По окончании университета меня распределили в маленький городок, в котором, тем не менее, насчитывалось целых пять вузов и который ожидало большое будущее. Я была прикомандирована к местному пединституту, чтобы нести свет столичных идей будущим сельским учителям. Переход от студенческой вольницы в лоно ортодоксальной педагогики и провинциального истэблишмента для меня оказался мучительным. Возможно, я слишком субъективна. Но буду описывать свои ощущения такими, какими они были.
Прежде всего меня поразили приземистые здания эпохи нэп, затем - мое будущее жилище - общага для преподавателей. Длинный темный коридор с дощатым полом, один туалет в конце коридора на всех страждущих, а также один кран с холодной водой на кухне. По утрам в коридоре выстраивались две очереди из преподавателей, спешащих на службу. Но больше всего меня потрясла комната, где мне предстояло жить, впоследствии с подселением институтской комсомолькой богини, которая очень тщательно следила за моим морально-политическим обликом. Комната была светлая, беленая мелом, как деревенская горница. И на этих белых-белых стенах тысячами, нет - сотнями тысяч! - были налеплены трупики мух. Их живые сородичи в таком же немереном количестве толклись вокруг одинокой голой лампочки.
Местные жители были очень эмоциональными и не считали нужным сдерживать свои чувства. Напротив, эмоции, доводимые до своего логического, действенного результата, были чрезвычайно популярны. Скажем, если контролеры обнаруживали в автобусе "зайца", они принимались колотить негодника, пока с позором не изгоняли из салона. Неуемный темперамент горожан мне в первый же день удалось почувствовать на себе. По неопытности я явилась в провинциальный город в джинсах - одежде, которая, будучи обычной в столицах, действовала как прямая угроза местным нравам. Но это я поняла гораздо позже. Так вот, в первый же день ко мне вначале заявился один студент-выпускник:
--
Хозяйство у нас большое, есть козы, свиньи, куры... Через год я институт заканчиваю, а сейчас давай поженимся: нечего тебе нестельной коровой ходить!
Видимо, он считал себя неотразимым. Я живо представила себя задающей корм свиньям, и от этого пасторального образа мне стало не по себе первый раз.
В этот же день на меня начал многозначительно поглядывать какой-то толстый боров, как выянилось, брат одной из преподавательниц, студент 4 курса местного лекарского института. Поначалу мне показалось, что с его притязаниями мне удалось справиться легко. Но первая же моя ночь на новом месте оказалась омраченной безобразным событием. Уже засыпая, я услышала за окном сопение и кряхтение. " Я на втором этаже, никто сюда не проникнет", - успокаиваля я себя. Но внезапно на фоне окна во весь рост появилась фигура, чудовищная, как снежный человек. Я только успела в ужасе выбежать в коридор и постучаться к своей вновь приобретенной знакомой. Народ кое-где высыпал из комнат, а мой оборотень, студент-медик, спрятался в общественном туалете, выглядывая оттуда сквозь дверную щель, как загнанный зверь.
Анализируя эти события позднее, я сделала вывод, что местное общество весьма императивно предлагает мне существовать по здешним жестким законам. Во-первых, мне необходимо было переодеться в форму одежды, которую имели местные женщины: белый пуховый платок и приталенное пальто с опушкой; брюки, даже спортивные, разрешалось носить только вместе с платьем. Во-вторых, мне непременно нужно было к кому-то определиться, имелись в виду особи мужского пола. Относительно безопасно можно было ходить только в ближайший магазин. Я уже не говорю про курение, сами понимаете. А мне тогда, романтической дурочке, все грезился принц, с которым удастся обрести единение не только телесное, но и духовное. Разумеется, ни один из жителей городка не соответствовал моим высоким критериям. Принцы водились только в Москве или в Питере, причем в Питере - наверняка. Кроме того, сидя в одиночестве в своем заточении, я грезила о свободе большого города, где можно безнаказанно гулять хоть всю ночь и где можно спокойно попросить у прохожего зажигалку... Я также пыталась мысленно обустроить свою мечту, по принципу необходимости и достаточности: комната, хоть чебурашкина телефонная будка, стол, стул, кровать и санузел, и Эрмитаж в пределах досягаемости - этого было тогда вполне достаточно для счастья.
Поэтому, когда у меня появилась возможность поехать на несколько дней в Питер, я готова была отправиться туда на перекладных, через Москву. Проведя бессонную ночь в предвкушении поездки, я потом еще одну ночь почти не спала в самолете. Он привез меня в Домодедово, и на последней электричке я прибыла на Павелецкий вокзал. Знала бы я, что совсем скоро его окрестности станут окрестностями моего родного дома! Но тогда у меня в Москве знакомых не было ни души. Павелецкий вокзал был на реконструкции, народищу с тюками и чемоданами - уйма. Многие располагались на ночь прямо на грязном полу, но и там яблоку было негде упасть. А билет до Питера у меня был только на вечерний поезд.
И тогда я, совершенно очумевшая от усталости и поездки, чтобы не заснуть, вышла на осенний морозный воздух, чтобы накручивать круги по привокзальной площади в надежде, что это хоть немного взбодрит. Я уже смирилась с тем, что спать мне не придется еще долго. И вот, почти сразу на улице ко мне обратился, ни дать ни взять, Стив Сигал. Он что-то перекладывал в багажнике своей машины:
--
А что, девушка! Поедем на шашлык? (А я ведь еще была и голодна, как Ева в первый день создания).
--
Нет...Не хочу!
Мамино воспитание спасло от неприятностей. Сигал оказался опером в штатском, который вылавливал местных проституток. Я выдержала "проверку на вшивость", что и было немедленно сообщено местным блюстителям порядка. Иначе как еще объяснить то, что произошло дальше?
Пока я в гордом одиночестве вышагивала по кромке площади, ко мне подъехала ментовская машина, из нее вышел молодой симпатичный милиционер и, видимо робея, начал вышагивать рядом со мной, пытаясь найти общую тему. Представьте себе картину: ночь, провокзальная площадь, идет девица, а за ней с такой же скоростью ползет ментовское авто. Проезжающие по кольцу водилы останавливаются и выкрикивают массу полезных для такого случая советов. Но милиционер робок, а на улице холодно. Наконец, минут через 20, он все же предлагает:
-Давайте сядем в нашу машину, а то мы ведь на дежурстве!
Я рассудила, что если за все время они ничего дурного со мной не сделали, то, возможно, ничего дурного не сделают и в машине. И я села.
И мы до открытия метро ездили по закоулкам вокруг Павелецкого вокзала, прячась от проверяющих, так как штатскому в служебной машине быть не положено.И общение наше было невинно, как церковная служба. Меня угостили мандаринками, а когда открылось метро, подвезли ко входу, и, как королеву, высадили. А потом мой внезапный поклонник сказал:
--
Так мы с Вами и не познакомились...
Мы расстались, но я сохранила в сердце теплые чувства к московским ментам. Мой путь лежал в Питер, где мне еще предстояло набраться жизненного опыта, и который тогда казался мне таким волшебным, а питерские бомжи такими понимающими...