотела рисковать.
   - Ты как-то странно начинаешь утро, - заметила я, когда мой ангел вернулся в благоухающую свежестью и чистотой комнату.
   - Странно? Правда? Вот я такой, - и он закрыл балкон.
   - А почему не торопишься на работу? Уже восемь, помнится, в это время ты пересекал площадь, на которой я работаю, и мчался в свой сервисный центр. Что, если работаешь с друзьями, то тебе можно опаздывать?
   - Работаю, работаю, а сегодня взял выходной, - проговорил Натан. - Иди умываться, я приготовлю завтрак.
   - Выходной? Уж не из-за меня ли? - я проговорила это как можно легкомысленнее, а у самой сердце подпрыгнуло в груди: вот, человек из-за меня переживает, даже теряет в деньгах, лишь бы провести это время рядом со мной... Неужели я настолько ему нравлюсь? Хотя, если вспомнить недавний поцелуй, глупо задавать подобный вопрос.
   Уши мои загорелись, и я поспешила скрыться в ванной комнате. Некоторое время после этого я волновалась и робела, опасаясь, что Натан вот-вот перейдет к активным действиям, ведь не просто так он остался со мной, но, похоже, парень даже не допускал подобной мысли, и из нас двоих я оказалась самой испорченной.
   За все время, что Натан провел в моем доме, его телефон звонил, наверное, раз сто. С друзьями и приятелями он разговаривал довольно охотно, но ответы на неслышимые просьбы и предложения все три дня были одинаковые: 'Нет, не сегодня, я не могу, может быть, в следующий раз'. Как только в квартире раздавался жесткий рок с пронзительным вокалом, можно было не сомневаться - звонит или Мартин, или Санчес, или один из Павлов, или Юлька со Светкой.
   Но было две мелодии, заслышав которые мой Натан хмурил брови и взгляд его темнел. Раздавались ли чарующие звуки скрипки или нежный женский голос с придыханием, он, не раздумывая, жал на отбой. Я так поняла, что раз мелодии разные, то и звонили ему два разных человека. На протяжении трех дней они пытались связаться с Натаном, а тот открыто давал понять, что не желает с ними разговаривать. Не делал вид, что пропустил и не услышал, а сразу отключал телефон.
   - От кого это ты прячешься? - не выдержала я однажды, когда он готовил обед, а я сидела рядом и зашивала карман у юбки. Натан самозабвенно переворачивал каждую пельмешку на огромной сковородке, и на секунду замер, услышав мой вопрос.
   Он убавил огонь, медленно обернулся ко мне и посмотрел задумчивым взглядом, будто решая, стоит ли мне довериться.
   - Лера, это не важно, - наконец, сообщил он и уже, было, отвернулся, когда услышал мое:
   - Ми-нууу-точ-ку!
   Пришлось ему разворачиваться обратно, медведю косолапому.
   - Натан, ты меня вылечил, буквально подняв на ноги, - я выставила вперед руку, пресекая его попытку возразить, и продолжила. - Я рада, что это время ты разделил со мной. Но вот в качестве кого? Близкого друга, которому я могу доверять, потому что понимаю и знаю его, или незнакомца, полного тайн и недосказанности, от которого не знаешь, чего ждать, потому что он играет в темную и...
   - Я не играю в темную, что ты говоришь! - невозмутимость отказала моему повару, и он практически выкрикнул это, выражая возмущение по поводу моего заявления. Он обиделся? Да неужели!
   Я хотела пояснить свою мысль, но поток моих аргументов остался невыплеснутым, так как в очередной раз заиграла скрипка, протяжно и надрывно, печально и тоскливо, и Натан снова как собака Павлова, потемнел лицом.
   - Ну и? - я демонстративно сложила руки на груди и уставилась на него с победным видом. - Что, скажешь, это не важно? Человек разыскивает тебя второй день, а ты откровенно игнорируешь его!
   Натан достал телефон из кармана джинсов, взглянул на экран, хотя и так было понятно, что он знает, кто звонит, и вздохнул.
   - Я игнорирую его вторую неделю, а он игнорировал меня всю мою жизнь, - проговорил Натан тихо, но на этот раз ласковый баритон не мог меня обмануть. Мне хватило мгновения, чтобы почувствовать, что парень напротив натянут как струна, которая вот-вот порвется, и лучше не давить, потому что я причиняю ему этим боль. Пусть я не понимаю сейчас его действий, но все равно должна поддержать, а не осудить.
   Какая-то сила подняла меня с места и подвела к нему. Я накрыла рукой его руку, сжимающую надрывающийся телефон, и заглянула в глаза.
   - Натан, конечно, не хочешь, не отвечай, только скажи, могу я тебе чем-нибудь помочь? А то мне кажется, что тебе сейчас очень плохо.
   Дурочка я, ну чем можно помочь человеку, которому явно кто-то нанес душевную травму? Что такого я могу сделать и какие подобрать слова, чтобы облегчить его состояние? Но, как оказалось, кое-что я могла.
   Натан уцепился за мой вопрос, как будто у него имелся ответ, и уже давно.
   - Клубничка, ты очень даже можешь мне помочь, - он смотрел на меня, и стало так жарко, что захотелось залезть в ледяную ванну. - Обними меня, мне сразу станет легче.
   Я не стала ни ломаться, ни раздумывать, потому что не увидела в его глазах ни намека на насмешку, вот ни грамма. Поэтому и обняла как друга, как брата, как доброго ангела, которому вдруг самому понадобились помощь и утешение.
   - Ты расскажешь мне, в чем дело? - спросила шепотом у его подбородка, в который уткнулась.
   - Это все мой отец, - прошептал Натан. Телефон уже давно молчал, возможно, абонента озадачил тот факт, что на этот раз его вызов не сбросили.
   - Ты в ссоре с отцом?
   - Да, так бывает, - он попытался усмехнуться.
   - О, можешь мне не рассказывать, я знаю, что это такое. Я ненавидела своего отца большую часть сознательной жизни, - призналась я.
  Не знаю, зачем заговорила об этом, о позорной странице моей юности, но может, признание поможет мне самой получить хоть какое-то облегчение.
   - Ты можешь испытывать к кому-то ненависть? - о, он джентльмен, я это знаю, но не надо меня спасать, я знаю о себе всю правду и не собираюсь прикрываться фиговыми листочками.
   - Поверь, в моей душе достаточно черноты, чтобы ты пожалел о том, что сейчас обнимаешься со мной.
   Вместо ответа Натан еще крепче прижал меня к себе. Он так много сказал этим жестом, что пришлось зажмуриться, чтобы не дать волю чувствам и эмоциям, ведь обстановка и без моих хлюпаний была достаточно накаленной и драматичной.
   Он выключил газ, и так мы и направились в комнату - он ни на миг не выпустил меня из объятий, и оба мы делали вид, что это ради его душевного спокойствия и поддержки, а не потому, что он мужчина, а я женщина. Но очутившись на диване, Натан меня огорошил:
   - Давай, Клубничка, рассказывай, что у тебя произошло с отцом.
   Ого! Так кого мы собираемся лечить, его или меня? Подняв голову, я взглянула на него, и вопрос отпал сам собой.
   Я осторожно высвободилась, Натан не стал настаивать. Немного отодвинувшись, и глядя на диффенбахию, простирающую ко мне свои пятнистые листья, я заметила:
   - Это твой отец звонит тебе каждый день и ищет с тобой встречи, а моего давно уже нет на свете, ведь пять лет - это очень много.
   - Ты скучаешь? - Натана провел по моим волосам, будто погладил по голове маленькую девочку.
   - Не то слово. А больше всего меня мучает чувство вины.
   - Чувство вины? - голос Натана прозвучал странно, и я отважилась взглянуть на него. Серьезный и бледный, он не сводил с меня глаз, в глубине которых застыла боль и решительность. - В чем же ты можешь быть виновата перед ним, да еще и спустя столько лет?
   Мой вздох был тяжелым и горестным. Нет, все давно улеглось, костер погас и даже угли уже не тлели, но пепел былого пожарища раздражал не зажившие до конца раны, ведь человеческую душу невозможно исцелить мимолетным торопливым 'прости'.
   - Понимаешь, мой отец всю жизнь был глубоко несчастным человеком. Это не позволяло ему дарить радость своим близким, и близкие его за это ненавидели, что только усугубляло его страдания. В этом порочном кругу мы и бежали всю свою жизнь, - слезы против воли показались на глазах.
   А я-то думала, что все уже давно в прошлом.
   - И что такого сделал твой отец, что ты не могла его любить? Ведь именно твоя нелюбовь причиняла ему страдания, так?
   О, я уже давно перестала сомневаться в том, что Натан психолог, причем от бога, действующий по наитию, а оттого почти не ошибающийся.
   - Он был одинок, - теперь я знала, как назывался недуг моего родного отца. - Все было из-за этого. Он не мог верить в добрые чувства к нему, потому что то, что сидело в нем, отделяло его ото всех, кто его окружал, и извращало их слова, не позволяя просто жить и наслаждаться этим процессом. Ему всегда было плохо, он все видел в черном цвете, был подозрителен, груб и несдержан. Он взрывался из-за малейшего пустяка, а неповиновение было способно довести его до бешенства. Все свое детство я жила под гнетом его власти, боялась его и подчинялась, а в подростковом возрасте взбунтовалась, и тогда и началась наша война. Он пытался по-прежнему гнуть меня, а я давала сдачи, и плохо было обоим.
   Мама отдалилась от него, мы обе презирали его и пытались всячески задеть и умалить, не понимая, что только больше проворачиваем нож в его сердце, толкая лезвие все глубже. Не нашими стараниями этот нож попал туда, но именно мы кромсали им сердце отца.
   - К шестнадцати годам я ненавидела его настолько, что желала ему мучительной смерти и вечных мук ада, представляешь?
  Натан, умница, достал из кармана носовой платок и протянул мне. Я тут же схватила его, потому что мотать сопли на кулак не хотелось. Стоп, у Натана в джинсах платок? Уникальный человек!
   - Вы не слышали друг друга и не соглашались на перемирие?
   - О, это было невозможно, - я грустно улыбнулась. - Слишком много взаимных обид, унижений и оскорблений. Никто не хотел, да и не мог уступить. Это страшно: два самых близких и родных человека причиняли друг другу боль, страдали, и снова шли в бой, лишь переставала течь кровь, и вновь и вновь наносили друг другу раны. И так год за годом.
   - Иди сюда, - Натан сам подсел ближе и снова обнял меня. Я не стала сопротивляться, прижалась к его плечу, не отнимая платка от носа. Слезы текли из глаз и не думали останавливаться.
   - У тебя... с отцом что-то подобное?
   - Нет, - сухо сказал, как отрезал, Натан, но я не собиралась сдаваться. Если он раскрутил меня на признания, неужели я не смогу сделать то же самое? Не может быть, чтобы он не нуждался хотя бы один раз в том, чтобы излить свои переживания кому-то. Почему не мне? По-моему, за эти два дня между нами возникла очень даже доверительная атмосфера, и мы уже не просто знакомые, а вполне себе друзья, наверное...
   - Но ведь он тебе что-то сделал, твой отец, раз ты не хочешь даже поговорить с ним? Это же не просто так, - не сдавалась я.
   Натан продолжал молчать, и только тихонько поглаживал мои плечи.
   - Знаешь, однажды все изменилось, - произнесла я. - Один человек, мой преподаватель философии, дал странный, но дельный совет. Он знал о войне с отцом: застав меня в слезах, заставил все ему рассказать. Бывают такие люди, которым невозможно отказать, даже, больше того, хочется говорить и говорить, раскрывать душу и впитывать их сочувствие, наслаждаясь пониманием и поддержкой, - я замерла. По сути, я только что описала то, что чувствовала по отношению к самому Натану. Только в этот момент он сам оказался в положении, когда остро нуждался в помощи и поддержке, и я намерена была оказать их ему, во что бы то ни стало.
   - Что же он тебе посоветовал? - Натан отвлек меня от рассуждений.
   - Ах, да. Надо было каждое утро, стоя перед зеркалом, говорить, что я люблю своего отца.
   - И что же в этом необычного и странного?
   - А ты пробовал? Ты пробовал сказать о любви к человеку, которого ненавидел и хотел видеть горящим в аду за все унижения и издевательства, которые пережил за свою недолгую жизнь?
   Натан выпрямился, поднялся и отошел к окну, уставившись на цветы в кадках и горшочках. Тикали часы, тарахтел холодильник, только не капала вода на кухне - еще в первый день Натан подкрутил кран.
   - Я всю жизнь нуждался в отце, - проговорил он тихо, глядя в окно, - и никогда его не имел. По сути, можно сказать, что он отрекся от меня. Во всяком случае, я никогда не был ему нужен.
   - Он бросил тебя и маму?
   - Не совсем так, - парень вздохнул. Его широкие плечи опустились, словно он сгорбился под весом тяжести, навалившейся на него много лет назад.
   - Ты не хочешь мне рассказать?
   - А зачем? - он обернулся ко мне, его глаза были сухими, но странно блестели. Этот парень умеет сдерживать демонов, прячущихся внутри, так что, если не заглянешь ему в глаза, не догадаешься, какие муки он может испытывать.
   - Конечно, я ведь никто, я, наверное, не достойна узнать сию великую тайну, - понимаю, что использовала запрещенный прием, но в ту минуту я и правда страшно обиделась на него, а он уже приблизился ко мне и остановился напротив.
   - Просто это не интересно, и зачем тебе чужие проблемы?
   - А может, я их коллекционирую!
   - Правда? - он даже выдавил улыбку, во всяком случае, его губы раздвинулись, показав ровные зубы. - Ну, тогда вот, для твоей коллекции.
   Он снова отошел к окну, не сводя с меня глаз, и облокотился о подоконник.
   - Мы жили довольно неплохо, пока была жива мама. Как оказалось, именно она была связующим звеном между мной и отцом, но когда ее не стало, все рассыпалось. Мне было восемь лет, когда рак сжег ее, и я не знал, что отец готовил почву для новой жизни. После смерти мамы он быстро женился второй раз. Мачеха невзлюбила меня. Сейчас я думаю, что она ревновала - я был очень похож на мать, просто живое напоминание о ней, а этой женщине хотелось жить с моим отцом настоящим, где нет места призракам прошлого. Год мы прожили как на войне. Я получал от нее тычки и затрещины за малейшие ошибки и провинности, она донимала отца постоянными жалобами на меня, а отец морщился и требовал покоя, потому что он устал, он зарабатывает деньги, и дома хочет тишины, порядка и уюта. В общем, защищал себя, но не меня, своего сына. Через год он решил отправить меня к бабушке, своей теще.
   Я смотрела на красивое лицо взрослого мужчины, разглядывала мускулы, но слышала голос маленького мальчика, которого безнаказанно обижали, и некому было заступиться за него. А потом его выбросили. Бедный, мои обиды на любящего, но грубого и закомплексованного отца казались сейчас глупыми и недостойными быть озвученными.
   - Ну, у бабушки-то ты был счастлив? Ведь она научила тебя заботиться о цветах, - я улыбнулась, заметив, как потеплели его глаза.
   - Да, с ней было хорошо. Целый год я убеждал себя, что ничего страшного не произошло, просто мой папа не умеет любить детей, и мне лучше жить здесь, в доме бабушки. Что дело не во мне, а в неспособности отца к нежности.
   - Год? А что потом?
   - А потом я узнал, что у отца родилась дочь, - Натан снова отвернулся, и мне стало так нестерпимо его жалко, что не знаю, как я удержалась и не бросилась к нему. Думаю, в этот момент я бы только помешала ему. - Смешно вспоминать, - и он и правда, улыбнулся, но улыбка вышла жалкой и печальной, - в то время я много рисовал, желая подарить эти рисунки своей сестренке, и ждал. Клубничка, я ждал, что отец приедет за мной. Ведь раз у него появилась дочка, значит, он снова решил стать отцом, и значит, готов любить и меня, ведь так? Несколько месяцев я уверял себя, что стоит еще немного подождать, и отец обязательно меня заберет. Росла гора моих рисунков, и таяли надежды на семейное счастье с сидением на коленях у отца и чтением сказок на ночь.
   Натан снова обернулся ко мне.
   - Именно я, я был не нужен отцу. Он полюбил свою новую дочь, а я так и остался на задворках воспоминаний о жизни, к которой он не желал возвращаться. Я смирился с тем, что меня выгнали из семьи и лишили отца, уговорив себя жить с этой правдой дальше, уверив самого себя, что мой отец просто не создан быть родителем и воспитывать детей. Но когда у него родилась дочь, и он от нее не отказался, как от меня, эта боль разгорелась с новой силой, и я уже не искал аргументов в защиту моего родителя. Так и прошло мое детство.
   - И ты не примирился с отцом?
   - Почему же? Примирился, я вырос и больше не представлял угрозы для жены моего отца, хотя до сих не пойму, чем был так страшен ей в свои восемь лет. Я часто бываю в том доме, сестра во мне души не чает, моя несостоявшаяся мачеха также вполне меня терпит, только с отцом у меня не сложилось.
   - А что же он так хочет тебе сказать, что звонит столько дней?
   - Это не он звонит, а его жена.
  - Его жена? Но я видела входящий звонок на твоем телефоне.
  - Отец попытался со мной связаться, я тогда провожал тебя и знал, что не стану с ним говорить.
  Я лихорадочно соображала. Если звонил не отец, а его жена, то кто второй, интересно?
  - Так что же они от тебя хотят?
  - Того, чего всегда желаешь с приближением старости и болезни - знать, что не одинок, что есть кто-то, кто сможет о тебе позаботиться.
  - И ты намерен отказать отцу в этом?
  Натан метнул в мою сторону быстрый взгляд.
  - Я всегда помогаю им деньгами, я нянчился с сестрой, я доставал для его жены лекарства, которых даже не было в стране.
  - Что же им понадобилось сейчас?
  Натан посерел.
  - Мое прощение, - произнес он так, будто собрался после этого умереть.
  Слезы с новой силой брызнули из глаз, и я не пыталась их сдерживать. Ожила картина из прошлого. Отец задыхался, лежа без подушки, раскрытым ртом глотал воздух, которого было так мало, впалая грудная клетка едва поднималась, затуманенные болью глаза уставились в потолок. А я твердила только одно: 'Папочка, прости, прости меня за все, за всю боль, которую я причинила тебе, за все мои поступки и слова. Как же мне жаль! Если бы можно было все это собрать и уничтожить, я бы взяла их себе, только бы ты не испытывал той боли, которую я тебе причиняла'. В тот момент я не знала, что у меня есть только десять минут, чтобы этот человек услышал меня и простил. Десять минут для свободы от взаимных унижений и страданий, десять минут светлой любви, десять минут жизни в прощении.
  Все последующие годы я благодарила небо за эту возможность, ведь в тот день я могла не приехать в дом родителей, или появиться там позже, когда бы все уже было кончено и сердце отца перестало биться. Но мне был дан этот шанс, и всю жизнь я буду сожалеть лишь о десяти минутах счастья для отца, который прожил жизнь и так и не узнал, что значит быть отцом, быть любимым дочерью и ценимым женой.
  - Нет ничего страшнее сознания, что не успел простить и попросить прощения, - прошептала я срывающимся голосом. - И не говори мне, что тебе не за что извиняться.
  Натан прикрыл рот кулаком, и мне показалось, что он пытался сдержать какие-то эмоции. В полной тишине раздавалось лишь мое хлюпанье, пока я не вспомнила о чудесном платке Натана. Наконец, мужчина у окна отмер.
  - Клубничка, а как твой эксперимент по признанию в любви?
  Я оценила его старания - ему было не просто заговорить, и с голосом что-то было не так, но я не подала виду, понимая, что он бы этого не хотел.
  - Тогда многое изменилось, - охотно откликнулась я. - Первые дни меня ломало и корежило. Я не с первой, и даже не с десятой попытки смогла сказать слово 'люблю' по отношению к отцу, и несколько дней не чувствовала ничего кроме отвращения и к нему и к себе за то, что делаю, но однажды все изменилось, словно кто-то щелкнул невидимым тумблером. В тот день, стоило мне произнести уже ненавистную мной фразу, сердце откликнулось на эти слова такой болью, что я испугалась. Несколько минут я сильно плакала и рыдала, и вдруг пришло понимание, что это слезы и боль моего отца. Я увидела, что он не злой, грубый и жестокий человек, а несчастный, маленький мальчик, который боится этой жизни, страшится признаться самому себе в том, что неудачник, что его жизнь не удалась, что жена не уважает его, а дочь откровенно ненавидит. Я долго не могла успокоиться в тот день, и что-то начало меняться в моем отношении к нему, но извиниться перед ним за все свои проступки я смогла только перед самой его смертью.
  Я вдруг разглядела, как блестят глаза Натана.
  - Видишь, какие чудеса творит волшебное слово 'люблю', - проговорила я. Мне было легче - я могла не скрывать свои слезы.
  - Спасибо, - только и произнес этот человек.
  Я пожала плечами.
  - За что?
  - За то, что ты постаралась и сделала это, что узнала тайну слова и делишься ею со мной.
  Мы оба улыбнулись.
  - Я понимаю, что чудо не случится сразу, и понимаю, что у тебя есть все основания сердиться - ты действительно обиженная сторона, мальчик, обделенный родительской любовью, но... отец уйдет, а тебе с этим жить, с его болью и своим непрощением, и это не даст тебе покоя, уж поверь мне. Я смогла получить свое освобождение, но боль от того, что это произошло так поздно, не отпускает до сих пор, понимаешь?
  - Ты хочешь, чтобы я с ним поговорил?
  - А ты поговоришь?
  - Я... не знаю, кажется, я еще не готов.
  - Тогда скажи им, что тебе нужно время.
  Натан, не сводя с меня взгляда, достал телефон и принялся набирать смс.
  - Я сказал, что скоро навещу их, но когда - еще точно не знаю.
  Я улыбнулась сквозь слезы. Мне нравилось сердце этого человека, его готовность отказаться от неправильной установки, если она не несла в себе позитивного начала. В этом весь Натан, и он мне таким нравился.
  - Думаю, нам надо прогуляться до магазина, - заявила я, вытирая глаза, - купить торт и устроить веселое чаепитие. Я угощаю.
  Я чувствовала необыкновенное воодушевление, будто этот разговор помог очиститься от чего-то тяжелого и плохого. А еще - приоткрыл душу моего друга.
  - Ни в коем случае! - заявил Натан. - Всегда платит мужчина.
  - Не стану спорить, - тут же уступила я и направилась к шкафу за одеждой.
  - Даже не думай о мороженом, - заявил Натан, когда мы проходили мимо огромных ларей с волшебным пломбиром. - Я, конечно, не прочь и дальше ухаживать за тобой, но по себе знаю, как паршиво бывает, когда болит горло.
  С притворным горестным вздохом я последовала за ним в кондитерский отдел.
  - А кто твоя сестра? Ты говорил, что дружен с ней.
  - А как же, и даже больше, - Натан копался в кармане, так как некто голосом Элиса Купера верещал о чем-то важном и зловещем.
  Он снова ответил 'нет, не знаю, поговорим позже - сейчас я занят', а я пристала с очередными вопросами.
  - Что значит 'больше'? В каких отношениях ты со своей сестрой? - тут же набросилась я на него как ревнивая женушка.
  Натан остановился, лениво развернулся в мою сторону, и я увидела на лице насмешливую улыбку.
  - А то ты не знаешь, ты же все видела и поняла, умная девочка Клубничка.
  - Я все видела?
  - Да, очень многое, - подтвердил Натан, коварно улыбаясь.
  - А что я видела? Юлю, Свету, Жабку, Мышку, правда не знаю, кто из них кто и отличу только Мышку... Постой... постой-постой...
  Натан решил не мучить меня, все же был вечер, и он счел меня уставшей.
  - Машка, Мышка.
  - Она твоя сестра? И она... то самое 'даже больше'?
  - Это же очевидно, - он пожал плечами и вновь направился на поиски торта.
  - И почему ты говоришь об этом так спокойно? Тебя это устраивает?
  Он недовольно покосился на меня.
  - Разумеется, нет, не думаешь же ты, что я аморальный тип? Ну, может, я и такой, - спохватился он, решив не грешить против истины, - но она же моя сестра.
  - Но ты поощряешь ее внимание.
  - Я не поощряю.
  - Ты позволяешь ей так себя вести!
  - Потому что на нее не действуют никакие слова и уговоры. И бесполезно запрещать ей таскаться за мной, приходить в наше логово и тусоваться с моими друзьями. Она все равно никого не слушает и делает, что хочет.
  - А ты?
  - А что я? А я - таскаюсь за тобой, - он взял меня за руку, чтобы ускорить процесс покупки.
  - И сколько ей лет?
  - Девятнадцать.
  - Сколько? Она выглядит на пятнадцать!
  Я не ожидала, что эта девочка уже студентка. А я еще удивлялась, что эта малолетка делает в компании взрослых мужчин!
  - Ну, она в мать, той тоже не дашь ее возраст. С генами, наверное, повезло, - усмехнулся Натан.
  - Слушай, постой, если тебе звонила мачеха, значит, второй была Мышка?
  - Нет, - бросил Натан, тут же поняв, что слово не воробей, но было поздно. Я прямо увидела, как он хотел бы забрать назад своего воробья и сказать 'Да'.
  - Так кто же?
  - Не важно.
  Это было последним, что я услышала от него, и дальше продолжать допрос было бесполезно, тем более, что мы пришли в место нашего паломничества и я отвлеклась на разнообразие крема и фруктов, украшавших воздушное безе и горы бисквита.
  Вернувшись домой, мы словно попали в другое измерение. Я смутно понимала, что происходит, но наэлектризованный воздух мешал свободно дышать и рассуждать трезво и здраво.
  Так к вечеру второго дня мы оба делали все на автомате и большую часть времени прятали друг от друга глаза. Боже, что с нами происходит? Казалось, в воздухе повисло напряжение, как бывает перед грозой, и стоило бы кому-то из нас сказать одно неосторожное слово, сверкнула бы молния и грянул гром.
  Я знала одно: этого допустить никак нельзя, еще не время и так нехорошо. Если мужчина остается со мной наедине, это не означает, что очень скоро он получит от меня все, чего пожелает.
   Натан и не настаивал, я видела это, но мы оба чувствовали, что стоит кому-то намекнуть... вот и отводили глаза, тщательно подбирая слова для поддержания ничего не значащей беседы.
   В восемь часов мы опять завалились на мою кровать, только мне казалось, что наши сердца стучали так громко, что мы оба это слышали.
   Я закрыла глаза, снова и снова слушая историю о том, как над Муми-долом нависла великая опасность, и красная комета, приближающаяся к планете, грозила великой катастрофой всему живому. Я думала о том, как важно в такое время, когда весь мир сходит с ума от страха, иметь семью и друзей. Тогда не страшно ничего, ведь у них есть все, что нужно - они вместе, и между ними любовь, дружба и уют.
   - Лера, у тебя есть второй ключ от квартиры?
  Слова Натана показались странными. Кажется, такой реплики не было ни у одного из героев сказки. До меня не сразу дошло, что это вопрос, и адресован он мне.
   - Что? - я раскрыла глаза и посмотрела на соседа по кровати.
   Какой же он красивый. Ярко-голубая футболка обтягивает довольно внушительные плечи и грудь, рукава обхватывают тщательно прокачанные мышцы, на подбородке уже проступает легкая светлая щетина, а губы такие... манящие, такие обещающие. О, я уже знаю, как они могут обжигать, причиняя боль и принося облегчение...
   - Я посмотрел, у тебя дверь не захлопывается сама, - произнес Натан тихо, наблюдая за тем, как мой взгляд жадно скользит по его лицу и фигуре. Встретившись с ним глазами, я едва сдержалась, чтобы не отпрянуть, словно пойманная на месте преступления. - Когда ты уснешь - я уйду, не хочется оставлять тебя в незапертой квартире. Ты могла бы дать мне ключ, чтобы я закрыл тебя. А утром вернусь.
   - А почему тебе надо уходить? Тебя... ждут? - почему у меня голос такой хриплый, если горло больше не болит? И почему стало так неуютно, как будто повеяло холодом? Ну конечно, я уже избаловалась, привыкла за сутки, что Натан рядом, никуда не спешит и не убегает. Его решение покинуть мою квартиру отозвалось непонятным мне самой разочарованием.
   - Ты же знаешь, Лера, почему мне лучше уйти, - Натан почти шептал. Как у него получается говорить таким тоном, что по коже бегают мурашки? Еще пара предложений, сказанных с такой интонацией, и я не смогу сдержать своих порывов. Да, он прав, я все знаю...
   Теперь понятно, почему он внезапно убегал, срываясь с места и прощаясь на ходу. Парень желает до конца оставаться рыцарем, а для этого ему надо быть как минимум на другом конце города, подальше от меня. Боже, как не покраснеть и как не наброситься на него?
   - Наверное, нужно выпить чаю с оставшимся тортом, - Натан первым вскочил, и мой жест, когда я высвободила из-под одеяла руку и протянула к нему, остался незамечен им. Ну что ж, вот и замечательно. Еще не время. Не время. Я судорожно вздохнула и убрала упавшие на глаза волосы. Что же со мной творится?
   Все произошло на исходе третьего дня. Слишком быстро, скажешь ты? Наверное, я даже не найду, что тебе возразить. Но Натан слишком необычный человек, и с ним все не так, как было у меня раньше, и традиционные сроки тут не играют никакой роли. Наверное, все дело во внутренней готовности, а он мне, если честно, не оставил ни шанса на дальнейшее 'дозревание'. Он пришел за урожаем клубники, и уже ничего не могло его остановить.
   Была моя очередь мыть посуду, и я занималась обычным делом с обычными эмоциями - никакими, все мои мысли и чувства в последнее время занимал только один человек. Эл отошел на второй план, я уже не верила ни одному его слову, и то, что вчера он отбыл в командировку в северный регион страны, было даже хорошо. Во всяком случае, показательно: видимо, не судьба нам быть вместе. А Натан - вот он, только руку протяни, сидит за столом, как всегда, с задумчивым взглядом, и изучает меня, старательно пытаясь спрятать истинные чувства, так похожие на мои. Но мы по-прежнему молчали и следили за своим поведением. Так было надо.
   Разделавшись с посудой, я выключила воду, сделала шаг назад и... наткнулась на Натана. Резко обернувшись, оказалась буквально в ловушке: позади кухонный стол с мойкой, передо мной - возбужденный мужчина. Ни шанса прикинуться, что все в порядке и ничего из ряда вон выходящего не произошло. Я смотрела в бездонные голубые глаза и понимала, что сейчас все и произойдет, Натан больше не убежит.
   Крепкие руки вцепились в меня, как будто он верил, что у меня найдутся силы вырваться, но это было не так. Все мои силы иссякли в тот момент, когда он очень откровенно прижал меня к себе, и не осталось никаких сомнений - парень был готов. Я вдруг поняла, что не смогу ему отказать. Не захочу. На меня навалилось странное оцепенение, когда чувствуешь все довольно остро, но не можешь даже пошевелиться.
  Он смотрел на меня, и я была полностью в его власти. Клянусь, было бы бессмысленно сопротивляться мужчине с такими глазами. В этом взгляде опять отразилось столько всего, что вынести подобное откровение было выше моих возможностей, и ноги едва меня держали. Я понимала, что хочу всего того, что обещали его глаза.
  До сих пор я считала Натана добрым мальчиком, милым и нежным, послушным моей воле и умеющим подчиняться моим решениям. Сейчас же на меня смотрел доведенный до предела мужчина, с которым я не рискнула бы спорить и выяснять, насколько он сильнее меня.
  Это кружило голову, как если бы я напилась. Никогда не была пьяной, но испытывала сейчас что-то подобное, и все вокруг теряло реальные очертания.
  Был только этот возбужденный мужчина, сдерживающий желание усилием воли, и я видела, что с каждой секундой эти цепи самообладания тают и истончаются. Еще немного, и он набросится на меня, и ничто, ни слова, ни действия не остановят его.
   А, к черту, это уже не важно. Он не услышит ни одной просьбы о пощаде! Я сняла с головы заколку, и волосы рассыпались по моим плечам. Это послужило сигналом к началу чего-то небывалого в моей жизни.
   Милый мальчик исчез, добрый ангел улетел, разъяренный мужчина, раздразненный моей медлительностью, набросился на меня, и с придыханием и странным рычанием принялся рвать на мне одежду. А я ему помогала и старалась ни в чем не отставать. Он рванул на мне рубашку, ну и я на нем. Он схватил меня за плечи и вжал в свою грудную клетку, ну так я вожмусь еще сильнее. Как ему мои пальцы? Ягодицам комфортно? Надеюсь, синяков не останется.
   Его глаза загорелись каким-то огнем, когда он понял, что сопротивления не будет, и начался наш танец. Слишком узкий коридор мешал добраться до комнаты, и мы постоянно натыкались на стены, но не прервали поцелуя, причиняющего боль губам, коже, сердцу... До кровати добрались не сразу, по пути растеряв остатки одежды.
   Это было незабываемо. Никогда даже не подозревала, что у меня такая чувствительная кожа, что его горячее дыхание может вызывать такие ощущения, доводя до восторженной икоты. Конечно, ты понимаешь, что я оставлю за скобками все, что мы вытворяли в тот вечер, потому что уважаю тебя, и потому что то, чем мы занимались, называется не порно, а любовью, а значит, касается только нас двоих. Но меня удивила собственная смелость. В том, что этот парень не будет в кровати нерешительным и робким, я даже не сомневалась, но что я постараюсь не отставать от него в этом, стало для меня откровением.
   Его искренность без усилий смела мою защиту, его страсть распаляла меня, а рычание и шумное дыхание сводили с ума, лишая остатков разума. И в какой-то момент было уже не разобрать, в чьих руках оказалась инициатива, и кто управлял процессом.
   И все же Натан остался нежным. Все его действия, порывы и рычание не причиняли мне ни капли дискомфорта. Все время, что была с ним, я ощущала себя закутанной в прозрачное облако, нежно касающееся кожи, и не сразу до меня дошло, что это его руки, губы и язык делают со мной такое. Волшебные ощущения и незабываемые впечатления!
   В общем, акробатические этюды и смелые решения были пронизаны небывалой нежностью, и на границе сознания поселилось изумление, что так может быть, что это возможно. Ни на секунду ни Натан, ни я не превратились в диких животных, и когда меня выпустили из этого сладкого плена, я ощущала себя такой же чистой, как и некоторое время назад, до того, как прикоснулась к нему и заглянула в его глаза.
   Требовалось время, чтобы обсохнуть, потому что Натан облизал меня, словно я была леденцом, и каждая жилочка стонала от усталости и наслаждения. Натан держал меня за руку, отдыхая рядом, его грудь уже не вздымалась, дыхание было ровным и неслышным, и я улыбнулась, глядя на эту метаморфозу: это вот этот парень только что нависал надо мной огромной глыбой страсти, а я кричала, вцепившись в его плечи и обхватив ногами его поясницу? Впрочем, молчу, молчу, а то еще три часа проговорю о том, как хорошо мне было. Уверена, у тебя тоже нашлось бы, что порассказать, и я благодарна тебе, что ты держишь это при себе. Думаю, наши мужчины не хотели бы оказаться предметом детального анатомического обсуждения, но обожания и восхищения.
   После всего, что Натан вытворял со мной и ради меня, я не могла не восхищаться им.
   - Ты супер, думаю, ты это знаешь, а теперь это знаю и я, - прошептала я, не в силах даже посмотреть в сторону мужчины. Да, язык больше не поворачивался назвать его милым мальчиком.
   - Клубничка, это только начало, я еще не вошел в полную силу, - не стал скромничать этот удалец. - Извини, я на минуту.
  Он поцеловал меня в губы, перелезая через меня, и пошел делать то, что обычно делают мужчины после безопасного секса. Я же свернулась калачиком, потому что по-прежнему было лень шевелиться, закрыла глаза, и... проснулась глубокой ночью, снова от поцелуя.
  - Что? - пробормотала непослушными губами.
  - Ничего, прости, не хотел тебя будить, - прошептал Натан, прижавшись ко мне всем телом. - Спи, моя сладкая.
  - Угу, - утомленная недавними ласками, я тут же провалилась в сон.
  Утром Натан разбудил меня довольно своеобразным способом: он гладил мои ноги и целовал стопы, так что, раскрыв глаза и прислушиваясь к своим ощущениям, я подумала, что это моя новая эрогенная зона - ощущения были сказочно прекрасны и будоражили довольно ощутимо.
  Заметив, что я проснулась, мой ангел стал подбираться к моим губам, измеряя расстояние поцелуями, но в районе бедер задержался на время, достаточное, чтобы я сошла с ума, забыв свое имя. Поэтому и не сразу вспомнила, что сегодня должна выйти на работу. Эта мысль заставила меня страдать - не хотелось расставаться с Натаном даже на время, не хотелось покидать мою уютную квартиру, все бы отдала, чтобы иметь повод подольше не выходить на работу.
  Тем не менее, этот момент наступил, мы стояли в прихожей, и Натан гладил мои волосы, рассматривая грустное лицо.
  - Я мог бы посочувствовать тебе, - проговорил он тихо, прикасаясь к моим губам, - если бы это так не радовало меня.
  Конечно, я не считала нужным скрывать от него свои эмоции, и он прекрасно знал, что я с большой охотой послала бы всю реальную жизнь куда подальше и осталась бы здесь, с ним. Пусть бы он снова и снова срывал с меня одежду, и снова и снова делал то, от чего кажется, что весь мир исчезает, а я не испытывала бы по этому поводу ни капли сожаления.
  
  ГЛАВА 11
  
   Черт меня дернул заглянуть в столовую. Решив, что до обеда никто меня там не потревожит, я решила уединиться в большом пустом зале, чтобы в тишине попить чая, а на самом деле - собраться с мыслями.
   Восемь дней я жила как в раю, и пронеслись они как один день. День, полный легкости, нежности и занятий любовью.
  Впервые вопреки законам физики мое северное сияние оказалось не ковром, а огромным разноцветным туннелем. Я переходила от иллюминатора к иллюминатору и наслаждалась этой красотой, когда цветные блики плясали на стенах и россыпи красочных искр мелькали тут и там.
  Мне нравилось это состояние покоя и защищенности. Много лет я не чувствовала такой свободы. Будто впервые меня выпустили из заплесневелой коморки на свежий воздух, пронзительно сладкий, и разрешили пройти босиком по свежей траве. Необыкновенные ощущения.
  Разве мне удалось коснуться сердца Натана? Разве наши отношения больше, чем просто секс? Разве все его ухаживания не только ради того, чтобы получить мое тело и насытиться? Стоп, а может, не мечтать об этом? Ну, всем же известно, как больно падать с высоты несбывшихся надежд, так стоит ли лезть туда, откуда обязательно полетишь вверх тормашками? А что, если не полечу? Что, если все это правда? А так бывает? Не знаю, до сих пор не было. Страшно, волнительно, необыкновенно классно.
   Натан встречал меня каждый вечер, снова и снова подтверждая намерение отдать свое сердце: букеты фрезий неизменно дожидались меня на переднем сидении машины, каждый день отличаясь лишь новой расцветкой.
   Обычно мы заезжали в какое-нибудь кафе, затем гуляли по набережной, а потом неслись, как угорелые, домой, чтобы заняться тем, о чем думали все дни напролет и о чем умалчивали, скрывая истинные мысли за непринужденной болтовней, разгуливая по улицам и держась за руки.
   Иногда Натан сгребал меня в охапку прямо в прихожей, когда я не успевала снять обувь, иногда подкарауливал в ванной, однажды набросился на меня, когда я мыла посуду, и пока домывала чашки, оказалась практически раздета - он отлично справился со всеми пуговицами и застежками.
   Он все время был ненасытным, я - снова и снова голодной, и каждая новая встреча была незабываема. Меня по-прежнему колотила дрожь от его пронзительного взгляда и прикосновений теплых сильных рук, и смелость, с которой он овладевал мной, поражала меня.
   Мне нравилось, что мы все время были вместе. Перерывы делались только на чай, какие-нибудь новости по телевизору и чтение книжек, а потом снова глаза Натана наполнялись туманом, дыхание менялось, и голос приобретал небывалую бархатность, от которой трепетала каждая жилка, и напрягался каждый нерв в моем теле.
   Все эти дни я пыталась осознать, как же Натан ко мне относится, и не могла подобрать подходящее сравнение. В его действиях не было суеты, и все же он всегда будто торопился, боясь куда-то не успеть, до чего-то не дотронуться, что-то не сделать. Он накидывался на меня, словно опасался, что я передумаю или исчезну, как временное явление или плод его фантазии.
  Я просыпалась обычно за несколько минут до будильника, когда Натан еще спал, тихо посапывая, являя собой образец чистой красоты, когда большой и красивый мужчина трогательно хорош и беззащитен как ребенок. Вспоминая все вечерние и ночные безумства, удивлялась, откуда в этом ангельском создании бралось столько страсти и ненасытности. И вот, разглядывая Натана и рассуждая о его поведении, пришла к смешному выводу: я - самокат. Ну или не самокат, а велосипед, например. Что-то, что долгое время было для Натана предметом зависти, чего он иметь не мог, но страстно мечтал обрести.
  Так бывает, когда кто-то из ребят во дворе гоняет на ярком новеньком самокате, а ты бежишь рядом и радуешься, в душе мечтая получить возможность прокатиться, но пока все, что тебе позволяется, это восхищаться красивой вещью и бросать завистливые взгляды. А потом ты возвращаешься домой, и все твои мысли поглощены дневным событием, игрушки больше не радуют, и, засыпая, ты думаешь только об одном - тебе хочется такой же самокат. И день за днем ты грустишь и мечтаешь, а во дворе снова радостно бегаешь за товарищем, который бросает на ходу: 'Погоди, я сам еще не накатался'.
  И вот, наконец, это произошло - чудо, о котором ты мечтал столько времени, скрывая слезы ото всех и желая получить такой самокат даже сильнее, чем собаку. Ты стал обладателем новенького средства передвижения, и автоматически перешел из разряда тихих завистников-неудачников в класс счастливчиков. Но не это тебя радует, не новый статус, но то, что теперь у тебя есть то, о чем ты так долго мечтал и вздыхал. И, затаив дыхание, ты рассматриваешь свой подарок, еще не веря глазам, не осознав до конца, что это только твое, личное, собственное, и твоему восхищению нет предела. Ты проводишь дрожащей рукой по рулю, осторожно крутишь колесики, и твое сердце сладко замирает от восторга.
  Так вот Натан в моем представлении стал четко ассоциироваться именно с таким обладателем самоката. Именно такими глазами он смотрел на меня: как на свой долгожданный подарок. Я была для него чем-то долгое время недоступным, когда, даже получив это, он как будто все еще не мог до конца поверить в реальность произошедшего. Он относился ко мне как к тому самому чуду, когда нежно гладишь руль и крутишь колесики, и прикасался с теми же чувствами, гладил и трогал, пытаясь увериться и насладиться.
  И вот наступил день, когда это стало моей бедой. Я не знала, как мне теперь быть. Время, проведенное с Натаном, было прекрасно, но наступил час, когда пришлось признать, что мое сердце давно и против воли отдано другому человеку. Я не рискнула бы утверждать, что влюблена, но что зависима от него, его красоты, ауры, харизмы, было очевидно, и совершенно не нуждалось в доказательствах.
  Я была счастлива узнать, что Эл вернулся из командировки, что сегодня он появится на работе и между нами больше не будет препятствий в виде долгих тысяч километров. Я не видела его больше десяти дней, и мука становилась нестерпимой. Сердце колотилось, руки дрожали, странное волнение бурлило внутри, и чем сильнее крепла радость от предстоящей встречи, пусть случайной, пусть украдкой, тем больше разрасталось чувство вины перед Натаном.
  Если еще утром я сожалела о необходимости расстаться с ним, заставляя себя оторваться от теплой груди, манящих губ и крепких рук, и всю дорогу до работы слушала его тихий нежный голос, и мягкая улыбка внушала покой, то сейчас все было забыто. Так в парке на скамейке оставляют прочитанный журнал, когда видят впереди долгожданную фигуру того, ради кого в этот парк и пришли.
  Бедный Натан, как он это переживет... Как переживет? Да никак, он даже об этом не узнает. Что мне светит с Элом? Снова страх разоблачения, снова внутренняя борьба с собой и измочаленная воля, собранная в кулак с целью усмирения расшалившихся желаний? Кому это нужно? Ему? Да ни в жизнь не поверю. Мне? Ну уж нет, я жить хочу, полной и насыщенной жизнью, а не бороться с самой собой и демонами сладострастия, сжигающими меня в огне греховной страсти!
  Так что, как ни хорош Эл, как ни манит огнями огромный город, а своя деревенька милее и роднее.
  При этой мысли стало как-то обидно за Натана. Он ни с кем не соревновался, ни у кого меня не отбивал, он просто подарил мне себя и доверил свое сердце, потому что я понравилась ему. Могу ли я теперь пренебречь его чувствами, жестоко посмеяться и выкинуть из своей жизни? С хорошими людьми так не поступают.
  Ну вот, пожалуйста! 'Хорошие люди'. Не это ли самое обидное для него? То есть Эл - крутой красавец, моя ночная греза и дневное безумие, а Натан - просто хороший человек? Какое же все-таки счастье, что люди не умеют читать мысли, я не хотела бы обидеть мужчину, который делал меня счастливой столько времени, взамен желая лишь моей благосклонности.
  И все-таки... И все-таки я не могу так просто отказаться от своей мечты. Скажешь, она глупая? Да, наверное, это глупо: пожертвовать всем только ради того, чтобы увидеть свое отражение в красивых карих глазах, получить ответную улыбку, и не равнодушно-вежливую, а такую, какие дарит мне Натан, когда смотрит на меня и я стопроцентно уверена, что так он больше не смотрит ни на одну девушку на земле.
  Ну вот если то, в чем я так нуждаюсь, предоставил мне Натан, почему мне этого мало? Почему это не делает меня счастливой настолько, чтобы забыть обо всем и просто наслаждаться жизнью в его объятиях? Почему я готова выбежать из этого уютного дома наших отношений босиком на мороз и броситься на поиски того, кто просто мимоходом срывает поцелуи и бросает странные слова, которым не можешь верить, потому что иначе потеряешь голову и лишишься всего, что имеешь: уважения, самообладания, контроля над своей жизнью?
  Бедный Натан. Мне действительно было жаль его, тех усилий, тех чувств, которые он мне дарил, отдавал безвозмездно. Надо сделать все возможное, чтобы он никогда не узнал правду, чтобы даже не вспоминал ни разу, что есть кто-то, ради кого я обнималась с ним, играя на чувствах в надежде вызвать хоть слабый всплеск если не ревности, то капризной обиды.
  Я должна постараться ответить Натану тем же, но что делать, если в сердце горит лишь огонь благодарности, но не страсти, и от него Натану не согреться в морозную стужу. Нет, от такого не согреешься...
  Мне было необходимо выпить чаю, куда-то выйти, что-то сделать, иначе я бы взорвалась и принялась швыряться папками, а делать этого было нельзя ни при каких обстоятельствах.
  С бьющимся сердцем я прошла по коридору, минуя полуоткрытую дверь в приемную и сознавая, что там, всего в нескольких шагах от меня находится человек, волны энергии от которого заставили сейчас мои колени дрогнуть, а сердце учащенно забиться. Он делает со мной такое, и даже не догадывается об этом! Ну вот и славно, буду и дальше стараться, чтобы он в жизни не догадался.
  Мое уединение было бесцеремонно нарушено уже через пять минут после того как с чашкой горячего чая и печеньками я устроилась за столом у окна. Еще с утра светило солнце, а сейчас с затянутого белесыми облаками неба падал моросящий дождь, покрывая окно мелкими каплями. Мокрый асфальт отражал зеленые ветви, нахохлившиеся воробьи дремали в кустарнике.
  Три девицы из маркетингового отдела ворвались маленьким вихрем, громко смеясь и переговариваясь. Я поморщилась, сожалея о своей идее придти сюда, но встать и уйти было бы неприлично.
  - О, Лера, и ты тут? - они заметили меня и направились к моему столу. - Редкая ты птичка в наших краях.
  - Да, постоянная диета вынуждает меня обходить это помещение стороной, - буркнула я, прячась за чашкой с обжигающим чаем.
  - Диета? И от чего ты воздерживаешься? - черноволосая долговязая Наташа окинула меня подозрительным взглядом.
  - Как от чего? От нашего внимания, - ответила за меня рыженькая Лариса. - Наша Лерочка ужасно не любит, когда обсуждают ее личную жизнь.
  Эти слова мне жутко не понравились. Со мной пытаются говорить открыто? Неужели сейчас начнут задавать вопросы в лоб?
  - Никому не нравится, когда обсуждают их личную жизнь, - заметила я.
  - Да ладно, некоторым вполне нормально, - отмахнулась Лариса.
  - О, да, и сплетничая о других, они не забывают и себя любимых.
  Лариса выпрямилась, улыбка на ее веснушчатом лице стала напряженной. Ее компаньонки внимательно слушали.
  Нет, я вообще не собиралась ни о чем с ними спорить, но Лариса у нас известная болтушка, и о своих похождениях рассказывает, не стесняясь, впрочем, как и о чужих. Меня всегда от этого коробило и я избегала общения с ней.
  - Ну а ты такая скрытная, что мы до сих пор не знаем, каков Эл в постели, - заявила Лариса с вызовом, давая понять, что в курсе, что перешла все границы, но нисколько об этом не сожалеет.
  Пришла моя очередь выпрямляться.
  - Потребность постоянно говорить о себе, не гнушаясь даже самыми интимными подробностями, для меня всегда являлась признаком внутренней неуверенности и закомплексованности, а также показателем жажды внимания и одобрения со стороны, - проговорила я медленно, отодвигая чашку. Не буду я пить этот чай. Горячий и горький. - Но неужели ты подумала, что я страдаю хотя бы от одного из этих качеств?
  Я поднялась из-за стола.
  - А с коллегами можно было бы и поделиться, - мурлыкнула третья, высокая красивая, похожая на Синди Кроуфорд девушка.
  - Я личным, как и мужчинами, не делюсь, - заявила я, направилась к дверям и едва сдерживая гнев.
  - Можно подумать, что ты надолго удержишься в его постели, - крикнула мне вслед Наташа. - Смотри, век любовниц недолог, сегодня ты королева, а завтра - уже бывшая.
  Ну какой смысл спорить, если единственным их желанием было побольнее меня уязвить. Что ж, они достигли своей цели: я убегала ужасно обиженная на весь мир. Но не на Эла. В конце концов, он подарил мне незабываемые ощущения, о которых они могли только мечтать. Ни разу не отступив от принципа 'не гадить там, где работаешь', Эл все же выделил меня из всего коллектива, уж не знаю, по каким соображениям, и то, о чем другие могли только мечтать, стало для меня реальностью. Только вот счастливее от этого я не стала. И так всегда был на отшибе: все же работа в коллективе - это не для меня, я по жизни одиночка, и даже на шумных праздниках умудрялась чувствовать свою обособленность, это у меня с детства. А теперь вовсе стала изгоем: счастливчиков не любят. Если до этого я еще как-то относилась к лагерю мечтателей и воздыхателей, посвященному красоте Эла, то теперь стала врагом номер один, как, впрочем, и любая другая, кого бы отметил несравненный заместитель директора.
  Забежав в свой кабинет, захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Слезы душили, но подозреваю, дело было не в девчонках. В конце концов, я не рвалась в их общество, и отлучение от группы сплетниц не такое уж и большое наказание.
  Гораздо сильнее меня мучил тот факт, что радость по поводу возвращения Эла казалась гораздо больше, чем от того, что мы с Натаном вместе. Бедный Натан, мой прекрасный ангел. Добрый и милый, страстный и ненасытный. Если бы он только знал, что девушка, которая отдается ему, грезит о другом.
  Боже, никогда, никогда он не узнает об этом, никогда я не позволю себе причинить ему такую боль. Я вытерла слезы. Это не были слезы жалости к бедному парню, скорее, сожаление о несбыточной мечте. Думаешь, легко принимать тот факт, что никогда не станешь той, от кого сойдет с ума Эл Журавлев? Конечно, и без него можно прожить, вон сколько женщин в нашем городе, и все как-то живут и справляются, почему же меня гложет обида? Почему чувство ущербности заполняет сейчас все свободное пространство в моих мыслях?
  Я лицемерка, которая играет роль, ставя хорошего человека в глупое положение, так он еще об этом и не знает. Впрочем, ему же известно, что существует некто, к кому у меня непростое отношение. Натан ни разу меня об этом не спросил, видимо, решив, что раз теперь я с ним, вопрос решен. Что ж, вопрос и был решен, а то, что сердцу не прикажешь, так дело наверняка и не в сердце. Неужели я наберусь наглости утверждать, что влюблена в Эла всем сердцем? Вот уж нет, наверняка, это просто животная страсть, а значит, чувство, не заслуживающее внимания и не стоящее того, чтобы из-за него ломать отношения с хорошим человеком.
  Блин! Ну вот опять - Натан только 'хороший человек', когда об Эле я могу говорить часами, а думать вообще сутками, сгорая и превращаясь в пепел, воскресая снова, чтобы вновь и вновь гореть в потоке бурной фантазии и желания. Блин, блин, блин, изыди!
  Стук в дверь был негромким, но неожиданным, и я вздрогнула. Когда это я успела дойти до стола и усесться? Подняв голову, замерла, уставившись в глаза вошедшему.
  После длительной разлуки Эл казался особенно хорош. Как будто еще шире в плечах и выше, и глаза пронзительнее, и улыбка ослепительнее. Впрочем, про улыбку это я так просто сказала. Казалось, он не улыбается, а смотрит пытливо, будто ожидает чего-то. Чего же? Моей реакции? Прости, я не могу ее показать, это не в моих интересах, кто бы что бы ни говорил.
  - Здравствуй, Лера, - произнес Эл низким голосом.
  Что я там говорила про Натана? Забыть, забыть и отречься. Когда рядом стоит такой мужчина, когда он пришел специально, чтобы поздороваться со мной, не может существовать никто другой!
  - С приездом, - выдавила я, понимая, что надо срочно что-то делать, чтобы не сидеть истуканом, пялясь на красавца с таким откровенным обожанием.
  - Скучала по мне?
  - Насколько может скучать работник отдела кадров по заместителю ди...
  - Брось, Лера, кого ты хочешь обмануть? Я давно все понял, - проговорил Эл, заходя в кабинет и закрывая за собой дверь. Он провернул в замке ключ, и этот звук раздался гулким эхом в моей голове. Ключ? Эту дверь никогда не закрывали на ключ, не было необходимости, и вот сейчас... Что он делает?
  А Эл, не сводя с меня странного взгляда, медленно подходил к столу и расстегивал пиджак. Мамочки! Что он делает? А я-то хороша: сижу и слюни пускаю. Но я была бессильна.
  - Эл, не надо, - попыталась я соблюсти приличия, но даже сама себе не поверила.
  - Я много думал, когда был вдали от тебя, - проговорил Эл, гипнотизируя меня тяжелым взглядом блестящих карих глаз, - и понял, как быстротечно время.
  Он слегка улыбнулся, словно его высокопарность заслуживала собственной критики.
  - Эл, я... - я медленно поднялась, не в силах отвести взгляда. Что происходит? Я сплю? Почему он так себя ведет? Он играет со мной?
  - Лера, год за годом, день за днем жизнь проходит, - говорил Эл тихим голосом. Как же он красив сейчас, почти суров и идеален в своей красоте. И этот странный блеск в глазах, словно он немного осуждает меня за то, что его жизнь так быстротечна. Но и моя тоже. - Мне уже тридцать восемь лет, я давно не мальчик, и играть в игры в моем возрасте уже смешно. Зачем эти маски, зачем эти роли, эти пустые ничего не значащие реплики...
  Не отрывая от меня глаз, он вдруг смахнул со стола все, что лежало, и распечатанные дополнительные соглашения к договорам работников юридического отдела полетели на пол вместе с обгрызенной ручкой и карандашом, а сверху их накрыли папки-регистраторы и личные дела. Я вздрогнула, но ничего не сказала, только сердце забилось сильнее. Мамочки, что он делает? Нет, я могу предположить и отгадать, но как же страшно...
  - Ты же все знаешь, все знаешь и понимаешь, я читаю это по твоим глазам, - продолжал Эл завораживать меня. - К чему нам лгать друг другу? Как можно жить в мире лжи и цинизма? Зачем? Для чего?
  Я даже не заметила, как оказалась на столе, и Эл навис надо мной. Его длинные волосы касались моего лица, и аромат мужского одеколона лишал остатков воли. Боже мой, он собирается...
  - Лера!
  У меня сбилось дыхание, я открыла глаза и медленно обвела зал невидящим взглядом.
  - Лера, с тобой все в порядке?
  Легкий шум в зале для совещаний привел меня в чувства. Через весь стол я устремила взгляд на заместителя директора. Он внимательно смотрел на меня, рядом с ним сидел шеф и листал папку с документами.
  - Так что отдел кадров? - Игорь Дмитриевич поднял, наконец, голову и взглянул на меня.
  - Можете повторить вопрос? - попросила я, чувствуя, как краска стыда заливает лицо.
  - Лера, на совещании надо не спать, а внимательно следить за обсуждением вопросов, - пожурил меня шеф, впрочем, как всегда, без азарта. За что его уважали, так это за отсутствие злости и надменности. Мы понимали, что человек он не простой, и даже может быть, страшный, но никогда он не позволил себе даже повысить голос на кого бы то ни было из своих подчиненных. Он не ругал за опоздания, не отчитывал за нарушение дисциплины, но не забывал наказывать рублем, и лишение премии действовало на всех отрезвляюще - в фирме была поразительная дисциплина и порядок.
  - Извините, у меня болит голова, - пробормотала я.
  - Наверное, кое-кто не выспался, отмечая возвращение кое-кого из командировки, - услышала я шепот.
  Повернув голову, встретилась глазами с Ларисой. Свою злость она попыталась завуалировать насмешливой улыбкой, но меня было не обмануть: зависть и раздражение проступали четко и читались явственно. Бросив взгляд по сторонам, я заметила, как мужчины отводят глаза - конечно, все давно в курcе того, чего на самом деле нет, и никогда не будет.
  Я отвернулась. Ну надо же, меня считают любовницей человека, которому и дела до меня нет. Вон сидит, крутит, как обычно, в пальцах карандаш, не сводя с меня настороженного взгляда.
  - Лера, вы хорошо себя чувствуете? - обратился он ко мне.
  - Не очень, - призналась я, растирая виски.
  Ну а как же должна чувствовать себя дурочка, замечтавшаяся так, что могла в запале страсти крикнуть что-то неприличное в момент получения оргазма! Ну я и... дура. А может, это такая болезнь: вхождение в ступор и проваливание в свои фантазии? Ага, точно, болезнь. По имени Эл.
  - Игорь, Дмитриевич, думаю, мы можем отпустить Валерию Ивановну? Позже я выясню все по интересующему нас вопросу, - обратился заместитель к шефу.
  Игорь Дмитриевич кивнул и, собрав свои бумаги, я поднялась из-за стола и в полной тишине прошла к дверям.
  - Спасибо, - бросила у самого выхода и покинула зал.
  Так... Это уже выходит за рамки допустимого, и надо что-то срочно предпринимать. Но что? Что я могла сделать? Как запретить себе хотеть самого красивого мужчину из всех, каких я когда-либо видела в журнале, или по телевизору, или в своих фантазиях? Тут даже Натан не поможет.
  При этой мысли я поморщилась. Ради всего святого, не надо сюда приплетать Натана. Он ни сном, ни духом, а его уже забраковали и списали со счетов.
  Я долго сидела за столом, не в силах приступить к работе. В голове было пусто, опустошенность ощущалась во всем теле. Все же я устала скрывать свои чувства и подавлять их. Ради чего тогда жить, если нельзя дотронуться до звезды? Зачем тогда вообще быть, если только эта звезда и привлекает тебя, если ее свет дает силы и отнимает их, дарит надежду и убивает ее, а без нее все вообще теряет смысл?
  Очередной стук в дверь прервал мои депрессивные размышления, а при виде вошедшего захотелось ударить себя по щекам, чтобы привести в чувства. Это прежний сон или уже новый?
  - Эл, что вы здесь делаете?
  - Лера, сейчас мы одни, и ты можешь снова обращаться ко мне на 'ты', мы же пили на брудершафт, ты помнишь? - он улыбался.
  Этот Эл не сверлил меня странным взглядом, и не принялся расстегивать пиджак, приближаясь к столу. Значит, новый сон. Неспешно и как бы лениво, он подошел и остановился рядом. И как в первом сне я явственно уловила аромат его парфюма, так и сейчас ненавязчиво он дразнил мое обоняние, кружа голову.
  Ну зачем этот мужчина так хорош? Ну хоть бы он сутулился, или хромал, а может, пусть бы шепелявил и у него кривился бы рот. Но нет, и тогда он был бы так же царственно хорош и сногсшибателен в своей внутренней силе и уверенности. И этот блеск в глазах не погасило бы никакое внешнее уродство: его красота заключается внутри... Вот уже до чего я договорилась! А ведь было время, я понимала, что он всего лишь безупречная пустышка, расписная кукла и не более. Сейчас же была готова наделить его глубокими душевными качествами достойными уважения. Моя болезнь перешла на новую стадию?
  - Да, конечно, да, я помню.
  - Ну, во-первых, я зашел, как и обещал шефу, выяснить один рабочий момент, - проговорил Эл, пряча руку в карман пиджака, - а во-вторых...
  Он извлек на свет какой-то сверток и протянул мне. Поскольку я не шевелилась - раз он мне снится, пусть сам все и делает - положил его передо мной на стол.
  - Не бойся, Лера, что ты смотришь на него как на исчадие ада? Это мой подарок тебе.
  - Подарок? Мне? - я подняла на него глаза - он не шутил и не разыгрывал меня. - По какому случаю?
  - Могу я вдали от дома думать о девушке, с которой так приятно целоваться? - улыбнулся Эл.
  'Приятно целоваться', и только? Стоп, а то, что думал, разве не в счет?
  - И что это? - я скосила взгляд на блестящую фольгу.
  - Так посмотри сама. Хотел бы я сказать, что это слиток золота, но... это...
  - Камень? - я уже справилась с оберткой и рассматривала небольшой кусок темно-серого камня, немного странный, явно не булыжник, встречающийся на каждом ходу. - Стоило с Севера везти его к нам.
  - Ну, если бы у нас каждый день с неба падали метеориты, то, наверное, это было бы лишним, а так... - Эл наклонился над столом, приблизил ко мне прекрасное лицо и прошептал: - я подумал, что маленький кусочек от далекой неизвестной планеты мог бы стать неплохим сувениром для тебя.
  - Так это метеорит? - нет, а чего так заколотилось мое сердце? Ну и метеорит, и что такого? Насмотрелась 'Секретных материалов'?
  - Продавец уверил меня в этом, - Эл выпрямился и отошел к окну.
  - А по мне просто камень, - моя задача - не восхититься, а сурово скрыть от этого человека свои истинные чувства. Сомневаюсь, что он набил этими вещами свой чемодан, чтобы одарить всех сотрудниц фирмы, и эксклюзивность данного подарка возводила меня в особый ранг, но я очень боялась дать сейчас волю своей фантазии.
  - Значит, меня обманули, - я слышала, как Эл усмехнулся за моей спиной. - Хотя для простого камня с меня запросили слишком большую цену.
  Ох, вот это аргумент: вложить деньги не в какую-то бессмысленную ювелирную вещицу, а привезти что-то такое необычное, что не встречается на каждом шагу.
  - Может быть, в нем даже заключается какая-нибудь сила? - решила я поддержать Эла.
  - Может быть, магическая? - он обернулся и снова приблизился ко мне. - Я не обидел тебя этим? - он кивнул на камень.
  - Что ты, наоборот, мне очень приятно. Спасибо, - проговорила я, осознавая, как предательски дрожит мой голос.
  - Что ж, тогда я точно заслужил благодарственный поцелуй, - Эл навис надо мной, словно ожидая выполнения обещанного, а я вдруг поняла, что не могу даже пошевелиться.
  - Эл, я... не понимаю... - пробормотала я почти плаксиво, понимая, что вместо того, чтобы кокетничать и играть, выдаю себя с головой. - Зачем тебе это?
  - Потому что ты как этот камень - редкая вещь из таинственной галактики, и стоишь очень дорого. Лера, ты редкий экземпляр, эксклюзив.
  Я опять не успела ничего сказать, и снова не пожелала отстраниться, когда теплые мягкие губы Эла коснулись моих. Осторожно он пытался проникнуть ко мне в рот, а его руки оставались на крышке стола. Он доверяет мне? Он не пытался схватить и удержать меня, зная, что я не отвернусь и не отпрыгну в сторону? Ну и пусть, и пусть. Ради чего еще жить, если не для этого? Быть той, с кем Элу приятно целоваться - что ж, это и будет смыслом моей жизни. Мало и мелко? Пусть так, зато красиво и до сумасшествия приятно.
  Его длинные черные волосы щекотали шею, чуть слышное прерывистое дыхание сводило с ума, а поцелуй стал жадным и долгим. Я ощущала жар его тела, шорох пиджака и легкие звуки от касания губ. Закрыв глаза, отрешилась от всего земного, понимая, что едва ли не впервые в жизни осознаю то, что делаю, и испытываю наслаждение, которое еще никто мне не дарил. Только бы никто не вошел.
  - Я вот что подумала, - раздался голос от двери, и когда Эл неспешно выпрямился, я смогла разглядеть Ларису. Ошарашенная, она застыла в дверях, не сводя с нас взгляда. - Лучше нам помириться, - договорила она на автомате заготовленную фразу.
  Ну все, раз Лариса воочию это увидела, причем застукали меня уже в который раз, теперь точно мне из постели Эла не выбраться, даже если фактически я там никогда не окажусь
  Я перевела несчастный взгляд на заместителя директора и увидела, что он улыбается. Стоя к Ларисе спиной, он разве что не хохотал, и я понимала, что отнюдь не надо мой. Когда он развернулся к Лариске, все также соляным столбом возвышающейся в дверях, она отмерла.
  - Простите, я без стука, - пробормотала она, подобострастно глядя на Эла. Кажется, сейчас разбивалось ее сердце: любая из моих коллег желала бы оказаться на моем месте.
  - Ничего, все что нужно, я успел сказать, - ответил ей Эл вполне дружелюбно. Затем обернулся ко мне, поцеловал мою руку и вышел из кабинета, медленно пройдя мимо Ларисы и постаравшись ее не задеть.
  Я полагала, что мне придется выдержать бой и объяснения наши будут непростыми, но, ничего больше не сказав, девушка убежала вслед за Элом, правда, в противоположную сторону.
  
   ГЛАВА 12
  
   До вечера я пребывала в странном состоянии, когда пальцы порхали над клавиатурой, перекладывали бумаги с места на место, а мозг спал, или, скорее, пребывал в глубоком ступоре. Надо ли говорить, что чувство вины усилилось, и почему-то пришла дурацкая мысль, что кто-то может рассказать Натану о том, что периодически здесь происходит. Многие его видели и принимают за моего парня. Представляю, какими эпитетами меня награждают в кабинетах и курилке, приплетая к этим отношениям еще и Эла.
  Увы, скорее всего, они недалеки от истины. В любом случае, есть у меня обязательства перед Натаном, или нет, давала я ему клятву, или не давала, но Эл тут лишний, и мое поведение вполне можно счесть по меньшей мере предосудительным, а по большей - даже боюсь подобрать определение для самой себя, но не сомневаюсь, что это уже сделали мои коллеги.
  Но мне-то что делать, если при виде Эла, да ладно, при одной мысли о нем, сбивается дыхание и волнение наполняет изнутри, грозясь разорвать в клочья?
  Я понимаю, что с этим надо что-то решать, и первым шагом к исцелению будет мое твердое 'нет' на все поползновения Эла, но мы оба знаем, что мне никогда не выговорить эти три буквы. Я не смогу ему отказать, потому что с некоторых пор это стало моим наркотиком, счастьем и болью одновременно, и добровольно отказаться от возможности касаться губ Эла я не смогу. Не соглашусь, и никто меня не заставит. Даже немой укор в глазах моего ангела.
  А собственно, почему укор? Откуда ему взяться, если парень ни о чем не знает? Да, он в курсе, что кто-то был, ведь я обращалась к нему за помощью... Стоп... Стоп! Всем стоять и не двигаться! Если Натан знал, почему же повел себя, как будто у меня никого нет? Зачем соблазнил? А он соблазнил, и не надо говорить про собачку, которая если не захочет... Знал, но все равно пошел в наступление. Завоевал, полагая, что теперь я его, что теперь буду зависеть от него? Так уверен в своей неотразимости и сексуальности, или делает ставку на мою порядочность и верность данному (в моем случае не данному) слову?
  Что у него на уме и какую игру он ведет? А вот возьму и спрошу у него сама.
  Пришло время собираться домой, и я решительно выключила компьютер. Если еще несколько минут назад я собиралась задержаться на работе допоздна, чтобы Натан, не дождавшись меня и решив, что я ушла пораньше, уехал, то сейчас рвалась увидеться с ним и задать прямо в лоб парочку вопросов.
  - Зачем ты со мной, если знаешь, что есть другой? - спросила я, пристегнув ремень безопасности.
  Тонкий аромат голубых и синих фрезий перебивал запах кондиционера - плюшевой ягоды-клубники на лобовом стекле. О, он и атрибутику поменял? Теперь везде и всегда нашим символом будет клубника?
  - А у тебя есть другой? - не глядя на меня, Натан тронул машину, выруливая со стоянки.
  - Ты знаешь.
  - Так он есть?
  - Возможно.
  - И я есть. Разве ты не меня выбрала?
  - Это ты выбрал, - буркнула, отворачиваясь к окну, - и не оставил мне выбора.
  - Выбор есть всегда.
  - Да неужели! А я полагала, что ты со мной что-то сделаешь, если я тебе воспротивлюсь, - ведь именно так все и было, разве нет? Я же говорила тебе, что он не оставил мне шанса, он парализовал мою волю, и решимость во взгляде сбила с меня всякую уверенность.
  - Я? Сделаю что-то с тобой? - затормозив перед светофором, Натан обернулся. В голубых глазах покой и... капелька беспокойства, может, неуверенности, но трудно понять - он быстро отвел глаза. - Лера, ты прекрасно знаешь, что я не в состоянии причинить тебе зло. Взять силой то, что считаю великим даром - это был бы не я.
  Надо ли говорить, что я онемела от такого поворота. Это он сейчас играет со мной? Издевается? А кто схватил меня за руки так, что остались синяки? А кто рвал пуговицы на моей блузе? Кто с рычанием оставлял засосы на шее? Кто тащил меня в комнату, обстукивая мной стены узкого коридора? Дядя Степа, может быть, или почтальон Печкин?
  - Знаешь что, Натан... - я подбирала слова, чувствуя, как начинают дрожать мои руки. Но почему? Конечно, он не обманул меня, не изнасиловал и ни к чему не принудил, но почему сейчас мне кажется, что меня обвели вокруг пальца? Откуда вообще такое чувство?
  - Можешь звать меня Андреем.
  Тихий голос сбил с толку, и я замолчала.
  - Почему Андреем?
  - Потому что так назвали меня мои родители.
  - А...
  - Ты же не думала, что меня зовут Натаном? - он снова бросил на меня взгляд и улыбнулся.
  - Вообще-то, думала...
  Так, стоп, он меняет тему разговора!
  - Натан... Андрей, мне нравится другой...
  Мой спутник даже не пошевелился, и я не заметила никаких изменений на его лице, пока не обнаружила, что он подъехал к бордюру и остановил машину.
  - Нравится, или ты его любишь? - голос ровный, но на меня не смотрит. Я обидела его?
  - А это не одно и то же?
  - Не думаю. Однажды я увидел тебя, совершенно случайно, ты выбирала мороженое в магазине, и очень мне понравилась. Но прошло совсем немного времени, и я понял, что люблю тебя.
  - И в чем же разница? - я облизала пересохшие губы. Откуда это волнение? Почему мне так не по себе?
  - В том, что если в начале я еще мог тебя забыть и отдать, то теперь, - он посмотрел мне в глаза, словно прошил электрическим током, - пути назад нет.
  - Что это значит? - прошептала я.
  - То и значит, - Натан-Андрей завел мотор и снова вырулил на проезжую часть.
  Он больше не сказал ни слова, лишь вжимал педаль газа до упора, и скоро мы неслись по шоссе со скоростью ветра.
  - Натан! Ты нас угробишь! - закричала я, вжимаясь в кресло. Только сейчас поняла: я до одури боюсь скорости. - Остановись, пожалуйста!
  - А зачем? - он даже улыбнулся, не сводя сосредоточенного взгляда с дороги. - Зачем? Чтобы сразу потерять тебя?
  - Что ты имеешь в виду?
  - Я остановлюсь - ты выйдешь, и я тебя больше не увижу.
  - Ну что ты такое говоришь, почему?
  - Потому что ты только что призналась, что хочешь быть с другим.
  - Нет, ты не правильно меня понял, я не это сказала. Лишь то, что мое сердце тянется к одному человеку, но быть с ним - это что-то из разряда утопии, и можно мечтать о таком повороте судьбы всю жизнь, но, будучи реалисткой, я понимаю, что этого никогда не будет.
  - Почему же? - Натан бросил на меня короткий взгляд и снова отвернулся. Пальцы, сжимающие руль, побелели от напряжения. На виске выступили капли пота.
  - Натан, пожалуйста, прошу, остановись!
  - Я уже сказал: нет. Я не хочу тебя потерять, и ты стоишь того, чтобы любая мечта стала реальностью, ты просто недооцениваешься себя.
  - Ты хочешь уверить меня, что с тем мужчиной у меня может все получиться? - я удивилась, и даже страх за свою жизнь не помешал мне это сделать.
  - Конечно! Но я не допущу этого.
  - Почему?
  - Потому что не хочу отдавать тебя ему.
  Натан крутанул руль влево, нас вынесло на встречную полосу, прямехонько под большую фуру. Я закрыла лицо руками и закричала.
  - Лера, Клубничка, ты что? - Натан тормошил меня за плечо, с тревогой заглядывая в глаза. - Что случилось? Тебе плохо? Голова болит?
  Я выпрямилась, тяжело дыша, и огляделась. Мы стоим у бордюра, мимо спешат толпы народа, проносятся машины, в салоне тишина и покой. А где фура?
  - Натан... или Андрей?
  - Да как хочешь, как тебе удобней, - беспокойство читалось на лице моего водителя. Так мне все это привиделось? С какого момента я 'поплыла'? Успела признаться, что есть другой, или нет?
  - Лера, ты хотела мне что-то сказать, но замолчала. Ты выглядела странно, и я решил остановиться.
  - А, ничего, все нормально, забудь, - я уселась поудобнее, вцепившись дрожащими руками в букет, - ничего особенного, я уже и забыла. Просто день был тяжелым, ну, ты понимаешь.
  Натан мне не верил. Во всяком случае, сомневался.
  - Думаю, ты недовольна тем, что между нами произошло, и хотела поговорить именно об этом. Я же насильник, принудивший тебя жить со мной, - проговорил он странным тоном, как будто и не рассерженный и не обиженный. Но его глаза, в них было что-то, словно я очень сильно ранила его.
  Протянув руку, коснулась его щеки. И сразу сумасшедшая нежность обрушилась на меня, накрыв с головой. Ну почему у меня так: вижу Эла - хочу Эла, нахожусь с Натаном, и испытываю к нему странные чувства?
  Нет, я не смогу сказать правду, да и кому она нужна? Зачем вообще говорить о мужчине, который целует без разрешения, сводит с ума против твоего желания и не заботится о том, что с девушкой будет потом. Нет, не хочу даже думать об этом, и никогда не оскорблю моего мужчину такими подробностями.
  - Натан, я буду звать тебя так, хорошо? - он лишь кивнул, прикрыв глаза и прижавшись щекой к моей ладони, как кошка просит ласки, подныривая под руку хозяйки. - Просто я устала, и ты не думай, я не против того, что между нами случилось.
  Я верила в этот момент, что честна с ним. Мне так казалось. Эл - что Эл, просто топ-модель с обложки журнала, на таких все девушки... гхм, о них мечтают все, но это никому не мешает строить свою жизнь с реальными парнями.
  - Перекусим где-нибудь? - предложил Натан тихо.
  - Я бы хотела поехать домой, устала очень. Ты не против?
  - Нет, тогда закупимся в магазине, и домой, - Натан накрыл мою руку и поцеловал ладонь, после чего выпрямился и завел мотор.
  Весь оставшийся до дома путь я наблюдала за ним, разглядывая красивый профиль, и понимала, что сделаю все, чтобы не обидеть его. Только бы Эл не помешал мне в осуществлении этого плана.
  - У меня нет никого... кроме тебя... - зачем-то произнесла я тихо, заметив, как Натан пошевелился.
  Я солгала? Тогда кому, себе или ему? А может, задала правильную установку? Теперь бы придерживаться ее, и все будет хорошо. А с Натаном я больше не буду так обращаться, и обижать не буду, и сеять сомнения в его сердце не хочу, а то мало ли, кто знает, как отреагирует мой парень на подобное заявление о другом мужчине? Лучше не испытывать судьбу и не доводить человека до крайности.
  Натану опять звонили друзья, он опять отказывался от встреч, и на мой вопрос, не много ли репетиций он пропустил, одарил меня таким выразительным взглядом, что я забыла про всех Элов, вместе взятых. На время, конечно, аккурат до следующего утра.
  Поздно вечером Натан опять читал стихи. Мы остывали от угарного секса, он сжимал меня в своих ручищах и что-то тихим голосом говорил, а я таяла от наслаждения.
  
  - Твоих единственных в подлунном мире губ,
  Твоих пурпурных, я коснуться смею.
  
  О слава тем, кем мир нам люб,
  Праматери и змею.
  И мы опьянены
  Словами яркими без меры,
  
  Что нежность тела трепетной жены
  Нежней цветов и звезд, мечтания и веры.
  
  - Откуда ты знаешь столько стихов?
  - А что? Почему ты спрашиваешь? - его руки крепче обвили меня.
  - Да потому что это странно, удивительно и необычно: парень, красивый, сильный, интересный, читает классику, напичкан ею, и из него изливается романтика, которая обычно не свойственна современным мужчинам.
  Закончила я свои изъяснения под его тихий мелодичный смех.
  - А что такого смешного?
  - Ничего, я не смеюсь, мне просто хорошо, - он поцеловал меня в макушку.
  - Ну?
  - Что ну?
  - Ответь на мой вопрос.
  - На какой?
  Я приподнялась на локте и посмотрела на него. В темноте он казался еще красивее, чем при свете дня. Правильные черты лица, смягченные такой нежностью, что защемило сердце: нет, я не могу поступить с ним плохо, не могу, не могу, не имею права.
  - Откуда ты знаешь столько стихов? Неужели вместо того, чтобы тусоваться во дворе, бегать за девчонками, ты сидел дома и зубрил классику? Так и было, да? Или тебя ударило молнией, и ты стал знать то, чего раньше никогда не читал?
  На этот раз Натан не засмеялся. Он выпустил меня и лег на спину. Долго молчал, глядя в потолок, и я не знала, что и думать. Мне показалось, что ему грустно. А что такого я спросила? Может, однажды он пережил большое предательство, душа жаждала ласки и нежности, и стихи стали для него лекарством от душевной боли? Но почему он не может об этом рассказать, ведь наверняка прошло какое-то время. Или... или ему больно до сих пор и он продолжает кого-то любить?
  - Андрей...
  - Андрей?
  - Да, Андрей, потому что я с официальным вопросом, - я откашлялась, не сводя с него глаз. Нависла над ним, и он перевел на меня взгляд, немного насмешливый, немного печальный. Или, может, он просто устал, а я приписываю ему сейчас не свойственные чувства? - Скажи, ты... кого-нибудь любишь?
  Он повернул голову в мою сторону.
  - Тебя, - ответил просто и тихо.
  - Ну, я имела в виду, может, былая любовь, что-то из прошлого, что никак не отпустит тебя...
  Он вдруг приподнялся, схватил меня за плечи и уронил на кровать.
  - Лера, откуда такие вопросы? И как ты можешь сомневаться во мне? - он принялся покрывать мое лицо поцелуями. - Выбрось все из головы, - он перешел к шее. - Не было никого и ничего, понятно? Забудь, как забыл я. Никакого прошлого, мы оба люди без прошлого, - он стал спускаться ниже, и я разволновалась, как будто ничего и не испытала двадцать минут назад. Неужели я успела так быстро проголодаться? - Есть ты и я, а то, что было до нашей встречи - просто туман, и не стоит в нем плутать, он тоже в прошлом, - шептал Натан все глуше и реже, чтобы не отвлекаться от моей груди.
   Я не стала спорить, тем более, скоро вообще стало не до разговоров, но для себя отметила, что парень что-то скрывает, что в прошлом у него точно что-то случилось, о чем он не желает говорить. Ну что же, надо уважать его желание, тем более, что он без устали готов исполнять мои собственные.
  Расставшись с Натаном на остановке, я направилась на работу, настроенная решительно и воинственно. Если Натан знал о моем Мистере Икс, то и этот самый Мистер Икс также был прекрасно осведомлен о наличии у меня парня, причем моими же стараниями. И оба игнорируют друг друга, а я бьюсь между ними, как волна меж двух берегов.
  Мне хотелось поговорить с Элом, обличить его, обвинить в посягательстве на мою честь и оскорблении репутации, но он отсутствовал почти весь день, мотаясь с объекта на объект. Мне тоже привалило столько работы, что я устала бегать в кабинет шефа за поправками и указаниями к договорам для работников во вновь открывшемся отделе. Так что увидеться мы смогли лишь за час до окончания работы.
  Я сидела за столом и проклинала все на свете, мои ноги гудели так, будто я пробежала на каблуках марафон, но когда открылась дверь, и на пороге возник Эл, я забыла про все.
  Он не выглядел усталым, хотя, по слухам, сегодня ему досталось гораздо больше чем мне, был свеж и аккуратен, сногшибателен, как всегда, и я снова забыла все слова, ругань вылетела из головы, и все, чего я хотела, это... это... Негодяйка, о таком не пристало думать приличным девушкам. Но кто сказал, что я приличная? Вот, с ним я уже теряю остатки порядочности, и это при том, что мы ни разу не перешли к активным действиям. Он только посмотрит на женщину, и она автоматически становится дрянной девчонкой, готовой ради него на все. Сколько нас тут таких? Да полфирмы. Но пришел он, почему-то, именно ко мне.
  - Как себя чувствуешь? - задал он дежурный вопрос.
  Конечно, ему хватило взгляда, чтобы все прочесть на моем усталом лице.
  - Вот, сижу, и не могу доползти до чайника, - пожаловалась я, облизывая сухие губы.
  Может, он не человек, а? Может, вампир? Ну откуда он берет силы, почему всегда неутомим и свеж? А Эл с легкой улыбкой подошел к тумбочке, проверил наличие воды в пластмассовом чайнике и нажал кнопку. Волшебник! Просто волшебник.
  - Я слышала, тебе сегодня тоже досталось, - подала я голос, чтобы не дать ему взять инициативу в свои руки.
  Он посмотрел на меня с улыбкой.
  - Ерунда, Лера, я крепкий орешек, и никому не по зубам, - и рассмеялся, обнажив крепкие зубы. - Еще ни одному инвестору и заказчику не удавалось меня одолеть.
  - Это хорошо, страшно подумать, что бы было, если бы ты не пришел в нашу фирму.
  - Ну... не стоит о плохом, - и Эл снова тихо засмеялся.
  Коробочка с чайными пакетами стояла рядом с чайником, он достал один, положил в чашку, залил кипятком и принес мне. Поставил на стол, и я готова была прослезиться - это было так хорошо.
  - Твои бедные ножки, - проговорил вдруг он, и только сейчас я поняла, что не надела туфли, они так и валялись где-то под столом.
  Я принялась судорожно шарить ногами по полу, когда Эл вдруг крутанул мое кресло, развернув меня к себе, и присел на корточки. Я бы поджала ноги и спрятала их под стул, но он взял меня за лодыжки, и все во мне замерло и остановилось, Казалось, даже кровь перестала бежать по венам, но это, конечно, образно, ты же понимаешь.
  Только подумала, что это, в конце концов, неприлично, как Эл заговорил.
  - Когда я впервые увидел тебя, я заметил твои ноги. Не лицо, не фигуру - это все было позже, а ноги. Тонкие лодыжки, крепкие игры, аккуратные коленки, такие красивые стройные ноги, от них было невозможно оторвать глаз, и я даже обеспокоился, что кто-то заметит, что я не в силах это сделать, - он легко улыбнулся, но его крепкие руки жгли через чулки кожу, и он не собирался меня отпускать.
  Ты должна меня понять: при всей жажде его прикосновений нельзя забывать, что я пробегала в туфлях весь день и, скажем, фиалками этот аромат не назовешь, но Эл, почему-то, не менял положения, его как будто все устраивало, а я боялась шелохнуться.
  - Значит, ты любитель женских ножек, - прохрипела я, забыв откашляться. Боже, боже, мамочки, я сойду с ума! Что он делает! Что он себе позволяет! И почему я ему это позволяю?
  - Не совсем, вернее... Второй моей мыслью было сделать тебе массаж, потому что я видел, что ты устала, что каблуки ужасно тебя мучают, что ты с радостью скинула бы свои чудесные туфельки и пошла бы босиком.
  - Выходит, я вызывала у тебя сочувствие и жалость? - не важно, что говорить, лишь бы не молчать.
  Эл улыбнулся чуть насмешливо, давая понять, что видит, что и я все понимаю. Ну конечно, мы же взрослые люди, нафиг нам игра словами.
  - И вот сейчас я уверен как никогда в том, что хороший массаж тебе не помешает, - проговорил Эл и, не давая мне времени очухаться, принялся массировать икры.
  Я сгорала со стыда и млела от удовольствия, плыла от счастья и ловила такие ощущения, которые заставляли меня постанывать, с чем я пока вполне успешно боролась.
  - Эл, я понимаю, тебе не безразлично состояние работников фирмы, ведь именно с ними ты зарабатываешь свои деньги, и ты готов помогать всем, кто нуждается в твоей помощи... - чего же я так вцепилась в кресло-то, того гляди сломаю ручки.
  - Помолчи немного, Лера, отдохни, - он поднял на меня свои обалденные глаза и произнес это таким тоном, будто попросил совсем о другом, в чем я ни за что бы ему не отказала, и я почла за лучшее заткнуться уже, молясь, чтобы в кабинет никто не заглянул. А, к черту все: когда еще мне удастся попасть на такой профессиональный массаж?
  Жизнь возвращалась, ноги из состояния одеревенения переходили в иное, кровь активно циркулировала, и мое многострадальное сердце качало эту бурлящую лаву без перерыва.
  - Твои ноги, являясь памятником красоты и предметом гордости, не должны являться причиной твоих страданий, - тихо пояснял Эл, продолжая стискивать мои ноги нежно и уверенно. Как у него это получается? Боже, а что он еще умеет? Так! Надо срочно остановиться, унять свое разгоряченное воображение, чтобы не упасть так низко, что не останется никакой надежды выбраться оттуда на свет божий!
  - Ты творишь чудеса, - призналась я.
  - Ну что ты, на моем месте так поступил бы каждый, - его губы расплылись в улыбке, а глаза... А глаза мне показались странными. Но сейчас мне все казалось странным кроме того, что красивый мужчина стоит передо мной едва ли не на коленях и делает массаж ног.
  - Как насчет того, чтобы поужинать сегодня?
  Я подумала, что ослышалась. Открыв глаза, глянула на Эла - может, он говорил по телефону? Но нет, он обращался ко мне. Ко мне?
  - Это... приглашение?
  - Ну конечно, почему бы и нет?
  - Но... мне надо подумать, кажется, у меня были какие-то дела.
  Ну не могу я так взять и пойти с ним... поужинать. Ну не бывает так! Да и Натан... Черт, как же я про него забыла? Я не должна была разрешать Элу даже прикасаться к себе - Натану бы это не понравилось. Опять забыла про все на свете, курица.
  - Я буду у себя, позвони мне, если надумаешь, - Эл направился к выходу, а я сверлила его спину жадным взглядом, но ничего не могла с собой поделать: Натан, вот и все. Я обещала.
  Телефонный звонок прорезал тишину кабинета, и я потянулась к сумке. Только сейчас до меня дошло, что мой ангел сегодня ни разу не позвонил и не отправил ни одной смс.
  - У тебя все в порядке?
  - Привет, Клубничка, конечно. Просто закрутился, прости. Завалили работой.
  - Это ничего. Пока есть работа - есть надежда на безбедное существование.
  - Да. Надежда должна быть всегда, - странно ответил мой мужчина. И голос у него какой-то странный. Я бы сказала: растерянный.
  - У тебя все хорошо, милый?
  О, 'милый'? Какая же я лицемерка: только что мне кое-кто делал кое-что, а я уже как ни в чем ни бывало воркую со своим парнем, как будто ничего и не было.
  - Лера, как ты посмотришь на то, что я останусь сегодня подольше поработать?
  - О... Конечно, раз надо, это понятно, да, разумеется, - ну и ну. А что случилось-то? У него явно что-то произошло, но он усиленно желает это скрыть.
  - Я позвоню, как освобожусь, но, думаю, это будет поздно.
  - Хорошо, конечно, ничего страшного. Удачно поработать.
  - Ага. То есть спасибо.
  И Натан отключился. Вот такой странный разговор. Но вместо того, чтобы проанализировать произошедшее, я отправила сообщение Элу. Разумеется, ты поняла, что я приняла его приглашение. Да, я не думала о последствиях, не думала вообще ни о чем, нагло и подло воспользовавшись тем, что у Натана что-то случилось. Я ничего не могла с собой поделать, и даже не догадывалась, что это как раз поможет мне кое-что узнать о секретах Натана.
  
  ГЛАВА 13
  
  Я придумала простой способ избежать пересудов по поводу своего вечернего променада, предупредив Эла эсэмэской о том, что после работы мне жизненно необходимо забежать в один магазин на противоположной стороне площади, и что он сможет найти меня там.
  Ты же сама понимаешь, что давать новую пищу толпе, жадной до сплетен, я не могла - и так уже хлебнула людской 'любви'.
  Я побродила по залу, рассматривая ткани, в которых ничего не понимала, так как только и умела, что вдеть нитку в иголку и заштопать чулок. Но помечтать о различных нарядах, на какие могли бы пойти эти отрезы, было можно, если бы так отчаянно не стучало мое сердце.
  Я ждала. Каждую секунду жизни ждала, когда перед огромным окном магазина развернется автомобиль Эла, и я смогу сесть к нему в машину. Мамочки, зачем я согласилась?
  А затем, что самое лучшее, что могло случиться в моей жизни, это... это... Натан? Почему Натан? Как он проник в мои мысли, когда все они сейчас заняты совсем другим мужчиной? Наверное, это чувство вины по-прежнему говорит во мне, и если бы сегодня вечером Натан нигде не задержался, я бы не пошла ни на какое свидание. Все зависело от него. Или я так вру себе, спихивая на него ответственность, о которой он сейчас даже не подозревает?
  Появление Эла я все-таки пропустила и вздрогнула, когда он коснулся моей руки. Я как раз замерла перед сногсшибательным куском ткани насыщенного пурпурного цвета, размышляя о том, что не многим дано уверенно и смело носить платья такого типа, и что лично я такое никогда не надену.
  - Прекрасная незнакомка, - улыбнулся мне Эл, и все внутри задрожало и завибрировало, - могу я оторвать вас от ваших грез и пригласить...
  Я замерла, не сводя с него глаз.
  - ... на выставку бонсай.
  Сказать, что я удивилась, это сильно преуменьшить степень моего изумления. В эту минуту я подумала, почему-то, о выступлениях каких-нибудь самураев-ниндзя. Ну, это же они носятся с криками 'Бонзай!' И что я там буду делать в присутствии жгучего брюнета, рядом с которым таю, как мороженое?
  Оказалось, что нет предела моему невежеству, и речь шла о японской культуре, но не о боевых искусствах, а о растениях. При всей моей симпатии к цветам я оказалась нормальным таким махровым олухом, и даже слова такого - 'бонсай' до сих пор не слышала.
  - У тебя в кабинете полно цветов, - Эл увидел мое замешательство и решил объяснить выбор развлечения на этот вечер, - и ты не раз говорила о том, что твой дом также полон зелени, вот я и подумал, что сделаю тебе приятное, пригласив в Губернаторский дворец на такую вот выставку.
  В принципе, я была не против. С Элом мне все равно, какой антураж вокруг, дворец ли это, или столовая общепита, лишь бы рядом, лишь бы он, так что я пожала плечами, усиленно покивав для подтверждения своего согласия, а господин Журавлев, взяв под руку, повел меня к выходу.
  В центре города было оживленно, прекрасная погода и пора любви притянула на улицы множество счастливых пар, и от сияния красоты и лучезарности улыбок у меня заныло сердце. Как будто все здесь по любви, и только я просто так, за компанию. Сознание того, что Эл мой спутник всего лишь на вечер, немного покоробило, и чувство, что я делаю что-то не так, не оставляло долгое время.
  Эл припарковался недалеко от набережной, и до Губернаторского дворца мы прошлись пешком, болтая ни о чем. Эл рассказал (по моей просьбе), как съездил в командировку, и как ему предложили купить в качестве сувенира на память кусочек метеорита.
  - Вряд ли в нашем большом коллективе хоть кто-то оценил бы романтичность этого явления, - произнес он, прищурившись на закатное солнце. - Я сразу понял, что дарить надо тебе.
  Из этого сообщения я сделала два вывода: у него нет постоянной девушки, иначе он подарил бы сувенир ей, и меня он считает умной и адекватной. Хотя, на фоне общей истерии, случившейся в нашей фирме по поводу его появления, любая спокойная и серьезная девушка в его глазах покажется умной.
  Ну, скажу я тебе, той, на кого падет выбор прекрасного Леонида Журавлева, придется нелегко, и цена, которую она за это заплатит, будет высокой. Возможно, это станет тяжелым испытанием для ее психики и физического здоровья, если просто быть его невинной спутницей оказалось для меня настоящей пыткой. Столько взглядов, обращенных в мою сторону, вынести было буквально невозможно, и если Эл шагал налегке, нимало не тяготясь женским вниманием, то к моим плечам была привязана тяжелая шпала, а то и все три, и каждый шаг давался с большим трудом. Конечно же, меня оценивали, достойна ли я находиться рядом с таким мужчиной, как этот высокий прокачанный брюнет с гордой посадкой головы и походкой манекенщика, и, судя по выражению лиц, я этой доли не заслуживала.
  Прохладный холл величественного дворца обрадовал меня не столько своим внутренним великолепием, сколько тем, что стал убежищем, скрывшим от ревнивых и завистливых взглядов городских красавиц.
  Немного оглядевшись и делая вид, что привожу себя в порядок перед зеркалом, я медленно переводила дух. Я бы сказала, что Эл пришел сюда по красной дорожке, расстеленной перед ним, тогда как я вышагивала босиком по горящим углям и битому стеклу. Еще и про шпалу не забудь.
  А бонсай, скажу я тебе, это чудо. Я вообще люблю помолчать, помедитировать, отключиться от всего земного, а глядя на растения, представленные в роскошных залах главного городского дворца, можно вообще улететь, если вовремя за что-то не ухватиться. Для меня таким якорем на время любования стал Эл, и я держалась за его руку, делая вид, что просто прогуливаюсь и все в порядке.
  Думаешь, это маленькие елочки и карликовые деревца в горшочках? Нееет! Это порталы в иные миры. Одни представлялись мне спиралями в изумрудном свечении, другие - лестницами в небо, мерцающими голубым и фиолетовым, третьи - алыми и рубиновыми кристаллами, и каждая грань этих камней слепила и завораживала. Я смотрели на эти деревья, и видела так много всего необычного, будто открыла в себе способность смотреть сквозь предметы самую суть вещей. Но спроси меня сейчас, о чем я тогда думала и что поняла - мне нечего будет тебе ответить, будто в тот момент я находилась под действием какого-то сильного препарата.
  Обойдя все залы экспозиции, я отыскала небольшой диванчик, уселась на него без зазрения совести, и еще долго была готова рассматривать красоту вокруг.
  Эл не торопил меня. Он вообще оказался идеальным спутником: не болтал, не дергал, не отвлекал. Давал мне столько времени, сколько требовалось, чтобы грезить наяву, вглядываясь в густую зелень необыкновенных растений. Он не тяготился ничем, и я была уверена, что он получил то же удовольствие, что и я.
  Очнувшись, я пододвинулась, приглашая его присесть рядом, что он и сделал с легкой улыбкой.
  Зачем я это ляпнула, не знаю, но когда мимо прошла удивительно худая девушка в коротком обтягивающем платье на высоченных каблуках, с вечерним макияжем и сложной прической, я открыла рот и сообщила, что она очень красивая.
  Собственно, поработали бы со мной стилисты-визажисты столько, сколько с ней, результат мог бы оказаться очень даже неплохим, и ухоженная аккуратная девушка всегда выглядит отлично, а ничего особенного в ней и не было. В общем, глупо, что я вообще обратила внимание своего волшебно прекрасного спутника на другую девушку. Она, кстати, прошлась по нему взглядом от и до, куда достала - везде заглянула.
  Эл долго смотрел ей вслед, и я уже мысленно расстроилась, сознавая, как мало у меня шансов удержать внимание своего спутника, когда спутник решил поделиться своими выводами.
  - Это красиво? Вот это? Не понимаю, Лера, как после того, что мы здесь увидели, ты такое говоришь.
  Я медленно повернула голову к нему - он сидел, почти касаясь меня, его лицо было так близко, аромат одеколона просто косил с ног, я видела каждый волосок в его прекрасной шевелюре, я ощущала его реальность, и у меня слегка закружилась голова. Ругай он сейчас меня последними словами - я бы только счастливо улыбалась и пускала пузыри от восторга.
  - А что, красивая стройная девушка, безупречная.
  Эл скривил губы в насмешливой ухмылке, приветливо меня разглядывая. Весь его вид как будто говорил: 'Лер, ну ты ведь это не серьезно, да?'
  - Да это просто рыбак на рыбалке, - заявил он с видом, мол, не стоит о ней и говорить. Это удивило меня. Видимо, он, являясь самцом и хищником, не чуждающимся охоты, не может воспринимать какую-либо женщину в том же амплуа, и потому отвел ей роль не охотницы, так как не может уравнять с собой, а рыбачки, что тоже вроде как отдает азартом и охотой, но мягче и проще. - Она как шаман в ожидании дождя: знает, в какие бубны надо бить и какие танцы танцевать, чтобы он пошел.
  Я следила только за тем, чтобы не округлить глаза, чтобы не опровергнуть недавнее замечание, не высказанное вслух, но витающее в воздухе и само собой разумеющееся, что я умный и мыслящий человек.
  - Малыш-карапуз - вот это красиво, посмотри, - заявил вдруг Эл, заметив в толпе женщину с коляской. Мальчишечка играл с соской и что-то тихо сам себе гулил. Эл приветливо ему улыбнулся, хотя малыша вряд ли волновало внимание к своей персоне. - Мечтательная девушка - это целый мир, за которым можно наблюдать бесконечно, - Эл бросил на меня серьезный взгляд. - Слезы радости, закат, весна, эта выставка - вот это красота, настоящая. Ты же знаешь это, Лера. Да вот румянец на твоих щеках - вот это по-настоящему красиво. А не пластмассовый гламур, от которого за километр несет фальшью.
  Мне стало не хватать воздуха. Не то, чтобы я задыхалась, астматиком, слава богу, не была, и в помещении было довольно свежо, но как-то надо было пережить и осознать только что услышанное.
  Вот что ни говори, а Эл меня удивил. Чтобы женская красота, которой кропотливо возносились многочасовые ежедневные жертвы, не трогала его так, как что-то естественное и простое - этого я никак не ожидала.
  Знойный красавец, от взгляда которого девушек бросает в сладкую дрожь, заявил, что красива весна, закат и дети. Он любит детей? Ведь однажды он станет отцом, даст жизнь, чтобы продлить свой род, чтобы оставить после себя... стоп, хватит, мне же не предложение сделали, а просто показали, что на самом деле имеет цену, а что нет. Я-то, допустим, все это знала, ну ты же понимаешь, мы, женщины, видим фальшь, различаем наносное и искусственное, но чтобы мужчина рассуждал так же - это было для меня равноценно открытию Америки. Надо ли говорить, что за несколько минут Эл Журавлев поднялся в моих глазах сразу на несколько левелов и сходу заработал сто очков.
  Его понятие об истинной красоте стало для меня открытием. Таким, которое могло в этот момент перевернуть для меня весь мир. Кажется, моя давняя ненависть к красивым людям только что принялась писать пакт о капитуляции.
  - Понимаешь, - мне хотелось сказать что-то умное, но слов не находилось, - ты меня удивил.
  Эл посмотрел на меня и улыбнулся, качнув головой.
  - А ты думала, я падкий на внешнее, да? Думала, как ворона, ведусь на яркое и блестящее?
  - Ну, честно сказать, да.
  - Лера, что такого нехорошего я сделал, что ты отказала мне в здравом уме и вкусе, ммм?
  Мы оба засмеялись, но я никак не могла избавиться от странной растерянности. Эл что... совершенство? Нет, ну мало ли, что он может сказать, может, это игра. Но зачем ему изображать кого-то передо мной? Я же не дочь миллиардера, сердце которой он пытается завоевать ради капиталов ее папочки...
  Вообще, для чего он пригласил меня провести с ним этот вечер, еще тот вопрос, но мне не хотелось сейчас искать на него ответ.
  - Ну, ты как, проголодалась? Мы провели здесь почти два часа, думаю, самое время заглянуть в одно уютное кафе, - Эл поднялся и протянул мне руку. Я предпочла сделать вид, что не заметила этого жеста.
  Вообще я ощущала себя воровкой, которая берет не свое. А вернее, которая растрачивает чужое. Но почему, почему я должна быть обязана Натану? Потому что мы живем вместе? А я не приглашала его переезжать ко мне, и он не делал мне никаких предложений, и мы не заключали никаких соглашений. Блин, ну почему мне так не по себе, а?
  К кафе я подходила измученная внутренним спором с самой собой, понимая, что с Натаном никогда его не заведу. И почему-то мысль, что эта прогулка останется моей тайной, удручала, как будто появление секрета делало меня перед Натаном преступницей. Он там вкалывает в своем холодном грязном гараже, наверняка перекусил какими-нибудь бутербродами, а я тут прохлаждаюсь. Но зато с кем! Все, больше не хочу об этом думать, и точка.
  В зале было светло и уютно, всюду живые цветы, негромкая музыка, шум водопада, встроенного в стену, мог заворожить, надолго вырвав из привычного течения времени, но Эл уверенно потянул меня в конец зала, где мы разместились с удобствами и комфортом за небольшим столиком в двух мягких креслах. В зале вообще было полно диванчиков и скамеечек, и даже имелась парочка кресел-качалок для желающих. Пока изучали меню, Эл успел рассказать пару шуток. Со смехом я обвела взглядом небольшой зал, когда улыбка застыла на лице, и я почувствовала себя тем самым куском пластмассы, который вынужден изображать эмоции, когда в душе совершенно их не испытывает.
  Несколько секунд я просто не понимала, что происходит, мозг не посылал никаких идей и образов, и я просто наблюдала, как молодой человек, чисто выбритый, хорошо одетый, очень похожий на моего Натана, развлекает за столом одну... девочку. Он что-то рассказывал ей в лицах, со своей неизменной доброй улыбкой, а его визави хохотала, не сводя с него восторженных глаз.
  - Лера, так тебе заказывать Кордон блю? Доверься моему вкусу: уверяю, такого как здесь, ты больше нигде не попробуешь.
  - Что? А, нет, спасибо, я ничего не хочу, - я решительно закрыла меню в кожаном переплете, и спрятала под стол дрожащие руки.
  У Эла вытянулось лицо, официант замер в нерешительности, они переглянулись, но я ничего не могла с собой поделать. Мы прошли мимо этой пары у окна, и даже не заметили их, а теперь мне казалось, что при бегстве отсюда я неминуемо попаду под взгляд прекрасных наглых голубых глаз. И что мне делать? Пробираться ползком? Почему-то ужасно не хотелось попадаться ему на глаза.
  И ведь дело не в том, что он застукает м е н я. Дело в том, что я застукала е г о. И с кем? С девочкой! С маленькой девочкой лет десяти. Кто она ему? Племянница? Ладно, пусть. Ну приврал он, что будет работать, а может, так все и было, пока родственники не упросили его выгулять их дочку. А если это... его дочь? Но как такое может быть - он не женат! Но, выходит, мог быть? Кто ему эта девочка? Так, стоп, никаких мыслей о мужчинах, предпочитающих маленьких девочек, нет, нет, нет! А то я сейчас договорюсь, вернее, досочиняюсь.
  - Лера, ты как себя чувствуешь? Ты побледнела.
  Что ж, Эл подал мне отличный повод свалить из этого кафе. Теперь бы сделать это незаметно.
  - Пожалуйста, помоги мне, мне стало нехорошо, мне нужен свежий воздух, - я попыталась закатить глаза, усиленно массируя виски.
  Если я ухвачусь за его руку с правой стороны, то есть вероятность пройти незамеченной. Тем более, Натан увлеченно рассказывал что-то забавное, и девочка громко смеялась, болтая ногами, и уплетала мороженое. Перед ней уже стояла парочка пустых вазочек, несколько пирожных на блюдце, и три стакана с соком. Да, Натан ухаживал за ней с размахом.
  Как же мало я о нем знаю. Да практически ничего! Он постоянно уходит от ответов, то отшучиваясь, то напуская туману в свои слова, вчера вот в прямом смысле говорил о тумане, поглотившем его прошлое. Как же, поглотил он, только девочку оставил в яркой реальности угасающего дня. Закатное солнце освещало ее, касаясь яркими прощальными лучами сквозь большое окно, у которого расположился их столик.
  - Да, конечно, хорошо, - Эл выглядел ошарашенным. - Простите нас, - обратился он к официанту, кивком отпуская его. Тот с легким вздохом убрал блокнот и ручку в большой карман черного длинного фартука и покинул наш столик.
  - Прости меня, я все испортила, - я попыталась улыбнуться, не забывая изображать плохое самочувствие.
  - Ты ничего не можешь испортить, - заверил меня Эл. - Я хочу тебе помочь. Может, обратимся к врачу?
  - Давай выйдем на улицу, и там посмотрим, может, меня отпустит.
  Конечно, отпустит. Чем дальше сейчас я буду от этого кафе, Натана и его загадочной маленькой спутницы, тем быстрее мне станет лучше.
  Мы поднялись из-за стола, я ухватилась за руку Эла даже раньше, чем он мне ее предложил, и направились через зал к дверям.
  - ...а когда мы встретимся в следующий раз, я свожу тебя туда, договорились? - донесся до меня необыкновенно нежный голос, который я узнала бы с закрытыми глазами. Только сегодня утром он шептал мне такие обалденные неприличности...
  - А ты не врешь? Этот лес правда существует?
  - Конечно, Лиза, я тебе когда-нибудь говорил неправду?
  - Говорил, когда рассказывал про говорящих рыб, помнишь? В прошлом году. А они мне ни полсловечка не сказали.
  - Они правда были говорящими, только говорить им было не с кем, и со временем они разучились это делать.
  Мы благополучно миновали эту милую пару, и уже через несколько секунд я глотала вечерний воздух. Темнота сгущалась, зажигались первые фонари, но народу не только не убавилось, казалось, улицы забиты до отказа. Все куда-то шагали, бежали, смеялись и перебрасывались шутками. Да, опять я увидела город, какого не знала. Опять оказалась вне стен своего дома в позднее время, но уже с другим человеком.
  - Ну как, пройдемся, или поищем скамейку? - Эл не переставал беспокоиться обо мне.
  Отойдя подальше от окон кафе, я выпустила его руку и повернулась к нему.
  - Спасибо за все, можешь отвезти меня домой?
  Он посерьезнел, но даже глазом не моргнул, кивнул и дал знак следовать за ним к машине.
  
  ГЛАВА 14
  
   Закат сегодня был особенно хорош. Таким, наверное, он кажется приговоренному к смерти, который знает, что больше не увидит в своей жизни ни его, ни чего-то другого: все, конец всему.
   Нет, я вовсе не склонна к панике, истерике и депрессии, и концом света не считаю такой вот нежданчик, который случился пару часов назад, но... Но на душе сейчас было фигово, что и вспомнить не могу, когда в последний раз испытывала что-то подобное. Наверное, когда вошла в квартиру и увидела моего 'любимого' в постели не со мной. Давно это было, дай бог памяти... а, впрочем, и не давай, все уже в прошлом.
   И ведь недаром я не хотела быстро сходиться с Натаном, боясь узнать что-то, что изменит мое отношение к нему, и вот, пожалуйста. Но, собственно, что такого я узнала? Конечно же, понятно, что мысли о педофиле не в счет, это так, секундный всплеск адреналина от шока и неожиданности. Племянница или дочь? И что изменится, узнай я ответ? И главное: как узнать? Вопрос-то в лоб не задашь. Н-да, как в старом пошлом анекдоте про двух семейных лжецов.
   Ну не хочу я так жить, не хочу: врать, изворачиваться, придумывать на ходу отмазки и пытаться распознать такие же увертки с другой стороны. А вот и напрашивается хороший вывод: нечего было идти на встречу с посторонним человеком, в обществе которого не хотела бы быть застигнута врасплох. И тут появляется Эл, вернее, его образ, и весь мой запал стать кристально честным человеком гаснет, оставляя только легкий пшик и облачко вонючего дыма. Ага, с запахом серы.
   Мое счастье, что Натан меня не заметил. Нет, пойми правильно: я не считаю, что сделала что-то из ряда вон нехорошее, я совершенно уверена, что вечер не перетек бы в знойную ночь с чашечкой утреннего кофе, и поэтому мне особенно нечего стыдиться, но... но понятно же, что все не так хорошо, как хотелось бы думать, и Эл не посторонний для меня человек, и встреча с ним очень даже будоражила и терзала несбыточностью желаний. И вот Натан не дал мне пережить эти сладостные часы общения с моим персональным чудом, и вместо того, чтобы сейчас предаваться томлению и неге, щекоча воображение и совесть, я позволяю чувству вины есть себя поедом, да еще ломаю голову над тем, почему оказалась недостойна узнать от Натана об этой девочке. Почему он скрыл это от меня?
   Домой Натан заявился на два часа позже, чем я. За это время я успела начистить картошки и сделать пюре, пожарить котлет, хотя не была уверена, что мой сожитель окажется очень уж голодным. Скорее, делала это на автомате, лишь бы занять руки, потому что полы Натан самолично вымыл накануне, белье было перестирано, а чистое и сухое я не глажу, не люблю это дело.
   - Привет. Это тебе.
   Он протянул букет ромашек. Как мило, после фрезий самое то.
   Трезвый, усталый, немного грустный, или мне это только показалось? По идее, общение с детьми должно успокаивать, прибавлять сил и ободрять, но Натан отвел взгляд и прошел в ванную. Я последовала за ним.
   - Ужинать будешь?
   - Спасибо, нет.
   Он закатал рукава рубашки и старательно намыливал руки. Хотя, по мне, они были чистыми, во всяком случае, не в машинном масле или мазуте. Ну мы-то знаем, каким красавцем он был два часа назад.
   - Как работа? Все сделал, что запланировал?
   Он повернул ко мне голову, я в это время не сводила взгляда с его рук.
   - Даже быстрее, чем рассчитывал.
   - Ну да, ты грозился, что вернешься совсем поздно. Что ж, твоя работоспособность достойна всяческих похвал. По-моему, ты заслужил премию.
   - Ты меня вдохновляла, - ответил мой милый обманщик.
   Я вышла из ванной, оставив Натана наедине с его ложью, и поставила на огонь чайник. У нас так всегда: когда нечего сказать или надо уйти от ответа, Натан уходит пить чай. Так что я ему просто немного подыграла, предугадав желание.
   Он прошел следом за мной, уселся на диванчик, побарабанил пальцами по столу и замер.
   Оглянувшись, я увидела бесстрастное лицо замкнутого человека, который будет стоять насмерть за свои секреты. Как будто поделившись со мной, он нарушит вселенское равновесие.
  С каждой минутой становилось обиднее, и я понимала, что не далек тот миг, когда чашка с чаем полетит ему в голову или просто со стола, и случится истерика. Останавливало исключительно наличие собственных скелетов. Но это такие, не особо глобальные, из-за них не развяжется атомная война, они не приведут ни к сердечному приступу, ни к потере веры, хотя... хотя почему это? Мои чувства к Элу могут сильно ранить Натана. Вот почему свой секрет я буду держать при себе: не хочу обидеть дорогого человека. А вот ради чего он скрывает свою девочку - вопрос.
   - Не хочешь рассказать, как прошел вечер в гараже? - я достала банку сгущенки, насыпала конфет в маленькую хрустальную вазочку, поставила перед Натаном его любимый бокал.
   - Нормально, - он даже пожал плечами.
   - А мне кажется, что что-то произошло, - с нажимом произнесла я, давая понять, что вижу что-то большее, чем он пытается мне показать.
   Наши взгляды встретились, и почему-то стало неловко и неуютно. Словно Натан вопрошал: 'А что скрываешь ты?'. Так-то вот. Совесть не даст мне покоя, не позволит пристать к Натану с вопросами и устроить разборку. Даже по-дружески спросить не решусь. Буду мучиться от непонимания и сгорать от обиды.
   - Вовсе нет, с чего ты взяла, - с опозданием ответил милый ангел своим завораживающим голосом и уткнулся в чашку. Я видела, что он не хотел пить, но ему надо было спрятать от меня глаза. Ну-ну, я ему еще и добавочки подолью, чтоб он лопнул.
   А вот интересно, как бы повел себя он, поверни голову в тот момент, когда я проходила мимо, схватившись за Эла со всей силой, что никому не удалось бы оторвать меня от его крепкой руки? Он бы сейчас так же спокойно пил чай? Или посадил бы меня в машину и подставился бы под встречную фуру? Да, бывают же у меня мысли. Ну уж точно не сидел бы так спокойно, как я, пытаясь вести светскую беседу и сохранять мир в доме и в душЕ.
   - Натан, я вот все думаю: почему ты недавно сказал, что твое прошлое покрыто туманом? - да, я такая: умру, а докопаюсь до истины. И как бы ни жег стыд за собственные огрехи, я не смогу успокоиться, пока не узнаю хоть что-нибудь. Для начала надо вывести оппонента из состояния равновесия, задавая ему каверзные вопросы. - В нем все было настолько плохо, что это лучше спрятать и никогда не показывать?
   Я поймала его взгляд и чуть не поперхнулась воздухом. Вот что ни говори, а умеет Натан посмотреть так, будто целую тираду выдал. И взгляд у него такой говорящий, что я таких людей еще не встречала. Ну да я об этом уже упоминала.
   Короче, в один миг я ощутила себя женой Синей бороды или любого другого маньяка, который убьет ради сохранения неприкосновенности своей тайны. Натан как будто предупредил, что я могу разгуливать по всему замку, подниматься на чердак и даже обстукивать стены в подвале, но есть одна комната, в которую мне лучше не совать свой нос, потому что это станет резко опасно для моей жизни. Причем, виновником моей внезапной кончины станет не любящий человек, предупредивший об опасности, а лишь мое неизбывное глупое праздное любопытство. Вот так, коротко и лаконично. Нет, не подумай, что Натан мне только что угрожал, но как будто просил не вмешиваться в одно дело, только и всего. Это уж у меня воображение разыгралось на почве возникших переживаний.
   От этого молчаливого предупреждения стало еще обидней. Я уже готова была все рассказать про себя, лишь бы развязать руки и начать разбирательство, когда он поднялся из-за стола, поцеловал меня в макушку и направился в комнату.
   - Прости, я спать, устал чего-то. Ты идешь?
   Конечно, кто бы сомневался: развлекать ребенка - дело непростое.
   - Да, я скоро, только схожу в душ.
   Я долго стояла под душем, оттирая себя добела, до изнеможения чистила зубы, вымыла совершенно чистую голову, чтобы был повод подольше задержаться в ванной, потратив время на сушку волос, и в комнату вошла уже в полной темноте.
   На цыпочках прошла к кровати и юркнула под одеяло. Я люблю спать с краю, и когда делили места, Натан не стал спорить, в очередной раз продемонстрировав легкость характера и уступчивость. Свет фонарей падал на его лицо, удлиняя тени от ресниц, преображая внешность, приписывая ему какие-то волшебные признаки. Я залюбовалась. Осторожно вытянувшись во весь рост, лежала на боку и рассматривала мужчину напротив.
  Он как будто похудел за последние дни, а я даже не заметила. Совсем перестала заботиться о нем, погрязнув в собственных желаниях и нелепых мечтах о несбыточном. И куда меня только несет!
  Всем же известно, что деньги к деньгам, красота к красоте, и люди высокого полета никогда не снизойдут до простых смертных. Боги тоже лишь играли с земными девушками, делали с ними детей, а потом в гордом одиночестве, усталые и довольные, возвращались на свой Олимп. Мне нечего ловить с Элом, даже случись оказаться в его постели. И чем я буду гордиться - тем, что перед всеми коллегами мне выпала честь быть использованной и оставленной по всем канонам? В этом ли повод для радости и довольства собой? А сейчас рядом со мной лежит человек, который однажды забыл, как дышать, лишь увидев меня.
  Что, я преувеличиваю? А ты знаешь, что порой люди не испытывают радости от того, что живут, если в их жизни отсутствует человек, к которому они тянутся всей душой? Натан из таких. Вот только... только в качестве кого я ему нужна? Неужели не заслужила правды и откровенности? Не способна понять и простить? Чего он боится? А может, он меня оберегает от чего-то, что и в самом деле желал бы оставить в тумане прошлого? В общем, вариантов много.
  А Натан очень даже красивый, не так, как Эл, не той броской красотой, мимо которой никто не пройдет равнодушно, хоть раз, да обернувшись. Да, Эл лучше, в разы прекраснее, он сильная личность, притягивающая к себе благодаря какой-то внутренней силе, но... он чужой. Умный, серьезный, как оказалось, но чужой. Ты же не думаешь, будто я могла поверить, что интересна ему?
  А зачем тогда я согласилась с ним встретиться, спросишь ты? Хороший вопрос, только ответа на него у меня нет.
  Вот встретилась на свою голову. Теперь лежу и не знаю, как мне быть дальше и что делать с тем, что узнала. А что, собственно, я узнала, кроме того, что сама являюсь лживой... ммм... особой? Не хочется себя ругать, понимаешь? Не хочется. Любая бы на моем месте не устояла перед красавцем, назначившим ей свидание, и думать нечего, ответ очевиден. Вот только как далеко можно зайти - это уже вопрос воспитания и степени порядочности каждой в отдельности.
  Неожиданно я заметила пристальный взгляд. Натан смотрел на меня странно, не мигая, и в наплывающей темноте его взгляд обрел неожиданную глубину. Ах, как жаль, что я не всегда могу расшифровать его посыл и прочесть его мысли.
  Натан накрыл мою ладонь, переплел пальцы и сжал руку в замок. Я смотрела на него, и под его взглядом было уютно. Он медленно приблизился к моему лицу, его губы коснулись моей кожи. Я закрыла глаза. Нет, я не представляла Эла - Натан был по-своему хорош, чтобы с ним я могла легко забыться. С ним надежно, тепло, хорошо. С Натаном я перестала бояться подвохов и дурости, которыми удивляли меня мои прежние мужчины. Нет, этому человеку можно доверять, с каждой новой нашей связью я становилась только лучше и чище. Он по-прежнему любил меня как в первый раз, как подарок, которого долго ждал и все никак не может налюбоваться, нарадоваться и поверить, что чудо стало реальностью. Чего еще нужно девушке? Не знаю. Не знаю, честное слово. Сейчас я не нуждалась действительно ни в чем, отдаваясь потоку страсти, который набирал обороты по мере того, как губы моего ангела продвигались все ниже и ниже.
  - Тот мужчина в кафе, это для него ты тогда со мной обнималась?
  Я не сразу поняла смысл вопроса, но внутри словно взорвалась маленькая мина, окатив меня жаром похлеще мужских поцелуев.
  - Что... ты о чем?
  Я не смела пошевелиться, лежала и остывала от того, что только что вытворял самый смелый и нежный парень, которого я только знала.
  - Ты пришла с мужчиной в кафе, где был я. Кто он? Я угадал - это тот самый?
  Натан приподнялся на локте и смотрел на меня мягким взглядом, будто спрашивал о чем-то обыденном, например, не забыла ли я купить хлеба.
  - Ну, э...
  - Признайся, ты обалдела, когда увидела меня с ребенком, правда?
  - Э...
  Вот тут бы и спросить, наконец, кто она, та красивая девочка в нарядном платье и с тщательно заплетенной косой, но я не могла. Лежала, слушая оглушающую тишину, и только сердце бухало где-то в ушах.
  - У тебя была странная реакция: ты выглядела напуганной.
  - Я? Напуганной? Вовсе нет. Чего ты выдумываешь, просто... Андрей, ну ты чего!
  - Ну, ты увидела меня, и тут же сбежала.
  - С чего ты это взял!
  - Ты пришла в красивый зал, там отличная кухня, рядом с тобой обалденный мужчина, чего уж скрывать, но не провела в кафе и десяти минут, после чего убежала, словно спасала жизнь. Скажешь, я неправильно оценил твою реакцию?
  - А чего ты хочешь? Я не испугалась, конечно, но...
  Натан навис надо мной, заглядывая в глаза, и его мягкая улыбка контрастировала с напряжением, читающимся на лице.
  - Клубничка, что тебя расстроило больше: то, что я был с ребенком, о котором ты не знаешь, или что я увидел тебя с мужчиной, о котором не знаю я?
  Я резко отвернулась и натянула на себя одеяло. А что еще я могла сделать? Что ответить? 'И то и другое!'?
  - Это твоя дочь?
  Натан вздохнул, легко перепрыгнул через меня и сел на край кровати, любезно предоставив мне возможность любоваться его точеным профилем и могучим бицепсом.
  - Лера, я был женат, - произнес, наконец, он, когда я уже, было, решила, что больше не услышу от него ни звука. - Я в разводе уже пять лет.
  - Круто, - только и произнесла я. - А почему развелся?
  - Это было не мое решение.
  - Ты... чем-то это заслужил?
  Натан обернулся ко мне, как будто хотел понять, о чем я на самом деле думаю и что имею в виду.
  - Я хотел сохранить семью при любом раскладе, но мне не дали ни шанса. Да и нечего было уже сохранять, не из-за чего беспокоиться. Разве ради Лизы, но я не смог. Да и ни к чему хорошему это все равно бы не привело.
  - Все было так плохо?
  - Да, - он кивнул и снова отвернулся. - Жить насильно с чужим человеком - разве этого я желал для своей дочери? Чтобы однажды она упрекнула меня в фальши, в том, что ее лишили счастливого детства, заставив расти в мире притворства и искусственных улыбок, в состоянии холодной войны? И я отпустил.
  Ну дела...
  - Ты... ты ведь не был запойным, да?
  Я пыталась нащупать тонкую тропинку, ведущую в смутное прошлое моего ангела. По какой причине можно бросить человека, от которого имеешь ребенка? Из-за чего он может стать чужим и совершенно ненужным?
  Натан хмыкнул.
  - Лера, я не был запойным, - произнес он голосом, полным иронии. - Я не избивал жену, не орал на дочь и не ходил налево.
  - Так в чем же дело? Почему тогда разрушилась твоя жизнь? Из-за чего? - я села в кровати и протянула руки к Натану. Так хотелось обнять его, приласкать. Я видела, что разговор ему не приятен, он начал его только ради меня, и совершенно понятно, что удовольствия от этого не испытывает.
   - Думаешь, обязательно кто-то должен быть виноват? - он чуть повернул голову в мою сторону и бросил на меня взгляд.
  - Конечно! Кто-то же начинает все это.
  - Может, она просто разлюбила меня. Ей стало со мной... плохо, неуютно, неинтересно.
   Самым страшным в отношениях я всегда считала предательство. Когда одного бросают, ставя на нем крест, приговаривая к званию пустоты и серости. Быть лишним, балластом, от которого хотят избавиться, когда верят, что только после этого жизнь обретет недостающие краски и наполнится событиями - это страшно. Четыре раза я была близка к отчаянию, полагая, что именно я являюсь тем самым пустым местом, а сейчас передо мной сидел человек, которого однажды выкинули из семейной жизни, лишив ребенка, забрав свою любовь и клятвы. И я поняла, что нифига не знаю о боли отверженности, даже рядом не стояла с этой разъедающей пустотой. Так какое у меня право ковыряться в его ранах, которые, я уверена, никогда не заживут полностью?
  - А почему ты ничего мне не рассказал? - это самый важный вопрос вечера, или это уже не важно? Наверное, этот факт уже не имеет для меня такого значения, как еще пару часов назад, да ладно, еще полчаса назад.
  - Не хотелось грузить тебя. Сказав о дочери, мне пришлось бы говорить и о жене. Так ведь и вышло, да? - он грустно улыбнулся, и мне он в этот момент показался смертельно усталым человеком, прожившим на этом свете уже больше сотни лет. - Не так-то легко сказать самой лучшей, что ее обожает тот, кто самым лучшим не является, кого легко выбросили на помойку однажды, лишив права уважать себя и считать мужиком.
  Его голос оборвался, он отвернулся. Что ж, он и так сказал слишком много, и предельно откровенно. Я ценю это, я всегда буду благодарна ему за эти минуты близости.
  Мужчинам гораздо приятнее говорить о том, какие они крутые, как они важны и сколь много значат в жизни кого бы то ни было, и совсем непросто признаться, что для кого-то они просто ноль, ненужный хлам, от которого избавились без сожаления. Натан всего лишь хотел избежать боли и унижения.
  - Но ты ведь рассказал бы мне когда-нибудь о том, что у тебя есть дочка, которую ты любишь?
  - Обязательно, - он кивнул, и я увидела, что он смотрит в одну точку, не мигая.
  - Натан, мне так жаль...
  - Да ладно, чего старое вспоминать, - отмахнулся от моего сочувствия ангел. - Думаешь, я все пять лет страдал, проклиная небо?
  Да, интересно: сколько длится боль? Как быстро можно забыть того, кого любишь, кто однажды заменил тебе весь мир? Или, я такая идеалистка, и все на самом деле было проще и прозаичнее?
  - Ты уже... забыл свою жену?
  Натан обернулся ко мне. В темноте я не видела его глаз, но мне казалось, что они смеются. Ему уже совсем не больно? Он излечился от своей любви?
  - Лера, да. Я забыл свою жену. Уже давно, еще до встречи с тобой. А теперь так и вообще вспоминать не хочу.
  - Ты видишься только с дочерью?
  - Раз в год.
  Голос опять стал унылым и глухим. Натан резко отвернулся, потер лицо и тяжело вздохнул. Ему завтра опять рано вставать на работу, а я не даю ему спокойно поспать, но я должна узнать все, чтобы успокоиться. Раз он сказал 'А', пусть уж говорит и 'Б'.
  - Раз в год? Кто так решил? Это через суд, да? Она так захо...
  - Лера, все в порядке. Жена вышла замуж второй раз и уехала из страны. Они с дочкой теперь живут в Швеции, и здесь бывают раз в год, когда навещают родственников. Тогда я и могу увидеться с Лизой. А в этот раз мне сообщили слишком поздно, и завтра они уже уезжают. Жене нравится так со мной обращаться.
  Я откинулась на подушку. 'В этот раз'. А в другие было иначе? Может, не желая отвечать на звонки и запираясь со мной после работы, Натан упустил возможность раньше узнать о приезде бывшей жены и дочки? Так это из-за меня он не увидится больше со своей малышкой до следующего года.
  Натан словно почувствовал мои переживания. Он вдруг обернулся ко мне, затем лег рядом и обнял меня.
  - Клубничка, если бы не ты, я мог бы злиться на судьбу за этот обман, но теперь - теперь мне уже не так больно, и встреча с дочерью не принесла ни капли горечи, как было раньше. Я просто встретился с родным мне человечком и испытал радость, которой не испытывал в прошлые пять лет, понимаешь? Это благодаря тебе.
  Ну, конечно же, после таких слов на мои глаза навернулись слезы, разумеется, заныло в сладкой неге сердце, и смешались и радость, и чувство вины, и наслаждение его красотой.
  - Натан, - я отчаянно хлюпала носом, и Натан с насмешливой улыбкой вытирал мои слезы, - клянусь тебе, мой несостоявшийся ужин - единственное, что могло произойти этим вечером.
  В наступившей тишине я услышала стрекот секундной стрелки. Удивительно, но Натану никогда не мешали мои настенные часы, и тишина его не угнетала, и никакие тихие звуки, живущие в моей квартире, не раздражали. А у меня в эту минуту замерло сердце: сейчас его очередь судить меня.
  - Лера, если захочешь оставить меня - просто скажи. Не надо меня дурачить, ладно?
  Он осторожно выпустил меня из объятий и лег на спину.
  - Натан, я даже и не думала, - прошептала я, искренне веря в свои слова. Как можно оставить его? И вовсе не из-за того, что он так несчастен, что однажды он уже был предан и обманут, а просто... просто потому что он замечательный, и лучше его никого не может быть. А те, кто лучше, мне не подходят. Вот так.
   - Сначала разорви со мной отношения, и только потом прыгай в другую постель, - проговорил он глухим голосом, и я поняла, наконец, что ему изменили, наставили рога, и это было очень больно. Наверное, после этого он уже не желал бороться ни за какие отношения, создавать какую-то видимость и делать хорошую мину при плохой игре. Бедный.
  - Натан, ты же сам знаешь, что такого со мной не будет, - прошептала я.
  Обернувшись ко мне, он уже улыбался, нежно провел рукой по волосам, после чего потерся носом о мою щеку.
  - Я тебе верю, Клубничка, - прошептал он так же тихо, и в его голосе я не услышала характерных ноток печали, как еще несколько минут назад.
  Как же здорово быть чьим-то утешением, клубничным сиропом, который позволит заесть любую горечь и сделает жизнь лучше и приятней.
  В кои-то веки мне отвели роль не посудомойки и носкостирки, не тела, которое при нужде вытаскивают и пользуют, а позволили стать чем-то важным, значимым и ценным.
  - Спасибо, - произнесла я одними губами, прижавшись к губам Натана, и он услышал, тихонько засмеялся, и снова принялся обнимать меня, продолжив с того места, где мы остановились в самом начале нашей ночной беседы.
  
  ГЛАВА 15
  
   Все утро я работала, не поднимая головы, а в обед понеслась в ближайший магазин женского белья и выбрала себе чулки. Тонкие, прозрачные, они как будто искрились и переливались на солнце. Волшебные. Обычно я предпочитала колготки, но тут меня словно торкнуло что-то, и я представила... В общем, красиво это - такие вот чулки на моих ногах, ага. Еще и туфли присмотрела - надо же к такой красоте достойное обрамление подобрать. Ну, ты, наверное, уже догадалась, для кого я так старалась. Просто, понимаешь, получив такой комплимент, за который не жалко и умереть, я решила, что не пожалею восьмидесяти процентов от зарплаты, но эти кожаные туфли темно-вишневого цвета с отделкой под крокодиловую кожу приобрету. Все равно о продуктах заботится Натан, и счета однажды взял из моих рук и, ни слова не говоря, сунул себе в карман. Не буду же я приставать к нему с глупостями вроде: 'Где мои счета, мне же надо заплатить, или ты уже это сделал?' Ясно же, что мужчина взял эти расходы на себя.
   Ну а я буду себя украшать, и для Натана в том числе. Просто он воспринимает меня в целом, без выделения особых частей тела и элементов одежды, как будто это не имеет значения, ну а Эл немножечко другой, и такие атрибуты как обувь или украшения всегда отметит, оценит и вынесет вердикт. Радует то, что я нравлюсь обоим, пусть и по-разному.
   Конечно, я понимала, что веду себя не очень хорошо, и вообще дурочка, желающая догнать двух зайцев сразу, но эйфория, которая кружила голову вот уже несколько недель, не отпускала меня ни на минуту, и здраво рассуждать я все равно не могла, хоть побей меня за это камнями. И желающие вскоре нашлись.
  Уже выйдя из магазина и вдыхая загазованный воздух центра вместе со звонким шумом, я услышала ехидное:
   - Смотрите, кто нарисовался.
   Повернув голову, увидела Мышку. Во взгляде ревность и непримиримость, подружки подступили как группа поддержки, не то Юля со Светой, не то Жабка с Катюхой. Самоуверенные девицы. Как же - подружки рокеров.
   - Ты тоже выглядишь неплохо, - ответила я с внушительной долей скепсиса, чтобы девочка не расслаблялась и понимала, что не она тут пишет музыку, под которую кому-то придется танцевать.
   - Давненько мы тебя не видели. Что, не понравилась наша туса? - Мышка, наверное, полагала, что выглядит круто и задает мне ужасно каверзные вопросы. Глаза так и сверкали. Красивая, конечно, только глупенькая. Что ни говори, мне ее жаль. Такая влюбится, как в омут с головой, а когда еще это чувство под запретом - вообще беда. Не позавидуешь, в общем, девчонке. И понять не может, что не я, так другая все равно станет ее соперницей. Да любая, кто угодно. Хоть Светка с Жабкой. У любой шансов больше, чем у нее.
   - Да все дела, знаешь ли, обязанности, - я развела руками, как бы извиняясь.
   - Да знаем мы твои дела - Андрюху в постели обрабатывать, - вдруг зло проговорила Мышка, и девушки фыркнули, каждая на свой манер, но все вместе - презрительно и осуждающе.
   Не, я понимаю, они банда, коммуна, типа, но свои личные дела я обсуждать с ними не намерена. Мое - это только мое.
   - Ну, Андрюха пока не жаловался, насколько мне известно, - произнесла я с намеком, что не очень-то Натан и рвется вернуться к ним.
   Каждый вечер ему названивали друзья, и каждый вечер он откровенно отказывался, уже даже не ссылаясь на дела и занятость.
   - Я имею в виду, что секс с тобой может даже очень ему наскучить, - проговорила девушка. Ее лицо вытянулось и окаменело. Ей было больно от того, что она смотрела сейчас на любовницу своего обожаемого брата. Обожаемого и недосягаемого. Я видела, что ей хотелось вцепиться мне в волосы, но так явно выдавать свои чувства и бессилие она не решалась. - Не ты у него первая, и не тебе быть последней, а вот ждать его в группу будут не всегда. Ребята уже поговаривают о том, чтобы заменить его. Хороших ритм-гитаристов в городе, конечно, не много, но если захотят найти - Натан останется в пролете, и виновата в этом будешь ты.
   Меня, конечно, задели ее намеки про не первую и не последнюю. Разумеется, я уже в теме про его разрушенную семейную жизнь, и как хорошо, что узнала об этом до встречи с ревнивой сестричкой, а то скажи она сейчас что-то об этом, я оказалась бы в глупейшем положении. Но тут в памяти всплыло одно женское имя, и в душе змеями заворочались сомнения. Была же какая-то Марина, как раз передо мной, и о ней знали его друзья, и даже вроде как любили ее, по крайней мере, желали видеть вместо меня, это я тогда точно уловила.
   - Жаль, конечно, если Натан останется не удел, - произнесла я со всем спокойствием, на какое только была способна в этот момент под пристальными взглядами ехидных девушек, - но, насколько я понимаю, он сам не очень-то рвется продолжать репетиции. Вероятно, он уже перерос это увлечение, ну да решение за ним, я нисколько на него не влияю. Разве что могу пообещать поговорить с ним и даже надавить с целью возвращения в группу, так уж и быть, - это я чтобы Мышка поняла, кто диктует условия и какая кукушка какую перекукует. - А что касается не первой и не последней - так это мы без родственничков решим, сколько нам быть вместе и когда расстаться.
   Девушка поджала губы - ясное дело: задели больное место. Наверное, не стоит так глумиться над ней, откровенно намекая на несбыточность ее мечты по имени Натан. Я же сама погрязла в фантазиях и долгое время считала их неосуществимыми, так что прекрасно знаю, как бьется сердце и ноет в груди, когда предмет обожания находится рядом, и как тяжело, когда не имеешь возможности выразить ему свои чувства. Кто не испытывал такого - пусть и судит эту пигалицу, а мне не следует, я ведь понимаю ее, возможно, больше, чем подруги, с которыми наверняка она делилась своим горем.
   - Если Андрей потеряет место в группе, ему будет плохо, ты и не представляешь, как, - голос Мышки сделался вдруг тихим, она больше не пыталась уколоть меня, она слово просила меня понять и принять правильное решение. Это удивило. - Он совсем не умеет оставаться наедине со своими проблемами.
   - Маш, ты чего, остановись, - одна из девушек потянула Мышку за рукав кофты.
   - А пусть знает, - ты вырвала руку, продолжая стоять напротив, и сверлила меня серьезным взглядом. - Уверена, ты не в курсе, на что он способен, когда напьется.
   Это что еще за... фигня?! Натан, и вдруг 'напьется'? О таком я не думала. Да с тех пор как он со мной, я даже бутылки пива у него в руках не видела, не считая репетиции. На мой вопрос тогда о пристрастии к выпивке он ответил, что не пьет. Как же понять слова его сестры? Может, она нарочно пугает меня, преувеличивая страсти?
   - О чем ты говоришь?
   - Маша, перестань, не лезь в их дела, - уже вторая подружка попробовала потянуть Мышку к себе. Все как-то забеспокоились, заволновались, будто их юная спутница едва не переступила черту и не открыла Страшную Тайну, о которой, конечно же, знали все, кроме меня.
   - Нет, почему же, пусть лезет. Тем более что она вроде и не вылезала: до всего есть дело, - произнесла я строго, не сводя с нее глаз. - Сказала 'А', говори и 'Б'.
   - Он однажды дорого заплатил за свою ошибку, сделанную по пьяни, и не хотелось бы, чтобы тот кошмар повторился снова. Из-за тебя, - произнесла Мышка со страстью.
   Мои глаза округлились, и тут она, видимо, поняла, что действительно сболтнула лишнего, и вероятно, испугалась, что ей может прилететь от Натана, а потому гордо пошла на попятный.
   - Да ладно, забудь, - проговорила вдруг небрежным тоном. - Вообще нам пора.
   - Да куда же ты торопишься? - меня уже колотила нервная дрожь. Все-таки я ничего не знаю о Натане. Вот же... - Остановилась на самом интересном месте. Так хочется узнать, на что же способен наш обожаемый Натан, а?
   - Вот сама у него и спроси. Может, он и расскажет, если захочет тебе довериться, - буркнула сестра Натана, пятясь от меня.
   - А ты полагаешь, что он мне не доверяет?
   - Не знаю, ты новенькая, чужая, он, почему-то, не торопится вводить тебя в нашу компанию, тебе это ни о чем не говорит?
   - Не знаю, зато вижу, что тебе это сказало о многом, а о чем не сказало, то ты сама дорисовала. Конечно, понимаю, что тебе гораздо приятнее думать, что у нас все плохо, и что Натан уже ищет повод повежливее меня отшить, но... - я запнулась, увидев, как загорелись глаза Мышки. Казалось, ее посетила какая-то мысль, но отнюдь не светлая, потому что выражение лица стало подозрительно загадочным, а улыбка коварной. Продолжать я не стала, почувствовав, что Мышке было уже невмоготу находиться здесь, словно не терпелось начать осуществлять свой таинственный план, который только что пришел ей в голову.
   Вообще-то это очень тяжело: иметь недоброжелателей. Людей, которые не только в тебя не верят, но и считают опухолью, которую следует вырезать. Может, все и не настолько трагично, но я видела, что не нравлюсь этим девушкам и даже мешаю. Они точно не будут рады снова увидеть меня в своей компании, с Натаном или без. Что ж, так тому и быть, это я изменить не в силах, да и не хочу.
   Почувствовав перемену в настроении Мышки, я махнула рукой, и, оборвав свою речь, просто обошла небольшую компанию и зашагала в сторону офиса, тем более, что время уже поджимало.
   Надо ли говорить, что на душе остался неприятный осадок, настроение упало и руки опустились.
   А у Натана, оказывается, остались припрятаны тайны, которые он мне так и не открыл. Ну что же, Синяя борода, посмотрим, как долго тебе удастся их скрывать.
   Но если Натан и намеревался утаить от меня неприглядные картины прошлого, то Мышка, как позже стало ясно, сидеть и молчать не собиралась. Гром грянул не сразу, имел тщательную подготовку, чтобы ударить наверняка, и мало мне не показалось. Но все это случится чуть позже, а пока... как молнией, продолжая аналогию с небесными стихиями, меня поразил Эл. В самое сердце, причем, удара было два, и живительный, и практически убийственный.
   Начать с того, что именно сегодня я впервые появилась в приемной шефа с легким сердцем и без привычного страха встретиться с Элом. Наоборот, я жаждала этого, помятуя о вчерашней встрече. И хоть окончилась она скомкано и впопыхах, имея для меня тягостные последствия, я рвалась поговорить с ним, так важен мне был его взгляд, улыбка. Я видела в этом человеке умную личность, с внутренним миром, с определенными жизненными установками, и пусть всех их я не знала, они уже импонировали мне.
   Однако, показавшись в дверях своего кабинета, Эл лишь отстраненно кивнул мне, как любому другому работнику, и тут же обратился к Веронике с просьбой найти какие-то договора и срочно ему принести.
   Естественно, я списала его рассеянность на занятость. Каким бы красавчиком не был Эл, как бы ни сияла его звезда на небосклоне, в первую очередь он работник, причем хороший, уважаемый шефом, и не стоит обижаться на его сухой тон и деловой вид. И, тем не менее, мое сердце сжалось от тоски, когда равнодушный взгляд прошелся по мне и тут же переключился на другие цели. Я, конечно, не ждала никаких поцелуев и особенных восклицаний, но... да ладно, чего-то я все-таки ждала и не получила. И почувствовала себя обманутой. Сразу коршунами налетели сомнения, неуверенность заскочила на плечи уродливым горбом, и к себе в кабинет я вернулась столетней бабкой, собравшей в душе горечь прожитых лет и невосполнимых потерь.
   Было обидно, даже не знаю отчего. Просто... просто так не честно. То взгляды, поцелуи, массаж ног и дифирамбы в их честь, выставка и ужин, пусть и сорванный по моей вине, а то пустой и равнодушный взгляд, безликая корпоративная вежливость, как будто мы совсем посторонние. Посторонние... Да! Как же я могла забыть! Как это вылетело у меня из головы: мы посторонние, чтобы я себе ни напридумывала. Моя беда в том, что порой я забываю об этом. Моя фантазия мчит вперед тройкой вороных, а потом я ломаю себе шею о бетонную стену голых фактов: мы посторонние.
   Натан прав, прав, что не ревнует меня к Элу. Как можно ревновать к т а к о м у мужчине! Все верно, он умный парень, чувствует истину и может предугадать, чем закончится эта странная никому не нужная история. Да и нет никакой истории, есть только мои смешные фантазии о том, что безумно красивый мужчина мог обратить внимание на ничего из себя не представляющую девушку, всю жизнь прячущуюся в четырех стенах и разводящую цветы, чтобы было с кем поговорить одинокими вечерами.
   Мое горестное самобичевание прервал громкий стук в дверь, после чего дверь резко распахнулась и в кабинет вошел...
   - О, вероятно, ты вспомнил мое имя, - пробормотала я. - Оно настолько простое, что его с трудом запоминает каждый, кто хоть раз слышал.
   Эл, не обращая внимания на мое бормотание, приблизился к столу, его загадочный вид не имел ничего общего с равнодушием, которое задело меня несколько минут назад.
   - Лера, ничего не планируй на сегодня, - произнес он загадочно, и мне стало так жарко, будто я залпом выпила чашку только что заваренного чая.
   - Но как раз на сегодня у меня полно планов, - выдала я.
   Заместитель директора, не сводя с меня таинственного взгляда, сунул руку во внутренний карман расстегнутого пиджака и извлек... что-то такое, что я еще не могла разглядеть, да и не хотела, жадно вперившись в прекрасное лицо. Эл, как всегда, безупречен и прекрасен. А со вчерашнего вечера стал еще и интеллектуалом, человеком, чувствующим гораздо глубже, чем это способны предположить его коллеги. И ведь он позволил мне это узнать!
   - Понимаю, конечно, и все же, очень надеюсь, что ты не откажешься от моего приглашения, - проговорил Эл уверенно. Ну да, это Натан может сомневаться на свой счет, волноваться и робеть, а Эл не из таких. Вот уж кто всегда уверен, что за ним пойдут и без дудочки крысолова. Его красота притягивает как магнит, и этот человек наверняка ни разу в жизни не испытывал ни капли неуверенности и страха оказаться в одиночестве.
   - Что это? - прохрипела я и почувствовала, как годы тяжести и лишений спадали с меня словно старая луковичная шелуха. Я снова была молодой и счастливой, звонкой и невесомой.
   - Это то, что ты любишь: мужчины, способные вызывать слезы на твоих глазах, - Эл улыбнулся, но насмешливые нотки даже не царапнули меня - я понимала, что он не желал меня задеть. Сейчас он казался мне самым добрым, потому что, решившись оторваться от созерцания прекрасных черт и опустив, наконец, взгляд, я прочитала о том, что сегодня вечером в Городском Концертном зале состоится выступление Хора Турецкого.
   - Аааа! Мама! - взвизгнула я и тут же прикрыла рот обеими руками. - Мамочки, я не могу поверить! Что это?
   Моему счастью не было конца. Это получается, Эл запомнил наш разговор на последнем корпоративе, и решил сделать мне приятное, как только мой любимый хор приехал в наш город? Он запомнил? А может, даже ждал этого случая!
   - Сегодня в семь часов встретимся в первом ряду лучшего зала в городе. Согласна?
   Как я могла отказаться? Меня затопила горячая благодарность, но слов не находилось, и я надеялась, что умный и проницательный Эл все прочтет по моим глазам, но испугавшись, что выдам больше, чем следует, я вообще зажмурилась. Вдруг, он узнает, что я схожу по нему с ума...
   - Так значит, договорились? - решил уточнить Эл. Я лишь кивнула, и, поблагодарив меня за оказанную ему честь, он неспешно удалился.
   В счастливом состоянии я пребывала примерно час, после чего меня убили, как ту журавушку в небе, и бросили на жестокий лед, умирать в страшных муках. И у кого в руках оказалось ружье? У прекрасной Натали, кто бы мог подумать.
   Я была в туалете, где воспользовалась ледяной водой, желая остудить жар, который прилил к щекам и никак не желал отливать. Пару человек, заглянувших в мой кабинет, обратили внимание на мой нездоровый вид, выказав опасения о начинающейся лихорадке, но объяснять им, что моя обычная бледность и смертельное одиночество отступили перед безумной радостью, не собиралась, и потому поспешила охладиться.
   Эта часть коридора всегда была в полутьме, здесь располагались только технические кабинеты, ну а добраться до туалета можно и на ощупь. Курильщики здесь не собирались, и бояться в этой темноте было нечего и некого, если фантазия не сильно развита, а моя как раз работала совсем в другом направлении. В общем, я была совершенно одна и счастлива. В пустоте, разлившейся вокруг на несколько метров, не было жизни, но когда я завинтила кран и промакивала лицо бумажными салфетками, до меня донесся тихий голос Натали. Вероятно, в ожидании возможности попасть в 'кабинет', занятый мной, она решила сделать звонок. Я отчетливо слышала каждое ее слово, и с каждым новым бледнела все больше и больше, а зеркало все это в полной мере демонстрировало. С тем, с чем не справилась холодная вода, справилась Натали.
   - Ничего не хочу слышать, сегодня в семь и точка... Нет, мне все равно, я больше не буду зависеть от твоих капризов... Послушай, ты можешь думать о себе что хочешь, но мы оба знаем, чего ты стоишь, и сегодняшний вечер ты проведешь со мной, иначе увидишь, на что я способна. Да я больше не желаю играть по твоим правилам и зависеть от твоей прихоти. Теперь все будет так, как скажу я... Значит, отмени... Скажи что хочешь, ты умный мальчик, найдешь нужные слова... Молодец, это правильно. Значит, сегодня в семь, и не опаздывай.
   Как оказалось, Натали не рвалась посетить дамскую комнату и, окончив разговор с неизвестным мене абонентом, удалилась. Я же стояла перед зеркалом, отстраненно наблюдая, как меняется выражение моего лица. Из счастливой девушки я превращалась... в набитую дуру, которую выставили, в чем мать родила, на центральную площадь, чтобы потешить народ, и под громкое улюлюканье зевак заставили танцевать нелепые танцы.
   Я еле добрела до кабинета, плюхнулась в кресло и уставилась в монитор. Сердце отчаянно колотилось, руки дрожали. А чего я хотела? На что надеялась? И разве у меня было основание для этого? Я размечталась и забылась, за что и получила. Что ж, правильно, так и надо, чтобы не лезла туда, куда мне никогда не попасть - в мир красивых и богатых.
   Несмотря на боль, разрывающую грудную клетку, я не могла не удивляться жене шефа. Всем было известно, что это брак по расчету, но также никто не сомневался, что более верной жены Игорю Дмитриевичу было не найти. Натали умная девушка, и прекрасно понимала, что урони авторитет мужа и поставь его в неловкое положение, ей перекрыли бы кислород и доступ к тем роскошным условиям, которыми она могла пользоваться в неограниченном количестве, оставаясь послушной девочкой и охраняя семейный очаг.
   Как оказалось, Натали не только очень умна, но хитра и изворотлива, раз смогла завести интрижку под носом у мужа, да еще и с его ближайшим помощником. Хотя, не так уж и умна, раз мне стало об этом известно. Разумеется, я не собиралась распоряжаться этой тайной. Чужая жизнь для меня священна, и я была уверена, что Натали не желала мне зла и растоптала случайно, просто проходя мимо. Мы же не просим прощения у всяких жучков-паучков, когда ходим по улицам.
   Буквально через несколько минут в кабинет ворвался Эл. Я уже знала, что он мне сообщит, а он был не в курсе о моей невольной осведомленности. Впрочем, это не давало мне никакого преимущества, разве что удивить его на секундочку своей проницательностью.
   - Судя по твоему виду, в твоих личных планах на вечер произошли существенные изменения, - произнесла я, изо всех сил пытаясь придать голосу шутливый тон.
   - Лера, - Эл удивился, и даже вроде как огорчился. - Мне очень жаль, да, кое-что произошло, и я вынужден... Лера, прости. Может, ты пригласишь кого-нибудь из своих подруг сегодня? Я буду рад, если ты все же пойдешь на концерт.
   Я согласно закивала и даже схватилась за телефон, демонстрируя готовность сейчас же заняться обзвоном многочисленных подружек и приятельниц. В голове даже мелькнула мысль подарить билеты Веронике - у нее как раз намечался какой-то роман, но, боюсь, репертуар моего любимого хора мог нравиться не всем, и не все сочтут подобный концерт желанным подарком. Ну а о музыкальном вкусе Вероники я была наслышана благодаря радио 'Европа плюс'. И вообще, это не мои билеты, я не стану ими распоряжаться и, разумеется, не позову на концерт Натана.
   В какой-то момент пришло желание бросить билеты Элу в лицо, но к счастью для меня эта глупость тут же исчезла, как и обещание вернуть за концерт деньги. Я лишь вопросительно уставилась на него, ожидая, когда он выйдет, чтобы я могла поговорить с 'подружками'.
   Эл еще раз извинился и быстро ретировался. Как только дверь за ним закрылась, полились слезы - я была не в силах их остановить - и потеря шанса попасть на концерт была едва ли основной причиной моего неподдельного горя. Гораздо больнее было от обмана. Зачем? Зачем это нужно было Элу, если была Натали? Я никогда не узнаю ответ на этот вопрос, потому что никогда не задам его господину Журавлеву. Я вообще больше не буду с ним говорить, превращаясь в ледяную статую всякий раз при его появлении. Глупо? Пусть, но как-то же мне надо скрывать свою боль. Вот уж верно говорят: 'Каждый сверчок знай свой шесток'. Теперь я знаю все, и про свое место больше никогда не забуду.
  
  
   окончание можно прочитать здесь
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"