Выборнов Наиль : другие произведения.

Отец

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Кто больше достоин жить в новом, совсем не дивном мире? Те, кто считается наследниками и правопреемниками венца творения, высшего звена пищевой цепочки - или те, кого не считают людьми, кто похож на них внешне, но безмерно различается внутри? Ответ очевиден - смерть мутантам! Но что, если результаты евгенических экспериментов более человечны, справедливы и достойны, чем их создатели? Что, если они - намного больше люди, чем те, кто с пеной у рта доказывает обратное? Смогут ли остатки человечества принять их, как равных, или все так же будут полыхать костры, а ветер будет разносить сладковатую вонь горящего мяса? Нет ответа... А в человечность людей с каждым днем верится все меньше.
  Двенадцать столбов на площади. Двенадцать куч хвороста, двенадцать привязанных тел. Вокруг - толпа. Вряд ли камни, которыми была вымощена площадь, когда-то видели большее количество народа. Даже в самые большие и значимые праздники.
  Толпа ликует. Толпа в бешенстве. Все это одновременно.
  Я не вижу здесь личностей. Какая-то аморфная масса из слитых воедино туловищ, с торчащими во все стороны руками, ногами и головами. А ведь, поодиночке это вполне нормальные люди. Я вижу лица знакомых, их здесь минимум пара десятков.
  Начиная с булочника, у которого я покупал хлеб, и, заканчивая работягой с завода, имени которого я даже не знаю. Но это не мешало мне здороваться с ним каждый вечер, когда он в одно и то же время, пошатываясь и воняя на всю улицу бензиновыми парами, шел домой.
  Они все ничем не выделяются между собой. Но разница между отдельными людьми и толпой остра, как никогда.
  Толпа - это когда общая идея заменяет отдельному человеку индивидуальность. И, возможно, дело даже не в идее. Дело в эмоции. Она одна, и она наведенная. Ну, не хочется мне верить, что люди сами могут ненавидеть что-то с такой силой.
  Несмотря на презрение к неизмененным, внушаемое мне самому с самой колыбели.
  И сегодня у них праздник. Еще бы. Взяли логово богомерзких мутантов, угрожающих существованию человеческой расы. То, что мутанты выходят из чрев их же сестер и матерей, люди предпочитают забыть.
  Веревки врезаются в тело, нарушая кровообращение. Не чувствую ни рук, ни ног. Пока что могу вертеть головой, рассматривая, происходящее на площади. Воспринимается все отстраненно. Будто не со мной это все происходит.
  Будто не меня сейчас будут жечь живьем.
  И вот, двенадцать куч хвороста, двенадцать связанных измененных. Напротив - толпа. Подбрасывают вверх кулаки, и во всю глотку скандируют:
  - Смерть им!
  А я почему-то не могу почувствовать к ним презрения. Несмотря на все, что мне твердили. Несмотря на слова родного отца.
  "Недочеловеки. Слабаки, недостойные жизни".
  К столбу по левую руку от меня привязан совсем молодой парень. Голова его выгнута под неестественным углом, но я абсолютно уверен, что он жив. Просто он накачан какой-то дрянью.
  Видимо, за это он нас и предал. Не захотел идти на костер как остальные - в полном сознании.
  Вот его я могу презирать сколько угодно. Он предатель. Иуда.
  А толпу - не могу. Пытаюсь себя заставить, повторяю вязнущие в зубах слова отца, но не слышу их, не понимаю значений. Мы должны презирать их, а они - ненавидеть нас. Ненависть порождается страхом. Узнать бы только, откуда берется он.
  Мы тоже порождения страха. Мы ведь - оружие, появившееся на свет после снятия запрета на евгенику. А сняли его правители старого мира. Сняли из страха потерять власть, лишиться теплых мест, сытной жратвы и прочих прелестей, которые имели.
  И сквозь слова отца пробивается речь наместника. Сегодня он говорит с толпой лично и все серьезно: микрофон, усилители, электричество. А в трещинах камней, наверное, еще можно найти кровь его предшественника.
  Чтобы не слушать бред, который он несет, начинаю рассматривать толпу, пытаясь разыскать фигуру, затянутую в плащ с капюшоном. Знаю, что напрасно, но упрямо делаю это, перебирая лицо за лицом.
  Фигуры нет, и не будет.
  В основном наместник повторяет слова своего предшественника. Убитого мной. Его смерть и стала причиной того, что творится сейчас.
  Одно нажатие на спусковой крючок стало катализатором, слабым криком в горах, что порождает лавину. Я такого не хотел.
  Закрываю глаза и возвращаюсь на три дня назад.
  
  ***
  
  Та же самая площадь. Толпа намного меньше, в разы. Но все равно, их здесь много. Толпе не нужно повода, ей достаточно указать пальцем на жертву, и можно наслаждаться зрелищем.
  Я стоял на дальнем краю площади, пытаясь рассмотреть то, что происходило в ее центре. К своему счастью, ростом я удался, да и зрение у меня...
  Я никогда не расскажу никому о своем зрении. Иначе меня ждет та же судьба, что несчастную, которая корчится сейчас, привязанная к позорному столбу. Я даже отсюда вижу слезы ужаса в ее глазах. Еще немного и полетят камни. Булыжники мостовой окрасятся кровью, которую потом смоют водой. И еще одна невинная жизнь падет жертвой ксенофобской ненависти.
  "Дикие" мутанты. Из тех, что обнаруживают свои способности случайно. Может быть, девчонке пытались натянуть подол на голову, а она возьми, да испепели насильников взглядом.
  Не буквально, конечно.
  Не важно. Я должен был спасти ее. Другие люди вывезут ее из города, третьи научат пользоваться своими способностями и скрывать свою сущность. И мир станет чуточку... Другим.
  - Отродье, недостойное существования! - ревел наместник. - Аллах велел уничтожать тех, на ком есть печать Иблиса!
  Лица, больше похожие на морды, в этот момент ужасали. Широко раскрытые рты, повторяющие последние слова заводилы, огонь ненависти в глазах. Уж если на ком и есть печать Дьявола, то это на них - достаточно встретиться с любым из них взглядом, и все становится ясно.
  Лица разные. Светлые, темные, узкоглазые, но всех их объединяло то, что люди, которым эти лица принадлежали, ненавидели эту девушку и желали уничтожить. Ненависть делала их уязвимыми, и слова наместника били их в самое сердце, превращая в зверей.
  Они всегда будут ненавидеть тебя. Ненавидеть для того, чтобы скрыть свой страх. Но рано или поздно Земля будет принадлежать таким, как ты.
  Слова моего отца прозвучали в голове, как раньше. Он повторял их тысячу раз. Я повторял их в десять раз чаще. Это лучший способ избавиться от сомнений.
  Не то, чтобы я мучился ими. Для того чтобы делать то, чем занимался я, решимости хватало. А вот поверить отцу я никак не мог. Может быть, я слишком рано лишился его общества?
  Я вздохнул, напряг и расслабил все мышцы и, аккуратно расталкивая людей, двинул к месту готовящейся расправы.
  Жители этих земель давно мечтали о независимости, давно мечтали о том, чтобы выйти из состава Российской Империи, но, получили эту возможность только с ее уничтожением. Это место называлось Итилью.
  Погибла не только РИ. Тогда был уничтожен и весь остальной мир. Прорывы и Полночная война сделали свое дело, а то, чего они не успели, доделали их дети - мутанты.
  Но мутанты были разными.
  Первые - самые настоящие твари Прорыва. Они были движимы низменными инстинктами: убить, сожрать, испражниться, убить, сожрать - все по кругу.
  Вторые - мутанты, появившиеся после Войны. Они в большинстве своем были малочисленны и бесплодны. Их удел - вырождение и вымирание.
  А вот третьи - появившиеся после снятия запрета на евгенику перед началом Войны. Результаты неудачных экспериментов. Каким из этих видов мутантов был я? Это вопрос, за ответ на который я отдал бы действительно многое.
  Хватит размышлять, нужно действовать.
  Поправив маску из вязаного шарфа на лице, расталкиваю людей, прорываюсь сквозь толпу, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие, не превратиться в одну из капель в человеческой волне. Они упорно не хотят замечать меня: они смотрят в рот наместника, ловят каждое его слово, ожидая приказа, пока им, наконец, не дадут сделать то, зачем они собрались здесь.
  Я двигался на пределе возможностей, оставляя после себя просеку, которая, однако, затягивалась в течение пары секунд. Однако, поздно, наместник уже заканчивает свою речь, и через несколько секунд ритуальная фраза будет произнесена.
  Хватаю первого попавшегося человека за грудки. Выражение его лица меняется с разъяренного на испуганное, темно-карие глаза и длинный прямой нос намертво врезаются в мою память. Я поднимаю его над головой и бросаю в наместника. Наместник замолкает и падает.
  Передо мной два охранника. На самом деле, на площади их как минимум еще восемь и все вооружены, но это уже не моя забота. С ними разберутся мои братья. Но без трупов. Это - одно из основных условий. За любой труп нас просто уничтожат.
  Я рву расстояние и впечатываю колено в живот одного из них. Время растягивается, будто не до конца засохшая смола, локоть впечатывается в затылок телохранителя, лишая его сознания.
  Второй поднимает ствол автомата, а я уже оказываюсь у него за спиной. Открытыми ладонями бью по ушам, и изо всех сил толкаю в спину, сбивая с ног.
  Охранник летит в толпу, а я уже бросаюсь к столбу, выхватывая нож. У меня есть несколько секунд, прежде чем толпа поймет, что происходит. Пока что они ослеплены яростью. Потом полетят камни.
  Едва успеваю повернуться, краем глаза замечаю волнение толпы, а в лоб упирается ствол пистолета. Чудом успеваю разминуться с вылетевшей из него пулей, бью открытой ладонью правой руки в горло наместника, а левой пытаюсь выкрутить пистолет у него из рук.
  Он снова выжимает спуск, и едва не сносит мне голову. Я бью его по лицу, молочу кулаком куда попало и, наконец, поворачиваю пистолет стволом в его сторону.
  Гремит третий выстрел. Тело наместника обмякает, зрачки расширены...
  Дьявол!
  Девушка на столбе смотрит на меня все такими же очумевшими глазами. Закидываю ее на плечо, не обращая внимания на сопротивление, и бегу прочь от толпы, которая движется за мной сплошной волной. Кажется, были на морях такие огромные волны - цунами. Ох, горе тем, кто сейчас решит выйти на улицу...
  
  ***
  
  И что мне было объяснять им? Что на самом деле я не хотел никого убивать? Что наместник сам нажал на спуск и вышиб себе мозги на потеху толпе?
  Я просто пытался выкрутить ствол у него из руки. Вот и все. Я не из безумных террористов, что делают, не думая о последствиях. Даже тупому ежу понятно было, что смерть человека, управляющего целой провинцией, так просто не оставят. И никакая агентурная сеть и подземные укрытия не помогут.
  Нового наместника поставили достаточно быстро. Одновременно с этим на улице появились новые патрули, прошло несколько крупных зачисток. В основном попадалась мелочь, которая совсем недавно перешла в наши ряды из "диких".
  Но попались не только они.
  Я снова скосил взгляд на находящегося в отключке парня. Член одного из самых крупных "домов". Сдался.
  И вот, теперь мы здесь. Всем "домом". Все двенадцать человек.
  Но это совершенно лишнее. Сейчас, когда я привязан к гребаному столбу, эта часть истории мне кажется настолько ерундовой, что даже вспоминать о ней нет никакого смысла.
  Как и о допросе. От меня-то они ничего не узнали. Как, наверное, и от остальных.
  Ну да, без сознания тут только один. Остальные рассматривают толпу, в глазах - мрачное предчувствие. Наверное, если бы я мог посмотреть на себя со стороны, то увидел бы то же самое.
  Речь наместника подходят к концу. Нас не забьют камнями. Нас сожгут.
  Неравноценная альтернатива. Хотя, не могу сказать, что мучительнее. Откуда мне-то знать? Но меня это и не интересовало. Умирать-то только раз.
  Я мучительно копаюсь в памяти, пытаясь понять, где истинный корень этой истории, с чего она началась на самом деле.
  
  ***
  
  Самый обыкновенный дом. В один этаж, но крепкий, из красного обожженного кирпича. Никакой роскоши, всего одна комната, но многим приходится довольствоваться и меньшим.
  Отец сидит за деревянным столом, сложив руки, как всегда мрачный. Лоб изрезан глубокими бороздами морщин, что говорит само за себя. Моя мать, абсолютно невзрачная женщина, дребезжит кастрюлями где-то за его спиной.
  Я сижу где-то в углу, на лавке, в руках у меня небольшие кусочки парафина украдкой собранные с огарков свечей. Я леплю из них фигурки, выставляя их на гладко выструганную деревянную поверхность.
  Встречаюсь взглядом с отцом. Синяк закрывает правый глаз так, что им я практически ничего не вижу.
  Он встает, и подходит ко мне. Протягивает открытую ладонь, я вкладываю в нее свою.
  Отец задумчиво рассматривает рассаженные костяшки пальцев.
  - Сдачи дал? - спрашивает.
  Я угрюмо киваю в ответ. Он треплет мои волосы мозолистой ладонью.
  Дети в отличие от взрослых обладают куда более ясным взором. Они видят, что я отличаюсь от них, видят, что я не такой как они.
  - Они говорят, что мы не люди, - бормочу я. - Что мы мутанты.
  - Они всегда будут ненавидеть тебя, - отвечает отец. - Ненавидеть для того, чтобы скрыть свой страх. Но рано или поздно Земля будет принадлежать таким, как ты.
  Каждое его слово отпечатывается у меня в мозгу, формируя его извилины. Я буду руководствоваться словами отца до конца жизни.
  - Может быть, переедем? - спросила мать из-за спины. - Люди начинают понимать.
  Мы нигде не задерживались надолго. Год, максимум полтора. За свои девять лет я пережил шесть переездов, а сколько их было до этого? Тогда религиозная истерия только набирала ход, и мутантов еще не забивали публично камнями, и не сжигали живьем.
  Вернее, забивали, просто не так часто. И в основном они были из тех, кто дал отпор неизмененным, не выдержав постоянного давления с их стороны.
  Плюнуть в спину, назвать отродьем - все это было в порядке вещей.
  Но ведь бывало и другое. Погромы, на которые власти упрямо закрывали глаза.
  Раздается резкий треск, и в сорванную с петель дверь врывается человек.
  - Отродье Джаддаля! - раздается громкий крик. Громкий, но голос дрожит. Человек боится. Не может не бояться, хоть и накрутил себя до такой степени, что ворвался в дом первым.
  Отец отбрасывает меня в угол, к ведру с помоями, секунду спустя в его руке оказывается нож, а еще через мгновение, он по самую рукоятку торчит в груди мужчины, ворвавшегося в наш дом.
  С улицы раздается ритмичная дробь, будто град пошел. Наш дом закидывают камнями.
  Булыжники барабанят по стенам, разбивают окна. Осколки осыпают мою мать, я вижу кровь, бегущую по ее телу, пропитывающую ее простецкое платье.
  Еще через секунду огонь жизни в глазах моей матери гаснет.
  В дом врываются еще трое, двое схватываются с отцом, один идет в мою сторону, в руках - булыжник размером больше моей голове.
  - Тварь, недостойная жизни! Ненавижу! - ревет отец, увидев труп матери, и бросается в атаку один на двоих.
  Мужчина с камнем уже в двух шагах, еще чуть-чуть и он опустит его мне на голову. А я оцепенел. Не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, не могу...
  - Беги! - кричат мне.
  Один из двоих, напавших на него, уже мертв, зато второму удалось ударить отца ножом, куда-то в правое подреберье. По животу, пропитывая разорванную рубашку, стекает практически черная кровь.
  Я рву с места вперед, и вцепляюсь зубами в руку мужчины, до которой едва дотягиваюсь. Рву, чувствую во рту соленый вкус человеческой крови.
  Камень с грохотом падает на деревянный пол, меня отбрасывают в сторону, но мне этого и надо. Бегу в сторону дверного проема, подныриваю кому-то под руку, уклоняюсь от летящего в лицо булыжника и убегаю в ночь.
  - Лови щенка! - раздался крик сзади, но уже поздно.
  
  ***
  
  - Пусть огонь, из которого они родились, и убьет их, - произносит наместник финальную фразу, которую тут же синхронно подхватывает толпа.
  Они виновны только в том, что родились не такими, как остальные. В том, что позволили себе отличаться от окружающих.
  Сразу несколько человек подтащили канистры. Чего-чего, а этого добра у нас в городе навалом, недаром здесь находится один из последних работающих нефтеперерабатывающих заводов.
  Остро пахнущая жидкость полилась на прутья, пропитывая их смертью. Запах бьет в глотку, вышибает слезу. То ли еще будет?
  Сейчас загорятся костры, и вонь бензина будет перебита дымом, паленым волосом и горящей плотью.
  Но в том ли дело, что они убили моего отца и мать? Которые, в общем-то, ничего плохого им не сделали, кроме того, что родились с парой отклонений, делающих их другими.
  Больше чем человек. Меньше чем человек. Все дело только в точке зрения.
  Факел летит к костру целую вечность.
  
  ***
  
  Отец привёл меня на казнь так же, как до этого водил на ярмарки. Эта смерть должна была стать первой, увиденной мной. Не знаю, какую цель он преследовал: то ли хотел показать мне, как это бывает, то ли хотел дать понять, как этого избежать.
  Он сажает меня на шею, и я, четырехлетний худощавый мальчишка, возвышаюсь над толпой. Моё зрение, и так острое от природы и ещё не испорченное возрастом, ловит детали, недоступные взгляду взрослого человека.
  Сегодняшняя казнь - результат крупной облавы. Гвардейцы хана Алмуша устроили резню, вычислив лагерь банды, разбойничавшей на тракте. Живьем взяли двоих. Один - явный мутант, покрыт чешуей. Второй - альбинос. Это сейчас я могу понять, чем он отличается, тогда же он мне казался таким же, как и все остальные люди.
  Приговорённые уже привязаны к столбам. Народ камни наготове. В отличие от повседневной жизни не за пазухой, а в открытую. Все, кроме меня и отца.
  Тогда наместники не считали нужным зачитывать приговоры лично. Этим занимался судья. Странно, вроде бы когда-то судьи занимались беспристрастным выслушиванием обеих сторон и вынесением справедливого решения?
  - Ты думаешь, они виновны? - спрашивает у меня отец и, не дав ответа, продолжает свою мысль. - Они виновны только в том, что родились не такими, как остальные. В том, что позволили себе отличаться от окружающих.
  - Сегодня мы казним ублюдков, угрожавших безопасности наших дорог и торговых путей, - пытается опровергнуть слова отца судья. - Разбойников, грабивших и убивавших ни в чем не повинных людей на...
  - Кто выдавил их из городов? - слышу я вкрадчивый голос отца, и он целиком и полностью заглушает то, что пытается донести до меня судья. - Кто не даёт им спокойно жить?
  Я вижу ответ вокруг себя. Все эта толпа, сжимающая в руках камни, потирающая руки в ожидании зрелища. Вид льющейся на землю крови врага возбуждает их сильнее, чем самые сокровенные сексуальные фантазии. Другое дело, что враги их по большей части врагами не приходятся.
  Но это я понимаю сейчас. А тогда я заворожено смотрел, как камни рвали плоть и дробили кости, как из тупых размозженных ран на брусчатку текла кровь. Я видел смерть на расстоянии вытянутой руки, хоть и находился гораздо дальше.
  - Она не тонет, значит, она - ведьма, - губы отца искривляются в усмешке, хотя глаза его остаются абсолютно серьёзными. Голос становится тише, для окружающих наверняка неслышным, но я ловлю каждое его слово с жадностью, с какой ребёнок ловит капли молока с материнской груди. - Придет время и любой мутант сможет с легкостью оказаться на их месте. Ты знаешь, в чем наше отличие, в чем наша сила и наша слабость.
  Тела перестают дергаться, булыжники летят все реже и реже...
  - Но рано или поздно придет наше время, - обрывает он свою мысль, и с сомнением добавляет. - И я хочу, чтобы ты нашел в себе силы умереть с открытыми глазами. Если попадешь в такую ситуацию.
  
  ***
  
  Пламя на секунду рвется вверх, теплый воздух приятно щекочет тело... А потом ветром его прибивает к земле. Дым бьет в глаза, заставляя их слезиться, дым бьет в ноздри не хуже чем кулаком.
  Загорается одежда, я выплевываю содержимое своих легких в безумном крике и начинаю кашлять, не в силах вдохнуть снова. Вокруг меня попросту нет воздуха.
  Со всех сторон слышу одно и то же. Крики и кашель своих братьев под аккомпанемент ревущего пламени двенадцати костров, рвущихся к небу.
  Глаза высыхают. Я закрываю их, не в силах больше смотреть на толпу людей, радующихся тому, что уничтожают, возможно, последние жизнеспособные ростки человеческого рода.
  И я хочу, чтобы ты нашел в себе силы умереть с открытыми глазами. Если попадешь в такую ситуацию.
  Я открываю высохшие глаза, и вижу в толпе паренька, рассматривающего нас широко раскрытыми глазами. Он держится обеими руками за шею высокого широкоплечего мужчины, на плечах которого сидит.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"