Аннотация: по воспоминаниям военного летчика, летавшего на пикирующем бомбардировщике "Пе-2"
7. Как начиналась Полбинская "вертушка".
*
(Степной фронт, лето 1943 г. Периода Ку́рской би́твы (5 июля 1943 - 23 августа 1943), также известна как Битва на Курской дуге, Операция "Цитадель")
***
Из "Боевой путь 82-го гвардейского бомбардировочного авиационного, орденов Суворова и Кутузова, Берлинского полка" - доклад на встрече однополчан в г. Умани в мае 1977 г.
"Суть полбинского новшества незамысловата. Как правило, под прикрытием истребителей, бомбардировщики на месте выполнения задания образовывали круг над целью, поодиночно пикировали на нее, поражая бомбами и пулеметным огнем, а затем вновь занимали место в общем строю.
Пикирование в содружестве с "вертушкой" принесло славу 82-му полку в грозной битве на Курской дуге. Первые же бомбовые удары по врагу с пикирования на Курской дуге были отмечены благодарностью командующего Степным фронтом генералом Коневым И.С.
Командующий благодарил за отличное поражение целей и особо отметил, что пехота ликовала и плакала от радости, увидев наши самолеты пикирующими."
***
Из сборника "Летчики":
Особое место в военной биографии И. С. Полбина как летчика, командира и подлинного новатора тактики бомбардировочной [45] авиации занимает его знаменитая "вертушка".
История "вертушки" вобрала в себя и неудачи и победы, долгие споры и раздумья. Все было. Человек аналитического ума, большой военной выучки, Полбин понимал, что горизонтальный способ группового бомбардирования точечных целей малоэффективен. Можно сказать, вообще уже изжил себя.
Сколько потрачено горючего, бомб. А люди? Сколько молодых сильных сердец перестало биться, напоровшись на смертельную очередь истребителя или на зенитный снаряд, так и не сбросив свой смертоносный груз на цель.
- А все оттого, что бьем растопыренными пальцами по стеклу и пытаемся разбить его, - высказал он однажды с досадой комиссару.
- Что же ты предлагаешь?
Полбин помолчал задумавшись, потом негромко произнес:
- В одну точку кулаком надо бить, тогда и удар будет чувствителен.
Обсуждали, спорили, делали расчеты. Когда новый тактический прием бомбардирования целей был оговорен и не оставалось никаких сомнений, И. С. Полбин сам повел несколько эскадрилий на бомбежку переправы, по которой фашисты подвозили пополнение и которую его летчики пытались не раз бомбить. Он повел группу в бой, потому что знал, насколько это важно - правильно организовать первый бой в новом тактическом исполнении, чтобы добиться в нем большой победы.
Пикирующие бомбардировщики сделали всего лишь два захода. Бомбы легли точно в цель. Переправа вместе с находившейся на ней техникой и вражескими солдатами рухнула в бурлящую воду.
"Вертушка", как наиболее эффективный метод уничтожения точечных целей, завоевала всеобщее признание у всех летчиков-бомбардировщиков. В каждом полку, соединении знали и применяли этот полбинский метод. И все же наиболее мастерски им пользовались летчики соединения И. С. Полбина. Они стали асами своего дела, разрушая мосты, железнодорожные станции, уничтожая пехоту и технику противника.
("Летчики". Сборник. М.,"Молодая гвардия", 1978. - 240 с
http://militera.lib.ru/bio/pilots/01.html )
*
Летчики-фронтовики хорошо знают знаменитую полбинскую "вертушку". Именно она в годы Великой Отечественной войны была тактическим приемом фронтовых пикирующих бомбардировщиков по узким и малоразмерным целям.
Этот тактический прием состоял в следующем. Придя на объект, бомбардировщики образуют замкнутый круг и затем поочередно, сохраняя между самолетами дистанцию 500 - 600 метров, один за другим пикируют на цель под углом до 70 градусов. При этом они добиваются такой последовательности: когда первый самолет, сбросив бомбы, выходит из пике, второй уже идет к земле под определенным углом, а третий только еще входит в пикирование. Таким образом, самолеты непрерывно атакуют цель, воздействуя на нее бомбами и бортовым огнем.
История "вертушки", собственно, началась с неудачи. Летчики дивизии Полбина трижды бомбили с горизонтального полета железнодорожный мост, расположенный в тылу противника, и все безуспешно. Мост оставался целым и невредимым. А боевая обстановка требовала во что бы то ни стало его разрушить.
Как-то под вечер комдив собрал летный состав на командном пункте и сказал:
- Давайте, друзья, вместе искать выход из положения.
Помолчав немного, он добавил:
- В эти дни я кое-что придумал, хочу посоветоваться с вами.
Иван Семенович взял кусочек мела и начертил на доске какую-то замысловатую фигуру, похожую на очертания дамского ручного зеркальца.
- Вот так будет выглядеть наша... "вертушка", - продолжал Полбин. - Другого названия я не нашел для будущего тактического приема. Но дело не в названии. Подумаем лучше над тем, как организовать прикрытие бомбардировщиков истребителями во время их действий над целью.
И тотчас же посыпались предложения. Одни советовали главное внимание истребителей обратить на верхнюю и нижнюю полусферы в момент, когда "петляковы" будут входить в пике и выходить из него; другие указывали на необходимость защиты флангов боевого порядка.
Полбин внимательно выслушал суждения своих питомцев и, обобщив их, изобразил на доске один из вариантов взаимодействия бомбардировщиков с истребителями. Прикрытие, по его мнению, должно было состоять из нескольких групп: одной ударной и двух-трех групп непосредственного сопровождения.
- Первая, - говорил оп, - барражирует несколько выше "пешек" и защищает их от нападения вражеских истребителей сверху. Группы истребителей непосредственного сопровождения прикрывают "вертушку" с флангов и неотрывно от бомбардировщиков следуют для атаки объекта противника.
Вскоре после этого памятного разговора новый тактический прием, предложенный Полбиным, был применен на практике. Командир авиационной дивизии сам повел на цель несколько эскадрилий. Сделав два захода, пикировщики на этот раз успешно выполнили поставленную перед ними боевую задачу. Прямыми попаданиями бомб переправа была разрушена, ее пролеты рухнули в воду.
http://www.peoples.ru/military/hero/ivan_polbin/
***
С той же Полбинской "вертушкой" - по-своему, интересно происходило. Во время войны об этом и писали, и разговоров было много, причем не только среди летчиков. А после войны как-то и упоминать перестали. Наверное, поскольку сам Полбин погиб, не задолго до конца войны, то так это и забылось.
***
Но то, что встречал из напечатанного о Полбинской "вертушке", как это все начиналось, - какие-то такие сказки понаписывали. Оно понятно, что почти все это написали люди, которые не только не знали, а и не слышали, как и что оно происходило, что потом "вертушкой" стало называться. Такое иногда написано просто удивляешься, откуда они это взяли, кто им такое рассказал. Видно тоже, рассказывали те, кто сами в этом не участвовали и не знали ничего толком.
*
Пишут: Полбин собрал своих летчиков, объяснил, как будут теперь по-новому бомбить и через некоторое время стали так бомбить.
Всех летчиков что ли собрал, со всего корпуса? В корпусе-то летчиков было около двух сотен человек. В корпусе две дивизии, в каждой дивизии по три полка. Даже пусть с учетом потерь в тот период, что не полностью укомплектованные были эскадрильи, все равно было где-то полторы сотни.
Как понимать это, если так пишут, что собрал "своих летчиков"?
Или другое. Поговорили и сразу все стали так бомбить? Как будто это так просто - до этого никто так не делал, не летал так и не бомбил, а тут рассказал только - и стали все так бомбить.
Даже в нашем полку среди летчиков мало кто знал до конца, как это все происходило. Как начиналась "вертушка".
***
Все это, конечно, заслуга Полбина. Он это придумал, а потом сумел так все организовать, чтобы довести до возможности применения в бою.
Как у самого Полбина эта идея появилась, как долго он сам это обдумывал - про это ничего не знаю. С кем-то советовался, получал ли разрешения - трудно сказать. Но из того, как это происходило, как лично Полбиным нам запрещалось об этом с кем-нибудь говорить, чтоб никто ничего не знал - у меня осталось впечатление, что он это все на свой страх и риск делал. Потому что, когда Полбин начал с нами отрабатывать такой способ бомбометания, это все делалось как грубейшее нарушение.
Сначала Полбин создал как бы отдельный такой отряд из восьми летчиков. Экипажи были освобождены от выполнения боевых заданий. Сам Полбин от вылетов на боевое задание освободил - для выполнения личного задания командира корпуса. Так мне сообщили, когда туда направляли.
***
Причем было это так. Вызвали меня в штаб полка, и сам командир полка сообщил: по приказанию командира корпуса в такое-то время туда-то явиться. Никакому командиру эскадрильи ничего не докладывать и никому не говорить. А чего, зачем - ничего не объяснил.
А это практически в расположении нашего же полка. Рядом с аэродромом село небольшое было, в здание школы. Вечером сообщили, а утром туда должен прибыть. Приказ такой странный. Самому уже и не спалось как-то, ворочался до утра, то ли что-то случилось, вроде бы нигде не проштрафился.
***
Когда я туда попал, там уже человек пять было, кого Полбин отобрал. Через день еще несколько появилось. Отряд такой был создан из восьми летчиков. Вместе с Полбиным как раз получалось три звена.
Прихожу, куда бы сказано, здание такое одноэтажное, бывшая школа сельская. Часовой при входе. Пропустил по какому-то списку, захожу - комната, как класс, парты стоят, на стене доска школьная. На доске уже чего-то нарисовано было. Еще зашел и подумал себе, чего это, на какие-то курсы, что ли, попал.
Какие могут быть курсы во время войны? Тем более бои такие идут. Это ж как раз незадолго до начала Курской дуги происходило. На Курской дуге эта "вертушка" и была первый раз использована.
Там уже несколько человек сидело. Кто-то тоже, как и я, первый раз только пришел в тот день. Как позже выяснилось. Почти все мне не знакомые. Не из нашего полка. Хотя по лицам - нескольких я уже встречал, на какие-то задания летали вместе. Тогда уже не редко в одну группу на задание собирали летчиков из разных полков. Эти, получается, из нашей дивизии. А те - то ли из другой уже дивизии, не поймешь. Спрашивать не станешь.
Догадываюсь, что все с нашего корпуса, хотя и не все с нашей дивизии. Как-то никто ни с кем не разговаривает, молча сидят все. Из нашего полка только Панов. Он, оказывается, на день раньше сюда был откомандирован. А я и не знал.
Только летчики присутствовали. Наши экипажи в этих занятиях не участвовали, да они с нами и не летали почти.
Я еще Панова спросил, что тут будет. А он всегда такой был - молчит себе, ни с кем и не разговаривает. Возле столовой там или еще где-то, когда вместе стоим, на перекуре там - он никогда не принимал участия в разговоре. Стоит вместе со всеми, слушает других, а сам молчит. Какой-то такой был, нелюдимый. Вайлак, как дома у нас говорили. Не любил ничего рассказывать. И тут как-то так ответил мне: подожди, сам сейчас узнаешь. Не хочет говорить - чего его расспрашивать.
Сел, как и другие - за отдельную парту. Все так сидели - кто-где, но каждый за отдельной партой. Как в школе, чтобы вдвоем за одной партой - никто так не сидел. Парт этих было больше, чем нас.
Через какое-то время Полбин появился и начал объяснять. С другими уже день или два, видно, обсуждали, на доске чего-то рисовали.
***
И мы недели две, наверное, отрабатывали как это делать.
Объяснял и говорил, конечно, в основном Полбин - что и как делать будем.
Первые несколько дней никаких полетов не было. В этом классе поговорили, Полбин куда-то по своим делам улетел, а нам вроде самим подумать еще и завтра опять обсудим. Пару дней уже при мне так чего-то прикидывали какие-то варианты. Но без Полбина почти об этом не говорили. Как-то так - кто чем занимался, но в классе этом сидели.
Это ж потом "полбинская вертушка" известная всем стала. И не только в нашем корпусе ее применяли.
А тогда - никто так не делал и не известно как делать. Полбин мнение и других спрашивал. Кто хотел какие-то свои соображения высказывал, вопросы задавали.
В этом классе такие занятия были. И не летаем. С утра приходим и до вечера. На завтрак, обед, ужин в одно и то же время со всеми в столовую ходим. Спать в своей же землянке. Которые не из нашего полка - где-то их отдельно поселили, в том же здании школы что ли они и спали.
Хотя сам Полбин не всегда целый день был с нами. То куда-то улетит, то опять прилетит. То только после обеда появиться. По-разному. Он же командир корпуса - у него разные вопросы.
Его нет - мы его ждем. На задания же не летаем, отдыхаем как бы.
Наши штурманы и радисты тоже. Им совсем отдых получился - они с нами на эти занятия не ходили, а потом и не летали. Некоторых вместо кого-то - заболел или что там - иногда в какие-то другие экипажи включали, на задание слетать. Но в основном - отдыхали. В самом конце только пару раз слетали с нами на тренировки, когда уже с бомбометанием отрабатывали.
*
Сначала на доске прикидывали - какое расстояние между самолетами безопасное, как это делать. Полбин свое говорит, кто-то там свои соображения, сомнения высказывает. Что можно, а что опасно, как лучше. Разное было - но эти разговоры не долго длились. Потом - давайте в воздухе.
***
Не знаю, насколько Полбин с кем-то из командования договаривался, что будет такое новшество отрабатывать. С командующим армии хотя бы.
А, похоже, первое время и никто не знал. Втихаря делал. Скорее всего.
Потому что нам он несколько раз говорил - чтобы не рисковали. Никому ничего не рассказывать, что тут делается и никакого риска. Если что-то не так, то лучше не рисковать. На землю сесть - там опять обсудить все, обговорить, а потом опять пробовать.
Не один раз повторял за это время, чтобы не рисковали. Мол, если что случиться, столкнется кто-нибудь в воздухе, даже просто мотор откажет - и если погибнет кто-то, то все это прекратиться и запретят.
Это ж не за один день - все эти тренировки.
Пока по кругу полетали. Отрабатывали в круг становиться.. Это ж идем строем по звеньям, потом в круг стать должны. Правый пеленг, так называемый, пока освоили, не за один раз получилось.
Казалось бы чего тут сложного - тремя звеньями летим, потом должны перестроиться в одну линию, чтобы друг за другом лететь и тут же, влево заворачивая, в круг стать.
Ведущий первым, увеличив обороты, уходит вперед, смещаясь вправо. Ведущий так смещается, что правый ведомый у него сразу в хвосте оказывается. За хвостом ведущего правый ведомый идет. Дистанцию нужную выдерживая. Потом левый ведомы тоже смещается вправо и в хвост за правым ведомым. А следующее звено точно также перестраивается. И все на определенной дистанции друг от друга. Она тоже менялась, пока подбирали какая нужна. Пока третье звено еще заканчивает перестраиваться, ведущий группы начинает уже поворот через левое крыло, чтобы круг замкнуть.
Несколько раз взлетали - не получается круг замкнуть. На аэродром садились - опять в класс, к доске. Вроде на доске рисует - всем все понятно, а в воздухе уже - у кого-то не получается и в круг не можем стать.
Потом из того же круга перестроиться, чтобы опять строем лететь. Опять не получается. Пока до пикирования уже дошло дело - не один день на это потратили.
А когда уже с пикированием начали пробовать, там еще свое началось.
***
И вот интересно тоже. Уже, казалось бы, все летчики опытные. Отобрали из корпуса этих восемь человек. То есть это те, кто уже хорошо летали. Причем не просто летали, а в боевых условиях.
А все тоже, как в свое время было, когда курсантами учились летать. Тогда свое тренировались делать - звеном летать, потом несколькими звеньями. А тут - другое. Смотришь и даже как-то странно. Все уже летают, а тут немного новое, напривычное и все как у курсантов начинается. То ли теряется, то ли не соображает. И не поймешь даже, почему так.
Немного уже другое - некоторые так ведут себя, как будто опять неопытные летчики. Когда эту "вертушку" отрабатывали, все это проявилось.
На одном расстоянии между самолетами вроде бы уже нормально все в этот правый пеленг научились становиться, круг замыкать. Из круга опять в звенья.
Как только дистанцию между самолетами изменили - опять ничего не получается. Среди этих летчиков - это ж уже все опытные летчики - тоже такие оказались, как и среди курсантов были. Как никогда и не летал до этого, такое впечатление. Просто удивительно.
Не получается, пока не привыкнет уже к такому расстоянию между самолетами. Казалось бы, велика ли разница - а сразу неуверенность появляется. Растерянность, нет привычки. Как бы и не большая разница, несколько другое построение, но маневры, пилотирование все тоже, казалось бы - а не получается. Что значит - новое и незнакомое.
***
В нашей группе из восьми летчиков, когда начали тренироваться делать "вертушку" уже в воздухе - все это проявилось. Для одних - с первого раза делают, а для нескольких - и не поймешь, почему у них не получается. Полбин же их не случайно выбрал, казалось бы.
Одного летчика Полбину даже пришлось заменить. Вот не получается у него и все. Еще пока без пикирования летали - не сразу, но вроде справился. А дальше - как заклинивало его.
Полбин спокойно себя вел.
***
Он вообще не позволял себе кричать, обругать другого летчика. Во всяком случае, ни от других не слышал, ни сам никогда не присутствовал при таком. Когда Полбин после выполнения задания делал тот же разбор действий группы, как командир. Разное случалось, но он никогда себе не позволял как-то обидеть, накричать. Даже на провинившегося. В этом смысле он хороший был командир. Делал замечания, но все это высказывалось, как и должен командир, без крика. Уж не говоря, чтобы он матом кого-то обругал. Поэтому к нему так и относились все, Полбина, действительно, и уважали, и любили. Да и командир нашей дивизии Довбыш - такой же был, второго комдива я не знал почти.
***
И на этих тренировках тоже так. Полбин какое-то время объяснял, несколько раз то на такой дистанции, то на такой повторяли, но - сколько это может так тянуться. Из-за одного все время одно и тоже повторяем, а у него не получается. Времени возиться нет - война. Полбин нам никаких сроков не устанавливал, но сам в голове чего-то держал, конечно. Этого летчика, видно, назад в полк отправили.
***
Другой появился летчик.
Такой же, как и я тогда - младший сержант. Нас таких человека три там было - остальные офицеры. А Панин - уже рядовым был, кажется. Уже успел тогда дослужиться до рядового.
Похоже, этот сержант с утра на задание слетал, а после обеда уже перед Полбиным оказался. Прилетел на своем самолете, с экипажем. А мы как раз тоже на аэродроме все, готовимся опять взлетать - продолжать отрабатывать.
Как этому парню тогда было, не позавидуешь. Он попал совсем неожиданно. Времени, чтобы обдумать как-то самому, как это у нас было, у него совсем не было.
Полбин этому сержанту сам объяснял, что надо делать.
Мы рядом находились, я так наблюдал за этим сержантом. Потом себе еще раздумывал, как бы я смог, если бы вот так попал как он. Трудно сказать, но этот парень не только летчик хороший был, но и нервы у него в порядке были.
Когда вот так выдергивают тебя - к тому же командиру дивизии задание получать, - у тебя сразу в голове начинают мысли крутиться - беспокойство охватывает, что не сразу сообразишь, что тебе говорят. Особенно, когда первый раз так. А тут не то, что задание, а - необычное. У нас хотя бы несколько дней было привыкнуть к тому, что будем в воздухе делать.
***
Командир корпуса ему рассказывает, а он еще не может успокоиться, что его срочно сюда откомандировали. Не говоря уж, из какого пекла он только что вырвался. Видно было, что Полбин ему объясняет, что мы делаем и что ему надо делать, а он не только на него, но и на нас так поглядывает. Мы в стороне, немного поотдаль, все стояли.
Может, его так вызвали, чтобы разыграть как-то. Что-то такое было у него в лице и в глазах, сколько мне показалось. Оно понятно - если так прилетел, сразу после боя. А тебе вдруг говорят, давай будем все вместе по кругу летать.
Хотя это и командир корпуса сам говорит, но невольно о каком-то розыграше подумаешь. В авиации любили подурачиться похожими заданиями. Над молодыми обычно так подшучивали.
***
Стоит так, молча, слушает Полбина. А на нас поглядывает.
Любому человеку время надо подумать, сообразить, а ему уже не дают этого времени. Если все понятно - то сейчас и полетим все вместе.
У Полбина, наверное, какой-то свой график был, когда закончить всю эту подготовку. А тут все срываться начинает. Может, еще другого надо будет искать.
Этот парень, сержант, как бы еще что-то спросил у Полбина, уточнил..
Готов лететь? - Готов.
Что еще командиру корпуса ответишь? И полетели.
У него с первого раза все нормально получилось. Как будто он с нами все это время уже летал.
*
Вот пойми, почему так, вроде бы одинаково опытные летчики. Да тот, которого отстранили, еще и больше налетал, старшим лейтенантом, кажется, уже был. Не как этот сержант. Разные годы выпуска, понятно.
А для кого-то как только что-то не совсем привычное надо сделать - сразу такое впечатление, что он и летать еще не научился. Теряются как-то сразу все навыки. То ли страх, то ли нервы не выдерживают.
И не один раз такое наблюдал, уже в других случаях. А почему так - и не поймешь.
***
Так эту "вертушку" и отрабатывали. Сначала на одном расстоянии. Чтобы безопасней было тренироваться. Потом на другом - определяли, какое расстояние должно быть самое подходящее между самолетами именно для боевых условий.
Все это вначале отрабатывали без пикирования. Потом с пикированием. Опять свои вопросы - чтобы как раз так получалось, что самолет после пикирования на свое же место в этом круге сразу же мог стать. С какой высоты начинается пикирование, до какой высоты, время набора высоты - все это сразу не рассчитаешь. За один раз не подберешь.
Полетали - на земле обсуждаем опять, кто чего увидел, как думает, понимает. Чтоб и безопасно, и время не терять. В бою каждая лишняя минута над целью - это много. Когда зенитки стреляют - десяток лишних секунд сразу увеличивают возможность погибнуть. Это нам объяснять тогда уже не надо было - все и так знали.
Обсудили и опять в воздух поднялись.
День за днем так летали. По нескольку раз в день. Много было разных моментов, пока все это освоили.. Но без Полбина не летали, запретил строго-настрого. Поэтому, если он улетал куда-то, мы сидели на земле, отдыхали, его ждали.
*
А боевые действия-то идут. Это ж период, когда немцы наступали еще, перед Курской дугой. Оборонительные бои шли, чтобы немцев остановить. Они тогда сильно рвались, чтобы дальше двигаться. Нас освободили на это время от выполнения боевых заданий. А другие-то продолжали летать на задание.
На третий или какой там день смотрю, уже некоторые ребята так искоса поглядывают на нас, и на меня тоже. Другие летчики вроде бы чужие, а мы с Пановым - свои, из этого же полка. Чего это мы на задания не летаем, как все, - отдыхаем что ли?
В столовой нашу группу то же за отдельные столы посадили. Может, чтобы другие не слышали, если мы между собой чего-то обсуждать будем. Но мы как бы в другом уже и режиме летаем. Иногда, мы уже заканчиваем обедать, а тут экипажи заходят, с задания только вернулись. Чего это за "любимчики" такие появились? Мол, в столовой уже первыми сидят, а на задания не летали.
Или, наоборот, - возле столовой ребята стоят, а мы только идем на обед. Полбин нас задержал потому, что ему улетать надо, и уже до вечера мы свободны. Идем туда же в класс, но уже кто письмо пишет, кто спит.
Или утром - наши уже идут на задание лететь, а мы только в столовую идем. Полбин нам сказал, что его с утра не будет, позже чтобы собрались.
***
Вроде никто ничего не говорит, мимо проходят, здороваются, но видно по взглядам. Мы это понимали. Никому ж ничего не объяснялось, и нам запретил Полбин рассказывать, чем мы занимаемся.
На все вопросы отвечать, кто б ни спрашивал - выполняем задание по личному распоряжению командира корпуса. Поэтому старались как бы побыстрее все отработать. Перед ребятами вроде и стыдно, что они воюют, а мы в тыл летаем.
В землянке ж вместе живем. Вечерами кто-то спросит: чего вы там делаете? И сказать не знаешь чего. Летаем по заданию Полбина.
Потом только все узнали.
***
Тренироваться улетали подальше от фронта - в тыл.
Отрабатывали, как подходит группа к цели, в круг становится, начинается пикирование.
Чтобы от немецких истребителей отбиваться - круговая оборона как бы получается. И каждый по очереди пикирует потом. По определенным целям.
Вначале отрабатывалось - и первые месяцы так и делалось бомбометание, - что когда один самолет уже начинает выходить из пике, другой начинает переходить в пикирование. Это уже позже, когда, что называется, притерлись и привыкли - начали делать так, что на линии пикирования одновременно три самолета находятся. В разных точках: начальная, средняя и конечная точки пикирования.
Один выходить, второй уже пикирует, как бы по середине находится между точкой ввода в пикирования и выхода из него, а третий начинает ввод самолета в пикирование.
Это изменение тоже еще не так просто вошло в привычку. Снова не сразу все смогли перейти на такой вариант "вертушки".
Вот казалось бы - какая разница. А как только какое-то такое изменение, уже не сразу все могут.
***
Но в самом начале отрабатывали именно такой вариант, что сначала в круг становимся, а потом начинается пикирование один за другим.
Выбрали место - даже с бомбометанием попробовали на своей территории. Место нашли, чтобы никого там не было. Я тогда даже про себя удивлялся, что Полбин все это организовывал. Все этапы подготовки прошли, до тренировки с настоящими бомбами.
Это то же надо было и разрешение получить. В то время каждая бомба на счету была. Боеприпасов не хватало. А тут бомбы, которые на немцев должны были быть сброшены, просто так использовали. Для тренировок каких-то.
Но Полбин все это сумел организовать и сделать.
Потому что если в первом боевом применении что-то получилось бы не так, плохо отбомбились бы, или сбили бы кого-то - все это могли запретить. И так бы и не пошло дальше.
Полбин так объяснял нам и важность, и ответственность всего этого. Чтоб понимали.
***
Мы, наверное, недели две где-то все это разучивали. Какое расстоянии, какая скорость. Слетывались, отрабатывали.
Первый пикирует, а второй за ним, когда он начинает уже выходить. Первый набирает высоту в круг становиться, второй начинает выходить, а следующий переводит самолет в пикирование. Чтоб дистанция сохранялась, чтобы время не терять, но и дров не наломать. Свои расчеты, чтобы все это происходило без заминок, а все вместе как бы такую карусель с наклоном делали.
***
Не знаю, насколько все это секретом оставалось. Похоже, что не столько от немцев это скрывалось, сколько от своих. Могли запретить, и не дошло бы даже до боевого применения - так бомбить.
Хотя куда там скроешься. Пока на земле обсуждали - еще можно было в тайне это хранить. Но когда уже стали в воздухе отрабатывать. И с земли видели, навряд ли, чтоб никто не доложил. Те же особисты.
Мы летали там, где всякие тыловые части располагались. От них не спрячешься. И них над головой не один день крутились. Иногда Полбин менял место, над которым мы летали. Он нам ничего не говорил, не объяснял, почему так.
*
И наши же летчики тоже видели. Мы как бы дальше в тыл улетали для тренировки, но насколько там далеко могли улететь. Не так уж и далеко от своего аэродрома кружились.
Группы с задания возвращаются, чтобы на ту же посадку зайти, в зависимости от ветра, с разных сторон заходили. Они заходят на посадку и оказываются так, что мы недалеко летаем. Одни видят - мы по кругу летаем. Другие - мы из круга начинаем перестраиваться или еще чего-то отрабатываем.
При мне не велись разговоры, но видно, между собой ребята обсуждали. Скорее всего: что за ерунда какая-то - хороводы какие-то в воздухе водят, на задание не летают.
Было такое, в землянку захожу, а все замолчали. А до этого голоса слышались. Не знаю как к другим, но ко мне с расспросами не приставали. Хотя то, что этим сам Полбин командует и лично в этом участвует - по-видимому, было известно. Поэтому так и поглядывали, но и не расспрашивали.
Пару раз было, что мы прерывали свои тренировки - то ли немецкие истребители появлялись где-то рядом, то ли "рама" летала, самолет-разведчик такой у немцев был, двойной фюзеляж у него такой был.
Видно, наши истребители эту зону тоже как-то охраняли, хотя их и не видно было.
***
В самом конце еще с истребителями вместе потренировались. Когда уже сами вроде поняли и научились. Тоже надо было вместе попробовать, чтобы истребители понимали, что мы делаем, а что они должны делать. Для истребителей тоже это было новшество - они такую "этажерку" прикрытия делали. Одни на верху, другие внизу обеспечивают прикрытие от "мессеров" и "фоккеров". На "фоккерах" обычно нас атаковали именно в момент выхода из пикирования - на малой высоте.
А потом наши маленькие еще и посередине стали прикрывать - оно как "этажерка" получалась.
Полбин это все обеспечивал, и все с его личным участием делалось.
Трудно сказать, насколько он тогда рисковал. Если бы что-то не так произошло. Как и время, которое он на это тратил. Как он там объяснял разным командующим, где он и чем занимается.
***
Когда первый раз так отбомбились - все нормально прошло - все довольные были. А первое такое бомбометание было произведено как раз, когда уже начались бои на Курской дуге. Истребители нас ни при подходе к цели, ни после отхода не атаковали - прикрытие сильное было обеспечено. А когда на цель зашли, то показалось, что и зенитчики немецкие как бы растерялись. Не понимают, что мы делаем - так никогда не делалось - и как-то стрелять не сразу начали. Первый раз и зенитного огня почти не было.
***
Все первые "вертушки" - только этой группой так и ходили бомбить. И первое время командиром только сам Полбин был. Потому что после каждого такого вылета что-то еще меняли, улучшали.
С какого-то раза уже перестали сначала в круг становиться, а потом уже пикировать - чтобы время не терять. А сразу с правого этого пеленга Полбин, как ведущий, влево доворачивает и в пикирование переводит свой самолет. Следующий - пока на это же место для начала пикирования подлетает, он уже бросил бомбу и начинает выходить. Второй переходит в пикирование, а Полбин, набрав высоту, в хвост пристраивается к тому, который последним летит. И так по очереди сразу и пикируем, и круг замыкаем.
И другие там были моменты. Наверное, тоже несколько недель где-то так продолжалось - одной только этой группой так и бомбили.
***
Когда стали с этой "вертушкой" так бомбить, то даже не так опасно стало. Истребители прикрытия с нами летели - первое это время пока Полбин летал, то наших "маленьких" было столько, что немецкие истребители почти и не пытались атаковать нас.
Потом начали других летчиков к этой группе подключать, стали уже других обучать. Увеличивать как бы группу. Потом несколькими группами стали летать. Опять увеличивая количество самолетов в группе.
Из этой первой группы летчики, кто первые эту "вертушку" освоили, были как бы инструкторами. Полбин тогда напоминал нам суворовское: "Научился сам - научи другого".
Особенно те, которые из других полков были. Через какое-то время они вернулись в свои полки и там тоже стали других учить.
***
Как Полбин с нами - так и мы других учили. Может быть, Полбин поэтому из нескольких полков сразу отобрал с самого начала летчиков. Иногда даже посылали в какой-то полк, чтобы рассказать другим летчикам, поделиться опытом. И меня так тоже отправляли несколько раз.
А позже было, что из других армий экипажи прилетали - им как командировка была. Не командиры полков, но комэски с командирами звеньев - с нескольких полков. На задание уже не летишь сам, с ними занятия проводишь - рассказываешь, объясняешь.
Но уже это не долго - пару дней такие уроки, а то и меньше. Летчики опытные все, командиры уже, чего им там сержанта слушать долго. Если сержант может, то чего уж тут много рассказывать. Хотя расспрашивали, конечно, выясняли детали. И то же было интересно, кто, как сразу соображает из этих летчиков. По вопросам это то же видно.
Потом с нами несколько раз слетают на задания - и улетали к себе, в своих полках других обучать и применять.
***
Но именно наш 82-й полк стал первым, который почти в полном составе научился и начал так бомбить.
После первых удачных бомбежек, начали увеличивать количество самолетов в группе. И сначала к этой первой группе подключали летчиков именно из нашего полка. Так и получилось, что 82-й полк стал фактически первым полком, который в полном составе смог бомбить, используя "вертушку".
Это уже быстро пошло. Когда стало понятным все и, вроде бы, привычным, то следующие очень быстро освоили. Даже самому странным казалось, чего мы так долго возились, не получалось у нас чего-то.
Что значит новое или уже понятное и опробованное кем-то.
Другим это уже не было чем-то таким новым, что еще никто не делал. И они быстрее осваивали все необходимые маневры, держать нужную дистанцию. Все понятно уже, никаких вопросов.
Другие полки в нашем корпусе попозже освоили, тоже стали уже всем составом так бомбить.
Потом это стало основной тактикой бомбежки во всем корпусе. Только так и бомбили почти всегда, если погодные условия позволяли.
***
Так на разных фронтах из других корпусов или дивизий, которые тоже на "Пе-2" летали, стали "вертушку" применять. Благодаря этому Полбин обрел во время войны такую широкую славу на разных фронтах. О нем слышали и знали во время войны в разных местах, и не только среди летчиков. Это правда.
Были случаи, попадали в какие-то ситуации, общались из других родов войск. С другими летчиками, на их аэродромы садились иногда на вынужденную. К той же пехоте, если сбивали над передовой.
Рассказывали такие случаи. Если узнавали, что летает "с самим Полбиным", сразу как самого лучшего гостя начинали принимать, старались как-то угодить, чем-то там угостить. Каждый для них был как герой, если вместе с Полбиным летает. От других слышал, да и сам как-то сталкивался с таким. Сразу по-другому как бы уважать начинали.
Хотя, кто там с Полбиным и как вместе летал - свой еще вопрос. Все, кто в корпусе был - так или иначе - с ним вместе летали. Поэтому все были - полбинцы. Особенно уже ближе к концу войны. Когда стали большими группами летать. Когда корпус почти в полном составе в воздух поднимался - командир корпуса всех ведет.
*
С этой группой из восьми летчиков мы все вместе с месяц так и летали вначале. А потом, когда уже стали из нашего полка добавляться другие летчики, они вернулись в свои части. С некоторыми из них, с которыми эту "вертушку" осваивали, позже еще встречался. На какие-то задания приходилось летать, когда из разных полков группу собирали, то нескольких встречал. Ну, так поздороваемся или кивнули головой друг другу, а какого-то общения уже и не было. Не знаю, какая у них судьба, кто дожил до победы или кто погиб.
***
Тоже - интересно, с этой "вертушкой". Пример, что значит внушение, что вот так должно быть. А по-другому уже нельзя.
Когда курсантами учились летать на Пе-2, то за день совершали одно пикирование. Считалось, что больше и нельзя, перегрузки такие, что человек может уже не выдержать.
И после этого, казалось, уже сил нет. Потому что, когда выводишь самолет из пикирования, то перегрузка получается сильная. В кресло летчика вжимает так, что, кажется, щеки куда-то к затылку притягиваются. В глазах темнеет. Штурвал из рук вырывается, кажется, еще чуть и не удержишь.
На "пешке" стояло специальное устройство для автоматического вывода из пикирования, но все равно штурвал на себя тянули. Без этого автомата пикирования штурвал, конечно, было бы не удержать. Но на один этот автомат никто не полагался полностью. Штурвал все равно на себя тянешь со всей силы и, кажется, сейчас пальцы разожмутся, вырвется.
При выводе самолета из пикирования темные зайчики каждый раз прыгают перед глазами.
*
Причем, курсантами мы и не пикировали под таким углом, как это делалось потом на фронте. И точно так же первое время и на фронте было. Уже от того, что под 70 градусов боевое пикирование совершали, - еще сильнее перегрузка и, казалось, что только один раз за день у тебя и хватит сил такое сделать. И долго так считалось.
Сила, что называется, такого себе принятого мнения. Так было принято считать - и так и делалось, даже во время войны. И долго так считалось. Хотя на войне много чего из такого "принятого", "нельзя" быстро поменялось на "можно" и "нужно".
А с пикированием долго держалось. Ну, максимум несколько раз использовалось пикирование за два вылета. А точность попадания при бомбометании с горизонтального положения или с пикирования - на много отличалась.
***
С этой "вертушкой" нарушился такой порядок. За один раз три-четыре пикирования надо было делать, в зависимости от того, какие бомбы. А если еще и штурмовку с пикирования проводить - еще больше.
Сначала, когда еще только начинали "вертушку", то первое время это казалось настолько невозможным. Поэтому и опасным. Даже у самого Полбина были сомнения, судя по всему. Насколько сможет выдержать и он сам, и другие.
*
Оно, возможно, Полбин поэтому так и осторожничал, когда только начинали "вертушку" отрабатывать. Трудно сказать - никто не знал и ничего сказать не мог, насколько возможно несколько раз подряд такие перегрузки перенести. Это ж тоже было запрещено и считалось, что летчик не сможет выдержать. Сознание потеряет, сил не хватит.
Тот же Полбин поэтому вместе со всеми пикировал. Причем - он первый, чтобы самому чувствовать и, если что, остановить остальных. Но и все равно. Одно дело ты сам чувствуешь, насколько уже у тебя сил хватает или нет, чтобы удержать тот же штурвал после третьего или четвертого выхода, а другое - как себя чувствуют другие. Один может пять раз выдержать, а другой, после трех, на четвертом пикировании сознание потеряет. Кто тут может знать?
Тоже тогда пробовали и между собой делились. Полбин просил не пытаться скрыть, если уже на пределе кто-то себя чувствовал. Оно ж не понятно, насколько это можно для всех применять.
***
Позже стало понятно, что дело больше во внушении. А первое время не было это ясным. Тем более из опыта в том же летном училище. Были и такие, кто так и не смог научиться пикировать.
Одного начинает тошнить. Самолет проваливается вниз - оно не совсем свободное падение, конечно. Винты крутятся, моторы работают. И получается так, что, как летчики выражались, самолет "висит на винтах".
Но близкое состояние как при свободном падении. Многим плохо становится, когда самолет просто в "яму" воздушную проваливается при полете. Так эта "воздушная яма" по сравнению с пикированием - ерунда.
А были такие, кто почти и терял сознание при выводе из пикирования. Это ж сначала инструктор делает, а ты сидишь только. На центрифуге еще как бы держится, когда в училище тренировали. Но перегрузка при выходе из пикирования по сравнению с той центрифугой имеет разницу. С инструктором так слетает раз-другой и все. Из кабины сам не может вылезть. До самостоятельного управления самолетом по отработки пикирования дело и не доходило.
***
С "вертушкой" мы за один вылет стали пикировать по нескольку раз. Сначала даже не верилось, что можно такое выдержать. А потом... Уже когда эта "вертушка" стала основным нашим приемом при бомбометании - за один вылет пять и больше пикирований совершали. Сначала с пикирования бомбы бросали, а потом еще, так называемая, штурмовка - когда из передних бортовых пулеметов по зениткам, по другим огневым точкам удар наносили. И так, что все это с пикирования.
*
С той же высотой вывода из пикирования, а соответственно, высота сбрасывания бомб. Как тогда говорили, научились бомбить, заглядывая в орудийные стволы. Из пикирования начинаешь выходить на такой высоте, что, действительно, видишь ствол зенитки.
Это тоже заслуга Полбина, конечно. Чем с более низкого расстояния производилось бомбометание, тем точнее бомбы попадали в цель. Как бомбили "полбинцы", мало в каких других частях такое позволяли себе. Даже и не представляли, что так можно. Отсюда и появлялась та снайперская меткость, как говорили, которой полбинцы отличаются от других частей.
Уже к 44-му году настолько отработали и прочувствовали возможности самолета, что иногда казалось, хвостом почти землю касались при выходе из пикирования. Самолет просаживается при выводе из пикирования, нос задирается вверх, хвост ниже всего и именно хвостом к земле самолет и тянет.
Стрелки-радисты как раз в этот момент и оказывались под огнем, почему среди них больше всего и было потерь. Сколько именно стрелков-радистов погибло - трудно сосчитать. У них самое незащищенное место в самолете было.
Хотя в этот момент - выхода из пикирования - стрелок-радист тоже ведет огонь туда вниз из своего второго пулемета. Сначала летчик, когда пикирует, бомбы бросает и может тоже стрелять. А уже при выводе, стрелок ведет огонь.
Эта "вертушка" все эти правила меняла - то, что до этого никто не делал и запрещалось делать. И количество пикирований, и высоту вывода из пикирования.
*
Что значит дело привычки. Если вначале войны после одного пикирования казалось, что уже второй раз и не сможешь выдержать, то где-то уже в 44-ом, когда "полбинская вертушка" - ее так и называли все и летчики, и пехота - стала привычным делом, иногда за один вылет пяти раз пикирование совершали. А в день те же два-три вылетали так и оставались. И все с пикированием, если погода позволяла.