Вокзал, дымя трубами заброшенных вагонов и бурля своей невидимой жизнью, тихо прошумел мимо, оставив в моём сердце печаль вечернюю и тоску неизъяснимую.
Печаль, несмотря на её возражения, я умело умял в походную сумку и сунул на верхнюю полку среди прочего багажа, зная её свойство теряться в длинном и долгом пути, уступая место вещам более важным и практичным.
А вот тоска неизъяснимая прочно вцепилась когтями в моё сердце, сжало его и не давала спокойно дышать. Я ничего не смог с ней поделать: одному мне было не справиться. Поэтому я совершенно не удивился, когда в дверь моего купе постучали.
Моё остроумие не раз спасало меня от преследования назойливых врачей Жизни, и в этот раз я опять решил испытать его на вкус.
Дверца купе отъехала в сторону, и я тут же прикинулся вешалкой, мирно болтающейся в единственном на всём поезде шкафу. Моё телосложение вполне позволяло проделывать такие штуки.
Но... На пороге купе стоял сам Инспектор С., и я понял, что эта игра уже проиграна - несколькими секундами вперёд. Но кто же прекращает сражение в самый его разгар?
- На каких основаниях вы шаритесь по чужим шкафам? - пискляво пробормотало остроумие.
Инспектор С. поморщился: ему моё остроумие на вкус показалось слишком уж кислым.
Невидимые клещи вцепились в наш поезд, помяв боковые стёкла, затормозили его с бешеным визгом колёс и потащили назад, на тихий, оставленный в прошлом вокзал.
- Гражданин Вешалка, вы имеете право на молчание вплоть до окончания суда. Но суд ещё не начинался, а сейчас вас приглашают на торжественное опознание некоего гражданина В., убитого вами на вокзале Прошлого.
Остроумие Инспектора оказалось острее моего и изрешетило меня дырками от уколов самолюбия. Тоска едко улыбнулась и ещё сильнее сжала моё сердце, чтоб я не убежал без него. И я всё понял: печаль да тоска были сообщниками Инспектора С. Их операция по поимке серийного убийцы состоялась успешно. Я был обезоружен их наглостью и уже не опасен.
***
Зал Ожидания. Как долго я ждал здесь своего поезда в своё время... Оно было невыносимым, это время. И я не удержался от своей привычки - привычки убивать.
Гражданин В. - гражданин Время - лежал здесь же, на операционном столе, убитый, холодный и уже бесполезный. Бесполезно то Время, которое уже мертво...
- Это не я, - отрицательно покачал я головой.
- Так-так, - увлечённо записывал Инспектор Совесть. - Гражданин Вешалка на опознании подтвердил, что личность убитого гражданина В. не является его собственной. Так-так... Продолжайте.
- Я ничего не знаю...
- А вот гражданин П.П. утверждает, что Время убили именно вы...
Кровь серийного убийцы, скопившаяся в моём сжатом тоскою сердце, вскипела, выплеснулась в вены и заставила меня действовать. Я подскочил, вырвал из рук Инспектора документы, успел увидеть - так и есть, против меня свидетельствовала моя же собственная Предательская Память! - сжал в кулак всю свою волю и собрался ударить ею Инспектора Совесть. Но он сделал выпад своей беззащитностью и вновь обезоружил меня - временно.
Набежали врачи Жизни, стали вязать. Остроумие предало меня и трусливо скрылось в глубине сознания. Я пожалел, что не могу убить и его - всё же оно было моим подельником...
...В белом халате я совсем стал похож на врачей Жизни. Одна лишь разница: они держали руки за спиной по привычке, в раздумии. Я же - потому, что они были там связаны.
Инспектор Совесть совестливо качал головой, а Главрач - Главный рачитель Жизни - отчитывал его:
- ...Кто же так, без анестезии, опознание проводит! Только вы, Инспектор Совесть! Не видите, ему же всё-таки вольно... Надо жалеть своих клиентов...
- Мы и так проявляли к нему достаточную уважалость, - не согласился Инспектор.
- Нет же... Дайте мы поработаем с ним, - при этих словах Главрача врачи Жизни стали злобно потирать руками. - Мы посовещались и решили, что для проведения операции по поимке серийного убийцы пациенту нужно провести частичное обезволивание... Право на укол ваше, Инспектор...
Перед уколом Совести я зажмурил глаза и подумал: "Теперь в списке моих преступлений будет ещё и покушение на убийство Инспектора Совесть... А всё-таки хорошо, что не вышло..."
***
Все чувства притуплены. Руки связаны. Обезволивание подействовало на меня, как сыворотка правды. Уколы Совести сделали своё дело: я прослезился и в слезах рассказывал Инспектору о тех ужасных деяниях, о которых Предательская Память промолчала и всё пыталась забыть - слишком это было уж страшно даже для Памяти.
- ...Я подошёл к Таланту со спины... Ударил его лопатой вот так - сверху вниз... Выкопал могилу у обочины... Когда я засыпал его сверху землёй, он ещё дышал...
- Так-так, - увлечённо записывал Инспектор Совесть. - Зарыл Талант в землю... Что ж. Тоска, развяжи его.
Тоска развязала мне руки, и я наконец-то смог разрыдаться в полную силу.
- Гражданин Вешалка, смею вас обрадовать, - продолжал Инспектор. - Мы нашли ваш Талант... Успели вовремя. Он простил вас и хочет вернуться. Ваш Талант ждёт вас.
Действие анестезии кончилось, мне опять стало вольно от этих слов. Я подскочил, вбежал в зал Ожидания: Талант ждал меня там, подросший, окрепший, возмужавший. Я бросился ему на шею; сел сверху, но потом понял, что сидеть на шее у Таланта неприлично, спустился, и мы вновь обнялись уже на равных: Я и Талант.
- Зайдите в камеру хранения к Памяти, - напомнил довольный Инспектор Совесть. - Получите вещи обратно, и бегите вон по той тропе на следующую станцию, пока ваш поезд не ушёл и оттуда... И уясните себе и своему остроумию: убивать - это нехорошо и неостроумно.
- Да, да, - радостно закивал я головой.
***
Мы шли налегке: мой Талант впереди, я - за его спиной. Всё дело было в том, что Предательская Память опять подвела: ничего из вещей, кроме печали в походной сумке, она не сохранила. А вы разве помните что-нибудь ещё из моих вещей?
Печаль тяготила меня, а путь до следующей станции был неблизкий даже с Талантом. Моё остроумие подсказало мне, что делать с печалью: я её спрятал в придорожной траве. Талант почти ничего не заметил, только удивился через некоторое время:
- Трава так печально шумит сегодня... Словно печали всего мира воплотились в этой траве...
Но я его уже не слышал: я возбуждённо сжимал в руках лопату, сунутую мне остроумием.
Взмах...
...Свежий прямоугольник могилы в земле...
Я спрятал лопату там же, в траве и печалях, и поспешил на вокзал. Надо было торопиться: Инспектор Совесть был уже близко.