Кого-то, возможно, возмущает, что русские философы ищут основу человеческой души, главное человеческое качество - 'главное человеческое качество им подавай'. Так в этом вся суть русской философии, все ее отличие от западной, и, если хотите, в отличие от восточной. Святость через страдание - это классическая русская идея, невозможная вне гегелянства, но в отличие от самодовольного гегелянства, достигшая высшей точки внутреннего раздада и недовольства собой. Русские философы - гегельянцы 'от противного'. Никто в сущности не согласился с его оценкой истории как высшего судии. Но вот что развитие абсолютного духа идет по пути страдания и постоянной борьбы нового со старым, путем отрицания и уничтожения (порой незаслуженного) старых форм, было взято русскими философами за основу, и старое, отжившее они в силу его обреченности обоготворили (святость). Святая Русь, таким образом, это старая Русь, обреченная на уничтожение, отданная в жертву прогрессу. Самыми рьяными антигегельянцами оказались Хомяков и славянофилы. Но именно они, как никто другой, поняли Гегеля. Заходит ли речь о прошлом России или о будущем - и в том, и в другом случае невозможно обойтись без Гегеля. Он стал внутренним оппонентом русских философов, постоянно будящим сонную мысль. Сонная мысль будилась путем несогласия с принципом страдания (отрицания).
Никто из них не благодарил страдания за то, что они дали понять ценность прекрасного прошлого - диалектику вообще не за что благодарить, ее проще ненавидеть, а человек, живущий по диалектическим законам или, по-другому, по природным эволюционным законам, когда выживет сильнейший, вызывает только презрение. Гораздо интереснее и человечнее тот, кто живет вопреки законам диалектики и предпочитает оставаться стороной страдающей, нежели прогрессивной и побеждающей. Такими были многие выдающиеся люди. Они не любили страдания, не молились на них, но они еще больше не любили законов природы и общества, диких и неумолимых. Вот почему страдание в силу этих законов для них было предпочтительней преуспевания по этим законам, и вот почему Настасья Филипповна всегда будет для Достоевского предпочтительнее Аглаи. Настасью Филипповну любили кроме князя как минимум еще два персонажа - совратитель и разбойник. Особенно хорош Рогожин. Он типичный Хозяин, который так и не сумел пристроить в своем хозяйстве антидиалектику, и вынужден был убить ее. Такова Россия, она не найдет ничего лучшего, как расправиться со святостью посредством кухонного ножа. Она пойдет по диалектике, пойдет по Гегелю, все будет, как и установлено законами природы и истории, только все это будет происходить с большей степенью боли, страдания. Воистину святая Русь.
Люди, сознательно идущие на страдания и боль все равно милее, чем те, кто движется прямым путем одни к процветанию, другие к нирване. Святость заключается в сознательном антипрогрессивизме, антиалчности, антикорысти, антизлобе, антивыживании (не выживании за счет других) противостоянии всем и всяческим искушениям, а это все требует поступков, которые будут приносить страдания и скорбь. У Минского самолюбие - стремление к жизни, совесть - стремление к смерти. Его трактат 'При свете совести' - это антипрогрессивистская вещь, которая, наверное, никогда больше ( с позапрошлого века) не будет переиздаваться. Совесть как и святость ведет скорее к деградации, чем к расцвету, потеряв совесть и святость, потеряв способность добровольно идти на муки, мы будем процветать как нация и как государство. Но хочу ли я такого процветания? Нет, я его не хочу.
Сейчас в научных кругах снова ставится вопрос: а не поменять ли нам в стране систему ценностей? Не дать ли народу установку на западные ценности? Ведь если исключить установку на страдание, самопожертвование - останется только одна составляющая - стремление к жизни, стремление выжить любым путем. А духовное чистоплюйство российских интеллигентов, не желающих во имя успеха пожертвовать нравственными принципами, свести на нет, применить рогожинский кухонный нож - и Россия из отсталой превратиться в передовую и не будет препятствием на пути мирового прогресса. Первая попытка была предпринята в отношении Солженицына. Писателя пребывающего в унынии в то время, как страна процветает, культура развивается, попытались убрать с телеэкрана, а его речи о земстве представить как бред, пустой и вредный для общества, схожий с умозаключениями Зюганова и Жириновкого. Сопряжение несопоставимого: Солженицын - Зюганов-Жириновский рано или поздно должно было дать свой эффект, но Солженицын ушел с политической сцены, с экранов телевидения, самоустранился, оставив своим 'конкурентам' все информационное поле, ранее им занимаемое. Этот интеллигентский жест. Установка на самоустранение в подобных случаях, это непробиваемое 'чистоплюйство' у русских художников и писателей в крови - если мы условно примем эпистемологическую метафору 'кровь - литература'. Именно литература воспитывает людей подобным образом, настраивает на антипрогрессивизм, на антипиар, на окончательное и беспросветное ретроградство.