Чем дальше уходит в прошлое эта дата, тем отчетливее понимание значимости рубежа, который она создала. В тот день жизнь изменилась сразу и навсегда, разделившись на время до 22 июня 1941 года и время после него. Для понимания этого не нужно никаких учебников. Само время тогда споткнулось, а когда продолжило свой бег, то сделало это уже в иной реальности. В другом, относительно прежнего, векторе своего движения.
Сегодня это даже не осознание. Это что-то, похожее на боль. Смутную, явно не ощутимую, идущую из глубин подсознания.
А боль - это то немногое, что заставляет неотступно искать. Кажется, достаточно определить ее причину, чтобы навсегда излечиться. Поэтому искать эту причину будут долго. Пока не исчезнет боль.
Она исчезнет, конечно. Проходят поколения, пройдут еще, и молодые люди не будут знать об этой войне, сейчас уже часто не знают о том, что когда-то их предки неожиданно для себя попали в иное время, переполненное несчастьями и горем.
Все на свете проходит. Все забывается. Наверное, забудется и это. Только люди, они ведь разные. Одни живут, как трава. Другим в жизни многое интересно, они многое знают и хотят знать больше. И душа, она не хочет одиночества, она хочет чувства сопричастности. Для кого-то это выражается в интересе к своим предкам, кто они, кем были, как жили. И листая старые фотографии своих прадедов, эти многие неизбежно должны будут соприкоснуться с тем временем, которое расколола эта дата.
Так что, нет-нет, но кто-то из тех, кто будет жить после нас, тоже обязательно будет искать ответ на простой вопрос. Как такое могло случиться? И, как до сих пор задаемся этим вопросом мы, так долго еще и после нас будут задавать этот вопрос снова и снова.
Но Бог с ними, с будущими. Главное, чтобы они были, а там сами разберутся с тем, о чем им спрашивать.
А мы снова задумаемся. Почему такое случилось?
Мы, впрочем, все, от мала до велика, со школьных наших дней, твердо знаем правильный ответ. Его, кстати, не забывают нам до сих пор периодически напоминать, разнообразно по форме и содержанию.
Нам говорят, что это случилось потому, что руководители СССР не увидели опасности для существования своего государства.
Почему не увидели? И об этом мы тоже знаем.
Утверждение о том, что Сталин допустил просчет в определении срока начала войны, выражает общепринятую истину. Полагают так не только историки, но и совокупное общественное мнение. Из него же следует и традиционный вывод: главная причина трагедии июня 1941 года заключена в этом сталинском просчете.
Конечно, человеческое сознание имеет очевидное свойство к упрощению. Настолько, что мало кому приходит в голову задать себе простой, в сущности, вопрос. А можно ли было вообще, в принципе, не допустить здесь просчета?
Ну, как, сразу же с готовностью может кто-то возразить. А как же многочисленные донесения советских разведчиков, которым Сталин не поверил? Именно здесь-то и лежит подтверждение той простой истине, что виноват во внезапности германского нападения именно Сталин. Более того, говоря более обобщенно, можно признать, что как раз в той атмосфере, которую Сталин создал в стране, избежать этого просчета, этой фатальной ошибки, было невозможно. Потому что именно атмосфера страха и мешала окружению Сталина, не говоря уже о государственных, партийных и военных деятелях рангом ниже, пытаться как-то воздействовать на ситуацию для того, чтобы встретить военную грозу во всеоружии. Угроза жизни за малейшее несогласие с мнением Сталина была настолько велика, что любая ошибка Сталина неизбежно становилась фатальной для страны.
В данном же случае, ошибочная вера Сталина в то, что Германия не собирается нападать на СССР, личное его доверие Гитлеру привели к тому, что ему боялись докладывать сведения о приготовлениях Германии к войне. Более того, малейшие упоминания о конкретных фактах сосредоточения германских войск на границе, любых других признаков готовящегося вторжения, вызывали у него гнев и раздражение, безусловно опасные для тех, кто обращался к нему с этими сведениями. Эта вера и являлась причиной того, что Сталин категорически не верил донесениям разведки, доказывающим подготовку к нападению на СССР. Отсюда и недоверие его к тем срокам начала войны, которые добывали для него героические советские разведчики. Даже тогда, когда они смогли добыть неопровержимые и точные данные о дне начала германского нападения и направлениях вторжения германской армии, Сталин им не поверил.
Поэтому любые попытки военного командования убедить Сталина предпринять меры к приведению войск приграничных военных округов в полную боевую готовность были обречены на неудачу.
Кроме того. Давайте вспомним и еще одну огромную сталинскую ошибку, в значительной мере предопределившую июньскую катастрофу. Имеется в виду сталинская уверенность в том, что главный удар немцы нанесут не в центре, то есть, в направлении Москвы, а на Украине. Поэтому военные, исполняя желание вождя, были вынуждены стянуть свои войска туда. И ослабили тем самым тот участок советско-германского фронта, где был нанесен ими главный удар.
Так что и здесь вина Сталина выглядит совершенно неоспоримой.
Или не выглядит?
Давайте посмотрим, что получается. Взятые отдельно, обе эти сталинские ошибки действительно кажутся очевидными. Ну, а если не рассматривать их по отдельности, как это делается обычно, а присмотреться к ним вместе? Как к единому целому? И что же у нас получается?
А получается у нас очевидная нелепость. Если Сталин не верил в германское нападение вообще, то как он мог считать, что это нападение произойдет по определенному сценарию, верному или неверному? И наоборот, если он ошибочно полагал, что немцы нанесут удар не в Белоруссии, а на Украине, то, как он мог верить в честные намерения Гитлера и не верить в возможность германского нападения?
Впрочем, несуразицу эту легко объяснить, если попробовать заменить утверждение о сталинской вере в то, что Гитлер не нападет вообще, на сталинскую уверенность в том, что Гитлер все же нападет, но не скоро. Отметим, однако, что уже в самом этом изменении позиции о сталинских виновностях, заметен некоторый ее диссонанс. Особенно учитывая достаточно продолжительную историю с эволюциями этих истин. От уверений в безграничном доверии Сталина Гитлеру. До утверждений в сталинском просчете в сроках немецкого нападения.
Читатели, знакомые с моими предыдущими работами, знают конечно, что там он как раз и рассматривался, среди прочего, вопрос сталинского неверия. Как в нападение на СССР, так и в сообщения советских разведчиков о военных приготовлениях Германии. Да и об атмосфере там было сказано, по-моему, достаточно. В том числе предъявлялись там и доказательства того, что мнения в присутствии Сталина отстаивались достаточно свободно.
Во всяком случае, по многочисленным воспоминаниям очевидцев, выслушивал он окружающих с завидным терпением и спокойствием, значительно более выраженным, чем у других руководителей. Даже и тех, кто слыл после него терпимым и либеральным. Слушал обычно, не перебивая, даже уточняющие вопросы старался задавать после того, как докладчик заканчивал говорить, стараясь не сбивать, не давить собственным авторитетом на его мнение. Никогда не спешил не то, что навязывать свою точку зрения, но даже как-то обозначать внешне свое отношение к тому, что слушал. И даже старательно скрывал это свое отношение, чтобы обязательно получить о предмете непредвзятое, всестороннее и возможно глубокое представление. Никогда первым не озвучивал это свое мнение. И самое главное. Любое решение принимал, обязательно учитывая мнение специалистов. Более того. Зачастую именно их мнение оказывалось для него решающим. Даже в том случае, если расходилось с его первоначальным мнением.
Это, конечно, совершенно расходится с привычными утверждениями о сталинских нетерпимостях, но что делать. Уверения эти, как некую аксиому, многократно повторили за Хрущевым и Микояном (имевших к тому острейший личный интерес) многочисленные историки, никогда близко не общавшиеся со Сталиным. Обратные же им описания делового стиля Сталина исходят не от политиков, спасавших себя от обвинений в участии в репрессиях, а от людей дела, работавших со Сталиным предметно.
Что интересно. С обнародования работы "Зачем Сталину была нужна власть?" прошло более семи лет. За это время доказательно возразить свидетельствам, представленным в ней, не смог ни один человек. Самое главное возражение можно суммировать в следующей формуле: "Мне все равно как Сталин принимал решения, поскольку это был тиран, убийца и преступник".
Между тем, очевидно, что независимо от того, какими именно словами можно обозначить личность Сталина, сами по себе эти определения не могут ответить на вопрос о принятии им того или иного решения относительно угрозы германского нападения. Одновременно с этим понятно, что ответ на этот вопрос имеет самое прямое отношение как раз к обычно свойственному ему стилю подготовки и принятия решения.
Внимательное же рассмотрение вопроса об отношении Сталина к угрозе немецкой агрессии, с обязательным учетом присущей обычно Сталину манеры подготовки и принятия решения, может привести нас к выводам, значительно изменяющим наши привычные представления. Но, несомненно, к более точным и приближенным к истине.
Тем не менее, именно от этого "мне все равно" и отталкиваются обычно утверждения профессиональных историков, описывающих нетерпимость Сталина к вопросу об угрозе немецкого нападения. Об атмосфере, где существовало только мнение Сталина и не существовало никаких других мнений. Что и противоречит как раз воспоминаниям людей, общавшихся с ним предметно.
И, повторю еще раз, если по конкретным вопросам военного и технического характера мнение специалистов зачастую было решающим даже в том случае, если противоречило первоначальному мнению Сталина, то не вижу, почему иначе должно было быть в вопросе возможности германского нападения на СССР.
На мой взгляд, проблема эта не решена до сих пор, что означает высокую вероятность того, что подобная ситуация может однажды снова повториться. Учитывая же небывалую трагедию, которую она в себя вмещает, очевидно и значение правильного понимания ее причин. Одно это уже говорит о высокой важности ее осознания.
Между тем, многочисленные данные, прямые и косвенные, указывают на то, что понимание это в огромной степени искажено. Причем искажено умышленно. И произошло это во многом из-за того, что все в этой проблеме завязано на личность Сталина, являющейся вот уже много десятков лет точкой приложения усилий множества людей самых разнообразных политических взглядов.
Поэтому правильное осознание проблемы осложняется тем, что значительную ее часть затемняет ожесточенность отношения к этой личности. Что и приводит к фундаментальному искажению осознания той стороны проблемы, которая действительно связана с именем Сталина.
Но речь-то на самом деле идет о проблеме намного более широкой, чем ее можно объяснить ссылкой на личность одного человека. Однако, эти более широкие ее аспекты опять-таки неизбежно теряются из виду на фоне чисто политических споров и дискуссий, вызванных отношением к его личности.
Поэтому все это делает понимание истиных причин трагедии 1941 года многократно более трудным, чем если можно было бы их рассматривать при беспристрастном и спокойном отношении.
Все сказанное в полной мере отразилось, к сожалению, и на профессиональном историческом сообществе Поэтому, думаю, что пора перестать столь уж доверчиво относиться ко всему, построенному исторической наукой, как советской, так и современной.
Особенно это касается устоявшихся мнений о том, что Сталину что-то кто-то боялся докладывать или и со страху докладывал нечто угодное ему. Нет, конечно, подхалимов и угодников во власти, не имеющих собственного мнения, но выдающих за оное мнение начальственное, хватало и хватает всегда, вне зависимости от всяческих культов и атмосфер. Но, во-первых, от таких людей Сталин старался всемерно избавляться, судя по тем же воспоминаниям. А, во-вторых, мнение таких людей в данном случае не имеет значения, поскольку в интересующих нас вопросах главную роль играли не они. Тех, кто такую роль играл, мы увидим ниже, по подписанным ими документам. И там, забегая несколько вперед, ничего угодливого мы с вами как раз не обнаружим.
Понятно, что подобное утверждение является чистым умозаключением и твердым доказательством, естественно, служить не может. Я и не пытаюсь обосновывать такие серьезные выводы с помощью одной лишь логики, хотя и отмахиваться от логических построений тоже не считаю возможным. Более того, повторю, что считаю отказ принять во внимание изложенное проявлением явной пристрастности представителей официальной науки. Тем не менее. Понятно, что настоящим доказательством, подтверждающим логику, может быть только факт. Так вот. Именно фактами мы с вами и займемся.
И начнем с того простого факта, что утверждения о том, что Сталин гневался в той или иной форме на утверждения о подготовке германского нападения, достоверных подтверждений не имеют. Красноречивым примером, не подтверждающим, но как раз опровергающим это утверждение, является история с нецензурной сталинской резолюцией на одном из разведывательных донесений. Об этом донесении и об этой резолюции шла речь в "Рихарде Зорге: заметки на полях легенды". Там получилось, что эта знаменитая резолюция доказывает вовсе не неверие Сталина в германское нападение, а показывает технологию, которая применяется при создании аксиомы о сталинском доверии Гитлеру и неверии в сообщения о гитлеровском вероломстве.
Сюда же можно отнести и привычные рассказы о том, как Берия, выслуживаясь перед Сталиным, запрещал упоминать о подготовке немцев к войне с Советским Союзом. Эти рассказы привычно подтверждают и соответствующими "документами", которые на самом деле никто никогда в глаза не видел. И "записка Берии" про "бомбардирующего" его дезинформациями Деканозова, а также "тупого генерала" Тупикова... И его же резолюция про "стереть в лагерную пыль"... В работе о Рихарде Зорге эти, с позволения сказать, "документы" достаточно подробно рассматривались, поэтому повторяться здесь о доказательствах такого уровня, думаю, будет излишним.
Легко можно догадаться, что, судя по первым словам настоящей работы, посвящена она будет этой же теме. И это действительно так. Более того. Сам первоначальный ее замысел родился из вопросов, прозвучавших в самом конце очерка о Рихарде Зорге. А именно.
Какой советский разведчик на самом деле предупредил Сталина о начале войны 22 июня (или 23 июня) 1941 года? Когда это произошло? При каких обстоятельствах?
Сегодня ответ на этот вопрос сложился для меня в достаточно ясную картину. Поэтому считаю, что на вопрос этот можно ответить уверенно. Что я и попытаюсь сделать, несмотря на понимание всей сложности и объемности такого труда. Сложность же и объемность являются следствием того, что предупреждение это, по моему мнению, сложилось из совокупного множества самых разных донесений и обстоятельств. Так что не ждите здесь никаких сенсаций о каком-то одном выдающемся разведчике, добывшем эту важную информацию.
Именно поэтому кому-то объем работы может показаться излишне большим. Приношу за это свои извинения, но полагаю это неизбежным следствием исследования такой сложной темы.
***
Начать наш разговор предлагаю с рассмотрения некоторых соображений общего характера. Давайте для начала присмотримся к некоторым незыблемым постулатам, касающимся предвоенного времени.
Начнем с самого известного. О том, что Сталин не верил в нападение Гитлера. Вот просто так, не верил, и все. Почему? Объяснений обычно много. И глупый был. И самоуверенный. Уверовавший в непогрешимость собственных расчетов. Хорошо. Допустим.
А вот интересно. Каких именно расчетов? Что с чем соизмерялось в этих расчетах? Об этом обычно стараются промолчать. Чаще всего этого вопроса не касаются, сосредоточившись на сталинских личностных качествах.
Впрочем, отвлечемся на них на минуту и мы, оставим пока в стороне вопрос о расчетах. Посмотрим, что получается, если обратиться исключительно к личностным характеристикам Сталина.
Получается же в этом случае полная ерунда. Никто вокруг не верил Гитлеру, все в стране вот-вот ожидали германское нападение. Ожидали все, не верили Гитлеру все, вплоть до самых доверчивых. А верил Гитлеру только Сталин. Являвшийся, как нас уверяют одновременно с этим, самим воплощением недоверчивости. И пактом этим пресловутым его Гитлер усыпил и заставил впасть в эйфорию собственной безопасности. Поскольку кремлевский диктатор добродетельно и непреложно верил в силу подписанной кем-то бумажки. Такой вот доверчивый и наивный Сталин. Этакий школьник младших классов с восторженно распахнутыми глазами.
Между тем "всем известно", что он и своим не очень-то верил, кого-то даже казнил, если припомните. И на международной арене тоже не изменял своей натуре. Той же Англии ни на грош не верил, тому же Черчиллю не верил, считал их злейшими врагами. То есть, как по отношению ко всем другим, так недоверчивый и подозрительный тиран. А Гитлеру, с его неоднократно и публично высказанными намерениями по уничтожению Советской России вообще и большевизма в частности, верил, как неопытная студентка матерому обольстителю. Это как? Это об одном и том же человеке?
Или странные утверждения о том, что Сталин так запугал свое окружение, что те докладывали ему только то, что он хотел от них услышать. И, естественно, страшно наказывал тех, кто докладывал ему сведения о подготовке Германии к нападению на Советский Союз.
Странные, это потому, что сегодня твердо установлен тот факт, что разнообразные данные о подготовке германского нападения ему докладывались регулярно и во множестве. Некоторые из этих данных, кстати, мы с вами увидим в настоящей работе.
Так кого он тогда запугал? Если эти сведения ему свободно докладывались? И куда тогда можно отнести мнение большинства историков о сталинском гневе за такие доклады? Сталин их считает ложными, провокационными, кричит, топает ногами, гневается... А ему их шлют и шлют... Шлют и шлют... И никого из тех, кто кладет ему на стол эти донесения, сталинский гнев почему-то не пугает. Это как? Это вы исторические факты предъявляете? Или рассказываете сказки?
То есть, очевидно, что, поскольку разведывательные сообщения о подготовке Германии к войне с СССР направлялись в адрес Сталина свободно и беспрепятственно, значит, никаких запретов на эту тему он, как минимум, не накладывал. Следовательно, считал эти донесения для себя, как главы государства, необходимыми. Относиться мог к ним как угодно, но с порога их не отвергал. Иначе, зачем ему было тратить по нескольку часов в день на чтение заведомой для него чепухи? Значит, что-то его в этих сообщениях интересовало?
Но если что-то его в них интересовало, то одно уже это несколько противоречит мнению, что он им "не верил", не так ли?
Впрочем, и здесь впору задать вопрос. А что, разведка, это религия, чтобы ей можно было верить или не верить? Оно понятно, что для обывателя, вскормленного захватывающими историями про Штирлица или Джеймса Бонда, возможности разведки кажутся беспредельными и всемогущими. В его представлении разведка может все, вплоть до того, что могла выведать самые тайные мысли Гитлера.
Между тем, разведка, это, если отставить в сторону романтику, всего лишь кропотливый сбор и сопоставление информации. И не факт, что нужная информация обязательно окажется в поле зрения ее собирателя. Повезет, и эта информация к тебе приходит. Не повезет, и она пройдет мимо тебя. Нет там всемогущих. А потому нет на самом деле никакого всемогущества разведки. И серьезные люди, живущие в реальном мире, это хорошо понимают.
Кроме того, на свете существуют как это ни странно, и разведки других государств. И хлеб свой они обычно даром не едят. Если интересы страны, для которой разведчик (или контрразведчик) работает, требуют, чтобы он вас обманул, можете не сомневаться, он вас обманет. Потому что он красиво выкладывает перед вами именно то, что вы так настойчиво и старательно ищете. Информацию. И это только в книжках "про шпионов" проницательный положительный герой обязательно раскусит обман. В жизни такое случается нечасто. Просто потому, что у вашего разведчика слишком мало информации, чтобы оценить свой улов. Кроме того, разведчик всегда один, а против него работает система. Государство. Пойди тут, обыграй.
Давайте вспомним издавна сложившееся обвинение, что важнейшие и совершенно точные разведывательные данные о германской угрозе считались Сталиным и его окружением подброшенными английской разведкой. С целью поссорить СССР и Германию. Подразумевается, что глупость такого их мнения лежит просто за пределами необходимости как-то его комментировать.
Тем не менее. Позволим себе задуматься и по этому поводу.
И спросим. А что, сама по себе постановка вопроса про возможность британской дезинформации так-таки и невероятна?
После разгрома Франции Англия оказалась в отчаянном положении. Одним из приоритетов ее внешней политики с этого момента оказалась острая необходимость в отвлечении Германии от Британских островов, в каком угодно направлении. Лишь бы подальше от себя. Единственным по-настоящему действенным инструментом такого отвлечения для Англии мог явиться только конфликт между Германией и Советским Союзом. Поскольку к тому моменту СССР оказался в Европе единственной по-настоящему серьезной силой, способной отвлечь от Англии Германию.
И, если Советский Союз остался единственной силой на континенте, которая могла в тот момент ослабить Германию и переключить тяжесть ее военных усилий с Англии куда-то еще, самым логичным было бы предпринять собственные усилия к организации конфликта между Германией и СССР. Она их, кстати, и предприняла.
Судоплатов П.А. "Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля".
"...Сведения о дате начала войны Германии с Советским Союзом, поступавшие к нам, были самыми противоречивыми. Из Великобритании и США мы получали сообщения от надежных источников, что вопрос о нападении немцев на СССР зависит от тайной договоренности с британским правительством, поскольку вести войну на два фронта было бы чересчур опасным делом.
От нашего полпреда в Вашингтоне Уманского и резидента в Нью-Йорке Овакимяна к нам поступили сообщения, что сотрудник британской разведки Монтгомери Хайд, работавший на Уильяма Стивенсона из Британского координационного центра безопасности в Эмпайр-Стейт билдинг, сумел подбросить 'утку' в немецкое посольство в Вашингтоне. Дезинформация была отменной: если Гитлер вздумает напасть на Англию, то русские начнут войну против Гитлера.
Анализируя поступавшую в Союз информацию из самых надежных источников военной разведки и НКВД, ясно видишь, что около половины сообщений - до мая и даже июня 1941 года - подтверждали: да, война неизбежна. Но материалы также показывали, что столкновение с нами зависело от того, урегулирует ли Германия свои отношения с Англией. Так, Филби сообщал, что британский кабинет министров разрабатывает планы нагнетания напряженности и военных конфликтов между Германией и СССР, с тем чтобы спровоцировать Германию. В литерном деле 'Черная Берта' есть ссылка на информацию, полученную от Филби или Кэрнкросса, о том, что британские агенты заняты распространением слухов в Соединенных Штатах о неизбежности войны между Германией и Советским Союзом: ее якобы должны были начать мы, причем превентивный удар собирались нанести в Южной Польше. Папка с этими материалами день ото дня становилась все более пухлой. К нам поступали новые данные о том, как британская сторона нагнетает страх среди немецких высших руководителей в связи с подготовкой Советов к войне. Поступали к нам и данные об усилившихся контактах зондажного характера британских представителей с германскими в поисках мирного разрешения европейского военного конфликта..."
Что здесь важно, так это, конечно, не то, что британское правительство через свою агентуру прилагало усилия к развязыванию конфликта между СССР и Германией. Эти усилия являются само собой разумеющимися, странно было бы, если бы они их не предпринимали. Но по-настоящему важным было то, что об этих усилиях советское правительство знало уже тогда.
Причем, не отвлеченно знало, а вполне конкретно. С фактами и доказательствами.
Представим себе. Как думаете, если, чисто гипотетически, Гитлер не готовил бы нападение на Советский Союз. Неужели можно себе представить, что и в этом случае советская разведка все равно не получала бы сведений о том, что Гитлер готовится к нападению? Или немцы не получали бы от кого-то сведний, что к такому нападению на Германию готовится СССР? Учитывая тот факт, что английская разведка являлась одной из сильнейших в Европе, ей не составило бы труда наводнить континент такого рода информацией.
И не надо думать, будто только что сказанное является всего лишь предположением. Потому что оно имеет свое подтверждение и в известной нам реальности. Какое?
Налицо имеется общеизвестный факт. Советские разведчики передали в Москву множество сведений о сроках нападения Германии на СССР. Называлось в разное время чуть ли не полтора десятка разных сроков. Это иногда ставится советской разведке в некую заслугу. Вот-де, пусть и неточно дали срок нападения, но сообщили же, что Германия нападет вот-вот. А что ошиблись в сроке, это, вроде, неважно. Главное, что эти сообщения уверяли неверящего Сталина в готовности Гитлера напасть.
На самом же деле, эта разноголосица в указании сроков германского нападения, наоборот, заставляла сомневаться в истинности сведений о намерениях Гитлера. Почему?
Здесь дело даже не в том, что такие сообщения были аналогом пастушьего крика "волки", когда волки на самом деле не нападали. Хотя и это, конечно, играло в оценке немецкой угрозы свою отрицательную роль. Но намного больший вред для ее осознания наносило то, что для любого разумного человека было видно, что такого рода информация явно, целенаправленно и масштабно вбрасывалась кем-то специально.
Почему целенаправленно и масштабно, думаю, понятно. А вот, почему явно?
Дело в том, что информация о дне начала военных действий до поры известна нескольким считанным людям из самого близкого окружения главы государства. И даже если кто-то из них, чисто случайно, сболтнет лишнего в том кругу, где сведения такие знать не полагается, то не может эта информация разлететься мгновенно по сотням адресов, от Нью-Йорка и Токио до Мадрида и Парижа. Такая информация является уникальной, неужели это не понятно? Значит, если произошла утечка информации о сроке нападения, то будет об этом, в лучшем случае одно-два сообщения, полученное от ограниченного числа источников.
Но мы-то видим (и увидим еще в настоящей работе предметно), что сообщений о возможном сроке нападения было просто огромное количество, полученное в разное время из мест, география которых охватывала весь мир. И это, напомню, только исходя из тех сообщений разведки, которые в настоящий момент опубликованы. Можно себе представить, сколько их еще можно было бы увидеть в тех документах, которые и сегодня нам еще неизвестны...
Тогда о чем может говорить это явление? Да очень просто. Получается, что данные эти - вовсе не результат утечки информации. Что эти сведения предлагаются из каких-то иных источников, не связанных с германским командованием. Понятно также и то, что сведения о подготовке нападения одной страной на другую вполне могут подтолкнуть объект будущего нападения на враждебные действия, которые могут спровоцировать войну сами по себе.
Осознание этого факта неизбежно приводит любого думающего человека к однозначному выводу о том, что такого рода сообщения не могут быть ничем иным, как целенаправленным вбросом дезинформации с той стороны, которая кровно заинтересована на тот момент в войне между СССР и Германией. А это могла быть только английская разведка, никому больше это было не нужно.
Иногда впрочем указывают на то, что разные сроки нападения Германии, сообщенные советскими разведчиками, объясняются тем, что дата нападения переносилась. Должен этому объяснению возразить.
Во-первых переносился этот срок не пятнадцать раз. И не на пятнадцать разных дат.
Во-вторых, никакого перенесения сроков нападения на самом деле не было. Было перенесение намерения (если можно так выразиться) нападения. По той простой причине, что для того, чтобы срок был изменен, он сначала должен быть назначен. Между тем, известные сегодня документы германского командования того времени содержат всего один официально определенный срок нападения Германии на СССР - 22 июня. Единственное упоминание иной даты, а именно, 15 мая 1941 года было обозначено в Директиве номер 21 по плану операции "Барбаросса". Но там говорилось лишь о том, что к 15 мая должны быть завершены все мероприятия по подготовке операции. Однако, это вовсе не было указанием на дату начала операции. Более того. Там же, в этой же самой директиве, было особо и специально оговорено, что сроки операции пока не назначены. То есть, вполне возможно, что, не случись балканской кампании, Гитлер мог назначить сроком нападения те же 15 мая. Но реальность такова, что срок 15 мая назначен не был.
Третье. Даже если бы срок был перенесен, получить сведения об этом можно было тоже только ограниченное число раз. Это опять же сведения из той категории, получить которые можно лишь единожды и в результате необыкновенной удачи.
Поэтому, еще раз. То, что Сталин оказался завален сведениями о разных сроках нападения Германии, говорило вовсе не о доказательности факта подготовки этого нападения. Это говорило о том, что сведения об этой подготовке были сфабрикованы.
Но осознание этого факта неизбежно влекло за собой и другое следствие. Трагическое. Все иные сведения от тех разведчиков, которые предъявляли разные сроки возможного нападения Германии, приходилось неизбежно рассматривались как полученные из того же круга источников. А значит, тоже как дезинформацию, предложенную чужой разведкой.
Это в том случае, если сам разведчик был безусловно честен по отношению к своей стране.
Только ведь в работе разведки следует постоянно помнить и о том, что каждый разведчик в любой момент может оказаться перед выбором, умереть в безвестности мучительной смертью или работать не только на свою страну. А это уже духовный подвиг такой высоты, на который способен не каждый. Не следует забывать и о более прозаических причинах. Банальное предательство, например. Деньги или другие разнообразные соблазны.
Могут быть соображения и более изощренного порядка, когда сотрудничество с чужими оправдывается для кого-то высшими интересами своей страны. Так, например, имеются сведения о том, что безусловный патриот Германии и один из самых сильных немецких разведчиков адмирал Канарис имел негласные контакты и с английской разведкой.
То есть, причины, по которым разведчик может сознательно поставлять своей стороне ложные сведения, разнообразны и многочисленны. Они не часты, конечно, но вполне реальны. Поэтому в разведке верить всем без исключения на том возвышенном основании, что речь идет о героизме их труда, конечно, нельзя. Там работают разные люди.
Кроме того, как это ни странно, но не всегда самым важным вопросом является степень доверия самому разведчику. Намного важнее, это определить степень доверия источнику, откуда он получил сведения. Потому что дезинформацию может представить и абсолютно честный разведчик, получив ее от источника, который ее специально распространяет. Она может быть направлена конкретному разведчику, если он незаметно для себя раскрыт враждебными спецслужбами. Возможно так же, что эта информация распространяется не направленно для кого-то конкретного. Возможно, что она распространяется произвольно, направо и налево, в надежде, что где-то ее выловит чужая разведка.
То есть, вариантов внедрения дезинформации может быть много. И об этом прекрасно известно тем, кто эту информацию получает. Поэтому доверчивых здесь нет, они здесь категорически противопоказаны. И когда кто-то сетует на то, что Сталин не верил тому или иному разведчику, или даже всей разведке в целом, объясняя это обычной сталинской паранойей, это означает просто, что обвинитель не очень разбирается в самом существе вопроса, о котором рассуждает.
Можно, конечно, спросить. А зачем тогда нужна разведка, если сообщениям разведчиков нельзя верить безоговорочно? Ответ здесь очень простой. Для того, чтобы с помощью разведки получить представление о действительности, максимально приближенное к истинному, надо опираться не на одно донесение, а на их совокупность.
Поэтому любое донесение разведчика необходимо проверять. Сопоставлять его с другими сообщениями. Только комплекс сведений из разных источников можно оценивать как итог более или менее достоверный. Да, конечно, могут быть случаи, когда один разведчик добывает уникальную информацию настолько высоко, что проверить ее просто невозможно как раз в силу ее уникальности. Так бывает. Но это, к сожалению, тот случай, когда опираться безоговорочно даже на такую важную информацию невозможно как раз потому, что она не проверяема. А основывать на ней не просто меры государственного значения, а поистине, вопросы жизни и смерти государства, как в вопросе, который нам предстоит исследовать, это, безусловно, авантюризм. Или, скажем мягче, верх легкомыслия.
Еще одна сторона этого вопроса. Это уже о том, что касается документальных источников, на основании которых рисуется картина мира. В работе о Рихарде Зорге, например, было представлено достаточно доказательств того, что современное убеждение в том, что разведка предоставила Сталину однозначную и убедительную информацию о германском нападении, является мифом. Основанном на той простой истине, что доказательность эта была искусственно построена усилиями "объективных" историков, с целью доказать сталинскую глупость, когда он не прислушался к тому или иному совершенно точному донесению советской разведки.
Действительность же такова, что сведения, близкие к истинным, были на самом деле густо перемешаны с откровенно ложной информацией. Которую эти "объективные" ученые просто обошли молчанием. Дабы не рушить построенную ими "объективную" картину мира.
Сюда же можно добавить и еще одно обстоятельство, на которое тоже не очень-то обращается внимание. Говоря о точности сообщений разведки, в особенности касающихся сроков начала войны, к которым не прислушался Сталин, обычно умалчивается одна общая для них деталь. Практически все эти сведения были устными. Чьи-то слова. Чьи-то мнения. Чьи-то впечатления. Но советской разведкой не было добыто практически ни одного серьезного документа, подтверждавшего эти сведения. Да что там документа. Даже одной странички слепой неучтенной копии. Даже одного обрывка документа. Это не в упрек, конечно, здесь опять же велик фактор везения. Но, рассуждая о верах и невериях, учитывать это обстоятельство все-таки тоже необходимо.
***
Еще одна важнейшая сторона этого вопроса. Вспомним еще раз обвинение Сталина в том, что именно из-за его неверия героическим советским разведчикам он и отклонил спасительное для страны предложение военного командования привести приграничные военные округа в состояние полной боевой готовности.
Г.К. Жуков. "Воспоминания и размышления".
"...На другой день (после опубликования Сообщения ТАСС - В.Ч.) мы были у И. В. Сталина и доложили ему о тревожных настроениях и необходимости приведения войск в полную боевую готовность.
- С Германией у нас договор о ненападении, - сказал И. В. Сталин. - Германия по уши увязла в войне на Западе, и я верю в то, что Гитлер не рискнет создать для себя второй фронт, напав на Советский Союз. Гитлер не такой дурак, чтобы не понять, что Советский Союз - это не Польша, это не Франция и что это даже не Англия и все они, вместе взятые.
Нарком обороны С. К. Тимошенко попробовал возразить:
- Ну а если это все-таки случится? В случае нападения мы не имеем на границах достаточных сил даже для прикрытия. Мы не можем организованно встретить и отразить удар немецких войск, ведь вам известно, что переброска войск к нашим западным границам при существующем положении на железных дорогах до крайности затруднена.
- Вы что же, предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы оба это или нет?
Затем И. В. Сталин все же спросил:
- Сколько дивизий у нас расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском военных округах?
Мы доложили, что всего в составе четырех западных приграничных военных округов к 1 июля будет 149 дивизий и 1 отдельная стрелковая бригада. Из этого количества в составе:
- Ну вот, разве этого мало? Немцы, по нашим данным, не имеют такого количества войск, - сказал И. В. Сталин.
Я доложил, что, по разведывательным сведениям, немецкие дивизии укомплектованы и вооружены по штатам военного времени. В каждой их дивизии имеется от 14 до 16 тысяч человек. Наши же дивизии даже 8-тысячного состава практически в два раза слабее немецких. [259]
И. В. Сталин, вспылив, сказал:
- Не во всем можно верить разведке...
Во время нашего разговора с И. В. Сталиным в кабинет вошел его секретарь А. Н. Поскребышев и доложил, что звонит Н. С. Хрущев из Киева. И. В. Сталин взял трубку. Из ответов мы поняли, что разговор шел о сельском хозяйстве.
- Хорошо, - улыбаясь, сказал И. В. Сталин.
Видимо, Н. С. Хрущев в радужных красках докладывал о хороших перспективах на урожай...
Ушли мы из Кремля с тяжелым чувством..."
Здесь, заметим, полностью соблюдены законы жанра.
Сталин не верил советской разведке, это всем известно. То, что Германия вот уже почти два года находится в состоянии войны, а потому ее дивизии ожидаемо могут быть укомплектованы и вооружены по штатам военного времени, это для любого разумного человека как раз может быть вполне вероятно. Но Сталин в саму возможность такого не верил, потому что был тупой, что тоже всем известно.
Кстати, особенно хорошо это было известно как раз из рассказов наших военных. Из воспоминаний и размышлений о том, что накануне войны Сталина заботили исключительно урожайные дела. Впрочем, и то, что Сталин вспылил, и вспылил, заметим, при одном только упоминании о разведке и ее сведениях, передано абсолютно корректно. Действительно. Не сказано ведь, что он кричал и топал ногами. Вспылил всего лишь, что возьмешь с кавказского человека, пылящего по любому поводу направо и налево.
Только вот во всем этом пересказе есть одна странность. Нет, вовсе не в том, что Сталин пришел в ужас от предложения выдвинуть советские войска на запад. Потому что именно в это время по приказу Сталина советские войска как раз подтягивались сюда тайно из глубины страны.
Поэтому странно не это. Странно другое. Из хода разговора вовсе не видно, чтобы военные предлагали провести в стране мобилизацию, что в отношении великих держав действительно равнозначно объявлению войны. Они предлагали всего лишь привести войска в полную боевую готовность. А Сталин отреагировал так странно и неадекватно, что можно, действительно, военным нашим только посочувствовать. Будет тут у них тяжелое чувство, если приходится уламывать тупого тирана, ничего не понимающего в военном деле.
Или все-таки все здесь обстоит несколько иначе, так же примерно, как и с ужасами Сталина от перспективы придвижения советских войск к западным границам?
Дело в том, что обвинители здесь явно рассчитывали на то, что те, кто им внимает, просто не знают о том, что конкретно подразумевает под собой эта самая полная боевая готовность. На самом деле, полная боевая готовность означает вовсе не то, что обычно понимает под этим человек, не знакомый с тонкостями мобилизационных планов. То есть, в его представлении полная боевая готовность, это когда все подняты по тревоге, все вооружены, находятся на боевых позициях. И бдят.
На самом деле, это несколько не так. Полная боевая готовность на то и полная, что армия находится в полностью боеготовом состоянии. А полностью боеготовое состояние может быть достигнуто только в том случае, если она развернута по штатам военного времени. Штаты военного времени заполняются путем мобилизации в армию личного состава, автомобилей, тракторов, лошадей, иного транспорта... Причем масштаб вовлечения всех этих категорий в армейскую махину таков, что оперируют здесь обычно числами в миллионы и сотни тысяч. То есть, объявление полной боевой готовности немыслимо без объявления в стране всеобщей мобилизации. Оно, собственно, и запускает ее механизм, так это и предусмотрено обычно мобилизационными планами.
Получается, что речь в данном случае шла вовсе не о том, чтобы дать армии сигнал быть готовым к вражескому нападению. А действительно о том, чтобы объявить в стране всеобщую мобилизацию.
То есть, вопрос стоял накануне войны вовсе не так упрощенно, как представляют себе многие. Дело было не в том, объявлять войскам тревогу или не объявлять. Хотя и объявлять ее без знания точной даты нападения может явиться не благом, а ошибкой. И привести не к повышению боеспособности армии, а к ее понижению. Потому что человек не может слишком долго находиться в напряжении и оставаться при этом равно боеготовым и в день объявления тревоги и, если тревога не отменена, через месяц после этого дня. Вот объявили бы тревогу накануне 15 мая, не отменяя ее до начала войны, много бы армия навоевала 22 июня?
Так что это не вся сложность проблемы, стоявшей тогда перед Сталиным. Дело в том, что повышение боеготовности, сопровождаемое всеобщей мобилизацией, может явиться поводом к войне само по себе. А Сталин всеми силами старался оттянуть начало войны. Почему?