Никакой протекции тестя. Истекал второй год моей работы в Нижневартовском районе Тюменской области. Сам Нижневартовск - благодаря огромным нефтяным месторождениям Самотлора - стал столицей нефтяников, в 1980 году в нашем районе достигнут пик добычи нефти, хотя позже ее запасы истощились. Однако значительная часть российской нефти все равно добывалась именно здесь, так что в 1985 году Нижневартовск не случайно удостоился посещения генсека Горбачева.
Своим трудоустройством в Министерстве я обязан чистому случаю. А нижневартовское начальство всего лишь подтвердило наличие у меня необходимых качеств - чистых анкетных данных, способностей, трудолюбия, склонности к изобретательности (мне и в самом деле кое-что удалось внедрить из того, что пришло на ум). А случай - что именно я, молодой специалист, получил "боевое задание" встречать и сопровождать "по местам боевой славы" нашего района высокого гостя, вернее, гостьи из организации со сложным названием "Нефтегазстройпрофсоюз". Все так!
Она прилетела с целью налаживания соревнования коллективов смежных предприятий для успешного выполнения заданий по развитию нефтегазового комплекса Тюменской области в 1986 - 1990 годах. Одна из бригад еще в 1986 году добилась рекорда, пробурив более 130 тысяч метров горных пород, установила новый отраслевой рекорд, что лишний раз побудило самое высокое союзное начальство коренным образом добиваться повышения производительности труда и досрочного выполнения заданий 12 пятилетки. Поскольку два года уже истекли, потребовалось срочно развить инициативу на местах, что затруднительно сделать без соответствующей накачки. Вот у нас с самого утра и появилась высокопоставленная профсоюзная особа, а меня на все время ее визита приставили к ней, хотя я всячески отпирался от этой почетной миссии. Однако с начальством не спорят, а выполняют любую дребедень, которую оно вам поручает. Я это правило хорошо усвоил давно, и сам позже применял его на практике, став кое-каким начальником. Все просто, ты - начальник, я - дурак, я - начальник, ты - дурак.
Дама не злоупотребляла своим общественным положением, желая произвести на всех, включая мою скромную персону, хорошее впечатление. Одним словом, дама, приятная во всех отношениях, что она уже на вторые сутки подтвердила мне самым наглядным образом. Я не разочаровал ее и тогда, когда мы колесили по территории нашего района, сопровождая там, где нужно. Наши пути следования заранее очертило мое начальство, и я старался не отступать от них. Дама хорошо знала и принимала существующие порядки не только в теории, так что от канона, к нашему общему согласию, мы не отходили. Она оказалась вполне управляема, если так можно сказать о кураторе из центрального профсоюзного органа. Я познакомил ее с кем надо, и показал, что предназначалось. Я неотступно следовал за ней, вернее, наоборот, она - за мной. Почти повсюду. Находился с нею на самых разных приемах, встречах с передовиками производства, женами бурильщиков и их детьми. Обычные в таких случаях обещания роста зарплаты, улучшения бытовых условий жизни, устройства детишек в ясли и детсады, материнская забота о трудящихся, разного рода компенсации и прочее, прочее. Дама чувствовала себя в своей тарелке, явно поднаторела в подобных мероприятиях. Я уже успел привыкнуть ко всему этому еще раньше, и не удивлялся заведенному сверху порядку. Откровенно говоря, наши "культпоходы" меня утомили куда больше, чем повседневная работа. Но я старался выглядеть бодрым, не знающим усталости молодым человеком, соответствующим своей миссии. Она понимала, в сопровождающее ее лицо любого не назначат, и мне показалось, что она довольна выбором, сделанным на самом высоком партийном и хозяйственном уровне нашего района. Входя в роль, я не то чтобы начал гордиться доверием руководства, но уже не жалел о данном мне поручении. Дама выглядела молодо, я дал ей не больше тридцати. Внешне вполне привлекательна, умна, даже остроумна, палец ей в рот не клади. Я и не пытался. На второй день ее пребывания у нас мы посетили Лангепас, получивший в 1985 году статус города окружного подчинения. Оказались мы там ближе к вечеру, встреченные местным начальством, и тут же разместились в их лучшей гостинице. Привели себя в порядок, после чего хозяева города пригласили нас в ресторан откушать местных яств - как же иначе. Все в порядке вещей, я уже свыкнулся с мыслью, что и мне должно перепадать кое-что благодаря выпавшей мне роли. Надо сказать, моя дама держалась со мной на равных, я не ощущал ее превосходства. Я никогда не робел в присутствии высоких лиц, не считал себя парией. Изгой общества - не ко мне, я с детства был нацелен попасть наверх. Все так!
То, что высокопоставленная особа не кичилась своим статусом, импонировало мне. Больше того, лишенный два года сколько-нибудь стоящего женского общества (любовница, появившаяся в результате естественного отбора в первый год пребывания в Сибири, устраивала меня разве что в чисто сексуальном отношении ), не мог не отметить, что моя дама во всех планах куда больше подошла бы мне, несмотря на ее положение, а, может быть, и благодаря ему. Впрочем, мысли об адюльтере с нею всерьез не рассматривал. Они бы вообще не возникли, если б я не догадался, что нравлюсь ей, чего она и не пыталась скрыть. Что ж, если дамочка от скуки пожелает развлечься, я пойду ей навстречу, да и положение находиться всегда рядом с ней обязывает. Только едва ли она пойдет на риск - слишком высокий ранг занимает в обществе, пересуды ей ни к чему.
( Здоровый мужчина не обязан быть отшельником, аскетизм ему не к лицу. Я не считал, что изменяю жене. Мужчине вообще вредно жить без женщины, если он в норме. Все так! )
После оказанного нам приема начальство с чувством выполненного долга и удовлетворения, что первый прием прошел наилучшим образом - высокая гостья шутила, смеялась, сразу запомнила и обращалась к хозяевам по именам и отчествам (и ко мне, хотя я младше ее и по возрасту, и по статусу) наконец покинуло нас. Мы поднялись к себе, я пожелал ей спокойной ночи, но она сказала, что ложиться спать еще рановато, не хочу ли я немного потрепаться с нею в неофициальной обстановке. Что верно, то верно, до сих пор, даже оставаясь во время переездов наедине, мы почти не касались личных тем. О себе она вообще ничего не рассказывала, а обо мне узнала только то, когда я прибыл в край, надолго ли, какие планы имею на будущее. Я о них не распространялся, сказал только, что как минимум отработаю здесь положенные три года, а дальше посмотрю - по обстановке. Она не выясняла, что я имею под этим в виду. Женат я или холост, не спрашивала. Сам я не рассказывал, какое собственно ей до этого дело. Прилетела на неделю - улетит туда, откуда прибыла по своим скучным делам. И вот, пожалуйста, желает развеять скуку со мной, уж не знаю как. Хочет потрепаться? Я к вашим услугам, мадам. Отступать некуда, да и не охота - впереди "Москва". Знал бы я, что кавычки мог опустить! Все так!
В ее номере нашлось все, чтобы не только продолжить беседу, но и выпить и закусить. Хозяева забили холодильник всем необходимым (даже в моем номере) - не ударили в грязь лицом, обычное дело. Мы уселись друг против друга, она - нога на ногу, стыдиться их вполне не могла. Мы выпили по первой рюмке армянского коньяка и начали беседу. Она - первая. Захотела разузнать обо мне больше, чем я поведал ей раньше. Ничего не поделаешь, пришлось рассказать и о том, что женат, имею дочь. Она спросила, нет ли при мне ее фото. Я показал его, она произнесла дежурную фразу, что миленькая девочка - похожа на папу, такая же красивая. Поинтересовалась карточкой жены, чтобы сравнить, какие черты дочка унаследовала от матери. Но я не пожелал показывать ее, хотя она была в моем портмоне. Возникла мысль, что я стесняюсь - лицо жены привлекательностью не отличалось, не хочется демонстрировать его чужой женщине, которая мало ли что может подумать обо мне, станет расспрашивать, кто моя супруга, откуда. Меня уже стали раздражать эти расспросы. Нечего лезть в мою жизнь. Сама о себе ничего не говорит, вот, пожалуйста, раскрывается ее начальственная сущность, не смогла устоять, выпила, хотя не пьяна, и потеряла контроль над собой.
-Кажется, я утомила вас. Простите, совсем заговорила вас.
-Ничего, все в норме.
-Теперь моя очередь. Если вам, конечно, интересно узнать кое-что обо мне самой.
-Если вам будет угодно.
-Вы зажаты, право, я не хочу, чтобы у вас создалось плохое впечатление обо мне.
-Нет, что вы?! Я о вас самого приятного мнения, признаюсь, когда мне сказали, кого я буду сопровождать, пытался отказаться.
-И до сих пор жалеете, что вас оторвали от настоящей работы?
-Ничуть. Мне интересно с вами. Я рад тому, что вы не из тех, кто стремится показать, к каким кругам они принадлежат.
-А если я именно такая, о ком вы говорите, но темню?
-Нет, я бы это понял. Вы - совсем другая женщина.
-Должна признаться, и вы - совсем другой мужчина, чем тот, кого могли мне дать для сопровождения. И я этому очень рада. Знаете, надоело общаться с типами, которые боятся всего на свете, глупы и все время заискивают передо мной, плохо скрывая свои истинные намерения - угодить мне, чтобы я похвалила и сказала их начальникам, что осталась довольна. Так вот - к счастью, вы - исключение.
-Рад стараться.
-А чему вы смеетесь?
-Доволен, раз угодил вам.
-Я совсем не то имела в виду.
-Неугоден?
-Противный мальчишка! Вы все прекрасно поняли. Признайтесь.
-Я - тугодум. Все так!
-Обманщик! Дамский угодник!
-С чего вы это взяли?
-Скажете еще, что живете один, без женщины.
-Простите, это мое личное дело.
-Обиделись? Я не имела права, извините меня.
-Ничего страшного.
-Я ведь что хотела сказать, такой красивый молодой человек... Наверное, я пьяна... Я ведь обещала рассказать о себе, стоит?
-В порядке обмена?
-Что?! Ну да, вы же отвечали на мои вопросы. Только карточку жены не захотели показать. Она ведь при вас, правда?
-Предположим.
-Ладно, я на вас не в обиде. Сама должна была понять, что есть пределы... Так вот в порядке взаимности, пусть будет по-вашему, я старше вас, намного и, представьте себе, не замужем. Удивлены?
-Выглядите очень молодо, это не комплимент, поверьте. Больше двадцати семи вам не дать...
-Лжец! Ладно, а как вывернетесь из положения, что я незамужняя?
- Очень просто. Замужней могли ли вы оказаться здесь?
-Почему бы нет?
-Такую женщину мужья держат при себе.
-Какую такую женщину?
-Хорошенькую - сами вынуждаете меня это сказать. Напросились.
-Сколько женщин вы так обольстили? Бессчетное количество?
-Я не имею привычки льстить - ни хорошеньким женщинам, ни плохеньким.
-Храбрец. Вот скажу вашему начальнику, какой вы бяка...
-Уже поздно, нам завтра рано вставать, я, пожалуй, пойду к себе.
-Останься... Пожалуйста...
-Хорошо, побуду с вами немного.
-Скажи честно, как бы ты повел себя сейчас, если бы мы занимали одно положение в обществе?
-Так же.
-Значит, я совсем не нравлюсь тебе?
-Нравитесь, но...
-Но блюдешь честь? Чью - свою или той женщины, которая тебе нравится и желает тебя?
-Не знаю, что и сказать...
-Лучше молчи. Иди, я отпускаю тебя восвояси.
-Я так не могу...
-Тогда смелее.... Я не кусаюсь...
Так я стал ее любовником. То, что она из начальства, лишь мешало мне, но я про это быстро забыл. Своей страстностью любовница затмила даже мою жену, когда мы впервые, занимались с нею любовью. Все дни, что она пробыла у нас, мы тайком от всех любили друг друга. Она все рассказала о себе, сколько ей лет (35), какими мужчинами увлекалась, как ей не повезло с любимым человеком, уехавшим на Запад в поисках новой жизни, звавшим ее с собой, но она не рискнула, зная его непостоянство, и потом очень о том жалела. Но теперь, познав меня (ее слова), она поняла, что такое любовь. И понимая, насколько связь между нами кратковременна, все равно счастлива оттого, что я случился в ее жизни. Удивительно, эта женщина была совсем не похожа на высокопоставленную профсоюзную даму, с которой судьба свела меня в первый день нашего знакомства ( я изначально был предубежден против нее, но постепенно, не осознавая этого, видимо, сам начал увлекаться ею, гоня от себя всякие мысли о возможности нашей близости). Перед расставанием она уже поняла, что я хотел бы раньше оказаться в Москве при предоставлении мне возможности карьерного роста, но столица едва ли ждет, когда я осчастливлю ее своим прибытием. Она внимательно слушала меня, ничего не обещала - я и не просил. Мы договорились, что если случай закинет меня в столицу, я свяжусь с нею. О моей жене никакого разговора не велось, словно ее не существовало. Совесть меня если и мучила, то не слишком сильно, так как я не считал свою последнюю короткую связь имеющей шансы на продолжение. Я помнил свое необычное любовное приключение, но не зацикливался на нем, поняв, что особой любовью тут не пахло. Поэтому легко переключился на женщину, что была у меня раньше. А главное - на работу, никто не должен отвлекать меня от нее, иначе мое стремление к преуспеванию, своего рода, самосовершенствованию теряет всякий смысл. Характеристика, данная на меня как на сопровождающее профсоюзную даму лицо руководству понравилась, мне со смешком заявили, сами виноваты, теперь всегда будете выступать в этой почетной роли, лучше вас никого нам не найти, ничего, не расстраивайтесь, все это пойдет вам только на пользу. Знали бы они, насколько оказались правы. Все так!.
Не прошло и месяца, меня вызвали в начальственный кабинет, показали письмо на гербовой бумаге Министерства с вызовом для беседы по поводу возможного вступления в должность рядового сотрудника одного из его отделов. Мой "босс" спросил, знаю ли я, откуда подул теплый ветерок. Я ответил, не имею понятия. Так ли уж, заподозрил меня начальник. Ей-богу, ответил я, безбожник. А ты хитер, сказал "босс", впервые обратившись ко мне на "ты", раньше он себе такое мало с кем позволял, ладно иди, думай, но в Москву в любом случае полетишь, мы не можем ослушаться приказа. И я туда полетел. Конечно, сразу понял, кто виновник моей новой "синекуры" ( в кавычки взял это слово, так как понимал, если меня примут на работу, то не на хорошо оплачиваемую должность, требующую к тому же особого труда). Я и не жаждал синекуры, важным считал продвижение вверх - пусть в будущем.
Оказалось, ее старший брат работал начальником того самого отдела, куда меня взяли, он и рискнул пригласить меня занять в нем скромную должность. Я прилично терял в заработке, не имел склонности к сидячей работе, не видел особых перспектив - иди, знай, когда твой непосредственный начальник помрет или уйдет на повышение или на пенсию (но и тогда найдутся, расталкивая друг друга локтями, другие претенденты на освободившееся кресло, и никакая связь не поможет). И все же, посоветовавшись с тестем и женой, памятуя о сладких встречах со своей благодетельницей, проявившей такт, не сказав мне о предпринятых ею усилиях для моего трудоустройства ( а предполагать я волен все что угодно), я решил пойти навстречу Фортуне. Позже, когда я сказал об этом своей умной и очаровательной любовнице, она рассмеялась в ответ и, порывшись в своих книгах, прочла мне выдержку из Плиния Старшего: "По всему свету, повсюду во все часы дня голоса всех призывают и называют одну Фортуну, её одну обвиняют, привлекают к ответственности, о ней одной думают, её одну хвалят, её одну уличают. С бранью почитают её изменчивую, многие считают её слепой, бродячей, непостоянной, неверной, вечно меняющейся, покровительницей недостойных. Ей на счёт ставится и дебет и кредит, и во всех расчётных книгах смертных она одна занимает и ту, и другую страницу". Я не принял эти слова всерьез, оставшись при своем мнении относительно Фортуны - богини судьбы, ожидая от нее покровительства в воплощении всех моих планов. Впрочем, я верил только в себя, меньше всего в судьбу. В конце концов, всегда можно вернуться назад - туда, где я трудился недавно, во всяком случае, в такое же место и в том же качестве. Все так!
На новой службе все шло недурно. Начальник не скрыл от меня, кому я обязан своим назначением, кем сам приходится моей женщине. Хотя мне это не понравилось, что отразилось на моей физиономии, тогда он извинился и заявил, что просто хочет, чтобы я знал, никаких препятствий чинить никто нам не станет. Огорченный такой прямолинейностью "босса" я даже стал подумывать над тем, стоит ли вообще созваниваться о встрече с его сестрой. Однако выразить ей благодарность я в любом случае обязан, ведь не будь ее, сидел бы в Сибири еще год, а потом не знал, как распорядиться собой дальше. Короче, я решил продолжить нашу связь - в тайне, во всяком случае, от жены. Любовница ни на чем не настаивала, лишь бы я изредка встречался с нею наедине . Она вела себя так, словно я не женат, но по отношению к ней свободен от всяких обязательств. Умная женщина! Я не хотел осложнений в своей семейной жизни, разумно предполагая, со временем потеряю интерес к любовнице, и вообще не должен сковывать себя цепями ее страсти. И своей. Когда-нибудь страсти стихнут, мы оба поймем, ничто не вечно под луной, и расстанемся.
Я столкнулся со сложностями другого порядка. Во-первых, с острой нехваткой времени для свиданий с любовницей. Во-вторых, не мог и не хотел притворяться любящим мужем, и потому сократил, а затем и вовсе прекратил супружеские отношения. Жена поняла, что я разлюбил ее, но об адюльтере мужа, то ли не догадывалась, то ли разыгрывала ( скорее, перед собой) хорошую мину при плохой игре. Я возвращался с работы очень поздно - вполне могла заподозрить меня в измене, хотя я убедил ее в том, что перегружен работой - мы постоянно, включая выходные дни, вкалываем, чтобы успеть во время написать отчеты, пояснительные записки, подготовить материалы для Министра или его Зама, мало ли что еще. И вообще так у нас принято ( тут я не лгал), часами задерживаться на работе - норма, за это нам и предоставляются бесчисленные льготы. Но наш ненормированный рабочий день был не столь продолжителен, как я сказал жене. Кроме того, по субботам я работал редко. Так что одну проблему я худо - бедно решил. Вторую - особенно связанную с постельными делами, не смог. Насиловать себя, изображать угасшие чувства не хотел. Однако и развода не желал. Ни одна женщина не будет любить меня так, как жена. Жениться на любовнице в мои планы не входило, даже если брак между нами позволял мне быстрее продвигаться по карьерной лестнице. Я не желал попадать под чей либо каблук, не верил в продолжительность своей страсти и вел двойную жизнь, благо моя жена молчала и терпела мое поведение. Однако любовница тут же осмелела и предположила, пора переходить к более решительным действиям, начала интересоваться моими семейными делами, как реагирует жена на отлучки мужа, нет ли между нами ссор, как я могу после нее спать с супругой. Я решительно пресек посягательство на свою жизнь, сказал, что в любое время порву с ней, если она продолжит неблагоразумно себя вести . Она извинилась, сослалась на ревность и любовь, что меньше всего собирается разрушать мою семью и готова мириться с существующим положением. Лишь бы мы оставались любовниками. Так долго, как это возможно.
Скорее всего, ее брат почти досконально знал, какую жизнь ведет его сестра. Желая хоть как-то помочь, он решил сильнее привязать меня к ней и разрушить мой брак с женой. Он еще раньше (почти сразу) стал отпускать меня после работы, если она не требовала непременного моего на ней нахожденья ( нередко я работал у любовницы и дома). А через два года сделал сильный ход - предложил мне занять должность своего зама ( тот ушел на пенсию). Очевидно, пришел к выводу, раз я так долго встречаюсь с его сестрой, мой брак висит на волоске. Можно этот волосок срезать. Мне пришлось принимать решение - с кем оставаться. Дав согласие стать замом, я еще больше затягивал на себе петлю связи с любовницей. Но я пошел на риск, одновременно подал заявление на вступление в партию (вынужденное, новая должность обязывала, хотя курс обновленной КПСС не вызывал у меня нужного отклика). А дома, между тем, обстановка накалялась до предела. Терпение жены кончилось, она спровоцировала выяснение отношений, которое едва не привело нас к разводу. Но мы оба не хотели его, я пошел на компромисс, стал проявлять больший интерес к супруге, сумел найти с нею общий язык даже в постели, обнаружив в себе нечто похожее на страсть, настолько мы оба желали остаться вместе. И с удивлением заметил, что теряю прежний интерес к любовнице. Пришел к выводу, можно жить с женой без любви, зато стабильно и спокойно. Но прекращение связи с любовницей грозило осложнениями на работе. Я уже утрачивал благосклонность "босса", не сумевшего сломить мою нерешительность ( именно за нее, видимо, он принимал мое нежелание разводиться с женой). У начальника хватало ума не лезть в наши (с женой или любовницей) отношения, однако всем своим поведением он демонстрировал мне, что его терпение не безгранично. Давал понять, в любой момент, когда поймет, что я слезаю с крючка, уволит меня к чертовой матери или вернет в "клерки". Ему это вполне по силам, тертый калач, в свое время работал во вторых эшелонах ЦК. Проглотит, как пить дать. Со всеми моими потрохами и не поперхнется. И ведь будет по-своему прав, его сестра стареет, с годами лучше не становится (уже заметно), жизнь уходит, она по-прежнему любит меня, а я гну старую линию - ни нашим, ни вашим, такая вот я хитрожопая бестия. Кто виноват? Ясно - один я. Что делать? Непонятно. Нет, так дальше жить нельзя. Беспокойство овладело мной. И я снова наступаю на одни и те же грабли. Воспользовался слабостью жены, пожалевшей меня, беднягу, валившегося с ног от усталости ( знала бы она, отчего я устаю?!). Предложила мне лечь в своей комнате, не желая мешать моему отдыху перед тяжелой работой. Почти два года мы спали врозь, я всего лишь изредка приходил к ней заняться любовью, от которой никому из нас не было тепло. Наконец после тяжкого и нервного выяснения отношений мы сумели прийти к консенсусу ( любимому горбачевскому словечку), все между нами начало налаживаться, я стал значительно реже навещать любовницу, чаще - уделять внимание семье - жене и дочери, ходил с супругой в кино, театры, гулял и играл с ребенком. На этот раз уже не жена, любовница не роптала, довольствуясь нашими редкими свиданиями, сексом наспех. И все насмарку. Устав от обеих женщин, в глазах которых видел один упрек, я жаждал покоя, чтобы все они оставили меня в покое.
Еще до того, как жена предложила мне отдохнуть после нашего занятия любовью, она сказала мне то, на что не решалась даже в самые худшие наши времена. Впрочем, возможно, это случилось тогда, когда я в очередной раз прикинулся утомленным, чтобы избежать секса. Да, тогда. Ей надоела такая жизнь, когда я по настроению тащусь к ней или избегаю любого общения, и она заявила, я могу не утруждать себя объяснениями, почему не хочу ее. Именно это она хотела сказать, когда испуганно прервала себя на фразе: "можешь себя не утруждать...". Я проникся жалостью к женщине, любившей меня, позволявшей мне унижать ее, и сделал вид, что не услышал сказанных ею слов. Сочувствие - не последняя вещь на свете. И следующей ночью я спал в ее постели. Но как это нередко бывает, был менее убедителен в постели, и ей показалось, что я себя неволю, просто хочу загладить свою вину. По молчанию и поведению жены после занятия любовью я понял, она уверена в том, что все напрасно, даже ей такой секс не нужен, он приносит одно разочарование и вместо наслаждения - страдание и боль. Уж лучше бы я не приходил к ней. Все так!
Но шаг за шагом мы смогли снять возникшее между нами напряжение. Жена поняла, надеяться на любовь с моей стороны совершенно бесполезно, нужно жить так, как живет большинство людей. Если даже муж ходит на сторону, следует это пережить. Когда-нибудь поймет, что к чему, станет более благоразумен. Нужно отдать должное жене, лишь однажды она сорвалась и намекнула мне, что догадывается о причине моего поведения. Более двух лет она проявляла такую выдержку, которой мог позавидовать даже я, человек со стальными нервами. Она ждала, когда мне надоедят все эти шатания, и я приму единственное решение - остаться с семьей. Видимо, ее убеждало мое непоколебимое желание достичь цели преуспевания в жизни, до которого мне было еще очень далеко. А для этого требовалась стабильная личная жизнь.
Все же я родился в счастливой рубашке. Угроза, исходившая от моего начальника в случае, если я порву с любовницей, исчезла. Его перевели в отдел ЦК, курирующий нефтянку, он снова пошел на повышение. Я переждал некоторое время и, сводя к минимуму контакты с любовницей, в конце концов, совсем прекратил их. Она сказала мне в последний день нашей встречи, что ничего другого от меня и не ждала. Я не стал переспрашивать, какой смысл она вложила в эти обидные, в общем-то, слова. Могли бы расстаться по-человечески. Но я всегда плохо понимал женскую логику. Как-то при легкой ссоре жена заявила, что такое непонимание входит в правила игры, которые не я придумал, - это игра в отстраненность от всего того, что доставляет одно беспокойство. Может быть, моя умная жена права. Но все ли так сложно?