Неон
В белом городе колоколен все распродано и забыто,
Так кончается dolce vita - в голых окнах горит неон.
В нашем детстве бежали к морю все тропиночки от калиток,
Словно струны волшебных ниток - к побережью из медных волн.
Мы могли говорить с ветрами, что крутили звенящий флюгер,
Мы умели делиться снами, по утрам поглядев в глаза.
А теперь по соседству с нами ворожит на проспекте вьюга,
И мы больше уже друг другу ничего не хотим сказать.
У тебя - кабинеты, клубы, рестораны, пустые встречи,
От усталости ты под вечер прижимаешься лбом к стеклу.
Белый город танцует румбу, белый город сжимает плечи,
Мертвый свет от неона - вечен. Словно призраки - на полу.
Объясни мне, что с нами было. Расскажи мне, что с нами стало.
Почему нам и счастья мало? Почему нам всегда - бежать?
Я к тоске поднимаюсь в лифте под огнями рекламных вставок,
И неон меня провожает -
до последнего этажа.
Man Upstairs
Эти слова ничего не значат. Воздух, как серый клей.
Я пожелаю тебе удачи. Что же, иди смелей.
Среди пустых сигаретных пачек падай монеткой ниц.
Время придет и еще заплачет злой и надменный принц.
Я точно голем не знаю боли - глина, песок, зола.
Птица в вольере так хочет воли, неба не из стекла.
Кто ее пустит, кто ей позволит бросить хрустальный ад?
Перья забрызганы ржой и кровью, в ней голоса молчат.
На берегу перед древним замком кружит соленый снег.
Волны приходят к меловым скалам, эхом звучат во мне.
Дай птице неба, ей будет мало клеток и темноты -
Я на колени покорно встану у ледяной воды.
Farewell
давай пускать с причалов голыши,
и пусть причалы эти разделяет
пять тысяч миль и между - ни души.
в апреле будет солнце, лед растает,
но что тебе? ты станешь вечным Каем
в стране зимы. мне больше не пиши.
ну вот и все. прощаний не люблю,
оставь их тем, кто рвется попрощаться.
покинувшему порт мой кораблю -
тебе - желаю курса, ветра, счастья,
голландий новых, радостно смеяться
и пересечь экватор к декабрю.
Воскресенье
Давай, расскажи о том, как с тоской знаком,
Как грусть запивают водкой и коньяком,
Как двое гуляют вечером под зонтом
И больше не разговаривают потом.
Давай, объясни, как лучшие предают,
Как мучат и, насмехаясь, в тебя плюют,
Как прошлое обращают в гнилье и ртуть,
И "буду с тобою вечно" в "когда-нибудь".
Давай, покажи, как много у нас долгов,
Оставленных станций, брошенных берегов,
Спасительных баров, топящих кабаков,
Случайных постелей, делящих на врагов.
Давай, расскажи о том, как с тоской знаком,
Как здесь по стеклу разбитому - босиком,
Как хлопает дверь, отдавая в виски щелчком,
И больше уже не думаешь ни о ком.
Ареццо
Когда-нибудь туда вернуться, увидеть снова твой Ареццо?
Мне снятся лица, что смеются. Я слушаю как бьется сердце
В бетоне города. Дороги - круги асфальтовых волокон,
И выглядят как эпилоги ряды слепых воронок-окон.
Ты подарил мне вечный праздник быть нелюбимой, но влюбленной.
Мы станем говорить о счастье среди немых багряных кленов,
А первый снег тряпьем атласным застелет черные ограды,
Небо расчистится, и красным прольется в окна кровь заката.
Седой январь начнет со скерцо свои сезонные гастроли.
Нам не вернуться. Твой Ареццо - туманный призрак, мера боли.
Тебе все кажется, что сдаться намного проще. Ты отчаян.
Но колыбель будет качаться, пока рука ее качает.
КАЛЛИГРАФИЯ
Напиши мое имя лазурью на теле, здесь так любят эффектные, странные жесты.
Мы проснемся в далеком испанском отеле. Будет небо расплавлено после сиесты.
Мандариновый глянец и кисть винограда, на цветочных обоях пробел от распятья -
Мы пойдем танцевать под огнями эстрады, я надену короткое красное платье,
Я забуду о прошлом, циничном и пошлом, так легко быть счастливым, так страшно - забытым.
Пусть фламенко напомнит о чем-то хорошем, и пусть ночь начинается джазовым ритмом.
Мы проснемся другими, светлее и лучше, золотистые тени с пустых фотографий.
Выводи мое имя кистями и тушью, словно это не буквы, а вязь каллиграфий.
В черноте переулков осенних качели всё несчастно скрипят в унисон с благовестом.
Напиши мое имя лазурью на теле. Здесь так любят эффектные, странные жесты.
ГАНГ
Он видит во сне латунные воды Ганга,
Печальную женщину в ярко-лиловом сари,
Плетеную мебель - теплый узор ротанга,
Здесь пахнет жасмином, тмином, любовью, карри.
Он видит во сне детей на коленях Будды,
Под небом закатно-спелым, как плод граната.
Здесь нет виноватых, законов, продажных судий.
На этих ступенях сам бог засыпал когда-то.
Я вижу во сне, как брат убивает брата,
И небо рядится в дым, что священник - в ризу.
Не надо о Ганге, нирване. Прошу - не надо.
Давай помолчим и выключим телевизор.
СОКОЛЬНИКИ
Сергею Уллену
Лети, мой листопадовый, лети.
Аэропорты в осень не закроют.
Мы яшмовые пешки в черном строе,
Шинельные сердца в чужой груди,
И все, что с нами было - позади.
Лети, мой многоладовый, лети.
Я буду приходить к твоим мостам
Я стану пить латте в нашей кофейне,
Искать простую магию в глинтвейне,
И говорить норвежским поездам:
Надеюсь, он забудет меня там.
Дыши, мой никотиновый, дыши.
Теперь, когда мне хочется смеяться.
Мой шумный город - сцена для паяца,
Венецианский красочный палаццо,
И в нем идет аукцион души.
Одна надежда, что устанет зал
Смотреть свою комедию дель арте.
Нам выпадет Повешенный на карте,
В каком-нибудь мимозно-стылом марте
Все будет так, как ты мне предсказал:
Мы встретимся в Сокольниках. И нас
Не обвинят в постельном эпизоде.
Чужие, незнакомые и вроде
Одетые почти не по погоде,
Друг друга не окликнем, разойдясь.
МЕЛ
Золотые бросай динары, посмотри, как закружат пары
Музыкантов моих гитары - здесь никто не танцует вальс.
Там на юге растут чинары. Сердце бьется в груди до жара.
Я из прошлого уезжала. Это время играет в нас.
Для него мы всего лишь шашки, из дешевой пластмассы плашки.
Целишь в дамки? Ему не важно - разозлится, смахнет на пол.
Ближе к телу свои рубашки? Я тебе докажу однажды:
Черт и ангел едины в каждом, словно Леннон и рок-н-ролл.
Среди красных китайских джонок ты смеешься, как мальчик тонок,
Словно флейта от бога звонок, одинок, независим, смел.
Я везу тебе самородок. На просмоленных крыльях лодок
Три шамана вплывают в город и судьбы рассыпают мел.
ОЗЕРО
Сергею Уллену
Мне быть тебе вечной нежностью, осенней, кленовой, алою,
Твоим королевством брошенным, княгиней на дне реки.
Тебе быть моей заснеженной могилой под пьедесталами,
Куда лягу я усталая, мучительно сжав виски.
Какие же мы посредники? Мы стерхи на черном озере.
Мы даты надгробий стертые. Уходим, и нам пора.
Надежда у нас последняя, на фоне рассветов розовых,
Как свечечка в доме мертвого, горевшая до утра.
СКАРЛЕТТ
Ты не плачешь, Скарлетт. Здесь седым дождем
Нас встречает утро бесконечных прерий.
Мы устали в сказки и в легенды верить,
Нам бы только слышать, как свивает время
Одинокий ветер, и рокочет гром
Над ирландским морем, там, где черный клиф
Поднимает стены над пустым заливом,
И приходят волны в танце торопливом.
Я не сплю ночами. Мне бы стать счастливым,
Журавлей бескрылых в небо отпустив.
Ты смеешься, Скарлетт. Мы как птицы дней,
Лихорадок черных, золотых туманов.
Наши мысли - буря, наши души - раны.
Мы с тобою скальды, брахманы, шаманы.
Там, где мы кочуем, ночь всегда темней.
Там, где мы проходим, расцветает дрок,
Желтым светом пустошь поджигает пламя.
Мы с тобою - тени, и отлично знаем,
Почему другие не уходят с нами
По асфальтам этих в никуда дорог.
ГИТАРА
Время нарушить карму, старый сменить маршрут.
Где-нибудь под Локарно яркий снимать салют,
Думать о том, что будет тысяча ясных дней.
Всё, что тебя не губит, делает лишь сильней.
Чем мне гордиться? Только между страниц билет,
Средь некурящих столик, красный июльский свет,
Древняя турка, кофе, над тишиной - прибой.
Я как гитара в кофре - просто возьми с собой.
ДО РАССВЕТА
Не оставляй меня здесь в черноте.
Город не тот, люди тоже - не те.
Я, как солдат на последний черте,
Только секунды считаю до взрыва.
Что ни шагнешь - из окна, с этажа.
Кто тут судья твоего мятежа?
Люди так любят винить и решать.
Мне же хватает проснуться счастливой.
В кукольном доме, фанерном мирке
Лжешь, предаешь и всегда налегке
Сердце чужое уносишь в руке -
Куклы тебя не притащат к ответу.
Не оставляй меня здесь в пустоте.
Боги всегда на виду - на кресте.
Поговорим и найдем сотню тем,
Чтобы курить
и молчать до рассвета.