Василий Леканов
1918 – 1989 гг.
(Род. 13 марта 1918 года в селе Объячево Усть-Сысольского уезда Вологодской области)
Пьеса:
• Кык дӧвеч да дӧва (ӧти торъя теш)
/ В. Леканов. Пьесаяс. Сыктывкар, 1978 /
(Перевод с коми - В. Цивунина)
----------------------------------
Василий Леканов
Два холостяка и одна незамужняя
Одноактная комедия
Действующие лица:
Ч у т о в а В а с с а Н и к о д и м о в н а, 45 лет, уборщица в магазине.
Р о д е в С е р а ф и м И в а н о в и ч, 50 лет, бухгалтер.
Л и х а ч ё в З о с и м а П е т р о в и ч, 60 лет, ночной сторож в магазине.
Кухня одного из городских общежитий. Окно с форточкой, газовая плита, три двери, кран с водой и таз под ним. Первая дверь — Вассы Никодимовны Чутовой, вторая — Серафима Ивановича Родева, третья — Зосимы Петровича Лихачёва. Из своей комнаты на кухню выходит Ч у т о в а, в руках полотенце. Сладко потягиваясь, идёт к крану и умывается, потом снова заходит в комнату, выносит оттуда миску супа, зажигает плиту и ставит на неё миску. Немного погодя из своей комнаты выходит Р о д е в. В руках чайник.
Р о д е в. Доброе утро, Васса Никодимовна!
Ч у т о в а. Для кого доброе, а для кого и нет. Голова болит-раскалывается. Ну что вы за человек, Серафим Иванович?!
Р о д е в. А что такое?
Ч у т о в а. Прошу, ради бога прошу, передвинь ты свою кровать к другой стенке!
Р о д е в. Я? Кровать?
Ч у т о в а. Ни сна, ни покоя нет! Всю ночь в надрыв кашляешь. Ведь с ума можно сойти. А я ложусь поздно, нужно выспаться. Из-за твоего постоянного кашля на десять лет вперёд состарилась.
Р о д е в. У меня на другой стене окно, Васса Никодимовна. Я туда кровать не передвину.
Ч у т о в а. Так закрой это окно чем-нибудь! Я ведь не могу уши закрыть.
Р о д е в. Ничего не хочу сказать, Васса Никодимовна, но я всё-таки не кошка, а человек, чтобы жить в тёмной комнате.
Ч у т о в а. Если не передвинешь, я врача позову, и пусть твою грудную клетку лечат. Это — общежитие! Понимаешь, общежитие! А не дом кашля.
Р о д е в. Не говорите так, Васса Никодимовна! Я на фронте замерзал. Без курорта мне врачи помочь не смогут. У меня же хронический бронхит. (Зажигает на плите конфорку, ставит кипятить чайник).
Ч у т о в а. Хорошо бы воевал — не мёрз бы! Из-за лени, на холодной земле валяясь, и медведь простудится. Воитель! Стрелял бы, бегал…
Р о д е в. Васса Никодимовна!.. (Сбивается на кашель, достаёт носовой платок, прикрывает рот. Очки падают на пол).
Ч у т о в а. Да отвернись же ты! Что ж слюной на мою миску брызгаешь?
Р о д е в. Я же лицо прикрыл.
Ч у т о в а (ложкой перемешивает суп в миске). Прикрыл?! А это что?! Кругом пена. Из самого лучшего мяса суп сварила, и… Этакое устроить!.. (Берёт миску, выплёскивает суп в тазик, визгливо ругается). Ну вот кто здесь мылся? Свиньи! Не мужики, а свиньи! Если я таз не вынесу, так в грязи и утонете.
Р о д е в. Вынесу я, вынесу. Только не шумите!
Таз вынести — конечно, не трудная работа, Васса Никодимовна, но всё же нам нужно организовать дежурство… Ну? Ушла, оказывается!
Л и х а ч ё в. Уж не хотите ли вы, чтоб я ещё и дома дежурство нёс? Это уж чересчур будет! (Обратно закрывает дверь).
Р о д е в. Бедлам. Бедлам, а не жизнь. Ещё и чайник отодвинули. (Снова ставит чайник на огонь).
Р о д е в. Вы мой чайник передвинули?
Ч у т о в а. Я? Что я твоими помоями сделаю? Да открой форточку-то! Из твоего чайника дым вон идёт. Всех нас удушишь.
Р о д е в. От пара ещё никто не задохнулся.
Ч у т о в а (глядит на пол). Господи! А грязи-то сколько занесли! Ноги вытереть не можете!
Р о д е в. Я до грязи не выходил.
Ч у т о в а. Значит, я выходила! Да? Я? И как потом с вами, кротами этакими, жить?! (Стучится в комнату Лихачёва). Эй ты, ночной вор, если приходя ещё раз ноги не вытрешь, бороду тебе в дверях измочалю.
Р о д е в. Васса Никодимовна! Как вы можете? Он же отдыхает. Человек спать лёг.
Ч у т о в а. А я, значит, спала? У вас спрашиваю, я — спала?! Ты кашляешь, он всё утро гремит. (Плачет). Два мужика живьём загрызли. Как слабая ива начала сохнуть…
Р о д е в. Успокойтесь, Васса Никодимовна! Мы пол-то — вымоем.
Ч у т о в а. Не учи меня! Что так на меня смотришь? Думаете, над одиноким человеком насмехаться можно?! Я вас научу, как с соседями жить!..
Р о д е в. Я где-то очки потерял…
Ч у т о в а. Потерял он! В чайнике варятся.
Р о д е в. Ай! Ручка какая горячая… (Чайник со звяканьем падает на пол).
Ч у т о в а. Совсем разум потеряли. Пустой чайник кипятишь. Приставь раскалённый чайник к груди да отогрей свой ле'дник-то! Чтоб перестал как несмазанная телега скрипеть. (Уходит).
Р о д е в. Ну вконец разозлилась. (Достаёт из чайника очки, долго кашляет и уходит в свою комнату).
Л и х а ч ё в. Нет, здесь даже глухой заснуть не сможет. Если эту соломенную бабу, Чутову, не усмирю, хорошей жизни у нас не будет. Родев-петух, похоже, весь этот звериный ор терпеть готов. Антелегент! А треснул бы ей раз-другой по уху — и всё! Тише стерилизованной кошки бы стала.
Р о д е в. Не спится, Зосима Петрович?
Л и х а ч ё в. Поспишь тут! Вы-то хоть живы ещё?..
Общественности жаловаться? Нет. Мы же с Родевым останемся виноватыми. А так оставлять нельзя. Меж двумя мужчинами баба вечно начинает ерепениться. У Чутовой голосок-то — никакими дверями не отгородишь. (Садится у плиты. Опустив голову, задумывается). И что ж мне делать?.. Хотя… Погоди, погоди, Зосима Петрович! (Бьёт себя по лбу). А!.. кажется, отыщется у меня лекарство, чтоб эти скандалы вывести… Так, так… Подождём до вечера, увидим, какой из меня сват. А пока суд да дело — пойду посплю.
КАРТИНА ВТОРАЯ
На сцене опять зажигается свет. Вечер. Л и х а ч ё в выходит из комнаты и потягивается.
Л и х а ч ё в. Славно выспался. Соседей, похоже, ещё нет. (Настораживает уши. Откуда-то слышится кашель). Ага, вот Серафим Иванович идёт. Ну, с него и начну.
Р о д е в. Привет, Зосима Петрович! Добрый вечер.
Л и х а ч ё в. Привет, привет, Серафим Иванович! А у меня разговор к вам есть.
Р о д е в (садится возле плиты). Да, слушаю.
Л и х а ч ё в. Прямо не знаю, как и начать… Так растрогался сегодня… До сих пор успокоиться не могу… Такая женщина, такая женщина!
Р о д е в. Какая женщина?
Л и х а ч ё в. Да наша соломенная баба — Васса Никодимовна.
Р о д е в. О, она кого хочешь до слёз доведёт.
Л и х а ч ё в. Слёзы! А какие слёзы?! С них пьяным напиться можно. Это ведь понимать надо. Сегодня пришла, когда тебя не было, пришла и такое рассказала, такое… Меня будто горячей водой окатило. (Вдруг пожимает руку Серафиму Ивановичу). Счастливый вы, Серафим Иванович!
Р о д е в. С чего это?
Л и х а ч ё в. Она, бедняжка, оказывается, из-за вас вечно шумит-спорит.
Р о д е в. Может, и так. Я и сам чувствую.
Л и х а ч ё в. Так вы, значит, хитрили? А я думал — не знаете.
Р о д е в. Кх-м, что-то я не совсем понимаю, о чём вы говорите…
Л и х а ч ё в. Да, оказывается, влюбилась она в вас, Серафим Иванович.
Р о д е в. Что вы! Не может быть!
Л и х а ч ё в. Верьте мне! Кинулась ко мне, голову мне на грудь уронила, плакала да плакала… Я, мол, больше не могу таиться, Зосима Петрович! Жалеет вас.
Р о д е в. Странно.
Л и х а ч ё в. До сих пор вон рубашка от её слёз не высохла. Я и сам едва не плачу. Ведь бобылём живёт, мол, наш Серафим Иванович. Если, мол, возьмёт меня, как сына буду беречь. Одежду и обувь, мол, как молодому человеку начищу и выглажу. Самым вкусным обедом стану кормить, какого он ещё не пробовал… Да пусть бы хоть руки на себя не наложила.
Р о д е в. Из-за меня?
Л и х а ч ё в. Она — может. Вы её ещё не знаете.
Р о д е в. Васса Никодимовна — хорошая женщина, я ничего не говорю… Но…
Л и х а ч ё в. Ноканьем её сердце не вылечишь! (Сам себе с удивлением). С таким большим сердцем женщиной оказалась.
Р о д е в (встаёт). Спасибо вам, Зосима Петрович! Я понимаю… Я уже давно было чувствую. У женщины, которая на мужчину сердится, что-нибудь да что-нибудь на сердце есть. Так, успокоимся! Нужно поточней выяснить баланс жизненного распорядка.
Л и х а ч ё в. Какой ещё такой баланс? Что вы тут раздумались? Забудьте хоть на минуту свою бухгалтерскую работу!
Р о д е в. Да это я так. Ну, сто раз спасибо вам! Как огнивом меня зажгли. (Заходит в свою комнату).
Л и х а ч ё в (почёсывает шею). С этим, кажется, ладится. Подкинем ещё дровишек, и свадьба почти готова.
Ч у т о в а. Пол вымыл, Зосима Петрович?
Л и х а ч ё в. Тс-с-с! Вымыл. Говори чуть потише, Васса!
Ч у т о в а. Кому это я мешаю? Тебе?
Л и х а ч ё в. Серафим Иванович как чёрная туча пришёл. За голову схватился да только и стонет: с ума схожу, мол, с ума схожу. Целый час тут мне изливал-жаловался.
Ч у т о в а. Пусть меньше курит!
Л и х а ч ё в. Курение-то — что! Тоскует он.
Ч у т о в а. Может, в женщине дело? Или растрату совершил?
Л и х а ч ё в. В женщине.
Ч у т о в а. Влюбился? Такое с годами бывает. У меня вон мужик в сорок лет меня бросил.
Л и х а ч ё в. Бросил? Не верю!
Ч у т о в а. Не веришь? Шофёром всю жизнь работает. Разъезжая, с какой-то синицей познакомился да и зацепился за неё.
Л и х а ч ё в. И ты стерпела?
Ч у т о в а. Придушила эту подругу.
Л и х а ч ё в. Господи, ты что — человека убила?
Ч у т о в а. Не до смерти. Рот только покривился да голова стала кособокая. Сейчас здесь, в городе, живут. (Смеётся). И петух наш — тоже вот бедолага. А что за женщина? Не рассказывал?
Л и х а ч ё в. Рассказал.
Ч у т о в а. Ну-ну?!
Л и х а ч ё в. Ты!
Ч у т о в а (опускается на стул). Не болтай!
Л и х а ч ё в. Тсс…
Ч у т о в а. То-то же смотрю — я ругаюсь, а он молчит. Ох, ох, едва с ног не падаю.
Л и х а ч ё в. Не заметила разве, как похудел? Да на нём брюки едва-едва висят. Как стебель был прямой, а сейчас? Вассушка, мол, совсем меня не понимает.
Ч у т о в а. Так и сказал — Вассушка?
Л и х а ч ё в. Из города, говорит, придётся уехать. А ведь заболеет ещё, да в больницу увезут…
Ч у т о в а. Да будет тебе, я ж не зверь всё-таки. Поверить не могу. Вот и пойми его. Что же тогда всё молчит?
Л и х а ч ё в. Так, себя винит. Отдыхать, мол, не даю, мешаю. Тебя выше любой барыни ставит. А я ему говорю: мол, таких женщин, как Васса, — мало.
Ч у т о в а. Да что во мне такого особого? Перестань!
Л и х а ч ё в. А сколько он зарабатывает, Васса! Полное решето! А на что расходует? На табак да на разные пироги в буфетах деньги тратит.
Ч у т о в а. Мне от него ничего не нужно. Слава богу, петух… (Осекается). На деньги Серафима Ивановича не посягаю. Сама зарабатываю.
Л и х а ч ё в. Хвалю.
Ч у т о в а. Только боюсь я что-то.
Л и х а ч ё в. Брось, глупенькая. Умный человек, а с чего-то боишься! Ты ведь ещё не старуха. (Чутова вскидывается: «Какая ещё тебе старуха!»). Сегодня же вечером заведи разговор!
Ч у т о в а. Ну, спасибо тебе, Зосима Петрович! Открыл мне глаза.
Л и х а ч ё в. Да не за что.
Ч у т о в а. Одинокая жизнь ведь — и не жизнь вовсе.
Л и х а ч ё в. Оно конечно.
Ч у т о в а. Ну вот, совсем растерялась…
Л и х а ч ё в. Действуй! Иди приготовься! Ну, губы там подкрась, причёску подправь, припудрись!
Ч у т о в а. У тебя одеколона нету? А то в магазине бочки из-под сельдей пришлось мыть…
Л и х а ч ё в. Нету, не держится он у меня. Только скипидар от больной поясницы держу. Но ничего, запах селёдки — это… съедобный запах. Стерпит. Торопись давай!
Так, замесил, замешал, закваску приготовил… Теперь подожду, что в моей кадке забродит. Если тесто хорошо поднимется — печи не испугается. Дело, похоже, в руки взял крепко… (Музыка).
Р о д е в. И как же мне поступить? А вдруг всё правда? Вот я женюсь и начнётся: «Серафим!» Нет, не так… «Серафимушко, сходи в магазин!.. Серафимушко, почеши спинку!.. Серафим, ты где так долго ходил?.. Сима, а ты знаешь: мыши в магазине мешок риса растащили… У тебя в бухгалтерии молодые женщины работают?..» Тьфу, проза. А одиноко жить — тоскливо. И что Васса Никодимовна нашла во мне? Может, это из-за моих денег? Сегодня же сберкнижку припрячу. Пусть знает — я чувствами не торгую. (Потирает грудь). Ой, галстук-то забыл повесить…
Ч у т о в а. Петух сватается? Диво да и только. Влюбился, оказывается?.. Да, я готова стать твоей женой, Серафим Иванович! Только потом на меня не жалуйся. Одного мужика я уж потеряла, в другой раз такого случая не будет. Хватит! Тебя, дорогой бухгалтер, крепко обвяжу. Ты у меня каркать-то перестанешь… Господи! Что и говорю о своём женихе! Может, сама самой любимой и доброй женой стану. Не обижай уж меня, дорогой Серафим Иванович! Ведь и мне счастья-то хочется, дорогой мой петушок. (Напевает: «Была у меня красная шёлковая ленточка…»).
Р о д е в. Добрый вечер, Васса Никодимовна!
Ч у т о в а. Здравствуйте, Серафим Иванович! Вы дома?
Р о д е в. Вы сегодня такая красивая, приветливая… Не сердитесь, но, в сравнении с вами, эти яркие помидоры в ваших руках теряют свою красоту…
Ч у т о в а. Что вы, Серафим Иванович! — и вы не отстаёте от моды. Я вас даже не узнала. Думала, какой-то гость к нам пришёл. А что вы варите?
Р о д е в. Пельмени, Васса Никодимовна.
Ч у т о в а. Милый Серафим Иванович, давайте я сварю… вам. (Берёт пачку). А то вы, не умеючи, и ошпарить себя можете.
Р о д е в. Пожалуйста, с радостью.
Ч у т о в а. А вы пока помидоры вымойте да занесите ко мне на стол!
Р о д е в. Может, у меня посидим, Васса Никодимовна?
Ч у т о в а. Что вы, неудобно! Вы ведь никогда ещё не заходили ко мне. Приглашаю.
Р о д е в (моет помидоры). А я сегодня курить бросил.
Ч у т о в а. И очень хорошо… Ой, костюм-то водой не забрызгайте! Кран убавьте!
Р о д е в. Ничего, вода — не грязь. (Подходит к двери Чутовой, оборачивается). Так, можно?
Ч у т о в а. Конечно же. Заходите, заходите!
Ч у т о в а. Зосима Петрович! (Лихачёв выходит).
Л и х а ч ё в. Что нужно? (Изумляется). Вассушка! Ёк-марьёк! Этакая статная да красивая женщина! Кровь с молоком!
Ч у т о в а (достаёт из-за пазухи три рубля). На, сходи.
Л и х а ч ё в. Только?
Ч у т о в а (вытаскивает десятирублёвку). Мне не жалко. Просто тебе самому ночью дежурить тяжело будет.
Л и х а ч ё в. Ничего, справлюсь. (Слышен кашель Родева). О, жених твой зовёт.
Ч у т о в а. Ждёт. Торопись!
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Сцена освещается вновь. Подле плиты, понуро повесив голову, сидит Л и х а ч ё в.
Л и х а ч ё в. Три дня только, как соседи сошлись, а меня уже скука одолела. Никто не шумит, не ругается… Какой чёрт меня подбил их поженить! Ничего-то мне теперь, за двумя стенами, не слышно. Хоть обратно их разводи. Бред! Глупая затея. Пожилому человеку, говорят, покой нужен? Вы верите? Я — нет. Попробуйте, какова эта одинокая жизнь!
Заделываешь, Серафим Иванович?
Р о д е в. Заделываю. Мы внутреннюю дверь в мою комнату открыли.
Л и х а ч ё в. На постоянно?
Р о д е в. Да, конечно. Ну а ты как живёшь-поживаешь?
Л и х а ч ё в. Как сова. Стариковское житьё. (Родев уходит). Ещё спрашивает! Эх, Зосима Петрович, Зосима Петрович, бобыль с глупой головой. Куда не надо — нос-то не суй! А теперь вот и майся один. Что б вы ни говорили, а человека всегда к человеку тянет. Так ведь?.. Одинокая жизнь — тоскливая жизнь.
Перевод на русский: июнь-июль 2018 г.
Последняя поправка - 21.01.2019.
~~~~~~~~~~~~
ПРИЛОЖЕНИЕ
Василий Леканов. «Кык дöвеч да дöва». Радиоинсценировка на коми языке
Запись сделана на Коми республиканском радио в 1971 году.
Роли исполняют:
Глафира Сидорова, народная артистка РСФСР и Коми АССР /с 1980 г. - народная артистка СССР/;
Николай Турубанов /с 1973 г. - народный артист Коми АССР/;
Максим Данилов /позднее - заслуженный артист Коми АССР (1971), народный артист Республики Коми (1992), заслуженный артист РФ (2003)/.
Ведущий - Владимир Мальцев.
Режиссёр - Лидия Родионова.
Продолжительность: ~30 мин.
Скачать аудиофайл в mp3 можно здесь: https://yadi.sk/d/fsExVis03aM2gm
За выложенную на своём сайте архивную запись спасибо радио «Коми гор».
~~~~~~~~~~~~