Леха потянулся. Сон в электричках никогда не нравился ему - только вечный недосып и нудная серая картина за окном, изредка украшенная безобразными прокоммунистическими граффити позволила ему ненадолго отречься от мира поезда в пользу плеера и беспокойного сна, дарящего деревянное ощущение во лбу. Голова побаливала, шея свисала с прикрытого волосами затылка большой ноющей свинцовой болванкой. Он открыл глаза и стал осматриваться вокруг - полупустая электричка вяло несла своих немногочисленных невзрачных пассажиров в серую осень, под ногами слегка потрескивали осколки выбитого кем-то стекла, по полу печально позвякивая каталась изнанная кем-то из жизни пустая пивная бутылка. Единственным проявлением жизни являлась подпитая компания, сидящая ерез четыре сидения от Лехи. Четверо молодых людей подмосковного вида, слегка поддатые негромко гоготали над историей, рассказываемой им сидящей с ними девушкой. Но Лехе подобные компании не нравились - он побаивался короткостриженных подмосковных молодость, так как знал их нелюбовь к московским металлистом, к стану которых он гордо себя относил. А потому неприязненно взглянув на улыбающуюся девушку и поморщившись, когда один из молодых людей довольно грубо обнял ее, он перевел взгляд за окно. Там правда картина была еще более безрадостная - слегка припорошенные суховатым последним весенним снегом, вернее даже инеем, серые и голые деревья, так измазанные железнодорожной пылью, что их порду сложно было определить на неискушенный лехин взгляд, не внушали оптимизма. Мимо уныло проплыла какая-то платформа, оборудованная ободранной будкой кассы и оставляющая впечатление полной заброшенности. Леха поежился - не любил он электрички за их унылое передвижение. Метро, к которому он привык с детства мчало его почти стольо же по времени, но не успевало так вымотать своей неторопливостью. Он открыл припасенную в рукаве бутылку пива и отхлебнул первый - отдающий металлом крышечки глоток. Женщина, сидевшая на соседней скамейке неодобрительно провела по нему взглядом, но Леха уже давно не обращал на подобное внимания. Сейчас его больше занимал вопрос - как выпить пиво до станции, чтобы встретившись с любимой не дышать на нее пивным перегаром. Крупными глотками он вливал в себя этот напиток - "Балтику 9", сулящий ему крсноречие, фантазию и немного оптимизма на встрече. Он не любил употреблять алкоголь - от той же девятки болела голова, да и ощущение легкого опьянения не нравилось ему, но девушка не должна скучать, а трезвым он не будет в том состоянии, чтобы быть источником положительных эмоций. Он давно заметил - если тее самому плохо, то общающемуся с тобой человеку поневоле передастся твоя тоска и хандра. Поэтому "балтика" крупными глотками полилась в желудок, подготовленный для этого сосущим чувством тоски по прежней веселости. За последнее время Леха сильно сдал - куда-то подевалась его прежняя игривость, чувсво юмора, остроумие, начали появляться паузы в разговорах, он перестал понимать многие шутки. Он еще старался по инерции поддерживать себе имидж балагура и весельчака, он прежнего полета в этой вроде бы и приятной области общения он не видел. Скорее это напоминало ему идущего на автомате бурлака, тянущего свою лямку и уже не обращающего внимания на окружающее - погруженного в себя и не реагирующего даже не собственное имя. "Девятка" вязко укладывалась в желудке, тихонько пустив Лехе в голову легенькую волну, отдавшуюся в ушах. Он попробовал улыбнуться - пока еще не получалось. Мозг еще должен войти в режим оптимизма. А пока Леха даже слегка наслаждался тем естественным для него состоянием заторможенности мыслей и чувств. Последнее время это состояние стало для него естественным - он устал от суеты мира, устал искать себе приключения и развлечения. А потом вдруг встретил ЕЕ. И обнаружил. что уже плохо умеет даже разговаривать - он не улавливал той энергии, не ухватывал ту ниточку веселости, так необходимую для разговора. Но в присутствии ЕЕ - ему было настолько уютно и тепло, что он решил во что бы то ни стало быть ей интересным - только бы почаще быть с ней. Это тяжело ему давалось - они были слишком разными людьми и его слабенькой энергетики не хватало для этого. Тогда он вспомнил, что его прежняя веселость может возвращаться под небольшими дозами алкоголя. Это был неутешительный вывод, но тем не менее действенный - алкоголь убивал в нем скованность, заставлял его лицо улыбаться, убирал на задний план отчаяние и сам подсказывал ему нужные слова. Поэтому он стыдился этого, но продожал пить перед встречами. Возможность увидеть в ЕЕ глазах хотя бы маленький кусочек льда, называемый скукой или безразличием заставлял его передергиваться - он поинмал ,что не сможет терпеть эту выгрызающую сердце боль, которая появится у него, как только он покажет ей свою искреннюю занудность - в нем ведь нет той энергии, котоаря нужна ей. А значит оставалось давать то, что было - это унижало его и ее, но он ничего не мог поделать.
"Балтика 9" печально звякнула о пол, когда он грузно наклонившись и скрипнув всеми складками косухи, поставил ее на пол к стенке. Он прикрыл глаза, зная, что сейчас эффект от выпитого распространится по его тело в течение двух минут. Он приготовился почувствовать ватные обьятия алкогольного отупения в голове, и стал представлять себе ЕЕ. Первая тень улыбки пробежала по его губам. "Ничего" - подумал он, "Все еще можно наверстать. Все еще можно вернуть. Любовь еще можно завоевать." Тихий внутренний голос убеждал его в обратном, обьяснял, что он не сможет завоевать сердце женщины, для общения с которой ему приходится пить, отговаривал его от встречи, умолял бросить эту идею... Но ватные лапы уже тронули его голову, а жесткий стержень сознания приобрел плюшевый чехол и перестал торчать в его душе, кака палка. Улыбка появилась на его лице. Через три минуты будет станция, где его будет ждать Она. Он решил просидеть до самой станции с закрытыми глазами. И не видел, как улыбка его превратилась в гримасу - маску болезненного отупления. Маску, держащую в себе смех сквозь слезы. Маску, созданную им, и надетую им добровольно, как добрый хозяин одевает на своего пса ошейник из соображений безопасности. Музыка из плеера ласкала его уши, перед глазами уже стоял образ любимой, а маска становилась все веселее и веселее, пока озабоченное Лехино лицо не растворилось в этой идиотской ухмылке. И тогда двери поезда раскрылись. Веселый парень в косухе сдирая наушники выбежал на перрон.