Черт Виктория : другие произведения.

Сказания и память -2. Крест мечей и туман

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вторая глава "Сказаний и памяти". Новые встречи и воспоминания.


   Утро было морозным. Свежесть казалась несколько тяжеловатой - видимо, к вечеру будет сильный снегопад. Небо, затянутое единообразной пеленой, спокойно набухало метелью.
   Полотёр сноровисто открыл заднюю дверь, шуранул в переулок целый ушат мутной воды и проворно скрылся внутри, плотно затворив дверь за собой. В трактире было тепло, здесь не скупились на дрова и уголь, топили всю ночь - не по причине особенного радушия (дешёвые номера наверху того не стоили). Просто, трактирщик жил со своей семьёй здесь же, занимая половину второго этажа, как раз напротив сдававшихся комнат.
   Для ранних посетителей готовилась каша и грелись остатки вчерашнего меню: утром на работу отправляется мастеровой люд, некоторые бобыли или ранние птахи обычно заглядывают на предмет отбивной с овощами, чтобы работалось веселее. Двое таких, по виду, кузнец и его подмастерье, уселись основательно в углу зала, поближе к камину. Тому самому, у которого вчера...
  
   Армуф просыпался медленно и неспешно, хотя к такому отнюдь не привык. Тело лучше него знало, что, коли есть шанс понежиться в тепле, им надо пользоваться, ни на что не отвлекаясь. Судя по свету, проникающему сквозь мутное, заиндевелое окно, утро было уже не раннее, поскольку зимой светлеет, известное дело, позже. Но никто не гнал парнишку прочь из уютного шерстяного тепла, и мальчик, поёрзав, замер в приятной, вялой дрёме. Медленно, как ранние снежинки, кружили в голове последние остатки ночных снов. Там тоже были снег, мороз, горы... Сокровища... Будучи двенадцати лет от роду, трудно удержаться и не мечтать о том, как откопаешь однажды клад, сам, сначала найдешь непременно древнюю, протертую карту, и... Сундуки, шкатулки, ценности... И можно зажить, как следует, и носить тёплые сапоги на меху, и варежки...
   Варежки почему-то особенно ярко вырисовались в памяти Армуфа, просто как настоящие. Заткнутые за пояс. На меху. С вышитыми на тыльной стороне ладони птицами. Потом он вспомнил, медленно, словно бы нехотя, и вчерашнюю ведьму, и странную историю про колдуна, и всё-всё. Сон постепенно сходил, мальчик открыл глаза, и принялся разглядывать дощатый потолок. Вчера всё было просто и ясно, удивительная легенда северян о дочери богини смерти, путешествие в горы и обратно, вспомнился и короткий диалог ведьмы с верзилой-охранником. Вчера - верилось.
   Сегодня утром, лежа под плотным меховым одеялом, Армуф с отчетливостью ледяной грани понял, что не может позволить себе верить. Страшные истории о том, куда уводили детей здесь, на севере, и что с ними делали, выросли в голове, даже вспомнились карие глаза того приятеля Армуфа, имени которого малец уже не помнил.
   Итак. Нужно забрать одеяло... Два - это, пожалуй, тяжело, не донести. Да. Забрать, выбросить из окна, потом быстро вниз, задняя дверь, не поскользнуться - там всегда что-то разлито, схватить одеяло, и...
   Сворачивая шерстяной отрез в тугой рулон, Армуф с остервенением не проснувшегося толком человека прикидывал, как выбежит из трактира. Вскочив, он сразу понял, что ведьмы уже в комнате нет. Вот и хорошо... Одеяло вполне готово, малец попытался открыть раму, дабы убедиться, что на улице нет потенциальных захватчиков его добычи.
   Рама была заколочена, очевидно, из соображений тепла. Этого Армуф не ожидал.
  
   Лойра стояла во дворе трактира (двором это особо не назовешь - кое-как огороженная территория меж зданием трактира и сараями), и споласкивала медный таз. Плащ и туника висели на гвозде под навесом, женщина осталась в плотной рубахе, при шарфе. Закатанные по локоть рукава обнажали жилистые руки с по-девичьи тонкими запястьями. От работы и холодной воды кожа раскраснелась, женщина иногда прижимала ладони к себе, согревая немеющие пальцы.
Когда утром в кухню зашла вчерашняя постоялица, две поварихи - жена трактирщика и её сестра - не знали, что и думать. Знатностью чародейка не отличалась, стало быть, едва ли будет совать свой нос в котелки и миски на предмет покритиковать и поглумиться (как ни странно, такое бывало, ну да у всех своя блажь). Чародейка попросила помочь ей с одним отваром, но обещала не остаться в долгу, и теперь помогала со вчерашней посудой, работая, как не странно, руками. Казалось бы, наколдунствуй разок, весь жир сам сойдет, али даже взлетит ввысь чудесными чародейскими птицами-"елюсиями". Ан нет, налила из общего чана воды, да пошла на улицу, скрести тазы и чан песком и снегом. Поварихи шептались, но все больше одобрительно.
   Последний таз лег поверх остальных, Лойра тщательно отёрла руки грубым полотенцем, отнесла посуду в кухню, проверила, как там стряпухи справляются с зельем, кое-что добавила в булькающий котелок, и снова вышла во двор. Там она несколько минут просто стояла, глядя на небо, и размышляла о чем-то своём. Потом вдруг как-то напряглась, и, чуть не вбежав внутрь и пройдя кухню размашистым шагом, вышла в зал у лестницы и с непроницаемым лицом двинулась наверх.
   Трактирщик только глянул ей вслед, да сально ухмыльнулся одному предположению о том, к чему взрослой девице потребовался на ночь мальчик. Лойра скрылась за парапетом второго этажа.
  
   Отчетливо поняв, что путь из комнаты только один, Армуф сосредоточенно пытался сообразить, сможет ли вынести одеяло незамеченным. Едва ли... Тощий паренёк метался по комнате, не в силах принять решение. Быстро выйти из зала с этаким рулоном не получится - обязательно зацепишься за угол или поручень, за стойку, за столы... Но оставить здесь это бесценное одеяло..!
Когда дверь коротко скрипнула, отворяясь, внутри Армуфа сжалась в ком душа, а сердце, кажется, и вовсе встало. Как он мог подумать, что сумеет уйти?!
   - Значит, так... - начала ведьма, закрыв дверь и усаживаясь на стул возле неё (теперь даже мимо не пробежишь). - Твоя жизнь мне не нужна.
   - С чего вы взяли, что... Ну, что... - Армуф не мог продолжить, хотя в начале вопроса постарался придать голосу хотя бы какую-то смелость. Вместо продолжения он взмахнул руками и прошёлся по комнате с деланным недоумением, запихивая страх внутрь едва ли не кулаками. Лойра увидела, каких сил ему это стоит, и вздохнула.
   - И тем не менее... Не нужна. Я слышала о бродягах, работорговцах, изуверах, убийцах... Люди творят страшные вещи, а есть ведь еще и нелюди. Льдистые стонцы, воющие в ночи по окраинам, приезжие демониаки с юга... - Ведьма перечисляла спокойно, оттого Армуфу становилось всё хуже. Почему-то загадочные "демониаки" вызвали в голове образы искалеченных трупов, виденных в подворотне девятницу назад.
   - Им - нужна. Мне - нет. Я не собиратель боли или душ, Армуф. Но ты прав, что не веришь мне, - неожиданно добавила ведьма, и малец пришел в недоумение настоящее, замерев посреди комнаты и глядя прямо в глаза женщины, хотя и не хотел этого делать. Но с чего бы ей так странно говорить - то убеждать его в безопасности, то подтверждать его же страх?
   Лойра внимательно поглядела на Армуфа.
   - Горные духи мне свидетели... Я хочу тебе только блага.
   Армуф глядел на ведьму, и теперь снова верил, почему-то... Но страх отпускал его неохотно, как неохотно отдает добычу хозяину охотничий кот.
   - Поклянитесь.
   - Нет, Армуф, это, знаешь ли, не шутки - когда маги клянутся... - Лойра отвечала спокойно, но малец нюхом чуял какую-то историю, больно далёким стал вдруг голос. - Но, - ведьма моргнула, и добавила ободряюще, - я могу обещать тебе, что сделаю многое, дабы помочь тебе достичь участи лучшей, чем нынешняя.
   Армуф был еще слишком мал, чтобы понимать, что лучше, а что хуже, но твёрдо знал, что продолжения своей обычной жизни хочет избежать. Страх медленно разжал челюсти. Доверять оказалось... тепло.
  
   Двумя часами позже Армуф покинул трактир. С трудом балансируя на грани страха и веры, он на мелко трясущихся ногах пошел с ведьмой на рынок.
   Халис-Афир, северный порт Княжества Асинуф, был довольно людным городом. Ещё дальше на север - окраины Княжества, долины варбаров и Сломанный Хребет, за которым только вьюги, льдистые колдуны, названные ведьмой стонцами за дикий тонкий вой, и совсем уж страшные снежные чудовища. Если бы не тот факт, что именно здесь пролив, разделяющий эту землю и большой материк, был самым узким, Халис-Афир не смог бы стать столицей целого Княжества. Но бежавшие сюда с юго-востока серсы знали, что делают, когда, только отстроившись, тут же наладили торговлю и с материком, и с местными племенами.
   Торговая площадь поражала. В сердце - впечатлительных, своим разнообразием и шумом, в разум - купцов, своим беспорядком, в кошелёк - посетителей, своим ассортиментом, ценами и карманниками. Армуф привычно уворачивался от хамоватых местных бедняков, Лойра предупредительно положила руку на кошель. Паренёк удивился было, неужели нет какого-нибудь заклинания от воров, но Лойра окликнула парнишку и они, миновав несколько открытых лотков, зашли внутрь какой-то лавки. Задавать вопрос про заклинание стало неловко, кроме того, оказалось, что лавка - одёжная. Здесь было душно, из-за открытого очага и плохой вытяжки, отрезы тканей, шкур, мехов слоями возвышались под низкий потолок, окна, расписанные морозным узором, плохо пропускали свет. Лойра, бдительно следя за парнишкой ("не утащил бы чего по привычке, не обидел бы кто, не потерять из виду"), подозвала хозяина, и велела подобрать "на молодого человека" полный гардероб.
   Когда Армуф осознал, что он и есть "молодой человек", страх и вера вдвое сильнее принялись драться за его разум. Но когда перед ним замаячили варежки - почти такие, как у Лойры, только не с птицами, с котами - страх в изнеможении умолк.
  
   Обедали недалеко от площади Халиса, в трёх кварталах от трактира, где Лойра снимала комнату. Армуф сперва хотел спросить, почему, мол, не возвращаемся в трактир, потом привычно себя одёрнул, а затем всё-таки решился. Расслабился.
   - Не сказать, чтобы кухня там была особо хороша, - заметила ведьма рассеянно, высматривая кого-то в толпе посетителей. Армуф, занятый массой приятных переживаний (невероятно тёплая одежда, которой он с роду не носил, и вкусная еда, которую можно есть, не спеша, разжёвывая и не обжигаясь), не уделил внимания странному тону ведьмы. Поэтому, когда она пружинисто сорвалась с места, и ринулась куда-то в сторону  окон, Армуф едва не подавился.
   А там, в углу зала, тем временем тихо били - нет, забивали - какого-то рваного, тщедушного мужичка. Двое здоровых парней, один из них точно северянин, судя по деловитости и глухим рыкам (север рождает людей именно с такими манерами). На их фоне ведьма выглядела хрупкой даже в плотной зимней одежде. Армуф в ужасе увидел, как женщина резким движением хватает за ворот кафтана одного из мужчин, того, что повыше, отдёргивая его на себя и в сторону: парнишка уже вообразил, что будет дальше. Если до сих пор посетители таверны не вмешались, едва ли они сделают это и теперь, а одна Лойра не...
   Неловко опрокинувшись, северянин не устоял на ногах, и начал заваливаться назад, в руки подступившей публики (отчего-то всегда много охотников поглядеть драку, причем, это всегда те же самые люди, которые только что не хотели замечать избиения). Пока один драчун падал, второй, блестяще-лысый серс, успел обернуться, получить удар рукоятью кинжала (откуда ведьма его достала?) по касательной в скулу. Пока он ошеломленно отступал, Лойра, вернув себе равновесие, сгребла избитого бедняка за шкирку и толкнула его в сторону центра зала, подальше от приходящих в себя мужчин. Один из которых, с набухшей ссадиной во всю щеку, уже доставал из-за пояса широкий меч. Народ угодливо расступился, давая драке место. Обладатель меча отходил в сторону для манёвра, или в нерешительности, пока его рослый приятель, подавшись вперед, наметил сокрушительный удар в челюсть женщины. Однако, движения северянина были плавны, стало заметно, что и он, и его собрат-серс несколько нагрузились пивом - а вот ведьма была очень быстрой. Удар рослого лишь смахнул шапку Лойры, явив зрителям короткие её вихрастые волосы, тёмные, как старое дерево. В следующую секунду атаковавший северянин получил ощутимый тычок рукоятью в открытый для удара бок. А затем Армуф, зажмурившись, услыхал лязг, какой бывает от встречи двух клинков. Ведьма поймала дугу короткого меча лысого, отбросила широкий клинок в сторону, пропустила резкий и неожиданный удар сбоку (похоже, серс попал в скулу, Лойра отшатнулась назад, но на ногах устояла), и коротким замахом снизу заставила насевшего было мечника отскочить назад. Затем, не прерывая движения, вошла в новую атаку рослого, пропустила его перед собой и, замахнувшись со всей силы, ударила мужчину в затылок, снова используя рукоять. Северянин задумчиво повалился набок, ведьма оказалась отделена от лысого мечника бессознательным телом. Теперь серс не мог напрямую атаковать Лойру, ведьма воспользовалась этим, чтобы прекратить драку:
   - Я приношу извинения тебе и твоему другу. Я не хочу продолжения и готова заплатить вам за ущерб, с условием, что вы отдадите мне того несчастного, - громко и внятно сказала она, мотнув головой в сторону кряхтящего на полу побитого мужичка. Никто не пытался ему помочь, но, хвала богам, и добить - тоже. Оборванный, в синяках и ссадинах, но устало лежал на полу, лишь немного продвинувшись прочь от места драки.
   Всё, до слова "заплатить", лишь разозлило мечника, но предложение, сулившее прибыль, заставило его призадуматься. Однако, пыл забавы и явное преимущество перед противником - какая-то баба! - возымели обратный эффект, усиленный горячими парами спиртного. Более-менее ловко перескочив через своего приятеля, серс с наскоку ударил мечом по прямой, а затем вывел удар в низкую дугу. Ведьма увернулась, и, не дав противнику завершить замах, вновь ударила его в скулу, постаравшись точнее попасть в наливающийся синяк. Судя по гневному рыку мечника, попытка удалась.
   - Клянусь, тебе не жить! - Мужчина явно был пьян как раз до того состояния, когда слова уже не ценятся, а ценится лишь эффект, словно бы выпивши, ты становишься магом, лишившись при том всякого здравомыслия.
   Армуф видел множество драк, и, когда Лойра сорвалась с места, резко, очень быстро, он понял, что даже хорошее владение мечом не спасёт серса. Ведьма казалась источником неожиданностей, особенно это ощутил лысый - вместе с кинжалом, приставленным к глотке - благодаря удаче ведьме удалось оказаться почти за спиной противника. Клинок Лойры уверенно ткнулся под кадык серса, она что-то шепнула лысому, Армуф не мог слышать, что именно, однако мечник изменился в лице.
   - Клятва обязывает, - на самом деле сказала Лойра, склонившись к грязному, сальному уху оппонента. - Советую взять своё слово назад, пока ещё не поздно. Берёшь? - Клинок чуть сильнее надавил на кадык.
   - Беру... - Хриплый голос лысого прозвучал громко, серс опасался, что ведьма может плохо его расслышать. Вдруг он понял, что странная женщина слишком серьёзно воспринимает клятвы, и скорее убьёт его самого, чтобы данное им слово никогда не было выполнено. - Я беру свои слова назад... Да!..
   Лойра ослабила хватку. В какой-то момент её сердце наполняла ярость, теперь ведьма с неохотой отпустила лысого. Убрав нож в поясные ножны, Лойра молча развернулась и направилась к парнишке, стоящему возле избитого нищего (что с ним делать, Армуф не знал, но не отходил далеко, на всякий случай).
   - Иди, доедай побыстрее, - посоветовала ведьма Армуфу. - Не будем лишний раз злить этого нервного господина. - Армуф заметил, что нижняя губа Лойры рассечена ударом, подбородок возле ссадины опух и раскраснелся. Повреждение едва ли было серьёзным, кроме того, мальчишке случалось видеть множество избитых женских лиц (и избитых куда сильнее, в том числе), однако, и всякий раз изнутри поднялась глухая злоба - "бить женщину?!" Армуф благоразумно заедал злобу ставшим невкусным обедом.
   - За что били? - спрашивала Лойра бедняка, поднимая его с пола, и помогая добраться до лавки. Беглый осмотр показал, что жертва довольно удачно отделалась - глаза, хоть и в обводке синяков, целы, переломов Лойра не обнаружила, да и зубы на месте, что особенно радовало.
   - Клянусь, я ничего... плохого... - начал было нищий, усаживаясь рядом с Армуфом. Но ведьма резко перебила его:
   - Да что у вас за день такой сегодня? Все подряд клянутся сами или предлагают поклясться мне. - Лойра покачала головой. Приметив, что Армуф уже доел свою порцию, ведьма, так и оставив непочатой свою, лишь допила одним глотком кислый морс, и, выложив на стол несколько монет, позвала Армуфа и спасённого мужчину следовать за ней. Вдогонку ей прозвучало словцо "шкраннен", что примерно переводилось с наречия местных племён как "собиратель отбросов". Лойра не обернулась.
   Площадь Халиса заливало солнце. Была самая середина, выпавший вчера обильный снег теперь поблёскивал золотом, в нём хотелось искать сокровища. Даже подворотни и канавы выглядели почти празднично, укрытые белым искрящимся мехом. Рынок, опоясывающий площадь кругом и отчасти занимавший центр, шумел и шевелился. Армуф много раз слышал, что это место в точности повторяло атмосферу и планировку рынков далёкого юго-востока, откуда и пришли основавшие город серсы. Сам Армуф на исконной родине серсов Харане никогда не бывал, но очень хотел увидеть тот "песок" и те "пустыни", о которых рассказывали заезжие купцы, пираты и барды. Они утверждали, что Харана отличается от Княжества Асинуф только тем самым "песком" и климатом, а так - те же мечети, те же остроконечные башенки, круглые купола, шатровые дворцы и низкие покатые крыши. Тем не менее, Армуфу ужасно хотелось посмотреть.
   Поддерживая нищего, Лойра направилась к знакомому заведению (вывеска с огромной подковой, и надпись "Пегая бестия"). Армуф уже предполагал, что и здесь они услышат то же "шкраннен", хотя, сам парнишка уже отбросом не выглядел. Однако, полупустой зал трактира встретил знакомые лица более чем равнодушно. Несколько гномов сидели в углу у камина, обсуждая что-то на гортанном языке, двое возчиков перекусывали, пользуясь коротким перерывом; за стойкой хозяйничала сестра жены трактирщика, краснощекая Айолга. Завидев Лойру, она покинула свой пост, помогла усадить нищего к огню (гномам пришлось потесниться, но, увлечённые беседой, они не возражали), и напомнила Лойре, что та забыла своё зелье на огне, когда утром торопливо покидала кухню.
   - Я смотрю, а зельё-то осталося. Но мы его сняли, не укипело, - докладывала повариха, сосредоточенно улыбаясь. Лойра с благодарностью кивнула и, велев Армуфу помочь поварихе накормить нищего, отправилась на кухню.
  
   Вскоре, укутанный в плед и обильно смазанный целебной мазью, нищий, прокашлявшись и потратив не меньше четверти часа на благодарности, наконец, поведал, что с ним случилось. Говорил он ровно, связно, отчего Армуф заподозрил, что это не простой побирушка или бездомный. Во-первых, они так не разговаривают, а во-вторых, и это самое главное, его не сопровождал неизменный запах нищих, кислый и удушающий. Это был какой-то странно аккуратный бедняк. Он представился Кеофаском, и начал рассказ.
   - Эти... кхм!.. люди, решили, что я колдун, - неуверенно проговорил он, коснувшись отёка на левой щеке. - Неделю назад я уже сталкивался с ними, в порту, где я нанят у таможенников. В тот раз наша встреча тоже получилась не слишком удачной, это моя вина... - Кеофаск на минуту задумался и покачал головой. Когда Айолга, притащив в зал таз с тёпой водой, помогла мужчине умыться, из синяков, кровоподтёков и ушибов проступило неожиданно благородное лицо; теперь оно носило отпечаток усталости и неодобрения. Кеофаск продолжил: - Не слишком удачно я оказался у них на пути, из-за чего тот наголо бритый серс уронил на мостовую одну из их бочек, и она, к сожалению, разбилась. Впрочем, в тот раз мне скорее повезло - они торопились, меня лишь... несколько раз... ударили ногами.
   Кеофаск выглядел весьма печально, удручённый, кажется, невоспитанностью грубиянов. Лойра покачала головой - такому человеку место скорее за уютной конторкой какой-нибудь торговой компании, чем на улице или в порту.
   - Сегодня, - продолжил он, - мы встретились повторно. Из нескольких бессвязных выкриков я понял, что дела этих господ здесь пошли из рук вон плохо, в чём они немедленно обвинили меня. Якобы, - мужчина изобразил на лице непередаваемое выражение в духе "что за неучи!", - якобы, я их тогда сглазил, в тот раз, когда меня... побили в порту. Вроде как, отомстил. Нелепица какая... - добавил Кеофаск тихо, каким-то особенным манером. Лойра увидела его за конторкой еще четче, кажется, ещё немного, и сумела бы прочитать заглавие расходной книги, лежащей на углу стола. Однако ей было не до заглавий. В носу появился хорошо знакомый зуд, который и привёл её в Асинуф; ведьма чихнула, и, извинившись, уточнила:
   - Что выделали так далеко от порта, могу я узнать?
   - Почему нет... Я доставлял бумаги на склад, он в квартале от трактира, на обратном пути я зашёл поесть.
   Кеофаск поёжился, двинув укрытыми пледом худыми плечами. Армуф вдруг предположил, что Кеофаску неловко. Странный, очень странный человек. Лойра тем временем благодарила бедняка за рассказ и предлагала ему некоторые средства в качестве компенсации. Тот ответил, что и так уже ей должен, ведьма заспорила, утверждая, что Кеофаск ей некоторым образом помог, тот неожиданно аристократично всплеснул руками, и деньги брать отказался наотрез.
   - Увы мне, я не могу выразить своё почтение вам, - добавил он веско. - Клянусь, как только представится...
   - Не стоит, - прервала его Лойра, вздохнув. - Что-то в этом городе все шибко любят клясться.
   - Это очень плохо? - Вдруг спросил Армуф. Вопрос зудел с самого утра, когда ведьма впервые высказалась на счёт всяких клятв.
   - Весьма, - веско ответила та, глядя в мерцающее пламя камина.
  
   Какой путь может выбрать для себя дочь вора? Вопрос, несомненно, философский, поскольку, дочь вора сама по себе едва ли принципиально отличается от дочерей каменщиков, торговцев, чиновников или рыбаков - всё дело не в бизнесе, коим занимается родитель, а в положении, нише иерархии, которой тот достиг в деле. Отец Лойры был одним из мастеров-воров Халема, восточного шахата, небольшого, но богатого государства Межречья. Не лучший из лучших, что давно почивали на лаврах, но и не мелкий карманник.
   Средств в семье хватало, два брата Лойры пошли по стопам отца и приносили в дом неплохие деньги, даже с учётом обязательной мзды, которая полутайно выплачивалась стражникам шаха, по всему Халему. Лойра, с детства проявившая некоторые способности к управлению тайными силами, обучалась у чаровников, и готовилась со временем переехать в столицу, где и продолжила бы обучение. Кроме того, по семейной традиции, она ежедневно тратила около двух-трёх часов на упражнения с саблями, кинжалами, дротиками и арбалетом, достигая в этом больше успеха, чем во владении тяжёлым палашом, посохом или мечом.
   Время текло размеренно, отец, занимавший скромную, но прочную позицию, исправно получал заказы, сыновья подтягивались до его искусства, и приносили в дом всё больше денег и всё меньше синяков. Это в ранние годы Лойра больше сил тратила на их врачевание, теперь она могла совершенствоваться в способностях оборотничества. Жизнь в шахате запомнилась ей, как мирная и спокойная, несмотря на периодические облавы, иногда заканчивавшиеся судом (что, как правило, означало крупный выкуп, но не более, на Востоке нравы были терпимее). Несколько раз Лойра переживала неприятные моменты, связанные с рисковым делом семейства, иногда тосковала по рано умершей матери, а в остальном жизнь была приятна и не лишена некоторых удовольствий.
   Пока шахат Халем не погряз в войне.
   Откуда появились странные, закованные в сияющий доспех, конники, никто не знал. Они шли с запада, огромными полками, растягивающимися чуть ли не на весь горизонт. Они не нападали на города, нет, сперва они просто прошли через землю Халема и соседних шахатов, оставив тревогу в сердцах простых жителей, странные светящееся монеты в карманах купцов, и лучащихся какой-то чудной благодатью местных потаскушек, забеременевших именно в это время. Армия просто проходила насквозь, прочти не соприкасаясь с бытом Халема, даже не переговорив с шахом Исшилом Третьим о том, что им здесь, собственно, нужно. Сам шах, казалось, настолько опешил, что, по сути, ничего не предпринимал.
   Война началась потом, когда сверкающие конники вдруг начали отступать обратно, и на грубо сколоченных повозках местные жители видели убитых, в столь жутком состоянии, что и слов не подобрать. Небо востока окрасилось маслянистой дымкой - как будто с той стороны, куда ушли, и откуда теперь отступали конники, ползло нечто настолько ужасающее, что само небо темнело. А ещё через полгода Халем захлестнула волна беженцев с востока - шахат Арехан, сосед Халема, вдруг снялся с насиженной долины, люди переходили пограничные пески семьями, целыми городами, неся на крыльях горя ужасные вести.
   Ровно так же, как пришли из ниоткуда сверкающие конники, так с востока, им на встречу, из тумана вышло другое войско. Уродливые черные твари, перекрученные немыслимыми узлами, жестокие убийцы и изуверы. Даже демоны пустыни, хшерры, меркли в сравнении с несущими боль и ужас пришельцами. Наслушавшись рассказов переселенцев, Халем начал собираться и так же бежать - начал, да не закончил. Шах Исшил Третий наконец удостоился чести, и принял посла сияющих гостей. Те обещали скорую победу, покой и мир, помощь и прочее - если шахат предоставит войску Братии Лучей, как они себя звали, всех ополченцев, годных для участия в военных действиях.
   Халем был в полной растерянности. Как ураган с ясного неба, приходили вести о приближающихся чёрных тварях; как обшитые шёлком тиски, давил Верховный Брат, увещевая и суля, что скоро всё вернётся на свои пути, стоит лишь только прогнать бестий обратно в небытие. Он рассказывал об источнике этих жутких существ, он объяснял и растолковывал, но шах едва понимал его речи, хотя и говорили они, как не странно, на одном языке. Словно бы некая дымка подёрнула мысли шаха и всего его народа. Халемцы постепенно переходили на сторону Братии, взявшейся из ниоткуда год назад, убеждавшей и сулившей ничуть не меньше своего Верховного Брата, сутками совещавшегося с шахом.
   Сперва братья Лойры, а потом и отец, вступили в ряды Братии. Женщин пришельцы не уговаривали, но речи Братьев были столь вдохновенны, что часто жёны и дочери уходили на службу заодно с мужьями и отцами. Когда готовые к бою Братья встретили волну тварей на востоке Халема, когда пришло домой известие о смерти отца, Лойра, стиснув губы, сама нашла миссионера Братии в городе. На следующий день она в составе пешего отряда уже двигалась на восток. Ей быстро собрали всё снаряжение, подогнали под размер броню полегче. Глаза Лойры, казалось бы, привыкшие к яркому восточному солнцу, слезились от источаемого доспехом сияния, тогда как само солнце давно уже скрылось за смоляными тучами. Юная чародейка прижимала к себе отцовский арбалет и иногда утирала щёку рукавом. Ей было всего восемнадцать.
   Проделав двудевятный* путь и оказавшись в расположении Братии, Лойра, как и другие ополченцы, была отправлена на ритуал вступления в Братию. Она уже слышала о том, что суть его в простой формальности - небольшая речь, причащение Тайной Воды - и воин становится Братом Лучей (в данном случае, Сестрой). Однако, взгляды Старших Братьев, обращенные на чародейку, были суровы, и для неё обряд усложнили, добавив к нему Клятву Изгнания. Что это всё означало, девушка так и не поняла - ещё несколько слов, что-то в духе "И клянусь исполнить по слову Вашему, отвратив главу свою от червлёной тьмы...", а также дополнительная чаша Тайной Воды, сладковатой и мутной. Ничего не ощутив, чародейка, как была, в доспехе и с арбалетом, покинула палатку Старших и присоединилась к своим землякам, также прошедшим посвящение.
   Последующие полгода прошли в ожесточённых схватках. Лойра во множестве навидалась страшных тварей, рвущих Братию буквально на лоскуты, видела в деле своих земляков-чародеев, и вражеских колдунов. Получив серьёзное ранение в бок, Лойра уже через две недели снова была в строю, узнав на себе чудодейство Братских лекарей. Армия несла несущественные потери, только мёртвыми, раненые, даже вполне тяжело, возвращались в ряды довольно скоро, но тайны врачевания хранились в секрете, хотя, Лойра и пыталась выведать хоть что-нибудь.
   Мастерство владения клинком и искусство стрельбы чародейка оттачивала прямо в бою, то участвуя в рукопашной, то входя в ряды арбалетчиков.
   Она удивительно скверно помнила все события того времени. Тот туман, опустившийся в умы халемцев по пришествии странных гостей, не выветривался даже в горячке боя. Как сейчас проходит фронт? Сколько чудищ Лойра прикончила? Как удалось ей выжить сегодня? Вестей от братьев не было, она даже начала забывать их лица. Помнила только, что в лагере царила строгость, солдаты, как исконные Братья, так и ополченцы, жили в суровой аскезе, некоторые халемцы даже приобщались к странной, не во всём понятной вере пришельцев. Лойра кое-как держала немеющим разумом крупицы памяти, раздобыв бумагу, записывала всё, что удавалось помнить, и перечитывала, всюду таская мятые листки с собой, пряча их под кирасу или в колчан. Туман клубился вокруг мыслей, как набрякшие, но сухие тучи над Халемом.
   Так было, пока однажды, во время пешего перехода на восток, в недавно отвоёванный у тварей район, отряд Лойры не попал в окружение. Помимо семи десятков ополченцев, в марше шли и полторы дюжины исконных Братьев, они осуществляли командование, и обеспечивали разведку. Но как-то упустили отряд врага, почти вдвое превосходящий по численности.
   В тот день Лойра дралась как в последний раз. Освященные Братией кинжалы расплывались в линии, глаза застил пот, а уродливые чудища всё наступали, брызгая жидкой чёрной кровью. Почти теряя сознание, Лойра вдруг чётко увидела лица родных, даже матери, и голова её неожиданно прояснилась. Она стояла одна напротив десятка чудищ, за её спиной сражалось в окружении несколько исконных Братьев, старающихся защитить раненых от наседающих врагов. Вокруг вперемешку пестрели трупы. Лойра подалась назад, она тяжело дышала, уставшая, измотанная. Но в сердце росла глухая злоба. На незваных гостей, что тех, что этих. Предстань перед ней какой-нибудь Брат, она бы и на него кинулась с не меньшим энтузиазмом.
   - Твоё место среди нас! - Вдруг прошипел один из гадов. Лойра коротко глянула на него, и ощутила смысл его слов. Вот почему её - и, скорее всего, других чародеев - заставляли клясться отдельно, особенно. Колдовство странным образом роднило человека и этих тварей, тогда как исконные Братья никогда не опирались на тайную силу, у них была их вера. Откуда Лойра уловила это знание, она не могла бы ответить. - Иди с нами! - добавило чудище, кривя корявую челюсть. Но его слова не трогали девушку. Она собралась с тающими силами, и встала в стойку, готовясь атаковать. Ей было всё равно, кого именно убивать, тех либо этих, главным было одно - прогнать, прогнать всех. Она собрала остаток и чародейских сил, чтобы скрепить уставшее тело и придать клинкам большую подвижность. Левый рукав Лойры свисал порванными лохмотьями, на родной песок Халема редко капала кровь.
   В этот миг группка тварей неожиданно раздалась в стороны, на две неравных половины, давая кому-то дорогу. Лойра подобралась, завидев в пространстве меж кособоких страшилищ высокую струящуюся тень - слово огонь окрасился чёрным и горел, вопреки природе, сверху вниз. И у него были глаза. Пара странных болезненно-жёлтых искр, не выражавших ни чувства, ни мысли. Это явно был один из колдунов, но уж слишком он был необычный, слово плоть от плоти неощутимой тьмы. Существо замерло в пяти метрах от Лойры, зябко поёжившейся от чужеродного взгляда.
   Что-то с ней сделала эта тень, утворила какую-то подлость. Прояснившийся было разум - нет, не окутался снова туманом - ухнул куда-то в пропасть, чародейка пошатнулась, едва держась на ногах. Ощущение падения было настолько явственным, что тело готово было поддаться обманутому разуму. И, словно побывав в самой нижней сфере, сознание стало неохотно возвращаться, всё медленнее поднимаясь к своей хозяйке с неописуемого дна, дышавшего копотью и жарким дымом. Смутные картины захватили Лойру, изо всех сил старавшуюся не упускать из виду то, что творилось вокруг неё на самом деле. В памяти что-то двинулось, открывая неприятный, жаркий и влажный провал, но Лойра не успела безвольно устремиться в него - руки, всё ещё сжимавшие два клинка, ожгло немилосердным холодом, какого девушка в жизни не испытывала. Сознание вернулось, пусть и изменённое странным путешествием на грани безумия. Кинжалы выпали из обожженных, занемевших ладоней. Лойра мотнула головой и вернула телу упругую уверенность - даже с голыми руками она готова была драться, не до конца осознав, что случилось, и каковы будут последствия.
   Мерцающая тень по-прежнему стояла напротив, но Лойра уже ощущала некое понимание, какое возникает, когда человек видит то, с чем уже знаком - будь то гном, тролль либо демон-хшерра. Несколько секунд существо изучало Лойру, а затем развернулось и устремилось прочь, уводя за собой оставшихся тварей, отпуская из окружения порядком измотанный отряд Братии.
   Лойра тяжко уставилась на свои ладони, покрасневшие, во вздувшихся волдырях. На размышления не хватало сил, драка выпила последние. Поэтому, оторвав и без того испорченный рукав, Лойра обмотала тряпьём пострадавшие руки, подняла кинжалы и обернулась на остальных. Чтобы тут же встретиться с суровым взором исконного Брата, единственного из своих, выжившего в бою. Краем сознания она уже догадывалась, что видел в ней пришлый воин, и опасалась одного - теперь её, странным образом испорченную, предадут смерти свои же.
   Обосновавшийся на отвоёванной земле лагерь Братии посетил один из Старших - это случилось через девятницу после той памятной засады. Все эти дни лагерь, выставив палатки и наладив сообщение с основными силами, жил обычной, в общем-то, жизнью. Вот только у Лойры никак не получалось в неё вписаться: оцепенение последних двух лет, тот туман - покинули её. Вместо этого она начала видеть сны, в которых возвращалась в тот день, вновь стояла напротив струящейся тени, и они беседовали. Смысл этих бесед ускользал от разума, зато Лойра начала понимать, что именно случилось на её родной земле, откуда пришла Братия, и что такое их противники, эти существа. Особенно, последнее. Миссионер явился в лагерь на закате, хотя никто давно уже не видал солнца, люди ощущали лёгкий перепад освещения, свет кое-как пробирался через дымные тучи; по этому перепаду и считали дни. Ходили даже слухи, что на западе густые тучи уже редеют и отходят.
   - Нам стало известно, что ты вступала в своеобразный в контакт с противником, - это было первое, что услышала Лойра от Старшего, едва её привели в палатку командира. - Мы желали бы выяснить, что именно произошло, поведай нам. - Старший выражался витиевато, обычно к ополченцам обращались в куда более простых выражениях.
   Лойра все девять дней соображала так и эдак, что же с ней сделают теперь. Размышляла, стоит ли рассказывать о своих снах, и как повести себя, если начнутся расспросы. В конце концов, она решила рассказать всё правдиво, ведь так учил поступать отец; правдиво, но не до конца. Поэтому она объяснила Старшему, что именно она видела - да, странная тень, полупрозрачный силуэт из дыма и темноты, да, оно смотрело на неё. Но, увы, она ничего не помнит. Кажется, прошло какое-то время, потом разум нехотя вернулся к хозяйке, и тень просто ушла, вместе с чудищами. Это всё.
   Было видно, что Старший не верит девушке, но Лойра краем сознания ощутила, что это никак не меняет её участи. За эти дни она осознала, что способна понимать этих странных пришельцев несколько лучше, чем раньше, но мысли читать не могла - к этому у неё никогда способностей не было. Поэтому она смиренно ожидала исхода, стоя лицом к лицу с высоким Старшим, закованным в казавшийся целиковым панцирь. Ладони Лойры зудели: лекари, заживив порезанное левое предплечье и множественные ушибы, с волдырями сделать ничего не смогли, и те проходили медленно, как обычный ожог.
   - Что ж, через два дня ты снова явишься сюда, чтобы получить задание, соответствующее твоему новому качеству, - туманно выразился Старший, подводя итог беседы. Лойра вышла из палатки и, повинуясь внутреннему зову, удалилась на дальний конец лагеря и провела остаток ночи в молитвах, вспоминая слова песнопений, которыми обращались к богам по всем восточным шахатам. Она скучала по торжественным праздникам, по уютным стенам мечети, старым камням скамей и добрым, широким лицам богов, искусно высеченным из песчаника.
   А через два дня в присутствии ещё троих Старших она получила задание: так или иначе найти и убить то существо. И даже более того...
   - Дав Клятву Изгнания, ты, Лойра ам-Хашар, - нараспев провозглашал один из миссионеров... Лойра с трудом припомнила, когда это произошло, - уже не можешь противиться приказам Братии Лучей по изгнанию чёрных язвящих тварей,... - Почемуо именно в этих словах Лойра уловила некую ложь, какойо умысел. Из пропитанного снами сознания всплыло понимание того, что в своё время и Братия, и "язвящие твари" были одним народом. История полна таких моментов, даже шахаты в былые эпохи... - посему, Братия распоряжается тобой, ибо в праве это делать. Однако, - Лойра сосредоточилась, - прямой приказ убивать врага вновь и вновь ты уже получила. Следующим шагом восхождения в Сияние, - Старший вдохновенно воздел руки, - будет новая клятва! Встретив на поле боя одного из сильнейших врагов, ты выжила, и получила бесценный опыт! Отныне мы повелеваем: клянись, что станешь преследовать этого червя, и что убьёшь его, и не только убьёшь, но и уничтожишь самую суть его. Ибо сказано в истинных текстах, что убитый вернётся в мир духом, повторно обретшим плоть. Клянись, что лишишь врага этой силы!
   Что ещё могла сделать Лойра? Текли секунды... Ничего.
   - Клянусь.
   Два дня Лойра не могла уснуть. Она знала, что странное создание ожидает её там, в снах, но сама Лойра уже слишком изменилась. По-прежнему она жгуче мечтала о том, чтобы заставить пришельцев - всех их - исчезнуть восвояси. Но что-то должно было предварить такой исход, и Лойра с сомнением размышляла о том, что это, возможно, придётся сделать именно ей. После того, как она произнесла "Клянусь", её провели к алтарю (очевидно, его доставили сюда из главного лагеря, раньше его здесь не было), и, вновь поднеся Тайную Воду, совершили какой-то сложный ритуал. Затем ей отдали её кинжалы - рукояти их были обмотаны странной чёрной материей, и Лойра заметила, что оружейник, подавший ей клинки, отдёрнул руку, дабы не коснуться ткани. Лезвия сияли так же, как и раньше, год назад освещённые Верховным Братом, через чьи руки прошли сотни тысяч сабель, мечей, ножей, копий и прочего. Рукояти же больше не жгли ладони, напротив, едва Лойра коснулась тёмной ткани, свежие рубцы разгладились, зуд исчез. Кроме того, она точно знала, что клинки окажутся с ней во сне. Но она не хотела туда возвращаться.
   Она также заметила, что силы её стали восстанавливаться скорее. По-прежнему происходили сражения здесь, южнее и севернее, фронт - теперь это стало ясно Лойре - уверенно двигался на восток, и она участвовала в стычках, но уже не уставала так сильно. Уяснив, что может обходиться без сна, она оттягивала момент, не суливший ничего хорошего. В сердце что-то шевелилось, она и думать спокойно не могла о том существе, что ожидало её за гранью снов. В сражениях она больше его не встречала, но несколько раз ощущала где-то поблизости.
   Прошло ещё две девятницы, прежде чем Лойра поняла, что медленно сходит с ума. Некие внешние силы - наверняка полученные при том ритуале Братии - не иссякали, но постоянно жить, отсрочивая то, что обязательно случится, было невыносимо. Раз за разом, выходя в боевом порядке против искорёженных тварей, Лойра старалась уловить присутствие загадочного "знакомого", и высматривала его там, где сходились чародеи и колдуны (сама она, как ведьма-недоучка, была определена в пехоту). Почему она старалась увидеть это создание наяву, но так страшилась вернуться в сон? Ответ она знала.
   Клятва. Она возымеет силу именно во сне. А Лойра, найдя в себе силы признаться, поняла, что не может полностью уничтожить это существо. Была какая-то странная привязанность, наравне с той, о которой ещё давно толковали Лойре её братья, пытаясь объяснить слово "любовь". Что за странные мысли лезут в голову после полной луны без сна?
   Простая мысль, как водится, посетила Лойру именно в этот момент. Ведь никто не обязывал уничтожать существо сразу, едва она его увидит.
   В эту ночь Лойра уснула одной из первых, в лагере ещё раздавали вечернюю пищу. И, едва смежив веки, она оказалась стоящей на том же самом месте, словно и не было минувшей луны. Вокруг простиралась тёмная песчаная гладь, кое-где проглядывал уцелевший кустарник. Небо тяжко сочилось тучами, больше похожими на высоко стелящийся дым. Текучая фигура существа стояла напротив Лойры, как ей и полагалось. Ладони чародейки грели рукояти кинжалов, а разум был погружён в ровное, ясное спокойствие - удивительно контрастирующее с мутной опаской последних дней. Лойра ещё не знала, как разрешить ситуацию, но знала другое: что сумеет разрешить её верно.
   - Я дала клятву тебя уничтожить.
   - Знаю. Мы на равных, у меня такой же долг.
   Лойра промолчала. Такого оборота она не ждала. Густое напряжение росло вокруг неё, не просачиваясь в душу. Вне всяких сомнений, юная чародейка была существенно слабее чужеродного, но странно знакомого существа, однако, то, что сделали с ней Старшие Братья, дало ей силу равную. Она стала всего лишь представителем Братии в этом странном сне.
   Существо также молчало, Лойра прямо глядела в его желтеющие глаза, осознавая.
   Оба изменились. Лойра, благодаря случаю, соприкоснулась с чужеродными силами пришельцев, и, да, она действительно несла в себе часть того, с чем боролась Братия, и чем были эти тёмные создания. Раз за разом эти противники сражались, появляясь в том или ином Мире, используя новую землю, как поле боя, не щадя тех, кто жил там до них. Это был мир в мире, путешествующее множество, способное проявиться и вновь сойтись в войне, только придя в какой-то из Миров. Перед Лойрой стоял древний воин, всего лишь один из тысяч, но и он изменился, коснувшись её мира и её самой. Они оба выпали из общей картины, и между ними действительно возникла какая-то привязанность, глубоко отдельная и от войны, и от всех Миров.
   Однако, нельзя быть вовне, краткий миг странного единения заканчивался. Сквозь пустоту окружающего пространства Лойра отчётливо видела битву - были это галлюцинации, или, пока она спала, действительно начался бой, Лойра не знала. Перебирая возможные варианты в мыслях, она хотела было предложить просто разойтись, и пусть с каждым из них двоих поступят по воле их лагерей. Лойра ничуть не сомневалась, что Братия казнит её, но действительно уничтожить это существо она совершенно не могла.
   Теперь, окружённая иллюзорной битвой, Лойра ощутила, что есть более верный путь. По всей видимости, её странный соперник пришёл к тому же выводу. Его короткий чёрный меч первым пришёл в движение - так приглашают в последний танец.
   Невозможно уничтожить того, к кому неравнодушен, для всех миров, но можно убить его для своего мира. Лойра не смогла бы тогда объяснить, что именно она собирается делать, что значит это нелогичное объяснение. Но она знала, что есть шанс расколоть мир, или Миры, надвое. В одной половине останется она, в другой - её соперник. Даже луны разных Миров имеют больший шанс встретиться, чем те двое, кто разделён так. Тогда выполнение клятвы станет невозможно - поскольку для Лойры во всей вселенной больше не будет того, кого ей приказано уничтожить. Это был выход.
   И это было прощание.
   Она не помнила этого танца... Кажется, он длился многие годы, но минул всего за секунду. Как удалось двум клинкам в едином порыве разделить мир - и этого она тоже не знала. Только ощутила всем телом утробный вой росшей пропасти, сияющие края которой разошлись вниз, вверх, во все стороны до края мира, и увидела исчезающий в недоступной дали силуэт.
   Лойра устало опустилась на колени, вонзив в землю свои кинжалы, и неподвижно сидела, не в силах понять, почему теперь так... пусто.
  
   Она очнулась в полном одиночестве, на том самом месте, где больше полной луны назад её отряд попал в ту засаду. Вокруг стояли одинокие палатки, вдали слышался какой-то шум, Лойра различала силуэты людей. Но это едва ли было сражение, слишком медленно передвигались фигуры. Она с трудом поднялась, и направилась в ту сторону, по пути осматривая оставшиеся от последней битвы раны, немногочисленные, но остро болезненные. Именно тогда она обнаружила на левой руке не то ушиб, не то ссадину, ноющую сильнее прочих повреждений. Красное пятно шириной в пол ладони, помещалось на внутренней стороне предплечья, возле длинного узкого шрама. Опустив рукав, Лойра обернулась на лагерь, которого достигла.
   Повсюду бродили люди, с выражением потерянности на лицах. Никого из Братии не было видно, и чародейка начала догадываться, что случилось.
   Словно очнувшиеся от тяжкого сна, подданные шаха Исшила Третьего озирались вокруг, пытаясь понять, где они очутились, и что произошло. Некоторые из них подходили к Лойре с расспросами о том, где они находятся, и она указывала на запад - там лежали земли шахата, но она не могла ответить им, что действительно произошло. Она только знала - всё позади. Наверное, Мир, частью которого были пришельцы, тоже оказался расколотым надвое, и покинул эту землю, уже будучи не в состоянии продолжать войну здесь. Это не означало, что древняя война прервется - где-то ещё откроется её нарыв. Это просто означало конец бед здесь, в шахатах Юго-Востока. Люди должны продолжать свою жизнь.
   Чтобы хоть как-то заглушить неприятную пустоту внутри, Лойра нашла более-менее трезвомыслящих сограждан, кое-как объяснила им, что случилось ("они явились, вы помните? Они просто заставили нас забыть..."). И помогала собирать бывших ополченцев в группы, и отправлять домой, в Халем. В свободные минуты она занималась своими ранами, помогала перевязывать ранения тех, кто участвовал в последних битвах, и не успел получить исцеление от знахарей исчезнувшей Братии. А зудящее пятно на руке Лойры превратилось со временем в память... На ровной коже, возле шрама, вырисовалось два скрещенных клинка, густо чёрный и сияющее светлый. Она перевязала предплечье кожаным ремнём наруча, и не снимала его. Память была слишком уж свежа.
   Прошло более полугода, прежде чем Лойра и единственный из оставшихся в живых её братьев вернулись в родной город. Ещё около года все выжившие его жители посильно участвовали в восстановлении привычной жизни. Брошенные поля, разбежавшийся скот, иссякнувшие запасы - всё требовало сил.
   А потом Лойра, распрощавшись со старыми друзьями и братом, покинула Халем. Она просто уходила от памяти, хотя и несла её в себе. Она хотела запомнить шахат домом её детства, а тот туманный, как в бреду увиденный сон, с ничего не значившей для неё войной, с необъяснимым существом из совершенно другого мира, со смертью и дымом - забыть и прогнать.
   Когда в пути на север, где и слыхом не слыхивали ни о какой войне, Лойру, присоединившуюся к каравану, среди ночи похитили какие-то бандиты - вот тогда ей почти удалось всё позабыть. А потом прошла и пустота. В голове при воспоминании тех дней лишь плыл медленный туман, уже созданный самой Лойрой, сквозь него далеко сияли мутно-желтые глаза, а потом исчезли и они. Гораздо чётче она помнила узор крупнотканого халемского ковра, на котором она любила читать книгу, проводя время в ожидании отца; за окном пели на ветвях кипариса птицы, солнечные лучи ложились на плечи, во дворе братья возились с ремонтом хлева...
   Большой мир ждал её, впереди была целая жизнь, пусть Лойра и стала старше своих двадцати.
  
   - И... - Армуф осмелился первым нарушить молчание. Лойра начала рассказывать неожиданно для себя, время пролетело незаметно. За окном темнело, в зале осталась всего пара посетителей. Кеофаск неподвижно сидел на своём табурете, а Лойра всё говорила и говорила, унося в свою туманную память и Армуфа, и укрытого пледом бедняка. - И... Этот знак...
   Лойра обернулась, возвращаясь к настоящему, потом улыбнулась Армуфу и приподняла рукав куртки и шерстяной туники. Знак двух скрещенных мечей красовался на внутренней стороне левого предплечья. И он не был похож на обычную татуировку, какие делают моряки, заключённые или жрецы. Тёмный клинок истекал прозрачной шевелящейся тенью, светлый ровно сиял серебром. Лойра спрятала руку, вздохнула, глянув на огонь, потом обернулась на умолкших слушателей. Кеофаск, как-то собравшись, произнёс:
   - Возможно, у меня будет ещё кое-что интересное вам, леди Лойра. - Слова прозвучали удивительно собранно и ясно, Армуф с удивлением глядел на всклокоченного бедняка с широким отёком во всю скулу, и никак не мог уразуметь, что означает этот его тон, и странные, непривычные манеры. Лойра улыбалась (насколько позволяла ей саднящая скула), поскольку начала догадываться, где и кем был этот господин раньше. Образ конторки и расходной книги померк; едва ведьма услышала новые ноты в голосе Кеофаска, перед внутренним взором Лойры мерцал лампами обширный кабинет с богатой библиотекой, и тяжёлый дубовый стол. - Если вы не против, я бы предпочёл сообщить это сейчас, поскольку не уверен, что такая возможность ещё представится, - добавил Кеофаск.
   Лойра кивнула, а потом поглядела на Армуфа:
   - Я не настаиваю, Армуф, я советую: тебе может быть лучше не слышать того, о чём собирается толковать господин Кеофаск. Не оттого, что это тайна, и не оттого, что ты ещё неопытен - это всё не так уж важно. Но знание бывает опасным. В данном случае, его может лучше и не знать тебе.
   Ведьма говорила мягко, и Армуф вдруг почувствовал какую-то гордость из-за того, что к нему обращаются таким тоном. Он кивнул, и направился в комнату. Лойра кое о чём договорилась со стряпухой Айолгой, а когда им с Кеофаском принесли по стаканчику подогретого вина, обернулась к своему собеседнику и попросила начинать.
  
   За окном мягко крался вдоль стен ветер, мелкий снег укрывал улицы тонкой паутиной. Ночь была холодна, лужи трещали зеркальным льдом. А ведь есть такие, кто не обращает внимания на холод. И есть такие, кто давно не чувствует его, кто промёрз до сердца.
  
  
   * двудевятный - две девятницы, восемнадцать дней.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"