Над старым, давно нуждающемся в ремонте пятиэтажным домом ?26 нависла плотная черная туча. Жители спешно выскакивали из своих квартир и вполголоса ругались, лихорадочно крутя ключами в замках. Когда замки наконец щёлкали, люди устремлялись к лестнице и бежали вниз, во двор. Там, внизу, на детской площадке уже собралась кучка тревожно переглядывающихся людей.
На деревьях рядом с домом ?26 нельзя было увидеть ни одной птицы - они улетели чуть ли не первыми, едва почуяв опасность. Опередили их лишь крысы, бежавшие из дома по канализации - одной дружной, сплоченной против общей опасности стаей.
Тихо поскуливали во дворе бродячие собаки. Трусливо шипели кошки под машинами. Даже местные бесстрашные мальчишки, забегавшие во двор, лишь завидев стоящую там толпу, благоразумно останавливались.
Во всем микрорайоне не появился еще храбрец, который осмелился бы подойти к дому ?26 в момент, когда пьяный Антон Полищук с третьего этажа достает из чехла гитару. Когда он с уверенным видом начинает её настраивать, сами стены дома, кажется, стонут, умоляя небеса обрушить на них метеорит и избавить от мук. Когда же нетрезвый Антон Егорыч, вспоминая молодость, делает первый удар по своим ровесницам-струнам, даже глухая от рождения Марьяна Денисовна с пятого этажа встает и почтительно уходит на улицу.
- Папа сегодня будет долго играть?.. - испуганно спрашивает маму маленький мальчик. - Тут холодно, я хочу назад, домой!
Мать, не отводя печального взгляда от своего окна, вяло пожимает плечами и бормочет какие-то слова утешения. В правой руке она держит клетку, где в истерике бьётся чувствительная к катаклизмам Зинаида Валериевна Шмоль. Кажется, еще минута, и попугаиху хватит удар. Но это лишь иллюзия: маленькой стерве так часто желают сдохнуть, что у неё вполне может появиться возможность обрести бессмертие.
- А где ваша собака?.. - поинтересовался у семьи Полищуков сосед.
Екатерина, переложив клетку из руки в руку, грустно вздохнула.
- В квартире, с мужем...
- Боже, за что же вы так с животным?!
- Он нам пылесос сегодня погрыз... это наказание.
Сосед ошеломленно покачал головой и совсем новым взглядом посмотрел на окно третьего этажа. Там, за этим окном, маленький пёсик, привязанный к столу и одетый в намордник (на случай, если он попытается откусить себе язык), несёт самую жуткую кару в мире - он слушает пение Антона Егорыча.