И почему, собственно, "у Адониса"? А не какой-нибудь "Золотой фазан" или хотя бы "Приют Меркурия", если уж так потянуло на мифологию? Все-таки имя нежного бога язычников-хромантов на вывеске купеческой гостиницы довольно странная штука. Но постепенно вопросы отпали сами собой. За время блужданий по переулкам мне попалась таверна "Счастье Листригона", гостиница "Лимб", и тоже вроде гостиница, но судя по околачивавшимся по соседству потрепанного вида гейшам, обычной притон с многообещающей вывеской - "Роща Фурий".
Так что мой "Адонис" на общем фоне выглядел на редкость благожелательно. По крайней мере, с кухни доносились ароматы не прогорклого масла, а тушеного мяса. И из живности не наблюдалось никого мельче двух упитанных кошек, вольготно расположившихся на стойке.
Хозяин (улыбчивый кудрявый здоровяк, представившийся, честное слово, Адонисом!) без лишних проволочек дал ключи от комнаты, пообещал присмотреть за Грессом, посвятил в подробности недельного меню и без запинки отбарабанил перечень караванов на ближайший месяц по всем направлениям.
Не успела я выговорить "Аполис", как широкое лицо хозяина гостиницы осветилось просто-таки лучезарнейшей улыбкой:
- О, вот это везение! Прямо в точку. Эти сегодня, как раз в четвертую стражу, отправляются. Сейчас же договорюсь со старшиной.
...А до вечера оставалась еще уйма времени. Список мелочей, жизненно необходимых начинающему путешественнику, исчерпался на удивление быстро. И не придумав ничего лучшего, я отправилась бесцельно бродить по городу, глазея по сторонам и не отказывая себе в скромных радостях заменить завтрак-обед и ужин, заодно, купленными у разносчиков финиками, цукатами и халвой. Когда от сладкого начало мутить, а вид кондитерских стал вызывать приступы тошноты, на глаза попалась витрина с дорожными плащами всевозможных форм и фасонов. Начиная от обычных суконных, и заканчивая творениями эльфийских мастеров - тончайшими, шелковистыми, струящимися наподобие тумана. Больше напоминавшими оперение птицы феникс, нежели дорожный аксессуар.
Любуясь этим великолепием, я и не заметила, как в голову прокралась свежая мысль. Провинция - провинцией, но вряд ли шерстяные бриджи и туника грубой вязки могут считаться подходящей экипировкой для советника по этикету. И нужно бы с этим что-то сделать. Вот только что, я понятия не имела. В обычной жизни я с одеждой я особенно не заморачивалась, довольствуясь школьной формой, и из модных идей в памяти всплыла только дурацкая фраза: "Коричневый - показательный цвет сезона". Наверное, стоило бы девчонок расспросить, что, вообще, нормальные люди сейчас носят...
А, ладно, я же работать еду, а не развлекаться. Не мудрствуя лукаво, в первой же попавшейся лавке купила коричневое бархатное и, судя по декольте, вечернее платье. Но, увы, одно тянет за собой другое. Стало очевидно, что ко всему этому жизненно необходимы сумка, перчатки, пелерина, туфли. Последнее было уже совсем серьезно.
Наконец, после изматывающих скитаний от лавки к лавке, удалось найти даже их, правда на высоченном каблуке и размера на полтора больше. Но все остальное, оказавшееся моего размера, составляя детские веревочные сандалии и астрономически дорогие комнатные тапочки, отороченные розовыми перьями. Они выглядели, конечно, эффектно, но, к сожалению, слишком вызывающе. А вот туфли были то, что надо. Только, увы, спадали при первой же попытке оторвать ногу от пола. Понаблюдав за моими мучениями, продавец не выдержал и предложил дать ваты. Засунув с полкилограмма которой в носок, я смогла, наконец, пройтись по магазину, не теряя обувки. На этом галантерейную каторгу было решено считать закрытой. И с чувством выполненного долга и полудюжиной разноцветных свертков я отправилась восвояси.
Во дворе гостиницы царила несусветная толчея как на базаре в воскресный день. Человек двадцать, судя по оранжевым капюшонам, купцов перекладывали, привязывали, пересчитывали тюки, мешки, бочонки, коробки и ящики. Придирчиво проверяли упряжь, состояние повозок, успевая одновременно кричать, спорить и возмущаться.
- Опоздала? - вздрогнула я, наткнувшись в толпе на трактирщика с Грессом на поводу.
- Да ну, выезд еще часа через полтора - успокаивающе махнул рукой Адонис.
- Это они заранее панику поднимают, на всякий случай. Сейчас соберутся, договорятся кто за кем, где, чьи повозки и товары, потом будут опять ругаться и выяснять, кто же всех задерживает. Еще и на ужин времени хватит. Только коня лучше на место поставить заранее, после суматохи будет в два раза больше - оптимистично заметил Адонис и ловко обогнул слугу с кипящим чайником, опасливо пробиравшегося сквозь бурлящую толпу. Я потянулась следом.
Адонис остановился возле седоватого купца с широким обветренным лицом. Не иначе, как самого хозяина каравана прикинула я, оценив уверенную осанку и то, с каким небрежным достоинством он носил заколотый тяжелой золотой брошью оранжевый капюшон. Словно непоколебимый утес, он возвышался посреди бушующего моря караванщиков, резким звучным голосом отдавая отрывистые приказания-поручения. Слуга с чайником пытался обойти его с фланга, никак не мог выбрать момент и нерешительно топтался за спиной.
Заметив Адониса, старшина степенно кивнул ему:
- Само собой, конечно, как и договорились. Слушай, а ты был прав. Не конь, а подарок!
И действительно, полюбоваться было на что. Чтобы не ударить лицом в грязь перед высокогорными соседями, школа расщедрилась на настоящего агасского скакуна. И даже с подходящей сбруей.
- Нет, каков красавец, а!? - восхищенно прищелкнул языком купец.
- И не говорите! Красота! Прелесть! Ну что лошадка, с нами поедешь?- восторженный голос принадлежал странному субъекту в мутных очках, прижимавшему к груди растрепанную пачку листов, испещренных пометками и росчерками.
- Поедет, поедет, у тебя же записано. Ты не отвлекайся. Как там меха, упаковали? - недовольно поморщился старшина.
Хорош, как нарисованный! Чувствую, мы подружимся, - не обращая внимания на тон начальника, писарь заливался соловьем и даже фамильярно потянулся похлопать Греса по боку.
Но у Гресса на этот счет имелось другое мнение. Вскинув голову и оскалив зубы, он угрожающе всхрапнул. Это заставило писаря отдернуть руку, хозяина каравана хмыкнуть, а непоколебимый Адонис только незаметно перехватил узду покрепче.
- Хорош, то хорош, но, видать, с норовом! - обижено заметил писарь, моментально теряя интерес к "лошадке".
- У нас тут вот проблемка небольшая с солониной намечается - и, стараясь не приближаться к Грессу, он зачастил что-то о повозках, багаже и очередности погрузки тюков.
Слуга с чайником, наконец, решился и начал протискиваться за спиной главы каравана.
- Адонис, а клиент-то когда подойдет? Не опоздает? - озабоченно поинтересовался вернувшийся к прозе жизни купец.
Да ни в жизнь! - коротко хохотнул Адонис и вытолкнул меня вперед: сударь Хоакин - госпожа Л. эль Сон. Госпожа Л. эль Сон - сударь Хоакин.
И на лице упитанного Адониса нестыдливо засияла неприкрытая радость, из-за того, что он, наконец-то, избавился от всей этой официальной тягомотины. А вот купец откровенно скептически окинул меня прищуренным взглядом:
- Ой, какая маленькая! Да у меня и лошади такой нет. Ладно, разберу в повозке, авось место немного найдется. Только мы опаздываем - поедем быстро.
- Прекрасно. Мне и надо быстро. До Аполиса за неделю, надеюсь, доберемся? - Еще чего не хватало ехать как багаж!
- Да, так и есть - встрял вездесущий писарь - Вот нашел, ммм, оплачено вперед. Так... до Аполиса. г. Эль-эль-Сон со своим транспортным средством!
- Именно. Так что за повозку спасибо, но я уж как-нибудь верхом. - Процедила я как можно холоднее и похлопала Гресса по шее.
Что? - глава купцов от удивления резко обернулся, выбив из рук слуги горячий чайник, содержимое которого неминуемо должно было оказаться на его внушительном животе.
Забывшись, я щелкнула пальцами, и под ногами старшины разлетелся на осколки кусок льда вперемешку с обломками керамики.
Когда суматоха немного улеглась, на лицах присутствующих большими буквами появилась надпись "Ведьма!".
Черт, с инкогнито было бесславно покончено. И, судя по всему, на компанейских попутчиков рассчитывать мне явно не приходилось. Благодарность благодарностью, но в народе мы, как ни крути, все равно оставались пресловутыми "ведьмаками". Вон, даже весельчак Адонис примерил уныло-торжественное выражение лица, которое совершенно не вязалась с его курносой румяной физиономией.
Все это, впрочем, перед отправлением не помешало купцам под любыми предлогами столпиться рядом с Грессом - посмотреть, как я буду карабкаться на полутораметрового в холке норовистого жеребца.
Пришлось разочаровать их - уж что-что, а лошади никогда не были моей головной болью. Мы не испытывали друг к другу особенно нежных чувств, но даже записные буяны из школьной конюшни в моей компании почему-то вели себя образцово. Гресс не был исключением. Купцы разочарованно разошлись.
***
Как я и предполагала, следствием того, что неприметная "л" в моей фамилии выросла до устрашающих размеров лары, оказался маленький вежливый бойкот. Но для человека, никогда не покидавшего пределы монастыря (осенняя ярмарка и единичные экспедиций в ближайший пригород на каникулах - не в счет), впечатлений и так хватало с избытком.
Дни стояли светлые и почти по-летнему теплые, дорога не успела раскиснуть от осенних дождей. Рощицы сменялись убранными на зиму полями, кое-где виднелись забытые стожки соломы. Время от времени попадались деревни и хуторки, тянущиеся узенькой полосой вдоль тракта. Возле заборов стояли выставленные на продажу корзины, полные красных спелых яблок или прозаических картошки-лука. Последние, впрочем, под золотистым осенним солнцем аппетитно поблескивали розовато-перламутровой кожурой и выглядели ничуть не хуже заморских фруктов.
Заполошные куры норовили перебежать дорогу непременно под ногами лошадей, словно решался вопрос жизни-смерти. Гуси же и волы, наоборот, никуда не спешили, и не меняя траектории, величаво продолжали свой путь, презрительно не обращая внимания на выкрики недовольных караванщиков.
На подъезде к следующей деревеньке стадо коров, голов в 50, с полчаса шествовало в ритме похоронной процессии во главе каравана. Пастух, не горя желанием вступать в дискуссию с караванщиками, предусмотрительно держался на другом конце рассыпавшегося неровной цепью стада. Впрочем, это никак не помешало купцам путем необоснованных, но крайне эмоциональных предположений выяснить родословную, как самого пастуха, так и каждой коровы в стаде.
Мою дорожную идиллию отравляла единственная мелочь. Как оказалось, хорошо сидеть в седле, и выдерживать многочасовые конные переходы - совершенно разные вещи. Правда, к вечеру это противоречие сгладилось. Глядя на меня после 6 часов езды по каменистой дороге, никто бы и не заподозрил, что я считалась хорошим наездником. Купцы немного оттаяли. Думаю, если бы я свалилась с седла в обморок, мы вообще смогли бы подружиться. Но это были не те жертвы, на которые хотелось идти, во имя теплых отношений с моими случайными попутчиками.
Вечером на привале я, наконец, разобрала сумки. Переложила вещи, тяжелую пачку верительных грамот и сертификатов, подтверждающих мои полномочия, засунула на самое дно торбы. И достала увесистый "Придворный этикет. 1000 правил, которые необходимо знать каждому". Посмотрим, посмотрим... У меня есть неделя, и за это время книгу предстоит выучить наизусть.
К сожалению, принять решение оказалось гораздо легче, чем воплотить его в жизнь. Во-первых, обнаружилось, что читать на ходу не получается - меня начинало безбожно укачивать. А во-вторых, я открыла для себя очередной печальный закон начинающих путешественников: сесть в седло утром, гораздо труднее, чем слезть вечером.
Откровенно говоря, первую половину дня мне было совсем не до природных красот и, тем более, учебника. Но проситься в повозку гордость не позволяла. Тем более что трясло там, наверняка, не меньше. А из-за плотного полога и соседства солонины еще и дышать было бы нечем.
Просвещение было отложено до ближайшего привала. Но заботы о хлебе насущном для меня и сене для Гресса коварно поглощали все время отдыха. Поэтому до учебника дело доходило где-нибудь в 7 часу вечера, когда мы останавливались на ночлег. Но к этому времени я уже валилась с ног и могла мечтать только о чашке чая и куске хлеба с сыром. А уж никак не о расширении кругозора.
К тому же, учебник оказался удивительно нудно написанным. Авторы до тошноты подробно останавливались на всех юридическо-исторических областях придворного этикета, с удивительной дотошностью приводя буллы, акты, манифесты. Вместо того, чтобы просто написать "Светинаил Седьмой оскорбил вассала записью в книге гостей", было перечислено, что именно из обязательно упоминаемого и желательно высказываемого он опустил в своей несчастной записке, ставшей причиной очередной междоусобной войны.
А вместо того, чтобы просто нарисовать план формального посольского обеда, авторы, неутомимо, на протяжении нескольких глав расписывали, кто именно учредил его протокол, когда и кто принимал участие в премьерном событии, и какие судьбоносные решения были приняты за всю историю этого мероприятия.
Я начинала зевать уже через три абзаца. А когда авторы все-таки добирались до сути дела, то делали это с такой тщательностью, так добросовестно не упускали из виду ни одной мелочи, что только от количества подпунктов в оглавлении у меня начинало рябить в глазах.
Все эти ритуалы и правила - когда кому как низко кланяться, кто имеет право сидеть, или стоять в чьем присутствии; подробный перечень церемониальных блюд и приветствий - у меня неуклонно создавалось впечатление, что на одно правило приходится, как минимум, с полдюжины исключений.
Утром, надеясь, что все успело утрястись за ночь, попыталась систематизировать прочитанное. Но, тщетно... Даже то не многое, что я твердо знала, утолнуло в мутном потоке новой информации. Спроси меня сейчас, чем есть суп. Ложкой или вилкой? Ответ был бы непредсказуем.
Ну ничего, на месте сориентируюсь. Главное - дочитать. И, устраивая битвы со сном не на жизнь, а на смерть, я ежевечерне продиралась сквозь этикетные дебри под настороженными взглядами моих попутчиков, с непередаваемыми выражениями на лицах наблюдавших за тем, как бормоча под нос шесть вариантов полуофициальных приветствий, я истерично размахиваю руками, пытаясь изобразить третичный поклон.
На второй половине малого посольского приема (т.е. на четвертый день путешествия) мы проезжали через Пролвех - небольшой торговый городок. Если судить по видневшимся ближе к центру остаткам сторожевых башен, он начинал свое существование в качестве пограничной крепости. Но теперь разросся вширь, слился с парой соседних деревень, и сейчас его крепостные стены могли выполнять разве что декоративные функции.
В Пролвехе к нашему каравану присоединились трое новых попутчиков - два пожилых плотника и ученик портного. Плотники были самые обычные, а вот Свен, вопреки представлению о портных как о бледных сгорбленных существах, оказался дюжим парнем лет девятнадцати, с деревенским румянцем в пол-лица и ямочкой на квадратном подбородке.
Оставшись без начальственного надзора, он изо всех сил старался произвести впечатление солидного мастерового: говорил степенно-неторопливым тоном (периодически срываясь на восторженный фальцет) и снова старательно басил, степенно расправляя свой свежеполученный синий капюшон.
Этот капюшон составлял основной предмет его гордости. Он носил его как королевскую мантию, поправлял каждые пять минут. И заботливо разглаживая и заглаживая складки, украдкой любовался собой во всех способных отражать поверхностях, даже в миске с супом.
Не успев толком ни с кем познакомиться, он бросился рассказывать подробности (надо же, угадала!) недавнего посвящения в братство. Его выслушали, покивали, оценили качества сукна, и разговор плавно свернул на цены на шерсть и способы окраски тканей. Свен пару раз попытался вернуть разговор в нужное русло, но опыта не хватило. И бедняга так и остался с чувством глубокого неудовлетворения от недорасказанных впечатлений.
В пути он оказался впереди меня, рядом с телегой добродушного разговорчивого купца. Свен пару раз начинал заводил разговор о своем, но его попутчика больше интересовало здоровье, и сколько портных в гильдии, да почем взносы. А тонкости душевных переживаний вчерашних подмастерьев мало интересовали пожилого негоцианта. Потом он и вовсе задремал. Предоставленный самому себе, Свен некоторой время неуверенно оглядывался по сторонам в поисках новой жертвы. Я старательно смотрела в сторону, дабы не провоцировать. Зря старалась. Он не долго колебался между занятыми собственными разговорами караванщиками, и моей праздной персоной. Уже через пять минут он оказался рядом и, окинув меня критическим взглядом сделал ход конем:
- Кто же так шьет! Халтурщики...
- Это точно. Развелось всяких недоучек - и плюнуть некуда - согласилась я. - Не успеют капюшон получить, а уже мнят себя мастерами.
- И я вот тоже так думаю - неожиданно поддержал меня Свен, с первозданной чистотой не заметив издевки. И тут же без лишних проволочек посвятил меня в подробности биографии с удручающим воображение количеством подробностей. Общий смысл его пылкой речи сводился к тому, что тот, кто не вступил в братство портных, прожил жизнь зря. Потому что первой древнейшей профессией является вовсе не то, что обычно всем приходит на ум, и даже не священники, а, ну, разумеется, портные! Если верить Свену, то весь мир держится исключительно на скромных тружениках в синих капюшонах. И, вообще, сначала было вовсе не слово, а иголка. А потом нитка. И по сей день, дыры мироздания штопаются умелыми руками портных.
В это время мы ехали по довольно каменистой дороге. Укачивало безбожно. Занятая мыслью, как бы не расстаться с остатками завтрака, я была способна только делать серьезное лицо и кивать в такт ходу Гресса. Но, похоже, Свену и требовался подобный вдумчивый слушатель. Не требуя даже редкого "угу", он разливался соловьем до вечера, а на привале помог стащить сумки и расседлать Гресса.
Когда трава под ногами перестала угрожающе шевелиться, оказалось, что я все-таки зверски хочу есть. И тут как дар свыше, появился Свен с миской супа персонально для меня. Это было чертовски приятно. Я даже пообещала себе лопнуть, но рассмеяться, хоть над одним его заунывным анекдотом.
На вечернем привале история повторилась, даже больше, заметив, что я ежусь от ночной сырости, он предложил поделиться своим плащом. Не преминув отметить, что фасон и выкройка его эксклюзивная разработка, позволявшая расширить полезную площадь почти в полтора раза. Во время этого объяснения Свен закутывал нас плащом, и я была бы ему несказанно признательна, если бы не обнаружила его руку, застрявшую где-то в области талии. Этак ненавязчиво и как бы случайно.
Но я-то точно знала, что, следуя законам физики и природы, ей негде было зацепиться за какую- либо выпуклость, не считая, разве что, костей позвоночника. Пожаловавшись на духоту, пришлось отказаться от компании длиннорукого Свена и его теплого плаща (к сожалению).
Но самое неприятное, заключалось в том, что это было только начало боевых действий. Уж и не знаю, с какого перепугу, но, он решил, что его капюшон еще и заодно афродизиак неотразимый! Ладно, послушать пару раз в день о великих свершениях Свена мне было не жалко - все равно делать было нечего, и по сторонам смотреть не мешало. Но вот обжиматься с кем попало, у меня никакого желания не было.
Но, как оказалось, донести эту простую мысль до моего настырного попутчика - еще та морока. Вчерашний школяр, окрыленный нежданной свободой и отсутствием начальственного контроля, решил развернуть, для комплекта, бурную деятельность и на личном фронте. И поскольку при караване, не считая престарелой тетушки писаря, особ, имевших несчастье принадлежать к женскому полу, не обнаружилось, то Свен решил осчастливить мою персону, невзирая на явные неблагоприятные предпосылки. И останавливаться на полпути, судя по всему, был не намерен.
- Свен, шел бы ты ... на ночлег устраиваться. Сегодня вечером у меня нет времени даже Гресса почистить, не говоря о прогулках вокруг лагеря. - Очередная вечерняя атака была предусмотрительно отбита заранее
.
Однако, за ужином он опять оказался в раздражающей близости опять с тарелкой моего супа. И это уже абсолютно не радовало.
- Я и сама могла бы. Спасибо. Право, не стоило. - ха, кто бы меня слышал...
- Спасибо - остервенело посыпая острой пряностью рагу буркнула я.
- О, так ты острое любишь ...не знал...
- Острое? Обожаю! - особенно, если это булавка, и ее можно было бы в кого-нибудь воткнуть. Бессильно фантазировала я.
- Э, а знаешь, что про него рассказывают? - Гнусным до отвращения тоном прошептал Свен. Черт, ну как же я забыла, кайенский перец, и в самом деле, снискал славу, чуть ли не любовного зелья.
- Может не стоит всему верить? - попыталась я урезонить разошедшегося волокиту. Бесполезно. Свен продолжал глупо хихикать и корчил такие многозначительно томные мины, что я не знала, куда и деваться.
- Эй, Свен, а что это у тебя за спиной?! Ой, нет, показалось. - Думаю, именно умильное выражение его физиономии, и натолкнуло меня на мысль, куда следует деть остатки из перечницы.
- Ну все я, кажется, наелась. Всем приятного аппетита, пойду, почитаю. - потихоньку засовывая пустую перечницу в карман аккуратно ретировалась я из-за стола.
- Свен пожал плечами и вернулся к еде, но уже после второй ложки забеспокоился, после третьей начал удивленно оглядываться. Однако, купцы с монотонностью жвачных меланхолично поглощали рагу. И Свен, утешенный этим зрелищем, успокоился и наскоро проглотил свою порцию.
Ну да, ведь особая прелесть кайенского перца в том и заключается, что действовать он начинает спустя минуту-две, а от жидкости жжет еще сильнее. - я не без тайной радости наблюдала из-за страниц учебника за резко побледневшим, а потом покрасневшим Свеном, чашками глотавшего простоквашу, под удивленными взглядами купцов. И пытавшегося им что-то объяснить, издавая шипение вместо привычных звуков.
Следующие два часа до отбоя, красный как рак Свен сидел пай-мальчиком рядом с котлом с водой. Выплевывал согревшуюся, и торопливо набирал полный рот свежей холодной. Так что в целом вечер прошел в тихой дружеской обстановке. Как оказалось, ни что так не отвлекает мысли о суетном как кушанье, приправленное, веками прославляемым в качестве жароразжигающего средства, красным перцем. Главное - пропорцую соблюсти.
К сожалению, столь чудный вечер оказался мимолетным явлением. На следующий день все встало на круги своя. Дикция у Свена восстановилась уже к утру. А делать ему было нечего. И так и не разобравшийся в причинах произошедшего, на очередном привале он продолжил свою раздражающую деятельность.
А самое противное, что все мои слова (и довольно грубые) этот упертый Казанова воспринимал как шутки или кокетство. Вот и теперь - он вздохнул, потоптался рядом сказал, ну ладно, до завтра...и обиженно сопя отправился восвояси. При этом на лице написана непоколебимая уверенность что я "ломаюсь".
Господи Пресветлый, куда бы, а главное, как послать подальше это чучело, чтобы направление было принято верно? Потому что прямой в челюсть, боюсь, будет расценен как особо некорректное поведение...Где же золотая середина, вот вопрос... - мучительно размышляла я заворачиваясь с головой в одеяло.
А с утра пораньше оказалась невольной слушательницей беседы, к которой имела, судя по всему, непосредственное отношение моя особа.
- Слышь, сынок, и не боязно тебе? Далась тебе, эта недья пакостная...мало вокруг нормальных девок что ли...
- Эта-то пигалица?! Да если и ведьма, подумаешь, невидаль. На безрыбье ... - лениво фыркнул Свен.
Ничего себе, экий вальяжный тон, я даже не сразу и узнала моего "преданного воздыхателя"!
- Да не ведьма деревенская, а самая настоящая недья! Книжку-то видел? Как пить дать гремуар. Ни днем ни ночью с ним не расстается, все бормочет, бормочет. Из рук не выпускает. - Заговорчески прошептал доброжелатель, многозначительно покосившись на пристроившийся у меня в изголовье 600 страничный фолиант, который по закону подлости был переплетен в потрепанную черную кожу.
Ну конечно, куда уж нам, недьям, без книги черных заклинаний в человеческой коже... Вообще-то "недья" это всего-навсего старое название ордена женщин-магов. Но народная этимология постаралась как можно образнее расшифровать непонятное слово - невеста дьявола. И снабдила сие толкование соответствующей легендой:
Раньше люди не владели магией. Колдовство, чары и ворожба были принадлежностью чужих рас - эльфов, гномов, и прочей нечести.
В те времена некая девица намертво зациклилась на предмете своих воздыханий. Но тот, не обращал на нее никакого внимания. Упертая донельзя, она готова была на все, лишь бы заполучить вожделенного недотрогу. И вот, разочаровавшись в обычных приемах, девица обратилась за помощью к нечистому духу и пообещала в обмен на тайные знания все, что имела. Искуситель согласился и даровал ей магические способности и почти неограниченную власть в обмен на это расплывчатое "все".
Первая недья, не откладывая в долгий ящик, тут же сварганила приворотное зелье, начитала с десяток привораживающих заговоров. И вот оно счастье - одуревший от любви венец желаний нетерпеливо скребется под окошком. Тут бы и сказке конец, но дьявол не был бы дьяволом, если бы не заложил подвох со своей стороны. Раз ведьма предалась ему и телом и душою, то делиться имуществом, тем более с каким-то смертным, он был не намерен.
И аккурат в момент нарушения условий неосмотрительно заключенного договора чары покинули ведьму. Оставшись без помощи колдовства, первая недья тот час потеряла всякую привлекательность для своего милого и то ли утопилась, то ли повесилась с горя.
А у потомков ее любовника по мужской линии нет-нет да и всплывали, предавшиеся, видимо рикошетом, магические способности. И пресловутый договор на них никак не сказался - они-то никаких договоров не заключали, и получили силу так сказать в нагрузку и совершенно бесплатно.
Осознав ошибки предшественницы, следующие недьи скрупулезно соблюдали договор и не забывали, на каких условиях им дарована магическая сила.
Эта сказание не имело ничего общего с действительностью, но как водится с легендами, именно поэтому отличалась повышенной живучестью.
И чего уж греха таить, довольно долгое время орден недья был сборищем злобных старых дев, истерично цеплявшихся за замшелые стереотипы. Все эти предрассудки сейчас остались в прошлом, благодаря старанию, того самого, короля Кантона, упразднившего деления на магические ордена и собравшего всех лояльных магов в один орден ларов-хранителей. Правда и сейчас никто не возьмет на работу официально состоявшую в браке лару, да и лара тоже. Что поделаешь, формальности живучи, и выбирая карьеру лара приходилось заранее учитывать издержки профессии.
- Так что ты, того, осторожнее. Не ровен час, в жабу превратит, и квакнуть не успеешь.
- Да ладно, так уж и в жабу? - отмахнулся Свен.
- Ладно?! А мне вот что писарь караванный рассказывал, - не сдавался его собеседник - Ей что-то в обслуге, то ли в обхождении не понравилось. Так она зашипела, в ладоши хлопнула - и заморозила прислужнику руки по локоть. Так и отвалились с чайником! А ты "пигалица", "пигалица" - поджав губы передразнил Свена доброжелатель.
- И что ж недьи проклятые теперь безнаказанно беззакония творят на глазах у добрых людей? - неожиданно возмутился Свен.
- Да ведь не недьи, а лары... - вздохнул плотник. - Королю виднее, прости его Господи. И кто ж на нее жаловаться в королевский суд побежит? Так что имей ввиду, еже ли что...
- Да не очень-то и нужно - все-таки сдался доводам рассудка храбрый портняжка. И с утра пораньше улизнул в конец каравана.
Моя немая благодарность разговорчивому плотнику не имела границ. Отцепить что ли от него вон то небольшое проклятие, тянувшиеся за ним серым хвостом? Наложенное, судя по специфике последствий, по инициативе бдительной супруги? Хотя лучше не вмешиваться. А то с моей ловкостью неизвестно, что его больше доконает. Не исключено, что проклятие так и останется не активированным, если во время своей командировки он проявит и в дальнейшем похожую рассудительность и предусмотрительность. Глядишь, все и обойдется.
А вот потом, действительно, случилось страшное:
На описании особо нудной части официальных переговоров я все-таки уснула и проснулась от запаха паленой бумаги.
Окаянный учебник упал в костер! Купцы с ужасом наблюдали, как я с воплями голыми руками выхватываю книгу из костра и швыряю в ближайшую жидкость, которой оказались остатки супа в котле.
Досадно, конечно, зато удалось спасти больше половины - утешала я себя, очищая страницы от перловки. После чего с проклятиями зашвырнула книгу обратно в костер.
Чертов учебник, вероятно из чистой подлости, умудрился сгореть на непрочитанную половину! До дворцовой церемонии я так и не добралась, навеки застряв где-то между малым торжественным ужином и способах уведомления о возможных изменения в протоколе неформального утреннего раута.