|
|
||
Продолжаю цикл поэм "Вот она - правда" о великих маршалах и полководцах нашей Родины. Данное произведение расскажет о Маршале Советского Союза Леониде Александровиче Говорове. Человеке, благодаря которому была выиграна Битва под Москвой, выстоял Ленинград и освобождена Прибалтика. Всех заслуг этого великого и, в то же время, скромного полководца не перечесть! |
Владимир Черняков
журналист
МОЛЧУН
со светлой
головой
Поэтическое сказание
о Маршале Советского Союза
Леониде Александровиче Говорове
БЫЛ ВЫЗОВ К СТАЛИНУ НЕЖДАННЫЙ.
Жена в смятеньи:
- Не пущу!
Да ты ж был ночью бездыханный
И весь в жару,
И весь в бреду.
Ты ж оперирован. Ослаб.
Тебя б на месяц в медсанбат.
Какой главком, какой генштаб!
А если вдруг да осложненье...
Я никогда им не прощу!
- Уймись. Не надо этак бранно.
И поимей же ты терпенье.
Должён быть там, поскольку званый.
И дисциплина есть закон.
Для генерала главный он.
А рана... скоро заживёт.
Ты не волнуйся, пронесёт.
Моя ты умница и молодчина,
Побереги себя и сына.
А ГОВОРОВ-ТО БЫЛ СМУЩЁН.
Зачем Верховному вдруг он?
Враг под Москвою истреблён
Или отброшен подалече.
К тому ж, я Сталиным замечен
И даже дважды награждён.
УЖЕ НА ТРЕТЬЕЙ Я ВОЙНЕ.
Гражданской давней, финской той,
О-о-оо, истребительной какой!
До сей поры они во мне,
Почти что в каждом вижу сне.
Не счесть крутых там поворотов:
То отступленье, штурм, "Вперёд!"
И неудачи от чего-то...
Не всякий это и поймёт.
Что до придирок и навет,
То мой - не тот автопортрет.
Как военспец-артиллерист,
Всегда был совестью я чист
И перед властью, и страной...
Так рассуждал он сам с собой.
ВОТ ТОЛЬКО СЛУЧАЙ ТОТ НЕЛЕПЫЙ...
Небось, к нему уж донеслось.
Но выправить-то удалось.
Что ж, пережить тогда пришлось.
Да, на командном пункте не был,
А исполнял совет вождя:
Есть опыт истребленья танков?
Вот поскорее, спозаранку.
Мол, передай другим. Хотя
У Рокоссовского есть "шустряки" -
Ого, как жгут и подрывают
Армады танков мастерски.
Но раз Верховного совет,
То выхода иного нет.
И убыл Говоров к соседу.
Неуж-то фриц о том разведал...
Иль совпадение случайно?
На нас пошли броневойска.
Ну что ж, дралися мы отчаянно.
Врагу казалось: ещё чуть,
Но снова смерть и снова жуть.
Декабрь. Под самою столицей.
И битва та - не небылица.
Спесивый враг в своей стихии
Рвался в звериной истерии.
Метался он на издыханьи...
У наших же одно желанье:
С фашистской нечистью кончать!
Их надо всех уничтожать.
Акулово, Наро-Фоминск, Звенигород...
Да это же московский пригород.
За каждый метр смертельный бой...
Чтоб жили мы теперь с тобой,
Мой соплеменник дорогой.
- НА ЛЕНИНГРАДСКОМ НАПРАВЛЕНЬИ
Уж фронт совсем завяз в болотах.
Там трудно. Это безусловно. -
Так в Ставке отмечал Верховный. -
Блокадный город в нетерпеньи
Ждёт ежечасную заботу.
И получает подкрепленье:
Продукты и мотопехоту
И кой-какое снаряженье.
Военный год сорок второй.
На всём пространстве идёт бой.
Но там, я наперво замечу,
Усилить надо управленье.
Имеется в виду, конечно,
Что нужен командир толковый,
Да с той закваской фронтовой.
Есть военспец у нас такой.
Вот Говоров. Собой суровый,
Он командармом был той пятой.
Терзала немцев бесноватых.
Артиллерист ещё с Гражданской.
Плацдарм Каховки отстоял,
Брал Перекоп. Он сын крестьянский.
А в финской "линию" прорвал
И Маннергейму надавал.
И ВОТ ВЕРХОВНЫМ ПРИГЛАШЁН.
Как раз уже и входит он.
- Позвольте.
- Да, да, конечно же, извольте,
Смелее будьте, генерал!
Тот на мгновение застыл,
Затем шагнул несмело так...
В стольких сражениях бывал
И вот как бы попал впросак,
И как бы шаг он свой забыл.
Но взгляд вперёд толкнул его.
И зашагал уже спокойно,
Затем и честь отдал достойно -
По-фронтовому чётко так,
Как и способен здоровяк.
И рана о нытье забыла,
И снова тут вернулась сила.
Тут взгляды их с вождём сомкнулись
И даже чуть-чуть улыбнулись.
Измерил Сталин этак взглядом...
Да, кажется, он тот, кто надо.
Вождь заворожённо глядел,
Отвлечься даже не посмел.
Пред ним был русский богатырь.
Вот настоящий командир!
Высокий, мощный, волевой,
С натурой цельною такой.
Серьёзен, в меру и суров -
Одно сказать: гроза врагов.
Напорист, строг и энергичен...
Вот и отлично.
- Присядьте, где будет удобно.
Уважил этак бесподобно
И в подходящий-то момент -
Ведь с госпиталя пациент.
На краешек тут гость присел,
Как следует, уж не посмел.
- Вас, вижу, рана беспокоит.
- Терпимо. И почти здоров
- И значит вы лететь готов.
Но если даже малость ноет,
Есть лекари и в Ленинграде.
Лететь вам надо поскорей
Сегодня же. Да, на ночь глядя,
Что безопасней и верней.
Там обстановка ужасает:
Блокада и людское горе.
Вот Ставка вас и посылает.
Вы командир у нас напорист.
Такой как раз и нужен там,
Чтоб импульс преподать войскам,
В особенности, их штабам.
Наверно хватит им дремать.
Там немец чувствует вольготно.
Пора его уничтожать.
А вам спокойно долететь.
И Говоров ответил:
- Есть!
- МИНУТОЧКУ, ПОСТОЙ, ПОСТОЙ,
Когда приедешь ты домой?
Ещё часок побудь со мной.
Дай расцелую, любый мой,
И насмотрюся на тебя.
- А ты побереги себя.
О, снова это расставанье...
Семейный стресс и "ах" и "ох".
Он успокаивал, как мог.
Жену и сына он берёг.
Но снова женский слёзный вздох
И учащённое дыханье.
- Какое будет там питанье?..
Блокада, голод, холода.
- Я к ним привычен, не беда!
И долечу благополучно.
А в Ленинграде есть врачи.
Всегда мы были неразлучны
Присядем лучше, помолчим
А ежели вам станет скучно...
Увы, часок не бесконечен,
А за окном уже был вечер.
ВОТ САМОЛЁТ И МИГ ТОТ БЛИЗОК,
Когда я плюхнуся, усну
И позабуду всю войну.
И безо всякой укоризны
Вздохнул свободно так, легко
И... провалился в тишину.
А это самый верный признак,
Что сон давно-то ждал его.
Уже не слышал ничего.
Так мозг берёг его сознанье.
И замер вмиг насколько мог.
Ведь ждут похлеще испытанья.
БЫЛ ДИКИЙ ХОЛОД В САМОЛЁТЕ.
И Говоров совсем продрог.
Когда тряхнуло раз-другой,
Он тут же овладел собой.
- Когда мы будем на подлёте,
Скажите мне, хочу взглянуть.
- Ещё вы можете заснуть
Часа на три, - сказал пилот.
- Ну что вы, я совсем уж бодр.
Какой небесный тихоход...
Нельзя ль ускорить наш полёт?
- Вы не волнуйтесь, будем к сроку.
- Как мне знакомо это "к сроку"...
Вон мессеры вовсю бомбят,
А наши где-то там летят...
Он был собой чернее тучи.
- Эх, мне бы помолчать тут лучше
Ведь здесь совсем не тот был случай.
И тут сквозь дрёму видит сон:
Бежит вприпрыжку к Каме он.
Отец - бурлак и баржу тянет.
Небось уж выбился из сил,
Ему уже и свет не мил.
Вот-вот и на меня он взглянет,
Обрадуется. Помогу,
Да я же всё теперь могу.
Тащить ту баржу - мой черёд.
И он впрягся, и тянет вот...
Виденье это проскользнуло,
Ну и, само собой, уснуло.
И... рядом Жуков, тут как тут.
- Ну что же ты, вояка - ух!
Зачем берёшь пример у фрицев?
Те бьют вовсю по площадям.
А нам бы надобно словчиться:
Прицельно - жах! - и всех к чертям.
Артиллерист стреляет метко,
Когда работает разведка.
Она - твои глаза и уши.
И тут уж ты меня послушай,
И появляйся снова там,
Где вовсе враг тебя не ждал,
И снова шпарь. И весь расчёт.
Так-то вот.
Создай усиленные группы,
Кочующие слева-справа.
Пусть оставляют вражьи трупы.
В том наше боевое право.
Те жаркие бои под Ельней...
И жуковский совет тот дельный.
ПОКА ОН ВИДИТ СНЫ ПРИЯТНЫ,
Осмелюсь рассказать понятно
О командарме под Москвой,
О пятой армии родной,
Где чуть не каждый был герой.
А ПЕРВОЕ СВОЁ КРЕЩЕНЬЕ -
То боевое,
Огневое,
Он получил в другой-то час,
О чём и признавал не раз.
Оно совпало с назначеньем -
Ну явно по всевышней воле -
Тогда на бородинском поле
Свой первый подписал приказ:
Всей мощью дать отпор врагу,
Чтоб не прорвался на Москву.
А жаркий бой гремел как раз.
У каждого ведь есть оно,
То судьбоносное Бородино.
ЭСЕСОВЦЫ ВПЕРЁД РВАЛИСЬ
Но вдруг объявлен был привал.
Мол, погоди, не торопись.
Пауль Хауссер недоумевал:
Зачем же здесь? Поодаль чуть
Река Колоча. Искупнусь.
А там не грех бы и всхрапнуть.
Меня кто смеет упрекнуть!
Тем более, что утром - в путь
Без остановок до Москвы.
Дивизия боеспособна -
Гремуч наш танковый таран!
- Ну, твоя храбрость бесподобна.
Но потрудись в бинокль взглянуть.
Вон видишь слева тот курган, -
Заметил Хепнер генерал. -
Там орудийные расчёты
И пулемёты, пулемёты...
Так что поосторожней будь.
Зарылась в землю оборона,
Чтоб без особого урона
Обрушить шквал огня на нас.
И впредь смотри: неровен час...
Не знаешь ты ещё славян!
Спросить умеют, кто незван!
И под Смоленском,
И под Мценском
Дрались все крепко, чёрт возьми.
Так что и ты не посрами.
- За полчаса их уничтожу
И доложу, как подытожу. -
Прикрикнул командир Пауль Хауссер
Дивизии СС "Дас Райх".
А на том поле всё в запасе.
Не знал он наше "...не замай".
ФРОНТ ПЯТЫЙ ОН ПОКА БУМАЖНЫЙ.
И жидок, слаб со всех сторон.
Дивизию имеет он
Да сотни две там ополченцев
Супроть миллиона немцев.
Фон Клюге был осведомлён.
А фронт-то в центре самый важный,
Наикратчайший до Москвы.
- И почему застряли вы
В злосчастном том Бородино?
Оно ничто уж всё равно.
Скорей, скорей!
Ослушаться и не посмей!
Следит за нашим шагом фюрер
Блицкруг у нас уже "де юре".
НА БОРОДИНСКОМ ПОЛЕ ТИШЬ
Пронзительна и чудотворна.
Как завороженный стоишь,
Дыханье затаив, молчишь.
А как прелестно, как просторно!
Ночь вызвездила небо так,
Что лепестки цветов проснулись
И благодарно улыбнулись.
Сам генерал вдруг стал чудак.
И, позабыв свои тревоги,
Он умилялся до того,
Что непослушны стали ноги.
Ну что ж ты, Говоров, стоишь...
Пройти осталось чуть всего.
В командном пункте заждались.
Какая ночь, какая тишь...
И что же ты в себе таишь?
ДВА ГЕНЕРАЛА ОБНЯЛИСЬ
По-братски, как после разлуки.
Что ж, их военные науки
Здесь пригодились, дождались.
- Рад встрече с вами, Леонид
- Я тоже, Дмитрий, рад вас видеть.
- Могли такое мы предвидеть?
- У нас лишь Сталин ясновидец.
Но то, что здесь, для нас ведь - стыд.
- Одно Бородино. Нет, мало.
Второго вот недоставало.
А Лелюшенко гостю рад.
И Говоров ему как брат.
- Вы подготовились, надеюсь...
- Извольте к карте, покажу.
Здесь всё с того, что я имею.
Советом вашим дорожу.
ВО ВСЕ ПОРЯДКИ БОЕВЫЕ
Зенитчик Говоров вникал,
Свои вопросы задавал.
Доволен был раскладом сил.
И тут же прямиком спросил:
- Как долго можно продержаться?
- Ну если... драться не бояться...
Надеюсь на сибиряков.
- Спасибо вам. Не надо слов.
А где комдив наш Полосухин?
О нём хороши ходят слухи.
- Вот-вот он тоже будет здесь
- А я вот сам собою есть.
- Рад видеть. Здравствуйте, комдив.
И тут же оба обнялись.
В составе полном наш актив,
Как раз вот к чаю собрались.
Беседа. Где и как жилось,
Что испытать уже пришлось.
Вот встретиться где довелось.
Что будет завтра, промолчали.
О нём они прекрасно знали.
Минуты шли, уже светало.
А впереди ведь дел немало.
- Чуть-чуть не позабыл сказать,
Нельзя об этом умолчать.
Пусть гость от нас узнает лично
О том, что очень символично.
Маститый страж страны державной -
Да, да, Кутузов. Он и есть.
Велел на месте Ставки Главной
Командный пункт расположить.
Врага сподручней будет бить.
И Полосухину такая честь.
Комдив при Ставке сам храним,
А значит и непобедим.
Заулыбались все втроём:
- Ну а теперь уже пойдём.
У каждого ведь есть оно -
То судьбоносное Бородино.
ГУЛ БОМБОВОЗОВ, НАРАСТАЯ,
Собою поле прижимал.
- Наверно к нам зверина стая, -
Так Полосухин вслух сказал
И как бы этим упреждал.
Она снижалась с рёвом диким,
Чтоб испугать, подмять бойцов.
- Вот и припёрлось наше лихо.
Но каждый здесь к нему готов.
Земля стонала, содрогаясь.
Таким всё ужасом казалось,
Что перенесть его невмочь.
И утро превратилось в ночь.
И пыль, и дым вокруг столбом,
А взрывы здесь и там - кругом.
И вновь волною за волной
Бомбёжка, пламя. Вот уж зной!
И кверху всё вокруг взметалось.
Живого места тут - ни малость.
Сибирякам уж доставалось.
Их нет уже живых казалось.
ВДРУГ НАЧАЛСЯ СНАРЯДОВ ВОЙ
Протяжный и такой он злой.
И снова взрывы тут и там.
Фриц не жалел снарядов нам.
Как только спесь его устала,
Вновь тишина возобладала.
- Красноармеец-сибиряк,
Ты жив остался?
- Точно так.
Они, от пыли отряхаясь,
Вылазят снизу из земли.
И, чертыхаясь и ругаясь,
Зажгли кресалом фитили.
- На, у меня ты прикури.
- Ну, фриц, ты больше не шали.
У каждого ведь есть оно,
То судьбоносное Бородино.
И сибиряк себя спросил:
- Смогу ли Русь я защитить
И подвиг предков повторить,
Не убояться ни на миг
И хватит ли на это сил
Не отступить, шагнуть вперёд?
Теперь настал уж мой черёд,
Чтоб меткой пулей встретить их. -
Врагов - захватчиков чумных.
Вот-вот здесь будет страшный бой.
Он - первый и экзамен мой
На храбрость, смелость и отвагу.
Нет, тут уже назад - ни шагу.
Сибиряки ведь храбрецы,
Упрямцы, ну и удальцы.
К тому ж, вести здесь будем бой
Перед лицом ИСТОРИИ самой.
И политрук тут вдруг спросил:
- А знаешь кто французов бил?
- Ну как не знать, - Багратион.
Вон его флеши-укрепленья.
Был храбрым командиром он.
- Налево видишь возвышенье?
Раевского стояла батарея
На той Курганной высоте.
А пушкари-вояки те-ее.
И по французам - да картечью.
И тут, уж я заметить смею,
Дрались геройски все за Русь.
И сибиряк сказал:
- Клянусь!
А ТИГРЫ ВОН УЖЕ ПОЛЗУТ
Да нагло так и прут, и прут.
Орут:
- Сдавайся рус не то - капут.
И мы, уж стало быть, в прицеле.
Не много ль, гады, захотели?
Зенитки - жах -
На тиграх пламя
И дым, и смрад, и стрекотня...
Ну, начало-о-ось...
Удача - с нами.
Да, первая,
Немного нервная,
Но мы уж разберёмся сами.
Из всех стволов идёт пальба.
Боятся пули тут меня.
У каждого ведь есть оно,
То судьбоносное Бородино.
А пехотинец-сибиряк
Стреляет так,
Что немец - шмяк!
А сам намерен устоять,
Их больше, больше убивать.
- Что, ранен? Только потерпи.
- Скорей, сестричка, помоги.
- Ох, уж моё ты айлюли...
А тут и новая к нам рать.
- Её-то как будем встречать?
- А угостим их огоньком,
Ну а потом, ну а потом...
Там видно будет, что почём.
- Эй, айлюли, чего примолк?
- А пулемёт мой знает толк,
Где отдохнуть, а где строчить,
Так что не смей его корить.
И тут катюши вдруг "запели",
Накрыв огнём всю немчуру.
Пылают танки на ветру.
Аж девятнадцать штук за час!
Вот так воюют-то у нас
Ну, молодчина Зеленцов:
Их лупит так, что будь здоров!
Сибиряки тут посветлели
И сразу все приободрели.
- Соседи, где же ваша шутка
Да с той забавной прибауткой
Или с солёным матерком?
- Их оставляем на потом.
- Вон, вишь, немецкая орава.
Их уничтожить - наше право.
И мы как раз-то их и ждём,
Чтоб встретить пулевым дождём.
Вон деревеньки-пепелищи
Юдинки те и Фомино.
К ним лезут, словно комарьё,
Эсесовцы. Их больше тыщи.
Курсанты-москвичи - ни с места.
Секут свинцовым их дождём
Да так точнёхонько-прелестно,
Что фрицы валятся кулём
Иль головою вниз - ничком.
О вы, курсанты-ополченцы...
Вас как огня боятся немцы.
НА ПОЛЕ ТРУПОВ УЖ НЕ СЧЕСТЬ.
Куда ни глянешь - смерть и смерть,
А бой уже четвёрты сутки.
И отдыха, ну, - ни минутки.
И сибиряков-то полегло...
Война. Какое ж это зло!
Святое поле русской славы!
И бой поистине кровавый.
Уже тут стонет вся земля
И придорожны тополя.
ОСТАЛИСЬ ГОРСТКИ СМЕЛЬЧАКОВ -
Сверхстойких тех сибиряков,
Непобедимых,
Непленённых,
Самой судьбой пока спасённых.
Все комсомольцы, коммунисты
И совестью своею чисты.
Никто не отступил назад,
Какой бы ни был тут уж ад.
БОРОДИНО СДАВАТЬ НЕЛЬЗЯ,
И в этом правда она вся.
Не отступили ни на шаг.
Пред ними был бессилен враг.
Несокрушимые,
Жизнелюбивые,
Они красивые,
Такие милые.
И громкой славой
Осиянные,
И нами знамые
И безымянные.
Упавшим наземь
Земля пухом стелется,
Поют им славу
Ветра и метелицы.
А память наша
Грустит и мается,
И позабытым
Никто не останется.
Веками, временем
Они обласканы.
И стали былями,
И стали сказками.
А ТОТ КУТУЗОВСКИЙ СОВЕТ,
Чтоб побеждать искусством боя,
Он заключал в себе секрет:
Уже с позицией освоясь,
При явном превосходстве сил
Враг буксовал и был растерян,
Метался он туда-сюда,
Но оставался злонамерен.
Что ж, Говоров предвосхищал всегда.
Повадки, стиль, привычки зная,
Он немцу очень докучал:
Ведь главный козырь выбивал -
Их танки. Где уж тут таран...
Как командарм-артиллерист,
Уничтожал их мастерски.
Приёмов много. Безупречны.
Что ж, были жаркие деньки.
На шкуре испытал фашист.
Надеюсь, помнить будет вечно.
А генерал тот Пауль Хауссер
Уже нам вовсе не опасен:
Попала пуля прямо в глаз.
Не надо бы ходить на нас.
СПОКОЙНО САМОЛЁТ СПУСКАЛСЯ,
Улыбкой Ладоги он любовался.
А Говоров не просыпался,
Но лётчик был собой педант
И что до точности - талант.
На генерала он взглянул.
Тот крепко спит, как тот купец
С мешком, набитым барышом.
Спокойно спит. Вот молодец!
Ну как будить? А, да потом.
Пускай поспит ещё чуть-чуть.
А как ритмично дышит грудь...
Ну разве можно тут будить!
Он очень долго будет жить.
О, и с улыбкой на устах.
Таких обходит даже страх.
Ни тени на его лице.
Позволено лишь мудрецу.
Вдруг пассажир проснулся сам.
- Что ж, за полёт спасибо вам.
ВОТ ОСАЖДЁННЫЙ ЛЕНИНГРАД.
Серо, туманно, неуютно.
И где-то взрывы поминутно,
Сирены вой, миг тишины...
И снова тяжкий гул войны.
А вон стоит зениток ряд,
Людские тени у развалин.
Они всего уж испытали.
Везде тут горе напоказ.
О боже! Видишь ли ты нас?
Хоть чем-то можешь ли помочь?
Наверно и тебе не в мочь.
И Говоров забедовал.
Сам Сталин-то его послал
С надеждой город отстоять.
Осталось лишь её являть.
Он сам - надежда здесь для всех.
Так что ищи, где тот успех,
Да поживее, без помех.
ПОСЛАНЦА СТАВКИ ОЖИДАЛИ.
Вопросы в воздухе витали:
Он мстителен иль добродушен,
Умеет ли других он слушать,
Упрям, доступен ли, отходчив
И уважителен к другим?
А вдруг зловреден и заносчив
И потому судьбой гоним.
Командный пункт и штаб его
Они из теста одного.
Единомышленник ли им?
Здесь все семья. Одни заботы.
Так что вопросы от того-то.
В КРУГАХ ВОЕННЫХ ОН - СУХАРЬ.
Уж так-то говорили встарь,
Кто неотзывчиво угрюм,
Эгоистично отстранён.
И были все настороже.
Но, пару дней спустя, уже:
Да нет же, он благоразум
И вовсе уж не тугодум.
Настойчив, целеустремлён.
Такой-то здесь и нужен он.
Что ж, на слова пока скупой,
Но в коллектив вошёл, как свой.
Был уважителен ко всем.
Особых не было проблем.
И разговор с ним, как урок
Военной выучки, чтоб впрок.
- О, ПЁТР ПЕТРОВИЧ ЕВСТИГНЕЕВ,
Как рад я здесь увидеть вас.
Вот и теперь вы всех нужнее.
Разведчик мыслит повернее
А потому, что зорче глаз.
Где немец сильный, где слабее,
Где завтра ожидать проказ?
Выпытывал он всё дотошно,
Насколько это только можно.
И тут разведчик вдруг сказал:
- Недавно Кейтель приезжал
И в Гатчине он побывал.
- Сам начгенштаба? Интересно.
Как думаете, почему?
И что ещё о том известно?
- Его дивизии застряли.
Вот и ведёт себя нервозно.
- Да, этого не ожидали.
Но и для нас тут всё серьёзно.
Беседовал так с каждым он.
И вывод: штаб здесь был силён.
ПРОТИВНИК С КАЖДЫМ ДНЁМ ЗВЕРЕЛ.
Не оттого, что слишком смел.
Как варвар, город разрушал,
Где что находится, он знал.
Огонь осадных батарей
Сосредоточенный, прицельный
И с наглостью той беспредельной,
Чтоб уничтожить поскорей
Электростанцию, заводы
И обострить нам все невзгоды.
Но Говоров зенитчик сам,
И самолюбие задето.
- Сюрприз я приготовлю вам.
Чтобы не быть блокадным бедам.
Контрбатарейною борьбой
Немедля так в открытый бой.
У фрицев батарей не густо.
Дуэлью приводить их в чувство.
Преследовать своим огнём.
Не дать опомниться и вновь
Свои позиции смени,
Чтоб обнаружить не смогли.
Бей по командным их штабам.
А гаубицы достанут там.
Искусство боя, мастерство
И здесь прописку обрело.
ЗИМА И ГОЛОД РЯДОМ ШЛИ
С косой безжалостной своею.
И люди так изнемогали,
Что смерть казалась панацеей
От горя, ран, страданий их.
Войска в траншеях ледяных.
Их тоже холод не щадил,
Ряды серьёзно покосил.
И Говоров пошёл в траншеи
Увидеть всё, как есть уж там.
Рассказывать о том не смею -
Не ужаснуться всем бы нам.
Вот бруствер. Но собой каков:
Из груд винтовок, тел бойцов.
Захоронить нет просто сил.
И командир живых спросил:
- Сумеешь поразить врага?
- Ага.
И тут прицелился, нажал...
Красноармеец доказал.
СЕРЬЁЗНЫЙ В ШТАБЕ РАЗГОВОР.
- Ну как же? До каких же пор?
Виной тут был уже упадок.
И начал наводить порядок.
Создал он пять укрепрайонов,
Связав системою траншей.
- Ну, фриц, приблизиться посмей.
Не соберёшь своих костей.
Погоним скоро их взашей
Бесцеремонно и без стонов.
Но город жил на зло врагам.
А значит быть ещё боям.
- ВОТ УБЫЛ ЛЕЕБ. ПОВЕЗЛО, -
Сказал в раздумьи Линдеман. -
- Шестая рюмка, а не пьян.
А шнапс с названием Иван.
Чистейший он, как стёк-лы-шко.
- А мне уже тут всё равно, -
Заметил Ферч, глядя в окно. -
Сегодня сотни полегло.
Благодарю судьбу - живой!
О, поскорее бы домой.
Ты слышишь, снова началось.
И как бы драпать не пришлось.
У русских новый командир
И он задира из задир.
Какой-то новый Гаваров -
Это как тот же Иванов.
И сразу тут зениток рёв,
Атаки с этим их "Ура!"
Пора отсюда нам, пора!
Стреляешь и убил же вот.
Упал, но тут же он встаёт
И снова на тебя идёт
Да с жутким тем своим "Ура!"
Упал, но снова он ползёт
И снова со своим "Ура!"
Их не убить, не победить.
Тут самому б остаться жить.
Что за народ и что за Русь?
И я уже её боюсь.
В Европе города мы брали,
Сдавались, руки поднимали
А тут...
Мне снится лишь "капут".
О, этот грозный Ленинград.
Для нас он это - сущий ад.
Скорей бы нам домой, назад.
Налей мне шнапса. Не жалей,
Пока живой я. На, налей!
И СНОВА ВОТ БЕССОННА НОЧЬ.
Эх, мне б приказ: "Все мысли прочь!"
Хоть раз позвольте отдохнуть
По-человечески вы мне
И позабыть бы о войне.
Уже как будто развидняло.
В том сомневаться не пристало.
Да, новый день. Забот немало.
Примолкла что-то канонада.
Как там под Колпино дела,
Разведка вести принесла?
Идут блокадные бои.
Вот и попробуй тут усни.
В Москве-то как же там они -
Жена и сын? Здоровы ли?
Душа о них опять заныла.
Наверно, Лида там простыла,
И некому-то ей помочь...
...О, эта ночь!..
И ДЕНЬ, И НОЧЬ ВРАГА ТРЕПАЛИ.
Немецкий штаб растерян был:
Не понимал он русский пыл,
Уж белый свет совсем не мил.
И город этот проклинали.
Блокадники им навязали
Своё господство - огневое.
Добавим: да ещё какое!
Но как случилось это? Как?
Откуда мощный тут кулак?
Да, Линдеман не понимал,
Что в западню уже попал.
- РЕШЕНЬЕ НАШЕ ТУТ ПРОСТОЕ, -
Так Ставке Говоров сказал, -
Чтоб враг на юг не двинул силы, -
А впереди был Сталинград, -
Скуём войска, чтоб фриц застрял
И когти чтоб не выпускал.
Устроили такой им ад,
Что ни вперёд и ни назад,
И не поднять уж головы.
Что ж, ленинградцы в том правы.
Да, Ленинградский фронт окреп.
И так хотелося побед.
И надо развивать успех.
Уж под Синявином бои,
Упорны были у Невы.
А замысел, конечно, смел -
Разгром немецкой группировки.
...НО ВДРУГ МАНШТЕЙН ТУТ ПОДОСПЕЛ.
Приказ был Гитлера таков:
Весь город тот большевиков
Стереть с лица земли.
Раз линдеманы не смогли,
Мол, ты, фельдмаршал, помоги.
А он, Манштейн - пруссак отпетый,
Захватчик двух минувших войн
Чванливец этот несусветный.
Своеобразный сей герой.
Кровавый след оставил свой
По всей Европе. Ну, лих-ой.
- МАНШТЕЙН, УЖЕ ПРОТИВНИК МОЙ. -
Заметил Говоров спокойно. -
Так прямо с юга к нам в болота
С артиллерийскою армадой...
Вот это то как раз что надо.
Чем не подмога Сталинграду?
Что ж, встретим мы тебя достойно.
Но ленинградские ворота
На крепком навесном замке.
Не велено открыть тебе.
А для твоей мотопехоты
Мы отдадим тебе охотно
Всю нашу зыбь. На ней вольготно.
Тебе там будет беззаботно.
НУ, ГОВОРОВ! НУ, МОЛОДЕЦ!
И настоящий военспец.
Ведь пруссаку тут фору дал,
На равных противостоял.
Растрёпан, обескровлен враг.
Вот так!
И не подпущен к Ленинграду.
Что тут ещё заметить надо...
Октябрь. Был год 42-й.
И в Сталинграде тоже бой,
И Паулюс там сдавался в плен.
И немец здесь и там презрен.
МЕЖ ТЕМ БЛОКАДА ОСТАВАЛАСЬ.
Развить успех уж нету сил -
Боеприпасов только малость.
На юге главные бои,
Туда вооруженья шли.
И оставалось выжидать.
Полгода минуло опять.
ЛЮДСКОГО ГОРЯ - УЖЕ РЕКИ.
В кои же это веки...
И все упрёки-то ему -
Ко-ман-ду-ю-ще-му!
Он здесь один за всё в ответе.
И чувствовал упрёки эти:
- Поди, в тылу твои там дети
Накормлены и обогреты...
А нашим крошки хлеба нету.
Живые падают и мрут.
Доколе это будет тут?
По улицам-то ты пройди,
Беды не видел-то, поди.
И в Смольном ты поешь, попьёшь,
Сам для себя совсем хорош.
Боишься Сталину сказать,
Потребовать и доказать...
Блокада может подождать?
Такой словесный тот упрёк
Мог вызвать "Ох..."
И горький вздох.
А вот во взглядах те упрёки -
Они уже, как суд жестокий.
Переносить невмоготу.
И Говоров скрывал беду
Души и сердца своего.
Он насмотрелся тут всего.
СТУДЁНО УТРО И МОРОЗНО.
Весь город явно застывал.
Обстрелы немцев смертоносны.
Ох, как он ночью донимал...
Огонь тут наших перекрёстный
И... смолкло.
Спал кто иль не спал,
Но голос рупора молчал.
Вот-вот как шесть часов утра.
- Берггольц, ты ж наша берегиня.
И к микрофону уж пора.
Без радио-то страшно жить
И невозможно просто быть.
Тут репродуктор "затрещал"
И "с добрым утром" он сказал.
И стало на сердце гостинно,
И всех сплотил он воедино.
И "я" и "мы" вдруг стали вместе
И не страшны невзгоды им.
Вот-вот придёт и благовестье,
И мы, конечно, победим.
Как ждали голос из эфира...
Его поддерживала лира.
- Ты, Ольга, диктор-поэтесса,
Прочти стихи для интереса. -
Красноармеец попросил.-
- Поэзия придаст нам сил.
Берггольц читала вдохновенно
И было так благословенно:
- Мы будем драться с беззаветной силой,
Мы одолеем бешенных зверей.
Мы победим, клянусь тебе, Россия...
У всех та клятва на устах.
Её боялся даже страх.
В блокадном братстве город жил.
Он фронту помогал, творил.
О, ленинградское то братство...
Ценнее золота богатство!
Вот только б разорвать блокаду,
Ту, ненавистную досаду.
Командующий, разреши
И поспеши, и соверши!..
И Говоров, и штаб его
Всё слышали
По ра-ди-о.
И ВОТ РАЗДУМЬЯ НАД ПРОРЫВОМ.
Где наилучший вариант?
Искусство боя и талант.
И взрыв бойцовского порыва.
И сильным был любой здесь фланг...
Уж это было неразрывно.
Удар через Неву труднейший.
К тому ж, он первый лобовой
И непредвиденный такой
Для вражьей стаи Линдемана.
Конечно, и не без обмана.
Удача будет за сильнейшим.
ЧТО ЗДЕСЬ МЫ ФРИЦА РАЗГРОМИМ,
В том Говоров уверен был.
Духовный, воинский порыв
Дивизий всех неудержим.
И всё же будет здесь разрыв
Кольца блокады Ленинграда.
Ведь каждый был неустрашим.
СОЛДАТАМИ БЫЛ БОЙ СРАВНИМ
Со "Взятьем Измаила",
Где сила духа победила,
Где храбрецом Суворов был.
И на могилу полководца
(То высшей стати благородство!)
Они пошли и поклялись,
Чтоб завтра только победить!
А значило достойным быть.
НЕУДЕРЖИМО ВСЕ ДРАЛИСЬ.
Штыком - в упор, гранатой - в клочья
Крушили немцев днём и ночью.
По ярости сраженье то
Сравнимо лишь с Бородино.
ДВА ФРОНТА ЗДЕСЬ НАВСТРЕЧУ ШЛИ.
Казалось, что ещё чуть-чуть,
Но снова этой битвы жуть.
О, эти очереди дотов...
Команда та: "Ложись, пехота!"
Прицельным был огонь зениток
И карта фрицев явно бита.
Вот Шлиссельбург уж окружён,
Да и штурм зданий завершён...
И ВСТРЕЧА РАДОСТИ ФРОНТОВ:
Улыбки, слёзы и объятья...
Да, да. Прорыв уже готов.
Какое ж это было счастье!
Разорвано кольцо блокады.
Известье солнечной страницей
Легло уж в летопись войны.
И полчаса той тишины,
И слёзы радости на лицах.
Январь. Был 43-й год.
И будет много тех "Вперёд!"
ВСЕ ГЕНЕРАЛЫ, ОФИЦЕРЫ
На удивленье каждый смелый
Часок решили отдохнуть,
Легко вздохнуть, вокруг взглянуть.
Их и представлю размышленья.
- А Говоров-то наш каков...
- Да больше дела, меньше слов.
- Вникает в мелочи сраженья.
И часто в них как раз спасенье
Бойцов, что приняли тот бой.
Вот так он заслонял собой.
- Молчун со светлой головой.
И дальновидный, скрупулёзный.
- Да он, поди, во всём серьёзный.
- Заметь: бывает что и грозный.
Я помню Невский пятачок,
Как первый раз туда он прибыл.
Астанину он преподнёс "урок".
Мол, всё у вас уже тут гибло,
Вы в норах дрыхните давно
Под носом немцев. Всё равно.
Скажите, это ль не позор?
Астанин - в позу! Да, был спор.
Таков молчун. Как было - есть.
- Мужской обычный разговор.
- Но по делам она и честь.
- Какой же умница. Ведь он
Задумал артпульботальон
Как раз к сраженью. На все сто
Командное то мастерство.
- Интеллигент, закваски старой.
- Да он у нас во всём удалый.
- Командующий наш такой,
Знать, призван к нам самой судьбой.
ПРОТИВНИК БЫЛ ЕЩЁ СИЛЁН.
Не зря вгрызался в землю он.
Что ж, фриц высоты оседлал
И ощетинился надёжно.
Но оставалось всё тревожно,
И немец это понимал.
Приказ из Ставки лаконичен:
Сковать дивизии врага,
Чтоб перебросить их не смог.
Во всяком случае, пока.
Ну что ж, подобное логично.
Уже их Говоров стерёг.
Там, на других фронтах сложнее.
(Под Курском битва впереди)
И здесь мы с ними будем злее,
Отсюда им уж не уйти.
Противник всё тут испытал.
Попался на прицел - пропал.
Мы знаем их спесивый норов
И вышибем отсюда скоро.
А говоровский стиль сражений
Всегда приводит к наступленьям.
И ВЫЗРЕВАЛ УЖЕ РАЗГРОМ.
Сентябрь. Свои соображенья
Он в Ставку дал для одобренья
И получил уже "добро"
Тут только Кюхлеру "дошло":
Вот-вот их подсекут под корень,
Самим бы отойти. Но вскоре...
И Гитлер эту мысль пресёк:
- Как предложить такое смог?
А ЛЕНИНГРАДСКИЙ ФРОНТ КРЕПЧАЛ.
Он над тылами нависал.
У Волховского свой прицел -
Он тоже многое сумел.
И ВОТ НАСТАЛ ТОТ ЧАС РАСПЛАТЫ.
Войск наступательный порыв.
Удары с Пулкова. Громим!
И тут уж наше дело свято.
Фронт Ленинградский - "с пятачка" -
Того плацдарма у Невы.
Познал фриц наше здесь "увы"
На всём пространстве уж "Ура-а-а!"
Гвардейцев Симоняка.
Пять суток канонады гром.
Немецкой армии разгром.
И... выстраданная та победа
И полностью снята блокада.
Всё. Точка. И конец всем бедам
Измученного Ленинграда.
Пораньше бы такое надо.
Москва салютовала ей.
И слёзы радости людей.
ЧТО МУЖ ЕЁ ТАМ НЕЗДОРОВ,
Её душа о том сказала.
И слёз уж пролито немало.
Блокада всех уж достава-а-ла...
Спросить бы мне у тех штабов,
Но 43-й год суров...
Ну как же? Скоро ль? Почему?
Неясно сердцу моему.
Уже прошу я всех богов...
Сама по шпалам я помчу,
А коль придётся, - пролечу
Над той проклятою блокадой.
Мне быть там надо!
Во сне просила: "Дорогой,
Вот-вот я будут там с тобой".
Услышала: "Ну, занемог,
Никто ж не слышал моё "Ох..."
А утром: "Что же это я...
А сыновья?"
И вот Москва салютовала.
И тут же сыновьям сказала:
- Живее собирайтесь вы!
Иль не сносить вам головы.
Семья назавтра уезжала.
В ТОТ ВЕЧЕР ГОВОРОВ УСНУЛ.
Притом, не взаполночь, а раньше.
Не рассказать, что было дальше...
Пред ним просторы распахнул
Да так прелестно - театрально
Весь небосклон. Туда шагнул,
Поплыл, виденьем изумим:
Пушинки-звёздочки пред ним
Смеются так иносказально.
Венера за руку взяла:
- Не веришь, я - твоя судьба.
Уже он в солнечном сияньи
Пригож, блистателен собой.
Созвездья перед ним - гурьбой.
Все в танце-облаке кружась,
В миры иные так несясь,
Они хохочут и смеются...
Ну как тут нам не улыбнуться,
Когда командующий сам
Возносится уж к небесам?
И утром он вздохнул легко,
Протяжно так и глубоко.
Сквозь сон светло заулыбался.
Уж как он только ни пытался,
Но вот открыть глаза боялся:
А вдруг исчезнет то виденье -
И не иначе - загляденье.
Вот и не верь тут чудесам.
И он тому дивился сам.
- Ну вот хоть раз, - он так сказал, -
По-человечески поспал.
И сколько там уж на часах?..
- Ах!..
ТА ВСТРЕЧА РАДОСТЬЮ СВЕТИЛАСЬ.
И, чувств, кончено, не сдержать.
- Сынок, ты слушаешься мать?
Во всём ей надо помогать.
Сын закивал, да этак мило
И на отца глядел счастливый.
Вот рядом он, отец и мать...
О чём ещё можно мечтать!
...Семейка в сборе. Жизнь, хлопоты -
Они все женины заботы
О муже. Надо поддержать
И сил бы жизненных придать.
Ведь до того ослаб собой,
Что чуть живой.
Бытьё окружено войной.
В ответе Говоров за всё.
Причин для беспокойств - полно.
Как оградить от них его?
И как могла, она старалась.
Окреп и малость посвежел,
Бессонницу прогнать сумел.
Теперь изгнать врага осталось
...Но снова в ужасе жена:
Его зовёт опять война.
ТЕПЕРЬ БЫЛ ГОВОРОВ ДРУ-ГО-ОЙ! -
Имел он опыт фронтовой.
Постиг науку побеждать.
Пришла пора врага изгнать.
Все генералы, офицеры
Собой решительны и смелы.
Одно стремление - вперёд!
От них победы ждёт народ.
Да уж и время - в самый раз!
Осталось получить приказ.
У СТАЛИНА БЫЛ СВОЙ РЕЗОН:
Да, Говоров надёжный. Он
Ещё в сороковом году
Взломал всю оборону ту,
Считавшуюся неприступной.
Была там "линия" одна,
Но долго длилась та война.
А три теперь они доступны?
Карельский перешеек труден.
И Маннергейм - вояка то-оот!
И неизвестно как-то будет,
Как сложится-то вот.
А ВСЁ ЛЬ САМ ГОВОРОВ УЧЁЛ?
Как раз над этим мыслил он.
Возьмём вопросы управленья...
На месте ль командарм, комдив?
Есть хоть один хвастлив, труслив.
Иль нерадив и нечестив?
Нет! Не отыщешь днём с огнём
Федюнинский. Бывалый воин.
И за него вполне спокоен.
Что ж, в переплётах он бывал,
Но неизменно побеждал.
Попов. Обстрелян, асс сражений.
Такой не сдрейфит в наступленьи.
Знаток "красивых операций"
И автор всяческих новаций.
Вот Гусев. Тактик и стратег.
Как раз-то он один из тех,
Кто в передрягах не растерян
И отступать не вознамерен.
Спокоен и сосредоточен.
Артиллерист Михалкин. Точен
Был каждый залп его в бою.
Зенитчиков я всех хвалю,
Так как у них один порыв:
Уничтожать, пока сам жив.
Щеглов. Не вздрогнет, если взрыв.
Настроен только на прорыв.
Алферов, Тихонов и Буховец...
Из них-то каждый военспец.
КУТУЗОВСКИЙ СОВЕТ БЫЛ КСТАТИ:
Да, побеждают мастерством.
Манёвр, внезапность, тут же взлом,
Прорыв, стремительность и натиск...
А как иначе-то с врагом?
И осторожничать с ним хватит.
Пора настала колошматить.
К тому ж, под музыку катюш
И всей армады броневой.
Остался с финов кто живой...
Те подтвердят: досталось уж..
Что ж, как изволили желати.
Сосед был злостный неприятель.
Карельский перешеек взят.
Всего за несколько-то дней.
Сам Сталин сразу был доволен:
- Так только маршалы вершат.
И Говоров достоин званья.
Оформить надо поскорей.
Ведь это же заслуг признанье, -
Вождь был по-мирному спокоен. -
- История не знает факта,
Чтоб фронт, истерзанный осадой,
Стал наступать и побеждать.
Об этом всем уж надо знать.
ФРОНТ ЛЕНИНГРАДСКИЙ В НАСТУПЛЕНЬИ.
Пред ним - Прибалтики простор.
Теперь уже иной обзор.
Но, маршал, не впадай в мажор,
Ведь враг по-прежнему силён.
В начале ты его попёр,
Затем под Нарвою застрял.
И время значит потерял.
На всём балтийском побережьи
Кровопролитные бои.
И тут на этаком безбрежьи
Малы усилия твои.
Взаимодействие фронтов -
Лишь это силу их умножит.
И к этому уж будь готов.
Теперь ты - представитель Ставки.
Веди фронты и побеждай.
Главком распорядился так.
ГОРДИСЬ ДОВЕРИЕМ, ВОЖАК.
Впервые в новой роли он.
И наперво-то был смущён.
Явился некий тут испуг.
Ответственность - ого! А вдруг...
Не паникуй, приди в себя,
Ведь ныне весь во всём ты в "я".
Сраженья, битвы, побеждать...
За всё придётся отвечать.
ДВА ПРИБАЛТИЙСКИХ, ЛЕНИНГРАДСКИЙ.
Командующие меж собой по-братски.
Еременко и Баграмян -
Да все-то, в общем, из славян.
То ж уваженье, пониманье...
У всех теперь одно желанье:
Свою Россию отстоять,
Её в обиду не давать.
ДОЛГ И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ, И ЧЕСТЬ -
Они у Говорова в сцепке.
Уж он такой собою есть -
Ого! Какой орешек крепкий.
Фельдмаршал Клюге - "хитрый Ганс"
Настырно рвался на Москву,
Но фигу получил у нас
У всей Европы на виду.
Пеняли на свою судьбу
Да те же Хауссер, Хепнер, Бок...
Тогда никто из них не смог
Пройти твердыню обороны
И говоровский шквал огня.
Везде противник обречённый,
Везде грозила западня.
Не пасовал перед врагами
Ни под Москвой, ни на Неве.
Вам подтвердят о том везде
Поля, усеяны колами.
Нева не благостна, как Рейн.
И это признавал Манштейн.
С своей армадой двинул он,
Но здесь был сразу осрамлён.
Что ж, Говоров-то наш таков:
Везде дубасил пруссаков.
Май-ноябрь 2014 г.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"