Поднялся ветер. ЮнМи поежилась и даже скукожилась. СынРи хмыкнул, посмотрел на девушку, стянул с себя свитер и укрыл "эту заразу". ЮнМи произнесла неожиданно четким голосом:
- Вдруг явился к нам домой очень взрослый дядя.
Сыпанул снег. СынРи огляделся по сторонам, подошел к забору, вышиб ногой несколько досок, обернулся, посмотрел на валявшееся на сцене "чудовище", чертыхнулся, вышиб еще пару. Вернулся на эстраду, наклонился, взял девушку под коленки и спину, хекнул и поднял на руки. Неудобно... блин, как в кино удается изящно девок носить? Подошел к забору, пригнулся-полуприсел, перешагивая через нижнюю перекладину, сказал барабанщику 'Не стой столбом, забери гитару', выпрямился (зараза, неудобно), подкинул, примащивая толстуху плотнее к себе, и пошел.
ЮнМи, носом в грудь юноши противным голосом пела:
- Покачал он головой, на рисунок глядя, и сказал мне: - Ерунда! Не бывает никогда...
СынРи шел широким шагом через площадь. ЮнМи открыла глаза, развернулась, вскинула руки и заорала:
- Ааааааааааааааа-ранжевое небо!
Аранжевое море!
Аранжевая зелень!
Аранжевый верблюд ...
... сложила руки на груди, закрыла глаза и захрапела.
(После проды - 2)
-----------------
В комнате общаги ЮнМи спала под одеялом, сжав кулаки и уткнувшись носом в подушку.
СынРи спускался по лестнице и с улыбкой до ушей представлял себе, как на сцене играет Амкисс, одетый в коротких шортах, панамках, белых рубашках и бабочках, у барабанщика во рту соска, а перед микрофоном стоит ЮнМи с огромным бантом на голове, в платьице из какого-то детского ситкома, с большим медведем в руках, и поет этого "оранжевого верблюда".