Господь до упора завел пружину внутри капитана, остервенело прокрутив пластиковым ключом двенадцать раз - на каждый час по обороту.
Капитан очнулся: на погонах по четыре звезды, голубая форма выстирана и выглажена, сапоги блестят кремленой кожей, а винил фуражечного козырька поигрывает строгим блеском.
Подтянул портупею. Заправился. Бережно огладил и поправил кобуру. Ощупал трехдневную щетину, мгновенье поразмыслил и махнул рукой. Он - капитан! Ему все можно.
Вышел из квартиры. На лестничной площадке покуривали двое, в их ногах стоял початый пластик пива. Капитан спрятался за дверным косяком и, расчехлив пистолет, прислушался. В бытовых беседах подозрительных соседей явственно трепетал компрометирующий душок.
-... да он всех закозлил... - произнес слабосильный мужичонко в кожаной кепке.
"На власть клевещут", - решил про себя капитан.
Показавшись в дверном проеме, он прострелил голову слабосильному, а следом и его грузному собутыльнику. Грузный перекулился через перила и улетел по колодцу на первый этаж, ломая конечности о ступени да выступы.
Кастет закона сбежал по ступенькам на один пролет и глянул вниз. Тело бездвижно распласталось у парадной, пустив на бетон алые струи. Капитан довольно присвистнул. Поправил фуражку, спрятал пистолет и ухватился за полупустую бутыль. День изначально задался.
Пригубил пенного. Пригубил еще хлестче. Пригубил до самого дна. Он - капитан! Ему все можно.
Выйдя из подъезда в пахучее июньское утро, капитан первым делом осмотрел лакированный носок сапога. И зашагал вдоль
оплавленных солнцем панельных многоэтажек по привычному маршруту, насвистывая вьедливую мелодию из опротивевшего телесериала.
Первым делом он наведался на вокзал. Прошел вдоль касс, оглядел с головы до пят сидевших в зале ожидания граждан, приказал открыть сидевшему в туалетной кабинке члену профсоюза... Все как один блюли закон. Тогда капитан посетил синюю трубу электропоезда, чтобы наказать безбилетников, курильщиков и прочих хулиганов, однако все вагоны полнились исключительно трезвыми и культурными пассажирами, и каждый приветствовал кистень порядка послушной улыбкой. Лишь в заключительном вагоне от капитанского сердца отлегло: на дальней скамье полулежал бородатый мужчина, державший на коленях бензопилу.
-За попытку провезти в общественном транспорте взрывоопасный предмет.
-Позвольте, кэп. Бак пуст. Шина - зачехлена. Сам я трезв, если уж на то пошло. В данном состоянии аппарат не опасен, тем более - взрыво-.
-По закону, при вас должен быть соответствующий документ, - возразил капитан.
-Какому закону? Ты дурак, мент? Я три года езжу с этой пилой, день в день! Может, я лучше знаю, опасна моя пила, или нет?!
Капитан выхватил из кобуры пистолет и с размаху треснул зарвавшегося пассажира рукоятью в висок. Густая борода мгновенно окрасилась в томат. Люд зевал и пустотело отворачивался - никто не имел к закону никаких претензий.
За окнами взгудели провода. Бич закона извлек из нагрудного кармашка смятую квитанцию, бесстрастно выписал штраф, столь же бесстрастно выписал штрафную в темечко отвалившегося навзничь преступника, разжал тому челюсть и запихнул бумажину в бурлившую кровавой пеной глотку. Он - капитан! Ему все можно.
Поспешно выпрыгнул на перрон - машинист уже возвестил об отправке, - поприветствовал коллегу-майора, перебежал рельсы, другие, пересек шоссе и оказался на базарной площади. Произвел рекогносцировку. Поле его чудесного зрения обоготилось сразу шестью негласно запрещенными элементами: одним бомжом, двумя тунеядцами и тремя оппозиционерами, сжимающими в трясущихся руках мелкокалиберные дедовские транспаранты.
Шесть пуль ушли по назначению и метко, и капитан зашагал прочь - в направлении поселка местных спекулянтов, к которым никогда не бывает претензий.
У кондоминиума наиболее известного в округе барышника капитан принялся топтаться на месте, тромбуя исхоженную землю до бетонной твердизны. Через минуту при калитке возник пузатый человечишко в трусах и майке алкоголичке на волосатом теле. Влача за собой вздутую барсетку, он слепил капитана коренным и уж явно закоренелым золотом рта, проговаривая заученные фразы:
-Добро утро Вам, гражданин начальник. Как по расписанию. Седня в обычном порядке? Налом?
-Ну, что ж, - вяло улыбнулся спекулянт. - Вы - капитан! Вам-таки можно!
Спустя час кулак порядка натянул брюки, шлепнул пузатого человечишку по голым ягодицам и вышел со двора. Прошествовал мимо лепных дворцов, и десятки покорных улыбок из вычурных окон выпроводили его вон из поселка.
Капитан держал путь к должникам и нарушителям, и ничто не могло остановить его бесстрашную поступь.
Наизлостнейший нарушитель и должник проживал по адресу К. Либкнехта 18, и капитан решил сегодня же покарать разбойника всеми доступными средствами. Казус заключался лишь в том, что должник этот не мог сейчас обитать в стенах родного дома. Капитан еще на прошлой неделе вручил непутевому гражданину предписание, в коем говорилось, дескать, такой-то и такой- то не имеет права ступать на территорию родного дома все тридцать суток за беспробудный алкоголизм в семейном кругу. Однако выколотить накопившиеся за пятилетку штрафы следовало без промедлений - неумолимо сдувался госбюджет.
Бицепс порядка нервически выжидал на пороге захудалой избенки, ломая голову над вскрывшейся дилеммой и надеясь на то, что злодей нарушит предписание и вернется домой. Но злодей почему-то плюнул на капитанские надежды, десятикратно помножив свои грехи перед законом. Капитан перетасовал все возможные варианты. В любом случае, дело решалось нехитрыми пассами правой руки. Можно было конфисковать имущество - скажем, избу. Или продать жену и детей должника в рабство чешскому порно-картелю. Наконец, объявить запропастившегося нарушителя в розыск. Ведь капитану все можно!
Увы, любой из пунктов крошился о нежелание капитана подолгу возиться с документом. Бумажная волокита была ему чужда. И тогда твердыня справедливости решился на филигранный шаг: влез в избу через распахнутую форточку, прошерстил горсть изгибистых комнат на предмет заначки, отжал из найденного тайника под кухонным шкафчиком десять тысяч неденоминированных, забытых в запойном угаре рублей, и удовлетворенно вышел с К. Либкнехта 18 по направлению к отчему РОВД, ибо рабочий день заканчивался. Остальные должники должны были ждать. Ждать до завтра.
Перед замком РОВД толпились обыватели. На высоких козлах, состряпанных из гнилых деревянных обрезков, стояли шестеро мятежников, приговоренных к смерти; улица утопала в криках сгрудившейся под импровизированным подиумом толпы. Узрев капитана, толпа разом ахнула и расступилась - она ждала его.
Клык закона взобрался на дрожавшие козлы, продефилировал вдоль приговоренных, остановился. Снял со штатива микрофон.
-Фамилия, - надменно осведомился капитан у первого смертника.
-Ну, э-э... Шиманец. Я того... Выпил, малость, - затараторил тот в микрофон. - В честь праздника, значит. У нас на предприятии день сварщика отмечали, вот... Ну, домой пришел, значит, а дочка дверь перед носом - хлобысь! значит, и наряд. Скрутили, и на сутки, значит. А сокамерник ко мне и так, и сяк... Ну, я его, значит, и поимел...
Из толпы взметнулись неодобрительные возгласы и свист. Капитан обернулся к сборищу зевак и бросил в них булкой черствого хлеба, прибавив:
-Гомосексуализм в нашей стране неизбежен, но наказуем! Помните об этом! Следующий!
-Гарадзецкi Iван Федаравiч. Я да жанчыны адной прылiп - яна круцiлася на каруселi, з дачкой. Спадабалася. Сядзяць абедзьве i ад рычага перад iмi адпiхваюцца. А я стаѓ побач i пачаѓ сам iх раскручваць, з усей сiлы. Час, мо, круцiѓ. З добрых пачуццяѓ, не думайце. Пакуль iм дрэнна не стала. Я ж як лепей хацеѓ!
Толпа равнодушно смолчала. Городецкий оказался ей совершенно безинтересен.
-Националист, что ли? - спросил капитан и тут же продолжил. - Следующий!
-Нарик. Нарадовский, то есть. Ехал на дачу с женой. В дизеле ехал. Жене херово стало. Ломка началась. Я ей баян герыча в веняк. У нас готовый был. В термосе. Людям говорю - инсулин. Диабет у нее. А баян - в урну.
Улюлюканье разнеслось окрест и безразличие на лице Нарадовского сменилось гримасой посрамленья.
-Следующий!
-А? Пепа моя фамилия. Я, гражданин начальник, велосипед у соседа с нижнего этажа украл... и соседу, живущему на этаж выше, продал...
Толпа порвалась смехом. Даже окружавшие Пепу смертники тихонько подрагивали от нервического возбужденья. Некто швырнул в Пепу гнилой картофелиной, и на том веселье кончилось.
-Следующий!
-Лейкин, н-на. Черемшой у магазина торговал, н-на, а тут дружинник ни с того ни с сего, мол, "заячьим луком, паскудник, барыжишь", а я его взял, да и убил, н-на. Нехуй было зарплату урезать, чмыри еб...!
-Следующий!
-Осфальт. Убил президента Кеннеди.
-Шаг из строя, гражданин Осфальт! - гаркнул капитан. - Пойдешь парашу драить, суток на двадцать. Ты - помилован!!
Толпа благодушно возликовала. Цветы пикировали на подиум, воздух утоп в россыпи хлопушечных конфетти, и под шквал рукоплесканий гражданина Осфальта увели в сырой подвал, под замок.
Капитан спустился вниз, к стеллажу с "уборочным инвентарем". Бензопила показалась деснице правосудия чересчур медленной, бейсбольная бита - вульгарной, а японская катана - затертой Брюсом Уиллисом в совершенно другом фильме. АК'74 приелся. РГД-1 не грела ладонь, как в старые времена.
Капитан взвалил на плечо тубус РПГ, прицелился в центрального смертника и произвел залп. Ошметки казненных оросили погруженную в транс толпу, и никто не возроптал, даже и не подумал
поинтересоваться у капитана, дескать, можно ли ему было именно это.
-Николенька!!! - раскатисто пророкотало над Землей.
Город содрогнулся. Скипетр порядка суетливо отбросил гранатомет и припустился к воротам замка, где хлопал в ладоши веселый усатый полковник. Помассировав шелковый ус, полковник спросил:
-Все миссии выполнил, капитан?
-С крайней жестокостью, - ответил тот, приглаживая смятые бока.
-Молодец, капитан. Назначаю тебя майором!
-Николенька!!! - прокатилось по округе еще шибче, и плюшевые деревья заходили ходуном.
Капитан, а верней уж майор, расчехлил пистолет и послал в солнце прощальную пулю. Отныне и это было ему дозволено.
Все сущее провалилось во тьму.
-Николенька! Папка с министрами вас чаевничать требуют!