Я прибыл на место. Фабрика слабо вычерчивалась в сумерках. Я различил два тяжелых силуэта труб, исторгающих дым. Трамвай захлопнул двери и укатился прочь, звеня. Я посмотрел вслед точке, исчезающей в стороне многочисленных городских огней. Над головой разворачивалось желто-серое покрывало. Я стоял перед ржавыми воротами, собираясь с мыслями - они мне скоро пригодятся. Рядом приходилась деревянная дверца, совсем небольшая, мне по грудь. Никаких других способов проникновения за ворота я не нашел. Высокий кирпичный забор простирался на километры; я не видел ни начала, ни конца. Завывал ноябрьский ветер. Меня окутывало только мерзлое поле. Стемнело.
Автомобиль. Я прислушался. Где-то в стороне, но как будто совсем рядом. Кто-то хлопнул дверью; автомобиль укатился прочь. Я дотронулся до лица, на несколько секунд сомкнул глаза. Нет времени отдыхать.
Я поправил шляпу, переложил трость в левую руку и, склонившись к дверце, размеренно постучал три раза. Никакого ответа. Я постучал еще. Снова тишина. Я повторил действие и приложил ухо к двери. Наконец, послышался слабый звук шагов; кто-то шел к двери издалека. Шаги становились громче, и я удивился широте эха: словно за дверью простиралась огромная зала со сводами. Я слабо различил недовольное бормотание. Мне почему-то подумалось, что так может ворчать только мерзкий гном с грязным колпаком на голове. Я убрал ухо и стал наблюдать за дверцей. С минуту подождал. Потом, не удержавшись, снова приложил ухо и вдруг с испугом отпрянул. Меня как током ударило: голос был прямо за дверью, по-прежнему что-то бормотал на неизвестном языке, причем как-то неестественно громко. Я перевел дыхание и выпрямился. Послышался звон металла и поворот ключа. Дверь открылась, мне в глаза ударил яркий свет фонаря.
Я прищурил глаза и различил пожилую женщину. Она пристально всматривалась в мое лицо. В левой руке она держала старую керосиновую лампу - прошлый век. На носу сверкнули очки. Я заговорил первый.
-Добрый вечер.
-Добрый, - прозвучал ее голос, чуть хрипловатый, скорее сонный; лица ее я не видел.
-Я тут...прибыл.
-Хорошо, - ответила она.
-Так я войду, - сказал я, тщетно пытаясь заслонить рукой свет.
-Пропуск?
-Вы не поняли, мне назначено...я пианист.
Видимо, она колебалась.
-Без пропуска не положено, - ответила она, - но вы можете пока подождать в приемной. Прошу.
Она посторонилась и пропустила меня. Я вошел в кромешную тьму. Пахло плесенью. Она закрыла дверь, немного повозившись: очевидно петли были расшатанными.
-Вы закрыли? - спросил я.
Она выпрямилась в полный рост. И теперь, как это ни странно, я отчетливо мог видеть ее лицо, лампа уже и не мешала, хотя сила света не изменилась. Передо мною стояла женщина лет тридцати пяти. Поверх ночной сорочки была накинута старая куртка. Лицо женщины показалось мне чересчур бледным. Распущенные темные волосы спадали на плечи. Она посмотрела на меня. Под глазами обнаружились две сеточки мелких морщинок.
-Закрыла. Вы хотите уйти?
-Нет, я же только приехал.
-Приехали, - зачем-то повторила она и посмотрела как будто мимо, или на мое ухо, трудно сказать. - Идите за мной.
Мы двинулись вперед. Я наблюдал ее спину. Она передвигалась необычной семенящей походкой, обычно так показывают в мультфильмах. На ходу я решил осмотреться, но тщетно: свет лампы терялся в темноте. Невольно я вспомнил, как звучали шаги женщины, когда я был еще на улице - это не подходило к теперешнему глухому звуку. А когда взгляд мой упал на ее тапочки, я совсем озадачился. Но, все же, решил не зацикливаться, отбросив ненужные мысли.
-Мне нравятся ваши усы, - вдруг сообщила она.
-Спасибо..., - машинально ответил я, но тут же осекся, - но я без усов.
Она обернулась и посмотрела на меня, сморщив лоб.
-Без усов? Ах, да..., - она снова смотрела вперед. - Это ничего...мне показалось.
-Знаете, вы ведь тоже мне показались другой, там, у двери. Я долго не мог разобрать ваше лицо.
Он вздохнула.
-Там и здесь - совсем разные вещи. Не переживайте. Думаю, сейчас вы отдаете себе отчет, что перед вами совсем не дряхлая старуха, - сказала она с какой-то странной, почти неуловимой интонацией, словно она и не верила, что я мог подумать такое.
-О, да, конечно...
-Это ничего, - сказала она, и я вздрогнул, - сейчас доберемся до приемной, там увидите. Это вопрос времени. Привыкните.
-Простите, но мне кажется, вы дверь не закрыли, - сказал я.
-Закрыла.
-Но как же? Где же ключи?
-А вы видели замок на двери?
-Нет...кажется...
-Так что вы мне про ключи толкуете?
-Но как же? А запереть?
-А-а-а! - протянула она. - Я же сказала, поживете у нас, привыкнете...вы ведь пианист?
-Пианист. Но какое это отношение имеет к двери? Каждый ведь может войти. Почему вы не заперли? Надо запереть. Хотя бы подпереть чем-то. Что ж это за фабрика?
Я вдруг совершенно ясно почувствовал, что она улыбается, причем как-то странно, неприятно. Она как будто излучала странность; я ощущал это каждой своей клеткой.
-Вы слышали, как звенят ключи, - спокойно произнесла моя спутница.
Действительно, слышал. На лбу у меня выступила испарина, стало немного тошнить. Она разговаривала со мной, не поворачивая головы, и я никак не мог хорошенько разглядеть ее лицо.
-Не переживайте, - сказала она, - скоро будем на месте. Вы человек творческий, эмоциональный. Смотрите, пяти минут не прошло, а вы уже активно участвуете в жизни фабрики. Странно даже, что вас направили в художественную самодеятельность; я бы вас рекомендовала куда-нибудь повыше, например, в службу безопасности. Начали бы мелким сторожем, потом, глядишь, дослужились до вахтера. Правда, не думаю, что начальство отдела по распределению кадров поставит на столь ответственную должность человека с улицы, тем более пианиста.
-Очевидно, по этой причине меня туда и не направили, - сказал я.
Она чуть удивленно на меня взглянула. "Уже во второй раз соизволила обернуться", - злостно подумал я, недоумевая, почему меня трогают все эти мелочи. - Наверное, действительно, надо привыкнуть к здешнему окружению".
-От того, какое мнение составит о вас вахтер, многое зависит в дальнейшей вашей работе у нас. Не думайте, что завтра вы будете пить коньяк с помощником звукорежиссера, или даже с уборщицей ваших апартаментов. Это долгий путь; вы лишь самая низшая ступень, пустое место, пыль. Сейчас, вам не доверят даже швабру. Но, как я и говорила, все приходящее; трудитесь на благо фабрики, работайте над собой, и вы привыкнете! И с людьми здешними подружитесь. Вот мы и пришли, прошу в мои скромные комнаты. Чувствуйте себя как дома.