Мы едем почти без привалов, не слишком быстро, но и не шагом. Обед наш довольно скромен, я довольствуюсь тем же хлебом, торговец добавляет к нему нечто, по запаху смахивающее на копченый сыр, а по виду - на свернутую колбасной дугой карамель. Вода во фляге на исходе, но, судя по карте, мы будем скоро пересекать ту самую реку Врыльку, и мой попутчик подтверждает, что там можно набрать чистой воды. От долгой езды, да еще и сзади, моё бедное седалище ноет, особенно ощутимо на привалах. Мне страшно надоело постоянно съезжать с широкой покатой задницы кьеу, поэтому вторую половину пути я еду чуть ли не в обнимку с торговцем - не слишком удобно, зато более устойчиво. С рогатой зверюгой я все же умудряюсь почти подружиться; при ближайшем рассмотрении морда кьеу оказывается довольно симпатичной: лобастой, широкой, украшенной разнообразными рогами и шипами, а ясные сероватые глаза добавляют слегка озадаченный вид. Сбегав в кусты на одном из послеобеденных привалов, на обратном пути наугад собираю какой-то жесткой травы, и зверюга с некоторым сомнением, но все же принимает угощение, а мне удается разглядеть крепкие желтоватые клыки в пасти животного. Остаток дня выдается еще более спокойным - наверное, добрые боги сжалились надо мной, и решили дать мне отдохнуть после перенасыщенных событиями минувших суток. Река действительно встречается на нашем пути, уже ближе к закату, и, на мое счастье, торговец решает становиться на ночевку именно здесь, на берегу. Неширокое русло реки обрамлено довольно пологими берегами, а в стороне от нашей стоянки виднеется широкий, ладный бревенчатый мост. Пока мой попутчик возится с костром - как он его зажег, кстати, тот еще вопрос, никакими приспособлениями он не пользовался - я притаскиваю дополнительную порцию дров, разлапистые ветки для лежака, и пытливо интересуюсь, каков шанс того, что во время купания в реке на меня нападет кто-нибудь водоплавающий - или еще какой. - Хм... Есть змеи в два размаха, - сообщает мне торговец, широко разводя руки, - они кусаются, но ночью спят обычно. Есть зверь ждых, приходит редко, равнодушен, но может затоптать. Шха поблизости нет. Мойся там, - добавляет он, указывая место прямо напротив костра. Я задумчиво хмурюсь: с одной стороны, раздеваться перед непонятным мужиком совершенно не в моих правилах, с другой стороны, как это не прискорбно, сама я себя при случае едва ли сумею защитить. В результате, я прихожу к тактическому компромиссу: скидываю одежду за прибрежными кустами, а купаюсь поблизости от нашего берега. Последнее солнышко уже заходит за горизонт, прощальными лучами освещая неизменные перистые облака. Небо темнеет, воздух становится свежим, прохладным - после довольно жаркого дня это очень кстати. Вода в реке довольно освежающая, что особенно чувствуется расцарапанной спиной. Я на время забываю обо всем, что случилось, и не размышляю, о том, что еще случится: спокойствие неторопливых речных волн передается мне, словно бы река шепчет что-то полузабытое, странное и умиротворяющее. Размеренное течение медленно сносит меня чуть дальше от нашей стоянки, но я почти не сопротивляюсь, настолько мне вдруг становится спокойно. Однако, полностью расслабиться и уплыть совсем далеко мне не удается: костер еще не скрылся из виду, его отблесков, а также бледного закатного сияния хватает, чтобы выделить на том берегу нечто такое, что заставляет меня резко отгрести к нашему берегу, и даже вылезти из воды, прячась в кустах. От зарослей на том берегу отделяется силуэт, сначала показавшийся мне не слишком большим - к примеру, как кабан. Но непонятное существо продолжает двигаться, и я ошеломленно замечаю, что это была только одна нога. Зверь движется очень медленно, невероятно тихо выбираясь из кустарника, и вот я уже вижу широкую, скуластую харю, никак не меньше метра в длину. Толстые, кряжистые лапы с широкими пальцами подобны стволам стоящих рядом деревьев, темные бока животного мерно вздымаются, а шаг нетороплив. Вскоре туша появляется почти целиком, и я понимаю, что рост зверя должен быть никак не меньше трех метров. Река кажется у его ног лишь скромным ручейком, к которому зверь склоняется, раскрыв широкую темную пасть. Я тихо обалдеваю, замерев по колено в воде. Зверюга неторопливо погружает морду в воду, едва ли не по глаза, и шумно хлебает, поднимая со дна речной песок, отфыркиваясь и басовито ворча. Бочком-бочком я начинаю отодвигаться от огромной скотины, медленно приближаясь к спрятанной в кустах одежде. Ни о какой смене белья нет и речи, поэтому я старательно отжимаю имеющееся, и как можно тише одеваюсь, дабы не привлекать внимание исполинского существа. Кажется, мне это удается, и я медленно возвращаюсь к костру. Идиллическая картина походного лагеря на минуту отвлекает меня от мыслей о той громадине у воды: торговец преспокойно жует свою булку, огонь горит, мирно потрескивая и еще резче вычерчивая лицо мужчины, чуть в стороне с тихим хрустом что-то ест кьеу. Я подхожу к огню, с намерением поинтересоваться у спутника, что бы это мог быть за зверь там, у воды, но кое-что замечаю в кустах позади торговца. - Х-хээээ, - хрипло выдаю я в попытке привлечь внимание попутчика, вперившись взором в высокие древесные кроны, - как там тебя, сзади...! Очень медленно торговец оборачивается за спину, и сам замирает - всего в паре метрах от нас стоит еще одна громадина. Широкие ноздри раздуваются, принюхиваясь, глубоко посаженные темные глаза мутно отражают свет огня. Морда в складках грубой безволосой кожи поворачивается туда-сюда, зверь словно что-то выискивает. Как, черт возьми, такая огромная дура смогла подобраться к нам совершенно незамеченной?! Торговец смотрит на меня страшными глазами и зажимает рот рукой - понятное требование молчания. Картина словно бы замирает, никто не шевелится, даже кьеу больше не шуршит, только водит огромной мордой страшный исполин. Вдруг из-за реки доносится низкий, до почек пробирающий вой второй скотины, которая, кажется, с тихим всплесками переходит на наш берег - только этого не хватало! Ближайшая тварь оглушительно отвечает, раззявив пасть и низко склонив голову, а потом начинает двигаться к воде, постепенно набирая скорость. Туша твари кажется мне длиннее, чем я думала прежде, а когда из зарослей показываются задние ноги, я удивляюсь еще сильнее: у твари не две, а три пары лап, бока меж ними бугрятся непривычным рельефом упругих мускулов. Огромное чудище проносится мимо, я резко отпрыгиваю назад и, потеряв равновесие, болезненно усаживаюсь на какую-то кочку, избежав, однако, удара мощной лапой. Громадина, одним движением разметав костер, шумно входит в воду. Подняв кучу брызг, к этой твари присоединяется та, первая, и исполины начинают играть в мелкой для них воде, как малые дети: топают, брызгаются, окатывая друг друга водой, и воодушевленно ревут так, что у меня закладывает уши. Зрелище захватывает меня целиком, и, даже когда исполины с воплями уносятся вниз по реке, я какое-то время прислушиваюсь к их реву и всплескам воды, забыв о себе. - Что это за кошмар? - вопрошаю я, наконец придя в себя и присоединяясь к восстановлению костра. - Зверь ждых, - спокойно отвечает торговец, носком сапога подгребая горячие головни. - А среди ночи они не явятся? - Уточняю, подбирая ветки лежака, втоптанные в землю. Торговец бурчит "могут", и я удивляюсь его равнодушному тону. Может быть, нам стоило бы ночевать на дереве? Но мой попутчик преспокойно укладывается спать, а мне остается только пожать плечами и тоже готовиться ко сну. Я расстилаю ветки не слишком далеко от огня, но и не рядом, чтобы получать тепло, но не искры: не хватало еще, чтобы куртка загорелась. Улегшись спиной к огню, я какое-то время еще размышляю над случившимся, а потом засыпаю. Всю ночь мне снится, что исполины-ждыхи гоняются за давешним бородатым колдуном, и это зрелище почему-то действует на меня успокаивающе.
Просыпаюсь я неожиданно рано - небо еще темно, над водной гладью стелется серый туман, где-то в кустах что-то стрекочет, напоминая цикад лишь отчасти. Костер медленно тлеет, но еще не погас, значит, торговец ночью поддерживал огонь. Я подкладываю несколько веток и с трудом раздуваю уснувшее было тепло, а потом отправляюсь к реке. На берегу и в воде, вроде бы, никого не заметно, что обнадеживает. Сперва набираю флягу, а потом со вкусом умываюсь, отмечая свежесть, исходящую от прохладной речной воды. Река успокаивает, и я усаживаюсь на берег и долго смотрю на серо-стальную гладь. Бегущая вода словно бы уносит с собой все тревоги, оставляя лишь кристальную ясность и какую-то странную легкость в сердце. Мне приходит в голову, что река, словно заботливое мудрое создание, поддерживает меня, придает сил, и я волей-неволей ободряюсь. Явление удивительное, обычное мое утреннее настроение далеко не радужно. - Спасибо, Врылька, - от души благодарю я, припомнив помеченное на карте название. Потом поднимаюсь, и возвращаюсь к костру, возле которого все еще спит торговец. Я полна бодрой уверенности, и собираюсь расспросить его обо всем, что мне не ясно: последние события потрясли меня, лишив решимости задавать вопросы, но теперь я понимаю, что так нельзя. - Эге! Подъем! - Я склоняюсь над спящим, и сперва аккуратно, а потом громче взываю. Торговец медленно открывает глаза, и изумленно смотрит на меня снизу вверх, а я замечаю, что спросонья его глаза вроде как сменили цвет, на насыщенный изумрудный, сразу, впрочем, начавший заметно светлеть; вскоре на меня уже глядят привычные зрачки-точки в обрамлении белесой радужки. Просыпается торговец медленно, его движения неторопливы и плавны. Вяло поднявшись, он словно бы нехотя плетется к воде, там довольно долго омывается, раздевшись по пояс. Потом возвращается, ставит над костром котелок с водой, усаживается у огня и, не мигая, смотрит на него. Я сажусь напротив и начинаю расспросы. Из-за того, что мне совершенно ничего не понятно, да и из сочувствия к еле просыпающемуся человеку, я начинаю с простых вещей: - Как тебя звать? - Тррхе, - старательно произносит торговец, чуть подумав. Вода в котелке закипает, и он тянется к своей сумке, достает из нее мешочек, из которого вынимает и кидает в огонь щепоть каких-то сушеных листьев. - Меня - Ника, - киваю я, и продолжаю. - Тебе ведь самому зачем-то нужен знавец, так? Пока мы завтракаем - я ограничиваюсь водой и хлебом, торговец самолично выпивает котелок отвара целиком - выяснить удается немногое: да, знавец моему попутчику нужен, поскольку, сам торговец не знает, как забрать сидящего где-то на мне шха, и рассчитывает на консультацию и помощь. Вопрос о том, кто же такой, собственно, знавец, я задаю уже в пути. Мы снова едем верхом, и довольно быстро, так что мне приходиться покрепче обхватить тощие бока торговца. - Знавец - это такой, кто договаривается с ис. Отлично... Стало здорово понятнее... - А что тогда такое "ис"? Тррхе долго молчит, а потом медленно произносит: - Не знаю, как говорить, чтобы ты уразумела. Ис - те, что вокруг. Они могут быть ветром, дождем, рекой, - мы как раз переезжаем мост, и торговец указывает на бегущую под нами воду. То есть, знавец может объясняться с рекой? Похоже, я была права с выводом: знавец это как бы маг. - Так, что, тот бородатый, напавший на меня вчера - знавец? - Не так теперь, - возражает Тррхе, и замолкает. Но я прошу разъяснить. - Он, похоже, был знавцем, но теперь он стал шха. Вот эта реплика здорово сбивает с толку: бородач ну никак не похож на "тучу", поэтому я сообщаю, что "не уразумела" этот момент. - Ен начинает зваться знавцем, когда может договориться с ис, и делает это. Знавец становится шха, когда его так нарушается. Тот шха мог и не быть знавцем, но он и теперь еще может призывать ис. Сей пассаж встает в голове таким колом, что я на долгое время ошарашено умолкаю. - Что такое "ен"? - наконец, вычленив незнакомые слова, спрашиваю я. - Ен... Это как я или почти как ты, - отвечает Тррхе, и я делаю вывод, что "ен" это вроде "человек". Итак, человек становится знавцем, сумев договориться со, скажем так, силами природы. Тут все ясно, но... - Не уразумела, как знавец становится шха. Что значит "его так нарушается"? - Когда его цели нарушаются, когда он не выполняет обещаний, а только требует, когда он не может по-другому, такой знавец скоро становится шха. Над этим сообщением я думаю довольно долго. Что такое шха, знавцы и прочее - касты, стиль жизни, способ заработать? Как нормального вида мужик и странные "тучи" могут называться одним словом? Потом, впрочем, приходит другая мысль... Мы проезжаем холмистые поля, вдалеке виднеются поселки, воздух чист и свеж, тут и там виднеются леса и посадки - все эти вещи кажутся понятными и привычными. Однако. С неба на меня сквозь высокие облака смотрят два солнца, мой попутчик - некто с изменяющимся цветом глаз и голосом разного тембра, а подо мной - широкий круп зверя породы кьеу. Я в другом мире, так почему же тут не быть чему-то иному? Да, лысый детина и загадочные сгустки в клетках называются одним словом - "шха". И так обстоит дело. Я как раз собираюсь с мыслями, чтобы задать следующий вопрос, но тут мы завершаем подъем по склону очередного холма и, выглянув из-за плеча торговца, я забываю, о чем был тот вопрос. Довольно далеко впереди, в котловине, окруженной кольцом холмов, разлегся внушительных размеров город. Деталей отсюда не видно, но белые крепостные стены и зеленые покатые крыши уже впечатляют и очаровывают. На дальней гряде холмов можно рассмотреть замковые укрепления: еще один ряд стен и башни причудливой архитектуры. Одна из вершин занята замком с островерхими башнями, кажущимися чуть кривыми на таком расстоянии; а соседний холм занимает приземистая, основательная крепость, словно суровый воин, сверкающий начищенным доспехом крыш на фоне темных, близких гор. - Это... - начинаю я потрясенно. - РСги, - продолжает за меня торговец, и добавляет, - широкий град, СпАдна СтрАна под его началом. - С этими словами торговец трогает пятками остановившегося было кьеу, а я вспоминаю, что у меня был за вопрос - очень кстати. В итоге, я получаю поверхностную, но доходчивую географическую справку. Спадна Страна является одной из трех частей "широкой земли, окруженной водами Моря Богов" - то есть, я так понимаю, острова, называющегося "местом Гирхаррна" - причем, частью "скатной". Тут мне потребовалась сноска, и торговец терпеливо поясняет, что та сторона, куда закатываются вечером оба солнышка, именуется "скатной", по аналогии с нашим западом. Восток у них называется "верном", а юг и север - "жихом" и "теменью", соответственно. Усвоив новые названия, прошу продолжать. Главным, или, по-местному, начальным градом СпАдной СтрАны, как я уже поняла, являются РСги, в средней части острова находится столица места Гирхаррна, вышний град Фрыш, а третью часть возглавляют совместно грады Ливенк и Топла. Собственно, большего мне и не требуется, пока усвоить бы это. И - найти в огромном городе единственного знавца, на помощь которого и я, и торговец сильно рассчитываем.
Глава 6. Звери.
Мы останавливаемся на привал после полудня, после того, как меньшее солнышко, с мелодичным названием Глынь, уже минуло зенит, а большее - Жарх - как раз перекатывается на закат. Место Тррхе выбрал редкой красоты: мы съезжаем с дороги в низину, огибаем подножие поросшего лесом холма, и оказываемся в уютной "чаше", с одной стороны ограниченной скалистым склоном, а с другой полукольцом широкого ручья и возвышающимся на том берегу густым старым лесом. Из разломов каменистого склона пробивается несколько родников, вода искристо сбегает по темному от влаги камню в одно общее русло. А там, где склон более пологий, начинается лес, почти такой же густой, как и заросли за ручьем. Обычно торговец не разжигал костер среди дня, мы быстро перекусывали, и ехали дальше. Теперь он, подключив меня, собирает дров и, велев мне следить за огнем, быстро поднимается по склону, и скрывается в лесу. Приготовив запас дров, я усаживаюсь на берег ручья и долгое время просто любуюсь могучими, непривычно высокими деревьями, пышным подлеском и лежащим у воды валежником. Красота и спокойная мощь старой рощи завораживает. Я настолько задумалась, что вскакиваю на ноги от неожиданности, когда на поляну с лесистого склона выбегают три некрупных зверя, напоминающих упитанных кроликов. Но их спины и бока покрывает не шерсть, это серая встопорщенная чешуя, а то, что я приняла за привычные длинные уши, оказывается рогами - звери, едва выбежав, замирают, позволив рассмотреть себя. Сию же секунду со стороны подлеска что-то мелькает, и одно из животных утыкается в землю с метательным ножом в шее, а двое других тут же шмыгают прочь, под укрытие скал. Из зарослей показывается торговец, в его взоре читается законная гордость, кроме того, я замечаю, что его глаза вновь сменили цвет, на глубокий желтый. Тррхе поднимает тушку, устанавливает на огнем котелок, и приступает к разделке, достав нож с чем-то вроде отточенного крюка на конце. Процесс весьма неприятен, но его результат превосходит всякие ожидания: сваренное с душистыми травами, мясо дразнит нежным ароматом, мой полупустой желудок напоминает мне, что уже третий день я ем один хлеб с водой. Я съедаю совсем немного, всего пару кусочков, не переставая опасаться, и мужественно сдерживаюсь - вкус у мяса оказывается под стать аромату, даже то, что мясо несколько жестковато и имеет сероватый оттенок, не портит впечатления. Торговец ест не спеша, и мой очередной вопрос рождается сам собой: - Разве мы не торопимся догнать знавца? - Теперь не слишком. Я знаю, что знавец задерживается в Рогах на ночь. Мы, считаю, будем успевать ко времени. - Откуда ты это знаешь? - Мне действительно интересно. Колдун, укрепляюсь я в своем мнении. - Шха, - отвечает тот. Он, похоже, большой специалист в вопросах этих "шха". - Но как? - Прыга... - начинает Тррхе, вздохнув, - этого дня я успел устать от вопросов. Не спеши. Мне бы, возможно, расстроиться, или обидеться, но кто я, черт возьми, такая, чтобы обижаться? Скорее я буду благодарна ему за еду (между прочим, он кормит меня из своих запасов уже второй день), "способствование" моему путешествию (пробовала я в одиночку тут бродить) и те ответы, что уже дал. Так что, я молча киваю, и иду к реке, умыться и сполоснуть импровизированные китайские палочки, вырезанные для обеда из сухой ветки жесткого кустарника. Возвратившись к костру, вижу, что торговец уже собирает вещи, и уходит мыть котелок. Огонь остается гореть, и я, принюхавшись, с изумлением понимаю, что в огне тлеет свежая шкурка убитого животного. Запах довольно неприятный, пусть и неожиданно тонкий. Кроме того, в густом дыму я отчетливо вижу расплывчатый силуэт "тучи". Помня признание торговца на счет вопросов, я только уточняю коротко: "твоё шха?", и, получив кивок в ответ, успокаиваюсь на том, не решаясь строить предположений об отношениях шкурки и "тучи". Через полчаса, залив огонь, мы собираемся и вновь выезжаем на дорогу. Круп кьеу ощутимо подпрыгивает при движении, болезненно подталкивая меня под ушибленный вчера копчик, вопросы, заготовленные заранее, приходится отложить, да еще и облака начинают собираться в высокие густые массы. Их белые бока и темные, тяжелые животы напоминают парусники, перевозящие дождь в серых трюмах, а лучи двух солнц высветляют паруса, и пробиваются сквозь, дробясь на яркие пучки. Дорога становится все более оживленной, вбирая в себя езжие тропы поменьше, то ныряя с холма вниз, то взбираясь на следующий и открывая вид на медленно приближающийся город. Встречные и попутные пешеходы, всадники и телеги тоже вызывают мой живейший интерес, разнообразием и непривычным видом. Видимо, кьеу пользуется большим успехом, но однажды нас обгоняет всадник, оседлавший еще более причудливое создание: тонконогое, высокое и худое, оно мчалось вперед с прытью оленя, изящное и какое-то хрупкое. Когда мы обгоняем какую-то старую, скрипучую телегу, я оборачиваюсь, чтобы получше разглядеть возницу, и замечаю вдали, позади нас, нечто такое, от чего становится не по себе. Внушительных размеров грузное существо, покрытое ярким, пурпурным мехом, несется вперед с грацией крупного хищника. Голова его пригнута к земле, украшена начинающейся прямо от носа гривой и длинными, широкими ушами, что развеваются от быстрого бега. Мощные и крупные передние лапы внушают уважение, широкие бока вздымаются мерно. Чудище приближается. Торговец тоже замечает существо. Я была уверена, что он пришпорит кьеу, но Тррхе останавливается, мы оба спешиваемся, и ждем, когда зверь догонит нас. Чудище приближается, замедляя бег, и останавливается возле нас, глубоко дыша. Я немо разглядываю его, широко раскрыв глаза. В холке зверь чуть выше двух метров, задние лапы чуть короче передних, бока словно испачканы черными подпалинами, длинный пушистый хвост заканчивается черным же пятном. Шерсть гладкая, короткая и жесткая, под ней перекатываются мощные мышцы. Мудрые, смешливые глаза посажены глубоко, голова квадратная, с тяжелой нижней челюстью, из под верхней губы торчат крепкие желтые клыки. А еще... - Ал-трр-хейнт! - Громогласно возвещает зверь, чуть отдышавшись, и внимательно разглядывая торговца. Он говорит, не размыкая губ, лишь вибрируют широкие крылья носа. - Ми наблюдаэ, ти путешествуеше! - Так, до Рогов, - отвечает торговец миролюбиво. После густого, глубоко баса зверя, голос Тррхе кажется металлически звонким. - Та ишшо при сопутнеше! - Продолжает существо, внимательно глядя уже на меня. Дар речи ко мне еще не вернулся, так что я просто киваю, позабавив массивного зверя, глухо хохотнувшего. Губы его почти не улыбаются, но смеются темные глаза. Торговец берет кьеу под уздцы, и мы продолжаем путь к Рогам, уже втроем. - Та ми усэ гадав, твоэ то кьеу, либо не: спина-то на йим сидеше неведома, - басит зверь. Он идет совсем рядом со мной, и я внимательно его изучаю. Черная гривка топорщится щеткой, начинаясь у носа, проходя меж мягких, висячих ушей, и спускаясь по широкой спине почти до хвоста. Передвигается зверь по-прежнему на всех четырех, ставя лапы на подушечки, как кошки. Короткая шея посажена низко, словно зверь вне время сутулится. И говор у него изумительный, на какой-то украинский или польский манер. - Що за добже дэнь! Заботы разрешив, пожрав, та ноне знакомца встречавше! На это замечание торговец улыбается - впервые за эти два дня. - Так... Вы давно знакомы? - Спрашиваю я, чтобы хоть как-то начать разговор со зверем, показавшимся мне весьма симпатичным. - Ах-хо! Та прига може говорише! - Изумленно возвещает зверь, широко раздув ноздри. Такая манера произносит звуки очень непривычна, но мне скорее нравится, чем нет. - Та Ал-трр-хейнта ми знававше долги лазни, - отвечает он на мой вопрос. Разгадав полное имя торговца, я переспрашиваю: - Долги лазни? Что это значит? Зверь удивленно смотрит на меня, а торговец поясняет: - Тут она почти ни о чем не знает. Я не особо обижаюсь - факт есть факт - а чудище, хмыкнув, объясняет: - Та оно жеж прига, прига можэ. Вут внимаше, прига: лазэнь е когда Глынь та Жарх грееше силнэе та расцетаеше травы, - принимается объяснять давний знакомец Тррхе (именно так я поняла фразу "долги лазни"). - Последь бываше жарило, - сообщает он, и, увидев мой понимающий кивок (лето, это ясно), продолжает, - та последь случаэше опажэнь е когда собираеше овошша та спэлои ягади. Та апоследь случаэше студэнь, та бываше ишшо жутий студэнь е когда приходише снеги, мразы, хладны ветрила. Та усэ оне совокупно е едын цельны лазень. Я снова киваю, запоминая новые названия: ничего сложного в них нет, улягутся как-нибудь. Какое-то время идем молча, а потом зверь, словно бы решившись, обращается ко мне: - А прига, ми слыхавше, ти можэ кули доставатише. Бо владев бы ми ишшо тремядесянью, моглив бы телего покупаше. - Доставатише? - Переспрашиваю я, слабо понимая суть дела. Мне отвечает торговец: - В Прирогах прыга, я слышал, доставала из уха двадесянь кулей, - и демонстрирует извлеченную из кармана монету. Я долго соображаю, а потом до меня доходит: это, видимо, речь идет о том фокусе, который я показывала вознице телеги, ехавшей из Русти в Прироги, это было всего лишь позавчера, но эпизод оказался завален ворохом более свежих впечатлений. Чтобы не вдаваться в объяснения, я показываю спутникам этот фокус, сначала как следует, потом медленно, давая понять, в чем суть. Уяснив, как все происходит, пурпурный зверь только вздыхает, а торговец выносит вердикт, заметив, что я не могу доставать кули, только прятать на время. В общем-то, он абсолютно прав. - А ишшо що прига можэ? - Любопытствует зверь, вгоняя меня в большую неловкость. Я действительно не знаю, чего еще умею такого особенного - человек, как человек, и мне остается только плечами пожать, и дальше мы идем молча, какое-то время, потом общительный зверь снова заговаривает, и я с удовольствием слушаю и переспрашиваю. Его имя оказывается очень длинным и путанным, с массой согласных, порядок которых я боюсь перепутать, но чудище миролюбиво сокращает его до Б`ырло. Он принимается рассказывать какие-то удивительные истории, о покупке дорожных мешков (сам зверь идет налегке), о том, как они с Тррхе шли до "града Гриханска", и Бырло приходилось каждый вечер нюхать "смрадну вонишшу", когда торговец принимался жечь что-то в костре. Оказывается, если он не станет этого делать, его шха "понакусаше з галадуши" своего хозяина. Пару раз в его рассказах проскакивает слово "малость" в смысле временного промежутка, и по объяснениям я понимаю, что он равен примерно часу или полутора. Потом у меня случается своего рода переполнение и ступор: новые знания роятся в голове, не желая укладываться и не впуская ничего больше, так что, я просто слушаю басовитые раскаты голоса Бырло, не особенно улавливая смысл. Наконец, спустя ту самую малость, начинается давно готовившийся дождь. Тррхе решает поторопиться и ехать верхом, дабы укрыться в городе. Мы снова усаживается на кьеу, и торговец пускает его хорошим галопом, едва дав мне усесться поустойчивее. Бырло не отстает, даже кажется, что для него такой ритм - сущее удовольствие. Под тяжелыми каплями его шкура быстро темнеет до ровной черноты и начинает забавно топорщиться, сохраняя тепло в подшерстке. Я вымокаю до нитки, поскольку зонт мой канул в небытие, да и будь он со мной, толку от него чуть - я держусь за торговца обеими руками. Тррхе сам ничуть не суше, рубашка липнет к телу, растрепанные волосы торчат в стороны темными прядями, напоминая вороньи перья. Именно такими мы и подъезжаем к Рогам, миновав несколько усадеб и садов с полями - выселки.
Глава 7. Заботы и советы.
Пригород Рогов напоминает планировкой дачный поселок, кольцом окружающий первый рубеж городских стен. Широкая улица, по которой мы подъезжаем к воротам, окружена низкими заборами садов и огородов. Дождь серой пеленой скрывает усадьбы, а белый камень стен от сырости темнеет почти до бурого. Путников теперь не много, и выглядят они ничем не лучше нас - темные силуэты, промокшие насквозь, со стороны довольно безрадостные. Башни укреплений кажутся двумя суровыми, темными воинами, недреманно бдящими городской рубеж. Высокие, массивные, неприступные, стоят они, держа широкую арку ворот, а у их подножия, под натянутым на шесты навесом одиноко стоит человек. Возле него путники, ехавшие и шедшие перед нами, задерживаются, но не надолго, тут же проходя за раскрытые ворота. Бырло проходит к человеку первым, мы с торговцем спешиваемся, я идувперед, следом Тррхе ведет на поводу уставшего кьеу. Бырло коротко обменивается репликами с человеком под навесом и уходит под арку ворот, ожидая нас там. Когда я ступаю под навес, человек, аккуратного вида пожилой мужчина с длинной, солидной бородой, и в ладной, строгой одежде, переводит на меня свой внимательный взор. Он всматривается долго, слегка прищурив левый глаз. - Прыга, вижу тебя, - произносит он спокойным уверенным голосом. - Ты ознакомлена с тем, что с тобой шха, которым ты не владеешь, от которого не страдаешь, но которое способно причинить вред любому, кто окажется рядом? Медленно киваю, заодно запоминая понятное пояснение мужчины. Он объясняется четко и ясно; как никто из встреченных здесь, он использует речь, очень близкую привычной мне. - А ознакомлена ли ты еще и с тем, что я могу отговорить тебя вступать в пределы охраняемого от вольных шха города Роги? Я в замешательстве. Что я буду делать, если отсюда, как и из Прирогов, меня выставят вон? Однако, к разговору присоединяется Тррхе: - Это шха, считаю, мне будет помогать забрать знавец места. Знавец сейчас, я знаю, в граде. Бородач внимательно слушает торговца, некоторое время обдумывает его слова, а затем сообщает свое решение, обращаясь к Тррхе: - Считаю, это твое правильное так. Это шха, разрешаю, будет вне твоей руки три дня, более - нет. Либо будешь забирать его, либо вы будете покидать град. - А затем поворачивается ко мне, и добавляет. - Твои цели для меня не очевидны, хочу еще раз напомнить тебе, что город охраняется, и ценен для нас. Я серьезно киваю, торговец говорит свое "так" в согласие условий бородача, и мы выходим из-под навеса, присоединяясь к Бырло под аркой. Проходя под ней, я невольно поднимаю взляд вверх и даже замираю: арка высотой больше пяти метров, и не yже четырех, поражает воображение. Огромная махина, с крупной, крепкой кладкой - внушает трепет и уважение. Я почти и не бывала в замках или крепостях, не видела настолько основательных, суровых укреплений (стены монастырей или нашего Кремля уже не в счет). С краев арки стекает ручьями вода, словно занавесью разделяя "там" и "здесь". Пройдя эти завесы, мы входим в город Рoги. Мостовых здесь нет, или, по крайней мере, нет сразу за воротами, зато есть шикарные, безграничные лужи. Ботинки мои промокают окончательно, кроме того, тяжело наваливается накопившаяся за эти дни усталость. Не привыкла я к походной жизни, поэтому - почти не замечаю приземистых каменных домиков, крытых черепицей, и не вглядываюсь в стрельчатые, прямоугольные и арочные окошки, в некоторых из которых горит свет. Просто иду следом за моими спутниками, уже не обращая на дождь никакого внимания. С новой силой начинает ныть копчик, становится холодно. Мне бы сейчас помыться, чая горячего, потом обернуться мягким пледом, с ногами устроиться в глубоком кресле и задремать. Но, полагаю, максимум, что светит здесь усталым путникам, это жесткая лавка у камина и стакан чего-нибудь вроде эля, упорно упоминавшегося во всех книжках, какие я помню. Впрочем, и это тоже было бы неплохо. Но мы все идем и идем куда-то. Дождь сравнивает все дома меж собой, крадет детали, поэтому разницы в пейзаже я не замечаю. Только дважды нам попадаются освещенные улицы, несколько раз по дороге встречаются участки мостовой, каменной или деревянной. Общее впечатление такое, словно улицы завернулись в широкое кольцо, из которого не выйти, можно только бесконечно бродить тут, среди сырости, под темнеющим к вечеру небом. Однако, нашу персональную вечность нарушают, внезапно и грубо. Уже который раз за эти сумасшедшие дни нечто вновь хватает меня за шиворот и вздергивает вверх, как котенка. К этому добавляется появление еще двоих здоровенных мужиков, вооруженных чем-то вроде тяжелых булав, а за их спинами видна в свете окон знакомая фигура безумного бородатого мага. Он надоел мне, хуже горькой редьки, хотелось бы побить его чем-нибудь тяжелым, но я могу только гневно дрыгать ногами, что не поможет ни мне, ни занятым потасовкой спутникам. Ситуация кажется мне довольно безнадежной, однако, то, с какой решимостью они взялись за дело, внушает надежду. Драка разворачивается прямо передо мной - почти подо мной - так что, остается только смотреть. Бырло сражается, как дикая кошка, даже большие габариты ничуть не сказываются на ловкости, тяжелые лапы так и мелькают в воздухе. Тррхе не атакует, только уворачивается от тяжелых замахов булавы, и все что-то ищет в поясном кошеле. Колдун мечется чуть поодаль, сосредоточившись на Бырло, но, даже если нервное верещание да резкие жесты бородатого и имеют какой-то эффект, Бырло на него внимания не обращает, больше занятый своим противником. Тот кажется весьма сноровистым, и один раз зверь все же получает удар булавой в бок, но вскользь, а, дождавшись, когда противник откроется, делает ответный выпад. Вернее, выпрыг - пружинно оттолкнувшись задними лапами, зверь со всей силы ударяет противника в грудь. Проехавшись на упавшем мужике по мокрой земле, Бырло, не слезая, резко запрокидывает голову и с размаху бьет противника лоб в лоб. Соскочив с неподвижного мужика, зверь резкими скачками направляется к колдуну, а поверженный остается лежать, лицо забрызгано кровью, и не ясно, отключился он или умер. Тррхе, вертясь, как угорь на сковороде, наконец что-то там у себя находит. Отскочив от противника, он кидает в него знакомый сгусток - точно такой же или этот самый висел в дыме костра сегодня днем. Эффект получается неожиданным: поймав сгусток боком, мужик тут же роняет свое оружие, и, держась за живот, убегает прочь с невиданной прытью. В этот самый момент я слышу гневный рык Бырло, а затем сила, державшая меня навису, снова пропадает, и я бухаюсь в лужу. Неудачно. Поскользнувшись, падаю ничком и обо что-то ударяюсь затылком. Наступает чернота. Прихожу в себя медленно и неприятно. Голова тупо ноет, а, из-за того, что вокруг все так-то шевелится и переваливается, она еще и кружится. С превеликой неохотой разлепив глаза, вижу морду Бырло, почему-то снизу. В левый глаз мне тут же попадает капля воды, и я непроизвольно вздрагиваю. Бырло склоняется ко мне, одобрительно улыбаясь одними глазами, и куда-то в сторону произносит: - Хе, Ал-трр-хейнт, та прига оживаше. Ти боявше, що помрэ, та ни о чем! Все более осознавая, что происходит вокруг, я понимаю, что Бырло несет меня, прижав к себе одной лапой, а остальными опираясь о землю. Торговец заглядывает с боку, внимательно изучает меня, мягко ощупывает болезненно отозвавшийся затылок. - Живешь, - сообщает он, кивнув. Еще минут через пять я признаюсь, что вполне могла бы идти сама; хотя и сомневаюсь в этом, но во мне какая-то гордость проснулась, что ли... Впрочем, Бырло лишь неопределенно взрыкивает, и продолжает нести меня, и я не имею ничего против: так куда теплее и удобнее. Потом, недовольно морща басовито гудящий нос, Бырло рассказывает, что, во-первых, проклятый колдун опять "пропадаше середь усего", а во-вторых, мы всё ищем, где именно живет нужным нам знавец. - Ал-трр-хейнт та не знаше точно мисто, та искаше знауца через свою гадку пакость, - непонятно добавляет Бырло. Потом я замечаю, что перед торговцем медленно плывет в воздухе тонкая, высокая тень, и предполагаю, что это и есть "гадка пакость", то самое "шха", природа которого мне до сих пор не ясна. Уже стемнело, и наш путь освещают лишь редеющие огни окон, одинокие фонари, да пару раз встреченные пешеходы с лампами. Они бредут мимо или вдалеке, как печальные тени или блуждающие огоньки, и мне интересно, что же за порядки в этом городе, если они не опасаются выдавать свое местоположение светом: быть может, ночью гулять здесь не так страшно, как, положим, в Москве? Наконец, Тррхе уверенно произносит "так", и мы поворачиваем к какому-то трехэтажному зданию. Бежевая кладка без штукатурки, высокое крыльцо, стоптанные каменные ступени, на втором этаже светятся два широких окна. У крыльца Бырло опускает меня, едва не уснувшую по дороге. Пока торговец заводит кьеу куда-то за угол дома, я осматриваю дверь, сколоченную из досок, обитых фигурными металлическими полосами, вырезанными в причудливые завитушки и спирали; ручка отлита в форме дракона - ящер аккуратно сложил небольшие лапы и длинные крылья, и прикасается к двери затылком и хвостом, гордо выгнув спину. Интересно, здесь-то они водятся? Тррхе возвращается, и мы входим в дом. За тихо скрипнувшей дверью - темнота прихожей, еще какие-то двери, лестница, и приятный травяной аромат, словно кто-то готовит отвар или чай. По лестнице мы поднимаемся на второй этаж, и здесь запах пряных трав усиливается. Из-под ближайшей двери пробивается полоска света. Торговец приближается к двери и останавливается, не пытаясь постучать или окликнуть хозяина. Однако, этого и не требуется: через несколько секунд дверь открывается сама. На пороге нас встречает... женщина? Почему-то я была уверена, что знавец - мужчина, но плавная фигура с узкими плечами, пышная юбка и копна волос, подсвеченная сзади пламенем камина - не дают усомниться. Голос хозяйки дома резковат, но по-девичьи звонок. - Интересныая компания. Можете входить, если хотите. Мы, естественно, хотим. Женщина закрывает за нами дверь и поворачивается лицом, что позволяет нам разглядеть друг друга. Она качает головой, а я помечаю в ее лице некоторую остроту черт, и едва заметное высокомерие. Впрочем, лицо создает приятное впечатление, а темные раскосые глаза светятся умом. Взгляд, который знавец - знавица, как мне приходит в голову - останавливает на мне, создает интересное ощущение почти рентгена. - Я вижу уставшую прыгу. Что ж, тебе бы надо отдохнуть, - предлагает женщина (не смотря на юное лицо и быстрые жесты, называть ее девушкой не получается, глаза выдают большой опыт и понимание). - Поднимайся по той лестнице, - знавица указывает вглубь комнаты, на винтовой подъем, - там комната, в ней ты найдешь все необходимое. И вот еще, - хозяйка подает мне глиняный стакан, исходящий тем самым травяным отваром. Не имея ни малейшего желания спорить, я от души благодарю хозяйку, киваю спутникам, затем отбываю вверх по металлической винтовой лестнице. Наверху приоткрытая дверь, а за ней: небольшая комната со скромной мебелью: кровать, туалетный столик, возле него простой стул, в углу темный, без изысков, шкаф. На столике уютно мерцает светильник, там же кувшин с теплой водой, полотенце, мыло и тазик. Отставив кружку на столик, раздеваюсь до белья, оборачиваюсь колючим шерстяным пледом, сразу же развешиваю на стуле и спинке кровати промокшие вещи, затем старательно умываюсь, и, наконец, усевшись на подоконник, беру в руки чашку с ароматным чаем. Дождь все каплет за окном, темные улицы обезлюдели, ночь начинает свое шествие. Но теперь она кажется тихой и уютной: истинные чудеса делает с уставшим человеком кружка сладковатого пряного отвара, теплый плед и умывание. Я еще раз осматриваю улицы с высоты третьего этажа, допивая чай. Город Роги. Возможно, первая встреча не так уж плоха. Я просыпаюсь от странных, непривычных шумов. Спросонья откровенно удивляюсь: вроде бы, я дома, в своей постели, но что-то не стыкуется, есть тут едва заметное непривычное... не разберешь, что. Нехотя открываю глаза, и удивляюсь еще больше: совершенно незнакомая комната, чуть скошенный потолок, голые деревянные стены, широкое окно. Постепенно я припоминаю, где я, и что было вчера, а потом сосредотачиваюсь на настороживших меня шумах: тут все тоже становится просто и понятно. Вместо привычного городского шума здесь звуки какие-то более деликатные и разрозненные. Вот глухо прогрохотала телега по деревянному настилу улицы, вот двое беседующих мужчин прошли мимо дома, вот вдалеке кто-то окликнул некоего Далгара или, может, Деглара... Паузы не заполнены знакомым уху москвича нескончаемым шумом машин, здесь тихо и спокойно. Через несколько минут я поднимаюсь и придирчиво ощупываю свою одежду. Плотная кожанка грабителя все еще сыровата (хотя, дождь несколько промыл кровь и вывел неприятный запах), да вот и ботинки влажные внутри. Зато заботливо развешенные рубаха, носки, майка и штаны подсохли, правда, последние выглядят весьма своеобразно: грязные ниже колен, они застыли двумя мятыми, словно жестяными раструбами. Ну и ладно, других-то нет. Куртку, и кружку заодно, я забираю с собой, ботинки надеваю - не босиком же спускаться вниз. Умывшись и прополоскав рот остатками вчерашней воды из кувшина, я спускаюсь вниз. Там меня ждет знавец - вернее, знавица, как мне приходит в голову - она сидит за столом, боком ко мне и лицом к окну, возле нее на столе пустая тарелка и глиняная кружка. Кроме нее, в комнате никого, широкое пространство кажется уютным, массивный очаг и шкафы теперь прекрасно видны в свете позднего утра. На стенах тут и там прибиты небольшие полки, заставленные какими-то ступками, бутылками, угловатыми камешками, а еще дальше я вижу проем, за ним - просторную кухню. Заметив меня, знавица, гибко поднявшись, забирает у меня чашку, и наливает в нее новую порцию отвара - теперь он обладает более ясным, подрящим ароматом, в чем-то напоминая мяту.С ужасом смотрю в чашку: вчера я без задней мысли выпила непонятный настой, выпила его целиком, даже не озаботившись... - Не размышляй, - произносит знавица с улыбкой. - Мои ис говорят, ты, как ен-лар, то есть, похожа на нас во многом. Пей, это просто чай. А мне пока не зачем причинять тебе вред. Как она это говорит... Как будто потом соберется. Становится немного не по себе, и я отпиваю лишь один глоток - подозрительность я пока перебороть не в силах. - Ен-лар? Что это значит? - Ну. Есть много разных енов, чаще всего, разница в их голове. Но лары отличаются и тем, что могут позволить себе съесть почти все, что растет в Мире, за исключением самых страшных ядов. По карйней мере, лары живучи, если и скрутит живот, то хоть выживешь. Удобно. Пояснения не слишком мне понятны, но я киваю, и - на счет ядов и прочего запоминаю старательно, пригодится. - А где мои спутники? - интересуюсь я, почему-то откладывая свой самый главный вопрос, за ответом на который я сюда и стремилась. - Где-то гуляют, - пожимает плечами знавица. - Вот что прыга, предлагаю: ты рассказываешь мне, как сюда попала, и, может, еще немного о своем мире (мне любопытно). А я кормлю тебя завтраком, про который точно можно сказать, что он не ядовит. Договорились? Не сдержав легкой улыбки, киваю, и знавица принимается что-то стряпать, А устраиваю у очага свои непросохшие вещи. Пока она устанавливает над очагом какую-то решетку, пока ставит на нее компромисс между сковородой и ковшиком, я выясняю, что ее имя Велинея, и что она уже меня видела. - Где? - Ты шла в Русть, а я уезжала. Сперва я решила, что ты что-то продаешь, или шуткой Ушедших ис обрело форму. - Что-что? Шуткой Ушедших? - Переспрашиваю. - Боги... Они ушли многие, очень многие лазни тому назад. Но были большие шутники, и теперь некоторые ис еще обретают иногда плоть. Но ты не слишком похожа на ис, только частью. - Какой же? - Интересуюсь, поскольку ис, как я понимаю, довольно мощноые создания, что-то вроде сил природы. Уж что-то больно лихо получается... - Не знаю. Твоя еда, - сообщает Велинея, и, усевшись на свой стул, велит мне начинать рассказ. Попробовав выложенное в миску кушанье (нечто, напоминающее гречку с сыром или каким-то соусом), я одобрительно улыбаюсь и начинаю рассказ в мельчайших подробностях. Мост, парапет, шоссе внизу - далеко и болезненно близко, серое небо и мой бордовый зонт. Воспоминания как бы пробиваются острыми углами верез новые впечатления, воспоминания недавние, но милосердно подзабытые... Потом стог сена, поле, дорога, бандиты,... Но знавица безцеремонно перебивает меня: - Дальше я примерно знаю. Банда Блграги, убийца - и Русть. Это про этот мир, не про твой, а здесь я все знаю. Ее слова кажутся мне несколько резковатыми, больно уж она самоуверенна - "здесь я все знаю". Я бы никогда не сказала подобного о своем мире. Но - не мне, совершенно не мне ее судить. Торговец говорил, что знавцы умеют договариваться с ис, возможно - это очень круто. - А ведь я искала тебя, - сообщаю неожиданно для самой себя (я уже поняла, что обращение на "вы" здесь совершенно не в ходу). - Быть может, ты знаешь, как мне вернуться домой? Мне очень нужно как-то туда добраться. Женщина размышляет над моим вопросом, а я напряженно жду. - Нет, прыга, я не знаю. У нас довольно старых легенд о гостях издалека, но они рассказывают о самих гостях, не о том, что с ними было, не о том, как они исчезают. Легедны я знаю хорошо, но тебе они ни к чему. Многие из вас остаются здесь, и мне доводилось видеть прыгу однажды, это странное создание до сих пор живет среди нас, в мире. В общем, ничем тебе не помогу, даже среди всех тех енов, которых я считаю знающими, ни одного не укажу тебе - мы не интересуемся такими вещами. Я медленно киваю. Старавшись приготовиться к такому повороту, я тем не менее расстроена. Даже добраться до знавицы мне было непросто, а если представить, как дико мне везло: со спутниками, с советчиками и прочим, так и вовсе авантюра та еще. Теперь же я даже не знаю, что делать дальше, к кому идти за советом - вполне повод загрустить. - Вот что, - наинает знавица, немного подумав, пока я задумчиво ела кашу, больше просто ковыряя, чем отправляя вв рот. - Есть у меня один совет. Сделаем новый договор: расскажешь мне одну любую вещь о своем мире, а я дам тебе один совет на счет того, как бы, скажем, я посутпила, будь прыгой в твоем положении. Договариваемся? Соглашаюсь, конечно, соглашаюсь. Кем же надо быть, чтобы не воспользоваться шансом узнать что-то полезное? Не размышляв и минуты сразу берусь рассказывать Велинее о компьютерах - мне ли мелочиться, я ж инженер, и факультет у меня подходящий. Знавица слушает жадно, не перебивая и не переспрашивая. Уж не знаю, чем именно очаровали ее приспособления для сложного счета, но свою часть нашего "договора" я выполнила - кое-как найдя такой момент, где можно и остановиться. - Так. - Знавица утвердительно кивает. - Теперь мой совет. Ты достаточно удачлива, чтобы им воспользоваться, и я бы задумалась о том, откуда твоя удача. Игроки и торговцы приманивают ис для такой удачи годами, не спят ночей и почти не едят. Где она у тебя, хотела бы я знать. В общем, я советую тебе собрать свои вещи, выйти на улицу, и идти точно так же, как ты шла тогда, три дня назад, с того поля, куда упала. Просто идти - и твоя удача тебя выведет, - последнюю фразу знавица завершает с какой-то странной интонацией. Уж не завидует ли? Чему?!
Глава 8. Улицы, дома, башни...
Предложение знавицы выйти на улицу и идти, куда глаза глядят, кажется мне абсурдным. Я не знаю местных порядков, города, вообще ничего здесь, кроме того, не хочу разминуться со спутниками, наличие которых рядом давало мне хоть какие-то шансы, да и знавица еще может дать мне хоть какую-то полезную информацию. Я вдыхаю поглубже, чтобы объяснить ей несуразность такого подхода, но она опережает меня: - Ты боишься? Впрочем, тебя в чем-то можно понять. С другой стороны, взгляни, как все обстоит на деле: через малость я оставлю дом, чтобы улаживать свои дела. Неужели ты будешь сидеть здесь и терять время, вместо того, чтобы попытаться найти помощь или кого-то знающего? - Или приключение на собственную... кхм. - Или ничего, - добавляет женщина, - как тогда, на поле, тебе просто нужно решать, хотя ты ничего не знаешь. - Но теперь у меня хотя бы есть, что терять..! - Это ты так считаешь, - странно отвечает знавица с суровыми нотами в голосе. - Чего тебе терять? Вещи у тебя с собой, одежда на тебе. Спутники? Нужно сильно постараться, чтобы потерять шхаведа. - Кого? - Тот твой попутчик, что умеет хоть как-то договариваться со шха, такие ены называются шхаведами. Он тебя так и так найдет, твое редкое шха он не упустит ни за что. Скорее, будет большой проблемой от него скрыться. - Скрываться от него мне пока и незачем, - отвечаю откровенно. Знавица недовольно пожимает плечами, а я продолжаю размышлять. - Я здесь ничего не знаю, вообще. Ни обычаев, ни законов, ни... да ничего. Вот если бы ты мне рассказала... - Даже если я проведу целый день, объясняя тебе устройство мира, ты не приблизишься ни к его пониманию, ни к решению собственного вопроса. Кроме того, мы не можем угадать, какие знания пригодятся тебе, а какие нет. Да и времени у меня на такие разговоры нет. А ты получишь шанс найти помощь вне этого дома. Я умолкаю, пораженная. По-прежнему не в состоянии оценить масштабов опасности такой авантюры, я не могу и решиться на нее. - Размышляй, я начинаю собираться. Сказав это, знавица направляется ко входной двери и, открыв ее настежь, кричит: "Тхор!", словно зовя кого-то. Мне становится интересно, кто бы это мог быть, и я неосознанно отодвигаю момент принятия решения. Через минуту я понимаю, что решение уже принято. Почти сразу на зов знавицы с первого этажа поднимается какой-то мужик. Войдя в комнату, он начинает что-то тихо обсуждать с женщиной, а я покрываюсь липким потом. Это же он... Это тот человек, который убил четверых грабителей там, на дороге к Русти. Убийца скоро выходит вон, а я, пытаясь успокоиться, сообщаю знавице, что это он, он убил... И сразу же прошу у нее хлеб или что-то в этом духе, и воды, и готова даже заплатить - оставаться в одном доме с убийцей мне не улыбается, картина трупов на дороге, брызги крови на придорожной траве, неестественная тяжесть мертвого тела - это все слишком еще живо. Хлеб мне выдают даром, прибавив к нему вяленого мяса, и воду знавица сама набирает в мою флягу, а слова об убийствах и прочем не производят на нее должного впечатления: - Не мое дело, что делил он на дороге с теми четырьмя енами. Сейчас у меня с ним договор, он делает то, что я скажу, так зачем мне волноваться о его прошлых деяниях? - А если он обманет? - Значение этого слова мне не известно, - легкомысленно отвечает Велинея. - Сделает что-то против твоей воли? - У нас договор, - спокойно, терпеливо повторяет женщина, и мне остается только кивнуть, приняв к сведению ее безграничную веру в лояльность наемника. А затем я действительно ухожу, из страха и надежды. Уже на пороге оборачиваюсь: - Ты все же мне очень помогла, я благодарна. - Я принимаю твои слова, - кивает знавица, и добавляет. - Твой страх пахнет очень сильно, постарайся никогда его не показывать. Еще я бы в твоем положении очень берегла свою сумку, я полагаю, в ней содержится нечто, помогающее тебе, хотя я и не знаю, что это. Что ж, решаю я, новость хорошая, и, кивнув на прощанье, спускаюсь по лестнице, и выхожу из дома. Город впечатляет меня - именно теперь, днем, когда всюду движение, звуки, детали. Улица, на которую выходит парадное дома, не слишком широкая, но пересекается с такой, чуть поодаль, и я сразу решаю идти туда, полагаясь на расхваленную знавицей удачу. Покрепче прижав к себе сумку, я выхожу на перекресток и принимаюсь разглядывать окрестности, а разглядывать есть что. Для начала, мой взор поднимается на стену ближайшего здания. На углу аккуратного оштукатуренного строения красуется металлическая табличка с надписью "Кошска Тропа", а сверху, прямо на бежевой краске стены, черным нарисована... хм, кошка? Голова чуть мелковата, а хвост длиннее обычного, но зверек вполне узнаваем. Они, что, здесь водятся? Затем я оглядываю пешеходов, выставленные вдоль широкой людной улицы лавки, и обалдеваю от обилия впечатлений. Например, сразу выделяющийся из общей массы великан - метров трех, не ниже, и худой, как щепка, он медленно бредет по улице, удаляясь от меня. Длинное светлое одеяние, широкое не по размеру, роднит фигуру с корабельной мачтой в часы штиля. Или же совершенно пустой лоток, у которого толчется целая куча народу. По очереди, которую трудно среди них определить, люди кладут на прилавок кто чем богат: инкрустированный камнями посох, старое колесо или шляпа с пером. Владелец лавки терпеливо что-то объясняет клиентам, забирает принесенные ими вещи, и отдает им нечто небольших размеров, хранящееся под прилавком. Или интересная группа, шествующая как раз мимо меня. Люди очень разной комплекции, роста и даже цвета кожи, одеты в одинаковые светло-голубые мантии. Все эти мантии одного и того же размера, поэтому на тощей высокой женщине одеяние висит мешком, едва прикрывая колени, а пухлый, очень низкий толстяк вынужден носить мантию в обтяжку, завязав подол узлом. Или высокий полупрозрачный силуэт, следующий за печальным человеком, страдающим, судя по виду и жестам, сильной мигренью. Или кьеу глубокого синего цвета, привязанное к столбу возле заведения "Едальня Бропы", или огромный мешок, который тащит очень маленькое существо, почти полностью скрытое своим нелегким грузом. "Роги - город контрастов", перефразируя знаменитые слова. Глубоко вздохнув, смешиваюсь с людским потоком, не забывая крепко прижимать сумку к себе. Медленно иду по Кошской тропе, глазея по сторонам и пытаясь понять, как среди этой пестроты найти мудреца, способного помочь мне. Наконец, мой взор выхватывает из общей картины вывеску "Книги и советы", из-под которой, на порог заведения, выходит вполне довольная жизнью барышня. Пожав плечами, направляюсь туда - чем черт не шутит, верно? Наверное, моя удача довольно своеобразная и капризная девица: я даже в дверь войти не успеваю, как в соседнем здании начинает твориться нечто странное: поднимается за онами верхнего этажа какой-то гомон, потом крики, глухие удары, затем тишина, которая сейчас же разрывается глубоким, рокочущим гулом. Гул набирает обороты, словно бы вбирая в себя больше звука, блуждает по дому, сменяясь треском, грохотом, ударами и криками. Затем звук спускается вниз и укореняется где-то в подвале, мерно пульсируя на басах, словно там, внизу, притаился самолет-истребитель с работающим двигателем. Была бы я кошкой, я бы прижала уши к затылку и дала бы деру, но - я не кошка, поэтому, вместе с прочими прохожими, отвлекшимися от своих дел, я начинаю медленно отступать от гудящего дома, развернувшись к нему корпусом и продолжая наблюдать. Спиной утыкаюсь в нервно вскрикнувшего кьеу, отпрыгиваю в сторону, отхожу еще дальше... Звук нарастает, а потом вдруг разряжается раскатом грома и легким землетрясением, от которого окна первого этажа дома лопаются, а дверь вылетает наружу. Впрочем, дверь-то вылетает от того, что кто-то со всей силы высаживает ее изнутри - герой вылетает вместе с побежденной дверью, проезжает на ней по мостовой, а за ним дом бегом покидают еще несколько человек, к которым он и присоединяется, едва поднявшись на ноги. Многие из зевак тоже разворачиваются и убегают. При этом, что странно, я не замечаю паники. Если бы такое случилось на оживленной улице Москвы, кругом уже визжали бы, толкались и бегали, размахивая руками и сея панику. А тут люди - точнее, ены - спокойно так, организованно разбегаются, без толкотни и лишнего шума. Я и сама продолжаю отступление, не желая оставаться на пустом месте, расширяющемся вокруг "нехорошего дома". В общем, я дождалась своеобразной развязки: из дома начинают вылетать, выбегать, а затем и выползать самые разные и удивительные твари. Некоторая часть из них была теми самыми "тучами", и я предполагаю, что если "шха может выглядеть как угодно", остальные существа той же породы. Но их разнообразие меня ошеломляет: волосатые, толстые змеи, вертлявые карлики-уроды, какие-то бесформенные тяжелые амебы и еще невесть что. Впрочем, догадки, похоже, верны: во-первых, народ вокруг переходит в массовое бегство, а во-вторых, одно и непонятных паукообразных существ успевает прыгнуть на замешкавшегося зеваку, и он тут же хватается за голову, словно его сию секунду разбила зубная боль. Теперь бегут решительно все. Удивительно спокойно, без выражений крайнего ужаса на лицах, окружающие меня ены уверенно соревнуются друг с другом в беге, а я вот начинаю отставать. У меня еще в школе по физкультуре была еле-еле натянутая четверка, и никакие походы в спортзалы мне не помогли. Некоторой прыти мне добавляет последнее покинувшее дом существо - огромный "тролль" жизнерадостно-рыжего окраса, с веселым оскалом и широкими плечами, которыми тварь с грохотом выносит наружу остатки дверного косяка. Штука в том, что он выбирает именно ту сторону, в которую убегаю и я - вверх по Кошской. Бежит он грузно, но довольно быстро, иными словами, догоняет. А я все отстаю, увеличивая разрыв между собой и другими участниками забега. Я уже начинаю подыскивать убежище среди приветливо распахнутых дверей ближайших домов, выбирая проем поуже, но тут замечаю нечто интересное впереди: против общего потока, то есть, на встречу нам с "троллем", мчится некий всадник. Видимо, строптивая удача решила отвернуть от меня свой зад, и снова улыбнуться: во всаднике я узнаю Тррхе. Еще через минуту я начинаю догадываться, что будет дальше, и подумываю о том, чтобы все же укрыться в доме. Однако, я уже не успеваю. Торговец, чуть притормозив возле, хватает меня за шкирку и отточенным движением перекидывает поперек седла, тут же снова пуская кьеу в галоп. Я не знаю, как у меня получается удержаться на седле в таких обстоятельствах, и за что именно я схватилась мертвой хваткой, но это и не важно: во-первых, переживания те еще, а во-вторых, вместо того, чтобы развернуться, торговец продолжает сближаться с рыжим чудищем. Я совершенно отчетливо ощущаю замах лапы "тролля", когда мы пролетает мимо него, но, кажется, по нам он не попал, и мы скачем дальше. Вернее, скачет кьеу, а меня болтает, швыряет и подбрасывает. Нужно отдать Тррхе должное, он довольно скоро останавливается, и даже помогает мне: сперва скатиться с седла (оказывается, с самого начала я крабом вцепилась в щиколотку торговца, и теперь мне жутко неловко), а затем переместиться Тррхе за спину. Хотя я плохо чувствую свое тело, но ни секунды не колеблюсь: "тролль", кажется, развернулся, и снова преследует. Так что, кое-как усаживаюсь, и мы уезжаем с Кошской прочь. По мере того, как мы удаляемся от места происшествия, я все больше успокаиваюсь, а затем выравниваю дыхание и наконец начинаю осматриваться по сторонам, благо, едем мы теперь нет так быстро - "тролль" остался позади. Последствия непонятной ситуации заметны все менее: прохожие вокруг спокойнее, разбежавшихся тварей вообще не видно. Торговля, идущая здесь практически повсеместно, не прекращается, праздношатающиеся пешеходы шатаются вполне праздно. Мне не слишком понятно такое спокойствие, ну да всему свое время. Кроме того, я чувствую, что Тррхе чем-то озабочен или встревожен, и не спешу лезть с расспросами. Оставив жалкие попытки проанализировать ситуацию, просто осматриваюсь вокруг, уже подустав удивляться разнообразию форм, размеров и цветов местного населения. Встречаются нам и знакомые синекожие везрилы, парочка "эльфов", один из которых - лысоватый толстяк, и его роднят с чудесным народом только длинные, почти мультяшные уши. Помимо разнообразия жителей замечаю, что ездовые животные тоже весьма пестрые: кьеу щеголяют различными окрасами, от пегого до ультрамарина и болотной зелени. Также попадаются и те утонченные оленелошади, хрупкие, жилистые и высокие, а еще - один тяжеловесный, массивный зверь, впряженный в телегу. Сам город тоже изумляет. С некоторой натяжкой его можно считать похожим на европейские средневековые города: каменные мостовые сменяются деревянными или сходят на нет до грунта, пересекаемый нами мост напоминает Чехов мост в нежно любимой мною Праге, да и дома в большинстве отвечают стилю тех времен. Загвоздка только одна - все дома очень разные, и соседствуют в самых неожиданных сочетаниях: темная, мрачная башня со стрельчатыми окнами стоит вплотную с низеньким "пряничным домиком", роскошное трехэтажное здание с колоннами и впечатляющей лепниной соседствует со строгим, аскетичным строением, имеющим минимум отделки. Штукатурка, голая кладка, брус и накладные деревянные панели сочетаются едва ли не в одном здании. И, при всем этом разнообразии, с развешенным в узких переулках бельем, начищенными трубами, удивительными резными балконами и громоздящимися чуть ли не до крыш ящиками и корзинами - при всем этом, город выглядит каким-то уютным, домашним, не хаосом безвкусицы, а своеобразным праздником архитектуры. Середина дня застает меня под мрачными стенами монументального ансамбля, состоящего из соединенных парапетами и мостами трех высоких башен. Я стерегу кьеу, ожидая ушедшего за массивные темные ворота торговца. Прохожие заинтересованно разглядывают меня, а я подавляю желание показывать им язык. Во-первых, я тут уже больше получаса стою, во-вторых, я ошалела от недавних происшествий, в-третьих, хотелось бы где-нибудь пристроиться и нормально поесть. Мы все утро разъезжаем по городу, как мне кажется, почти бессистемно, Тррхе то и дело исчезает в каких-то домах или за воротами, и затем мы едем дальше. Вроде бы, ничего такого, но я почему-то зверски устала, да и голова начинает ныть - на затылке выросла отличная шишка, и я благодарю местных богов хотя бы за то, что обошлось, похоже, без сотрясений. Мои незнание, удивление, невозможность понимать и делать выводы только усиливают головную боль, утомляя и раздражая. Куда мне податься за главным ответом, у кого узнать, как вернуться домой, где найти такого просвещенного мудреца? И дальше - что за шха сидит на мне, не причиняя вреда, почему Тррхе не может его забрать, и что вообще такое эти шха? Чем обеспокоен торговец, связано ли это с происшествием на Кошской, и что же там стряслось? Что это за бородатый колдун-псих, почему он тоже шха, и будет ли он и дальше преследовать меня? В висках стучит и давит... - Потрогать разрешаешь? - робкий, тоненький голосок отвлекает меня от неприятных ощущений. Возле стоит тоненькая беловолосая девочка, в плотном платьице, зеленых чулочках, простых ботинках и курточке. Сквозь тонкие, полупрозрачные волосенки пробиваются едва заметные бурые рожки. Чуть поодаль стоит женщина - наверное, мать, очень уж похожи лица, - ошалевшая от дерзости чада. Девочка смотрит на меня снизу вверх открытыми глазами разных цветов, один синий, другой зеленый, как у кошек. - Чего потрогать? - Интересуюсь, не сдерживая улыбки. - Тебя и потрогать. Потом расскажу браднам, что трогала живую прыгу! - Вот как... Тебя как звать? - Ринея. А... А звать прыгу как? - Ника, - отвечаю, и протягиваю руку, - трогай. Теплая ладошка охватывает мое запястье, буквально на секунду, девочка улыбается и тут же отпускает руку и убегает вслед уходящей матери, а я остаюсь стоять и тоже улыбаться. Я не могу объяснить, почему вот так доверилась этому маленькому существу, у которого, оказывается, еще и хвост с кисточкой имеется, но ничуть не жалею о своей неосторожности. После этого прикосновения на душе у меня становится легко и тепло, в мыслях - какая-то бесшабашность. Ну, не понимаю я ничего, так и что с того. На то я прыга, чтобы ничего тут не понимать, можно сказать, профессиональная неосведомленность. Наконец, из ворот появляется Тррхе, и без лишних слов садиться на кьеу. Он мрачен, что вчерашние тучи, но я уже придумала как разговорить его, единственного человека - ладно, ена, - который всегда рядом, пусть только до того момента, пока со мной то непонятное шха. Я припомнила наши первые диалоги, кое-что прикинула, и сделала некий вывод. - Как я понимаю, мы между собой договорились, так? - Начинаю я, снова усевшись торговцу за спину. Тот неопределенно бурчит, и я продолжаю. - То есть, у нас договор на счет моего шха, так? Ответное "так" торговца более уверенно. - Я полностью согласна отдать тебе это самое шха, чем бы оно ни было, и готова помогать, чем смогу. В ответ, я хочу быть в курсе событий. Это и в твоих интересах: чем больше я узнаю, тем скорее смогу помочь. Мы проезжаем очередной мост, и я, залюбовавшись на открывающийся с него потрясающий вид, даю Тррхе возможность обдумать мои слова. А вид - вид стоит того, чтобы им увлечься. Я совершенно не ориентируюсь в городе, но мы, судя по всему, пересекли центр, и оказались у внутреннего подножия тех холмов, которые я видела вчера с дороги. Сейчас, с реки, пологие склоны холмов, покрытые садами и расчерченные крышами домов, видны как на ладони, и взгляд, скользя по черепице и высоким деревьям, сам собою поднимается к стенам и башням венчающих холмы укреплений. Вблизи массивная крепость еще больше походит на рыцаря в тяжелых доспехах, вооруженного шпилями угловых башен, в кирасе гребенчатых стен. Камень кладки - такой же молочно-белый, как и внутренний ряд стен, опоясывающих холм, и крепость, тут и там высветленная солнцами, выглядит оплотом чистой, непогрешимой силы. Высокие облака, проходящие вверху - словно реющие флаги, а темнеющие позади горы напоминают дружину, замершую за спиной своего генерала. Соседний холм, лежащий слева от крепостного, занят не менее впечатляющей постройкой, отнюдь не такой величественной и суровой, зато весьма оригинальной. Шесть исполинских башен исключительно напоминают группу огромных, невообразимых поганок: каждая башня обладает уникальной кривизной, и заканчивается круглой остроконечной крышей. Собственных стен вокруг башен не видно, их функцию отчасти выполняют удивительные строения, похожие на проект дизайнера-модерниста. Они выглядят так, словно раньше были единым широким кольцом, но теперь остались только вырезанные из него сегменты, похожие на поплывшие от жары кусочки пирога - также кривые, и крытые такой же черепицей, они отлично дополняют вид башен. Кроме того, крепостной холм соединен с холмом башен оригинальным мостом с высокими арками, форма которого, отсюда, с реки, напоминает синусоиду: два аккуратных максимума и один мягкий, длинный минимум. - Разумно. И может случиться, что ты сумеешь способствовать, - тем временем произносит торговец, и я внимательно его слушаю. Во-первых, я уверена, что Тррхе обладает массой весьма практических знаний, и недурно было бы у него поучиться, раз уж мне не светит вернуться отсюда домой в ближайшее время. Кроме того, что ж скрывать, он очень интересен мне сам по себе, даже угрюмая молчаливость скорее импонирует. Еще немного поразмыслив, торговец объясняет, что сейчас он ищет других шхаведов, способных помочь ему в разрешении прецедента с моим шха. Увы, поиски его пока не приносят успеха. И более: - Сим днем убит шхавед, что на Кошской тропе. Там ты была, и ты видела что? Как следует все припомнив, я рассказываю, как все было, во всех подробностях, какие заметила. Увы, не так уж их и много, я-то видела скорее последствия, чем саму суть. Но торговец так не считает. Пару раз уточнив некоторые моменты, он, похоже, делает из моего рассказа какие-то выводы. - Ших..! Понимаю теперь страх прочих шхаведов града. То, что убило, было либо зело умелым шхаведом, либо знавцем, либо зело опасным шха. Оно смогло выпустить запечатанных шха, - добавляет он с явной озабоченностью в голосе. - То есть, опасность угрожает всем шхаведам? И тебе? - Не мне знать. Все будет ответствовать мыслям и так убившего, а их знает только оно. Слово "так" до сих пор остается той кочкой, о какую я спотыкаюсь с разговорах. Такое ощущение, что здесь в него принято вкладывать больше смысла, это что-то вроде целей или мотивов, решаю я, припомнив давешние объяснения самого же торговца на счет "знавцев, становящихся шха". Ужас, голова трещит. Кроме того, ситуация в Рогах начинает походить на детективную историю, что настораживает.
Глава 9. Деньги и торговля
- Было бы очень кстати чего-нибудь поесть, - признаюсь я. Последний час мы ехали молча, торговец, видимо, ведет кьеу к дому очередного шхаведа. Погода, слегка подпортившаяся с утра, мешает мне определить, который сейчас час - небо заволокло тучами, теперь оно похоже на мятый темно-серый шелк. Кроме того, задул прохладный, резкий ветер. Торговец не отвечает на мои слова, но через несколько поворотов мы спешиваемся возле высокого трехэтажного здания, на углу которого висит табличка с непонятной надписью "Опaжна кулёмность", а вот под ней изображен многообещающий натюрморт из блюда с дымящимся мясом, каких-то овощей и оплетенной бутылки. Что означает эта "кулемность", применительно к пище, например - мне не понятно, но словцо хорошее. - Можешь поесть, и старайся оставаться здесь, считаю, я скоро вернусь, - говорит мне торговец, не заходя внутрь. - Еще старайся беречься, - добавляет он и, перейдя на противоположную сторону улицы, сворачивает в подворотню. А я захожу в зал трактира. Здесь полутемно, из-за узких, низких окон - кроме того, стекло или немытое, или просто мутное само по себе. Под потолком не слишком обширного зала висят два светильника, наполненных каким-то светящимся газом или еще чем, медленно переливающимся и плавно мерцающим, причем, цвет свечения откровенно напоминает слабые ртутные лампы. Столов здесь всего пять, зато они большие и широкие. Внимательно осмотревшись, прихожу к выводу, что заказы здесь принимают официанты, посему не нужно идти к стойке в углу зала, а можно подыскать местечко и усесться. Я выбираю стол слева от входа, и усаживаюсь почти в самом его начале: дальше, в глубине зала, стол занят компанией из трех оригинальных личностей: их головы и руки отчетливо пернаты, при всем прочем, вполне привычном моему глазу. Увы, пол существ определить не удается - вся троица тощая, и носят они просторные, без изысков костюмы, почти одинаковые. При этом, компания занята некой странной игрой: они перекладывают с места на место разноцветные картонные треугольники, разложенные на столе без очевидной мне системы. - Просим, - звучно раздается над моим ухом, и я резко оборачиваюсь. Склонившись над столом, среднего роста коренастый тип выжидающе смотрит на меня. Разглядев плотный зеленый передник, наконец, соображаю, кто передо мной. - Я здесь совсем недавно, поэтому - посоветуйте мне что-нибудь из печеных или тушеных овощей, - объясняю я, следя за реакцией официанта. Тот возводит очи к темному балочному потолку и как-то мечтательно начинает перечислять, словно сам не ел неделю: - Поджаренные на жире фепра гнелы, жус и картошка... - Вот. Вот это самое, - тут же решаюсь я. Фепр, гнелы и жус меня немного смущают, но картошка-то! Официант пожимает плечами и собирается уходить, но я его останавливаю. - Это сколько будет стоить? - Спрашиваю. А то, может случиться конфуз. - Десянь-шесть кулей, - сообщает тот, и наконец уходит. Десянь-шесть... Я так понимаю, это - шестнадцать, припомнив, что Бырло как-то упоминал "тридесянь", что, скорее всего, тридцать. В общем, зря я не уточнила, но просить пояснить на пальцах стало отчего-то неловко. Ну, в любом случае, у меня с собой ровно пятьдесят девять монет, как-нибудь разберемся. Пока мой обед готовится, я с интересом разглядываю зал. Пернатые господа - или дамы? - продолжают свою игру, азартно вскрикивая. Перья у них короткие, темные, и покрывают кожу там, где обычно растут волосы у простых людей - то есть, голову, тыльную сторону ладоней и предплечья, все остальное скрыто одеждой. Жесты у птице-людей резкие, размашистые, треугольные карты летают в их руках быстро и хлестко. Чуть поодаль, за соседним столом, сидят двое сурового вида мужиков, возле стульев которых стоят здоровущие топоры, компромисс между обычным бытовым инструментом и грозным оружием. Мужики молча что-то пьют, мрачнея чуть ли не с каждым глотком. В другой части зала, у стены, расположился ленивый толстяк. Его стол заставлен пустыми и полупустыми тарелками и кружками разных размеров. Время от времени он прямо руками берет пищу, то с одной тарелки, то с другой, отправляет в рот и методично пережевывает. Потом вздыхает, и снова берется за еду. Кроме всех вышеописанных, в зале сидят еще два посетителя, но оба - в темном углу, спинами ко мне, и ничего примечательного я в них не вижу. Наконец, мне приносят мой заказ: на широкой круглой дощечке лежит изрядная порция обыкновенного овощного рагу, пахнущего и выглядящего довольно сносно. Официант не задерживается у моего столика, из чего я решаю, что деньги с меня стребуют потом. Успев попросить у него еще кружку воды, я внимательно осматриваю столовый прибор, прилагающийся к порции. Он похож на две тонкие ложки, соединенные черенками в своего рода щипцы, и, помучавшись с ними минуты полторы, я откладываю ложки в сторону и достаю свои давешние палочки, завернутые в тряпицу. Все-таки, посещение китайских ресторанов даром не прошло. Рагу оказывается даже вкуснее, чем я ожидала. Конечно, хорошо бы попробовать все ингредиенты отдельно, и подождать минут хотя бы сорок, но я так зверски голодна, что теряю осторожность. Может, и зря, конечно, но я ничего не ела со вчерашнего дня. Так что, приложив к рагу кусок выданного знавицей хлеба, уплетаю обед за обе щеки. Я оказалась так увлечена едой, что замечаю вновь вошедшего уже когда тот проходит к моему столу. - Та ми знаваше, що устрэтим пригу допрэш скату, - сообщает мне Бырло, грузно опускаясь на стул напротив меня. Я от души улыбаюсь ему, поскольку, со всеми этими разъездами и беготней от рыжих "троллей" я успела уже решить, что мы больше и не встретимся. В его обществе все как-то легко и просто, что не может не освежать уставшую от впечатлений голову. Бырло, поерзав, устраивается на стуле, вытирает широкие лапы о свои же бока, и, подозвав официанта, заказывает "фeпрово колено". Потом осматривает зал и, пробурчав что-то про себя, интересуется: - Та де жеж Ал-трр-хейнт пропаше? - Понятия не имею, - отвечаю, - оставил меня у порога, а сам ушел куда-то. Да, и... Что такое скат? - Дык, - Бырло басовито усмехается, - е когда Жарх уходише и становише ноч. Та-а... Уси в граде стрекоташе, що быв шхавэдец убывав, та иго шха расползавше. Таке долги лазни не бывавше, - поясняет зверь, осматривая зал. Сидит он, чуть сгорбившись, уши касаются столешницы, широкая морда выражает слегка настороженную заинтересованность. Меня, в общем-то не спрашивали, но я все-таки вкратце рассказываю, что видела на Кошской - просто чтобы поделиться. Бырло особенно нечего добавить, он только сообщает загадочно, что "вот сего дня усё и начинашше", с изрядной долей усмешки в голосе. Я с удовольствием доедаю рагу, аккуратно подобрав все крошки кусочком хлеба, и допиваю воду. Как раз является официант с "коленом" (это, между прочим, чья-то огромная нога, обжаренная, скорее всего, не вертеле), отдает заказ Бырло и, забрав мою посуду, напоминает "десянь-шесть и вода на два". Ага, момент расплаты. Что ж, посмотрим, права я, или нет. Отсчитываю восемнадцать монет, высыпаю в сложенную лодочкой ладонь. Мужик старательно пересчитывает монеты, радостно мне улыбается и отбывает. Хм, он, что, не ожидал такой точности? В общем, ладно, видимо, все в порядке. - Кулёма? - спрашивает Бырло. Гляжу на него непонимающе, и он поясняет: - Хто держаше у кощеле многия кули, е называеше кулёмою. - Я? Почему? - интересуюсь сквозь улыбку. В детстве меня отец называл кулёмой, когда я в делала что-то не так или роняла, или бывала недостаточно ловкой. - Подавале отсчитавше двадесянь-чотыре кулей, - Бырло, кажется, начинает сомневаться в моем разуме, по крайней мере, смотрит он на меня с некоторой неуловимой жалостью. - Как? Шестнадцать и два... Бырло начинает смеяться. Он делает это со вкусом, смех поднимается откуда-то изнутри, ноздри трепещут, из-под верхней губы торчит кончик языка. Я медленно краснею. Я же математик. Ну, ладно, инженер. Уж считать-то! А, черт с вами. Улыбаясь сквозь смущение, прошу его научить меня. - Прига, будэ урэмя, раскажиме про своу дом, де считаэ не умеше! - Бырло, вроде бы, и видит, что мне неловко до крайности, но хохотать перестает не сразу. - Вут внимаше... Он некоторое время копается где-то в шерсти живота - неужели, это сумчатый зверь? - потом достает небольшой плотный кошель, и высыпает на стол несколько монет. Отделяя от кучки по одной, он начинает перечислять: - Едын. Двэ. Тры... - и так далее. Но, дойдя до седьмой, уверенно произносит, - десянь, - и идет дальше. - Десянь-едын. Десянь-двэ. Я смотрю, как завороженная, а зверь продолжает, как маленькому ребенку, втолковывать: - Десянь-шесь. Двадесянь. Двадесянь-едын... Он дошел до "тридесянь-пят", когда я, наконец, "отмираю" и поднимаю руку, останавливая зверя. Семиричная система счисления. С ума сойти. Значит, так... В итоге, я насчитала 6 лишних монет, отданных официанту зазря. Наше восемнадцать - это их двадцать четыре. Потрясающе. Бырло опять похохатывает, а я развожу руками, проникаясь красотой момента. Заодно припомнила словцо "кулёма" - то есть, "богач", и наконец расшифровала название заведения: "Опaжна кулёмость" - это, вроде как, "богатство осени" или "осенние дары". Осталось только головой качать, да наслаждаться смеющимся Бырло, впрочем, он уже принимается за еду, аппетитно вгрызаясь в истекающее соком "колено". На улице меж тем начинается небольшой, но быстро усиливающийся дождик. Один из официантов, кажется, тот самый, облагодетельствованный чаевыми, прикрывает дверь, хлопающую под порывами ветра. В зале становится еще темнее, и заметно прохладнее - пока ждала заказа и ела, я снимала куртку, теперь накидываю ее на плечи. - Сейчас тут осень или вес.. Эмм... Oпажень или лaзень? Или, э, жарило? - Интересуюсь я, улучив момент, когда Бырло, обглодав изрядную часть поджаристой ноги, откладывает ее на тарелку, и утирает губы. - Ястимо, опажэнь, - отвечает он, благодушно вздыхая. То есть, скоро будет, как там... студень? Зима, в общем. Надо бы одеждой обеспокоиться. Дверь открывается, на пороге я вижу успевшего уже промокнуть Тррхе, и прикидываю, что нужен еще и зонт, ну, или плащ какой. Торговец проходит к нашему столу, и усаживается на соседний стул. - Нашeд? - Интересуется Бырло. - Не так, - недовольно отвечает торговец, отжимая волосы и вновь собирая их в изначально растрепанный хвост. - Еще один из нас убит.
Мы сидим в молчании какое-то время, только торговец заказывает себе что-то поесть. Я не знаю, как связаны между собой шхаведы, я вообще дурак дураком и уши у меня, соответственно, холодные. Ситуация настораживает все больше. Опять же, понятия не имею, как часто тут вообще убивают. За последние четыре дня я имела дело с шестью покойниками, имея ввиду грабителей, и включая в список двух убитых сегодня шхаведов. Для меня это как-то слишком. - Какие теперь у нас планы? - Интересуюсь. - Остаются такими. Буду дальше искать, - отвечает торговец. Я так понимаю, искать он будет все тех же, эмм... шхаведов. - А... Кто-нибудь будет заниматься поимкой убийцы? Здесь это вообще принято? - Нет обычно, - бесстрастно сообщает Тррхе. И поясняет, - когда кто-то желает мстить за убитого, он это будет делать, или договариваться с кем-то, если не способен сам. Теперь это интерес шхаведов града, полагаю, они будут договариваться с забойцами, если еще не делают так. - С кем? - Переспрашиваю, и мне отвечает Бырло: - На Ал-трр-хейнта глядише, он е хваташе щха, держаше у кощеле. А забойтца не хваташе - убиваше токмо. Та ишшо забойтца, случаеше, забивав ена и инакого каго, когда договор е. Прикидываю, что забойцы - это вроде как охотники на шха, и наемные убийцы впридачу. Опасные, пожалуй, ребята. Тррхе тем временем доедает свою порцию, и, расплатившись, уточняет: - Вы успешно поели? Я киваю, Бырло довольно урчит, и торговец собирается на выход. Я в очередной раз выглядываю на улицу сквозь мутное окно, и, спеша за спутниками, интересуюсь: - Мне нужно плащ раздобыть, или зонт. И сапоги, - добавляю задумчиво, когда с порога веет холодным, свежим ветром и сыростью. - Где это можно найти? - Не уразумел слово "зонт", остальное будем находить в лавке за углом, - отвечает торговец, а я принимаюсь за трудное математическое упражнение - сколько у меня осталось денег, и сколько их в местной "системе координат", выходит чуть больше "шести-десяни" монеток. На улице по-прежнему моросит дождь, мелкий и неприятный. Поплотнее закутываюсь в куртку, и старательно обхожу лужи - возле трактира выложен деревянный настил, худой и местами разбитый, а кое-где погруженный в непросохшую со вчерашнего воду. Лавка за углом оказывается небольшим запущенным магазинчиком, темным и до того заваленным всякой всячиной, что я теряюсь. Тут одежда и обувь соседствует с какими-то удивительными и непонятными вещами, назначение которых я не могу вообразить. Впрочем, если здесь встречаются такие существа, как, например, Бырло, почему бы не быть и тем, кому требуются сапоги пятидесятого размера, рассчитанные на трехпалую широкую лапищу, или перчатки на семь пальцев, или... вот это непонятное сооружение из кожи, ткани и меха, ни на что вообще не похожее. Вещи громоздятся повсюду; часть одеяний, как богато отделанных, так и очень простых на вид, вывешены на стоячие вешалки, другие свалены в кучи, занимающие прилавки и открытые корзины. Кучи собраны по признакам, которых мне не понять - шикарная, словно шелковая, рубашка лежит там же, где виднеются широкие и грубые шерстяные штаны. Где-то в глубине лавки происходит движение, и из-за прилавка показывается удивительное существо, карлик, чьи руки непропорционально длинны и покрыты крепкой, широкой чешуей - словно он надел громоздкие латные перчатки. Кроме того, карлик краснокож, коренаст, скуластое лицо его выражает суровую сосредоточенность. Из одежды на нем только черный фартук, такой длинный, что лишь немного выглядывают из-под подола босые ступни с внушительными черными когтями на пальцах. Пока разглядываю продавца, тот успевает подойти, критически меня осмотреть, и сообщить решительным тоном: - Да будет прыге известно о сезонных скидках на мягкие домашние туфли, если прыга, конечно, разумеет, о чем речь. - Разумеет. А нет ли сезонных скидок на прочные непромокаемые сапоги? - Полушутя спрашиваю, не в силах сдержать улыбки в ответ на столь суровый тон. Благо, продавец не обижается; потирая безволосый подбородок своей черной бронированной ручищей, он внимательно изучает мои ноги так, словно ему предстоит с ними драться. Затем, сощурившись, уточняет: - Ноги прыги - прямо эти, или сие только обувь? Найдя опору в высокой корзине, снимаю ботинок и являю продавцу ступню в не слишком свежем носке, который потом тоже снимаю - дабы он не подумал, что носок является частью меня. Карлик сжимает губы, не то в недовольстве, не то в решимости, и разворачивается, куда-то направляясь. Мне остается только изумиться тому, что на нем, кроме фартука, действительно больше ничего нет. Отойдя к одной из корзин, продавец начинает извлекать из нее какие-то рубашки, ленты, ремни. Пока оно копается в вещах, я осматриваю магазин. У входа, где что-то перебирает на прилавке Тррхе, выставлены две вешалки с табличками "традиции землепашцев" и "украшение для поля", на вешалках - потасканного вида просторная рубаха, безразмерные штаны и шикарный длинный кафтан, расшитый зеленым и оранжевым. Надо сказать, "украшение для поля" выглядит действиетльно богато. Далее я вижу "набор зверолова" (широкие грубые сапоги, безграничная шляпа с висячими полями и стеганые рукавицы, жизнерадостно расшитые цветочками, как кухонные прихватки), "сезонное сочетание" (шлепки-вьетнамки и плащ-палатка) и "защита на случай опасности" (оригинально скрепленные ремни, кое-где отягощенные приклепанными к ним литыми пластинами нежно-голубого металла). От созерцания меня отвлекло неожиданно мягкое прикосновение огромной когтистой руки. - В дождь и холод прыга может остаться в тепле, - с этим комментарием продавец протягивает мне самые невероятные из вообразимых сапогов. Если бы их предложили Мерилину Мэнсону или Тило Вульфу*, те б за них отдали любые деньги. Черные, никак не ниже середины бедра, это сапоги из гладкой плотной кожи, и шнуровка их начинается едва ли не от мысков. Возможно, Тило был бы несколько расстроен невысоким каблуком, но мне именно такой и нужен. С интересом примериваю, прислонившись к той же корзине, и изумляюсь меткому взгляду карлика: сапоги сидят на ступне с удобством домашних тапочек - при том, еще и любимых. Сколько же стоит эта роскошь? Я более чем уверена, что непомерно. - Шесть-десянь кулей, и прыга станет владеть сапогами, - отвечает карлик, смягчившись от очевидного эффекта, который произвели на меня эти сапожищи. А ведь он просит почти все мои деньги. Конечно, теоретически, я могу продать или прямо карлику и предложить украшения бандитов или нож, но. Я как раз припоминаю, что говорила мне знавица - что-то в моей сумке есть полезное, вроде, амулет какой-то. Пока я размышляю, Тррхе оплачивает найденные где-то на прилавках перчатки, а Бырло, добрительно отозвавшись о сапогах, просто бродит и разглядывает все подряд, оценивая то одно, то другое. - Таки рэдкости, така кулёмность усякой вещи, - задумчиво бухтит он, копошась в корзине неподалеку. - Не то що прига, усякый ен возрадуеше. После этой фразы что-то в голове у меня щелкает. - Мастер, - вкрадчиво обращаюсь я к продавцу, - предлагаю в обмен свою обувь. Ботинки прыги, - продолжаю я, вертя в руках левый и любовно отирая его штаниной (он, конечно, грязноват, но зато мокрый, легко вытирается), - что думаешь? Карлик аккуратно принимает ботинок и начинает его тщательно рассматривать, с самым скептическим видом. Я предполагаю, что он же сам и шьет некоторую часть своего товара, настолько придирчив и внимателен карлик в осмотре. - Шитье ужасает, - признает он через минуту. Я уже готова расстроиться, и начинаю прикидывать, готова я все-таки выкупить сапоги или нет. Но карлик продолжает, - а вот это... - Осторожно орудуя когтями громоздкой кисти, он аккуратно перебирает замок "молнии". - Это любопытно, так. Работает это каким образом? Присев на корточки, дабы не возвышаться над продавцом, объясняю ему, как устроена "молния": как и всякий в детстве, я однажды раскурочила замочек, чтобы понять, как же оно работает. Карлик слушает внимательно, сдвинув брови и сжав рот. - Обмену быть, - изрекает он, принимая мой ботинок. - За байку о дивном замке можешь брать еще одну вещь вдобавок. Еще раз возблагодарив помянутую знавицей удачу, кое-как упаковываюсь в рокерские сапоги, отдаю продавцу второй ботинок, предварительно тоже вытерев его, и выбираю себе плотную зеленую накидку с капюшоном. Уточнив у Тррхе, что "такая мокнет мало", сообщаю карлику, что выбор сделан. Я было собралась рассказать ему еще про что-нибудь эдакое, например, про зонт (если Тррхе не был в курсе, что это такое, возможно, их тут не придумали), но останавливаю себя. Этот мир удивителен и непредсказуем, мало ли, где мне понадобится знание о зонтах. Возможно, это жадность, но я слишком опаслива до таких вещей. Перед выходом уточняю у карлика название его магазина и точный адрес - кто знает, может, мне еще что-нибудь из одежды понадобится. Карлик педантично сообщает: Тропа Мразов, Дом под Крышей (он выделяет голосом эти слова, значит, это своего рода ориентир), лавка называется "Тряпошня Рыпы". "Рып - это имя?" - Спрашиваю. "Нет, имя - это будет Рыпа," - уточняет продавец. Наконец, раскланявшись с ним, мы выходим. ______ Мерилина, полагаю, знают все, а Тило Вульф - солист немецкой готик-рок группы Lacrimosa.