Мой муж, какой никакой писатель, зафиксировал на бумаге свой не то чтобы вещий, но вполне правдоподобный сон, в некоторых деталях повторивший факты, имевшие место в действительности. Толя во всех подробностях пересказал мне его после того, как я с огромным трудом вырвала мужа из объятий сна, а себя - из цепких супружеских объятий, грозивших мне расставанием с жизнью. Впечатление, под которым Толя находился, было далеко не первым (это вам не "Первое впечатление " Монэ), так как много раньше и не без оснований - к сожалению - подозревал меня в связи с Геннадием, имевшей неприятные для меня последствия. Муж так и не сумел освободиться от своего наваждения. Теперь, когда Толя в своем сне реконструировал несостоявшееся до той поры мое признание, я приняла решение, способное поставить на карту наш брак. При всем доверии, питаемом к любовнику, поручиться за него с учетом его упорного желания отбить у меня мужа и ребенка я не могла. Толя не простит мне мое укрывательство. Я не знала, как мне быть. И все же решила разорвать замкнутый круг. Сказать Толе все, как есть. Во имя той самой любви, наконец, о которой мой муж отозвался в своем опусе столь иронично. Я понимала, писатель не должен становиться объектом своего писания до такой степени, чтобы читатель полностью идентифицировал автора с персонажем, но концовка его рассказа - сна - расстроила меня. Я бы на его месте не стала показывать этот рассказ хотя бы потому, что в нем есть заключительный пассаж, ставящий под сомнение его любовь ко мне. Цитирую: "Не всем суждено любить и быть любимым. Но почему бы в таком случае не включить игру воображения? Берите пример с меня. Я не раз и не два знал сомнения..."... Как вам это нравится? Уж, не оговорка ли это, по его любимому Фрейду?
А я? По-своему любила и Геннадия, хотя мое чувство к нему, как мне казалось, все же не шло в сравнение с чувством к мужу. Несмотря на то, что Толя не всегда и не во всем устраивал меня, я любила мужа. Хотя как любовник, не при нем сказано, он уступал Геннадию. Но я принимала во внимание, муж есть муж, а любовник - любовник, а так же те обстоятельства, при которых я стала любовницей Геннадия. Что бы я сказала, будь Геннадий моим мужем, регулярно делящим со мной постель?!
В своих мыслях - особенно после мелких стычек с мужем - я часто думала о том, каким бы мог стать мой брак с Геннадием. С житейской точки зрения - предпочтительнее брака с Толей, постоянно нарывавшегося на подводные течения и рифы, если мне будет позволено такое сравнение, вполне корректное, учитывая взрывной характер мужа и мое нежелание мириться с его недостатками. Все дело заключалось в характере моей любви к Толе. Он мой первый мужчина, муж и, что немаловажно, отец Марины, нашей дочери. И нужно иметь в виду, любовь, как вера, не подлежит объяснению. Никакие разумные доводы здесь не действуют. И хотя я до сих пор убеждена, именно Геннадий мог бы стать мне идеальным мужем, за ним буду чувствовать себя, как у Христа за пазухой, мне всегда станет не хватать Толи с его необузданным норовом и юношеским романтизмом. Что ни говори, эти качества привиты мне с детства моими мальчишками, как бы далеко я от них ни ушла. Довольно того - стала прагматиком и реалистом, вписалась в нашу не слишком красивую жизнь. Абсолютно честный бизнес и ведение дел у нас - мираж.
В конце концов, я решилась рассказать Толе о своей прошлой единственной связи с Геннадием. Ложь могла выплыть на поверхность, и тогда б мне мало не показалось. Терять мужа, вновь обретенного огромным трудом, никак не входило в мои планы. Толин сон - предупреждение, внятно давший понять, муж не так прост, как иногда казалось. Он не в меру впечатлителен и болтлив, наивен и эмоционален, но Бог не обидел его разумом, да и книжек разных он начитался в свое время предостаточно. Он - достаточно неплохой психолог, а я при всей своей практической сметке врать не умею - особенно близким людям; не со всем еще, видать, распрощалась с детства. К тому же Геннадий никак не успокаивался и преследовал меня. Он не сомневался в достижении им своей цели. Я знала людей его мира, из одного самолюбия он не оставит меня в покое. Тем более что внушил себе любовь ко мне, более того, кажется, на самом деле любит, и давно. Мне следовало опасаться его, но именно риск манил и мешал устраниться от всех его посягательств. У него хватало ума, чтобы не тащить меня в постель, когда навещал нас с Маринкой. Понимал, при таком поведении он потеряет возможность всякого общения со мной. И не рассказывал Толе о нашей с ним связи, скорее всего, именно по этой банальной причине, хотя я верила в его порядочность. Равным образом трудно упрекнуть большинство вершителей наших судеб из верхних эшелонов власти в политической, экономической и прочей корректности. (Шутка в Толином стиле.)
Сама я находилась в состоянии нервного возбуждения, вызванного досадой на себя, так как, видимо, своим поведением провоцировала Геннадия на все его происки. Мужчины не хуже женщин чувствуют, есть ли у них шанс добиться любовного расположения, - особенно тогда, когда в прошлом партнеров связывали интимные отношения. Мой любовник убедился в моем благосклонном отношении к нему, когда я не захотела и не смогла скрыть от него свое довольство им и как человеком, и как мужчиной. Толя в свое время разбудил во мне женщину, я поняла прелесть близости именно с мужчиной, но мой любовный опыт ограничивался любовной связью с одним единственным мужчиной - до Геннадия я не имела возможности сравнить мужа с другими представителями его пола. Мой любовник оказался исключительно привлекателен внешне, поразительно одарен физически - настоящий Гермес Праксителя, которого я воочию видела в музее Олимпии. Удивительное сходство: почти античный торс, под два метра рост, шелковистая кожа, курчавые волосы, бесстрастное лицо, даже ямочка на подбородке. Внешность Геннадия сыграла не последнюю роль в том, что я уступила ему. Раньше я не представляла себе, насколько он хорош. Я бы могла до бесконечности любоваться всем им - от ступней ног до головы, что явилось для меня полным откровением, так как раньше не находила ничего прекрасного в мужском теле, считая мужские античные статуи идеализацией. А когда увидела своего любовника во всей его красе, стесняться которой у него не было нужды, - он вообще вел себя совершенно естественно - была поражена, как он привлекателен и мужествен одновременно. Мне приходилось слышать, у многих крупных мужчин непропорционально маленькие гениталии, бросающиеся в глаза большинству их женщин. Геннадий лишен и этого недостатка, хотя, в отличие от некоторых женщин, я отнеслась бы к нему легко, т.к. в моей иерархии мужских ценностей эта занимала едва ли не самое последнее место (мне уже приходилось говорить вам, милые дамы, что, на мой взгляд, в эстетическом отношении мужские органы выглядят крайне непривлекательно).
Если помнить о месте, занимаемом Геннадием в современной российской элите, как бы Толя к ней ни относился, беспристрастным быть по отношению к нему он не мог. Нежелание воспользоваться протекцией Геннадия, когда речь зашла о публикации романа, не в последнюю очередь объяснялось их различным социальным положением.
Я испытывала сложные чувства, когда стояла перед необходимостью выбора решения, как должно поступать с Геннадием. Он не давал мне никаких поводов рвать с ним как с другом, принявшим участие во мне, пусть оно носило далеко не альтруистический характер. А главное, я сама не желала терять его, что-то во мне не позволяло дать ему всерьез понять - я никогда не оставлю мужа. Хотя говорила ему это, когда он пытался убедить меня в более счастливой жизни с ним. Если б я более отчетливо и резко сказала ему о своей любви к мужу, возможно, он все же оставил бы меня в покое. Хотя проигрывать он не умел. Его притязания на меня усилились, когда он отмел для себя похожесть Маринки на Толю. (Семитские черты в лице дочери он объяснял наличием в своей дальней родне евреев, Толина мать им в расчет не принималась, равно как и мои искренние заверения в отсутствии моих сомнений в Толином отцовстве.) Если бы я думала о Геннадии, когда зачала ребенка от Толи, не очень-то удивилась б тому, что мой ребенок некоторыми черточками похож и на Геннадия. Но разве нам дано знать, как это бывает? Может быть, то яркое впечатление, которое произвел на меня любовник, отразилось на только-только завязывающемся плоде? Но это уже полнейший абсурд!
Толин сон или фантазия, если он ее специально придумал, отталкиваясь от своих переживаний, побудили рассказать мужу про близость с Геннадием. Главная трудность этого разговора виделась мне в объяснении моего поведения, связанного с зачатием ребенка от мужа почти с одновременным решением с ним развестись и достаточно быстрой изменой ему - все еще формально моему мужу. Этот нонсенс (даже без измены) мало соответствовал складу моего характера и вызвал в свое время Толино недоверие. Учитывая его ревность, нетрудно предположить реакцию на мое " сенсационное" сообщение.
- Я долго думала, милый, говорить тебе или продолжать скрывать то, в чем давно собиралась сознаться. Все решил твой сон. Мы должны доверять друг другу, если хотим жить в мире и согласии, чтобы впредь ничто не омрачало наши отношения. Сон не случаен, и дело тут не в твоем пресловутом Фрейде...
- Понятно, ты переспала с Геннадием либо раньше, чем пришла ко мне в тот злополучный вечер, либо чуть позже. Любая женщина на твоем месте поступила бы точно так же. Но одного не понимаю, почему ты осталась со мной, а не с Геннадием?
- Потому что люблю только тебя, Маринка - твоя дочь, - кому еще, как не мне, это знать. Прошел месяц с того времени, как мы расстались. Именно тогда состоялась моя встреча с Геннадием, узнавшим от редактора о моем уходе от тебя... Лишь однажды позволила себе связь с Геннадием, так как находилась тогда в полном отчаянии, отупении, безнадежности. Я разрушила наш с тобой брак - в то самое время, когда забеременела от тебя... И поплатилась ...
- Ты раструбила по всему свету, что сбежала от мужа и разводишься с ним...
(Не понимаю, что тогда на меня нашло.)
- В конце концов, это был твой роман, и сам должен был решать, как с ним поступать... Но, видимо, мне так тяжело дался приход к тебе...
- За ребенком! Решила поставить меня перед свершившимся фактом. Даже утром не сказала мне, что не предохранялась, а завела со мной разговор о работе, романе. Казалось бы, первая тема заслуживала большего интереса для нас обоих, тебе не кажется?
- Я просто не решилась. Мы провели такую прекрасную ночь. Ты бы свел мое поведение к тому, что я самым бессовестным образом надула тебя.
- А разве это было иначе?
- Я обманула тебя, и не могла в тот же день признаться в своем обмане, надеясь развеять его в другой день.
- Развеять?! Не смеши меня, дорогая. Ты хоть понимаешь, что говоришь? Как можно развеять такой обман?!
- Ведь я не была уверена в том, что сразу, с первого захода, хотя, он помнится, был не один, забеременею...
- Только, пожалуйста, давай без пошлости...
- Прости, Толя, но я не вижу ничего плохого в том, что у нас с тобой происходило..
. - Даже в оральном сексе, на который пошла впервые - в порядке компенсации за свой обман?
- Не нужно оскорблять меня.
-Тогда, может быть, объяснишь, чем он вызван?
- Благодарностью тебе и любовью.
- И куда они делись потом? Только не подумай, что я намекаю на желание повторять аналогичный секс.
-Вполне уместный вопрос. Мне трудно ответить на него. И все же я постараюсь...
- Не утруждай себя, я тебя пощажу.
- Нет, я отвечу. Тот вечер - особенный в моей жизни... Если б мы не завели ребенка тогда, быть может, его не было бы у нас никогда...
- Из-за моего упрямства?
-Скажем так, из-за твоего желания отложить это дело до лучших времен.
- Когда я встану на ноги?
- Ты сам смеешься. Они могли наступить тогда, когда Маринка родит нам внука.
- А пока она его не родила...
- А пока не нахожу ничего хорошего в оральном сексе, хотя попробовала его, желая доставить тебе максимальное удовольствие.
- Может быть, был земной мотивчик? Хотела завести меня, чтобы забеременеть наверняка?
- Больше всего в знак благодарности и раскаяния.
- Раскаяния? Поскольку еще раньше переспала с Геннадием?
- Дурачок, сколько можно говорить, никто, кроме тебя, не имеет к нашему ребенку никакого отношения. Почему раскаяния, хочешь знать? Думаешь, мой обман дался мне легко? Я пошла на него с полного отчаяния. С такого же, как через месяц на связь со своим любовником... Не лови меня на словах. Я очень волнуюсь. Если не веришь мне, поступай, как знаешь.
- Зато ты знаешь, как поступишь. Геннадий ждет - не дождется, когда я выйду за порог твоего дома.
- Он такой же мой, как и твой.
- Нет, Маша, он твой! И если я уйду отсюда, то моей ноги здесь не будет...
- Надеюсь, мы не дойдем до этого. Или ты думаешь, я затеяла весь этот тяжелый для меня разговор с единственной целью разрушить наш брак?
-Надеюсь, нет... Вопрос, Маша, не в том, будем ли мы вместе.
- Я достойна твоего осуждения. Но меньше всего из-за Геннадия. Только за обман.
- За который?
- Прежде всего, за тот, что связан с зачатием нашего ребенка без твоего предварительного согласия.
- Ну, этот обман в прошлом, он уже за давностью срока прощен.
- Тем лучше. Тогда за тот, что я лишь сейчас призналась тебе в своей единственной связи с Геннадием.
- И чем вызвано такое запоздалое признание? Если это не слишком неприятный для тебя вопрос, ответь.
- Очень неприятный. И ты вправе мне его задать.
- Можешь не отвечать. В конце концов, я в свое время вообще не удосуживался рассказывать тебе о своих изменах.
- Я тебе не изменяла.
- Все же формально ты оставалась моей женой, мы еще не успели развестись. И ты надеялась забеременеть от меня, а не от Геннадия, если мы примем твою версию
. - Повторяю, я тебе не изменяла. Да, я поступила непродуманно, даже дурно, когда обманула тебя, когда морочила голову с работой и романом, когда не выдержала любви, стыда, что первой пришла к тебе - ты ведь пальцем не пошевельнул, чтобы вернуть меня, так как не любил меня...
- Я всегда любил, тебя это неправда.
- Не любил, иначе б давно согласился на ребенка, не изменял, не игнорировал меня... Не будем об этом, я не хочу унижаться...
- Лучший способ обороны - нападение. По Ильичу.
- Я могу ответить тебе...
- Не нужно! Я знаю все твои ответы.
- Ты боролся за свою свободу, я слишком сильно давила на тебя, ты не выдержал и сбежал к своим проституткам... Ты переживал нелегкие времена на работе. Ты написал свои тысячи страниц романа, до сих пор не дающие тебе покоя, как бы ни изображал себя беспристрастным наблюдателем. Я хорошо знаю по себе, что значит незавершенная работа, на которую положены огромный труд, время, а, главное, нервы и страсть... Ты можешь сколько угодно притворяться передо мной и обманывать самого себя, будто для тебя неважно, что ждет твой роман - читательский успех, полный провал или ничто. И не говори, будто выбранное тобой ничто - это твой выбор...
- Мне казалось, мы говорили совсем на другую тему.
- Прости, я увлеклась. На это у нас наложено табу.
- У нас в свое время любили образно выражаться. Так вот, образно выражаясь, у меня нет своего тотема, мой роман не является объектом ни религиозного, ни какого-нибудь другого почитания, я написал его тогда, когда знал, он не может быть напечатан вообще, независимо от его достоинств и недостатков, а сейчас он просто устарел и даже для меня представляет чисто умозрительный интерес как часть моей дурацкой истории...
- Хорошо, Толя, пусть так... Хотя твой роман ничуть не устарел, просто он не достаточно интересен ...О чем мы говорили? И за что я на тебя нападаю? Ты давно исправился, стал хорошим мужем и отцом, кажется, любишь меня, чего еще мне от тебя надо... Надо... Я хочу, чтобы ты поверил мне ...
- Я стараюсь. И в самом деле, почему я не должен тебе верить? Ведь это у меня нет запасного аэродрома, куда бы я мог приземлиться. У тебя он есть. Геннадий хоть завтра женится на тебе с любым ребенком...
- Кажется, я начинаю ненавидеть тебя. Это твой ребенок, сукин ты сын! Еще одно слово, и я возненавижу тебя, вся моя любовь к тебе испарится в один миг. Мне никто не нужен. Я сама воспитаю своего ребенка. Когда я пришла к тебе домой и в больницу, мало рассчитывала на признание тобой своего ребенка, настолько он противоречил всей твоей природе. Но теперь, когда у меня есть Маринка, вполне могу обойтись без такого мужа и отца ребенка, как ты. Я достаточно зарабатываю, чтобы прокормиться вдвоем, никакой помощи от тебя нам не надо. Можешь катиться отсюда к той самой матери, от которой когда-то пришел ко мне. Впрочем, она-то как раз не заслуживает таких слов, прощу прощения... Она не заслуживает, это точно... Чему ты смеешься, паразит? Я действительно могу послать тебя куда подальше, так ты меня достал, прости за нелитературное слово.
- Ничего, моя литература допускает и не такие выражения. Поскольку с настоящей литературой ничего общего никогда не имела. И тебе это известно лучше меня. Ведь известно же?! Коль скоро - в кои-то веки - у нас завязался задушевный разговор, что ты на самом деле думаешь о моем романе?
- Была - не была. Раз так нуждаешься в правде-матке. Твой роман, кажется, настоящее дерьмо. На мой непросвещенный взгляд, конечно.
- Что ж тогда так упорно настаивала на его публикации? Рисковала нашими отношениями, мы развелись даже...
- Тебе это не понять, дорогой. Я хотела его публикацией вытащить тебя из твоей клетки, взбудоражить, заставить понять, нельзя разбрасываться по пустякам, нужно сосредоточиться на одном деле, и все свои силы отдать ему. Если б ты был бездарен, я бы не стала меньше любить тебя - такой вот парадокс, - но позволила дальше играть в свои игрушки, не пытаясь подняться над собой.
- Доцент был тупой. Я не понимаю, чего ты добивалась. Моего провала? И для этого прибегла к помощи любовника? Он не отказал в ней, надеясь, - и не просчитался, мерзавец, - ты окажешься у его ног. И как тебе показался этот красавец? Очень хорош?! - -Сначала я отвечу на первый вопрос, более существенный. Я была бы только рада, если б ошиблась. Твой успех - самый малый - меня бы порадовал. Я не настолько сильна в литературе, чтобы достоверно судить о ней. Мое мнение слишком субъективно, я хотела, чтобы его опровергли...
- А твой любовник? Он удосужился прочесть хотя бы десяток - другой страниц?
- Геннадий не считал вкладываемые в роман деньги абсолютно пропащими
. - Неслыханный цинизм!
- Ты хотел знать правду, я тебе ее сказала.
-Охотно верю.
-Ты - удивительный тип, Толя. И невероятно наивен. Неужели думаешь, я стою таких денег, чтобы ради траханья со мной рисковать ими и своим реноме? Для тебя твоя репутация ничего не значит? Так почему же ты допускаешь мысль, другие, чей авторитет значительно превышает твой, позволят себе наплевать на него ради самой очаровательной телки, извини за грубость, которой я никогда не была и тем более не являюсь сейчас?
- На мой непросвещенный взгляд, ты самая очаровательная телка на свете, и чем дальше - тем лучше ею становишься. И так, к сожалению, считаю не я один. Ты нравишься ему, коль скоро он до сих пор преследует нашу семью в надежде развести нас.
- Очень сильно сказано, Толя. Если он и предпринимает некоторые действия в этом направлении, то далеко не любыми средствами и силами.
- Натиску и напору предпочел методичные и сдержанные действия по развалу нашей семьи. Тебе не кажется, следует, наконец, отказаться от всяких контактов с этим человеком?
- Я не привыкла, Толя, разбрасываться друзьями. И при этом меньше всего исхожу из меркантильных интересов.
- Но ты хотя бы понимаешь, что дружба с ним негативно влияет на наши отношения? Или я должен с этим переспать?
- Ты ничего не должен. Верить мне или не верить, это твое личное дело.
- По-твоему, мне безразлично все то, что было между вами, что он не оставляет надежды забрать тебя у меня? Или тебе нравится вся эта дешевая возня вокруг? Или, скажи прямо, Геннадий - великолепный мужик, и ты - при случае - готова вновь оказаться в его постели?
- Толя, ты задал мне столько вопросов, что я забыла все, кроме последнего. Поэтому отвечу на него. Откровенно и честно. Он - великолепный мужик, ты не ошибся. Этого достаточно?
- Ты провоцируешь меня на то, чтобы я на самом деле ушел отсюда к той самой матери. Или я ошибаюсь?
- Мне казалось, я достаточно сказала о своей любви к тебе, чтобы комментировать твое впечатление. Извини, но я не желаю лгать, будто Геннадий - импотент или не обладает, как ты, некоторыми мужскими добродетелями.
- Что-то я не понял, обладаем мы ими или нет?
-Успокойся, обладаете.
- Я бы предпочел, чтобы он ими не обладал.
- Жаль, но утешить тебя не могу.
- Я не иду с ним ни в какое сравнение?
- Идешь, кое в чем даже выигрываешь.
- А в чем проигрываю?
- В росте, в телосложении...
- Догадываюсь... И как он выглядит в натуре?
- Раньше я как-то не замечала в тебе черты мазохиста.
- А я в тебе - садиста.
- Не я, Толя, начала этот ненужный разговор о ваших мужских достоинствах.
- Не думаю, что он посвятил тебя еще в одно свое немалое мужское достижение.
- Не понимаю, о чем это ты?
- Я не привык сплетничать, но, может быть, то, что узнал недавно, поможет тебе пересмотреть свое благостное отношение к моему сопернику.
- Он никогда не был твоим соперником... И что принесла сорока на хвосте? Какую гадость она тебе поведала?
- Источник самый достоверный - мой сослуживец.
- Не иначе как Геннадий увел у него из-под носа жену, совратил ее и за дальнейшей ненадобностью вернул адресату?
- Угадала, да не совсем.
- Пожалуйста, не томи меня дальше.
- При очередной встрече со своим другом ненароком спроси у него, как он относится к Владимиру Колесову.
- Кто это?
- Возможно, Геннадий близко знает его и пожелает дать тебе разъяснения о своих с ним отношениях.
- Боже, до чего же ты опустился в своей ревности, Толя! Твой сослуживец - отец этого Владимира?
- Так точно, миледи.
- Его сыну исполнилось восемнадцать лет?
- Ему целых двадцать.
- И что же тебя волнует? Отца еще можно понять, а тебя я не понимаю.
- Ты меня разыгрываешь? Твой любовник балуется с мужчинами наравне с женщинами, и тебе это все равно?
- В общем, да. Мне нет никакого дела до личной жизни моего приятеля, если он занимается любовью с совершеннолетними. Кстати, ты уверен в достоверности информации, с которой тебя ознакомил твой источник? И как он узнал о том, что ты знаком с Геннадием?
- Ты задала мне всего два вопроса, но я запамятовал первый. Поэтому отвечу на второй. Он советовался со мной, как вызволить парня из рук одного крупного бизнесмена, пытавшегося его совратить. Я спросил фамилию и имя совратителя.
- И какой совет ты дал, чтобы Геннадий прекратил посягать на мальчика? И с чего вы взяли, что Геннадий за ним охотится?
- С того самого. Геннадий предложил студенту, получающему ничтожно мизерную стипендию, хорошие деньги, если тот согласится разделить с ним постель.
- И ты поверил во всю эту чушь? Я удивляюсь тебе. Чтобы Геннадий стал рисковать своим именем ради сопливого юнца, растрезвонившего повсюду о столь интимном деле, никогда в это не поверю.
- Странные речи я от тебя слышу, однако. Тебя, похоже, совсем не смущает сама суть дела.
- Если нет дела, нет и сути. У нас демократия, Толя. Действует презумпция невиновности, но и про нее можно в данном случае говорить только в том случае, если некто А. соблазнил некоего или некую Б, не достигших совершеннолетия. Или, если этот тип изнасиловал их в любом возрасте. В нашем случае студент шантажирует Геннадия, пытаясь путем скандала тряхнуть его мошну.
- Какую мошну кто кому хочет тряхнуть - для меня не вопрос. Ты не знаешь детали. А они таковы. Студент - не просто отличник, он - один из победителей межвузовского всероссийского математического конкурса. Для участия в международном конкурсе нужны деньги, которые Геннадий ему предложил, поведя в ресторан и предварительно напоив его там.
- Чистый бред! И я не понимаю парня. Нашел, кому доложиться, - родному отцу. Либо парнишка шантажист, либо спятил. И отец его ничем не лучше. И ты туда же, лишь бы скомпрометировать моего приятеля.
- Парнишка - не от мира сего...
- Совсем, как ты.
- Он еще не был близок с женщиной.
- Может, у него другие наклонности? Отцу, конечно, это невдомек, но сейчас молодые люди иначе смотрят на все эти вещи, чем в наше время. Крошка сын пришел к отцу, и спросила кроха, это очень хорошо или очень плохо - заработать на поездку и пожить припеваючи.
- Ты шутишь?
- Нет, нисколько. Предположим, юноша предпочитает девушкам мужчин, но не знает, как выразить свое желание, поскольку впервые в жизни столкнулся напрямую с проблемой, все еще неприемлемой для общества, в котором мы живем. Идем дальше. Волей случая он сталкивается с покровителем, который к тому же нравится ему как партнер. Он не говорит ему о своем чувстве, но покровитель по всем признакам догадывается о нем, и предлагает ему любовную связь, подкрепленную энной суммой, в которой молодой человек нуждается для участия в международном конкурсе. Но юноша испытывает сомнения и приходит к отцу, чтобы разрешить их. Отец, разумеется, еще раньше догадывался о сексуальной ориентации сына, и смирился с ней как с неизбежным следствием его природы. Не исключено, он дал добро на сделку, а потом, чего-то испугавшись, дал задний ход. И решил посоветоваться с тобой как с человеком другого поколения, не испытывающего таких предубеждений. А затем и подключить тебя, коль скоро ты можешь повлиять на исход дела. Все это, повторяю, одни предположения. Скорее всего, тут, мягко говоря, сплошной вымысел. Но твоя роль мне вообще непонятна. - Я отказался от роли арбитра... Посоветовал поговорить с сыном и объяснить ему, что любовь с кем бы то ни было за деньги, да еще в самом начале жизни может поломать ее навсегда... - Это уже теплее. А то я думала, ты в своем рвении поссорить меня с Геннадием вмешаешься не в свое дело. Уж, пусть они сами разбираются в нем, если оно на самом деле имеет почву под ногами, а не больная фантазия или, еще хуже, провокация со стороны недругов Геннадия, которых у него немало.
- Ты не допускаешь мысли о Геннадии - не жертве наговора, а богатом ловеласе, соблазняющем неопытного мальчишку, даже если тот имеет склонность к однополой любви?
-В двадцатилетнем возрасте, мой дорогой, необходимо отвечать за себя, и самому принимать решения, а не искать поддержки у отца, заранее зная о том, что не встретит у него понимания... И как собирается действовать папаша?
- Чего не знаю, того не знаю. Я не спрашивал. Но думаю, он не допустит совращения сына, если уже не опоздал.
- Как давно состоялся ваш разговор?
- Позавчера. Можешь предупредить приятеля, чтобы он не нарывался на скандал и оставил парня в покое.
- Ты все еще продолжаешь исходить из виновности Геннадия, а это не так, я абсолютно уверена. Я, как ты, умываю руки. Не наше это с тобой собачье дело. Разберутся в нем как-нибудь без нас.
- Похоже, я ни в чем не убедил тебя. Жаль. Ты так благодушно относишься к Геннадию, его чары производят на тебя такое благостное впечатление, что ничто не сможет снять шоры с твоих глаз. Влюбилась в атлетически сложенного бизнесмена, коль скоро позволила ему расслабиться с собой на полную катушку. И сама, наверное, не меньше расслабилась...
- Я не припомню, чтобы когда-нибудь входила в детали твоих расслаблений. Хотя мы были женаты и не помышляли о разводе. Думаю, твои дамы позволяли и тебе, и себе любую благодать, если этим словом можно назвать ваши развратные действия.
- Чего никак нельзя сказать о вашей с Геннадием духовной близости. Все прочее - обязательная нагрузка. Ладно, оставим этот бесплодный разговор. Единственно, если ты пожелаешь снова сойтись с ним, то предварительно предупреди меня хотя бы накануне. Тогда у нас отпадет необходимость в подобных разговорах. Я понял, ты не намерена менять свои отношения с Геннадием. Что ж, у нас демократия. Воля твоя...
Каждый из нас остался при своем мнении. Я могла войти в положение мужа, понять его, но не желала терять человека, не сделавшего мне ничего дурного. То обстоятельство, что Геннадий мог поддерживать близкие отношения с мужчинами, меня не задело. Тем более что я не собиралась вступать с ним в любовную связь. Если наши нынешние дружеские отношения его не устроят, пусть сам решает, как поступать. Так я считала. Конечно, моя позиция в этом вопросе небезупречна. Толя держался, в целом, мужественно, не бил посуду. Я лишний раз убедилась - он любит меня. После этого разговора с мужем я проанализировала свои непростые отношения с Геннадием, желая сохранить их, невзирая на возникающие из-за них проблемы с Толей, которым я дорожила, но не настолько, чтобы жертвовать своими интересами. Толя однажды довел нас до развода и мог снова его допустить. И тогда, почему не выйти замуж за Геннадия, если он к тому времени будет свободен? Меня мало смущала привязанность Геннадия к однополой любви, если таковая имела место на самом деле. Настолько я уверена в себе. Та страсть, которую он питал ко мне и проявил в полной мере в тот вечер, внушала мне мысль, я отобью у него всякое иное желание, как к мужчинам, так и к другим женщинам. Я никогда не испытывала комплекса собственной неполноценности. И даже тогда, когда рисковала, как это не однажды бывало с Толей, выигрывала. Моя работа с клиентами доказала мне, в принципиально важных вопросах недопустима игра с людьми в поддавки, и в личной жизни это условие не менее важно, так как близкие люди имеют обыкновение садиться вам на шею, если вы им это позволите. Стоит только один раз уступить в главном, как вы начнете шаг за шагом уступать во всем. Другое дело, мелочи. Тут можно позволить партнеру взять верх над собой, чтобы у него не создавалось ощущение подавленности, и не пропадало желание поддерживать с вами те отношения, в которых вы заинтересованы. То, что я позволяла Толе шляться по бабам, возвращалась к нему тогда, когда он сам не предпринимал никаких шагов, позволяло мне всегда играть на опережение и побеждать. Как итог, у моего мужа не возникало желания рвать наши отношения. Конечно, их скрепляла, в первую очередь, наша взаимная любовь друг к другу, но она вечна только в романах и нуждается в постоянной подпитке, суть которой как раз и состоит в умении владеть собой и партнером в той мере, о которой я говорю. Это только, на первый взгляд, одно умозаключение. На самом деле, оно несет огромную эмоциональную нагрузку. Вот почему я задумалась над тем, не слишком ли сильно натянула струну своих отношений с мужем, когда открыла ему глаза на связь с Геннадием, и отказалась порвать с ним, несмотря на Толину просьбу - приказ. Его последние слова успокаивали, но он - человек настроения. Что произойдет в его психике через несколько дней, предугадать никто не мог - ни он сам, ни я.
Что до Геннадия, то я не такая дура, чтобы не понимать, насколько сложна дружба между мужчиной и женщиной, если их тянет друг к другу. Ей может прийти конец. Но я не стану его инициировать. Исключала ли я, сохраняя супружеские отношения с Толей, эпизодическую любовь с Геннадием? Да, если Толя будет любить меня и нашу дочь, как сейчас и не потребует от меня взамен отказа от себя, своих взглядов на жизнь и людей. Риск?! Разумеется, но я уже говорила, в принципиальных вопросах важно настоять на своем. Такова моя природа, я не намерена менять ее. Может быть, другой человек, более сильный и мужественный, чем мой муж, заставил бы меня вести себя с ним совершенно иначе. С каждым человеком складываются свои отношения, но это не значит, что нужно сдаваться без боя, позволять другому брать над тобой верх, садиться тебе на голову. Кто-то всегда должен быть главным. И не обязательно это мужчина. Мужчины, как это ни странно, считают самым главным, каковы они в постели, в зависимости от этого ждут подчинения женщины или ее превосходства над ними. Но это обстоятельство при всем его значении является второстепенным. Сила характера, умение владеть собой, отсутствие комплексов и рефлексии по разным поводам, даже серьезным, социальное положение - вот что позволяет, по - моему, быть матриархату или патриархату в семье