Маленький Вася издал душераздирающий вопль, злостью звенел его голос, и сквозь заплаканные глаза тускло светила ненависть. Горечь и обида, жалость и проклятие слились в нем воедино. Мир повернулся к нему своей отвратительной изнанкой, предоставляя ребенку воочию лицезреть жестокость свершившегося факта. Папаша просто не знал, что сказать своему горячо любимому сыну. Его лицо приняло выражение глупейшей бессмысленности, глаза смотрели испуганно. Он пытался выговорить что-либо внятное, объяснить ситуацию (выгородить себя перед ребенком), но вместо этого с губ слетали только какие-то бессвязные, совсем неубедительные бормотания. После того, как малый закричал первый раз, все вокруг стихло, погрузившись в томительное безмолвие. И папин лепет уже никак не мог повлиять на то, что весь мир изменился, окончательно и бесповоротно.
Отец стоял посреди кухни, от него пахло пивом, в руках он держал блестящий мельхиоровый половник. В нем съеженным беззащитным комочком лежал, сваренный заживо, попугай. Его звали Кеша. При жизни он был шумной и говорливой птицей, возможно, чересчур любопытной. От его прежнего яркого оперения не осталось и следа. Он весь был покрыт томатным соусом, глумливой насмешкой смотрелся лист петрушки, прилипший к его клюву. Вася завопил снова, правда, теперь это уже был крик, в котором отчетливо сквозили упрек, обвинение, приговор. Он подбежал к отцу и с ненавистью, стараясь причинить ему боль, попытался ударить его, по-настоящему, по-взрослому, словно врага! Папа, конечно, обнял сына, крепко прижал к себе, начал успокаивать. Но ребенок не унимался. Он, задыхаясь, выл и ругался, клялся, что никогда - никогда - никогда этого ему не простит!
После всего пережитого, включая скандал, который он закатил родному отцу, малыш духовно и физически обессилил. Папа уложил его спать. А Кешу аккуратно завернул в чистую тряпочку и положил на подоконник. Весь кошмар произошел в выходной день. Ближе к обеду. Мама должна была вот-вот вернуться из парикмахерской. Старший брат Иван уехал на областные соревнования по боксу.
Отец молча сидел возле кроватки сына. Вася постоянно ворочался. Возможно, переживание его было настолько сильным, что смогло уже за порогом сна воплотиться в какое-нибудь ужасающее видение. Спящий малыш, чуть приоткрыв рот, тихо нашептывал имя своего погибшего друга: "Кеша, Кешенька, Кешка...". Отцу тоже было жалко попугайчика, ведь он сам подарил его малому в день рождения, полтора года тому назад. Но еще больше папаша волновался за сына, который пережил шок.
"Вот, Кешка дурак, - думал он, - это ж надо, угодить прямо в кастрюлю с борщом!" Отец в своей памяти постоянно восстанавливал картину происшествия.
Вероятно, события развивались следующим образом. Птичку выпустили из клетки. Она беззаботно порхала по всей квартире, беспрепятственно перелетая из одной комнаты в другую. Затем, облюбовав люстру, она грациозно чистила свои зеленые перышки. В общем чувствовала себя вольготно и даже по-хозяйски. "Кешка хор-ро-ший, Кешка хор-ро-ший", - произносил попугай, смешно картавя человеческие слова. "Кешка, лети ко мне!" - взвизгивая от радости, кричал ему Вася. Отец вспомнил, как попугай спикировал ребенку на плечо, посидел там немножко. А спустя некоторое время перелетел на стол, где принялся выискивать хлебные крошки, оставшиеся после папиной трапезы. Отец внимательно наблюдал за птичкой, сидя в мягком кресле. "Хороший Кешка, умный, только бы не насрал..." - думал про себя папаша, допивая третью бутылку пива. Тут батя вспомнил, что борщ, который он поставил разогревать на плиту, наверняка уже давно закипел. Эта мысль побудила его тот час же ринуться на кухню. Вася и Кешка остались в комнате одни.
Зайдя в кухню, отец первым делом выключил кастрюлю, которая сотрясалась на плите от перегрева. Сняв крышку, он отвернулся, чтобы найти половник и подвинуть поближе пару глубоких тарелок. В этот самый момент батяня услышал странный звук, природу которого он сразу определить не смог. Все произошло очень быстро, словно в старинном американском мультфильме. Отец резко повернулся. Крышка звякнула в его руке. Затем нечто странное булькнуло прямо в кастрюле. Отец, так и не поняв, что же все-таки произошло, накрыл борщ крышкой. И тут маленький Вася, прибежавший из комнаты и на мгновение застывший между плитой и холодильником, издал душераздирающий вопль... До папаши наконец дошло! "Боже, что я натворил! - подумал он. - Ведь там Кешка... Боже, я его сварил!..." Дрожащими руками отец снял крышку, половником выловил птичку. Кешка был уже мертв. Возможно, его пернатая душа (или эфирное тело) еще несколько минут (потустороннего времени) барражировала по кухне, ничего не понимая.
Пока отец сидел у изголовья сыновней кровати, маленький Вася видел мрачный сон. Его сюжет был невыносим для детского сознания и обладал массой нелицеприятных подробностей. Во сне ребенок отождествил себя с животным, а точнее, с некоей сказочной птицей. Сначала ему казалось, что он, широко раскинув огромные крылья, парит над бескрайней степью, поросшей черным ковылем, солнца не видно, а небо усыпано коричневыми облаками, от которых веет омерзительным смрадом. Он хочет приземлиться, но не может. Все попытки безрезультатны. Птичье тело не слушается его, оно ему противно и практически неуправляемо. Малыш испытывает страх, впадает в отчаяние. Пытается позвать на помощь маму. Плачет. Дыхание перехватывает. Судорогой сводит горло. И только протяжный звонок "динь-динь-динь" в дверь вырывает ребенка из объятий сновидческого плена. Отец устремляется открывать входную дверь - это мать вернулась из парикмахерской. Малыш вздрагивает. Медленно открывает глазки. Он с содроганием сердца вспоминает о своей сегодняшней утрате. Из прихожей доносится оживленный шепот, - это папа вводит маму в курс дела.
Сразу после папиного доклада в комнате сына появляется заботливая мамаша. Голову ее украшает модная прическа. Лицо пропитано неподдельным сочувствием. От нее исходит приятный аромат духов. Она нежно, словно волшебная фея, обнимает маленького Васю. "Василечек мой, ну не плачь, - обращается к нему мать, - мы похороним Кешку с почестями... я уверена, он уже на Небесах!"
Ребенок наклоняется поближе к маминому уху и начинает нашептывать ей, "кто же во всем виноват". Он рассказывает маме, как на его глазах подвыпивший папаша сначала бьет Кешку крышкой по голове, затем, вместо того, чтобы сразу извлечь обварившуюся птичку из кастрюли с кипящим борщом, он зачем-то плотно накрывает кастрюлю и только спустя несколько минут вылавливает половником его окончательно сварившийся труп. Мама внимательно, не перебивая, выслушивает сына. А затем, выдержав многозначительную паузу, говорит:
- Ведь ты уже большой мальчик и должен понимать, что все, что произошло с Кешкой, - это просто несчастный случай! Ведь папа переживает не меньше твоего! Неужели ты думаешь, что отец специально ударил Кешку? (Ребенок молчит, злобно сжимая губы). Тебе, конечно, жалко Кешку, но по отношению к папе ты не прав. А сейчас пойдем пить чай, я купила к нему твой любимый зефир в шоколаде.
- Хорошо, пойдем, - всхлипывая, соглашается малыш, - а ты точно думаешь, что Кешка на Небесах?
- Да я просто уверена в этом! - восклицает мамаша.
-Да, да, ведь попугаи очень одухотворенные, вполне разумные птицы, - поддакивает папаша, смущенно вошедший в комнату.
Маленький Вася смотрит на родителей грустными глазенками. Его ненависть к отцу начала потихоньку испаряться, переходя в чувство терпимой неприязни. Оба родителя радостно ему улыбаются, так, словно не видели его целую вечность, а потом вдруг встретили навсегда.
Вечером вся семья собралась в гостиной за большим столом. Мама заварила свежий чай, достала бутылку кагора и приготовила праздничный пирог. Иван приехал с соревнований очень уставшим и жутко счастливым. Под глазами старшего брата запекшейся синевой мерцали фингалы. Но дух Ивана торжествовал, ибо область покорилась его несгибаемой воле. Страшная весть о том, что Кешка погиб, пробудила в нем скорбь. Однако она не смогла затмить того преизбыточного счастья, которое огнем победы пылало в его неукротимой душе. Папа поднял первый тост за своих ненаглядных сыновей. Взглянув на батю, маленький Вася понял, что любит его.