Аннотация: Вокальное сочинение для одного голоса в сопровождении грозы
ГРОЗОВАЯ КАНТАТА
С первого дня осени зарядили дожди. В мелкой речушке вспенилась вода, капли мелко-мелко зашлепали по камням, всполошившаяся стая уток металась по двору в поисках укрытия, пока, наконец, кто-то не догадался отворить дверь в сарай.
Анна-Лиза, сидевшая у окна, поежилась. Нянюшка мигом махнула служанке, дескать, закрывай ставни, не застудить бы молодую госпожу. Последний месяц как-никак пошел, беречь надо ее, голубушку, тем более что хозяина дома нет, значит, вся забота на ней, старой Марте. Не убережешь - что господину скажешь, как вернется он из своей поездки?
Анна-Лиза перевела взгляд на пяльцы, зажатые в холодных руках. Вышивание успокаивало, хотя и давно опостылело - ничего не поделаешь, последний месяц, за двор ни шагу, да и по нему дозволяется гулять лишь под ручку с Мартой, вдруг чего случится. И можно понять - господину нужен наследник, не молод он уже, чтобы понапрасну рисковать здоровьем жены и будущего ребенка. День и ночь втолковывала ей мать перед свадьбой - "Ты должна родить мальчика". И правильно говорила, не дай боже подведет барона здоровье, и прости-прощай, уютный дом, выкинут на улицу племянники-наследники. Титул, чтоб его. А там, за пеленой дождя, нет никого у Анны-Лизы. Только старая халупа у реки, где жила мать, да и та вот-вот развалится от такого потопа.
Под монотонный стук капель молодая баронесса вышивала цветочные бутоны на белой салфетке. Будет девочка - пойдет в приданое, мальчик - прибережется для подарков на крестины. Громыхнул гром, пугливая служанка ойкнула и зажала рот рукой. Громыхнуло еще раз - уже во дворе.
- Поди, глянь, - скомандовала нянюшка. Служанка опрометью выскочила из комнаты. Прошла минута, две, три. Руки с иглой продолжали делать свою работу. Наконец, Зарюшка вернулась.
- Там гости, госпожа баронесса, - робко выговорила девушка. - Спрашивают хозяев, им бы от дождя укрыться.
И покраснела. Марта нахмурилась, без хозяина кого попало за ворота не пускали, но Анна-Лиза решилась.
- Если гости благородные, приготовь комнату рядом с библиотекой, Зарюшка, - неожиданно властно произнесла хозяйка. - Если мещане, пусть переждут непогоду у кузнеца, у него есть свободная комнатушка. Ну а если крестьяне - отправь на сеновал да отнеси горячего отвара. Пусть не говорят, что у господина барона гостей привечать не умеют.
Зарюшка кивнула, побежала, но за дверьми приостановилась. Задумалась. Как решить - кто он, этот странный человек за воротами? Одежда хорошая, хоть и мокрая до нитки - наметанный глаз и такую оценит да прикинет, лошади нет - значит, не благородный, те пешком не ходят. На мещанина не похож - не просил ночлега, приказывал. Такому лишнего слова не скажешь.
Так ничего и не решив, отправила мальчишку впустить путника. Едва тот зашел на кухню, Зарюшка поняла - будь что будет, а такого ни к кузнецу, ни, святый боже, на сеновал не пошлешь. Дороже выйдет. Да и кольцо на пальце непростое - вдруг все же благородный?
- Госпожа баронесса велели передать свое приветствие и разместить вас со всем удобством.
- А что же, хозяина дома нет? - голос равнодушный, но словно сквозняком повеяло в темной кухне. Дверь от волнения не закрыла, вот дуреха.
- Со дня на день ожидаем возвращения, господин, - отозвалась служанка.
Незнакомец улыбнулся, поклонился и позволил себе, наконец, представиться:
- Пардон, красавица, прошу любить и жаловать - Мадлен де Руж.
Сердце чуть не прихватило. Сам Мадлен, великолепный, столько слышали, но он все по столицам, а тут... Вот бы позору было, если бы... Зарюшка захлопотала - камин для господина разжечь, воды для ванны натаскать, одежду постирать. Господин барон не обидится, если взять у него на время штаны и халат? - Нет, конечно, нет.
Ужина известный поэт не попросил, удовольствовался вином из личного запаса барона. После Зарюшка осторожно спросила - не откажется ли бард, знаменитый своими творениями на несколько стран, спеть для госпожи баронессы? Здесь, в глуши, подобные визиты - редкость, а молодая госпожа давно не выходит из дому...
- Ну почему же, я не откажу, - одетый в один из парадных костюмов барона, гость приветливо улыбнулся Зарюшке и последовал за ней в гостиную.
Старая Марта едва ли не принюхивалась, так внимательно рассматривала она залетного барда. Чуял ее деревенский нос чужие запахи - запахи больших городов, блестящих дам, легкой любви и многого другого, чему никак не было места в уютной комнате с чайными розами на подоконнике и женщиной на сносях, которая тоже разглядывала певца, но на свой манер - вполоборота, как будто совершенно им не интересуясь.
- Благодарю за кров, моя госпожа, - чуть хрипло промолвил гость и слегка поклонился.
- В столь ненастную погоду грешно отказать в такой малости, - неуверенно улыбнулась Анна-Лиза. У нее тоже был деревенский нос.
- Пожалуй, я спою что-нибудь из классики. Говорят, она благотворно действует на женщин в вашем положении.
Баронесса милостиво кивнула, и тогда он запел. Вроде бы и не сильный голос, у конюшего позычнее будет, но за душу хватал так, что у Анны-Лизы в первые минуты заболело сердце. Менялась мелодия, и вдруг ребенок внутри легонько ткнул изнутри ножкой, и женщина засветилась скрытой от посторонних радостью.
Сначала piano. Всегда piano, чтобы услышать прелесть тишины. О да, в самый раз. Теперь немного crescendo - раскрыть веером всю тысячу оттенков, привычно кружится голова... Чуточку ritenuto, чтобы отдышаться, и еще одно crescendo вверх, вверх, брызжет музыка, торжественная пауза и forte!
На улице стемнело, песня нарастала, за окном ей вторили раскаты грома. Старая Марта перекрестилась и поспешила зажечь еще больше свечей, но вездесущий сквозняк гасил новорожденное пламя, не давая ему разгореться.
- Езус-Мария, - бормотала старушка, украдкой оглядываясь на певца. Лицо последнего было озарено странным светом. Как у молодой госпожи - один в один. Марта трижды перекрестилась.
Мелодия вновь изменилась. Теперь эта была не спокойное журчание реки, это была волна, сметающая все на своем пути, и где-то там, посреди стихии, рождались новые переливы, новые ноты зазвучали, как будто кто-то заиграл на скрипке, но бог мой, откуда же у нас скрипка...
И крик. Тяжелый, надрывный женский крик. Треснул кувшин на полке над камином, разлетелся на куски. Песня оборвалась. Первой к госпоже бросилась Марта и сначала решила, что Анну-Лизу напугал гром, но тут же с ужасом разглядела темные пятна на мягком домашнем платье. Госпожа как подкошенная рухнула на руки верной служанке.
- Зарюшка, воды, полотно, скорее!
Запыхавшаяся девушка вбежала в гостиную, столкнувшись на пороге с господином де Ружем.
- Не буду мешать, - с ноткой сожаления произнес он и ушел в свою комнату. Никто не видел, как он уходил из дома под моросящий дождь, но к утру его уже не было.
Анна-Лиза уже не кричала - хрипела. Мокрое белое лицо исказила судорога. Лишь к утру боль притихла, та, что внизу, а сердце все болело, тянуло. Зарюшка всю ночь, заливаясь слезами, отмывала густую кровь с деревянных досок пола. Марта грозно сторожила молодую госпожу. Не уберегла.
Эпилог
В столице с восторгом приняли новый шедевр Мадлена де Ружа. "Грозовая кантата" - так назвали ее критики - понравилась и королю, и его новой фаворитке.
- Где же вы черпаете вдохновение для своих песен, дорогой Мадлен? - игриво спросила его юная кокетка.
- В жизни, дорогая моя, в самой что ни на есть прозаичной жизни, - ответил, улыбаясь, знаменитый на весь мир маэстро.