Аннотация: Каждый уважающий себя любитель героической фэнтези должен написать фанфик про Конана. Вуаля! Конан учится играть в шахматы.
Да здравствует король!
Хорошего человека должно быть много, - гласит аквилонская народная мудрость. Кай Деметриус, главный советник короля Аквилонского, находил своего повелителя хорошим человеком, но, боги, боги! - иногда его становилось СЛИШКОМ много. Особенно когда он ходил взад и вперед по Гобеленной Палате с той же однообразной размеренностью, с какой бегал по основе очередного ковра челнок королевы Зенобии.
Королева ткала за ширмой, разделявшей палату Гобеленов на две части - из уважения к ее прихоти Кай Деметриус и другие мужчины-придворные никогда не заглядывали туда. Сейчас советнику была видна только тень, обрисованная на ширме светом лампады, да изящная, немного полная женская рука, перехватывающая челнок с левой стороны станка.
В который раз задев ткацкий станок - казалось, содрогнулся весь дворец, и лишь сама королева осталась невозмутима - король потер ушибленное бедро ладонью и воскликнул:
- Ради Митры, Нобия, можно куда-нибудь это переставить?
- Нельзя, мой повелитель, - склонила голову королева. - Это большой станок для больших гобеленов, в меньшей комнате он не поместится.
Король посопел, затем спросил в два раза тише:
- А можно я вместо этого куплю тебе станок поменьше? В конце концов, зачем нам такие большие гобелены...
- Мой повелитель, - склонила голову Зенобия, - твоему дворцу пристало быть украшену гобеленами, сообразными твоему достоинству.
Кай Деметриус улыбнулся. Король поморщился и сделал последнюю попытку.
- Послушай, Зенобия, я тебя очень люблю и все такое, но ты все-таки королева, и мы можем себе позволить купить самый лучший гобелен...
Из-за ширмы донеслось молчание, сопровождаемое мерным стуком станка.
- Или купить самых лучших ткачих, чтобы ты ими командовала, - продолжал король уже почти беспомощно, взглядом ища поддержки у Деметриуса. Тот еле заметно качнул головой из стороны в сторону.
"Предатель", - поморщился король.
- Мой господин тоже может позволить себе купить самую изысканную дичь, - пропела из-за ширмы королева. - Но тем не менее ездит на охоту вместе с Конном.
- Это другое, - насупился Конан. - Я хочу оставаться мужчиной, а не превращаться в разнеженную бабу, как половина моих придворных, да и сына хочу вырастить мужчиной.
Кай Деметриус снова улыбнулся. К счастью, он не относился к той половине придворных, о которой говорил король Конан. Регулярные упражнения в гимнасии делали его достойным напарником королю - и в любимых государем военных играх, и в той же охоте. Хотя военную службу Деметриус не любил.
- Ну, а я хочу оставаться женщиной, - невозмутимо парировала королева, - и не превращаться в одну из тех изнеженных и праздных баб, которые от нечего делать заводят любовников да предаются сплетням и интригам. Но если такова будет воля моего повелителя - я, конечно, выброшу все станки, и начну, подобно аквилонским дамам, ходить на зрелища и возлежать с мужем на пирах...
Король кивнул и отступил, слегка подняв руки. Королеве, с ее мягкой уступчивостью, невозможно было сопротивляться.
Кай вспомнил, как восемь лет назад оживились интриганы, вообразив, что молчаливую и тихую Зенобию, вчерашнюю рабыню, которая принимала всех гостей и советников, сидя за ширмой, и не показывалась перед людьми без покрывала, можно будет обвести вокруг пальца. И как они сами скоро оказывались обернутыми вокруг длинного пальчика королевы - вроде этих ниток, которые она накручивает на белые персты перед тем как оборвать.
- Почему мой повелитель так расстроен? - напевно спосила Зенобия. - Наш сын опять отказался поехать с ним на охоту, предпочел отцу этого нового философа, Рамануджана?
Деметриус выдохнул. Королева первая заговорила о том, о чем собирался заговорить он сам.
- Ты читаешь в моем сердце, сладкая! - Конан поймал руку королевы вместе с челноком, поцеловал ее и отпустил, как птицу. - Я уже говорил об этом с Каем. Кай, ну почему ты теперь молчишь, дезертир!
Кай Деметриус откашлялся.
- Я сказал, что это естественно, королева: мальчик растет, и отец, который раньше был для него всем, постепенно становится... самым важным из многих. Появляются новые друзья, новые увлечения... Со мной тоже было так. В Аквилонии мальчик двенадцати лет начинает ходить в школу и палестру, общаться со сверстниками больше, чем с родителями...
- Ну, и куда это привело Аквилонию? - рыкнул Конан. - И потом, Конн больше не общается со сверстниками. Он хвостом ходит за Рамануджаном. Рассматривает с ним разных букашек, лягушек... копается в рукописях... разве это занятие для королевского сына?
- Рамануджан кажется мне хорошим воспитателем, - сказал Деметриус. - Он не забывает уделять время и физическому, и душевному, и умственному развитию мальчика. Вендийцы много значения придают гармони тела, ума и души.
- Вендийцев я бил, - Конан стукнул кулаком по стенке. - И немедийцев я бил (он, как видно, вспомнил предыдущего философа, которого брали Конну в учителя). Кром! Если бы я был простым кузнецом, как мой отец, я бы знал, как воспитать кузнеца, а как воспитывать королей - я еще не знаю... Все короли, с которыми я встречался, были скверно воспитаны.
Советник заметил, что когда Конан вот так вот смотрит исподлобья, переспорить его невозможно. Требуется обходной маневр.
- Наилучшим образом детей воспитывает пример, - сказал Деметриус. - И в вас, государь, Конн видит достойный пример отваги, великодушия и практического ума, который так необходим юноше. И за что еще я всегда вас уважал, мой король, так это за умение признавать свои слабые стороны. Вы сведущи в делах управления страной и среди мечей - но не в истории и не в естествознании. Есть вещи, которым вы не можете научить Конна - так что нет ничего зазорного в том, что для этих вещей вы нанимаете философа.
- Да, это верно, - кивнул Конан, как будто успокаиваясь. - Я мало что знаю про букашек и козявок - твари, которых нельзя съесть, меня никогда не привлекали... Но, Эрлик его побери, этого философа - у парня мысли блуждают даже когда он говорит со мной! Эта новая игра, которой вендиец научил Конна - просто какая-то чума! Весь двор помешался на ней! Мальчик говорит о ней и днем, и ночью!
- Если он научил Конна азартным играм - это плохо, - сказала Зенобия. - Такой философ не должен быть воспитателем государева сына.
- Шахматы - не азартная игра, - вступился за Рамануджана Кай. - Эта игра создана для полководцев, дабы обучать их стратегическому мышлению.
- Что за чушь! - фыркнул Конан. - Стратегии учатся на поле боя, а не за расчерченной доской!
- И плохие ученики погибают, - кивнул Деметриус. - Не думаю, что вы хотите этого для Конна.
- Не хочу, - подтвердил Конан. - Но, по словам мальчишки, этот Рамануджан чуть ли не лучший полководец, чем я. Рамануджан то, Рамануджан се! Только и слышишь от него, что "Рамануджан"...
- Мой повелитель ревнует, - по голосу Зенобии Кай понял, что королева улыбается.
- Ничего подобного! - вскинулся Конан, сунув голову за ширму. Тень королевы соприкоснулась с его тенью, Кай услышал звук поцелуя. Король показался из-за ширмы, вздохнул.
- Ну да, ревную. А что делать? Я с малолетства не выпускал из рук меча, а грамоте выучился в тюрьме. Полезная наука, чтобы не дать себя провести на всех этих бумажных отчетах. Но книгочея из меня уже не выйдет - старую собаку новым штукам не выучишь. И притворяться, будто меня волнуют букашки, я тоже не смогу. Да и времени у меня нет. Как же мне соперничать в великим Рамануджаном?
- Обыграй его в шахматы, - сказала королева, вывязывая бахрому.
- Чего? - переспросил Конан.
- Замечательная мысль, государь! - подхватил Кай Деметриус. - Завтра я уведу Рамануджана в библиотеку при храме Митры, он давно туда просился, а вы призовете сына и повелите ему обучить вас игре в шахматы. С вашим умом и талантом, с вашим стратегическим мышлением вы освоите игру вмиг - и покажете мальчику, что настоящий полководец даст игрушечному сто очков вперед.
- А ты молодец, Кай! - Конан хлопнул советника по плечу. Тот уже привык к таким знакам внимания и устоял на ногах. - Зенобия, сахар мой, дай я еще раз тебя поцелую...
***
- Сынок, - сказал Конан без обиняков, когда они остались одни в садовой беседке. - Я знаю, что Рамануджан увлек тебя какой-то новой игрой, которая входит в моду при дворе. Мне неловко отставать от придворных - так, может, ты поучишь меня?
- С удовольствием, отец! - воскликнул Конн. - Эй, Ласиос, подай сюда доску!
Слуга поклонился и убежал. Конан и Конн сели за маленький каменный столик, и король с удовольствием отметил в глазах сына знакомый восхищенный блеск.
- А я думал - когда же это тебя заинтересует! - продолжал Конн. - Знаешь, Рамануджан много рассказывал о твоих победах...
- Да? - Конан был польщен.
- ...И он говорил, что тебе, как полководцу, не хватает изящества мышления. Ты придаешь много значения отваге и мало рассудку.
- А, так значит, вендийский царь Ашура ставил на рассудок, а не на отвагу, - оскалился Конан. - То-то он так рассудочно от меня драпал...
- Отец, я знаю, что ты разбил Ашуру, - Конн посмотрел на короля и тот с раздражением думал - у кого мальчишка мог перенять этот несносный, упрямый взгляд исподлобья. - И я знаю, как ты его разбил, ты мне рассказывал об этом, и не один раз. Рамануджан считает, что Ашура был достоин такого поражения - он был глупец и трус. Он глупо использовал свою конницу, попытавшись атаковать горные склоны, и она была перебита твоими лучниками и пращниками. А пехота у него была наемная и отказывалась идти в бой...
- Уж конечно, Рамануджан бы поступил умнее! - фыркнул Конан.
- Думаю, да - он ведь из старинного воинского рода и в совершенстве изучил науку сражения.
- По шахматам?
- И по шахматам тоже - но и по старинным книгам, трудам великих полководцев... Да он и сам воевал! Правда, давно, сорок лет назад.
- Ну, и где он был, когда я бил Ашуру?
- В изгнании. Ашура не любил философов.
- Я, кажется, даже знаю, за что, - проворчал Конан. Он думал, какую бы еще сказать колкость, но тут Ласиос принес доску, и киммериец с интересом стал наблюдать, как сын расставляет фигуры.
Он узнал пехотинцев, вырезанных из черного дерева и слоновой кости. Пехотинцы имели круглые щиты, подобные щитам немедийцев, и длиные копья, а доспехи носили кожаные, на гирканский лад. Конан одобрил. Пехота должна быть одоспешена, пусть даже легко - но вся. Атаковать с голым пузом, как это принято у туранцев - только зря терять людей. В середине второго ряда Конн поставил короля и советника, по бокам от них - боевых слонов, затем - всадников, и по краям - осадные башни.
Конану такое построение не понравилось, но он ничего пока не сказал, ожидая развития событий.
- Это пехотинец, или, проще говоря, пешка, - сказал Конн, приподнимая фигурку. - Она ходит только по прямой и только на одну клеточку. Если пешка пройдет до конца поля, она может сделаться королевским советником, ферзем.
- Мудрое правило, - кивнул Конан. - Смелых солдат надобно возвышать.
- Первый свой ход пехотинцы делают через одну клеточку. Белые ходят первыми, отец.
Конан взялся за своего пехотинца, прикрывающего советника и вывел его вперед. Конн, в свою очередь, походил пехотинцем, прикрывающим коня.
- Ну и что? - спросил король. - Так они и будут стоять друг против друга?
- Нет, отец, твой пехотинец меня побьет.
- Да почем ты знаешь? А вдруг твой окажется сильнее в поединке?
- Но ведь это костяные фигурки, отец! Между ними не может быть никакого поединка: просто та, что стоит под боем, должна быть побита.
- А если нет? Если я, положим, не хочу на этот раз тебя бить?
- Тогда я побью тебя. Понимаешь, пехотинец бьет вот так, наискосок: если встать на одну из четырех ближних клеток, то попадешь под бой.
- А если встать вот сюда, прямо или сбоку?
- Тогда нет. Прямо пешка не бьет. Таковы правила.
- Глупые правила. Когда аквилонская пехота идет плотным щитовым строем, тогда да: ты рубишь не того, кто перед тобой, а того, кто от тебя справа: потому что прямо перед собой ты держишь щит, и того, кто прямо, зарубит твой товарищ слева. Но ведь эти твои пешки атакуют не строем, а по одной - так что ей мешает развернуться как следует?
- Правила, отец, - Конн вздохнул. - Таковы правила. Ты же не спрашиваешь, почему когда ты бросаешь кости, шестерка бьет пятерку.
- Ну ладно, - насупился Конан и побил его пешку своей, убрав черного солдатика с доски. - Валяй дальше.
- Это - всадник, - сказал Конн.
- Я разглядел.
- Он ходит вот так, - Конн вывел своего коня на оперативный простор. - На две клеточки прямо и одну - вбок. Вроде как буквой "аггни".
- Если бы моя конница выделывала вот такие вензеля, да еще прыгала через голову моей же пехоты, я бы командира повесил.
- Но это шахматы, отец. И по правилам шахмат...
- Да знаю, знаю - можно голову дома оставить и прыгать руной "аггни". Ну а какой руной тут прыгают боевые слоны?
- Никакой. Они ходят наискосок на любое расстояние.
- То есть, я сейчас могу своим слоном побить вот этого твоего пехотинца?
- Нет, не можешь. Тебе придется остановиться у края доски. И ты попадешь под бой моего пехотинца.
- Тот, кто эту игру придумал, похоже, ни хрена не видел боевых слонов. Эрлика с два эту скотину остановит какой-то пехотинец! Против нее невозможно удержать строй, надо рассыпаться и обстреливать ее, лучше - огненными стрелами, и пугать огнем, пока она не побежит обратно и не начнет топтать твоего противника. Слон - на редкость тупая скотина, и вовсе не разбирает, где свои, а где чужие. Так что зря ты выставил боевых слонов рядом с королем и советником. Потопчет. То есть, костяной слон, конечно, не потопчет, - Конан ухмыльнулся. - А вот в настоящем бою - как пить дать.
Конн вздохнул и, не вдаваясь в объяснения, "съел" "всадником" отцовскую пешку. Зато Конан, успевший вывести своего слона на оперативный простор, тут же прикончил "всадника".
- Я правильно поступил? - уточнил он.
- Да, - кивнул Конн, выводя на поле башню-турус. - теперь обрати внимание на королевского советника. Это самая сильная фигура: она может ходить и прямо, как боевая башня, и наискосок, как боевой слон.
- Крутой у меня советник. У тебя такой же?
- Да, отец.
- Тогда я побыстрее пущу его в дело, - Конан вывел своего советника вперед по прямой. В ответ Конн походил королевской пешкой. Конан взялся было за своего советника, чтобы ее побить, но заметил хитрость.
- Эй! - воскликнул он. - Если мой советник побьет твоего пехотинца, ты побьешь его турой!
- Да, отец. Это очень простая ловушка для твоего советника.
Конан нахмурил брови.
- А если я не побью пехотинца, он побьет меня?
- Да, отец. Ты должен уводить своего советника.
- Чтобы мой советник бегал от какой-то пешки! Не бывать этому! - Конан сходил советником вбок и сбил другую пешку, поставив туру под угрозу. - А если сам свою туру не уберешь, ей конец. Дурацкая придумка эта тура, если честно. Возни с ней много, а толку мало. Колесо попадет в яму - и все, она ни туда, ни сюда. При осаде - еще ничего, если к крепости ведет хорошая дорога, а в чистом поле - ни в жаркое, ни в стигийскую армию.
Конн вывел второго коня и прикрыл турус. Конан увел своего советника в безопасное место. Какое-то время оба расчищали место для своих тяжелых фигур. В ходе маневров Конан лишился боевого слона и слегка разозлился, несмотря на то, что слонов считал для настоящей армии бесполезными. Приготовил ловушку для черного туруса, побил его и почувствовал себя немножко удовлетворенным. Но тут же - бац! - его турус оказался сметен черным советником и Конн объявил:
- Шах королю!
- Как это шах? - не понял Конан.
- Это значит, что если ты не уберешь короля, мой советник его побьет.
- Вот уж нет. Вот тут уж тебе шиш. Если советник такой крутой, то король должен быть еще круче! Так что я сам тебя побью.
Конн покачал головой.
- Нет, отец. Король - самая слабая в шахматах фигура. Он может ходить только на одну клеточку и бить только тех, кто подошел совсем близко. Ты должен сейчас увести короля, сделать рокировку.
- Чего-чего сделать? - если бы Конн не был так увлечен игрой, он заметил бы яростных чертиков, которые запрыгали в глазах отца.
- Рокировку. Поменять местами короля и турус, как бы спрятать короля в башню.
- Чтобы мой король прятался в башню? - прохрипел Конан. - Давно ли тебя пороли, сынок? Чему тебя учит этот вендийской мудрила? Королю - прятаться в башню?!!! - он уже гремел, сжимая кулаки. - Да король должен быть первым в битве! В самый решительный, в самый отчаянный момент он должен во главе своей дружины идти в бой, и разить врага так чтобы кровь кипела на лезвии меча! В башню?! Да кем он себя возомнил?
- Отец, но таковы правила...
- ДУРАЦКИЕ ПРАВИЛА!!!
Конан осекся, встретив взгляд сына исподлобья.
- В общем так, - сказал он. - Может, эта игра и годится для полководцев - но только для вендийских. Пусть они греют задницы в теплых покоях, сражаясь костью и деревом. А я буду сражаться железом и кровью. Пока не настанет мой последний час, вот так вот. Король, что боится гибели на поле битвы - не король, - с сумрачным лицом он решительно двинул своего короля навстречу вражескому советнику, поставив его в один ряд с пехотой.
- Давай, сынок. Бей.
Конн решительным жестом смахнул все фигурки с доски и, встав, шагнул к отцу, который сидел с поникшей головой. Тонкие, но уже крепкие руки мальчика обвились вокруг могучей шеи киммерийца.
- Ты у меня самый лучший король, отец, - сказал Конн. - И самый смелый полководец. Когда-нибудь я поеду с тобой на войну и ты мне все-все покажешь. Не бойся, я не буду вести себя как король из шахмат. Я пойду с тобой в битву и умру за тебя, если надо. Потому что я очень тебя люблю.
Конан сгреб сына в объятия и вынес из беседки.
- Пошли купаться, - сказал он и зашагал к старому садовому пруду.
Какая-то костяная фигурка хрустнула под его сандалией. Конан нес улыбающегося сына к прохладной черной воде, вдыхал птичий запах детских волос и был счастлив.
***
- В общем так, почтенный Рамануджан. Я в целом доволен тем, как ты воспитывал парня - но недоволен этой твоей игрой. По-моему, ты сбиваешь парня с толку.
- Государь, у меня и в мыслях не было...
- Знаю, что не было. Если бы было - я бы тебе голову снес вместе с этим твоим тюрбаном. Но ты ничего плохого не хотел - просто таковы уж вы, вендийцы, и таков ваш обычай. Я желаю, чтобы ты покинул Аквилонию как можно скорее. И подкрепляю свою просьбу десятью талантами золота.
Вендиец, худой, как богомол, переломился в пояснице. Десять талантов были аргументом, с которым трудно спорить.
Через несколько недель он уже лежал на ложе в прохладных покоях своего нового немедийского дома, и рабыня подливала в кубки вино ему и его сотрапезнику, кхитайскому мудрецу Юй-Шилану.
- Король Аквилонии - варвар до мозга костей, - рассказывал Раджнуман кхитайцу. - Я пытался сделать из его сына утонченного человека. У мальчика есть все задатки к этому, но, к несчастью, отец пресек мои поползновения. Он вырастит юношу таким же варваром, каков он сам. Но он по-варварски щедр и великодушен. Он заплатил мне небывалую сумму - а мог ведь казнить или подослать убийц... Этот дом куплен на его деньги...
Кхитаец внимательно слушал и кивал.
Через несколько недель, преодолев трудный путь по морю и по суше, он предстал перед троном короля Аквилонии. Могучий Конан, некогда сотрясавший кхитайские границы с армиями сюннов-кочеников, в точности соответствовал описаниям Рамануджана. Он был высок, словно осадная башня, а когда он хмурился, синие глаза метали молнии из-под густых бровей. Вот как сейчас. О, Великое Небо, чем же Юй-Шилан умудрился прогневать короля, едва придя наниматься в воспитатели к королевскому сыну? Он не сделал ничего предосудительного, не пропустил ни одного поклона и не говорил слишком громко. Конечно, в присутствии Сына Неба он говорил бы шепотом, чтобы не осквернить низкими звуками своих уст слуха Императора - но варварскому королю должно быть вполне довольно того этикета, которого Юй-Шилан держался... Что же он сделал? Неужели Конан Аквилонский так разгневался всего лишь из-за того, что Юй-Шилан упомянул о невинной забаве, которую он специально придумал для аквилонского двора, как советовал мудрый Рамануджан?
- Шашки? - переспросил Конан, пригнувшись с трона так, словно собирался прыгнуть и нападать. - Ты сказал - шашки?!