Едет мимо поля колхозного Брежнев, живой природой любуется, жаворонками, распевающими высоко в небе, восхищается. А потом мечтательно так произносит:
- Вот сотрем грань между городом и деревней... И заживем!
Сидевший на первом сидении, рядом с водителем, начальник охраны генсека повернулся к нему.
- Уже стерли, Леонид Ильич! - заметил он.
- Неужели?! - удивился Брежнев.
- Так точно, Леонид Ильич! Деревню уже стерли... Правда, грань осталась.
Едут дальше по Подмосковью. Видят дачу маршала Жукова. Брежнев говорит:
- Неплохо бы заехать... Жорик, мой боевой друг, любит принимать гостей. Мы с ним почти фронтовые братья... - он вздыхает и цитирует. - Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где рядом рубились они.
Кивок головы начальника охраны и водитель поворачивает к даче. Гудок и ворота распахиваются.
Встречает дорогого Леонида Ильича сам Жуков. Приглашает пройти в гостиную. Предлагает попотчеваться, чем Бог послал.
Сидят Брежнев и Жуков за столом загородной дачи и пьют чай. У обоих - полна грудь орденов. Все хорошо, да вот беда: не дают пчелы покоя Брежневу. Так и вьются, так и льнут к его наградам.
Жуков участливо спрашивает гостя:
- Что, сильно беспокоят?
- Есть такое дело, - отвечает с кислой миной на лице Брежнев и умоляет. - Ну, сделай хоть что-нибудь, а?
Жуков встает. Идет к окнам и плотно их закрывает. Потом проверяет двери, плотно ли те притворены? Возвращается за стол. Через пять минут оба констатируют: не помогло. Пчелы все равно, находя где-то щели, жужжат, но лезут, продолжая виться вокруг Брежнева.
Не выдержал Леонид Ильич и обращается к Жукову:
- Жорик, скажи, почему пчелы льнут к моим орденам, а к твоим - нет?
Жуков с хохотом отвечает:
- Все очень просто: твои награды пахнут "липой", а мои - порохом.
Вернулся Брежнев в Кремль, пребывая в дурном расположении духа. Ему показалось, что Жуков позволил себе намекнуть на что-то непристойное. Сидит в кабинете и ворчит:
- Распоясались, мерзавцы. Всякая Моська пытается тявкать на слона... Возомнила, что так сильна...
В кабинет к Брежневу вошел его помощник.
- Поздравляю, Леонид Ильич: вы только что стали дедушкой!
- Да? - довольно равнодушно откликается Леонид Ильич. Подумав пару секунд, замечает. - Это замечательно. Но отвратительно, знаешь ли, другое...
- Что именно, Леонид Ильич?
- А то, что отныне придется мне каждую ночь спать с бабушкой. Скажи, приятно это?!
Помощник генсека собирается покинуть кабинет, но его уже у порога останавливает голос Брежнева.
- Ты... вот что... Вызови на завтра Лапина... Крепко с ним надо поговорить... Ух, накручу ему хвост!
- Как можно, Леонид Ильич? - говорит помощник. - Он же ваш друг.
- Верно, друг давнишний, - соглашается Брежнев, - однако и друзьям иногда надо подсыпать перчика под хвост
Помощник интересуется:
- Что-то не так с телевидением?
- Сетка вещания совсем не та, какая нужна народу.
- Вот как? - удивляется помощник.
- Всю прошлую ночь я глаз не сомкнул, - жалуется Брежнев.
- А, понял! Боевики заморские смотрели?
Брежнев недовольно машет рукой.
- Совсем нет! Лапин взял в моду по ночам крутую эротику показывать... Ну... И я всю прошлую ночь не мог оторваться... Не выспался из-за этого... И если бы только я! А советский народ? Он же после такой ночи думает не о повышении производительности социалистического труда, а совсем-совсем о другом: как бы найти где-либо укромное местечко и вздремнуть.
- Безобразие! - восклицает помощник. - Я могу позвонить и сказать, чтобы впредь этого не показывали.
- Пусть показывают, но не по ночам, - говорит Брежнев и поясняет своему помощнику. - Ночь для чего предназначена? Для спокойного сна! Милое дело, если эту самую жесткую эротику станут показывать советскому народу по утрам. Так сказать, приятно и полезно. Русский мужик после эротики будет трудиться с двойным усердием. И пятилетку мы осилим за три года.
Брежнев встает. Помощник помогает ему одеться.
- Вы куда, Леонид Ильич?
- Домой, ясное дело. Что-то я сегодня устал сильно. Видать, поездка по Подмосковью утомила.
Приехал Брежнев домой. Улегся на тахту, а ноги закинул на подлокотники. Вокруг суетится жена, Нина Павловна.
Брежнев с задумчивым видом говорит:
- Не знаю, Нин, как мне с тобой быть?
- Что-то случилось? - спрашивает жена.
- Многое случилось: ты стала бабушкой.
- Ну, и что?
- А то! Как ты себе представляешь меня в одной постели с бабушкой?!
Нина Павловна, надув губки, отходит к окну. Брежнев смотрит в потолок.
- Хе-хе-хе!.. Нин, я вспомнил про недавнее совещание в верхах. Не помню, рассказывал я тебе или нет... Перекур, значит... Сидим рядышком... ну мы... то есть лидеры Франции, США и СССР. Хвастуны, оказалось, мои партнеры по переговорам.
- С чего ты взял? - все еще сердясь на мужа, подает жена от окна голос.
- Хе-хе-хе! Де Голль, представляешь, вынимает серебряный портсигар. На нем гравировка: "Генералу де Голлю - признательная Франция". Потом достает свой золотой портсигар Линдон Джонсон. На крышке также гравировка: "Милому Линдону - от любящей супруги".
Нина Павловна замечает укоризненно:
- Я ли тебе не дарила?
- Это пустяки! Я решил не ударить в грязь лицом и утереть этим хвастунишкам носы. Знаешь, что я сделал?
- Не знаю.
- Я вытащил из своего кармана также портсигар, но не золотой, а платиновый и усыпанный бриллиантами. Те и рты пораскрывали.
- С чего бы?
- На крышке-то моего портсигара красивая старинная вязь: "Его Императорскому Величеству - от российского дворянства".
Брежнев кряхтит, охает и ворочается с боку на бок.
- Что с тобой? - жена обеспокоенная подходит к мужу. - Уж не захворал ли?
- Есть... кажется...
- Сейчас позову врача... Он внизу дежурит...
- Академик Чазов, что ли?
- Не Чазов, а наш семейный врач.
Брежнев говорит:
- Позвони Чазову, пусть приедет и осмотрит.
Прошел час. Леонид Ильич дремлет. И тут в квартиру Брежнева кто-то позвонил, а поблизости - никого. Леонид Ильич, кряхтя и охая, встает с тахты, в домашнем халате и в шлепанцах на босу ногу подходит к двери. Сразу не открывает. А сначала водружает на нос очки, достает из кармана бумажку, разворачивает, разглаживает и читает:
- Здесь живет товарищ Брежнев, а кто там, за дверью?
Из-за двери слышит знакомый голос Чазова.
- Доктора вызывали, Леонид Ильич?
Брежнев, открыв дверь, возвращается на любимую тахту и ложится. Рядом устраивается академик Чазов.
- Ну-с, на что жалуетесь, Леонид Ильич? - спрашивает доктор.
- Плохо, доктор. Язык заплетается, ноги не держат, в коленях сгибаются, голова кружится, перед глазами все какие-то видения.
- Например?
- Будто, я уже не маршал, а генералиссимус... Будто, мне товарищи по партии дарят именную саблю, усыпанную бриллиантами... И весь мир чествует...
- Давайте откровенно, Леонид Ильич: вы пьете?
- Доктор, я не понимаю: это вопрос или предложение?