Аннотация: Еще одна повесть, тоже не окончена, но очень хочется знать Ваше мнение.
Вы когда-нибудь видели удивленного гнома? Не задумчиво поглаживающего лопатообразную бороду важного выходца из Дворцовых Щелей, не хохочущего вам в лицо берсерка из Оружейни, не недоверчиво хмурящегося коротышку из любой другой гномьей норы, а громом и молнией пораженного, обглоданную свиную ногу на землю уронившего, глаза выпучившего и рот предельно распахнувшего гнома? Уверен, что нет. Для Младшего необычная реакция нашего собеседника тем более была в новинку. Он упал навзничь и захохотал. Любит он порой казаться непосредственным.
- А что дальше было? - Гном досадливо поморщился на шумного Младшего и снова уставился на меня.
- Дальше? - переспросил я, отвинчивая крышку любимой серебрянной фляги. - А дальше я их отпустил.
- Зачем?
- А что мне было с ними делать? Взять в плен? Кормить? Это хлопотно и дорого. Убив этих негодяев, я послужил бы Злу в его общем, вселенском масштабе. - Младший обессиленно загукал и схватился за живот, словно у него внезапно начались колики. - Более того, вместо одного убийства произошло бы три. А это ведь очень плохо, правда? Это как-то там влияет на энтропию Вселенной.
- И они просто так ушли? - у гнома в глазах появилось то выражение восторга, которое до сих пор я наблюдал лишь у людей и псов. Сейчас он изъявит желание пойти ко мне в ученики.
- Почему бы и нет? - Я отпил из фляги и пригладил усы. - И ты бы ушел, друг мой, если бы тебе жизнь подарили. Такое ведь не каждый день случается, знаешь ли, да-да, не каждый...
Младший тихо стонал, уткнувшись лицом в свой мешок. Гном резко обернулся к нему:
- Почему так громко смеешься? Почему старого человека не уважаешь ты? Старый человек, могучий человек быль говорит, мудрости нас учит, а ты хихикаешь, глупый молодой heertigge!
Младший вскочил и вынул из сапога нож. Как я и предполагал, его веселье было напускным - если не полностью, то, по крайней мере, в большей своей части. Гном отпрыгнул назад и принялся неловко отстегивать секиру, прикрепленную черными кожаными ремнями к его спине.
- Пожалуйста, перестаньте ссориться! Уберите оружие, прошу вас! - Молчавшая до сих пор у костра Камилла поднялась, подошла к ухмыляющемуся Младшему и отобрала у него нож. Затем повернулась к гному, положила ладошку на его широченное плечо и сказала, глядя в глаза-пуговки: - Они вас разыграли, эти люди. Эта история неправдивая, неправильная, понимаете? Люди иногда так поступают с незнакомцами, но это нехорошие люди. Давайте вернемся к огню и поужинаем, хорошо?
Гном посмотрел на меня и спросил:
- Твоя история правда или придумка?
- Придумка, гном, придумка... Обычная история, рассказанная вечерком у костра, чтобы потешить спутников и разогнать усталость. Не принимай так близко к сердцу.
- И ты не побеждал инеистых великанов?
- Ну как он мог их победить, сам подумай! Башка у тебя на плечах или бочонок с пивом? - Младший присел на сложеное вчетверо одеяло, лежащее у костра, поднял свой котелок и продолжил ужин. - Ты только посмотри на этого престарелого сморчка! Ему и бабы лет сорок как осиливать не приходилось, хе-хе!.. Кого он сейчас к ногтю и прижмет, так это вшей разве что собственных. Да и то, если ему кто-то поможет их поймать.
Я поморщился. Младший явно переусердствовал с руганью. При возможности я ему это припомню. Конечно, если не забуду. Коротышка приковылял к огню, сел напротив Младшего, поднял с земли порядком обглоданную свиную ногу и принялся рвать ее крупными редкими зубами. Выражение оторопи не сходило с его лица. Время от времени он прекращал жевать и бормотал:
- Не понимаю людей... Старый человек, мудрый человек, жизни очень много видел, должен много умным быть, должен научить других мудрым быть.... А он над гном смеяться, специально гном глупый для всех сделал... Sketaigge horvlatt at mir, at fraaht zweyg...Я гость пришел, меня нельзя глупым представлять... И молодой воин над старым человек смеяться много, нехороших слов много говорить... Старшего обидеть... Не понимаю...
Камилла раздраженно поправила головешки в костре - ей было стыдно за нас. Младший облизал ложку, сыто рыгнул и сказал, ни к кому особенно не обращаясь:
- Спасибо за ужин мне, спасибо за компанию доброй госпоже. - Камилла мрачно посмотрела на него. - Спасибо и тебе старикан, за то, что день прошел, а ты все жив. И тебе, гном, спасибо, давно я так не смеялся.
Младший немного постоял молча, но никто его наглым тоном не возмутился. Даже гном смолчал. Меня это заинтересовало - было заметно, что хоть слова Младшего и задели его, покинуть нашу веселую компанию, по крайней мере этой ночью, коротышка не собирается. Тогда малолетний негодяй расстегнул свой мешок, вынул из него старенький дорожный плащ, бросил мне его на колени и ухмыльнулся. Я уже знал, что будет дальше.
- Послушай, Младший...
- Реисаллак. Меня зовут Реисаллак, - поправил он меня, шаря рукой в мешке.
- Послушай, Реисаллак, я могу тебе поклясться чем угодно, любым богом, я не сбегу! Честное слово! Давай ты этой ночью не будешь его вынимать, а? Очень прошу!
- Уже только то, что ты готов клясться всеми богами, всеми сразу, означает, что ты ни в одного из них не веруешь, то есть клятвы твои лживы и пусты, - сказал Младший, осторожно извлекая из мешка Крикуна, - не проси, старик, не унижайся. Не поможет.
- Я не могу спать, когда эта нежить на меня таращится! Я скоро с ума сойду!
- Как по мне, так ты давно рехнулся, старый. Не может такого быть, чтобы некромансера могла испугать нежить.
И усадил Крикуна рядом со мной. Похлопал его по пухлой молочно-белой, с голубыми прожилками вен щеке, ткнул в меня пальцем и сказал, зевая:
- Следи за ним, малыш. А я спатки пошел.
- Это некромант? Crupsdainschwegler? - шепотом переспросил гном у Камиллы, указывая на меня обглоданной костью.
- А ты сам взгляни, гном, - ответил ему Младший, - бороденка седая, жиденькая, усишки ей под стать, бровищи косматые, волосатые, глаза таращит... Сам костлявый, бледный, что твой покойник, носатый... Мне мамка, когда я еще под стол на коте ездил, про колдунов часто рассказывала. Так вот я чернокнижников только так себе и представлял. Потом узнал, конечно, что они разные бывают, но все равно, когда этого увидал - прямо как стукнуло меня. "Смотри, - говорю себе, - вылитый некромансер"! Дай, думаю, схомутаю, вдруг где деньгу за него и отвалят. И точно - префект Даннершпица прямо трясется, так этого сморчка огнем приласкать желает. И барон Гавалльский за него серебром платит... А ты говоришь - старый, мудрый. Этого дедушку слушать начнешь - мигом плохому научишься, верно тебе говорю.
Младший отошел, лег, сунул мешок под голову, завернулся в плащ и мгновенно уснул. Взывать его к его милосердию стало бессмысленно. Гном все еще недоверчиво рассматривал меня. Я попытался заглянуть в него, но ничего не получилось. Крепко меня все же Младший приложил, от души...
- Бу. - Сказал я гному. Он тотчас отпрянул и свалился с котелка, на котором сидел.
- Как же вам не стыдно, - Камилла в упор смотрела на меня, и в ее глазах я с грустью заметил прыгающие огоньки презрения, - я могу понять Раисса - он совсем мальчишка, дурачок. Но вы ведь пожилой человек, зачем же вы себя так ведете?
- Если я отвечу, вы уберете Крикуна?
- Он принадлежит не мне. Боюсь, он сработает, как только я к нему прикоснусь.
- Тогда отвечу вам так, Камилла: просто я молод душой. Постоянно чувствую себя эдаким семнадцатилетним постреленком.
- С вами невозможно говорить серьезно.
- Да, я обычно бываю серьезен только на работе.
Гном снова занял свое место на котелке и принялся разглядывать меня, как дети разглядывают акробата, жонглирующего отрезанными орочьими лапами. Не отрывая от меня взгляда, он спросил у девушки:
- Вы не боитесь? Ночь сейчас, он в кулак дунет, в небо плюнет, гули придут, нас есть будут...
- Нет, он теперь не раньше чем через неделю сможет колдовать. Раисс - она кивнула в сторону беззаботно спящего Младшего - потомственный Охотник. И очень умелый для своих лет. У каждого человека в голове, вот здесь, есть такой особый участок, который отвечает за магическое умение. Если на него умело воздействовать, можно усилить мощь заклинаний. Или наоборот, свести их на нет.
- Хорошенькое воздействие - серебрянный кастет, - буркнул я, - голова до сих пор, словно чужая.
- Зато, признайте, действенное.
Да уж. Тут она была бесконечно права. "Воздействие" было налицо. Или на лице - смотря как рассматривать. Я бы это назвал избирательной амнезией - я помнил почти все. Я даже помнил название кладбища, на которое собирался наведаться накануне роковой ночи. Помнил, как вышел из таверны. Как прошел рынок, как брел вдоль стены герцогского замка, там еще чудные такие эманации исходили от подземных склепов и пыточных камер с колодцами... Смутно помню каких-то девиц, пьяных кнехтов... Потом вспышка - хлоп - и вот я уже за городом, на границе герцогства, а Младший декларирует меня как обезвреженного особо опасного колдуна. Дальше четко помню все. А вот как заклинания произносить - хоть режте меня, хоть щекочите - не помню. Знаю, что для каждого заклинания необходимы мануальные составляющие (пассы руками, ногами, гримасы и пр.) а так же вербальные - непосредственно заклинания, выкрикиваемые, вышептываемые или же просто произносимые. Плюс еще для многих заклинаний необходима алхимическая компонента - всем известные крылышки нетопыря, зубы покойника, птичьи клювы и так далее. Вот! Я даже это помню! Но КАК все это смешивать, что говорить, как руками двигать - все это я забыл. Если бы все случилось только так, как рассказала Камилла, если бы я просто временно утратил возможность использовать знания, то это было бы еще не так страшно. Но у меня, видимо, эффект "воздействия" наложился на обыкновенный старческий склероз, а это уже попахивало жареным. Жареным забывчивым колдунишкой.
Камилла немного посидела у затухающего костра, затем подбросила в него еще несколько веток и ушла спать за освещенное пространство, в ночь. Она старалась держаться обособленно, насколько я заметил. Остались бодрствовать я, гном и Крикун. Оба смотрели на меня не отрываясь. Гном полировал зубами кость, Крикун не двигался, следя за мной сурово и сосредоточенно. Он не давал мне спать все время, пока Младший вез меня в Даннершпиц, то есть вот уже четыре ночи, не считая этой. Я попытался отвлечься, изучая расположение небесных светил, чтобы соотнести с ними свои дальнейшие действия. Так, Сиурр в третьем доме, Алгувет - в пятом, Солнце в созвездии Титана... Отлично... Хорошо... То есть ничего хорошего. Я смотрю на звезды, Крикун смотрит на меня. Маленький, толстенький, голый, отвратительно лысый, с огромными, полыхающими радужным огнем глазищами, с пастью от уха до уха. С отвисшей и словно наизнанку вывернутой нижней губой, похожий на относительно недавно умершего годовалого ребенка. Сидит эдакая пакость и разглядывает. Можно отвернуться, можно закрыть глаза и насчитать легион овечек, но все равно не даст уснуть сознание того, что на расстоянии вытянутой руки от меня сидит и СМОТРИТ Крикун. В первую ночь я действительно думал дать стрекача. Все уснули, кроме этого кровопийцы, я поднялся на ноги, а карапуз распахнул пасть, так широко, как только смог, и едва не прикончил меня звуковым ударом. Меня сбило с ног, нос и уши закровоточили, в конце концов, я очень старый человек. Я долго лежал и удивлялся, почему в нашем крохотном лагере не поднялся переполох. Такой вопль обязательно должны были услышать в нескольких ближайших городах, если не на том свете, думал я. Потом мне показалось, что мои спутники убиты акустической волной и теперь мне предстоит до конца жизни сидеть напротив Крикуна и кожей чувствовать его тяжелый, липкий взгляд. Утром все прояснилось - Камилла проснулась, всплеснула руками и смыла кровь с моего лица, а Младший спрятал Крикуна в мешок и объяснил, смеясь, что этих соглядатаев обычно слышат только те, кого они стерегут. Я спросил, а что будет, если Крикун сломается или закапризничает и начнет орать до утра? Или просто одну минуту, не умолкая? Младший задумался и пожал плечами - я понял, что это просто не приходило ему в голову. Однако сажать свое маленькое чудовище рядом со мной каждый вечер он не прекратил.
Наконец я просто начал смотреть в костер, время от времени скармливая огню ветки, собранные вечером Младшим. Благо, лежали они рядом и мне не приходилось вставать, чтобы подобрать их. Ветки обугливались в пламени, рассыпались оранжевыми угольками, иногда потрескивали, выстреливая в ночное небо искрами. Один раз треснуло особенно громко и где-то в стороне. Я настороженно прислушался и уловил тихий чмокающий звук - это гном разгрыз последнюю свиную кость и лакомился ее содержимым. А говорил - гули, трупоеды. Сам-то хорош...
За час до рассвета мне все же удалось провалиться в черную тьму болезненного забытья, ничего общего с нормальным здоровым сном не имеющую. Темная пустота была безгранична, всепоглощающа, я барахтался в ней крошечной точкой, а вокруг меня маленькими лунами вращались Крикуны. Иногда один из них заговорщицки подмигивал мне и растягивал широкую пасть в беззубой ухмылке.
Я открыл глаза и увидел, что Солнце уже достаточно высоко поднялось, все уже успели собрать и уложить свои вещи, а Младший, улыбаясь, стоит надо мной.
- Вставай, дедушка. Пора идти. Отоспишься в подвале у префекта.
- Мне надо умыться - прокряхтел я, поднимаясь на ноги. Кружилась и трещала голова, ноги не желали сгибаться в суставах и вообще возраст серьезно давал о себе знать.
- Палачи тебя умоют, - дружелюбно отозвался Младший, подводя меня к своему коню и помогая оседлать его, - они тебя и умоют и когти постригут... Давай, костыль свой перебрасывай... Вот так вот, умница!
Я забрался на коня, вполголоса проклиная всех самоуверенных юнцов заодно с их нерадивыми мамашами. Гном подошел к Младшему и спросил:
- Скажи, можно я с вами буду в город идти?
- Зачем тебе? - удивился тот.
- Я должен в Оружейню попасть, а это на одном пути. Одному плохо и опасно может быть. Разбойники и ... - он опасливо покосился на меня. - ... колдуны.
- Сколько заплатишь?
- Что? - переспросил гном, не ожидавший такого оборота.
- Заплатишь, говорю, сколько? - Младший наклонился к гному и выкрикнул тому в ухо: - Деньги! Золото! Понимаешь? Меня вполне устроит и какой-нибудь драгоценный камушек. У вас, коротышек, всегда при себе полным-полно деньжищ, я знаю...
- Это тебе также по маминым сказкам известно? - ядовито поинтересовалась Камилла, Младший предпочел проигнорировать ее вопрос.
- За что я должен платить? - недовольно насупился гном.
- За охрану, за что же еще? Боишься разбойников и колдунов? Боишься сам идти? Тогда плати мне за охрану. И учти, что добрые советы, благословения и тому подобное я в качестве оплаты не принимаю.
Тон Младшего был чрезвычайно оскорбителен. По-видимому, гном не был берсерком, он вообще не принадлежал к гномьим воинским братствам, иначе он еще накануне вечером схватился бы с обидчиком. Однако и вчера и сейчас он предпочел худой мир доброй драке.
- Сколько я должен буду платить?
Младший почесал заросшую щеку и посмотрел на крону раскидистого клена, растущего неподалеку.
- Думаю... Думаю, меня устроит одна из тех золотых плиточек, что зашита у тебя в войлок под наплечным доспехом.
Гном резво отпрыгнул назад и закричал:
- Da latten maht! Nie werenn zelsen! Fohrworse!
- Успокойся, коротышка! - засмеялся Младший, примиряюще поднимая руки. - Я не колдун. И не вор. Просто все твои собратья, которые мне встречались, зашивали золото в доспех. Я подумал, что и ты мог так поступить. И вот угадал.
- Я не боюсь колдун и разбойников. Мне не по нраву одному ходить во Внешних Землях, в которых я никого не знаю. Я буду платить. Когда придем. И не плитку, а два золотых.
- Договорились, - легко согласился Младший, запрыгивая на коня. При этом он слегка оцарапал шпорой мою левую руку. - Прости, дедушка, я не хотел.
- Послушай, ты вообще в богов веруешь? - Камилла сдерживала негодование, но видно было, что ее напускное спокойствие могло рассыпаться в любой момент. - Брать два золотых за три-четыре часа пути! Это же грабеж! Ты пользуешься тем, что он явно не ориентируется в современных ценах у нас, здесь, на поверхности!
- Я просто согласился на его условие, вот и все. Не стоит так кипятиться... благородная госпожа. - Ухмыляясь, Младший потянул уздечку и конь, которого мы с ним делили, медленно вышел на дорогу.
- Тогда я зачисляю этого... Этого благородного гнома в свою свиту! Вот так! И он может меня сопровождать! И на него распространяются условия контракта, который я с тобой заключила, так что он может идти с нами бесплатно!
- Я согласен! - радостно сказал гном, который любил золото не меньше моего похитителя.
Младший взбешенно обернулся и я ясно увидел тонкий, не заметный с большего расстояния белый шрам, тянущийся от верхней губы до мочки левого уха, недельную щетину, родинку на щеке. Так же я смог ощутить запашок, исходящий из его рта, когда он невнятно прошептал, перевирая, эльфийское ругательство. Многие, милосердно мною оживленные, пахли лучше. Паренек хотел выругаться погромче, отвести душу, но Камилла должна была выплатить ему в Даннершпице три золотых за охрану и еще один в качестве премии за то, что в дороге он не оскорблял ее ни действием, ни просто так, да и вообще не посягал на.
- Я бы на твоем месте обиделся, - прошептал я ему.
- Вы что же, посадите этого малыша рядом с собой в седло? Или в мешок положите, на манер моего Крикуна? - сдавленно поинтересовался Младший у девушки.
Камилла смутилась, но гном быстро проговорил:
- Это просто - я идти буду так. Ногами.
- Тогда учтите, госпожа, что ждать вашего... э-э-э... придворного я не стану. Если он по дороге отстанет или выбьется из сил - можете оставаться с ним, можете уступить ему свое место, я из-за этого задерживаться не намерен.
Выдав эту тираду, Младший ударил коня шпорами и несчастному животному пришлось отдуваться за неуживчивый характер его хозяина.
- Ты, главное, в галоп ее не пускай, Младший, а то эта скотина меня стряхнет! - Я попытался крепче ухватить парня за пояс, но руки все равно то и дело срывались. В конце концов я все же приноровился и даже смог оглядеться по сторонам.
Ко всеобщему нашему удивлению гном не отстал. Более того - он умудрился на бегу беседовать с Камиллой! Младший тоже это заметил и скоро перестал гнать коня, к моему великому облегчению. На тракте нам все чаще попадались торговые караваны, бродячие проповедники, нищие, подозрительные типы, увешанные оружием. Крестьяне, собирающие пшеницу и ячмень в полях, выли тоскливые песни - похоже, отрабатывали повинность на землях префекта. Чувствовалось, что город близко. Младший оттаял, отмяк от ссоры и даже купил сверточек с леденцами у бродячего лоточника. Камилла холодно оскорбилась, услышав простодушное предложение пососать чего-нибудь сладенькое, меня и гнома сахарные петушки тоже не прельстили, так что расщедрившийся Младший пожал плечами и в одно мгновение с хрустом сжевал половину конфет.
Примерно в полдень мы подъехали к западным двойным воротам. В Даннершпице их называли Торговыми. Я уже давненько здесь не появлялся, года два примерно. И не собирался посещать этот городишко еще с десяток лет, как минимум - не позволяли определенные разногласия с местной администрацией. Как я уже понял, именно на этих разногласиях Младший и собирался заработать денег себе на яичницу с колбасой.
Ворота, даже поднятые, выглядели внушительно. Толстая, в два локтя, деревянная сердцевина была окована бронзовыми листами, украшенными волшебной чеканкой. Они излучали мощную защитную магию, от которой у меня сразу заныл синяк, полученный на память от Младшего. Листья бронзы крепились к воротам серебрянными костылями и тремя чугунными балками. На средней балке сидела, высунув пористый язык, Гьяхэйла, стальная гаргойла, привезенная полвека назад последним бароном да Даннершпиц из Огненного похода. Про гаргойлу ходила дурная слава - она сознательно не помогла горожанам ни разу за четыре перенесенных осады. Зато после ее появления с удивительной периодичностью начали исчезать молодые палладины, охраняющие на городских стенах свои доспехи накануне посвящения. Хотели даже снять Гьяхэйлу и переплавить, но семь лет назад барон да Ойстаен усомнился в праве города на самоуправление. Его гвардейцы осадили Даннершпиц и почти разбили Торговые ворота, когда от очередного удара тараном гаргойла сорвалась и упала вниз, насмерть задавив трех человек. Хоть признаков жизни она при этом и не подавала, суеверные гвардейцы струхнули порядочно. Они еще атаковали город, обстреливали его из катапульт, но армия да Ойстаена таяла каждый день, теряя людей не столько убитыми, сколько бежавшими. Конечно, были и другие поводы для дезертирства - жестокое обращение, голод, приближающаяся зима, однако падение Гьяхэйлы свой вклад в победу внесло. Ее оставили. Тем более благодаря ей в последнее время в городе отбою не было от богатеньких рыцарей, которые считали подвигом ночное патрулирование на стенах.
Камилла попрощалась с гномом, затем отсчитала четыре золотых и протянула их Младшему. Тот принял деньги, спешился и согнулся в шутовском поклоне.
- Реисаллак, скажите мне, в вашей гильдии все охотники на вас похожи? - Камилла улыбнулась. Близкое присутствие городской стражи придало ей уверенности в себе.
- Насчет характера не знаю, а в постеле и на охоте равных мне нет, госпожа. - Скромно ответил Младший.
- В таком случае я в последний раз пользовалась услугами охотника. Надеюсь больше вас никогда не увидеть.
- Так я ведь еще не познакомил вас со своими выдающимися сторонами, госпожа! Вы в деле меня еще не видели!
Девушку передернуло.
- Не забывайся, мерзавец!
- Я про охоту, - поспешил оправдаться Младший, - про охоту вам толкую, госпожа!
Камилла бешено посмотрела на него, затем хлестнула коня и подъехала к страже.
- Мне сказали, что этот перстень и слово "Хат-Таедд" смогут пропустить меня в город. Вы знаете, что делать? - Камилла сдернула перчатку и показала красноносому сержанту ухоженную ручку, указательный палец которой был украшен перстнем.
Сержант-десятник отдал честь и дал знак солдатам. Те развели пики, позволяя Камилле проехать. Девушка пустила коня в карьер, свернула за угол у таверны и скрылась из виду. Гном попытался проскочить вслед за ней, но один из солдат схватил его за бороду и толкнул назад.
- Ты куда это собрался, моховая борода? Закону не знаешь?
- Какого... Какую закону?
- Пошлину плати за вход, коротышка! А не то дадим от ворот поворот!
- Я дам деньги, только скажите, сколько?
- Вход золотой, да налог на четыре локтя золотой, да налог на оружие еще один. Итого - четыре золотых.
- Вообще-то три. - Мягко поправил сержанта гном.
- Будешь умничать - пять заплатишь, нелюдь проклятый! Четвертый золотой - это тебе штраф за неуважение к стражам порядка!
- Ну хорошо... Хорошо... - Гном стянул стальную рукавицу и сунул руку куда-то под пояс, пошарил там немного и протянул сержанту монеты.
По качеству металла и размерам монет я понял, что гном платит не местными флоринами, а старинными марками, которые почти не ходили в обращении и по номиналу превышали флорин раз в двадцать. Отвисшие челюсти солдат и Младшего подтвердили мою догадку. Сержант огляделся, ссыпал деньги в кошелек и отдал честь.
- Добро пожаловать в наш город, дорогой странник, добро пожаловать! Надеюсь пребывание в ём оставит у вас токмо приятные вспоминания! - сержант отсалютовал гному, солдаты замерли, взяв пики "на караул".
- Главное - не разориться... - Пробурчал гном. - Где у вас пиво продается? Темное?
- А вот, извольте, прямо перед вами, таверна "У Железной Бабы". Очень изумительные напитки в ассортименте, рекомендую!
Гном кивнул сержанту и направился к питейному заведению. Десятник и солдаты подождали, пока он не скрылся за дверьми, звякнувшими колокольчиком и только тогда перевели дыхание. Затем сержант бросил монету солдатам.
- И чтоб никому ни слова, поняли?
Кто-то шепнул, что одной марки маловато будет.
- Профос тебе на пряники добавит, шельма! - Прикрикнул сержант на смутьяна. - Вам и этого на троих с головой хватит!
Младший подошел к ним и тронул десятника за плечо, привлекая его внимание.
- Господин сержант, я желаю оплатить пошлину за въезд.
- Назовите ваше имя, господин, а также цель, с какой вы прибыли в наш славный город. -скучно проговорил десятник. Один из солдат похлопал рукой по звякнувшему кожаному тюку, притороченному к седлу лошадки Младшего.
- Реисаллак, охотник на людей. Привез вашему префекту колдуна, хочу получить назначенный приз.
- Колдун, надо полагать, вот этот старик на лошади?- десятник кивнул в мою сторону.
- Он самый, господин десятник, вы не ошиблись.
- Согласно указу префекта за номером... - Десятник потер лоб, пытаясь вспомнить, - За номером...
Стоящий рядом пикинер шепотом подсказал ему номер указа.
- Не лезь, я сам знаю! - одернул подчиненного десятник. - За номером пять тире сто семь тире три все колдуны, ведьмы и твари, магией порожденные, а также представляющие угрозу для жизни либо чести либо здоровья окружающих обязаны при въезде в Даннершпиц облачаться в особые серебрянные путы, хранимые в кордегардии.
Это было уже слишком.
- Эй, Младший! Какие еще путы! Мы так не договаривались!
- Что значит "не договаривались"? - озадаченно спросил десятник, отступая на шаг. Солдаты направили на Младшего пики, настроженно поглядывая на меня.
- Не обращайте внимания на старика, уверяю вас, это отпетый провокатор, - фальшиво улыбнулся Младший. - Можете сообщить о нашем прибытии префекту да Фрайзу, мы с ним лично знакомы.
- Сообщу, уж будьте покойны, сообщу обязательно. О чем это вы не договаривались, а, колдун? - спросил у меня десятник, отступив от Младшего на пару шагов.
- Я должен был помочь этому юнцу завладеть сердцем...
- Да что вы его слушаете! - взвыл Младший, краснея и теряя самообладание. Сержант протяжно свистнул, и из караулки выбежали еще несколько пикинеров и дежурный боевой маг, спешно что-то прожевывающий и вытирающий руки о полы мантии.
- А ну, тихо! - крикнул десятник, выхватывая из ножен меч. - Тихо, малец, я с твоим другом-колдуном сейчас говорю, дойдет и тебя очередь. Продолжай, старик, слушаю...
- Он хотел завладеть сердцем прелестной госпожи Оливии Да Фрайз, дабы в дальнейшем иметь возможность склонить ее отца, многоуважаемого благородного господина префекта стать на стезю черной измены нашему королю, сменить святую веру предков на поклоненние поганому Сету, начать чеканку фальшивой монеты...
- Убью, подонок!!! - Младший, до этого нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу, окончательно рассвирепел и бросился на меня с ножом. Я счел за благо свалиться с лошади в противоположную от него сторону. Из караульного помещения в городской стене высыпали на улицу еще несколько пикинеров, навалились на Младшего, отняли нож.
- А также узаконить мужеложство! - мстительно добавил я, с удовольствием наблюдая, как Младшего сворачивают в бараний рог трое дюжих солдат.
- В подвалы его сведите! - десятник хлопнул по плечу одного из подчиненных. - А для старика принесите путы!
Пикинер, тот самый, что напомнил командиру номер приказа, снова приник к уху начальника и что-то горячо ему зашептал. Несмотря на галдеж и оскорбленные вопли Младшего, я разобрал слова: "...снесли... еще ростовщик тогда... Вы же и приказали... помните, в трактир еще старуху... ругалась потом..." Десятник помертвел лицом и оттолкнул солдата. Затем повернулся к магу и подозвал его.
- Головня! Иди сюда, приятель!
- Чего тебе? - поинтересовался тот, приближаясь.
- Заморочь-ка вот этого старика, чтоб он двигаться не мог, пока мы его в подвалы не сведем.
- Иди-ка ты к префекту!
- Не понял? - опешил десятник.
- Слушай, ведь я тебя предупреждал, пьянчугу! Говорил же, что я боевой маг, что мороки у меня плохо пока получаются и недолго держатся. Говорил? Так вот иди теперь к ростовщику и выкупай у него казенное имущество.
- Ну выручи, Головня! Последний раз, кум, а? Договоримся как-нибудь, а?
- Договоримся! - бушевал маг. - А когда выручку делили, кто мою долю на десять процентов урезал, кто? Кто кричал, что я в гарнизоне и так пользы не приношу?
- Пьяный был, Головешечка, зуб даю! Вот ничего не помню совсем! - Десятник полностью потерял лицо, пытаясь выпросить у мага помощь. Он бегал вокруг колдуна мелкими шажками, стряхивал невидимые пылинки с его мантии и идиотски улыбался. Я решил вмешаться в спор.
- Послушайте, господа! Может быть вы меня без этих цепей в подвалы отведете? Учитывая мое полное раскаяние и помощь в раскрытии заговора? Или вообще отпустите, а?
Никто не обратил на меня внимания. Сержант отвел мага в сторону и украдкой сунул тому в руку тускло и желто блеснувшую марку. Тот моментально спрятал монету, еще недолго поспорил, уже не так уверенно, потом повернулся ко мне и начал произносить заклинание, смешно размахивая руками. Я жадно следил за его движениями. Они казались смутно знакомыми, я пытался вспомнить их названия, но не мог, а вместе с названиями из памяти ускользали и сами жесты, терялись, забывались... Я несколько раз сморгнул и снова внимательно посмотрел на мага. Надо было запомнить хоть одно движение, слов я не мог расслышать. Вот характерный взмах, вот еще один... Внезапно мне пришло в голову его название: "Череп"! Я счастливо засмеялся. То есть нет, не "Череп", но как-то очень на это похоже... "Мертвая Голова", конечно, именно так! Или нет? Что-то с этим связанное... "Бабочка"! Да, да, точно "Бабочка"! Этот мотылек, что сюда влетел, память мне вернул, как я и хотел! Я снова рассмеялся. Как хорошо! Цветущий город, летний день, не жаркий и не холодный. Милый маг, вернувший мне частичку памяти. Рыжий солдатик, ведущий в тюрьму лошадку Младшего с сидящим на ней колдунишкой. Пять славненьких солдат, с беззлобными глазами бьют Младшего своими стальными сапогами. А какими веселыми загогулинами падает на уличные булыжники кровь, вылетающая из его разбитого рта! Жизнь определенно налаживалась. Я приятно изумился, когда один из конвоиров, провожающих меня в тюрьму, огромный плохо выбритый детина, положил широкую горячую ладонь на мою коленку и запел во всю глотку:
Я помню вечер - нежно мать мне косу заплетала
И тихо на ухо тогда она слова шептала:
"Запомни, дочка, в мире все дешевле женской чести
И ты свою честь береги, не поддавайся лести.
Иди зеленым садом ты, всегда иди вдоль речки
Бери в подарок лишь цветы, танцуй всегда от печки.
Любовь за деньги не дари, и даром не давайся,
И если будут силой брать, всегда сопротивляйся!"
С тех пор прошло немало лет, но мамины советы
На все вопросы у меня всегда дают ответы.
Солдат сильно фальшивил, но песня показалась мне чудесней всех эльфийских гимнов, слышанных мною до этого. Проходившие мимо люди приветливо махали руками нашей процессии, улыбались, выкрикивали какие-то слова, которых я не мог разобрать. Из пекарни выбежали ученики и принялись со смехом забрасывать меня бубликами и крендельками. Я съел парочку. К пекарям присоединились молоденькие швеи из модной мастерской, расположенной напротив пекарни - они бросали мне искуственные цветки и почему-то подушечки для игл. В тот момент я любил их всех, этих простых веселых людей, радостно встречающих гостей своего города. Мне хотелось обнимать их, смеяться и плакать от счастья. Оглянувшись, я увидел, что за моей лошадкой (вот чудеса!) следует толпа горожан, распевающих псалмы и синхронно танцующих очень сложный и удивительно красивый танец. Если честно, мне еще никогда за всю свою чрезмерно долгую жизнь не приходилось учавствовать в столь зажигательном и веселом представлении, даже карнавалы в Рио Копро меркли в сравнении с этим.
С плясками добрались мы до Тетрагона, местного тюремного комплекса. Там меня передали с рук на руки тюремной страже, с которой я спустился вниз, на минус пятый этаж. По пути солдаты отбивали маршевый ритм рукоятями алебард, а шагавший впереди старший надзиратель высвистывал при помощи ключа замысловатый мотив. Я шел между ними, совершенно искренне аплодируя этим бравым ребятам. Сначала я считал, что буду брошен в какую-нибудь загаженную волчью яму, но, когда мы пришли на место, передо мной с мелодичным скрипом распахнулись двери и я вошел в просторную, чистую и аккуратно прибранную камеру. Нет нужды сейчас описывать скромное, но добротное убранство своего нового жилища. Могу лишь сказать, что особенно выгодное впечатление производили оконные витражи - воинство в белых одеждах на фоне темно-синего неба и изумрудных гор обращало в бегство салатово-зеленых огров. Игра солнечного света на стеклышках, составляющих мозаику витража придавала общему изображению иллюзию движения. На пиках воинов развевались вымпелы, кони били копытами, огры бросали оружие и смешно перебирали ногами. Я распахнул окно, потянулся и глубоко вдохнул чистейший воздух, насыщенный пряным цветочным ароматом. Потом сбромил с себя мантию и нырнул в свежайшую душистую постель, заранее кем-то заботливо приготовленную. Последнее, что я вспомнил, перед тем как уснул - Крикуна, маленького противного сторожа, болтающегося сейчас в дорожной сумке Младшего. Все-таки судьба переменчива.