Уважаемые господа "присяжные"! Я никогда не прощу себе того, что случилось, хотя знаю, что ни в чем не виноват. Но мне не верит никто, никто не хочет дать мне шанс на прощение. Я не буду оправдываться, просто расскажу, как все было.
В тот день, который обведен теперь в календаре черным цветом, меня еще с утра охватило странное предчувствие. Все было, как всегда, но я везде усматривал неяркие блики, которые нависшая надо мной беда отбрасывала на события. Я вижу себя наблюдающим за их ходом со стороны, и невозможность повлиять на этот ход, угодный дьяволу, тяготила меня больше, чем все, что случилось. В тот день ко мне пришла пустота, которая пленила меня, и с тех пор я раб ее, я ей служу.
С утра мы всей компанией отправились на пляж. Сквозь ребят я видел мою замечательную "леди икс". Я называл ее так в своих снах, куда она каждую ночь непременно являлась. Как же долго надо было думать, чтобы назвать ее таким неподходящим именем! Я просто сочинил для нее эту таинственность; я придумал ей этот загадочный и необъяснимый образ, и мысленно одевал его на нее, превращая в плод своего воображения. Но стоило мне только захотеть понять ее, я должен был бы рассмотреть все ее реплики с другой точки зрения, и тогда я просто увидел бы насквозь все ее существо. Я любил в ней то, что придумал сам, подсознательно стремясь видеть везде что-то сверхъестественное, обыденные вещи превращая в яркие вспышки огня в тихой рощице моей жизни.
Я мог часами любоваться ею, а она замечала мои влюбленные взгляды и прыскала со смеху, наивно надеясь, что я не решаюсь заговорить с ней. Я умилялся ее взбалмошности и прямоте в общении со мной и всеми остальными (надо сказать, она не выделяла меня из толпы).
А сейчас она терялась среди друзей, и я иногда видел ее искрящиеся волосы, белые плечи и тонкие руки, которыми она неуклюже размахивала. Я пытался запомнить каждое ее движение, как будто зная, что это моя последняя возможность.
На пляже было мало людей. Около воды лениво разлеглось несколько человек, разбросав вокруг себя руки и ноги, и в тени под деревьями сидела парочка старушек в смешных купальниках. В небе не было ни одного облачка, солнце палило нещадно, золотистый песок нагрелся так, что больно было ходить
по нему босиком; и мы с визгом и веселыми воплями разбудили спящее и тихонько посапывающее во сне море, которое омывало камни на берегу и разбросанные ноги отдыхающих. Сбросив на ходу одежду, мы кинулись в воду и почувствовали, как она, живительно-прохладная, нежная, укутывает и освежает нас.
Я смотрел на мою драгоценную "леди", в ее синие глаза в капельках воды (на самом деле у нее были серо-голубые глаза, но в синих я видел больше романтичности). Вокруг нее сверкала мимолетная стена брызг, которые она то и дело вышвыривала из моря руками и ногами; я боялся разрушить эту стену, когда под ее покровом была моя возлюбленная, она ведь перед миром была совсем беззащитна.
Потом мы поплыли на отмель, которая находилась примерно в пятидесяти метрах от берега. И я сам уговорил эту маленькую бесстыжую девчонку плыть с нами, сам подставил ее под удар судьбы, который я мог бы предотвратить, если бы понял, что, согласившись, она понадеялась на меня, а не на себя.
Когда она проплыла мимо, подгоняемая волной, я ощутил в груди сладостное нытье сердца, какое возникало, если она пролетала рядом со мной в облаках и нечаянно задевала рукой мой локоть. От этого мне всегда хотелось оказаться на берегу моря, когда солнце уже садится, и из-за горизонта виден край ярко-алого диска, и долго бежать по пустынному пляжу, утопать ногами в пенящихся волнах, которые распластались на гладком песке.
Я уже почувствовал под ногами мягкое морское дно и обернулся в поисках своей красавицы. Но среди ребят, плывущих наперегонки, я ее не увидел. Первой мыслью было то, что я сквозь плотную завесу рук и ног я ее не разглядел. Но когда все уже стали на ноги и продолжали свое занятие - баловство -, начатое на берегу, она все еще не появилась. Еще через несколько секунд мое сердце ушло куда-то в глубь меня, потому что я понял, что она недоплыла.
Я не помню, как бросился под воду искать ее, не помню, в какую сторону плыл; я лишь помню, что когда нашел ее на дне, протягивающей ко мне руки, и заглянул в открытые глаза, которые только и были видны на размытом водой лице, и когда я заметил, какой ужас был написан в этих глазах, просто панический страх, который она испытала, увидев перед собой смутные очертания смерти, я перестал контролировать ситуацию, перестал соображать; и больше я ничего не помню.
Очнувшись, я почувствовал, что моя голова, такая светлая и умная обычно, словно налита свинцом. Постепенно начиная ощущать конечности, я понял, что лежу в мягкой постели и, с трудом разлепив глаза, увидел перед собой белый потолок, потом склонившееся надо мной встревоженное лицо молоденькой медсестры, которая тут же умчалась за доктором. Немного подумав своим распухшим воспаленным мозгом, я осознал, что лежу в больнице. Я медленно, словно боясь что-то повредить в памяти, стал пробираться в прошлое и высматривать в сознании осколки того, что я помню. И вдруг там пронеслась мысль о том, что стало с моей "леди". Как только я подумал об этом, голова сильно заболела.
По лицу доктора, которого я тут же спросил о ней, можно было вообразить, что в том месте, где она... где я ее нашел (я не скажу "утонула", я боюсь это произнести), как минимум, разверзлась земля, поглотив все, что было на поверхности.
И как радостно застучало мое сердце, когда я услышал его слова : "С ней все в порядке". У меня отлегло от души, но уже через несколько минут я почувствовал, как тоска и боль навалились на меня всей тяжестью и стали давить на грудь. Я спросил с надеждой, не передавала ли она мне что-нибудь, и тут же сам устыдился этому вопросу и своей глупости. Она, конечно, не оставила мне ин слова. Ни слова, которым я мог бы жить.
А теперь у меня в душе, где всегда была часть ее, стало пусто и холодно. Я никого не пускаю туда ни на экскурсию, ни посочувствовать, ведь я знаю, что люди замерзнут у меня в душе и ужаснутся тому, как там неуютно и пусто. Она забрала у меня все, что ей принадлежало: случайно сорвавшиеся с губ нежные слова, легкое, едва уловимое прикосновение, слабый аромат ее волос... Я пуст без нее, и я не могу быть принят в мире с холодом и равнодушием, которые царят у меня в душе после ее отъезда. Они медленно, неумолимо поглощают меня : клетку за клеткой, мысль за мыслью... Скоро от меня не останется ничего, я буду похож на механизм, автоматически выполняющий свои функции с отсутствующим, ничего не выражающим взглядом. Рядом со мной людям будет страшно.
Я никогда не перестану дико тосковать по ней и корить себя за то, что произошло. Она уехала, и неизвестно, кто виноват в том, что мы больше никогда не увидимся. Судить Вам, уважаемые господа "присяжные".