Моя жена ушла от меня в среду вечером. Я понял, что это уже насовсем по тому, что она забрала кота. Надо сказать, по коту я скучал сильнее. Женщина праздная, горячая на язык и всякие необдуманные действия, ценность свою сама же сбивает. А вот кот - дело другое. Как существо бессловесное, самые дурные качества характера умудряется скрывать. А такие чудовищные проступки, как съесть курицу из супа, сидя в кастрюле всеми четырьмя лапами, всегда можно искупить ласковым потиранием о хозяина своими пушистыми боками и утробным пофыркиванием.
Тем более, от жены осталось не так уж и много, все следы своего пребывания в моей жизни и квартире она забрала с собой. Но, бродя по опустевшим комнатам, я то и дело находил напоминания о моем пушистом друге: комочки шерсти, завалявшуюся в пыли под диваном попочку колбасы, глубокие царапки на французских обоях. И тосковал.
Я стал сосредоточенно думать, как улучшить мое ухудшившееся социальное положение. Вызволить моих домочадцев из добровольной ссылки не представлялось возможным, и я размышлял о том, как их, таких для меня важных, заменить. Ну, взять кота, вроде бы, легче, чем найти женщину - приятно мягкую, теплую по ночам и аппетитно пахнущую из кухни. С другой стороны, по статистике у нас женщин на одного осиротевшего мужчину находится много, и они, согласно молве, голодны по любви. А вот кошачьи более привередливы: их цветами да романсами любить себя не заставишь.
В пятницу вечером, изведясь тоской, я решил прибегнуть к последнему средству - позвал на помощь и совет друга. Толик с десятого этажа не шел долго, я уж решил, что он бросить меня в беде вознамерился, как вдруг, под вечер, явился с двумя позвякивающими мешками из "Перекрестка".
- Я тебе, товарищ, очень сочувствую, что и непременно сейчас тебе докажу, - говорил он, посверкивая глазами как-то не очень траурно, и выгружал на кухонный стол целую батарею пивных банок. Затем из мешка зашуршали чипсы, сухари и сухощекие рыбины - весь неприхотливый арсенал мужчин, готовых приступить к схватке с житейскими неурядицами. Желания уходить в запой у меня особенно не было, но пока ничего лучше не придумано, это хоть отвлечет меня от тоскливого одиночества.
Первая чпокнула, зашипела и понеслась!
- Я, вот, Михаил, бабам никогда не доверял! Слишком много условий ставят, все излишне теоретизируют. Видишь ли, - вещал Толик с видом глубокого знатока жизни, -если тебе доказывают, что носки, аккуратно сложенные под кроватью есть зло и безобразие, а лифчики, развешанные на твоем компьютере - это красиво и сексуально, знай - дело тут нечисто! Вся мыслимая логика тут, знаешь ли, просто корчится в агонии.
Толик был большой, как полтора медведя, и говорил очень убедительно, помогая себе руками. Когда подавляющая часть батареи, опустев, ушла под стол, мы, наконец, перешли от сетования на весь прекрасный пол к моей конкретной ситуации.
- Подло она, конечно, поступила, лишив тебя кота, но ты все ж подумай, какая тебе теперь открывается перспектива - свобода, брат! - он театрально закатил глаза и запихал в рот пол пачки чипсов разом. Под громогласный хруст я жалобно возразил:
- Ну а что мне делать-то с этой свободой?
Не дожевав, Толик приступил к рекомендациям:
- Да все, что хочешь! Вот ты давно планировал роман дописать, помнишь? Про бравых братцев орков. Или в отпуск съезди - вон в Астрахань погнали в конце месяца, там воооот таких окуней наловим, знай только доставай. Палаточка, костер, водочка под луной...
Толик мечтательным тоном продолжал расписывать холостяцкие забавы, а у меня в голове вдруг начал зарождаться план. Медленно, еще только-только вырисовывались смутные представления, но ум слегка прояснился, а зияющая в сердце дыра стала меньше беспокоить.
Толик долго еще распространялся о рыбалке, все-таки, кто о чем, но вот мы всё допили, за окном поднялась луна, и, проводив пошатывающегося товарища, я нетвердым шагом добрел до кровати, и, только коснувшись подушки, провалился. И приснился мне такой сон.
Лежу я, значит, в опустевшей кровати, одеяло все сбил (ох, она меня за это пилила!), а в окно заливает молочно-голубой свет луна. И, откуда ни возьмись, приходит ко мне мой кот, прыгает на кровать, идет по мне своими мягонькими лапами, а тяжелый, как бетонная плита, в матрас меня вдавил и не пошевелиться. Садится на груди у меня, не вздохнуть, и глаза у него так и светятся зеленым. Смотрит мне прямо в душу, словно, сказать что-то хочет. И тут, медленно так, открывает пасть. Вот уже так широко открыл, как не должно открываться по всем законам биологии, а я смотрю - нёбо-то у него картонное!
И просыпаюсь, весь в холодном поту. В груди тяжко до сих пор, и ужас какой-то нечеловеческий сковал. Поплелся на кухню водички хлебнуть. "Вот ведь приснится спьяну!" - думаю. Свет не зажег, стою босиком, приникнув к кувшину фильтра. И тут в окне, широко открытом - жара - мелькает тень и очертания пушистого хвоста. "Ну, - думаю, - чертовщина!". Но утро вечера мудренее, пошел я спать.
Субботним утром разбудил меня звонок - мама. Я отвечаю, сонно мамины упреки выслушиваю: и "Мишенька, ну как же это так?", и "Ну разве нельзя еще все исправить? Ну подари ты ей что-нибудь, ну извинись, ну будь ты джентельменом, так тебя растак!", и "Я ж тебя мужиком растила, а не диванным деспотом!". Я еле сдерживаю зевоту, не говоря уже про душевную тоску. И как это она узнала уже? А вдруг это ей Маринка звонила? Вообще, с чего бы ей звонить, с мамой они никогда особенно не ладили? Да и раз ушла уже с вещами, чего уж теперь выпендриваться?
- Мам, слушай, я тебе перезвоню, потом все выскажешь.
На душе у меня неладно сделалось. Видно, от кошмара еще не отошел. Да и пива столько выпить - душевного спокойствия не жди.
Встаю, умываюсь с фырканьем - холостяк! - и чувствую, что в голове у меня где-то на подсознательном уровне идет напряженная работа мысли, словно складывается какая-то большая головоломка. На профессиональном жаргоне - работает в фоновом режиме запущенная программа. Начал я рефлексировать.
А пока думаю, налил себе кофе, бутерброд с колбасой сделал, и тут дошло - это ведь вчерашний план! Что-то спьяну мне в голову пришло - Толиком навеянная идея, и сейчас обрабатывается на подкорках мозга. Только что же это за идея?
Мама опять звонит.
- Ты что сбрасываешь, негодяй? Перезвонить обещал! Я тебе мать или кто? Совсем там одичал! Давай, приезжай на дачу. Нечего тебе там одному сидеть, как в берлоге, у тебя же отпуск начинается. Огурчиков поешь, с картошкой отцу поможешь. У нас там еще пристройка недостроенная с того года. И косилку обещал починить.
"Ну, - думаю, - сейчас запрягут!" Женщине вообще покою нет, если мужик свободный пребывает, прямо-таки свербит его к какому-нибудь делу приспособить!
- Ладно, - говорю, - мам! Поговорим позже. А на отпуск у меня уже планы есть, извини! Но я приеду, конечно, какой вопрос? Будет тебе и пристройка, и косилка, и новая изба и боярские палаты!
Отпустила душу. Только отдышался, как мысли снова вихрем закружились. Отпуск! Ну, точно, как же это я забыл? Две недели законного, оплачиваемого безделья - весь год ждешь, а тут из головы вылетело. И все планы мои на отпуск забрала с собою неверная жена. Тут я опять предался горьким переживаниям. И надкусанный бутерброд сиротливо остался на столе - аппетит пропал, вытесненный унынием.
Сколько я так просидел, не знаю, но, наверное, сидел бы еще долго. В голове проносились безрадостные картины моего двухнедельного холостяцкого запоя. А что еще делать? Вот только существует такой, по неизвестным причинам не указанный в учебниках по физике закон природы: в каком умонастроении выпьешь, то и усугубится. Пить надо, стало быть, оптимистически настроенным, в духе приподнятом и устремляющемся к героизму. Только такое и заканчивается бравыми похождениями с медведями и полицмейстером, о которых не грех и в "Войне и мире" написать, и долгие годы рассказывать на дружеских застольях. А иначе закончу я, в нынешний момент никем извне не сдерживаемый, одним из тех несчастных первых утренних клиентов "Пятерочки", что берут дрожащей рукой сырок в придачу к чекушке для отвода глаз еще не окончательно отмершей совести.
Тут мой ум понемногу прояснился и я, почуяв разверзающуюся пропасть, схватился и побежал, как Форрест Гамп. По дороге схватил ветровку и, перескакивая две ступеньки, понесся на десятый этаж. Там, как был - в трусах, тапочках и ветровке, стал настойчиво звонить в дверь моего верного товарища.
Мой вчерашний собутыльник выглядел ничуть не приветливее медведя шатуна. В другое утро я, возможно, побоялся бы его такого беспокоить, но сейчас я едва обратил внимание на его хмурую потемневшую физиономию, и едва сдерживаемое рычание.
- Толик, - выпалил я, проскользнув мимо него в квартиру, - меня озарило откровение! У меня же отпуск начинается! Поехали с тобой на эту рыбалку, куда ты там меня звал, а, в Архангельск?
Вид у меня был, наверное, немного дикий. Потому что приятель мой, повернувшись, просто смотрел на меня, не мигая, долгие томительные мгновения. Осмотрев меня пристально с ног до головы, он, однако, проявил большую терпимость, молча прошел в комнату и сел, негромко бормоча:
- В Архангельск, угу, еще, может, в Мурманск рванем, сразу на белую акулу пойдем, - голос его понемногу набирал громкость, как медленно раскачивающийся старый магнитофон, - ты вообще что за зверь-то такой, чудной или блаженный, беспокоить честных граждан по утрам выходного дня?!
- И что? Одеться ты не мог? - совсем недавно, по всем симптомам, проснувшийся Толик, и правда, был одет уже значительно лучше меня: в необъятных штанах расцветки одного из шотландских кланов, и футболке с героическим принтом "Варкрафт".
- Ладно, извини, - я стыдливо запахнул ветровку, - мне нужен совет старейшины!
На мою мольбу он покровительственно кивнул и указал мне на портал, ведущий в кухню. Там, соорудив чаю с вареньицем, мой огромный друг сказал:
- Ну рассказывай!
Я поведал ему о нежданно-негаданно открывшейся передо мной перспективе, о том, как свобода тяготит меня, и какие повинности поджидают меня на дачных угодьях моей матушки, если я не найду себе более уважительного занятия на две недели.
- Все ясно, - наконец изрек он, - тебе нужно лекарство от тоски!
И поднялся. Я испугался и протестующе замахал на него руками:
- Нет, нет! Я не могу больше пить!
- Успокойся, это мы уже проходили.
Толик направился вглубь квартиры и спустя продолжительное время вернулся с тремя толстенными томами. "Дж. Р.Р. Мартин", прочел я на одном из корешков фундаментальные золотые буквы. Что-то мне это напомнило. Еще в бытность нашу двумя неоперившимися девятиклассниками в замшелых свитерах с катышками, Толик, вот так же с видом Моисея, спускающего своему народу Книгу Законов, вынес мне на кухню "Властелина Колец". Помнится, он даже ничего объяснять тогда не стал, но взгляд его красноречиво говорил, что пока не прочитаю, он меня за друга котировать не станет.
Я сглотнул - чтиво предстояло продолжительное.
- Это только первые три книги, а всего их пять, ну из семи, вообще-то, но две еще не дописаны.
- Ааа, - протянул я понимающе, хотя вообще на такой совет не рассчитывал. Все-таки зарождающееся лето за окном, да была не была! Все лучше, чем пить, постепенно нисходя в ничтожество.
- На рыбалку я, брат, пока не могу. Меня-то в отпуск до конца месяца никто не отпустит. Так что ты покуда отвлекись от своих невзгод, там, поверь, тебе чужих будет предостаточно, - он многозначительно, с какой-то прямо-таки драматичностью посмотрел на книги, - а я тут еще подумаю, чем тебе можно помочь.
На том и порешили. Я отправился к себе, прикрывая наготу бледных ног новоприобретенными фолиантами. Дома прибрался, помня об опасности скатиться, таящейся за каждой невымытой кружкой. И уселся за чтиво. Надо сказать, тоска моя поутихла. Два дня пролетели незаметно. В воскресенье под вечер, когда закатное солнце золотило голое место на кухонной стене, где у меня раньше красовалась аккуратненькая плазма, а лорд Эддард с тяжелой душой отправлялся в змеиное логово Королевской Гавани, раздался звонок в дверь.
- Ну, дружище, нашел я тебе лекарство от твоих душевных ран! - заявил Толик, бочком просачиваясь ко мне в квартиру.
- Это что же? - спросил я настороженно.
- Увидишь! Давай одевайся, пойдем мы с тобой на вылазку! В засаду, так сказать!
Мои подозрения, ясное дело, лишь усугубились, но я натянул выходные джинсы и чистую футболку. А мой спаситель пока протиснулся на кухню и там скрипнул дверцей холодильника. Не успел я вспомнить школьные деньки, когда мы вот так, едва зайдя друг к другу в гости, первым делом отправлялись на инспекцию имеющегося провианта, как Толик, что-то запихивая в карман, повлек меня вон из квартиры.
Мы вышли из подъезда, когда последние лучи золотили вершины тополей, и дети во дворе дома напротив весело голосили, нагуливая последние минуты перед отбоем к ужину. На асфальте у нас под ногами были намалеваны в стиле наскальной живописи цветочки, автобусы и кот. Сердце мое печально сжалось. Но Толик указал: "Туда", и мы отправились к близлежащим гаражам за магазином.
- Куда мы идем? - при подходе к гаражам осведомился я, но Толик шикнул на меня с видом заправского таппера и поманил к себе, заворачивая за гараж. Там он пригнулся, еще более меня обескуражив, и, очевидно, занял наблюдательную позицию. Я последовал его примеру, упрямо решив, ничему больше не удивляться. Мы осторожно выглянули за угол гаража. Перед нами расстилался неровный асфальт задней парковки небольшого продуктового магазина, где меж собой в одном помещении делили прилавки мясницкая лавка, фермерские продукты и магазин живого пива. На некотором отдалении располагались три крупных мусорных контейнера, где завсегда была ярмарочная площадь и агора всей местной бродячей живности. Сейчас там, помимо плешивого пса Генриха Рваное Ухо и некоторого изобилия почти невидимых невооруженным глазом крыс, занимал почетную позицию крупный, лощеный, прямо-таки франтоватый рыжик кот. На него мне, очевидно, и указывал сейчас Толик, заговорщицки докладывая:
- Я его с утра у подъезда приметил. Вел наблюдение в течение дня. Пока что не уловил ни единого признака одомашненности. При этом, обрати внимание, - поводя рукой, как проводник на сафари, - экземпляр вполне презентабельный! Пушистость выраженная, никаких внешних симптомов опасных заболеваний. Зверь прыток, смел и сообразителен: хоть здесь он явно новичок, но погляди, как быстро он себе отвоевал престижное положение на этом празднике жизни!
Заразившись его манерой, я отвечал громким шепотом:
- Откуда ты знаешь, что он здесь новичок? Да и где гарантии, что он ничейный?
- Гарантии тебе, милейший, тут никто не предоставит! Но он тут недавно, я тебе отвечаю! У меня взгляд охотника, намеченный, я всю живность окрестную знаю в лицо, почитай не зря биофак-то кончал?
Здесь он меня уделал. Хоть какого из него охотника и следопыта могла сделать кандидатская по грибкам плесени, это еще нужно было обдумать. Мы просидели еще некоторое время в наблюдении, потом, когда спины заныли, распрямились и решили вернуться домой, чтобы в другой раз повторить операцию. Толик чего-то там про методики одомашнивания распространялся, но я не вслушивался, охваченный некоторым смятением чувств. Я понимал, конечно, доброту и искренность его порыва: найти хоть какую-то замену моему утраченному семейному счастью, но ощущал негодование. Попробуйте предложить брошенному мужчине жениться на уборщице! А что? Быстро и удобно! Но мысль о такой несоответствующей замене утраченного кажется возмутительной. Не то чтобы этот представитель кошачьих был в чем-либо хуже других, но он же ни в какое сравнение не идет с моим серым, благородным другом сибирско-шотландских корней! Все-таки тут же не в породе дело, и даже не в лоснистости шерстяного покрова, а в дружбе и близости, выкованной многолетним тесным сожительством!
В общем, я простился с Толиком, вернулся к себе и вновь предался печали. Даже непереносимые тяготы Старков казались мне в этот вечер мелкими в сравнении с моими собственными потерями.
Той ночью мне снова снился красочный сон, в котором мы с Толиком, вооружившись двумя спиннингами с его балкона ловили рыжего наглого кота, а тот возмущенно орал и носился в исступлении по асфальту с наскальными рисунками. Этот недовольный ор преследовал меня до самого пробуждения, когда я понял, наконец, что это телефон настойчиво пиликает и елозит, угрожая свалиться с тумбочки.
- Мда, - ответил я, не глядя на высвечивающийся номер.
- Вставай, орел, рог зовет! - проревела трубка.
Я взглянул на время - 7.50, понедельник. Мелькнула мысль: "Проспал, опаздываю на работу!". За ней пришла другая: "Эгей, я же в отпуске!"
- Какой рог, Толян, я в свободном полете, чего тебе еще взбрело?
- Одевайся и спускайся мигом! Я тебя жду у подъезда! - и отключился.
Что-то было в нем от племенного вождя, потому что я все-таки встал, натянул штаны и потащился к лифту.
Толик всей своей громадой высился на старушачьей лавочке у подъезда, с азартным видом протягивая мне какой-то замызганный пакетик.
- Вот, колбаса, это я у тебя вчера экспроприировал! - триумфально заявил он, - пойдем на промысел!
- Понедельник утро, ну что ж тебе, заблудшая ты душа, на работу бы не отправиться? - запричитал я, - Какой еще промысел? Какая колбаса, Толян? Ну не сдался мне этот твой кот помоечный! Мы взрослые люди, что за дикость и варварство?
Толян не обиделся, сгреб меня под локоть и потащил за собой, басисто увещевая:
- Ты не понимаешь еще, но тебе это нужно! И не только потому, что у тебя в квартире зияет незаполненная пустота, но и потому, главным образом, что лучший способ излечиться от проблем - помочь кому-то, нуждающемуся еще больше тебя самого. Я вот сейчас на работу как раз и выходил, и тут рыжика давешнего приметил. А он горделивую свою осанку порастерял, ночуя под машинами, жался, бедный, у подъездной двери. Видно же, что у него тоска по крову, не одной разбойной жизнью жить ему начертано! Был бы уличный бандит до кончика хвоста, сейчас бы крыс гонял, светя глазами. Так нет же, сидит, нахохлившись, прямо как ты у себя на кухне, и не меньше тебя тоскует по дружеской человеческой ноге!
Мы дошли уже до березовой рощицы за садиком, расположенным напротив нашего дома.
- Сюда он от меня и дернул, когда я его кис-кисами и простыми обещаниями приманить пытался. Но сейчас другое дело. Я сгонял за колбасой, теперь нам есть, что ему предложить!
Вскоре мы приметили кота и битый час его хитроумными маневрами приманивали. Под конец от колбасы ничего не осталось, кот забрался за забор садика и там уже, оказавшись для нас совсем недостижим, с довольным видом облизывался, буравя нас наглым взором. Мы решили разойтись. Толик поспешил на работу, выдумывая объяснение двухчасовому опозданию, а я поплелся завтракать.
Странное дело, но мне эта операция пришлась по душе. Не то чтобы я полюбил кота, скорее напротив, стал испытывать к нему уже вполне обоснованную неприязнь, но все-таки в чем-то прав был Толик: живая охота оказалась еще увлекательнее "Игры престолов".
Трижды на той неделе мы совершали повторные вылазки с разной методикой облав. Толик, помимо этого, горделиво докладывал о дополнительных разведках, которые он совершал то по пути за пивом, то по дороге в гости к маме, то без всякого дополнительного предлога. Нас эта охота увлекла, мы встречались вечерами обдумывать стратегию, нарисовали полный развернутый план двора. Кот, очевидно, тоже находил некие преимущества от нашего преследования. По крайней мере, батон колбасы и три пачки корма мы ему скормили в ходе своих провальных экспедиций. Уже и кое-кто из соседей приметил нашу новую забаву, а двое мальчишек, не увезенных на дачи и ошивавшихся целыми днями во дворе, охотно сделались нашими соглядатаями.
На выходных я съездил на дачу к родителям. Выполнил ничтожную часть списка указанных работ, несколько ослабил мамину обвинительную позицию, запасся продовольствием на неделю вперед и прибыл к Толику с предложением возобновить маневры. Толик доложил, что на выходных объект удалился из зоны своего постоянного пребывания и не был замечен, по крайней мере, с вечера четверга. По этому поводу мы несколько приуныли. Но во вторник вечером, крайне возбужденный Толик мне позвонил и выпалил в трубку так, что у меня ухо заложило:
- Прием, прием! Объект замечен у подъезда! Срочное развертывание операции. Неси сало!
Я развернул сверток с отцовским деликатесом, отмахнул ломоть и кинулся вниз, для экономии времени решив воспользоваться лестницей. Запыхавшись, я чуть не столкнулся с Толиком, который стоял, склонившись, подпирая всей своею громадой дверь подъезда и что-то невразумительно лопоча в сгущающиеся снаружи сумерки.
Полуобернувшись ко мне, он угрожающе цыкнул, сунул ко мне требовательно ладонь, на которую я водрузил свой ломоть сала.
- Кыса, кыса! Давай, давай, родной! Ты мой хороший, пожалуй-ка откушать! - и стал надвигаться на меня, пятясь своей выдающейся задней частью. Я шустро сдал назад, в невероятном воодушевлении выглядывая за его согнувшуюся спину. Тут он меня подпер в узком месте на ступенях, я развернулся и не успел толком передислоцироваться, как узрел краем глаза метнувшуюся рыжую тень. Она скакнула между мной и Толиком, только начинавшим разворот, вспорхнула по ступеням и скрылась на за углом первого пролета лестницы. Я устремился в погоню.
Тут несколько ограниченная диета последних дней сыграла мне на руку - я скакал, как сайгак, вверх через три ступени, то и дело видя впереди мохнатую рыжую тень и хвост вертикальный, как боевое знамя. Еще не начав задыхаться, но уже порядочно разогнавшись, я влетел на какой-то этаж и едва успел затормозить. Не менее меня разгоряченный погоней котище, тем не менее, сменил стратегию и занял оборонительную позицию, прижавшись попой к одной из дверей и яростно шипя в мою сторону. Лучшее что я мог придумать в тот момент, было, двигаясь крайне медленно, склониться к нему, демонстрируя примирительный жест открытыми ладонями, к тому же по-прежнему призывно пахнущими салом. Котище орал, как боевой слон, отирая дверь вздыбленным хвостом. Снизу раздавались мерные звуки тарана, пробивающего брешь в воротах неприятеля - это по лестнице взбирался мне вдогонку Толик. Ситуация становилась патовой, адреналин во мне все бурлил, когда дверь за кошачьей спиной вдруг отворилась и на пороге возникли две тонкие ноги в розовых тапочках.
- Боренька! Дуралей ты волосатый, вот он ты где! - и две руки подхватили моего до предела нахохлившегося противника.
Я медленно, как мне казалось, перевел взгляд наверх. Носительница розовых тапочек прижимала к себе кота, молоденькая, разрумянившаяся и немного взлохмаченная. Она смотрела на меня двумя широко раскрытыми глазами, которые вопрошали, казалось, все разом: кто я? Что делаю здесь в такой позе? Почему преследую, очевидно, знакомого ей кота? За спиной у меня буханье сменилось громким, хриплым надрывным пыхтением. Толик поднимался на площадку, с трудом переставляя ноги, но цепким взглядом оценивая ситуацию.
- Добрый вечер, - с трудом проговорил он, - а мы... это... котика вашего... ммм... нашли, - переводя глаза с меня на нее и обратно, взял он на себя трудное дело переговорщика.
- Ой, правда? - еще шире прежнего распахнула она глаза, - как это чудесно! Я его обыскалась! И ведь видела пару раз на улице, но все дозваться не могла! Вы заходите, пожалуйста, - и посторонилась, проходя в квартиру.
Мы, переглянувшись, приняли приглашение.
Я с некоторым облегчением пропустил вперед Толика, решительно взявшего на себя дипломатическую миссию. Из-за его спины до меня долетали слова девушки, продолжавшей объяснения:
- Я его только недавно в приюте взяла. Он уже взрослый, привык, видимо к свободе, да и у меня еще не совсем освоился, да Борь? Проходите, проходите, пожалуйста!
Они продвинулись в сторону кухни, а я тихонько, но надежно закрыл за собой дверь, во избежание новой эскапады.
- Давай, негодник, - слышалось с кухни, - привыкай снова к дому! Ну чего тебе, бродяжке, тут не хватало, рассказывай?
- По дамской компании, видать, соскучился, - раскатисто вставил Толик.
Я вошел на кухню. Маленькая, опрятная, светлая. Мой приятель уже с облегчением водрузился на табуреточку, скрывшуюся из вида под его грандиозностью. Я со скромной улыбкой прислонился к косяку. Девушка тем временем, спохватившись, представилась:
- Я Оля!
- Толик, а это у нас Михаил - герой дня! - галантно заявил мой друг.
Оля засмеялась, потом слегка сощурилась, глядя на руки Толика.
- А, это сало, мы вот этого бандита им приманивали. Мы вообще такую операцию развернули! Всю прошлую неделю за ним гонялись, как он только от нас так долго изворачивался, - как завзятый охотник, довольно вещал Толик.
Оля с улыбкой кивала, стоя у столешницы уже с чайником и парой кружек, внезапно материализовавшихся в руках. Потом посмотрела на меня, снова на него, снова недоуменно распахивая глаза:
- А почему?
Мы вдруг оба поняли, что это как-то глупо вышло. Объявлений о пропаже мы не видели, а признаваться в том, что мы хотели ее котом заменить мою утраченную семью, было как-то жалко, странно и чересчур длинно разом.
- Ну... - замялся было Толик. Но я выкрутился:
- Так он у вас вон какой, Борис, пушистый, дородный, сразу видно, что домашний. Так что мы, конечно, не знали, кто хозяин, но хотел отловить и найти владельца.
Оля очарованно заулыбалась. Мне вообще начинало нравиться на этой кухне, где запахло ароматным чаем, и этот широко распахнутый взгляд, определенно, располагал к себе. Я даже решил присесть на краешек другой табуретки.
- Боромир, - промолвила она нараспев, пододвигая нам по кружке. Мы недоуменно подняли на нее глаза, оторвавшись от предвкушения напитков.
Она кивнула на напыжившегося в углу у своих мисок рыжего виновника этой встречи.
- Боромир, - повторила она, - не Борис. Боренька, это я так. А вообще он у меня Боромир.
Она немного мечтательно улыбалась, и мы с Толиком многозначительно переглянулись. Каким бы неожиданным ни оказался финал нашей эксцентричной охоты, определенно мы нашли в конце что-то, заслуживающее самого пристального внимания. По кухне в ароматных парах чая поплыли неспешные задушевные разговоры о Средиземье, за окном опускалась теплая летняя ночь. А под мерные жевательные звуки, которые испускал в углу подуспокоившийся герой недавней охоты, я украдкой отпускал из израненного сердца боль невосполнимой утраты.
В том самом конце месяца мы-таки поехали в Астрахань, правда, в непредвиденно увеличившейся компании. Оказалось, у Оли там родня живет. И, странное дело, но идея поймать огромную щуку не казалась ей неподобающим способом провести отпуск. Я набрал себе накопившихся за два года отгулов, запер пустую, но уже не такую сосущую квартиру. Взвалил на плечо увесистую розовую сумку и не менее ощутимую переноску с авантюрно настроенным Боромиром, и мы все загрузились в походный УАЗик Толика. Оля сидела по центру заднего сидения, покачиваясь, как амазонка в седле, придерживаясь рукой за спинку моего сидения. Я чувствовал плечом кончики ее пальцев и, как дурак, улыбался в окно, где проплывали залитые золотистым светом поля.
- Красота, красота! Мы везем с собой кота! - громогласно распевал Толик, похлопывая по рулю.