Черкашин Сергей Алексеевич : другие произведения.

Марсианский рекорд. 1 (закончен)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Один на один со страшной бедой, грозящей смертью. Что может спасти человека, оказавшегося в недрах горного обвала и чудом выжившего? Особенно на Марсе, где все население состоит из нескольких сотен исследователей, которые, конечно же, ничего не ведают о случившейся в сотнях километров от ближайшей станции трагедии? На помощь здесь никто не придет. Но так уж устроена сильная личность, что там, где нет места надежде, отчаяние - удел простых смертных, вытесняется упорствованием в стремлении выжить, стремлении настойчивом и бескомпромиссном. "Спасение утопающих - дело рук самих утопающих". Постепенно, стараясь бережно расходовать ресурсы, герой стремится по мере сил и возможностей овладеть ситуацией. Кое что ему удается; удалось бы и больше, но одиночество сыграло с ним злую шутку. Ведь здесь, под толщей марсианских базальтов, вместе с героем "оказываются" и те, кто был с ним в ТОЙ жизни - его память превратилась в снедающее чудовище, во всей достоверности породив призраки людей, населившие его сознание. И они, эти призраки, словно дождавшись своего часа, явились вдруг перед мысленным взором обреченного, каждый со своим грузом эмоций. Конечно же, такое "соседство" нисколько не утешает - оно не только мешает освобождению, в которое герой верит на грани рассудка, но и бесцеремонно напоминает о том, что нравственность многих его поступков оставляет желать лучшего. Тем более, что сейчас он балансирует на грани преступления - ведь погибший два дня назад напарник (один из призраков, причем самый "активный") прямо обвиняет его в убийстве. Так убийца герой или нет? И кто поможет ему выбраться из западни, так как самому освободиться ему явно не под силу? И что может сделать любовь неграмотной индейской девочки, которую герой бросил когда-то там, в окрестностях ее горной деревушки, сбежал от нее, сбежал к той жизни, которая поманила его возможностью реализовать свою внезапную страсть, славой и великолепием положения баловня судьбы?
   "Если бы у нас, альпинистов, был свой Бог, то вряд ли бы он обосновался на облаке, больше похожем на перину для дряхлого геморроидального старца. Никаких облаков! Этому суровому божеству, скорее напоминающему героя из скандинавской саги, нежели благополучного небожителя, самое место там, где живут и умирают его подопечные - меж древних ледников и круч, утесов и обрывов. Его трон на самой крыше мира - на Олимпе!
   Но не на том Олимпе, о котором вы подумали. Нет, нет, не там, где, за неимением лучшего, поселили свой пантеон древние греки.
   А где, спрашивается?
   Конечно же, на Марсе.
   Чему вы удивляетесь? Последний термит на Земле, и тот сейчас знает, что на Марсе также есть горы, и одна из них называется Олимпом. Почему так? Да потому, что это самая настоящая царь-гора!
   Представьте только, что вы вдруг оказались там, на Красной Планете, среди пологих холмов, дюн и каменистых россыпей, а над вашей головой, где-то между землей и космосом (но ближе, конечно, к космосу), зависли матово-прозрачные перышки облаков. Как будто кто-то наверху, большой и сильный, общипал гигантскую индейку к своему рождественскому столу.
   Кажется, что ты это уже где-то видел, причем не обязательно на экране телевизора или кинотеатра. Трудно поверить, что все это, и песок, и щебень, и облака, отстоит от твоего дома на десятки, сотни миллионов километров и принадлежит совсем другому миру. Марс, от полюса до полюса, очень сильно напоминает те места на Земле, которые оказались не слишком уютными для бактериальной пленки человечества - песок, камень, ни капли воды и робкие облака-миражи, подглядывающие из недосягаемых пределов стратосферы. Жестко, но ничего сверхъестественного.
   Да, Марс похож на Землю, очень похож, особенно, если смотреть из кабины вездехода. Но это только так кажется, до той самой поры, пока перед тобой не поднялась упирающаяся в небеса бесконечная стена, в сколах и оползнях, напоминающая слетевшую с исполинского трактора и ставшую ребром гусеницу, окольцевавшую купол, способный накрыть целый континент.
   На Марсе есть две вещи, которые не найдешь на Земле - это Великий Марсианский Каньон и Его Величество Олимп! Ничего подобного во Вселенной нет, по крайней мере, в той ее части, которая нам известна. Кто-то из первопроходцев-марсиан пошутил, сказав, что Олимп - это самый большой прыщ. Он был бы прав, если б речь шла, прошу прощения, о заднице, пусть и самой большой. Мне же этот гигант напоминает вонзившуюся в тело Марса планету, которая когда-то, еще в доисторические времена, отважилась на самоубийственный таран".
  
   Гарри Гаррисон. Интервью в программе "Большая жизнь":
  
  
  
  Каждая великая вершина - это алтарь Богу.
  Алтарь, из вечности в вечность
  ждущий своей неизменной жертвы.
  
   Веки открывались с трудом, словно двери какой-то древней конторы, снабженные тугой пружиной или же заимствованной из каменного века болванкой противовеса; открыть такие двери, как ОН помнил, было на пределе детских возможностей. Они, массивные, двустворчатые, когда-то преграждали путь в школьную библиотеку юному читателю, словно специально калибруя посетителей по уровню физического развития. ОН даже пошутил как-то, сказав Вениамину Федоровичу, преподавателю русской литературы, что тот, кто держит такой раритет, видимо, хочет исправить некоторые эволюционные погрешности, почему-то наделяющие мускулистых парней недостаточными в удельном отношении мозгами. И вот сейчас, стараясь сбросить с глаз невидимую тяжесть, ОН вспомнил о той давней помехе на пути к знаниям.
   Она, эта тяжесть, была какого-то сверхъестественного происхождения, черная и вальяжная, как двухпудовая гиря в спортзале; она вдавила глазные яблоки, и даже, кажется, деформировала их, как при сильном нажатии пальцем. Так что образовать между веками хоть ничтожный просвет, через который можно было видеть хоть что-то, игру света и тени, стоило поистине титанических усилий. Но сделать большее, это уже было на грани возможного. Еще одно усилие, словно финишный рывок стайера, позволило расширить брешь, но ненадолго. Едва открывшись, веки тут же сомкнулись со стремительностью тех же стародавних дверей, предоставленных самим себе, со всеми их гирями, пружинами и рычагами.
   Дневной свет блеснул короткой вспышкой. Его невидимые лезвия впились в глаза, оставив после себя, словно рану, расползающиеся на внутренней стороне век кровавые пятна. Взгляд оставался свободным лишь жалкую долю секунды, но этого ничтожного времени хватило, чтобы узнать - ОН был не один.
   Над НИМ, кривозубо усмехаясь, склонился отвратительный гном со злыми глазами, склонился так низко, словно искал на ЕГО лице что-то безнадежно малое, след давно истлевших чувств, оставивших разве что неразличимые тени, скопившиеся в руслах морщин.
   Увиденное заставило содрогнуться, не столько от отвращения, сколько от ужаса. Тот короткий взгляд, как щелчок фотокамеры, запечатлел уродца во всех подробностях, поэтому теперь, лежа с закрытыми глазами, ОН мог изучать нелепое, жуткое явление словно по фотографии, собранной из пазлов красных и светлых пятен. Не без трепета ОН "всматривался" в сухую коричневую мордочку карлика, напоминавшую древнюю мумию. Особенно поражали огромные, в четверть лица глазницы, в темных провалах которых виднелись желтоватые старческие глазки, напоминавшие два запеченных в сковородке яйца. Взгляд их, направленный словно из глубины черепа, не сулил ничего хорошего тому, к кому он был обращен.
   И это страшилище нависло над НИМ, подобно джинну из арабской сказки. Джинну-маломерку, настолько жестокому, насколько уродливому, а в глазах его сквозила насмешка, насмешка и удовлетворение, потому что гном знал - его боятся.
   Прежде, чем предпринять следующую попытку открыть глаза, ОН помедлил в нерешительности, так как боялся убедиться, что страшный уродец не пригрезился, а действительно находится здесь, рядом. Самое простое - это и дальше делать вид, что ничего не случилось, продолжать прятать голову в песке, как тот карикатурный страус, и считать, что все в порядке. Но дальнейшее бездействие слишком большая роскошь. Зайца спасают длинные ноги. Как и, впрочем, того же страуса. А вот что может спасти бесчувственного беднягу, если над ним уже занесена рука душегуба с ножом?
   Вовремя очнуться.
   Иначе будет поздно.
   Важно во что бы то ни стало избавиться от оцепенения, жизненно важно сделать это, и принять достойно любой приготовленный действительностью сюрприз ("Опасность!"). Нельзя терять ни минуты.
   ОТКРОЙ ГЛАЗА!
   Тишина - одна из величайших иллюзий, ведь она сопровождает даже взрыв звезды в окружающем ее вакууме. Поэтому далеко не всегда она служит свидетельством доброжелательного умиротворения окружающего мира, когда атмосферу взбалтывают лишь крылья неслышно перепархивающих с цветка на цветок бабочек. ОН не понаслышке знает, каким смертельно опасным может оказаться застывший перед броском ягуар, своим звериным разуменьем прекрасно понимающий, как отсутствие грозных звуков способно обмануть беспечную жертву и привести ее прямо ему в лапы.
   ОТКРОЙ, НАКОНЕЙ, ГЛАЗА!
   Веки словно сцепил могучий засов, из тех, которыми в фильмах о рыцарской старине запирают ворота замков - необъятный деревянный брус, вдетый сквозь кованые, циклопические уключины. И для того, чтобы увидеть свет, ОН должен этот засов сдвинуть. Исступленным, титаническим напряжением сил.
   Кажется, даже выступил пот на лбу (интересно, может ли человек потеть во время мысленных усилий?). Впору тяжко задышать, вот только дыхания ОН как раз и не слышал, как не слышал собственного сердца - вместо этого неподвижную грудь наполнял некий питающий эфир, невесомый, и в то же время достаточно плотный, чтобы чувствовать откуда-то изнутри неимоверный приток свежих сил. Сил, достаточных для борьбы не только с внешним миром, но даже с самим собой.
   Наконец засов выскользнул из уключин. "Дверь" свободна, остается лишь как следует собраться с силами, чтобы толкнуть ее. Решительно, резко! Распахнуть глаза и вступить в мир подобно покинувшему материнскую утробу новорожденному...
   Словно вода из прорванной дамбы, световой поток обрушился на беззащитную сетчатку глаз, вызывая боль и нестерпимое желание вновь зажмуриться, преградить этому вторжению дорогу! Но ОН не сделал ничего такого, просто повернул голову, убрав глаза с прямого пути жгучих лучей, и этого простенького приема оказалось достаточно.
   Свет заметно ослаб. Оказывается, его источником были вовсе не расплавленные недра лопнувшей и развалившейся от собственного жара древней доменной печи, а всего лишь солнце, обычное дневное солнце, находящееся от НЕГО на расстоянии 0,5 а.е., то есть, там, где и всегда.
   Прищурясь, ОН не без трепета поискал глазами уродца, против которого был бессилен, как бессилен приколотый булавкой к бархатной подушечке какой-нибудь экхотический жук. Ведь, не имея возможности пошевелить ни рукой, ни ногой, ОН, как несчастное насекомое, сейчас был не более чем очередной экспонат в чьей-то зловещей коллекции, а в чьей - не трудно догадаться, ибо власть представителя темной стороны рано или поздно распространится на все, от увядшей травы до гибнущей галактики. И нет ничего удивительного в том, что проводник пришел за НИМ, ведь ОН же не надеялся жить вечно!
   Результат поиска оказался неожиданным. Хвала тебе, Иисус, Дева Мария, иудейские пророки и православные святые - ни над головой, ни где-то в отдалении никакого карлика не было видно и в помине! Он исчез, отчаявшись поживиться здесь, на этой безлюдной, пустынной скале!
   Это основное, что вопринял мозг в первые секунды бодрствования, НАСТОЯЩАЯ крупица ИСТИННЫХ знаний, и эта крупица невольно принесла облегчение.
   Странный уродец исчез, да он и не мог существовать. Откуда ему взяться здесь, на Марсе?
   На Марсе?! Разве на Марсе бывает такое солнце?
   Маленький монстр, конечно же, был не более чем игрой воображения, продолжением какого-то нелепого сна, события которого, слава Богу, остались за бортом памяти. Ну и черт с ним! Главное ведь не то, что мерещится нашему внутреннему существу, пусть и не лишенному некоего провидческого дара, предчувствия; то, что окружает нас в действительности - вот единственный мотив к действию.
   Собственный выдох долетел до ЕГО ушей как будто со стороны (как будто кто-то невидимый осторожно коснулся уха шершавым языком, коснулся изнутри ушной раковины, ближе к каверне) - еще один элемент реальности, едва ли не главный ее признак. Если кто-то усомнится, спит он и видит сон, или же все вокруг происходит наяву - пускай прислушается к собственному дыханию, и если ничего не услышит, значит, это сон и нет необходимости опасаться его последствий. А сейчас ОН понял главное - все то, что с такой ясностью, с пугающей ясностью отпечаталось в ЕГО сознании - просто-напросто нелепое сборище случайных образов, не имеющих ничего общего с действительностью.
   ПРИГРЕЗИЛОСЬ!
   Такая мысль не могла не принести облегчения.
   Неподалеку послышался легкий всплеск: так играет в заводи рыба. Ветер, его принесший, тут же запутался в густой шеренге березок, чья нежная салатовая зелень так чудесно гармонировала с не менее нежной белизной коры.
   Озираясь, ОН в то же время старался собраться с мыслями, которые кишели в тяжелой голове, словно бессмысленная мошкара, вьющаяся в пробившем лесную крону теплом луче.
   - Здорово тебя разморило! - ОН узнал голос. Элиза! Она здесь! Конечно, здесь, где же ей еще быть, как не на этом проклятом Марсе, где нашел свою могилу Гарри! Конечно, здесь - ведь они мечтали провести годовщину своего знакомства именно в этом наиромантичнейшем во Вселенной месте, - не среди ледяных полей спутника Юпитера Европы, на завораживающем фоне газового диска планеты-гиганта, и даже не посреди кратера Коперник на Луне, где работает самый грандиозный в мире развлекательный аттракцион, а в самом что ни на есть центре Среднерусской возвышенности! И сейчас их нехитрый бивак располагался в весьма живописном месте, в виду увенчанных крестами храмовых куполов древнего приволжского монастыря, подымавшегося над заросшим густой зеленью противоположным берегом реки; монастыря еще, кажется, действующего, живущего по своим древним, как сам мир, канонам.
   Не без труда повернув затекшую голову в другую сторону, ОН увидел и ее, сидевшую на камне у самой реки, облаченную в нежно-розовую тунику, столь тесную, что она почти сливалась с фигурой. Короткий подол, напоминающий самую смелую из всех мини-юбок, безнадежно пытался укрыть основание стройных, изящных ножек, обнажая святая святых - светло-голубой треугольник трусиков. ОН невольно залюбовался, так как сейчас девушка напоминала русалку, своими идеальными чертами подчеркивавшую прелесть и совершенство естественного мира.
   Встряхнув отнятой от воды мокрой рукой (вот причина всплеска!), Элиза поднялась на пригорок и присела рядом.
   - Ты оставил меня в одиночестве, - произнесла она игривым голосом. Золотистые волосы девушки осели на плечи, создав великолепный фон ее миловидному лицу.
   - По крайней мере, я был недалеко! - отшутился ОН, и вновь откинулся на траву, с наслаждением жмурясь и увлеченно фильтруя ноздрями воздух, стараясь уловить в нем драгоценную примесь аромата, источаемого ее телом.
   - Как минимум на другом полюсе.
   - Мне приснился дурацкий сон, но такой жуткий, что от него до сих пор бегут мурашки по телу.
   - Знаешь, никогда не следует пренебрегать снами; в каждый из них заложена тайна, некое пророчество, ждущее своего оракула. - Голос Элизы с последними словами зазвучал вдруг с необычной серьезностью.
   - Ты стала суеверной? - ОН удивленно посмотрел на девушку. - С каких пор?
   Ответ был получен не сразу - несколько секунд длилось молчание. Повеяло холодком.
   - С тех самых, - заговорила, наконец, Элиза, - как погиб Гарри.
   ОН осекся. Теперь не до источаемых девичьим телом ароматов - разговор приобрел неожиданный оборот, нежелательный для НЕГО оборот, так как ОН стремился забыть недавний кошмар, а вот теперь сам выступил инициатором неприятной темы. Но язык продолжал свое дело помимо разума:
   - Гарри погиб? Что ты такое говоришь?
   - Погиб. - Теперь ее голос стал совершенно ледяным. Столь резкий перепад подействовал на НЕГО удручающе, но почему-то не удивлял; по крайней мере, ОН воспринял такое развитие событий как вполне возможное, хоть и нежелательное. Конфета оказалась не сладкой, а горькой, только и всего. Хочешь изменить вкус - поменяй конфету, хочешь услышать другую музыку - смени пластинку! (Вот уже сколько лет на Земле если и остались грампластинки, то разве что в музее, но фразеологизм "сменить пластинку" в смысле "переменить тему разговора" если и не так часто используется, то понятен всем, это уж точно.)
   Смени пластинку!
   Придется принять условия ее непонятной игры - так больше возможности вывести впавшую в странность подругу на чистую воду.
   - И давно погиб?
   - Это не смешно, Сережа. Ты же знаешь лучше меня, что он погиб в понедельник. Сейчас среда - нетрудно посчитать.
   Вот Лиза и попалась!
   - В таком случае у меня для тебя хорошая новость. Я вчера разговаривал с Гарри; он был у себя в номере и, кажется, собирался на Землю.
   - Ты мог говорить с кем угодно - с каким-то психом, которому взбрело в голову ответить на чужой звонок, с ЕГО электронным секретарем, наконец...
   - Нет, Лиза, я ЕГО видел, и мы разговаривали с ним так же, как сейчас я говорю с тобой. И я клянусь, это был Гарри, а не какой-то псих, разве что псих этот разжился псевдолицом Гарри, полностью скопировал его голос, а также впридачу неплохо выучил его повадки, его идиотскую жестикуляцию, без которой бедняга не мог спокойно просидеть ни одной минуты. И все это для того, чтобы одурачить меня, а я, в свою очередь, мог сейчас морочить голову тебе!
   Слишком эмоционально, слишком убедительно.
   Но ответ у нее, казалось, был готов заранее:
   - Тогда это был его двойник! Точно, ведь у Гарри, этого честолюбивого сукиного сына, не могло не быть двойника!
   "А действительно, был ли у Гарри двойник?"
   Смени пластинку!
   - У Гарри не было никакого двойника, иначе за столько лет я об этом непременно бы узнал. Он бы не мог меня так долго водить за нос.
   Кажется, наконец-то ЕГО убедительность подействовала. Лиза успокоилась и даже улыбнулась, показав оба ряда своих безупречных зубов, как по линейке ровных, маленьких и острых, словно у небольшого хищного зверька, пушистого и немножко опасного. (Полноте - опасного! С каких это пор Лиза для тебя может ассоциироваться с опасностью?)
   - Конечно же, он не мог тебя так долго дурачить, да, кстати, и меня! И ты знаешь, что погиб не двойник, знаешь это великолепно - погиб Гарри!
   "Вот заладила, как заезженная пластинка: Гарри, Гарри - да как будто и поговорить больше не о чем! Какая разница, погиб Гарри или его двойник, есть ли у Гарри вообще двойник! И какое отношение Гарри мог иметь к моей Лиз?"
   Смени, наконец, пластинку!
   Все-таки придется принимать правила подруги, но, взяв на вооружение ее же тактику, применить последнюю так, как опытный борец обращает против своего соперника его же собственную силу. Нужно лишь вовремя отступить с линии атаки, направить ее вектор в пустоту, и вот противник уже лишается равновесия, а при приложении малейших усилий со стороны окончательно теряет контроль над ситуацией.
   - Конечно, погиб! - ОН отстегнул от пояса телефон и бросил его в траву. - Бедняга находится отсюда всего в пяти минутах, это если разогнаться до скорости света - все-таки Марс! Пять минут туда, пять - обратно, на все про все десять минут, и мы услышим голос автоответчика: "Абонент не может ответить на Ваш звонок, потому что он мертв".
   Девушка озадаченно замолчала, уставившись на НЕГО темными, но откровенно зелеными глазами, похожими на малахитовые пуговицы; глазами, равных которым нет и не может быть во всей Галактике - такие не создашь даже при генном программировании! Машинально она подняла телефон и набрала номер Гарри, не став даже искать его в справочнике, что было бы куда быстрее, чем набор каждой цифры вручную.
   "Она назубок знает его телефон! Интересно, если бы сейчас нужно было набрать МОЙ номер - столь же проворными оказались бы ее пальцы?
   О, Гарри, Гарри! Я всегда ревновал к тебе, ревновал целый мир, ревность копилась годами, и ее запасы иссякнут, боюсь, не так скоро".
   Десять минут длилось молчание. ОН со злорадством предвкушал победу, а также то снисхождение, которое не без удовольствия выкажет этой зеленоглазой красавице.
   А после... почему бы не искупаться? Как глупо - пролететь столько миллионов километров, попасть на землю обетованную, счастливую землю предков, и в этот великолепный солнечный день не броситься в прохладную быстрину, чтобы здесь, в отчей купели, смыть с тела пыль других планет и обрести новое духовное рождение!
   Для чего же еще они затеяли весь этот пикник? Достаточно дорогостоящий, кстати, если судить мерками не землянина, а гражданина Марса, каковыми ОН и Гарри ("бедняга Гарри") в шутку величали себя.
   Да, для того, чтобы оплатить этот отпуск, Гарри пришлось хорошо поработать...
   - Привет! - услышав усиленный телефоном голос Гарри, ОН вздрогнул от неожиданности, так как тот на полуслове прервал ЕГО мысли. Элиза молча протянула ЕМУ телефон ("Ей нечего сказать!").
   - Привет, Гарри! - бросил ОН машинально, нисколько не задумываясь, что для преодоления сигналом расстояния от Земли до Марса необходимы те самые пять минут, поэтому межпланетный разговор больше напоминает обмен словесными телеграммами.
   - Сережа, ты всегда найдешь для звонка самое неподходящее время (Я только что вышел из душа)! Но ладно, ладно... Я беру его на свой счет, ведь ты знаешь, в "Русских галактических коммуникациях" у меня особенный тариф. Недаром же я таскаю их фирменную куртку, от которой у меня стойкая аллергия (подумать только, из какой дряни она состряпана, если в состоянии спасти своего счастливого владельца даже, если верить рекламе, от падения в Большой Каньон - Боже упаси испытать это на деле!).
   Гарри никогда не пропускал ни единой возможности для шутки. По правде же, он изрядно прибарахлился в фирменном салоне "Роскоммуникаций", которая снабдила не только этого весельчака, но и попутно ЕГО, Сергея, превосходного качества снаряжением. Хотя они с Гарри не какие-то там бедняки-крохоборы, нуждающиеся в такой благотворительности, но тут уже вступали в силу иные законы, законы бизнеса, поэтому им вдвоем приходилось как таскать фирменные курточки "коммуникаций", так и пользоваться всеми мыслимыми бонусами (в рекламных, естественно, целях) при межпланетных телефонных разговорах.
   Но странно, что Гарри берет на себя расходы, так как здесь они оба обладали одинаковыми льготами.
   - Ладно, дружище, говори, с чем пожаловал.
   ОН победно глянул на Лизу.
   - Гарри, во-первых, я просто рад тебя слышать. Как всегда. А сейчас... Ты знаешь, я не один, а с известной тебе особой. Не обессудь, это справедливо! Но звоню я не потому, чтобы позлорадствовать. Дело в том, что у нас с Лизой возник маленький спор, в тонкости которого я тебя не стану посвящать... и ты спор этот только что разрешил. Спасибо, дружище. Да хранят тебя олимпийские боги!
   Конец связи. ОН отбросил телефон, который не понадобится еще более десяти минут, и сладко потянулся в предвкушении скорого купания.
   Но здесь случилось неожиданное.
   - Здравствуйте, это говорит автоответчик Гарри! - телефон не сделал и сотой доли положенной ему паузы. - К сожалению, я сам не могу подойти сейчас к телефону, потому что... Господи, Сережа, да ты ведь хорошо знаешь, почему! Не правда ли? Так что до скорого... в смысле, свидания, ведь мы вскоре увидимся, увидимся гораздо раньше, чем ты себе представляешь.
   Такая шутка казалась не столь уж и смешной.
   - Ты знаешь, что случилось с Гарри! - утвердительно промолвила Элиза; ее голос в наступившей тишине был подобен обрушившемуся на НЕГО горному обвалу. Каждое слово, каждая буква устремились вниз подобно смертоносной каменной лавине, и ОН оказался под ней, оказался в самый неподходящий момент, лишенный всякой возможности избежать гибели...
  
   ОН трепыхался на страховочном тросе, подобно выуженной из воды и бьющейся на леске рыбине. Рядом падали в пропасть вызванные обвалом камни, некоторые даже угадывали в НЕГО, но ОН не чувствовал их ударов. Ведь это только крохотные песчинки по сравнению с тем, что вот-вот должно было рухнуть ЕМУ на голову - прямо сюда, в образованную древним вулканическим взрывом расщелину, облюбованную им с Гарри как весьма удачный маршрут для восхождения, с грохотом приближающегося экспресса сползал целый пласт изъеденного эрозией базальта. Вызванный гневом верховного марсианского божества, возмущенного посягательством на свою обитель, обвал вот-вот должен был навсегда похоронить ЕГО, вернее, то, что от НЕГО останется, в своих каменных недрах.
   Пальцы лихорадочно теребили катушку лебедки, стараясь нащупать нужную кнопку. Есть! Лебедка с легким жужжанием стала раскручиваться, опуская ЕГО все быстрее и быстрее, но в лучшем случае даже самый скоростной спуск мог дать лишь небольшую отсрочку в виде лишней секунды.
   С тоской оглянулся ОН на спасительный карниз, укрытие, которое только что покинул, легкомысленно пренебрегая природной защитой. Ведь ОН знал, к чему это приведет. Знал, но проигнорировал самые важные в жизни знания, из-за чего вынужден теперь болтаться на тросе в ожидании лавины.
   Увенчанная кольцом лебедки стальная скоба дрожит, и вдруг, (как будто что-то может быть еще хуже!) выползает из того отверстия, которое она пробила в породе, а вместе с ней потянулись наружу и соединенные с ней тросом страховочные клинья. Вертикальная стена скалы перед НИМ рассыпается, словно состоящая из праха. Рывок - и наступает секунда, когда спуск переходит в свободное падение. ОН, раскинувшись, летит навстречу земле впереди лавины, как бы увлекая ее за собой. Хорошо еще (хотя, что тут, собственно, хорошего?), что на Марсе сила тяжести почти на порядок меньше, чем на Земле. Здесь у него есть несколько бонусных секунд, чтобы умереть от страха еще в воздухе. Ха-Ха!
   До удара остались считанные секунды. Пройденные с таким трудом сотни метров вертикального подъема кончались со скоростью пустеющего рожка автомата Калашникова. Вот-вот раздастся последний выстрел! Вот-вот ОН врежется в скалу и покатится вниз, тяжело подпрыгивая на уступах, словно набитый тряпками муляж! Вряд ли в таких условиях смерть заставит себя долго ждать, мучения окажутся короткими, и пресекутся еще до того, как каменный поток накроет ЕГО истерзанное тело.
   Но закрома сюрпризов на сегодняшний день, кажется, еще не опустели, так как сейчас же происходит нечто удивительное, способное вызвать сомнения в том, что рассудок выдержал печальный груз бедствий и не помутился с благородной целью облегчить последние муки обреченного.
   Падение замедлилось, продолжаясь не в режиме болида, а будто в замедленном кино, словно вниз устремился не увешанный снаряжением альпинист, а потерянное птицей перо. Воздух словно сгустился, превратившись в кисель, и ОН погружался в эту плотную субстанцию, но с каждым метром все медленнее, и медленнее.
   Как ни странно, удивление оказалось куда меньшим, чем можно было ожидать, где-то в глубине души ОН воспринял такую перемену как нечто само собой разумеющееся, хотя разум уже начал искать обоснование такому феномену.
   Неужели правда, что в критические моменты человеческий мозг способен трансформировать привычное восприятие времени? Способен растягивать последнее, словно резиновую ленту, давая этим несколько дополнительных мгновений, нужных для спасения. Помнится, ОН как-то читал о фронтовике, успевшем укрыться от артиллерийского снаряда, разорвавшегося прямо у него на глазах, так что он видел даже зазмеившиеся огненные линии, медленно раздиравшие раскаленное смертоносное тело на множество фрагментов. Фронтовик успел упасть на землю до того, как над его головой просвистел первый осколок.
   Неужто нечто подобное происходит сейчас с НИМ? Неужто ЕГО мозг, собрав все мыслимые и немыслимые ресурсы, искажает вокруг НЕГО пространственно-временную систему, образуя некую обособленную от всей остальной Вселенной сферу, где время течет по несколько иному, более витиеватому руслу? Руслу, вливавшемуся в обычный поток где-то за его спиной, давая тем самым несколько дополнительных бонусных секунд?
   Может, это и так, вот только ЕМУ бонус не поможет, разве что продлит ненужную агонию, и все!
   ЕМУ сейчас не поможет даже надетая поверх эластичного биоскафандра та самая чудо-куртка из рекламного ролика - продукт модных сейчас нанотехнологий.
   "Из какой дряни она только состряпана, если может спасти своего владельца даже при падении в Большой Каньон?" - О, Гарри!
   Спасет ли?
   С одной стороны скала, а с другой лавина - молот и наковальня, и ему не избежать встечи ни с первым, ни со второй.
   Кино все замедлялось, как будто крутящая допотопный проектор рука с каждым оборотом уставала все больше и больше. Как будто древний киномеханик наплевал на свои обязанности "крутить кино", задумавшись о чем-то более приятном; например, о чашке бодрящего кофе, который он с удовольствием выпьет после сеанса. Чашка кофе, горячего и ароматного, только что приготовленного чудо-автоматом из свежепрожаренных зерен просто заполняла воображение, и катастрофически мешала крутить дурацкую катушку с лентой. Еще немного, и кадр остановился вообще. Неподвижно застыл окружающий мир, застыл и ОН сам, оставшись парить в считанных метрах от смертельной поверхности, с выступающими из окаменевшей миллионы лет назад лавы гигантскими, обточенными эрозией каменными клиньями. Они походили на зубы исполинского марсианского дракона, с изначальных времен захороненного под этой бурой поверхностью в ожидании случайной добычи, горячая кровь которой поможет ему пробудиться. А сверху возносились неподвижные струи пыли, напоминающие низринувшийся с высоты венесуэльского высокогорного плато водопад Джелило, самый высокий водопад на Земле (а значит, и в мире), который ЕМУ приходилось штурмовать когда-то вместе с Гарри во время очередной паузы между рекордами, традиционно заполняемой тренировочными восхождениями на Земле.
   Но на этот раз водопад заканчивался не стометровым столбом невесомой водяной пыли, а роем камней, больше всего похожих на разнокалиберные пушечные ядра, выпущенные из направленных отвесно вниз исполинских орудий.
   В воздухе витал запах смерти, ведь какова бы ни была остановившая время сила, она не сможет вечно противиться природе. Лицо покрыл холодный пот, который, собираясь в морщинах, образовывал жгучие ледяные резервуары.
   - "Вот так-то лучше, дружище!"
   Голос был как будто знакомым, но одновременно чужим, каким-то механическим.
   Понимая, что пока время терпит, ОН пошарил глазами в поисках его источника. И увидел прямо под собой... того самого уродца, так напугавшего ЕГО во сне.
   До него было не меньше двадцати метров, так что отсюда, с высоты, он казался не больше серого крошечного грибка-поганки с уродливо толстым стеблем и неестественно малой бугристой шляпкой.
   "Я тебя не боюсь!" - подумалось ЕМУ. Действительно, что может испугать приговоренного к смерти, над которым уже навис топор палача?
   А удивить?
   - "Чего ты желаешь, смертный?"
   Неожиданная улыбка, кажется, удалась, улыбка противоестественная, улыбка сильного духом, каковую в старину можно было видеть иногда на эшафоте.
   - "Разве ты золотая рыбка? А может, джин из той самой лампы, которая так славно пригодилась Аладдину? - "С кем поведешься, от того и наберешься. Неужели это говорю Я, а не вечельчак Гарри? Как славно обнаружить в себе синдром Сократа, позволявшего себе отпускать шутки даже... с ядом в желудке".
   - "Чего ты жаждешь сейчас?" - переспросил, как ни в чем не бывало, карлик - его лицо не выразило никаких эмоций, да оно и не призвано было делать это.
   Разве способна на чувства хоть одна природная сила? Даже выраженная такой вот дурацкой аллегорией.
   - "Проснуться".
   - "А ты разве спишь?"
   ОН вновь улыбнулся, хотя на этот раз слишком натянуто, слишком искусственно - одними губами, отобрав их у Гарри, способного даже последние секунды жизни превратить в некий не без пошлости фарс.
   - "Надеюсь".
   Карлик вдруг оживился, и случилось что-то в высшей степени странное - он улыбнулся. Скупо, также одними губами. В этот миг его лицо как никогда походило на череп, улыбающийся череп, зловеще улыбающийся. ОН надеялся, что улыбка эта не была отражением ЕГО собственной.
   - "Я помогу тебе познать истину".
   Такое заявление ЕГО развеселило.
   - "В моем ли положении думать об этом. Скажи лучше, неподвижность, и вообще, все это - твоих рук дело?"
   ОН повернул голову и показал взглядом на камни.
   Каким бы малым ни было движение, оно некоторым образом нарушило равновесие системы, и ЕГО тело вдруг слегка заколебалось подобно нелепому, фантастически нелепому маятнику, колыхая вокруг себя воздух, а вместе с ним и ближайшие струи пыли; в таком движении прошли несколько секунд.
   Прежде чем ответить, карлик безразлично ждал, пока эти дурацкие колебания не прекратятся, словно это имело для него КОМУ НИЧЕГО НЕ УГРОЖАЕТ какое-то значение.
   - "Нет, - после всего ответил он, подтверждая ЕГО догадки. - И потому..."
   - "Значит, в любой миг все это дерьмо может свалиться мне на голову?"
   - "Точно. Потому не стоит медлить. Так как насчет истины?"
   ОН буквально промок от пота. Время уходило, как сухая струйка песка из опрокинутой колбы песочных часов, уходило неумолимо быстро. Теперь уж точно не до шуток.
   - "Говори!"
   Вдруг ОН узнает что-то ценное, что-то спасительно ценное.
   - "Истина - это единственное в мире сокровище, сокровище, достойное Вселенной, нашего великого дома, вернее, не дома даже, а дворца. Первые попытки интуитивного поиска истины породили религию - от первобытного тотемизма и анимизма до ее современных, абсурдных хотя бы из-за своей непрактичности форм. Последние, впрочем, больше напоминают философскую концепцию, отличаясь от нее тем, что при всей своей прогрессивности подразумевают веру в чудеса... Рациональный ум породил философию, гораздо ближе подобравшуюся к самой истине, чем различные религиозные течения - к Богу. Но все равно в своем чистом виде истина остается недоступной. До тех самых пор, пока ощущаешь силу земного тяготения. Только перестав зависеть от физических законов, обратившись в астральное тело, человек постигает истину. Короче, истина известна только мертвецам, так как они волею самой природы оказались с изнаночной стороны мира, откуда видится то, что сокрыто от нас. Но в этом случае стоит утешиться тем, что истина ведома большинству, так как на одного живущего ныне приходится до пятисот мертвецов - от примитивного гоминида до гражданина Марса!"...
   Проклятый Гарри! Это же его слова, сказанные во время их небольшого спора несколько недель назад. И теперь, когда на счету каждая доля секунды, этот маленький фигляр просто издевается над НИМ, поучая голосом и словами Гарри, к тому же прекрасно ЕМУ ведомыми.
   Какая-то вечно бодрствующая часть мозга понимала, что это сон, но голос разума был слишком слаб, чтобы побороть ужас, охвативший ЕГО при осознании, что наступила та роковая секунда, за которой всякого ожидает великая пропасть под названием НИЧТО. ЗАБВЕНИЕ. ОТСУТСТВИЕ ВСЕГО. АБСОЛЮТНАЯ ПУСТОТА.
   Ничто не может спасти, и вот этот шут там, внизу - только дополнительная издевка со стороны той силы, которой угораздило придти в голову (или куда там еще) стереть ЕГО в марсианскую пыль.
   Включилось замедленное кино. Кадр сменился следующим, и тело двинулось навстречу скале. ОН не стал поворачивать назад головы, чтобы убедиться, что лавина стала ближе; это подразумевалось.
   Падение ускорялось. Каменная поверхность приближалась с катастрофической быстротой, только на этот раз на ней уже никого не было - вещавший голосом Гарри карлик исчез так же внезапно, как и появился.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"