Молодой человек в форме младшего офицера тихо прошел в кабинет, положил на стол перед хозяином кабинета черную папку и что-то шепнул на ухо. При этом наклонился, и длинная челка плавно упала ему на лоб, прикрыв глаз. Рони тихо вздохнула, почувствовав в груди легкое стеснение - это чем-то напомнило ей о Тае, прекрасном рыцаре с длинными волосами, закрывавшими прекрасное лицо почти полностью. Рыцарям патрульной службы не было нужды скрывать свои лица, они открыто появлялись в общественных местах, и в их жизни не было тайн, которые будоражили бы так, как слухи об орионах.
Рыцарь за столом, не отрывая взгляда от папки, выслушал своего адъютанта, молча кивнул, и тот отошел от стола, тихо встав за спиной у Рони.
Несмотря на то, что в кабинете было довольно душно, Рони знобило, и на предложение раздеться она ответила отказом, еще плотнее завернувшись в красный шарф и подняв воротник пальто. Если бы было прилично, она бы и перчатки натянула на дрожащие руки.
- Значит, по вашему заявлению была проведена проверка, и результат лежит передо мной.
Рыцарь, подтянутый и поджарый, чей возраст выдавала седина на висках, открыл папку, только что поданную адъютантом, и принялся сосредоточенно изучать исписанные от руки листы. В этом человеке все было безупречно: и короткая стрижка, и черный мундир, и осанка, и чувство собственной важности и неоспоримости суждений. Рони затаив дыхание, не сводила взгляда с его больших сильных рук. На безымянном пальце гордо сверкал рубин в оправе из белого золота - знак офицеров-патрульных высокого ранга.
Конечно, то, что она поведала на последнем издыхании дежурному офицеру, ввалившись в холл отделения Ордена, казалось невероятным, но неизвестный мужчина в бессознательном состоянии, оставленный в чреве проклятого двора-колодца, являлся красноречивой иллюстрацией к сказанному ею. Над ее словами офицеры еще могли посмеяться, но факты, с которыми им придется столкнуться при изучении этого странного дела, скоро заставят их оборвать свой смех. Как бы еще они не потребовали ее госпитализации вследствие тяжелого психического и эмоционального потрясения, ведь не каждый свидетель тройного убийства сможет избежать тяжелых последствий.
Офицер тем временем прочитал все, что было в папке, закрыл ее и уставился на посетительницу. Его взгляд Рони не вдохновил - уж слишком спокойным выглядел рыцарь. Почему не звонит, почему не отдает срочный приказ искать преступника по свежим следам? Ей еще предстоит подробно описать последние минуты Дорна Приса в том злосчастном дворе, надо только морально подготовить офицеров к этой части повествования.
Девушке стало не по себе, и почему-то в сердце закралось подозрение, что все не так, как кажется.
- Но там было много всего, - пролепетала она, чувствуя, как защипало глаза от близких слез. Обида, что ей не верят, захлестнула со страшной силой. А также пришло чувство беспомощности, будто она одна пытается выстоять против огромной волны, способной смести на своем пути половину Райн-сити с его небоскребами, храмами и парками.
- Анта Зорис, - офицер устало вздохнул, в его голосе проскользнули нотки сочувствия, которые сильно задели Рони. - Могу сказать только, что ваш рассказ не подтвердился.
- Как не подтвердился? Как же так? - Рони начала медленно приподниматься со стула, но стоявший поблизости адъютант положил ей руку на плечо и мягко надавил, принуждая присесть.
- Прибывшая по указанному вами адресу группа быстрого реагирования ничего не обнаружила, и в отчете...
- Этого не может быть! - вскричала пораженная Рони.
Офицер нахмурился.
- Повторяю: ничего из указанного вами обнаружено не было. Никаких трупов.
- Говорю же вам, они там были! - Рони размазывала слезы по раскрасневшимся щекам, не в силах поверить услышанному. - Целых три!
Как могло случиться, чтобы три трупа бесследно исчезли за столь короткое время?
Мужчина взял графин в левом углу стола, наполнил стакан и протянул Рони. Та жадно выпила теплую воду, отдающую пылью, пролив на подбородок и намочив шарф.
- Значит, что касается трупов, - произнес офицер, молчаливо ожидавший, когда Рони поставит пустой стакан на зеленое сукно огромного стола и будет способна слушать дальше. - Их мы не обнаружили, как и никакого подтверждения, что они там были. Ни следов крови, ни обрывков одежды, ни оброненных вещей - ничего. Поскольку вы прошли экспертизу на алкоголь, я заключаю, что у вас просто разыгралось воображение...
- ...но...
- ... и принимая во внимание, что раньше ни в чем подобном вы замечены не были, - он намеренно повысил голос, заметив, что Рони в очередной раз вознамерилась его перебить, и та вынуждена была снова сжаться в комок на краешке стула, - я склоняюсь к тому, чтобы отпустить вас, сделав предупреждение: не следует выдавать за действительность картины, нарисованные в вашем разбушевавшемся воображение. Иначе я настою на более тщательной экспертизе, дабы выяснить природу этих ваших... видений и галлюцинаций.
Офицер пристально посмотрел Рони в глаза, отчего у нее неожиданно закружилась голова, и показалось, что у самых ее ног плещутся волны, но ровно через секунду странные ощущения пропали.
Рони опустила голову, плечи ее поникли. Опять этот город посмеялся над ней. Наверняка у нее какое-то нервное заболевание, раз ей так четко и явно мерещится то, чего на самом деле никогда не было. И бесполезно спорить о том, что она видела, слышала и чувствовала. Раз офицер говорит, что ничего не было, у нее нет ни одного конкретного аргумента, чтобы возразить ему.
- А сломанная скамейка? - вдруг встрепенулась она, с надеждой глядя на пожилого офицера. Его взгляд снова потяжелел, но Рони предпочла проигнорировать это. - Она взорвалась у меня на глазах, будто под нее подложили бомбу. Доски разлетелись в щепки и взлетели на воздух с громким шумом. А потом с грохотом упали на землю.
Офицер хранил молчание. Уверенность, с которой она все это ему вещала, вызывала у него глухое раздражение.
- А позади меня разбились стекла в окнах. Сами по себе. Сначала я почувствовала какой-то очень сильный порыв ветра, хотя все вокруг было спокойно, а потом стекла на первом и втором этажах пошли трещинами и, наконец, рассыпались на мелкие осколки. Как хрустальная пыль.
Рони внимательно следила за реакцией офицера, но ее слова не произвели на того никакого впечатления. Он помолчал немного, что заставило Рони убедиться в том, что ей не верят, и произнес низким голосом:
- Значит, что касается скамейки и окон. Акты вандализма случаются в подобных местах довольно часто, молодежи нечем заняться...
- ...но я видела все сама, и при этом не было никого, кто бы приложил к этому руку, - перебила девушка офицера.
Рыцарь медленно покачал головой, давая понять, что больше не потерпит, чтобы его бесцеремонно прерывали.
- Повторяю, анта, - его голос при этом казался на удивление мягким и убаюкивающим, - что кроме ваших слов у меня нет ни одного серьезного подтверждения, а сломать скамейку и разбить стекла могли задолго до вашего появления в означенном дворе.
- А раненый мужчина? - не сдавалась девушка.
- Значит, что касается раненого мужчины, - офицер кашлянул. - Человека по указанным вами признакам мы нашли, - Рони просияла, как будто услышала что-то очень приятное, и офицер тяжело вздохнул. - В ближайшем госпитале. Вероятно, кто-то, обнаружив его, сообщил, куда следует. И без анализа крови можно сделать заключение, что он был пьян и избит. Сейчас ему оказывается медицинская помощь.
Он немного подождал, и, убедившись, что посетительница не довольна результатами разбирательства и выводами, сделанными офицерами, произведшими расследование, произнес назидательным тоном:
- Орден всегда высоко ценит гражданскую сознательность и преданность, и ради этого готов закрыть глаза не некоторые заблуждения, допускаемые отдельными гражданами.
- Я же говорила... - начала было Рони, но ее опять остановил строгий взгляд.
- Значит, еще раз, что касается указанного вами человека. В результате чего этот ант пострадал, что с ним случилось, мы могли бы выяснить после того, как он придет в себя, но слепо опираться на его показания мы не можем.
- Как не можете?
- Не можем. Он ведет сомнительный образ жизни, часто посещает злачные места и злоупотребляет алкоголем.
Рони снова сникла. Единственный свидетель, который мог бы подтвердить хотя бы присутствие трех хулиганов, которые избили его, оказывается, является ненадежным свидетелем.
- Хорошо, пусть он ненадежный свидетель, но есть же вещи, которые говорят сами за себя, - Рони потерла глаза. На нее навалилась чудовищная усталость. Вдруг дал о себе знать пустой желудок, но она не собиралась обращать внимание на такие мелочи.
- Значит так, анта, - офицер тяжело положил руки на стол, и Рони сглотнула, увидев в этом жесте многое в пользу того, чтобы перестать, наконец, спорить с рыцарем. - Ничего не было, а значит, вы ничего не могли видеть, - и он снова пронзил ее пристальным взглядом темных глаз. Рони лишь судорожно вздохнула, опять почувствовав головокружение и подозрительную сонливость, а рыцарь продолжал: - Забудьте все, о чем вы здесь говорили. Я отпускаю вас. Ваши данные у нас имеются, так что, в случае чего, я буду приглядывать за вами.
- Это хорошо, - Рони медленно поднялась с жесткого стула. - Это хорошо, если вы и вправду будете за мной приглядывать, - ее язык почему-то заплетался. - Мне будет спокойнее под пристальным вниманием офицеров.
Она поняла, что рыцарю не терпится отделаться от нее, и, кивнув на прощание, направилась к выходу. Осторожно прикрыла за собой тяжелую дверь кабинета, прошла по гулкому коридору, не замечая редких в столь поздний час служащих Ордена, спустилась по широкой лестнице в холл и покинула здание.
Рони никогда не говорила неправду, и каждое ее слово всегда принималось на веру в родном Грейте. Слушать обвинения в том, что она рассказывает небылицы было нестерпимо, но гораздо тяжелее в эту минуту ей было от того, что она не понимала, что же на самом деле увидела в том дворе. Слова офицера смутили и запутали ее. Так было ли на самом деле то, что она видела? Действительно ли перед ее глазами разыгралась драма? И правда ли, что возлюбленный ее подруги легко убил трех бандитов каким-то невероятным способом, а сам исчез в темном облаке, взявшемся ниоткуда, а если быть точной, пока Рони не изменяет память, возникшем из кончиков его пальцев? Да, хорошо, что об этом она не рассказала, а то не отделалась бы простым выговором, и могла бы запросто схлопотать принудительное обследование.
Она не заметила выразительных взглядов, какими обменялись офицер и его адъютант, и не должна была этого заметить. Все, что касалось необъяснимых происшествий, которыми занимались орионы, не обсуждалось с гражданскими лицами. Никто бы не позволил ей заглянуть в ту папку, которая лежала перед офицером на столе, потому что информация, содержащаяся в ней, и помеченная грифом "Строго для внутреннего пользования", не подлежала разглашению.
Самостоятельно убедиться в том, что все последствия кровавой бойни исчезли, Рони не хотела - ни за какие деньги она не приблизится к тому страшному двору. Наверняка, кто-то очень постарался, чтобы рыцари ничего не нашли и Рони оказалась лгуньей или глупой фантазеркой. А сердце вдруг похолодело от предчувствия беды: Дорн Прис. Дорн Прис действительно опасен, и куда бы он ни нырнул, Рони чувствовала, что в самый неожиданный момент он снова вынырнет перед ней, чтобы разделаться с ней за то, что она знала и о чем могла только подозревать. Теперь она точно неугодная свидетельница, и значит, мешается под ногами, а она имела возможность убедиться в том, как Прис умеет разбираться с неугодными.
Казалось, на улице потеплело - настолько вымороженной изнутри Рони себя почувствовала. Что ей делать? Куда идти? Домой? Но там Прис быстро ее найдет. И она побрела в центр города, где жизнь не прекращалась даже ночью. Иллюзия общности могла хоть немного ободрить Рони, даже если она и была бесконечно одинока среди равнодушных людей, не замечающих ее поникшей фигуры.
И снова сердце заныло от боли при воспоминании о Гайсе. Вот бы кто ее выслушал. Даже не веря, Гайс мог бы поддержать ее... Но он больше не хочет ни видеть ее, ни слышать. Он постарался сделать все, чтобы Рони исчезла из его жизни, а теперь и Райн-сити старательно от нее избавляется. Она никому не нужна. Горячие слезы снова закапали из глаз.
Как могло случиться такое, что теперь жизнь Рони Зорис ничего не стоит и является помехой для кого-то, кто имеет власть ее оборвать? Если бы кто-нибудь сказал ей, что дело в ее чистоте и "правильности", она бы не поверила.
Рони долго бродила по центру города, ловя яркий свет высоких витрин, купаясь в нем, как в источнике безопасности, а потом несколько часов простояла у дома, на противоположной стороне улицы, не сводя взгляда с темных окон своей квартиры. В полночь она задремала, на корточках притулившись к шершавой стене мясной лавки, и шум затормозившего у подъезда такси разбудил ее. Она увидела Люмис, в одиночестве покинувшую авто и направившуюся к подъезду, и бросилась к ней.
Если Люмис одна, значит тот, кто называет себя Присом, действительно куда-то исчез, втянулся, влетел... Что ж, возможно, Рони удастся согреться и выспаться этой странной ночью.
- Люмис, подожди меня, - крикнула она, не желая больше ни секунды оставаться в одиночестве.
Она ожидала недовольного взгляда, презрительно скривленных губ или холодного равнодушного молчания, а увидела заплаканную девушку, сраженную горем: Дорн Прис, извинившись, вышел из театральной ложи на минутку и пропал.
- Так и не пришел, представляешь? - Люмис смыла косметику, и сейчас выглядела домашней девочкой, такой трогательной в своем несчастье. - Поцеловал в щеку, словно прощался со мной, и все, - и она снова заплакала, закрыв лицо мокрыми от слез руками.
Рони гладила ее по голове, убирала намокшие пряди, прилипшие к лицу, обнимала за плечи, но ничем не могла облегчить ее страданий.
С одной стороны она жалела Люмис, девушку, обманутую любимым человеком, а с другой - с другой стороны она могла бы испытывать облегчение от этого факта, но подозревала, что так просто им обеим от Дорна Приса не избавиться, и это еще не конец. Однако, сообщение об этом заплаканной Люмис никак нельзя было бы считать обнадеживающим. Именно неожиданного появления этого страшного человека Рони боялась до дрожи в теле и мурашек на коже.
Девушки допоздна просидели в гостиной, не зажигая света. Люмис то и дело жаловалась на Дорна, а Рони мучилась, не зная, как поступить. Молчать о случившемся не позволяла совесть, но признаться в том, что она увидела, мешал страх неверия Люмис. Та могла счесть ее ненормальной и в очередной раз разозлиться на попытки Рони очернить ее обожаемого Дорна Приса. Поэтому Рони лишь гладила подругу по плечу, бормоча, что все образуется, и через несколько дней Люмис дождалась того, о ком лила слезы, боясь, что потеряла его навсегда.
ххх
Рони исподволь оглядывалась по сторонам, с удивлением понимая, что жизнь продолжается, обычная привычная жизнь, наполненная учебой и отдыхом, девичьими мечтами и развлечениями, а главное - покоем и безмятежностью. Ей казалось, что она не была в колледже целую вечность, и все здесь выглядело до щемящей боли родным и уютным, но давно забытым.
Преподаватели, как обычно, с энтузиазмом подавали свой материал, студенты, как и прежде, послушно заносили его в свои тетради и, не особо углубляясь в этот процесс, и играли в переглядывание друг с другом. Молодые и красивые, они не желали терять драгоценное время своей молодости только на учебу, прятаться за горами учебников и погрязать под архипелагами информации, и только одна она как будто наблюдала за этим через грязное стекло, хранящее на себе потеки от многолетних ливней и снегопадов.
Ей стоило больших трудов улыбаться однокурсникам, интересующимся, где она пропадала. История с простудой показалась самой подходящей, и Рони, смущаясь от того, что опять приходится говорить неправду, сообщала очередной группе интересующихся заученные сведения о высокой температуре и недомоганиях. Ей верили, только ант Райхон надолго задержал на ней задумчивый взгляд, выслушав сбивчивый рассказ о болезни.
Он покачал головой в такт своим мыслям, не сводя глаз с любимой ученицы, отметив и круги под глазами, и бледность кожи, и заметную нервную дрожь в руках, которыми она то и дело поправляла волосы, стряхивала невидимые пылинки с плеч или юбки. Она постоянно отводила взгляд и то и дело теребила ремень сумки, набитой тетрадками и учебниками.
- Анта Зорис, Рони, - со вздохом произнес профессор, - если вам нужна моя помощь...
- О, что вы, нет! Благодарю, конечно, - поспешно забормотала Рони, чувствуя вину за ложь.
- ... если вам потребуется моя помощь, - Райхон проигнорировал фальшивые заверения и неискреннюю улыбку девушки, - вы всегда можете на меня рассчитывать. Всегда. Обращайтесь ко мне, и не медлите.
Он коснулся ее руки выше плеча, несильно сжав, и, кивнув в знак прощания, отправился по своим делам, удрученно думая о том, что понятия не имеет, во что могла встрять такая милая и во всех смыслах положительная девочка. А Рони лишь растерянно провожала его взглядом, пока профессор шагал по длинному пустому коридору.
Еще один человек был не на своем месте в колледже, наполненном гулким шумом и веселой суетой - Аллар Донован. Он как и Рони, гадал о том, не сон ли все, что с ним произошло, и никак не мог принять решение, как относиться ко всему, с чем столкнулся.
Тетрадь он так и не сжег. Стоял с зажженной спичкой, уставившись на древний манускрипт, пока тот не начал двоиться в глазах, и дернулся, когда огонь дополз до пальцев. Бросив спичку на пол, вцепился в спутанные волосы и забегал по комнате, а устав, уселся на диван и принялся раскачиваться, с радостью обнаружив, что это замечательно успокаивает издерганные нервы. Спустя час заглянувшая в комнату мать увидела сына, с блаженной улыбкой качающегося на волнах своих мыслей, и тихо прикрыла за собой дверь. Не пьяный, и ладно.
Только во сне Аллар все вспомнил. И как тьма залепила глаза и уши, так что он перестал слышать собственный крик, давясь вязкой кашей с запахом гнили. Как она вгрызалась в него, дырявя черными протуберанцами тело, словно миллионы червяков дорвались до лакомого куска гнилого мяса. Как корчился от боли, когда кто-то внутри принялся отрывать все внутренности и смешивать их в коктейль. Как его рвало прямо там, среди кипящих и пузырящихся язв на ледяной земле, на глазах у равнодушных тварей, не сдвинувшихся с места, пока все это с ним происходило.
Очнувшись в своей комнате, на слабых ногах он бросился к зеркалу и принялся рассматривать себя, но не обнаружил ни единой дырочки, через которую ужас и мрак пролезали в него, и счел все просто чудовищно дурным сном. Тогда-то он и попытался уничтожить тетрадь, но у него ничего не вышло.
А с наступлением темноты немыслимая сила выхватывала его из спокойного сна, бросая на ледяную поверхность с черными лужами, и кто-то принимался за пытки, желая, наконец, окончательно проникнуть в его сознание и естество, чтобы как через дверь, войти в его мир. Тогда дикие вопли живьем раздираемого на куски юноши оглашали окрестности, но в мертвом мире, наполненном тленом и тьмой, не было никого, кто мог бы ему посочувствовать. Серые твари с нечеткими контурами, застывшие в нелепых формах, не доведенных до конечного итога, лишь освещали тусклым светом огромных глаз мучения молодого человека, охваченного животным ужасом.
ххх
Снег давно растаял, в Райн-сити пришла оттепель, и зарядили дожди. Снова город спрятался за дождевой завесой, словно не желал смотреть в лицо Рони. Он играл с ней, избегая честного взгляда, который помог бы ей узнать правду. Райн-сити предпочитал держать свои тайны при себе, доводя бедных одиночек до исступления, сбивая их с толку необъяснимыми поступками, зачастую лишенными логики.
Мрачное небо, серые здания, хмурые люди - все вокруг повергало жизнерадостную Рони в уныние, в душе поселилась тоска по солнечным дням.
Люмис не стала ближе, замкнувшись в своем горе. Теперь она была затворницей, поменявшись местами с Рони. Несколько дней безутешная девушка провела в спальне, разложив на большой кровати подаренные Дорном Присом вещи. Гладила их с глазами, полными слез, вспоминая его улыбку, взгляд, голос. Такого идеального человека вообще не могло существовать в природе, но небо словно подслушало ее самые заветные мечты и сотворило такое чудо. Специально для нее. И вот он пропал, ушел, не оглядываясь, и Люмис вдруг осознала, что даже не знает, где он живет и где может находиться. Она бы бросилась искать его, но ни места работы, ни личного адреса у нее не имелось. Она не знала ни одного из его друзей, и ей некому было позвонить, чтобы попытаться получить хоть крупицу информации о нем.
А Рони заново училась жить, дышать и, закрывая глаза, не страшиться, что сейчас что-то произойдет и какая-то неведомая сила погребет ее под грудами ужаса, и в то же время каждый день ждала появления врага, в окончательное исчезновение которого не верила. При этом старалась думать о нем как можно реже, потому что увиденное в тот ужасный вечер казалось невероятным. Рони не могла понять, как Прис умудрился исчезнуть у нее на глазах, как он смог это сделать, и сердце всегда гулко билось в груди, когда в памяти всплывали картины того страшного происшествия.
Поэтому она рвалась в колледж, просыпаясь задолго до будильника и с нетерпением ожидая часа, когда сможет покинуть квартиру, чтобы влиться в шумные ряды студентов, создающих шум, как в улье. В самой гуще толпы она оживала, могла дышать полной грудью, и с завидной самоотверженностью встревала в любую беседу, желая слушать, говорить и участвовать.
Несколько раз после занятий она направлялась к дому Гайса, но пряталась за углом одного из ближайших зданий, не желая намеренно попадаться ему на глаза. Она понимала, что старому другу будет больно увидеть ее. Поставив себя на его место, она чувствовала, как тяжело ему сейчас приходится в дали от той, кто стала ему дорога. Она сама страшно тосковала по Таю, сбежавшему от нее в тот момент, когда ей казалось, что они стали близки.
Она оказалась одна. Без любимого, без понимающего друга и веселой подруги. Один на один со странным городом, пугающим ее необъяснимыми видениями и событиями, участницей которых Рони больше не желала становиться. Но что-то не давало ей уехать, и она продолжала цепляться за относительно светлые дни, когда сквозь затянутое грязными облаками небо робко проглядывало тусклое солнце.
ххх
Аллар неосознанно цеплялся за свою волю, тем самым невольно сделав ее щитом, и даже не догадывался, что именно это продлевало его муки. Желания стать властелином мира и подчинить себе хотя бы одну Рони оказалось довольно, чтобы он все еще оставался в живых. Его сопротивление необъяснимо жестокой силе, неосознанное и непродуманное, стало камнем преткновения для Вечного Хаоса, рвущегося в мир Аллара. Слишком много Аллар трудился над собой и настойчиво шел к поставленной цели, чтобы отказаться от своей мечты, так долго лелеемой в глубине уязвленного сознания. Тем мучительнее было осознание факта, что он всего лишь жалкое создание, не способное вызвать ни грана сочувствия в глазах непостижимых бесформенных существ. И тем яростнее хотелось доказать обратное. Поэтому он сопротивлялся, как мог.
В очередной раз, сжатый в тисках необъяснимой силы, источавшей опасность для всего живого, он сожалел о том, как жестоко его обманули. И пока неведомая мощь ломала его, пытаясь сокрушить его дух, он цеплялся за свою мечту, глупую и приземленную, смешную и даже постыдную, но именно благодаря этому у него все еще была возможность просыпаться по утрам и дышать свежим воздухом хмурого мегаполиса.
И все же с каждым днем силы неумолимо покидали его, по капле, по слезинке, воспоминания о странных снах повергали в мрачную задумчивость, заставляя вздрагивать от малейшего шороха, и Аллар не мог понять, откуда это приходит. Он никогда не читал книг с подобным сюжетом, не интересовался мистикой и не мог похвастаться бурным воображением. Почему же его не оставляла мысль, что он оказался втянут в странную фантасмагорию, в которой переплелись боль и ужас? Откуда в голове появлялись эти странные картины мрачной местности, напоминающей конец времен, когда казалось, что бытие прекратило свое существование, готовясь кануть в пустоту несуществующего, а сердце начинало колотиться так, что в крови зашкаливал адреналин? Это не поддавалось объяснению, и Аллару начиналось казаться, что он сходит с ума.
Каждое утро он открывал глаза, просыпаясь от собственного крика, и тут же принимался судорожно ощупывать лицо и тело, в серых сумерках спеша убедиться, что его руки и ноги не сломаны, а страшные язвы, которые только что покрывали кожу, пожирая плоть, исчезли, как ночная муть. Ему долго приходилось восстанавливать сбившееся дыхание и усмирять тревожный стук сердца, прежде чем он чувствовал силы подняться с постели.
Через пару ночей серые твари заговорили с ним.
Он снова оказался перед ними, голый, растерянный, дрожащий от пронзительного ветра. Хорошо, что не было того черного тумана, который всегда стремился проникнуть в него и разорвать на части, заполнив до отказа. Мрачное небо гнало свинцовые тучи, яростные молнии расцвечивали его дальний край, земля снова странно вибрировала. Он переступал с ноги на ногу, обхватив себя дрожащими руками в тщетной попытке хоть немного согреться.
"Ты пришел..."
Аллар не сдержал крика, сдавив голову руками. Гигантский спрут снова облепил мозг, пытаясь высосать его весь без остатка.
- Да, и я хочу исполнить свое желание! - выкрикнул Аллар, теряя силы от холода, боли и омерзения.
"Ты не можешь..."
- Почему? Я же все сделал правильно! Я пришел сюда, и мне обещали награду. Я выполнил все, что написано, - говорить становилось все труднее, как и дышать. Казалось, что воздух понемногу испаряется, и скоро Аллар начнет задыхаться в безвоздушном пространстве, прямо на глазах у этих чудовищ, которые будут равнодушно глазеть на то, как он умирает, а потом это измерение схлопнется, как старая помятая тетрадь. - Я сделал все, как было надо, и я пришел... - с усилием проговорил он.
"Тебя обманули..."
Аллар завыл раненым зверем, в очередной раз все осознав. Это была одна из самых жестоких пыток: понимание тщетности надежд, бессмысленности своих усилий и стараний. Его обманули. Пообещали мировое господство, но сделали рабом. Он попался как простак, став легкой добычей. Его старание лишь ускорило его падение, тогда как он полагал, что зарабатывает себе дополнительные очки. Он собственными руками вырыл себе могилу, и теперь ничто ему не поможет. Тусклый взгляд тварей подтверждал это, нагнетая чувство безысходности.
- Я хочу свою награду, - твердил посиневшими от холода губами Аллар. Зубы стучали, все тело сотрясала дрожь. Он уже не чувствовал ног, казалось, став частью ледяной поверхности, ее ледяным отростком.
"Для этого нужно постараться..."
- Но я же и так старался! Я выполнял все правила и требования! Все, что было нужно!
Аллара сотрясали рыдания, изо рта летела слюна. Он сжался, присев на корточки.
"Тебе не хватает силы..."
- Да! Мне не хватает силы! Где мне ее взять? Я хочу, да, я устал, мне нужно, да!
"Закон всего сущего: чья-то смерть становится чьей-то жизнью... Хочешь жить - убей..."
Эти слова, монотонно прозвучавшие в глубине измученной души, даже не удивили Аллара. Казалось, уже ничто не могло его поразить. Он устал бояться, устал терпеть боль, устал от того, что стал ничтожеством, которое можно раздавить без жалости и сожалений.
И тут Аллар увидел неожиданно яркую картину, будто посредством необъяснимого волшебства перенесся в светлый день, и на миг забыл о холоде и страхе. Лицо ненавистного горбуна проявилось настолько реально, будто этот уродец стоял напротив. Аллар видел его напряженный взгляд немного исподлобья, пряди волос, лезущие в глаза, легкую щетину на остром подбородке, плотно сжатые губы, чувствовал тонкий запах туалетной воды.
- Я понял, - пробормотал Аллар ошеломленно. - Я все понял! Понял! Понял! - и он нервно захихикал.
Как же он сразу не догадался! С самого начала ему не нужны были никакие книги и медитации. Он рассмеялся хриплым каркающим смехом, когда понял, как просто решалась его проблема. Смерть Гайса Джои Сатори, Неприкосновенного, наследника Хранителей и его личного врага, принесет ему победу, успокоение и награду. Как же он раньше об этом не подумал!
И Аллар смеялся все громче и громче, его тело белело в вечных сумерках мертвого мира, освещаемое далекими молниями, овеваемое жестокими ветрами, непрекращающимися ни на секунду бытия, а Великий Хаос наблюдал за ним из незримой дали, нетерпеливо клокоча в предвкушении конца всего живого.