Она смотрела на него, своего мужа, который медленно катился по двору их двора от дома вглубь сада, где стояли пчелиные улики. Именно катился, а не шёл и не бежал. Он был инвалид и мог передвигаться только на тележке, к которой был привязан жестким ремнем. Отталкиваясь от земли деревянными колодками, он все дальше отъезжал от неё. Ещё сильные руки толкали тележку, на которой не было ног, ритмично одновременно двумя руками сразу. А она смотрела ему вслед, сидя на пороге дома, и думала о том, как быстро пробежало время от той их первой встречи у колодца. Как давно это было.
Тогда под вечер молодая кареглазая Паша, так ее ласково называли родные, прихватив два ведра и коромысло, бойко спешила за водой на колодец, который располагался в небольшом яру. Когда неожиданно из-за деревьев навстречу ей вышел парень. Он, загородив тропинку, улыбнулся и сказал:
-А как зовут эту красивую смуглянку?
- Прасковья.
- А меня звать Николай. Давай помогу воды набрать!- и, взяв из рук девушки ведра, пошел впереди неё к колодцу.
Пока он набирал воду, Паша внимательно его рассматривала. Высокий и широкоплечий, он был ловкий и сноровистый. Белокурые волосы лежали волной. Когда он поворачивал голову и смотрел ей в глаза, то у неё начинало сильно стучать сердце. От смущения она прятала глаза и отворачивалась.
-Я тебя раньше что-то не видел. Это не вы поселились на краю села?
-Да, мы только на прошлой неделе переехали сюда.
-Выходи вечером, я буду ждать у реки.
Вот так и было назначено первое в её жизни свидание. Старшая дочь в семье, Прасковья была опора и подмога своей матери, которая родив ещё четверых, часто болела. Любая работа ладно спорилась в её руках. И в огороде и на кухне вся работа быстро выполнялась. Давно находились сваты, но отец Кузьма не спешил с её замужеством. При больной жене Прасковья была просто не заменима как нянька. С любовью и нежностью она возилась с младшей сестренкой и двумя братьями. Отец был очень строг с Пашей и вольностей с её стороны не допускал. А тут первый раз её позвал на свидание такой парень, от которого кружилась голова, и замирало сердце. Ну, кто устоит? Стемнело, все легли спать, а Паша потихоньку выскользнув из дома, побежала к реке, в которой отливал серебром месяц.
Так с тех пор и повелось, как наступает ночь, Прасковья бежит к реке, где её ждет Николай. Через неделю другую решили пожениться, и Николай пошел к Кузьме просить выдать его дочь за него. Пришёл с добром, а получил взашей. Кузьма такое известие встретил в штыки, набычился, раскраснелся, негодуя от того, что за его спиной дочь посмела встречаться с кем- то, помимо отцовской воле. Николаю указали на дверь, а Прасковью заперли в доме, нагрузив работой. И мать и отец корили дочери и увещали, что жених ей не пара, что найдется и побогаче, и покрасивее. Как не стереги, а сердцу не прикажешь, оно к любимому тянется. С утра пошла, Паша корову доить в сарай, а там сразу в руки Николая попала. Целует, обнимает, прижимает и тихонько на ушко шепчет:
-Выходи за меня Пашенька, дорогая моя красавица. Сегодня в ночь, приходи к реке, в район пойдём, там и поженимся. И никто нам указ не будет. А тебя, моя красавица на руках буду носить до конца дней моих.
На том и сговорились. Паша потихоньку втайне от отца с матерью собрала узелок со своими вещами, и отнесла в лопухи за хату, где и спрятала. А вечером первой спать пошла, но не спала, ждала, когда все уснут. Потом встала, оделась, вышла за дверь и скрылась в ночи.
Наутро кинулись, а Прасковьи и след простыл. Забеспокоились, когда и к ночи не пришла домой. На другой день Кузьма с раннего утра бросился к родным Николая, который жил с братом на другом берегу реки. Прибежал, и стал тарабанить в дверь. Яша, старший брат Николая, вышел на крыльцо, сел на порог и сказал, задымив трубкой:
- Не пыли, Кузьма, не кричи с утра. Увёл Николай твою Прасковью в район.
-Украл, украл девку, - не унимался, кричал Кузьма, ругаясь и размахивая кулаками, потом тоже сел возле Яши, обхватил голову руками, закручинился.
- Так не переживай так, вот вернутся свадьбу сыграем, магарыча выпьем, сватами станем, - пыхнув трубкой сказал улыбаясь Яков.
На другой день, когда Паша и Николай вернулись в село, сыграли свадьбу.
2
Она сидела на скамеечку у крыльца своего дома, который они построили вместе с Николаем. С большой печкой на пол хаты и грубой на всю стену, которая в холодные ветреные дни дышала теплом и уютом. Одна большая комната и кухня. Маленькие оконца, толстые стены из самана, который вымешивала своими ногами из навоза, глины и соломы. В любви родились две дочери. Накануне в субботу был банный день, в большой лохани сначала помыла детей, и уложила их спать. Потом мылись они с Николаем, вперемешку с поцелуями, смехом и ласками. Вымытые и уставшие они легли счастливые спать. В воскресенье началась война. Мужчины уходили на фронт, а женщины рыдая их, провожали, прижав к себе малолетних детей. Куда уйдешь из родной хаты, куда подашься? Как прокормить себя и детей? В город, так там ещё тяжелее, а главное голоднее. Село в стороне от трассы находилось и немцев не скоро увидели.
А когда они пришли в село ужаснулись. Страх сковал за себя, за детей, за своих близких. Всех согнали к сельсовету и зачитали новые правила жизни на селе. Потом расстреляли пару старых коммунистов и семью еврея - сапожника. Как не трудно было Прасковьи, она выживала сама и тянула за собой детей. От голода выручал огород и голуби. Сизари поселились на чердаке их дома вскоре после его постройки. Николай сказал:
- Пусть живут, у нас есть дом и им тоже надо где-то жить, скрываясь от холодов и морозов. Видишь, как они воркуют, любят друг друга, как мы с тобой Пашенька. Не гони, пусть живут.
Если кур, гусей, индюков переловили, то голуби, вольные птицы, улетали куда хотели. Вот эти милые птички и спасали от голода.
Просыпаясь утром Паша становилась перед образом Богоматери с младенцем и молилась, чтобы у неё хватило сил вынести всё ,что Бог пошлёт на её долю, чтобы Николай пришёл с войны живой, чтобы дети вынесли все лишения этой войны, чтобы быстрее кончилась эта война.
В середине сентября 1943 в село пришли немцы, и стали на постой в школе и сельсовете. Ходили по домам, ловили живность, рвали фрукты с деревьев. Паша только уложила девочек спать и вышла во двор, чтобы развесить постиранное белье, как увидела, что во двор заходят несколько немцев. От страха она метнулась за сарай и там притаилась, надеясь, что её не заметили. Стояла, прислонясь к стенке, чуть дыша. Не прошло и минуты, как ей зажали рот и повалили на землю. Двое держали, один рвал на ней платье и нижнее бельё. Задыхаясь от боли и удушья, содрогаясь от ужаса, Паша вырывалась из державших ее рук. После первого она уже не сопротивлялась, а терпеливо сносила удары судьбы. Все её мысли сосредоточились на одном, чтобы только её не убили, чтобы дети не осиротели, ибо без неё они пропадут. Немцы сменяли друг друга по кругу, а она лежала уже безучастная, измотанная и истерзанная с покусанной плотью и раненной изнутри. Насытившись, скинув с себя напряжение и стресс войны, немцы, уходя, оставили возле неё на земле галеты, консервы и плитку шоколада. Она лежала долго с закрытыми глазами, а по щекам её струились ручейки слез. Потом медленно села, обхватив голову руками и зарыдала, зарычала, как раненый зверь. Постепенно рыдания стихли, и Паша затихла. Собрав оставленные продукты, она пошла в хату, где её ждали дети. По ночам она просыпалась в страхе, вновь и вновь переживая насилие. Через две недели поняла, что понесла, и понесла от врагов своих. Что делать? Как жить? Что скажут люди? Ну, когда же кончится эта проклятая война? А ребенок в теле рос по своим законам, не считаясь, кто посеял это семя. Дитё хотело жить, а матери оставалось только его выносить.
3
К ноябрю пришло освобождение оккупации. Стали возвращаться беженцы и демобилизованные, непригодные к службе солдаты. В один из дней возле дома остановилась машина, и солдат на руках внес домой Николая, живого, улыбающегося, без двух ног выше колен. Ещё занесли его ноги, тележку с колодками и положили на пол. Паша подбежала, обхватила Николая, обняла и громко зарыдала, одновременно и от счастья, что он жив и от горя, что навек он теперь калека. Дочери стояли, прижавшись друг другу, с испугом глядя, как их мать обнимает чужого мужчину, и сами стали громко плакать.
-Доченьки, это ваш папа вернулся с войны! - сказала Паша.
Радость пришла в дом вместе с Николаем, вместе с мирной жизнью. Там ещё шли бои и гибли солдаты, ещё не скоро падёт Берлин, а тут стало легче жить. Восстанавливали совхоз, нужны были рабочие руки, и Паша ушла на работу, а Николай был дома с детьми. Больной, израненный Николай нуждался и в помощи, и в сочувствии. Простые элементарные вещи надо было осваивать, преодолевать стеснение и не чураться помощи. Боли приходили по ночам, не давая отдых ни Николаю, ни Паше, которая неотступно была рядом с ним. А с утра вновь ей надо было идти на работу, а Николай оставался на попечение дочерей. Со временем боли утихли, и здоровье стало приходить в форму. Вот тут ночью, лежа в кровати, Паша и рассказала Николаю, что с ней произошло в сентябре и что она носит дитя под сердцем. Долго молча лежал Николай, только вздыхал, а потом сел достал мундштук, вставил туда сигарету и, задымив, сказал:
-Вот, что натворила эта проклятая война! Я пришёл домой калекой, ты истерзанная ждешь ребенка. Может тот немец, что меня ранил и оставил без ног и тебя изломал, истязал, да ещё ребеночком наградил. Господи, душа болит и требует отмщения. Но, как и кому, мне мстить? Тебе, любимая, моя жена Пашенька, или невинному младенцу, что в чреве твоем растет? Узнают власти, что ребенок у тебя от немцев посадят тебя, невзирая на то, что у тебя малолетние дети и муж калека , а мы без тебя пропадем. Я сопьюсь, а детей по детдомам разбросают. - сказал Николай. Потом обнял Прасковью своей широкой рукой, и прижал к себе. Повернул к ней своё лицо и заглянул ей в глаза, в эти невероятно красивые карие глаза. Потом наклонился и припал к её раскрытым губам и с нежностью поцеловал. Потом отстранился и добавил чуть слышно:
- Давай будем считать этого ребенка нашим, твоим и моим, и никто некогда не узнает правды о том, чей это ребенок. Наши всё тут! Всё решено! А роды наступят, мы придумаем что ни - будь, чтобы подозрение отвести. Ты главное не переживай, дорогая, прорвемся.
Прасковья обняла мужа, а потом сползла на пол с кровати и, став перед Николаем на колени, стала целовать его руки, его пальцы. Она целовала и приговаривала:
Дорогой мой, спасибо тебе огромное, за великодушие твое, за доброту твою, за любовь твою. Любимый мой, как я тебя люблю, как я истосковалась по тебе, по твоей ласке. Прими мою к тебе любовь.
4
Вот сидит Прасковья на крыльце своего дома, как у причала всего мира, щёлкает семечки и смотрит, как её муж с пчёлами возится. Смотрит, улыбаясь, и думает, какая же она счастливая женщина. После войны ещё троих сыновей родила. Воспитали они с мужем прекрасных людей, трудолюбивых, добрых. Старший сын на агронома выучился, а потом председателем колхоза стал. Средний механиком стал, а младший моряк. Все одр ужились и внуков подарили. И они с Николаем уже седьмой десяток разменяли, а живут в любви и согласии.