Cкайнет Натали : другие произведения.

Репетиция счастья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О жизни. Дружбе.Любви. Женской любви.


Репетиция счастья.

Моим любимым рыбинам,

Ирине и Жене

  
   Остановка. Сине- белый пластик, ларек с бесполезной мелочевкой, журналами- газетами и о сигаретами. Только тех, что я курю там нет. И того, что читаю тоже, значит киоск бесполезный, хотя можно стоять и разглядывать ценники и читать заголовки прессы, ларек с живыми цветами. Уже на много интереснее, в не большие окошки видно еще пока живую красоту, которой суждено выражать чьи-то чувства, дополнять или заменять чьи-то слова. Не могу сказать люблю или прощай,- все скажут розы, первым суждено долго стоять в вазе, быть целованными утром и вечером, а потом и засушенными рядом со сладкими фотографиями его, цветы подарившего. А может быть суждено им быть выброшенными в первую же урну, или расцарапать длинными шипами лицо дарителя, а быть может, суждено оказаться в руках случайной, проходившей мимо незнакомки. У этих цветов так много дорог, в отличие от тех, что дарят на расставание. Желтым цветам суждено умирать. В парках на скамейках, в кафе, просто в подъездах и на улицах, они обречены на смерть. Еще цветами поздравляют, еще выражают сочувствие и соболезнование. Цветы - это не сказанные слова и не сделанные действия. И все очень любят цветы, потому что они говорят лишь то, что хочет слышать тот, кому они предназначены.
   Дальше небольшой закуток игровых автоматов с гордым название "Лас-Вегас", а как же иначе назвать темный угол с тремя машинами по выманиванию денег, как не неоновым счастьем азарта и наживы. А потом уже сама остановка, три длинных лавочки по периметру, доска объявлений. И ждешь среди кривых исписанных листочков свою общественную карету- троллейбус или автобус. Я ждала трамвай. Вот уже год как я в этом городе, и вот уже, наверное, в тысячный раз, жду тут трамвай. Заголовки все вычитаны, цветы рассмотрены и все кому они сегодня могут быть подарены уже представлены в моем воображение, автоматы никогда не привлекали, бесплатный сыр только в мышеловке, а моя голова мне слишком дорога, что бы засовывать ее туда. Точнее у меня слишком мало денег для того, что бы я могла рискнуть, каждая копейка моей зарплаты расписана на месяц вперед и не предвиденных трат не положено.
   Напротив остановки скучное здание районной прокуратуры. Почему-то розовое, как розовый глянец статей для мажорных девочек. Три этажа маленькие окна в которые не видно, что делается в кабинетах, наверное боятся киллеров. Все что там было интересного, это красивая блондинка выходившая курить на крыльцо, да иногда мальчики в форме у служебной машины. А так здание и здание. Скучно.
   Я уже год была здесь в этом городе. Город- мечта и сказка. Приехала покорять, зажав в кармане 700 рублей на мечту. Больше денег не было. Я ушла из дома после очередной ссоры с родителями. У меня хорошая семья, просто очень горячая и обидчивая. Вот и тогда, не могли выбрать мне специальность, на которой учится, мама вообще не хотела никуда отпускать папа гнал на туризм, вот выучишься, устроишься в тур.фирму посмотришь мир, я хотела на юридический, а грант на бесплатное поступление был на экологию. Против этой специальности родители протестовали дружно, мотивируя тем, что "наука- это нищета". И вот на моем выпускном мы поссорились. Вечер не задался тогда с самого начала, я опоздала на торжественное вручение аттестатов, по дороге попала под дождь, молодой человек, который мне очень нравился не посмотрел на меня ни одного раза за вечер, родители опоздали тоже, приехали злые, успели поругаться по дороге, что-то не поделили. А тут я со своим аттестатом. И мамин вопрос:
   - И так куда пойдешь учиться?
   -Попробую поступить на юридический, а там если не выйдет, то пойду по гранту, профессора все равно не дадут пропасть.
   -Дура, пойдешь на туризм.
   -Нет, не пойду.
   -Ты куска хлеба в этом доме не заработала, что бы решать и жизни еще не прожила.
   Слезы задрожали на густо накрашенных ресницах. А обида плотно сжала горло. Потому что так было не честно. Я сама оплачивала свою учебу в престижном лицее, я не просила денег на шмотки, компьютер. Сама как могла, так и зарабатывала на своем хобби "фотошопе", рисовать не умела абсолютно, но обладала вкусом и фантазией, . Не много конечно, но главное- оплатить лицей хватало, да и на карманные расходы оставалось. И тут вот так. С размаху по лицу.
   Не знаю, как и что получилось. Вечером я собрала вещи и утром осторожно выскользнула за дверь родного дома, что бы уехать на первой электричке. Маме я позвонила на следующий день, что бы сказать что не вернусь и что со мной все хорошо.
   Ночевала у друзей, родственников, приятелей, у друзей друзей. На юридический не поступила, но прошла по баллам на туризм и решила остаться там. Как последняя ниточка, что связывала меня с семьей и домом.
   Деньги быстро закончились. Нашла работу в фотоателье, вновь рисовала календари и коллажи. Штамповка, но людям нравилось. Денег все равно не хватало. Пришлось пойти на вторую работу- официанткой в ресторан. Тяжело. Трудно. Плохо. Но нужно как-то жить...
   За этот год случилось многое, с первой же зарплаты я остригла длинные волосы в модную ассиметричную стрижку с косой челкой и выкрасилась в черный цвет. Ставила крест на прошлом, на мамином: "никогда не стригись".
   Познакомилась с новыми людьми, с массой новых людей. Научилась пить коньяк и не пьянеть, стала курить, потому что вдохновение иногда совсем не "шло".
   Я стала другой. Я не замечала как менялась, в моей жизни было лишь одно желание- поспать. Просто вдруг в каких-то ситуациях открывалось что-то новое. То мне хотелось выть от безыходности, безденежности, тоски, то хотелось биться со всеми не приятностями до конца. От той провинциалки с длинной русой косой, которой я приехала, осталось так мало. Где-то глубоко в душе, так что бы и сама не видела. Я стала другой. Взрослее. Жестче. А еще я стала женщиной. О том как это случилось я мечтала будучи школьницей, но я не учла одного фактора, жизнь она злая штука и не такая романтичная как мечты маленькой девочки. И мечты сбываются. Почти все. Но сбываются так, что потом не знаешь как с этим или после этого жить.
  
   Я не верила своим глазам. Афиша, чуть кривовата приклеенная на стене подземного перехода, впервые в вашем городе "Ледовая Симфония". И среди имен фамилий звезд льда, самая заветная- Ягужинский. Александр Ягужинский. Я подошла к афише, провела по ней рукой- нет не снится, настоящая. Александр Ягужинский приезжал в мой город с шоу на льду, приезжал. В. Мой. Город. Через месяц я смогу увидеть его- мою первую любовь...
  
   На выступление я пришла на два часа раньше. Не терпелось. Не моглось. Я боялась, что застряну в дорожной пробке, не найду этот спорткомплекс потому что никогда здесь не была. Успела, нашла, пришла. Спокойно прошла мимо контролеров на входе, никто не спросил билета, слишком рано, наверное приняли за персонал или так праздно шатающуюся. Новый костюм темно-красного бархата не привычно обтягивал. Я слишком привыкла за все это время к джинсам, свитерам и кроссовкам в ателье и на учебе и фирменному костюму в ресторане. А сейчас юбка была не привычно коротка, на блузке слишком глубокое декольте а пиджак слишком обтягивал грудь, да и каблук шпилька у взятых на прокат туфлей тоже был слишком тонок и не устойчив. И пришла я слишком рано. Все в этот вечер было слишком.
   У входа на мой сектор скучал знакомый парнишка, одно время работавший в нашем ресторане барменом, но ушедший из-за конфликта с клиенткой. Кажется она требовала от бармена особый коктейль, который называется "тело самого бармена" или просто "удовлетворение", а он не согласился. Клиентка была класса вип, к тому же и "особый" друг заведения. Его уволили. Мы поболтали об общих знакомых, о том как у него дела, а я краем глаза смотрела на лед, как там разминаются акробаты, несколько спортивных пар. И вдруг у крайнего бортика я увидела его. Эмоции не поддавались описанию, человек которого я всю жизнь видела только по телевиденью сейчас был здесь передо мной. Помню только глупые мысли, настолько глупые, что когда я их думала, то сама поражалась тому, какие глупости думаю. "Какой он худенький, наверное камеры искажают, а волосы светлые какие, и не высокий совсем", что-то еще, когда он посмотрел на меня. Наши глаза встретились на несколько секунд, мгновение о котором я мечтала так много времени и он мне улыбнулся. Широко- широко и как-то так тепло. Еще бы не улыбнутся единственная персона в зале за два часа до начала шоу, конечно же смешна. Но эта улыбка, и этот долгий взгляд, слишком долгий что бы быть просто взглядом. Все в этот вечер было слишком.
   Слишком сказочно и неповторимо что бы быть былью. Я на ледовом шоу. Я вижу фигуристов. Олимпийских чемпионов, тех за кем смотрела ночами по ТВ, тех за кого болела и переживала. И главное я видела его. Слишком четко и слишком ярко. А еще мне казалось, что он смотрит на меня. Слишком часто и слишком внимательно.
   Музыка, номера, шутки, визг зрителей- полтора часа счастья словно сократилось до одной минуты. И вот уже завершающий выезд. И вот нужно покидать зал.
   После шоу фигуристы раздавали автографы в фойе. У стола похожего на барную стойку длинная очередь желающих кусочки чужой славы. Все звезды по очереди расписываются на рекламном плакате шоу, а он сидит самым последним, руки трясутся когда протягиваю ему плакат и кое-как выдавливаю из себя просьбу расписаться на отдельном листочке. Он снова улыбается- а улыбка такая лучистая, такая ослепительная и глаза такие синие, такие глубокие, я тону в них без желания спастись, просто тону потому что мне так хочется.
   Вдруг он спрашивает:
   -Мы раньше встречались?
   А я в этих глазах, в их синиве, меня здесь нет. Я даже не понимаю сразу, что он меня спрашивает.
   - Нет.
   -А откуда тогда у Вас это фотография, Виктория?
   Откуда он знает мое имя? Посмотрела на фотографию, в волнении я перепутала листок который хотела, что бы он подписал отдельно со своим любимым фотомонтажем, который всегда носила с собой "на удачу". Там был он и я. Он держал меня на руках на фоне цветущего сада. Я сделала его очень давно, "наших" там были только головы, все остальное- сад, тела пары- собрано из других фотографий. А на заднем фоне из гирлянд шариков наши имена. Я гордилась этим монтажом, делала его месяц добиваясь реалистичности, перспективы, теней и когда забрала с печати сама поразилась, насколько живой и настоящей она получилась. И вот он держал ее в руках и пытался вспомнить меня.
   А мне вдруг стало так легко. Легко- легко. Я даже улыбнутся смогла.
   -Нет, не встречались, это просто монтаж.
   -Довольно талантливый,- заметил он расписываясь на обратной стороне.
   Кто-то из фигуристов вдруг сказал:
   -Сашка, быстрей, опаздываем.
   Мне хотелось слышать его голос. Как можно больше и дольше, поэтому я спросила:
   -А куда вы опаздываете?
   Он так знакомо чуть склонил голову к плечу:
   -В ресторан, Викуля- и протянул мне мое фото. Забирая его я случайно коснулась его руки, меня бросило в дрожь и я ляпнула очередную глупость:
   -Со мной?
   -Может быть и с вами, фотографироваться будем?
   Сегодня мой день! Сам Саша Ягужинский фотографироваться предлагает!
   -Да, да конечно! - я сунула фотоаппарат кому-то из охраны кажется он наклонился ко мне через стол, я обняла его за плечи. Нас сфотографировали. Отдали мне фотоаппарат, очередь желающих оттеснила меня от моей звезды. Я решила выйти, от счастья подкашивались ноги. Я его видела, я с ним фотографировалась, у меня есть его автограф! Перевернув фотографию прочитать, что он написал я в буквальном смысле потеряла землю под ногами: "С любовью на память, котеночку Викуле, Саша" и в поскриптуме номер сотового.
   Воздуха стало неожиданно мало. А сердце забилось как сумасшедшее, а в голове миллион мыслей. Позвонить. Не позвонить. Позвонить, а что сказать? Лучший выход- смс. "Хорошо посидеть в ресторане. Спасибо за подаренное счастье". Отправить. Тут же отчет о доставке. И через минуту звонок. Телефон чуть не выскальзывает из негнущихся от волнения ладоней.
   -Привет.
   -Привет.
   -Ты местная?
   -Да я местная.
   -Подожди меня у служебного выхода.
   -Я не могу, мне на работу нужно.
   -Жаль. Еще увидимся.
   И он отключился.
   Я не могла. Я не могла пойти с ним никуда, потому что через пол-часа начиналась моя смена в ресторане. Если я не выйду- меня оштрафуют и при первой же возможности уволят. Найти замену себе за полчаса не возможно. Выхода не было. И все равно всю дорогу я ругала себя за то, что струсила, что не осталась его ждать.
  
   Старший менеджер вдруг созвал всех официантов в свой кабинет. Маленькую комнатушку в углу общего зала задрапированную тяжелыми шторами, так что вход не отличить от стены. Телефон, стол в бумагах и стул, вот и вся обстановка. Анна Владимировна- наш царь и бог, высокая, худая брюнетка с вьющимися волосами грозно обвела нас красиво подведенными глазами:
   -Кто обслуживаете 12-й столик?
   -Я.- 12-й столик обслуживала Карина, жгучая брюнетка, которая могла бы быть очень красивой будь у нее на себя чуть больше денег.
   -Нет, сегодня не ты. У нас Гости- Анна Владимировна выделила слово гости, так будто к нам приезжал президент.- его будут обслуживать Вика и Андрей.
   Мы с Андреем удивленно переглянулись.
   -Отработать по высшему классу. Не опозорить. А ты Карина, возьмешь себе пятый столик и девятый. Это на сегодня. Все ребят, не подведите.
   - Конечно, Анна Владимировна, не подведем.
   Для таких молодых, как я и Андрей получить возможность обслуживать особых клиентов был огромный шанс на продвижение по службе и отличная возможность услышать: "ты уволен", при малейшей жалобе випов. Поэтому и ставили молодых, вроде и вымуштрованных, но которым можно картинно сказать "пошли к черту" на глазах гостей, если они того пожелают. Что ж либо со щитом, либо на щите.
   -А ты не знаешь, кто к нам приезжает?- спросил Андрей поправляя галстук.
   -Неа.- я оглядела зал, никто ли из моих клиентов ничего не захотел? И увидела их входящих в ресторан. К нам приехали ужинать фигуристы. И менеджер провожала их за двенадцатый столик. Я буду сегодня обслуживать его! Все сказочно. Все слишком сказочно. Но я уже не в бархатном костюме и шпильке, а в глупом черном форменном платье по колено и белом фартучке, он меня даже не узнает. Надеюсь, что не узнает. Сказка о золушке получается, вот если б я зашла в этот же ресторан в шикарном бархатном платье, в бриллиантах меня бы проводили за вип- столик, вот тогда бы узнал. А сейчас наверное все проклянет, что дал свой номер телефона какой-то официантке, пусть и обслуживающей вип.столик.
   Я подошла, улыбнулась, положила перед ними меню.
   Он поднял на меня глаза и улыбнулся:
   -О, Викуля, не подождала у входа, так здесь встретились.
   -Значит это судьба,- засмеялся кто-то из его соседей по столику.
   Я почувствовала, что краснею, самым предательским образом краснею.
   -А Вас, очень идет форма, даже лучше чем Ваш красный костюм.
   -Выбрали?- наверное слишком грубо. Слишком сразу.
   -Конечно выбрал,- он смеялся. Весь смеялся, даже глаза.
   -Что будете?
   -Вас.
   Я дрожала вся. Каждой клеточкой своего тела. Я не понимала, что он делает. Почему он так себя ведет, но мне было так хорошо от того, что он со мной говорит, что я забыла свой стыд за то, что официантка.
   -Меня нет в меню.
   -Тогда сделаем специальный заказ.
   -Не думаю, что получится.
   -Получится, я хочу Вас, значит и получу Вас, Вика.
   Я улыбнулась. Он со мной флиртовал, он меня запомнил. Я была счастлива.
   В момент моей очередной пробежки между кухней и компанией фигуристов, меня за рукав поймала менеджер:
   -Вика,- тихо прошептала она продолжая мило улыбаться посетителям.- когда принесешь торт останешься там, ты "заказана" к десерту. И никаких "но"- она положила палец с идеально наманекюренным ногтем на мои губы. - а то уволю. Со штрафами.
   Я и не хотела возмущаться. Сопротивляться. Я была счастлива. Счастлива от того, что я буду сидеть рядом с ним. Мой сказочный вечер продлится еще какой-то время. Вечер о котором я так долго мечтала.
   Когда я принесла торт, рядом с Александром уже стоял свободный стул. Он засмеялся:
   -А вот и мой десерт притопал сам, такими хорошенькими ножками.- и призывно похлопал по стулу. Я села. Андрей тут же поставил передо мной чашку с чаем, а Ягужинский положил руку мне на колено, я взяла его ладонь в свою и убрала с колена, чуть сжав. Мне казалось, что он уже слегка пьян. А может только казалось, ведь я сама была пьяна от него. Он еще несколько раз клал мне руку на колено, я ее убирала. Потом мы встали. Он обнял меня за талию и сказал:
   -Ты со мной, моя победа.
   Я нашла глазами Анну Владимировну, она мельком мне сделала жест: "иди". И я пошла с ним. Не спросила куда и зачем и так было понятно. Мы сели в служебный автобус:
   -У тебя парень есть?- спросил Сашка вытягивая ноги на какую-то подставку.
   -Нет. И не было.
   -Жаль. Было б интереснее если был. А почему не было?
   -Так получилось.
   -А, получилось. - он опустил окно и закурил. Фигурист. Чемпион. Курит. Но меня не удивляло ничего. Ничего не вызвала отвращение он был идеален. И даже то, что он не сказал "поехали ко мне", а просто молча завел меня в автобус не вызывало тогда сопротивления. Только потом я поняла, скольких он так водил. Но я ведь все знала и сама не сказала, что мне нужно домой, что у меня работа, сама с ним ушла. Значит все уже для себя решила.
   В гостинице Саша купил себе две бутылки пива. Мы молча поднялись на 6-й этаж. Первое, что бросилось в глаза в номере- это бардак, не заправленная кровать, всюду валяющиеся вещи. Он скинул белую футболку в которой был и сел на подоконник, лихо открыл пиво. Мне не предложено было не присесть, ни того же пива. Он глотнул пива, посмотрел на меня и вдруг начал говорить о том, как ужасен мир фигурного катания, как все продается и покупается, как ему это все надоело. Он говорил и говорил, на меня словно текла река жидкой грязи его слов, его наболевшего. Он смотрит мне в глаза и говорит. Говорит. А меня бьет дрожь, я предполагала, что все не так красиво, как видно по телевизору, но что бы настолько страшно. Как-то я смогла встать, подойти, погладить его по голове, что посочувствовать, он поцеловал меня. Поцелую был долгий, наглый с горьким вкусом пива.
   Он целовал меня. Как мы оказались на постели я не помню. И раздел он меня быстро. Я и заметить не успела, только как-то смогла прошептать:
   -Ты будешь первый.
   Он на мгновение замер, посмотрел в мои глаза и сказал:
   -Отлично, меньше шансов заразится, хоть и презерватив дает все 150 процентов...- и потом словно спохватившись.- я не сделаю тебе больно.
   Я только кивнула. Наверное я была похожа на маленького испуганного щенка в тот момент...
   Мне было больно. Мне было очень больно. Запах пота смешивался с пивом и моей болью заставляя меня терять сознание.
   -Мне больно - прошептала я.
   -Ты сама этого хотела, поздно. - и стало еще больней.
   А потом он вцепился в мои плечи руками, выгнулся и прокричал: "милая". И в этом крике -стоне : "милая" в скрипе кровати, в его красивом теле, через перекаты своей боли я увидела сотню таких же наивных щенков как я, покорно идущих за ним в номер и слышащих это "милая". И смотрящих в его глаза полные уже не света и лучистости, а первобытного желания. И ненависти. Ненависти ко всем нам, наивным, влюбленным в образ.
   На душе стало гадко. А он уже сидел рядом и снимал презерватив. Показал его мне:
   -А вот это наш ребенок. И ты его конечно же назвала бы как меня, правда?
   Каждая мышца его идеальной спины была напряжена, словно он сдерживался что бы не кинуть в меня этим, избить меня, до крови, до превращения в кусок мяса. Мне наверное показалось. Наверное. Но так реально.
   Я натянула одело до глаз пытаясь спрятаться от него, от себя. От боли, от грязи. Причем здесь ребенок, почему все так цинично звучит?
   -Все такие как ты. Одинаковые. Все мечтаете об одном ребенке с моими глазами и моим именем. Я делаю все что могу. - он улыбнулся, и я вдруг увидела, как плохо он выглядит. Как много морщинок у глаз и какие под ними залегли тени.
   А я сама. Я сама была липкая от душевной грязи. На меня ясно накатывало вместе с волнами боли осознание того, что я сейчас была как резиновая кукла, ему просто был нужен кто-то. Подвернулась я. Глупая девчонка.
   Вот тебе и сказка. Радуйся. Живи.
   -Одевайся. Я заказал тебе такси.- он собрал мои вещи и бросил мне. Словно я проститутка, которую клиент не захотел, которую выгоняют. Я и была проституткой. Для него. Дешевой , наивной куклой. Нет, не куклой, со мной можно было разговаривать.
  
   Такси ждало у крыльца гостиницы. Он расплатился с водителей, послал мне воздушный поцелуй, развернулся и ушел.
   Я была проституткой которую выгнали. Пустым местом. Тем использованным презервативом.
   На работе меня уволили, мотивируя это тем, что я покинула рабочее время, в рабочее время флиртовала с посетителем, что я могу идти строить свою карьеру на панель. У меня получится.
   А еще я очень долго лечилась. Презерватив защитил от детей, но не от заразы. Но не было лекарства для души. Душа металась, не хотела верить.
   Больше я никогда не смотрела фигурное катание.
   Больше я никогда не вспоминала имя Алкександра Ягужинского.
   Говорят детская наивность переходи в юношеский максимализм, а тот в старческий маразм, но когда с наивностью смешивают романтику и красивую любовь, то случается отклонение, и вместо максимализма получается цинизм. Цинизм- защитная реакция на грубость окружающего. Мне не страшно и не больно. Плевать я хотела на всех вас. Словно выродок среди волков- который уходит и становится одиноким. Так и среди людей кто-то уходит и становится циником. И видит мир по другому и прекрасно осознает единственную истину давно спетую бардом "одинокий волк это круто, но и как же тяжело, ты владеешь миром как- будто и не стоишь в нем ничего". Цинизм- это мой щит от всех, кто захочет сделать больно. Прежде всего от себя самого.
  
   Заморосил дождь прервав мои воспоминания о прожитом здесь годе. Подошел мой автобус. Сине-белый, красивый, мой любимый. Любимый, потому что самый чистый из всех, что ходят по этой линии, и еще без единой рекламной наклейки. Просто автобус.
   Как всегда полный людей. Как всегда давка, я протиснулась к поручню, и увидела его. Просто так получилось, что взгляд наткнулся на взгляд. И он мне кого-то напомнил. Я косилась на него через плечо и улыбалась, улыбалась тому, кого знала в нем, но не могла вспомнить. А потом поняла, он похож на моего любимого певца Лекса Зверя. Любимого тем, что его песни были словно написаны мной и пелись для меня. Любимым своей наглостью, умом, внешностью, тем что помогал мне "творить" и просто жить.
   Мне хотелось спросить:
   -Вас не Саша зовут?
   Но не спросила, просто смотрела в такие же глаза и улыбалась. Потому что просто было хорошо от того, что этот человек так похож. Просто было хорошо тешить себя фантазией, что это тот самый Лекс. Просто было хорошо. Глупо смотреть на него и улыбаться.
   Моя остановка. Мы вышли вместе. Я ждала, что он спросит, зачем я так на него смотрела. Но он не спросил, а просто ушел в другую от меня сторону.
   Мне нужно было зайти в супермаркет. Царство бетона и стекла. Не любила я его. Быть может из-за того, что выросла в маленьком провинциальном городке меня угнетали длинные полки, недоверчивые охранники, предупредительные продавцы. Угнетали. Но кушать все ж хотелось. А сегодня приятный зарплатный день, значит можно побаловать себя салатом из морской капусты.
   Я отходила от кассы и заметила двойника Лекса у другой. Опять улыбнулась ему. Пока забирала сумку он ушел из магазина. Когда вышла я, то его уже не было видно.
   Только успела подумать да и ладно, не столь важно, как услышала со спины:
   -Девушка, можно вас на пару слов?- мой Лекс стоял на крыльце и смотрел на меня. На лицо сама по себе выползла улыбка:
   -Ну если только на пару.
   -Вы.- он осекся. Темно -русый, с карими глазами, чуть выше меня.
   -Просто вы мне кое-кого напомнили, простите, что так бесцеремонно вас разглядывала.
   -Мы встречались раньше?
   -Может быть. Вас зовут Саща и вы строитель.- это я сказала наугад, потому что Зверь был Саша, и оканчивал строительный институт.
   -Да...А Вы совершеннолетняя?
   -Вопросы у вас странные, а что не похожа?- не знаю даже обидеться на вопрос или обрадоваться комплименту.
   -У Вас парень есть?
   Через паузу, с определенных пор я предпочитаю отвечать что есть. Не только парень, но и пять детей и страшно злая свекровь.
   -Есть.
   -Есть значит?- мне показалось или он чуть погрустнел? Я что "подцепила" мальчика? Вот так за несколько минут, пару улыбок и глупый взгляд?
   -А можно побыстрее, меня ждут.
   -Твой парень или твои родители?
   -Муж, пять детей и злая свекровь.- на самом деле хомяк Принц. Но молодому очаровательному с карими глазами об этом знать не обязательно.
   -Ты прости. Все так странно. Не понятно. Я плохо понимаю, что происходит. Вот.
   Он протянул мне листочек в голубую клетку. -Пока, надеюсь позвонишь.
   -Пока. Все может быть.
   Мы разошлись. Любят мужчины давать мне свои номера телефонов на разных листочках. Дома я долго смотрела в свои глаза в отражении в зеркале и спрашивала саму себя звонить не звонить. Вспомнила старое детское гадание, когда не знала, что делать, задавала вопрос, снимала с полки книгу, загадывала страницу и строчку и всегда находила ответы.
   Книг не было. Вопрос был, а еще был журнал "Космо" соседки по комнате. Чем не книга, замечательный сборник "соплей в шоколаде", я предпочитаю мужские журналы. Там есть над чем подумать и над чем посмеяться. Ну да ладно. Сойдет и так, вопрос звонить не звонить, страница 46, пятая строчка сверху. Только бы рекламу не открыть. Я пролистала дорогой глянец. Нет, не реклама. Какая-то история из жизни. И так пятая строчка: "хочешь дам тебе его телефонный номер, мне то он не нужен, на что подруга мне ответила, нет, это ваши линии жизни пересеклись, значит это зачем-то нужно". Глупый журнал, а насколько глубокомысленные ответы.
   Все хватит прятаться от самой себя. Больнее чем было не сделают. И одна смс ни к чему не обязывает.
   Смс... Короткое послание из нескольких слов, а в них нужно уместить так много смысла и эмоций. Мы знакомимся по смс, объясняемся в любви. В ненависти. В дружбе, говорим о том что скучаем, скоро приедем или не приедем. А в моей жизни с одной ни к чему не обязывающей смс приходили новые люди.
   Так и Сашка. Одна смс и вот начало новых отношений. Странных отношений для галочки в социальной анкете на вопрос есть ли у вас молодой человек, можно гордо отметить "да". И все. Дальше ничего. Просто галочка в анкете. Это такие отношения когда не ждешь звонка. Когда случайные прикосновения не бросают в дрожь. Когда наплевать где он задержался и почему, когда все равно, что он сказал слово люблю 98 раз, а не 100. Когда вы просто ходите в кино, кафе, гуляете. Когда кто-то есть, кто-то кто тебе не нужен. Но он у тебя есть.
  
   А потом в воздухе запахло изменой. К тому времени мы уже сколько-то жили вместе. Сама не знаю зачем, наверное так было проще платить за квартиру.
   Я поняла, что у него кто-то есть. Мир не без добрых людей, которые старательно рассказывали, что видели его с какой-то брюнеткой в кафе. Слишком часто для простых встреч.
   Да и я сама стала замечать, что он стал задерживаться на работе, участились сверхурочные задания, встречи, симпозиумы, семинары, просто посыпались как из рога изобилия. Его отношение ко мне тоже стало другим, он стал раньше меня ложится спать, приставания свелись к нулю, совместные прогулки тоже, в моем присутствии он откровенно рассматривал других девочек, когда мы поссорились из-за пустяка ушел спать в другую комнату, а раньше его обиды хватало на ровно на пять минут. Да и не однократно снятые со свитера длинные шоколадные волосы явно перестали быть просто случайностью.
   А потом случайно увидела их в кафе. Красивая девочка. Статная. Зеленоглазая. Волосы ниже плеч. И очень добрый взгляд. Влюбленный в него взгляд.
   Мне стало обидно. Горько. Плохо. Меня обманули. За что? Почему? Так хотелось ворваться в это кафе, надавать ему пощечин, вылить на нее ее же сок. Не ворвалась. Просто прошла мимо.
   Купила свой любимый коктейль "Парадиз Глинтвейн" и ушла на Набережную. Здесь сидя на широких перилах разграничивающих море и каменную сушу думала, почему, отчего, да как жить дальше.
   Почему- очень просто. Я его не любила. И он устал от этого. Пусть не понимал, но чувствовал. А эта девочка. Не знаю. Может и любила. Но я так просто его не отдам, и вовсе не потому, что так уж он мне дорог и нужен, а потому что ничего моего так просто не забирают. Нельзя. Опасно для здоровья. Вкус ментоловых сигарет мягко дополнял глинтвейн, а я мысленно рисовала план, как не много добавить перчика в их отношения, прежде чем я выкину его чемодан за дверь или соберу свой.
   План воплощала медленно, поэтапно. Как-то он засобирался вечером на очередную "деловую" встречу. Помогла выбрать рубашку, галстук. Нежно обняла и поцеловала на прощание, не забыв "случайно" испачкать воротничок его рубашки своей помадой. Он не заметил, зато она заметит. Мой это мужик, пусть и не особо нужный. Вот так вот девочка тебе первый по носу щелчок.
   Второй щелчок почти такой же, вот только на "дорожку" еще и удалось его соблазнить, хотя...я с удивлением поняла, как он мне противен. Получайте мисс, выжатый лимон.
   Что дальше? Ах, дальше было всяко. На очередной свидание я спалила его лучшие брюки, не специально, это все утюг. На одни выходные устроили грандиозное вечеринку дома, со всеми его друзьями, что бы не мог их оставить, а на его упреки только улыбалась и глупо твердила: "милый, мой тебе сюрприз", на ее день рождения ( она оказалась новой сотрудницей их офиса, Александрой Мартовски, и не через меру болтливую секретаршу удалось выяснить, что девочка молоденькая, приезжая, собирается поступать в университет, а пока подрабатывает и даже дату ее рождения), так вот именно в этот день у меня разыгрался приступ аппендицита, с вызовом "скорой", стонами "умираю".
   Меня просто забавляла эта игра. Я уже пересдала "нашу" квартиру, сняла себе новую с какой-то соседкой, которую еще не видела, но хозяйка заверила меня, что очаровательная молоденькая девушка. На прощание я влезла в долги ко всем его друзьям от его имени и купила ему шикарный кожаный плащ. Думала удавит. Но ничего. Потом в один прекрасный день собрала его чемодан, выставила за дверь сдала ключи риэлтору агентства недвижимости и уехала на свою новую квартиру.
   Просто не нужно было меня обманывать. Я на это обижаюсь. Если б он просто пришел и сказал: "я полюбил другую", я бы пожала плечами и сказала, что желаю счастья в личной жизни. Но он меня унизил этими тайнами. Втоптал в грязь...
  
   Моей новой соседкой оказалась эта самая Саша. Вот так просто. Потом пришел Сашка, увидел меня и отшатнулся от двери, чуть не выронив букет каких-то гвоздик. Прошипел-прошептал:
   -Ты здесь, что делаешь?
   -Я? - я наигранно подняла брови сделав огромные удивленные глаза. - я тут живу, а ты ко мне пришел? Любимый...
   Я попыталась бросится ему на шею и по пути перехватить веник, но он отшатнулся еще дальше. Выставил перед собой руки держа цветы как крест от нечистой силы.
   -Милый, что же ты стоишь? Проходи.
   -Нет, я торопился, я ошибся.
   И он развернулся и побежал. Подальше от меня, от нас, от всего что когда-то было. Я вернулась в квартиру, села на тумбочку в прихожей и захотела заплакать. Во мне не было триумфа, не было ничего, кроме грязи и боли. Не было радости от затравленности в его глазах, когда он увидел меня. Но плакать почему-то не получалось, словно все слезы остались там, с моей первой, такой большой, волшебной сказочной любовью. И больше их нет. Нет во мне, нет в моей душе.
   Сколько я так просидела, не знаю. Пришла Сашка и сразу с порога кинулась ко мне:
   -Зай, что-то случилось?
   -Нет, все хорошо.
   Я смотрела в ее красивые зеленые глаза и думала о том, что им вместе могло быть так хорошо. Ему с ней могло быть хорошо. Она его любила. По настоящему любила. Спокойная, понимающая, красивая. Просто идеальная жена. Честная. Добрая. Бесконечно милая. Какая-то светлая. Просто ангел, у которого отобрали крылья и он вдруг стал человеком. Пусть не было бы с ней тех эмоций, что со мной, так это и к лучшему. Я издевалась над ним, а она дала бы ощущение тепла, комфорта и тихого, настоящего семейного счастья. Почему-то вспомнилась фраза из какого-то романа, про то как мужчина поймал жар-птицу, но поздно понял, что и сам сгорит вместе с ней.
   И это счастье я разбила. Разрушила сознательно. Растоптала. Расколотила. Они не будут вместе. Я в этом уверена, седьмое, восьмое, двадцать девятое чувство, интуиция, логика, не знаю кто и что мне это говорил, но я была уверена. Не будут. Потому что я сделала все, что бы не были.
   Я сволочь, которая отобрала у нее любовь. А она меня жалеет. Она заваривает мне мой любимый чай с корицей. И не о чем не спрашивает. Просто наливает кипяток, просто кидает пакетик и не кладет сахар, потому что знает, что я ненавижу сахар в чае, зачем пить чай, если его вкус перебит сахаром? Ставит передо мной желтую пузатую кружку со смешной рожей, нарезанный лимон и какие-то булочки. Тихо гладит по волосам, как будто знает, что сейчас мне так важно человеческое тепло, прикосновение.
   А я...а я отобрала ее любовь. Если б я знала, что она такая. Если б Сашка пришел и просто собрал вещи, а не изображал из себя благородного дона, свою девочку бросить не могу, но брошу, а сейчас тебя люблю. Не любил он ее, просто ему с ней было хорошо. А я отобрала это хорошо.
   Заплакать? Не плачется.
   А она ничего не говорит, сидит напротив, пьет свой чертов кофе и ничего не говорит. И ничего не спрашивает. Как будто так и нужно. Как- будто это просто стандартный вечер, когда мы пьем чай и читаем книги.
   Как будто все так и нужно. Успокаивать человека отнявшего твой счастье. Я ведь вижу как она его ждет. Как она кидается к двери и телефону, как слушает шаги в подъезде. Но он не придет больше. Я точно знаю.
   Взять ее за руку и сказать:
   -Прости меня девочка, если б я могла все вернуть, я б запаковала его в лучшую оберточную бумагу, перевязала красной ленточкой и отдала тебе, но я не знала...
   Не знание закона не освобождает от ответственности. Я убийца чужого счастья...
   А по телевизору шло шоу "Самые-самые мошенничества". И рассказывали о том, что женщина лечилась у экстрасенса, лечилась, лечилась, да все никак долечиться не могла. Надоела она экстрасенсу хуже горькой редьки, и решил он ее вылечить. Раз и навсегда применить кардинальные меры, а страдала она от несчастий в жизни больше чем от физических неполадок в организме. Когда женщина в очередной раз пришла на прием экстрасенс ей сказал:
   - Сейчас я вам помогу. Отдайте все деньги, что у вас в кошельке мне.
   Та отдала.
   -А теперь и сам кошелек.
   Женщина и кошеле отдала.
   Экстрасенс вырвал из блокнота листок, что-то написал, вложил в кошелек и предупредил- не смотреть до дома. И больше никогда не появляться в его кабинете.
   Та ушла, а в трамвае у нее украли кошелек. Какого же было удивление вора, когда вместо денег он обнаружил там записку на которой было с одной стороны написано: "Чувство вины на фиг", а с другой стороны "все на фиг". Женщина прочитала записку еше на пороге кабинета своего целителя.
   Все на фиг. Чувство вины на фиг. Все на фиг. Короче красотка, за чай спасибо, а вообще сама ты дура, если честно. За счастье нужно бороться. Сейчас начнем новую жизнь. А ты его забудешь, кобелем больше кобелем меньше, один раз еще проедем в трамвае и будет еще десяток парней. Все они козлы и кобели.
  
   Пришло время подачи документов в универсетет. Время вступительных экзаменов, подготовительных курсов, зубрежки и нервных стрессов. В голове лейб- мотивом всего одна мысль, если не поступлю, все вообще больше никогда не буду поступать. Я больше не подавала документов на юридический. Черт с ним, словно последний долг родителям- подала на туризм и параллельно на социологию. Туда куда же подавала документы Алька. К тому времени мы уже успели сдружиться. Очень. Послав все к чертям собачим и переложив вину на нее я вновь, который раз в своей жизни решила начать все с чистого листа. И мы сдружились. Она была такой же как я. Выросшая в похожей семье. Читавшая те же книги мечтавшая о такой же большой любви...и в тоже время мы так различались. Что по мне, так в любой беде нужно хватать меч и идти крошить врагов в капусту, и заодно себя, свою душу, запрятывая все сомнения как можно дальше в душу. Что бы не думать, не сомневаться. В чем -то я была старше ее, но все же чувствовала, чувствовала что он со своими сомнениями, размышлениями, философствованиями над вечными вопросами намного старше меня. И я приходила к ней за советом, а она никогда ни о чем не спрашивала меня. Мы просто жили. Так хорошо жили вместе. А экзаменационная нервотрепка только добавляла эмоций.
   Я не поступила на туризм, но поступила на социологию. Вместе с Алькой. Теперь мы учились и работали вместе. С той фирмы где она работала с моим Сашей она ушла, не забрав документы. Просто ушла. Потому что Сашка устроил ей скандал, когда я залезла в долги и купила ему плащ, обвинил в чем-то, и она ушла, а тогда с гвоздиками он наверное приходил мириться...
   Не важно. Мы жили вместе, потом она пришла работать ко мне приемщицей. Все было замечательно. Она хорошо готовила, я ей доверяла полностью и во всем. Мы вместе гуляли по набережной и вместе пили шампанское на видовых площадках ночью. А темное небо разрывали праздничные салюты. Мы могли гулять всю ночь на пролет ничего не боясь. Мы обошли все кафешки в городе. Кинотеатры, спектакли, музеи, выставки, книжные магазины, клубы. Все и все только вместе. Нам было очень хорошо. Мы понимали друг друга с полуслова.
   Я любила ее. Любила как сестру, и наверное больше, но тогда еще не понимала этого. Совсем не понимала. Как часто шутила: "выходи за меня замуж, ах, если б я встретила мужчину похожего на тебя и смогла его так же сильно полюбить, я бы наверное была самой счастливой женщиной в жизни"...
   Но долгим счастье не бывает. И в один короткий миг все сломалась. Аля влюбилась. Черт, побери она влюбилась и переехала, что бы жить поближе к нему в общежитие своего университета.
   Да еще в кого влюбилась. Я смотреть на него не могла. Блондин, синие наглые глаза, глупое имя Вадим. Он даже на нее не смотрел никогда. Но она...черт, она ушла за ним, что бы просто жить за стенкой, проходить мимо него в коридоре, видеть его на крыльце или выходящим из комнат других девочек.
   Я осталась одна в квартире. Через неделю съехала от туда в обыкновенную гостинку, слишком много для меня две комнаты и кухня, если нет там Альки. Если приходишь, а тебя никто не встречает, если утром никто не шебуршит на кухне или в ванне. Приходишь один в густую темноту и понимаешь, что не нужен. Никому ты не нужен. А в гостинках, там хоть за стенкой кто-то что делает, кричит, смотрит телевизор, занимается любовью, но создает видимость, точнее слышимость жизни, своего присутствия.
   Алю я теряла. Все больше и больше. Сначала она переехала, потом уволилась из нашей фирмы, найдя где-то ночную работу, днем ей было некогда, пошла на курсы стриптиза, и все это для него...Мне хотелось его убить. Не просто убить- разорвать на мелкие клочки, зарезать, долго ездить по нему машиной, что бы получилась кровавое местиво, что бы никогда не видеть этой белой крысы- Вадика.
   Не знаю почему. Толи потому что оказалось, что кроме Али никого у меня в этом городе больше нет и я одна. И я захлебывалась этим своим одиночеством, мне было так плохо, так не комфортно с собой.
   А еще я ревновала ее к ее новым подружкам из общаги. Они видели ее. Они с ней жили. И они стали фигурировать в ее рассказах.
   Аля очень не плохо писала красивые сказки, фантазийные этюды о магии и любви. Где почти всегда фигурировали ее личные переживания и все знакомые. Когда-то она писала обо мне. Теперь о них. Особенно об одной, маленькой светловолосой Надюшке. Ох, как мне хотелось ее растерзать. Я ненавидела ее, она меня дико раздражала. Когда я приходила к ним в гости, то всегда говорила ей гадости, какие только могла, что б сделать больно, что б унизить, что б Алька вернулась ко мне.
   Сколько раз я просила. Молила. Уговаривала. Вернись ко мне жить. Упрямые глаза- и тихий ответ нет. Конечно, а то как же, вернешься ты ко мне. Тут же за стенкой этот- Валера, Владик, то есть Вадим. Урод. Два метра суходранки. Белесые волосы и белесые ресницы, вечно красная морда. Свинья свиньей. Ну что она в нем нашла? Хоть бы встречались, так нет же просто вот на расстоянии умирать от любив. Черт, растерзать бы его. Облить бензином и поджечь, вместе с Надей. Да вообще вместе со всей общагой...
   В один из редких вечеров, когда Аля нашла наконец-то для меня время она подарила мне папку с рассказам. "Призраки дорог". Дома с чаем и шоколадкой я уселась читать. Как всегда удивительно легкий слог, как всегда намеки на эмоции, как всегда недоговоренность событий. Но было что-то новое. Там была я. И еще был мой муж. Муж которого звали Аль. И которого я любила-любила. Безумно. И нам вместе было так хорошо...Что-то было не так в этих строчках. Что-то меня зацепило...
   Я проснулась. Я поняла. Во сне в голове что-то щелкнуло и я все поняла. Я люблю ее. Вот так просто. Я ее люблю. Очень. Это человек с которым я хочу быть всю жизнь. Я ее люблю...Люблю, люблю, люблю...
   Я люблю девушку. Я люблю Алю. Я хочу с ней быть. Потому что тот самый сказочный Аль, это она только в мужском обличии. Нет, даже не в мужском, просто у местоимения "она" отбросили "а" и получился он. Она- он. Какая разница. Я люблю ее. Люблю его, люблю его звучало бы естественней. Но я люблю ЕЁ. И во мне ни капли протеста. Ни капли удивления. Словно душа уже давно знала, что любит ее, и было ей наплевать на то, что это "Она", а не "Он" и разум так вдруг согласился. Быть может от того, что я так измучилась на расстоянии от нее. Быть может потому что у настоящей любви не бывает границ. А я любила ее по-настоящему. Вот и ревность откуда, вот откуда тоска, вот откуда все, я любила ее. Любила ее, любила... Мне хотелось кричать от этого, кричать на весь мир и что бы она тоже знала, знала, что я ее ЛЮБЛЮ! Именно так большими буквами, люблю и отдам за нее жизнь. Дышать, любить. Все вместе. вдох-выдох и одна мысль- ЛЮБЛЮ! Счастье заполняло мир, заполняло меня пузырьками, как газировку, я бурлила, я смеялась и плакала, я танцевала и лежала не подвижно, и мне было на все наплевать! Потому что я любила. Любила ее. Ее шелковые волосы, ее полные звезд зеленые глаза, белый шелк фарфорово-белой кожи. Такой родной звук голоса. Мягкий -мягкий, как кошачий мех, грациозность движений, царственный наклон головы. Любила в ней все. Загадочность, философский взгляд на мир, доброту, желание помочь и желание убежать от всего это мира. Я хотела ее защитить, заставить улыбаться. Мою родную, мою любимую девочку...
   Я не спала всю ночь, сидела на подоконнике и болтала ногами, считала звезды и смеялась. Какая же я была глупая. Я ее люблю и ее теряю...
   Теряю. Ведь у нее это крыса-альбинос, Вадим. Он ее у меня украл. Украл и крадет. Каждый миг, каждую минуту, крадет ее, ее мысли, ее чувства. И я ничего не могу сделать. Ничего. Пыталась, но не могла. Она все удалялась от меня. Все дальше и дальше оставляя меня один на один с моей любовью.
  
   На дворе июнь. Это когда так жарко днем, но не всегда жарко ночью. Она приехала ко мне, на базу, которую я выбрала раньше. За романтическое название "Радуга". Не большие бревенчатые домики, две кровати, стол, диван, тумбочка. И берег моря. Он не просматривался с базы, но до пляжа пройти всего сотню метров и все, у твоих ног песчаная россыпь пляжа и чуть дальше волнистая морская синь.
   Я приехала раньше, выкупила самый дальний домик, поставила бутылку шампанского и темный виноград без косточек и мороженное в холодильник. Будем пить на пляже шампанское из специально купленных сегодня мною бокалов. Тонкого -тонкого хрусталя. С золотым ободком и сердечками. Двумя сердечками на каждом бокале. Они так и назывались "бокалы для молодоженов". Пусть не много вычурные. Но совсем не много.
   Сегодня что-то случиться. Я чувствовала это. Чувствовала каждой клеткой моего тело. Словно маленькие иголочки кожу покалывало предчувствие. Предчувствие чего-то и не разобрать то ли плохого, то ли хорошего.
   И вот приехала она. Моя Аленька. Такая строгая, такая серьезная. Я даже с начала не много оробела, а вдруг не получится. Вдруг она сейчас отгонит меня, обидеться и уйдет на всегда. И может не стоит вести ее на пляж? Может вообще ничего не стоит делать?
   Мы гуляли по базе, а я все думала делать не делать...А к черту, решила я. Просто к черту, доживем до вечера, а там по ситуации так сказать и посмотрим.
   Мы отобедали в местной кафешке. Покатались на велосипедах, детских каруселях и просто качелях. Все смеялись, разговаривали о женских глупостях. А я все думала смотря на нее как она красива и сердце щемило, щемило от желания обнять ее, поцеловать этот тонкий изгиб губ, вдохнуть ее запах, попробовать ее на вкус. У меня создавалось впечатление, что моя кожа живет отдельной жизнью и она хочет сорваться с тела и обернуться вокруг Али, настолько сильна была жажда прикосновения.
   Долгожданный вечер. Долгожданное море. И темное небо в мириадах звезд. Шапманское. Хрустальные бокалы. Ее счастливые глаза и слова: "ты волшебница..."
   Бокал. За бокалом. Я сама докатилась до того, что бы соблазнить девушку ее нужно споить. Но мои моральные устои уже давно рухнули. Я слишком хотела ее. Быть с ней. Быть ее. Быть ее. Я хотела слиться с ней, чувствовать под руками ее белую кожу, целовать, обнимать, вдыхать ее запах, тереться об нее щекой.
   Поэтому бокал за бокалом.
   Поэтому ей подливать, а свое не допивать, я хочу ясную голову, что бы помнить, как все было. Кто знает, повторится ли все, еще никто и не знает случится ли...
   А она говорила, говорила о Вадиме, о том, как он ее не замечает, о том как она страдает, нет не страдает, просто любит и смирилась с невозможностью быть вместе, но мечтает о том, что бы просто быть рядом, видеть его. Слышать. А мне хотелось утопить эту белую красноглазую крысу в этом море. Эта сволочь даже сейчас крала ее у меня. Даже сейчас в эту ночь, он крал ее. Потому что она думала не обо мне, она думала о нем.
   Она встала, ее заметно повело в сторону. Значит пьяна подумалось мне. Значит пора. Аля вернулась от моря, куда ходила выбрасывать первую бутылку уже из-под шампанского, я предложила ей загадать желание, написать его, запечатать в бутылку и кинуть в море.
   Я знала, что она написала, конечно же "Вадим", что б ему провалиться.
   Аля плюхнулась рядом.
   - А еще пить будем?
   Ее глаза блестели, щеки раскраснелись, растрепанные волосы стелились шлейфом по ветру.
   - Будем.
   Я достала еще одну бутылку шампанского. Открыла ее, налила бокал до краев. Аля захлопала в ладоши.
   -За любовь?- предложила я.
   -За любовь! - она вновь захлопала в ладоши.- а давай на брудершафт?
   Кажется у меня внутри что-то мелко затряслось.
   -А целоваться будем?
   - А ты никому не расскажешь?
   - Нет, клянусь!
   -Тогда будем, вставай!- она потянула меня вверх, я встала, наши руки переплелись. Она пила шапанское, я свое махнула одним глотком. Не думала что на такое способна. А она пила медленно, но от плохой координации ее рука чуть дрогнула и желтая искристая струйка пообедала по подбородку, по шее на грудь и мне нестерпимо захотелось повторить это движение языком, провести вот так же по ее шее, по ямочкам возле ключиц и поцеловать эту мягкую грудь...
   -Эй, ты чего замерла? А целоваться?
   Я вздрогнула, задумалась, залюбовалась.
   -Ты так на меня смотришь, как будто хочешь.
   -Хочу.
   -Съесть- продолжила она.
   - Да хочу. Хочу, хочу, хочу. Шептала ей, глядя как ее лицо наклоняется ко мне все ближе и ближе. Чувствуя как ее дыхание ложиться на мою кожу. Чувствуя как внутри меня что-то скручивается узлом и как разум начинает кричать: "целуй ее...".
   Наши губы соприкоснулись. Мягко мягко. Просто соприкоснулись. Это еще не был поцелуй, а только легкое-легкое касание. Касание когда можно ощутить как шелковисты губы того, кого ты целуешь. Я положила руку ей на затылок, что бы не отодвинулась и поцеловала. Поцеловала жадно, словно в этом поцелуе вылилось все мое желание ее. И она мне ответила, ответила раздвигая губы, пуская меня в себя, наши языки осторожно ощупывали друг -друга, словно знакомились. Моя вторая рука провела по ее спине, скользнула на грудь, чуть погладила. Аля выгнулась и коротко выдохнула...
   Луна красила ее кожу в серебристый цвет. Будто вся она была отлита из серебра. Каждый изгиб ее тела был совершенен. Плавная линия талии переходившая в бедра достойные кисти художников. Я никогда раньше не думала так, что кто-то достоин кисти художников. Аля была достойна. Вот такая какая она сейчас, вся серебристая, словно светящаяся. С зелеными глазами в которых отражались звезды и прерывистым дыханием, в такт морскому прибою.
   А я целовала ее. Целовала так словно хотела проглотить каждым своим поцелуем. Мне хотелось вплавиться в нее. Чувствовать ее всем телом, каждым миллиметром кожи...
   Как-то мы добрались до домиков. Я помню лишь опустошенность и ощущение огромного безграничного счастья в сладкой усталости.
   Утром я долго лежала с закрытыми глазами притворяясь, что сплю. Я слышала как Аля ходит по комнате, как включила чайник... я боялась. Я просто боялась, что после вчерашнего она меня возненавидит.
   -Эй, Вика, ты что глаза открыть не можешь перепила вчера?
   Я почувствовала, что она стоит рядом. Дальше притворятся не имело смысла. Я открыла глаза посмотрела на ее смешное, слегка опухшее со вчерашней пьянки лицо.
   -Доброе утро, моя любовь.
   -Привет.- она чмокнула меня в лобик.
   Я не поняла как это расценивать. Аля уже отошла от меня плюхнулась на свою кровать.
   -Да кстати Вик, а что вчера было?
   Мне стало плохо от вопроса, я открыла рот пытаясь подобрать слова, что бы сказать все то что в душе. Это так легко было ночью и так сложно днем. Словно каждое слово камень и вес тому камню ни одна сотня килограмм.
   - А то я ничего не помню.
   Вот тут я опешила.
   - Совсем не помнишь?
   - Помню, что на море пили шампанское и все...
   В голове заметались мысли- рассказать, не рассказать. А может врет? А может...столько этих "а может", столько этих что сказать, миллион доводов соврать, миллион сказать правду.
   -Да ничего не было, напились с тобой, потом бутылку с написанным желанием кидали в море, потом еще одну бутылку выпили, потом песни горланили.- и через паузу.- кажется. Если честно я сама не помню.
   - Нельзя столько пить.- она улыбнулась.
   Лжет? Все помнит? Просто не хочет говорить? Нет, не чувствую фальше в голосе, действительно не помнит. Внутри меня горько -сладко. Горько от того, что она ничего не помнит. Сладко...сладко от того, что она была моей, была пусть не долго, но была...
   - Собираемся?
   - Ага, собираемся.
   Я смотрела на нее и понимала, что люблю и не отдам никому. Ни за что никому не отдам. Она моя. Я помню каждый изгиб тела, помню запах, помню вкус, помню безумную радость, счастье. Все помню. Люблю я ее. А все остальное к черту. Просто к черту. Как там в записке экстрасенса "все на фиг"? Именно так. Эта ночь- для меня праздник и быть может благословение божье, что она ничего не помнит, слишком великий риск потерять ее...
  
   По возвращении в город мы отдалились друг от друга. Может быть она все таки помнила, что было тогда на море. Я страдала, я просила встреч, я мучалась, я не спала, я не могла есть. А она: " я занята, я не могу, у меня дела". Я плакала, любила и ненавидела ее. Я приходила в гости не званная. Но на меня не было времени. Я сама пила чай с принесенным мной же тортиком и ... и уходила, перекинувшись с ней лишь парой фраз. Я не знала тогда, что она писала для Вади роман, роман который позже подарит ему вместе с белой розой. Роман, который был ее билетиком в счастливое будущее с Вадей, как она считала. С Вадей, не со мной.
   В газете я прочитала объявление, что администрация города проводит конкурс среди дизайнеров и решила в нем принять участие. Мне нужно было что-то делать, что б не думать каждую минуту о ней.
  
   Вадя женился. Гуляли всей общагой. Благородный человек не отправил девочку на аборт, а женился на ней. На соседке Альки по комнате. Она даже не знала, что они встречаются.
   Мы сидели на крыше ее общаге солнце заливало все вокруг и плавило битум. Аля плакала. Плакала в захлеб. Рыдания сотрясали ее тело и только одна фраза: "Ну почему не я?".
   Мне просто пришло смс: "Знаешь, а Вадя женился". Я ей позвонила, нарочито бодрый голос со всеми новостями. Я знала эту бодрость, таким человек прикидывается когда ему очень больно, когда голос вроде радостный, но в нем натянутой струной звенит отчаянье. Когда любишь человека - все это чувствуешь. Чувствуешь, словно эта боль раздирает тебя. Я была рада, что эта чертова крыса женится, но мне было плохо, что Але больно. Я бросила все и поехала к ней. В комнате ее не оказалась. Но это так легко знать, когда любишь где искать. Конечно на крыше...
   Она была на крыше сидела обняв колени и плакала. Плакала так, как я никогда не видела. Плакала так, как я и не знала, что она может так плакать. Рыдать.
   Я подошла со спины, присела рядом, погладила по голове, она не вздрогнула, не удивилась, повернула ко мне залитое слезами лицо и прошептала:
   - Ну почему не я? Почему...
   Что я могла ответить? Что я могла ответить любимому человеку который убивался по другому. Она обняла меня уткнулась в плечо и продолжала рыдать. А я... я четко осознала, что не быть нам вместе. почему -то именно сейчас в этот момент, я поняла, что никогда она не ответит на мое чувство. Да она меня любила, но любила как подругу, может как сестру. Но не больше. И никогда ничего больше не будет.
   А она все плакала и сквозь слезы:
   - Я подарила ему роман. А они читали всей общагой с друзьями и ржали. Ржали надо мной. Над мои чувствами. Я ведь правду там написала. Правду. Для него. Только для него.
   Внутри меня все леденело от осознания того, что не будет она со мной.
   Сколько мы так просидели, бог его знает. Потом она спустилась к себе, собрала вещи и уехала к родителям. Находится в общежитии больше не могла, ей казалось, что все смеются, что все тычут пальцем. А я б на ее месте осталась. И ходила бы с гордо поднятой головой, да боялась бы, да плакала, но не показала бы что сдалась и не уехала. Никогда. Никуда. Биться так до конца. Тем более сейчас...
  
   Она уехала. Я знала, там с ней все будет хорошо. Там и с ней. Но не со мной и не сейчас. Сейчас мне было плохо. Пошел дождь. Я даже не заметила. Я медленно брела по проспекту красоты- длинной улицей над морем с прекрасным видом на залив, где так много кораблей. И мне было все равно. Мокрые пряди волос прилипали к лицу, дождь смывал косметику черными полосами по щекам. А мне было абсолютно все равно. Просто все равно. Я не замечала, что шла по дороге, не замечала как мне сигналили машины. В моем сердце огромная когтистая лапа выдрала кусок мяса. И сейчас рана кровоточила. Сейчас я умирала. С каждым шагом я умирала от той мысли, что жгла меня- от того, что никогда, никогда, никогда, никогда и еще раз миллион этих никогда она не будет со мной. Все...теперь это точно все. И жить? Зачем мне жить если каждая моя любовь- вот так. Саша Ягужинский...- грязь, боль растоптанное сердце, Сашка не в счет, Аля...и она так же пусть, не зная сама, точно так же растоптала мое сердце.
   В магазин, тот самый где познакомилась с Сашей. Бутылку водки. Лимон. Мне не отмечать. Мне напиться. Странно, как охрана пропустила. Или потекшая косметика в сочетании с дорогой одеждой не внушает подозрений? Потом в аптеку, за успокоительными, а потом домой.
   Пить.
   Плакать.
   Умирать.
  
   Кое-как утром на работу. Разлепить тяжелые веки, я Вий, поднимите мне веки. Напялить на себя какую-то одежду. Накрасится. Тушь смазалась из глаз опять слезы, ну и к черту эту косметику. Зачем она мне? Кое-как пришла на работу. А там все что-то бегают с чем-то поздравляют. Сам главный изволил вызвать. Заявилась к нему, без здрасти, просто толкнула дверь кабинета и плюхнулась на стул. В голове мысли ворочаются как камни, еле - еле, перекатываются одна с другой.
   А шеф, шеф что-то говорит.
   - Викулечка, поздравляем, вы там на конференции скажите обязательно, про нашу фирму, как -никак мы вас вырастили.
   - На помойке подобрали от очисток отчистили?- мне плохо. Я злая. Я его ненавижу. Я весь мир сейчас ненавижу.
   - Что ж вы так сурово, Викулечка, вовсе нет, но в какой-то мере на ноги поставили.
   - Напоили, накормили спать уложили...- ничего я с собой поделать не могу, да и не хочу, пошел ты сволочь директорская, вместе со всей своей фирмой.
   -Вика, у вас шок?
   -Нет, у меня кома.
   - Я понимаю то, что произошло большое событие но вы слишком сильно на него реагируете.
   Кажется я начала мыслить, он что знает про Алю?
   - Вы выиграли краевой конкурс, но это не так страшно и важно, то есть важно...
   У меня отвисла челюсть. В буквальном смысле...
  
   А потом, потом был серый двадцати этажный гроб с лестницами администрации края. Конференц-зал с красными дорожками и красными мягкими креслами. Сцена с флагами и гербами, дядечки и тетечки в дорогих костюмах за дорогим темного дерева столом на той сцене, всякие дядечки и тетечки с фотоаппаратами и видеокамерами в зале. Один, вице-губернатор на сцене говорит, говорит, говорит, говорит, называет имена, кто-то выбегает получает дипломы номинантов, пакеты с призами. Все красивые. Начесанные, накрашенные ( дамы), в галстуках ( мужчины), одна я здесь лишняя в старых, застиранных почти до белого джинсах и какой-то водолазке. Кое-как причесанная и не накрашенная. Да и наплевать. Я вам не нравлюсь? Не ешьте. Внутри меня тугой сплав боли. Ощущения потери. Ощущения пустоты и бессмыслицы существования. Закричать бы на весь этот зал, упасть на эту ковровую дорожку и рыдать, рыдать, рыдать. А нельзя. Нужно терпеть. Здесь все чужие, здесь все враги, здесь все, у кого я отвоевывала свое место под солнцем, место, которое мне сейчас на фиг не сдалось.
   А вот и мое имя называют. И мои ноги сами идут к сцене. Мне вручают дипломы, подарки, контракт. На меня птицами налетают журналюги, мило улыбаются, пару слов для газеты такой-то...
   Пару слов вам. Для газеты.
   - Подобрала значит меня фирма "Фотолюкс" на помойке, откормила, отмыла, от очисток очистила...
   Просил же шеф пару слов благодарности для фирмы. Пожалуйста. Даже не пару, мне для родной фирмуськи ничего не жалко. Особенно слов.
   Потом в охапку с подарками в офис. И заявление на стол. Об отпуске. Можно не оплачиваемом. Или увольнении, можно тоже не оплачиваемом. Только отпустите, пока я здесь все не разнесла...
   Подписали. Посмеялись:
   -Гулять будешь сию победу отмечая?
   Они то уже мою победу отметили, и в свои рекламки прописали, что у них лучших дизайнер трудится города значит, краевой конкурс выйгравший.
   Только дизайнер не хочет трудится. Он не может. Я не могу. Мне БОЛЬНО! Люди, да поймите вы, мне больно, больно, больно, больно, больно...Мне же больно! Не видят, не слышат, не замечают. Празднуют за меня мою победу, почему не плачут за меня мои слезы?
   -Гулять будешь отмечая победу?
   - Гулять буду. - и улыбку.
   Гулять буду. Только дома. Гулять. Дешевой водкой. Что б еще хуже стало. Гулять. Пить. Плакать.
   Я буду умирать. Ведь никто из вас не захочет сделать это за меня.
  
   Меня разбудил телефон. Он настойчиво звонил вновь и вновь. От снотворного тяжелая голова, просто "не подъемная", у меня свой способ переживать сложные депрессивный ситуации- это пить ведрами все успокоительные, что только существуют в аптеках и спать. Где-то неделю. Просыпаться на час, на два в общей сложности. Поесть, посмотреть клипы на музыкальном канале и проваливаться в сон вновь. А там психика, организм - они сами во сне разбираются с моей болью и моими проблемами, когда через неделю я начинаю не только смотреть музыкальные шедевры, а просто щелкать каналы значит все. Еще два дня остаточных эффектов успокоительного и потом знакомлюсь с новым человеком, которым стала за все это время сна.
   Но сейчас курс "лечения" только начинался. Поэтому глаза слипалась, а мысли медленно расползались в затуманенном мозгу.
   -Виктория?
   -Уга.- мне даже было не интересно кто звонил. Сейчас пошлю ко всем чертям и вновь спать, пока душа не вспомнила, как ей фигово, что на ней прореха, что ей больно, что сердце в огне, там свежая рана, что жить не хочется. Спать.
   -Виктория.- кажется со мной говорил мужчина- это, Никита Малиновский, издательство "Новая Реальность", мы заинтересованы в сотрудничестве с вами.
   Работа? Какая к черту работа, не нужна мне сейчас работа, мне плохо- и я себя жалею. Не мешайте мне. Уроды!
   -Я не заинтересована.- я старательно выговорила фразу по слогам. И нажала кнопку отбоя.
   Всем нужен дизайнер, подумаешь выиграла краевой конкурс, да пошли вы все со своей работой. Не нужна она мне, мне ничего сейчас не нужно, никого, даже сама себе я не нужна.
   Спать. Не раздеваясь в джинсах и теплом мужском свитере больше меня на пару-тройку размеров, под клетчатым пледом подаренным много, действительно много лет назад одним поклонником... что ж я с ним тогда не осталась? Очень милый мальчик- Ваня Пименов. Красивый. Высокий, чуть худоват для своего роста, серые глаза в обрамлении пушистых и очень длинных ресниц. Мы познакомились в летнем лагере для детей "Искра", я работала воспитателем, а он был плотником. Я обратила на него внимание еще в первый день своей работы, еще до заезда детей. Такие глаза, классического миндалевидного разреза и с пушистыми ресницами не могли быть не замеченными. Но он предпочел мне мою вожатую. Я не была влюблена, он мне просто нравился. Нравилось выходить утром на крыльцо кубрика где я жила и видеть, как он уходит из кубрика моей вожатой. Нравилось его смущать ехидными замечаниями. Ванька- Ванька. А потом пришла к нам работать его сестра. Так похожая на него, с такими же глазами. Однажды, я помню почему-то этот вечер, может от того, что он был слишком давяще жаркий, без ветерка и даже такое близкое озеро не спасало от духоты. Ванька вдруг забежал ко мне на крыльцо, где мы с моими девчатами гадали на суженных:
   -Вик, я в армию ухожу, дай мне свой адрес.
   Я удивилась, но адрес дала. И он мне написал. К тому времени его друзья рассказали, что у Ваньки эпилепсия и он очень этого стыдится. А мне было страшно, что с ним будет, когда случится приступ в армии, а он случится, ведь они стабильно повторяются каждый месяц эти приступы.
   Он писал мне письма. А я не знала, что писать в ответ. Ведь мы были практически не знакомы, только имена, да ежедневные встречи утром.
   Потом он вернулся. Он не сказал почему, да и я не спрашивала. Мы не виделись почти полгода и вдруг он пригласил меня на свое день рождения. Я приехала. На базу отдыха в лесу, была только мужская компания, все знакомые -все друзья, все было хорошо и его миндалевидные глаза в обрамлении пушистых ресниц, они говорили все за своего хозяина. Они говорили: "люблю, люблю, люблю...", а не верила. Я не верила. Хотя все и так было понятно, но я все равно не верила. Заставляла себя не верить, мне было проще отмахнутся от этого чем принять.
   Я была молода. Глупа. Эгоистична.
   Еще через два месяца такое же приглашение на Новый Год. Я согласилась. Приехала на ту же базу, где мы праздновали его день рождения, так получилось, что всего за полчаса до Нового Года и оказалось, что мы одни.
   В полночь он подарил мне этот самый плед, темно -изумрудный с длинной бахромой. Сказал, что он соткан из теплоты его чувств ко мне, из его любви и поэтому согреет меня даже в самые лютые морозы моей души. Потом, ровно в пять минут первого на улице взорвались фейерверки, они взлетали один за одним в ночное небо окрашивая все в разные цвета, а частью из них, тех что не взлетают, а крутятся на земле было составлено мое имя: "Викуля" из огненных брызг на снежно белой земле.
   Мы заснули в одной постели...
   Я сказала "нет", он сказал: "я буду нежен", я ответила: "все равно нет". Он не настаивал.
   А на утро...на утро я сбежала. И вовсе не из-за того, что у него случился приступ эпилепсии, да это было страшно, я впервые видела, как это когда человек синеет в буквальном смысле слова. Нет. Я сбежала от его чувств, от этих чудесных глаз смотрящих на меня с таким обожанием. Потому что я не могла ему ответить тем же. И поэтому сбежала. Не знаю, как понял это он. У нас до сих пор замечательные отношения в редких -редких звонках друг другу. Ваня не спросил почему я ушла.
   Но с тех пор плед со мной. И в самую лютую стужу своей души я заворачиваюсь в него, как куколка бабочки и переживаю все.
  
   Мне снилась пожарная тревога. Словно я посреди пустого коридора. Длинного- длинного, без единого окна и трезвонит предупреждение, а я не знаю куда бежать, везде только цементная кишка коридора.
   Я свалилась с дивана и проснулась, но тревога все равно противно звонила. Звонила. Звонила. Звонила.
   Это не тревога. Это дверной звонок. Что б ему, давно пора было отрезать. Я завернулась в свой плед и пошла к двери. В экране домофона какой-то брюнет. С наглыми глазами. Что ж сам напросился, мстительно подумала я, мельком глянув на свое отражение в зеркале двери ниши. Размазанная косметика, рыжие волосы во все стороны, зеленый плед, туманные глаза. Наркоманка со стажем. Ну и что. Приперлись всякие...и я распахнула дверь. И сказала:
   -Гав, блин.
   Он чуть шарахнулся. Улыбнулся. Не потерянно или испугано. А нагло. Снисходительно. Так захотелось стереть с этого красивого лица эту улыбку. Ненавижу я жалость и снисходительность.
   Он оказался выше меня. В костюме. С цветами. С лилиями. И голос оказалась бархатным.
   -Виктория Вяземская?
   -Я за нее.
   Почему-то мне показалось, что я слышала этот голос где-то. Плед сполз вместе с воротником свитере. Интересно я эротично выгляжу в мятых джинсах и мятом мужском свитере замотанная в плед?
   -Я из издательства...
   Я закатила глаза, голова отозвалась болью.
   -"Новая реальность",- продолжал он- уже у меня в прихожей.- у меня для вас предложение.
   - а я Вас приглашала зайти?
   -Я же не вампир, мне приглашение не требуется. Карие глаза, смуглая кожа, темные-темные волосы, стрижка чуть длинновата, как впрочем и нос. Вампир это хорошо. Вампир это плюс.
   Я зевнула и поняла, что сейчас свалюсь спать прям здесь.
   -А это Вам.- он протянул мне букет.
   -Очаровательный веник. - я скорчила страшную рожу благодарной обезьяны раздумывая лечь спать прям тут или огреть его цветами и прям тут лечь спать?
   - так вот, насчет предложения.- брюнет изящно наклонился и стал расшнуровывать ботинки.
   -Молодой человек, вы дурак совсем или только местами? Я сказала, меня не интересует предложения о работе, по крайней мере две недели. Я один из лучших дизайнеров, и я вам отказала, какого черта вы заперлись в мой дом, с этим дурацким веником?
   Он снял ботинки, прошел в мою гостиную и сел на диван. Спортсмен подумалось мне. Слишком точные и сильные движения. Не фанат спорта, но завсегдатай спортзалов.
   -Меня зовут Никита Малиновский, я из издательства "Новая реальность", и я пришел к вам с предложением о работе, но нам не нужен дизайнер.
   Я продолжала стоять с цветами по среди прихожей.
   -Полы мыть не пойду.
   -Нет, что вы, издать сборник Ваших рассказов.
   -Чего? Это программа розыгрыш на ОРТ?
   -Нет.- он достал из кармана, что -то подозрительно похожее на визитную карточку.
  
   Через 20 минут он варил мне кофе, который я ненавижу, что бы вернуть моей голове возможность думать, а я смотрела на листы контракта. Контракта с издательством. Контракта о котором мечтала так долго. Он разбирал мои кастрюли, комментируя их содержимое. Я замечательная хозяйка, честно, у могу приготовить красную рыбу с морской капустой под сыром так, что гости готовы съесть вместе с противнем. Но не сейчас. А этот наглый тип так скоро и до ящиков с моей одеждой- бельем доберется.
   А тип красивый. Сильная линия спины угадывалась даже под костюмом. Темные волосы блестели, когда на них попадал луч солнца. Он был уверен в себе, в жизни и в том, чего от жизни хочет, и в том, что он явно этого желания добьется.
   -И самое главное,- он поставил передо мной чашку с мерзко-пахнущим кофе,- самое главное предложение.
   Пауза, полез в карман, сейчас достанет кирпич и стукнет меня по лбу за мое хамство, хотя откуда в кармане кирпич? Он и не достал кирпич, вместо кирпича бархатная коробочка, раскрыл поставил передо мной на стол, рядом с кофе и контрактом, в коробочке на белом атласе кольцо.
   -Эт что, взятка?
   -Выходи за меня замуж.- и упал на одно колено на мой давно не мытый пол.
   Воздух кончился. А когда я наконец вновь могла дышать, этот наглый самоуверенный красавец услышал о себе много лестного. Не помню, что я кричала, помню что порвала этот контракт кинув обрывки в его вытянувшееся лицо. Так надо мной издеваться? Надо мной? Если мне уже чуть больше чем пара десятков лет, если честно намного больше, чем пара десятков, это еще не означает, что на мне можно проверять свои пикаперские штучки всяким лощенным самовлюбленным уродам.
   Я его выставила. И хлопнула дверью так, что со стены упала моя лучшая работа, с которой я и выиграла этот дурацкий краевой конкурс.
  
   Но его приход помог одному- мне расхотелось депрессивничать. Я смогла загнать все во внутрь, замкнуть там, завалить валунами и сделать вид, что забыла о своих чувствах. Забыла так, словно их никогда и не существовало вообще. И пусть потом когда -нибудь я вновь из-за них заплачу, и вновь залягу в спячку, сейчас когда я пила чай с лимоном на свой давно не убранной кухне, выплеснув предварительно ненавистный кофе в раковину и выкинув эту чертову пачку с зернами, которую я держала для нее я решила, что буду жить. Черт побери, я буду жить!
  
   Но этот холеный красавец так просто не отстал. Не знаю как, но вот он уже со мной в каком-то дорогом кафе. Белый свитер, черные брюки со стрелками, начищенные ботинки. А волосы у него темно-каштановые оказывается. И глаза темные-темные. Омутные какие-то глаза. Затягивают, как водоворот. Значит не будем на него смотреть. Очень нужно.
   - Что тебе заказать?
   -Глинтвейн. - я пью просто так. Для себя. С утра сто грамм и день прекрасен в своей замечательной рутинности. А я не за рулем, а у пешеходов и работников наличие алкоголя в крови не проверяют.
   - Так только же утро. - он словно удивлен. Но ему наплевать. Я по голосу слышу, что наплевать. Я могу сейчас заказать бутылку водки и выжрать ее с горла одновременно отплясывая гопака на столике за которым сидим, и этот "мажорчик" и бровью не поведет.
   А мне от чего-то хотелось что б повел. Что б взбесился. Закричал, что б это красивое лицо испортил некрасиво открытый рот, или этот бархатный голос сорвался на почти женский визг. Но его ничего не брало и не пробрало бы даже это. Вскинул бы свою красиво очерченную бровь, подождал пока допью-спляшу и снимет меня со стола, завернет в свое пальто и спокойно спросит:
   -Закусывать будешь?
   Я прозвала его "князек", хотя он он не было князьком, скорее князем. Но князек уничижительной звучит, а мне нравилось его унижать. Ну хотя бы мысленно.
   - Мое утро начинается именно так. Если вашу светлость не устраивает- можете не начинать со мной утро.
   Пришел сегодня не свет ни заря вытащил меня с постели и потащил завтракать в это кафе. Зачем интересно?
   - Так что мы будем печатать ваш роман?
   -Хочешь печатай, хочешь рисуй, хочешь от руки переписывай.
   -Тогда подпиши здесь.
   Опять на столе бумаги. Подписать что ли? Тогда я смогу спокойно спать по утрам и этот князек не будет вечером гарцевать под моим окном на своем "Лексусе" и звать меня с собой куда-нибудь.
   -Легко.
   И я подписала. Книга пойдет в печать. Мне наплевать. Пусть идет. Я этой книге ничем не обязана, кроме того, что дала ей имя.
   Я вернула ему ручку и встала из-за стола.
   -Ты куда?
   -Твое какое дело?
   -Так глинтвейн еще не принесли.
   Я посмотрела на него так сверху вниз стараясь вложить в этот взгляд все презрение, жалость и ту ненависть, что испытывала к мажорам.
   -Ты получил подпись. Следующий раз принесешь мне деньги. Или оставь их себе, девочек по кафе глинтвейном поить.
   И ушла. А эта сволочь не остановила. И когда я уходила я видела, как ему принесли мой глинтвейн.
   Сволочь. Что с него взять?
  
   Мои надежды оказались тщетны. Не отстал. Теперь на очереди ночной клуб. Зачем я с ним, если так не выношу его присутствие? Потому что решение жить не сбавляет боль на минимум. Потому что злость и ненависть к миру не уходит вдруг. Потому что каждый день нужно звонить Альке и спрашивать как она там, что у нее нового. Потому что сейчас я нужна только ему, Никите. Не важно зачем. Может быть когда-нибудь я все-таки размажу его тонкую улыбку по его красивому лицу и тогда мне станет совсем легко. Я ненавижу себя и могу мучить нас обоих. О чем большем можно желать?
   Ночной клуб, грохот музыки, накуренность и темнота. Накуренность это хорошо. Я тоже сейчас курю, длинные ментоловые сигареты, говорят они очень плохо действуют на сердце. Потому и курю. На мое уже ничего наверное не действует.
   А ему улыбаются девчонки. А с ним здороваются люди. И со мной. И мы за столиком, и он заказывает мне глинтвейн, а себе абсент. Я морщу нос.
   -Что-то не так, котенок?
   - Я тебе не котенок, это раз. А второе- даже не думала, что князья могут пить одеколон с запахом елки.
   Он откинулся на спинку кожаного дивана, интересно если я прожгу этот диван окурком- кто будет платить?
   -Абсент, Виктория, один из самых дорогих напитков. Ты просто не понимаешь.
   -Просто я называю все вещи своими именами.
   -своими именами? И как ты назовешь это?
   Он достал из кармана бумажник, а оттуда пачку денег. Действительно пачку, пачку которой мне бы хватило на пару месяцев жить ни в чем себе не отказывая. Взял мою зажигалку, пепельницу- и подпалил все это. Купюры веером и на конце пламя, которое жрет красочную бумагу, чьи-то бессонные ночи, чей-то труд, чей-то пот... он брезгливо бросает остатки догорать в пепельницу, вытирает пальцы салфеткой, словно испачкался обо что-то грязное.
   Я усмехаюсь. Хотя наверное его стоило убить. Но я просто усмехаюсь.
   -Это мажорство. Яркий жест. Но платить за тебя я не буду.
   Теперь он хохочет. И мне противно признаваться себе, что его смех такой красивый.
  
   Потом был ресторан. И опять абсент. Я опять кривлю нос и он разбивает бутылку об пол.
   - Красивый жест, конечно, яркий. Но ты повторяешся. Словно п\бездарный актеришка статист заучивший роль. Примите мое "фи". - я просто встаю из за стола и прхожу каблуками по осколкам. Пока все смотрят, пока официанты бегут. Стекло противно хрустит под каблуками, а слетевшее с плеча боа красной кровью по блестящим стеклам напитка за сотни долларов. Наслаждение...
   Я сама не знаю, как была такой стервой. Я хотела от него эмоций- что б он ударил меня. Что б накричал. Что б... ну хоть что-нибудь что б... что б я могла разревется, разрыдаться и мне бы стало легче. Почему именно так? Не знаю. Просто почему-то именно так. Но омут темного взгляда всегда без эмоций. Только вздернутая бровь и редко тонкая улыбка, которая на миг трогает губы...
   Я шла по дорогк домой. На шпильках проваливаясь в снег. Наступила зима. А я и не заметила. Дом. Работа. Учеба. Телек. Иногда князь. И я не видела, как наступила зима, заметила только сейчас когда туфли набрались снега. Я шла в белом тонком кашемировом пальто по снег, а за мной красной змеей волочилось боа.
   А потом рядом ехал он. Темный "ЛЕксус" обдав теплом разгореченного мотора замедлился рядом со мной, чуть опустилось окно:
   -Садись, простынешь.
   Еще раз усмехнулась.
   -Похоронишь за свой счет.
   -Я два раза не приглашаю.
   -Не велика ценность твоего приглашения.
   - Хорошо. Похороню.
   И он уехал. Черт подери, он уехал, не ожидала. Правда не ожидала. Думала извинится. Начнет уговаривать. Но он поднял тонированное стекло и газанул. А я как дура посреди сугробов в вечернем платье и тонком пальто.
  
   Я заболела. Он приехал с трехлитровой банкой меда и мешком мандаринов, лимонов и прочего витамина "С". Я валялась на диване, а он суетился на моей кухне, что-то там грея, кипяча.
   Притащил кружку молока с медом и маслом. Ненавижу эту дрянь с детства. Да тело ломило, да голова раскалывалась, но пить это я не буду.
   - Я не буду.
   -Будешь.
   -Что хоронить не хочешь?
   Он поставил кружку и вдруг неожиданно крепко схватил меня за плечи заставив принять полусидящее положении. И в глазах что-то сверкнуло. Наконец-то что-то сверкнуло, что-то пробилось сквозь эту маску спокойствия, уверенности.
   - Да, идиотка, не хочу я тебя хоронить.
   Его лицо ко мне так близко еще сантиметр и я могу поцеловать эти близкие губы. Я перевела взгляд с губ на глаза. Они пылали. Они действительно пылали. Мне было плохо физически, но морально я торжествовала. Получилось- довела. Довела...
   - Жмот.
   Он дернулся как от удара. Убрал руки отодвинулся от меня. Поднял кружку с пола, протянул мне.
   Я взяла ее обеими руками боясь не удержать и пролить на себя кипяток. Он ее подержал. Приобнял одной рукой меня за плечи другой держал свое отвратительное варево. Я пила. Жаль, что у моей победы такой отвратительный вкус. Больше за вечер не единого слова. Убрал на кухне, укрыл меня и ушел тихо притворив за собой дверь.
   Скотина, мог бы остаться. Наверное спешит к своим очаровательным блондинистым длинноногим залакированным гламурным куклам. Я что ревную? Да ревную. Потому что мог бы и остаться. Сволочь. Все мужики сволочь и князь первый в списке.
  
   Потом была огромная корзина роз присланная мне на работу, а в цветах лежала только что вышедшая книга. Опять поздравления коллег и во взглядах зависть. Конечно, я же звезда, у меня пиар- компания будущей книги такая была, что вот уже пару недель ее настойчиво просят во всех книжных магазинах. А вы как думали, князь не делает провальных проектов. Если вкладывает деньги- то в шедевр. А зависть это сладко, я теперь словно жила в конфликтах, в скандалах, мне нужна была ненависть, что б на меня ругались, шипели, а я огрызалась в ответ. Но люди избегали этого, терпеливо снося мои капризы и придирки.
   А тут замечательный повод для зависти, а зависть, она ведь ядовитая, а если ты ядовит тебе обязательно нужно кого-нибудь искусать.
  
   Аля все так же сидела в своем родном городе. Перевалсь в местный филиал универсетета, пошла работать в фирму отца. Теперь я уже старалась ей писать как можно реже. Как можно меньше звонить, выдавлива ее из своего сердца. И игра в "взбеси князя" очень этому способствовала.
  
   Вечером выхода книги он заявился ко мне в гости. Вино, фрукты, шоколад. Свечи. Как все красиво и замечательно. Первый тост за мой успех. Второй еще там за что-то. Я любовалась им в неровоном, подрагиващем пламени свечей. Просто красивый мальчик. Теменота скрадывала что-то оставляя простор фантазии. Только блеск глаз. Только очертания фигуры. Красиво. Просто красиво и он такой красивый.
   Зазвонил его сотовый телефон. Когда он доставал его с кармана, то напол выпали блестящие фольгой пакетики. Я машинально наклонилась к ним по пути понимая, что это такое. В последний миг чуть не отдернула брезгливо руку, но передумала, подняла их, улыбнулась как можно шире и протянула ему:
   -Твое?
   Он не смутился. Просто взял и вновь сунул в карман, но мобильник положил уже в другой. Все очарование и красота и мои глупые мысли об этом испарились. Он тронул клавишу пульта управления моим новеньким музыкальным центром купленным на гонорар от книги, музыка это самый замечательный спаситель и защитник от всех и от вся и от себя кстати тоже. Плавная, медленная музыка. Лучше бы что-нибудь злое. Раздражающее. Пока он отвелекался на центр, я встала, мы просто сиделит на ковре, стол слишком пафосно для двух свечей, нам показалось. Это я сказала слово: "нам"? Он поднял на меня глаза.
   - Ты что?
   - Я? Я ничего. Просто даю тебе то за чем ты пришел без глупых, не нужных прелюдий. И я сдернула кофточку, взялась за широкий ремень. Посмотрела на него. Чего я ждала? Что он вскочит и закричит: "Это не то, что ты подумала?" или накинется с поцелуями?
   А он просто смотрел на меня в ответ. И опять в этих проклятых темных глазах было ничего не прочитать.
   Я почувствовала себя так глупо. Стою тут полуголая перед мужиком, а ему по фиг. Ситуация... честное слово...
   И тут до меня шепот. Тихий-тихий.
   - Оденься.
   - Что?
   Может мне показалось.
   - Оденься. Я так не хочу.
   - А ты думаешь я тебя вообще хочу?
   - Оденься. Я так не хочу. - вновь повторил он. И в его голосе что-то скользнуло. Что-то что я уловила, но не успела понять. Подобрала свою кофточку, путаясь в рукавах напялила обратно. Раздеваться было легче. Опустилась обратно на пол. Сложила ноги по - - турецки. Он протянул мне мой бокал полный до краев. Пальцы чуть задержались на моей руке, и вдруг какая-то волна прокатилась по моему телу. Странная. Теплая. Что-то я сегодня все замечаю, но не черта не понимаю.
   -Давай выпьем, что бы не так.- опять абсолютное равнодушие, словно и смутило это все его.
   Я почувствовала себя глупо. Ненавижу чувствовать себя глупо.
   - Вообще никак не будет. Можешь пить за что хочешь.
   - Я хочу, что бы не так.
   - Да пожалуйста. Бокалы стукнулись стенками. Звук мы не услышали, наконец-то грянул "Рамштайн" забивая своей музыкой все вокруг. И от чего мне так обидно, что он меня не поцеловал, когда я стояла полуголая, куда ж мне против его "глааамурных" блондинистых девашек с силиконовой грудью...
  
   Это все что я помню. А все остальные воспоминания - как случайно выпавшие с колоды карты, без них колода не полная и, а масть и наименование напоминает что-то но без колоды они ничего и не стоят. Хотя и колода без них тоже никому не нужна...
   Помню очередной ресторан, а потом он бегал по крышам стоящих на парковках машин. А я уехала на его "Лексусе", оставив его и дальше там бегать.
   Помню встречу с поклонниками. Как он меня "презентовал", а когда фотографировали журналисты, он обнял меня за талию прижав к себе, и мне от чего-то так не хотелось разрывать теплое объятие.
   Что-то еще. Не помню событий - помню лишь ощущения. А еще помню как целовались под снегом. Он только коснулся моих губ, мы оба были пьяны. В дрова пьяны. Я стояла босиком на снегу и не было холодно. А он рядом, тоже полураздетый. И вдруг поцеловал, а когда я открыла глаза выплывая из водоворота ощущений мир вокруг стал белым. Я вновь закрыла глаза, открыла, вдруг показалось? Нет, не показалось, пошел снег. Крупные -крупные белые хлопья.
   А потом уже у меня дома, опять вино, свечи, тосты, пьяные поцелуи, ласковые руки на коже безумно желавшей его прикосновений. И вдруг он остановился. И опять:
   - Я так не хочу.
   Я обиделась. Меня не хочет. Скотина, блин.
   - Ну и не надо.
   -Ты не понимаешь.
   -Никита, я не хочу ничего понимать. Не хочешь так, не хочешь этак, лично я вообще ничего не хочу.
   -Правда?
   -Нет, блин, вру.
   -Знаешь. Ты смелая.
   -Я блин, смелая, храбрая, крутая и с мажорами не сплю.
   - Ты не блин, но смелая.
   Я решила опять обидеться и чем-нибудь огреть эту наглую морду. Но не успела. Его глаза до этого смеявшиеся, вдруг погрустнели. В миг, словно выключили освящающую их лампочку.
   -Мажор, я когда мечтал услышать эти слова в свой адрес.
   -Повторить?
   -Нет, от тебя они звучат оскорблением.
   -Могу по другому обозвать.
   -Нет. Мажор.- его голос стал далеким -далеким.- Я мажор. Я мечтал об этом. Я вырос здесь. Да здесь в этом городе. В пятом классе я влюбился. В учительницу. В десятом она очень жестоко мне сказала, что между нами ничего не будет, высмяяла меня, унизила. На всю школу. Меня "разбирали" на педсовете, воспитывали у директора, вызывали моих родителей в школу. И я возненавидел женщин, нет не так. Я потерял возможность любить, желание такое. Не знаю как правильно назвать...я больше никогда никого не любил. Быть может увлекался, но не любил.
   Я всегда был беден. Я ненавидел тех, кто был "мажором", как ты говоришь. Мой отец пил. Пил сильно и избивал мать, жестоко избивал. Я ходил годами в одних и тех джинсах и в одном и том же свитере, на сто раз клеил сильно жавшие ботинки. Голодал. А они, мажоры, богатенькие кобели и сучки, сынки и дочки богатеньких папенек и маменек смеялись на домной. Унижали. Издевались. И прогоняли из своей красивой сытой жизни. И я поклялся, что стану лучше, во всем лучше чем они.
   После школы пошел учиться и одновременно работать. Сначала обучился компьбтеру, стал верстальщиком, потом дизайнером, потом посредничество между желающими издаться и типографиями, а потом и свое издательство. Было страшно. Было трудно. Я спал два -три часа в сутки. Я зарабатывал деньги. И я смог заткнуть глотку всем тем, кто на до мной смеялся. Я переспал с лучшими девушками города. Но это не заполнило пустоту в душе. Я смог, но здесь,- Никита приложил руку к груди.- было пусто. И я стал мажором. Правда. Пустышкой. Пока не прочитал твой роман. Я читал и плакал. Плакал потому что там ты писала обо мне. Все так как я чувствовал, и все что мне не хватало. Я нашел в тебе. И понял, что ты мне нужна. Не знал еще какая ты. Просто понял. Нужна.
   Я не заметила сама как успела обнять его и начать гладить по волосам. А он продолжал говорить. Тихо. Спокойно. Словно и не о себе.
   - Я решил издать твою книгу, я купил кольцо, цветы, приехал к тебе. Я двадцать минут простоял возле твоего подъезда приставляя всякое, пытаясь напугать себя страшными картинами, что ты семедясетелетняя старуха, что ты толстая, прыщавая, что ты разочаруешь меня, а потом решил, что пусть это будет последний шанс в моей жизни, последний шанс на любовь.
   И мне открыла ты. Ты почти такая какой и представлял, маленькая, с длинными волосами, и такая смелая. Именно смелая. И как ты швырнула в меня моим контрактом, выставила за дверь. Я шел пол лестнице к машине и смеялся. Потому что не мог понять, как такая как ты, могла написать тот роман. И я поклялся себе найти ту тебя, настоящую, ту что все это писала.
   А ты убивала меня своей непредсказуемостью. Непонятностью загадочностью. На тебя не действовал стандартный набор моих ухаживаний. И тогда, когда был наш первый вечер с вином, у меня из кармана еще выпали презервативы, и ты разделась. Я вдруг понял, что так не могу. Мне не нужно твое тело, только твое тело, мне нужна твоя душа. Сначала твоя душа а потом все остальное...
   Я никогда не забуду про то, как ты обозвал абсент, елочным одеколоном, а все всегда восхищались, что я умею пить его по правилам.
   Я восхищаюсь тобой.
   Его голова лежала на моей груди, и лицо было так близко и это оказалось так просто ничего не отвечать на эту то ли исповедь то ли очередной трюк. Так оказалось просто коснутся его губ и растворится в его горячем дыхании и ласковых, крепких руках и не думать, правильно ли я поступаю и какая он сволочь, все было просто...
  
   Утром я открыла глаза и увидела его. И тут же глаза закрыла. Словно сплю. Почему я стала бояться просыпаться первой? Он лежал рядом, рука поперек мой руки, ноги переплелись и сопел.
   А у меня в голове одна мысль на другую, с одним вопросом: "уходить огородами? Или поцеловать и прошептать: "с добрым утром милый?". Да что же мне делать, господи? Вся моя жизнь- сплошной замкнутый круг. Роковые смс-ки и страх открывать глаза после ночи, проведенной с кем-нибудь. И тут он засмеялся. Нет, он заржал. Я открыла глаза и посмотрела на него.
   Взлохмаченный, чуть опухший от сна он ржал.
   -И чего ржешь?- спросила я, натягивая на себя простыню, делать грозный вид, когда ты не одет сложно.
   - У тебя на лице была такая трудная работа мысли.- он продолжал ржать.- просто дико трудная. Что думала обязана на мне женится или нет?
   -Ах, ты сволочь, да зачем ты мне сдался?- я попыталась огреть его подушкой. Не попала, зато потеряла простынь. А когда ты голая, сложно не только делать грозный вид, сопротивляться тоже сложно.
  
   Через полтора месяца была свадьба. Еще одно ужасное событие в копилку гадостей моей жизни. Я хотела скромную свадьбу для нас, расписались и ладно. Все равно для меня этот шаг был непонятен. Зачем я выходила за него замуж? Просто что бы сжечь за собой мосты? Не знаю. Выходила и все. Что бы стать Малиновской. Нет, фамилию я оставила свою. Вяземская. Но не в фамилии дело. Когда я сказала Никите, что хочу скромную свадьбу он улыбнулся и ответил, что дай мне волю, я приду на регистрацию в драных джинсах и каком-нибудь топике, а он не может себе такого позволить. Поэтому я могу не волноваться, он все возьмет на себя.
   И он все взял на себя. Вплоть до того, что пригласил Алю в свидетельницы и выбирал мне платье. Выбор платья был столь же страшен, как ожидание Алькиного приезда. Хотя более утомителен. Никита и консультант салона запихивали меня из одного "торта" в другой. Пена кружев, кринолин, шелк, цветы. На третьем платье я уже перестала различать детали, где рукав "фонариком", где лента, где чуть не белый оттенок. Из зеркала на меня смотрел снеговик. Платья, платья, платья... я ведь хотела совсем простое, по фигуре и чуть с расклешенным рукавом. Но нет, Никита выбрал из золотой тафты с длинным тяжелым шлейфом.
   -Что ж хотя бы вымету дорогу до крыльца.
   -Моя жена должна быть королевой.
   Жена. Королевой. Он оплачивал все расходы- зачем мне сопротивляться? Не все ли равно, в чем я буду? Из моих друзей на свадьбе только Аля, моя родная, любимая, и если я могла я бы поняла все это, на еще одну ночь с ней у моря. Но этому не бывать, так что пусть остается это платье или пойду совсем голой, не все ли равно вообщем?
   Свадьба- этот ужасный день не помню совсем. Помню, что плакала утром, когда увидела Альку, а она была так за меня рада и я от этого плакала еще сильнее. Потом собралась, улыбнулась и ...вышла замуж. Помню звуки свадебного марша. Помню, как радовалась мама впервые увидев меня после долгой разлуки и отец тоже сказал, что гордится, а я заметила лишь то как сильно они постарели.
   Помню бесконечные крики горько в каком-то ресторане и глупые конкурсы. А еще безумную усталость от всего этого фарса.
   Просто фарса. Вся моя жизнь лишь фарс- игра в сильную женщину и запретная любовь. Кажется это я думала прежде чем упасть на кровать в кое-как расстегнутом платье и заснуть с мечтой никогда не проснуться.
  
   Семейная жизнь с человеком которого ты не любишь и который не любит тебя- просто сказка. Нам удалось выработать правила, которые мы старались не нарушать, строго поделенные обязанности, никаких ссор. Ничего. Просто красота, еще и вечно занятый на работе муж. Только "выходы в свет" были тяжкими, потому что в лучших традициях любовных романов времен царя Гороха, Никита выбирал мне одежду и украшения сам. Внимательно следил как меня причешет парикмахер и каждый раз предупреждал, стоит ли что то говорить и как себя вести. Иногда я слушалась, иногда нет, иногда вела себя прилично, ходила за ним тенью и мило улыбалась его друзьям, иногда пакостничала и безобразничала, иногда откровенно грубила и нарывалась на неприятности. Потому что да, мне было к кому возвращаться вечером, было обручальное кольцо на пальце, стабильность, но...но со мной не было Али. Я не знаю, любила ли я ее. Или просто это была привычка любить, но иногда в Никите я видела ее или наоборот он очень злил меня тем, что не похож на нее. А она все так же жила с родителями в своем заштатном городишке и ждала чуда. Явления принца на белом коне. Но принцев как известно много не бывает и на всех не хватает. А мне бы стало легче если б она наконец встретила кого-нибудь, может это бы и дожгло все связывающие нас мосты...
  
   Костика привел в дом Никита. Представил своим давешним другом, по "голодной молодости".
   Костик, чуть худоват, чуть странно говорит, как бы слегка в нос. Но его глаза, они затмевали почти все его недостатки если те и были. Лучистые, огромные, желто-зеленый добрые глаза, две яркие звезды в обрамлении длинных пушистых ресниц. А еще он играл на гитаре и на баяне. Никогда не думала, что баян, сопровождение деревенских пьянок может звучать так. Я почти стыдилась того, что у меня есть неоконченное музыкальное образование по классу фортепьяно и слабый, но очень мягкий голос. Потому что я так- не могла, пусть со стопроцентным слухом, но не могла никогда подбирать мелодию с первых, даже фальшивых насвистываний. Да он фальшивил, чуть-чуть на самой грани, и пел чуть-чуть в нос, и голос его больше подходил для академического хора, чем для застолий хоть с баяном, хоть с гитарой. Но все прощалось за его глаза. То зеленые, то желтые, но низменно добрые и неизменно сияющие.
   В наше первое совместно застолье, где были только я, Никита и Константин. Я молчала боясь не осторожным, злым словом сорвать это очарование доброты и света. Он еще так смешно спросил меня, когда Никита вышел на крыльцо покурить:
   -Ты почему такой закрытый человек?
   -Какой есть...
   -Мне кажется ты очень слабая девушка.
   -Беспомощная, беззащитная и безалаберная.
   Я удивилась, честно удивилась, удивилась тому, что хоть на кого-то могу производить такое впечатление, слабой. Кажется жизнь с Никитой меня совсем -совсем испортила. Боюсь собственной тени...
   Вернулся Никита, продолжились песни, Константин отложил гитару, взял баян. А я и не знала, что у Никиты есть баян и пять лет музыкального образования. Он никогда не играл мне, да и не вязался как-то образ холодного, утонченного, высокомерного князя, который он таскал на себе, с баяном. А Константин- вязался. У него были длинные музыкальные пальцы. Я всегда завидовала людям с тонкими, длинными музыкальными пальцами, белыми и даже чуть прозрачными и светящимися, мне всегда не хватало длинны моих для клавиш. У Кости были идеальные музыкальные пальцы, вот только когда они забегали по кнопкам баяна, вверх-вниз, вверх вниз, пряча ладони где-то там за самим инструментом, мне были видны только пальцы, которые казались чуть прозрачными, словно окруженные ореолом, и меня вдруг передернуло, мне показалось, что это паучьи лапки, нет не лапки, лапищи, осторожно перебирают кнопки. И мне стало так противно, когда я вдруг представила как эти лапы касаются кожи и перебирая пробегают по ней. Даже глаза его уже не действовали так магнетически, просто красивые глаза.
   У Никиты был одновременно и плюс и минус- его друзья. Некоторых не выносил на дух я, некоторые меня, некоторые были довольно симпатичны. Но лишь один пользовался моей симпатией и доверием, друг которому я прощала все, и то что он заманивал Никиту в ночной клуб, и то что он засоряли мой ковер фисташками и заливали пивом. Конечно звали Костик. Точнее Эртнов Константин Александрович.
   В ту самую первую нашу встречу когда я увидела в его пальцах - лапы пауков, а он во мне холодную и лицемерную девицу, щелкнуло что-то, что может спровоцировать любовь между людьми, словно это был предохранитель и он сгорел, или вероятная реальность и она отпала, и мы стали просто друзьями. Просто друзьями и никогда ни чем большим.
   А у меня так давно не было друзей. А с мужчинами от чего всегда легче чем с женщинами. Мне по -крайней мере.
   И вот теперь- звезда местной радиостанции и очень часто ведущий всевозможных конкурсов, фестивалей, мероприятий. Шутник, раззвездяй и просто очаровашка. А еще у него была странная привычка, везде где бы он не был, он оставлял календарики, маленькие карманные календарики на которых писал: "счастье, любовь, удача", и подписывался "Клаус",
   почему Клаус?- поинтересовалась я
   -Потому что дарю людям то, что они хотя, а Санта-Клаус писать долго. Он был чудом. Просто хорошим таким приятным мальчиком, со звездными глазами, который мог шутить и чей голос был осязаем. У него были толпы поклонниц, тех кто просто влюблялся в его голос в эфире, они обрывали телефон студии, прорывались в эфир, что бы сказать: "люблю". А он только улыбался на все это и мило отшучивался и дарил им календарики с надписями. Клаус. Костик. Чудо.
   Костик прописался в нашем доме. Нашем- сильно сказано, доме Никиты. Я ничего не переделывала в его квартире, все было так, как при нем. Не знаю почему я всегда чувствовала себя чужой здесь. Квартира была уютной, просторной, светлой- но чужой. Чужой от того, что я пришла сюда с чемоданом, так до сих пор и не распакованным, чужой потому что ни я выбирала сюда шторы, мебель, цвет стен, ни я придумывала планировку, все сделал он и все сделал для себя. И все мне это было чужим и далеким, словно не хотело принимать меня.
   Каждый раз когда я заходила на кухню и касалась стола, меня словно пронзали воспоминания о прежней жизни- пьянки, дебоши, девочки, каждый раз когда мы спали на широком диване и пальцы касались его мягкой, светло-песочной обивки мне казалось, что диван вспоминает всех тех, кто спал здесь до меня и как это было.
   Квартира давила меня, словно выгоняла. Если Никита уезжал я никогда не бывала там и приходила лишь тогда, когда он возвращался, а все это время пряталась у себя. И там мне было хорошо, все было свое, родное. Вот только хотелось выть от тоски, от одиночества. Замужество за известным издателем не добавило мне друзей ни на грамм. Их и так не было, только Аля. Но Аля...Ая это слишком больно. До сих пор больно. Через столько времени- все равно больно.
   Поэтому когда Никита познакомил меня с Костиком, я была благодарна богу за это. Можно было приходить в квартиру и там на стуле в кухне будет сидеть он, вытянув свои длинные ноги и балагурить, играть на баяне, гитаре, рассказывать о том, как опять убегал от поклонниц и уже не так чуждо все.
   Он был моим другом. Другом на которого можно накричать, которому можно поплакать в жилетку. Быть ненакрашенной в старых джинсах и выстиранной футболке. Потому что он для меня не мужчина, а я для него не женщина. Он был светом среди тьмы моих сумасшедших переживаний. Если только не смотреть на его пальцы, так похожие на тонкие паучьи лапки.
   Как-то я задержалась на работе, пришла домой поздно. На кухне горел свет и слышались голоса Костика и Никиты. Костя вновь рассказывал о том, что ему сегодня названивали сумасшедшие малолетние поклонницы и мяукали в трубку о любви и о том, как они его хотят.
   -Вот и устроил бы им секс по телефону.- смеялся Никита.
   -Сделал бы доброе дело.- подхватила я входя в круг света.
   Костик картинно схватился за сердце.
   -Вика, ты словно призрак! Ты так больше не делай.
   -Да, малыш, не делай. Вино будешь?
   На столе виноград, конфеты, бокалы. Как меня еще терпит Никита? Я в его доме делаю самую малость и готовлю крайне редко, никогда не встречаю и убегаю раньше чем он уходит, и приходит стараюсь позже. Всячески отмазываюсь от его приглашений на вечеринки. Прячусь у себя за книгами, за работой, за Интернетом, за памятью об Але...а он. Он не спрашивает. Не обвиняет. Только иногда смотрит странно-странно. А еще иногда говорит, что так и не нашел ту меня, что полюбил, и эту любит, но все же надеется когда-нибудь познакомится с той, с автором книги... и каждый раз мне хочется сказать правду, но я не знаю, что будет. Я не люблю Никиту, но кроме него и Костика у меня больше нет никого. Никого. Никого. Никого. И мне от этого страшно. Поэтому я и не говорю. И прощаю ему: "малыш, солнышко" .
   - Буду, а что отмечаете?
   Я помню в холодильнике был сыр, нужно же хоть как-то поддерживать имидж хозяйки и заботливой жены. Тем более я умею его так тонко нарезать.
   - Да в принципе ничего, так просто захотелось.- Никита потянулся за виноградинкой. Интересно, а он жалеет о сделанном поступке? То есть о том, что женился на мне?
   - Мы отмечаем мое разочарование в жизни и женщинах. Я тоскую и печалюсь ибо меня любят одни малолетки.
   -Я знаю, что могу тебе посоветовать, опубликуй в газете интервью с собой и пусть напечатают твою самую страшную фотографию, тогда все разочаруются и перестанут тебя любить.
   -Вика, ты жестока.- Костик закатил глаза,- я не могу разочаровать своих поклонниц, у них тонкая и ранимая психика.
   Так было всегда. Сожалеть о женщинах такая же привычка Костика, как раскидывать всюду свои календарики. И пить с нами вино и так же жаловаться на жизнь- все та же привычка.
   -А вообще нет в мире той женщины, которая бы полюбила меня за мою душу беззлобную и глаза добрые, всем подавай голос, тело. Вот ты Вик, вот ты можешь сказать, кто из твоих подруг бы меня полюбил за душевные качества? Если можешь, дай номер телефона...
   И Костя посмотрел умоляющими глазами маленького щенка.
   Просьба поставила меня в тупик. У меня просто не было подруг чей номер телефона я могла бы так запросто дать. Если честно у меня совсем не было подруг. И что прям так ему сказать? У меня нет друзей. У меня нет никого кроме Никиты которого я не люблю? Спасение было дать лишь один номер. Ее. И я так и сделала. Я просто продиктовала ему Алькин телефон и дальше пусть разбираются сами...
  
   Они разобрались. Через три дня Костя попросил ее фотографию, через пять он уже мурлыкал самым бархатным голосом, на какой был способен с ней в разговорах по телефону. Еще через неделю он взял выходной и рванул к ней в гости. Правда жил он в гостинице, но она осталась у него ночевать.
   А еще через пару недель к нему приехала она. Приехала она, осталась жить у него и через два месяца они поженились.
   Я никогда не видела Костика таким счастливым. Таким мягким.
   Я была ее свидетельницей. Моя Аля выходила замуж. Когда она была далеко, было легче. Было легче смирится с мыслью, что она не моя, навсегда не моя. Но сейчас когда я стояла от нее в нескольких сантиметрах, ее кожа, запах, счастливые глаза и моя любовь, моя чертова страсть которую как мне казалось я заперла в самой глубине сердца выползла из свой тюрьмы, как поток ломает плотину, так и она сметала все на своем пути. Я не думала, что теряю, я думала, что опять ее у меня воруют. Она опять не моя и опять ее воруют. Ворует Костик. И он уже не друг. Он уже враг. И его паучьи лапки- пальцы касаются ее кожи, касаются там где касалась я. Меня передергивало от этих картин в воображении, но и перестать думать я не могла.
   На свадьбе я напилась до бесчувствия, я не помнила как оказалась дома. Только на утро болела голова. Сильно-сильно и во рту было гадко. И Никита смотрел странно-странно. Лучше б устроил скандал. Или избил, только не смотрел так, словно в самую глубину души.
  
   Они укатили в свадебное путешествие. А я. Я злилась. Все это время я злилась. Как цепная собака, кидалась на все, на всех. Конфликты, ссоры, неприятности. С Никитой, с его окружением, с коллегами, со всеми. Но как всегда в таких ситуациях люди, словно чуяли силу, или то, что я без тормозов, готова сорваться, накинутся, растерзать, что мне нечего было терять, отступали терпеливо снося мои оскорбления и придирки.
   Я металась по его и по своей квартире, мне хотелось бить посуду, драть обои со стен, крушить мебель, или просто сидеть в углу смотреть в одну точку и думать, как она там, как она там с ним, и его пальцы пауки на ее белой -белой коже.
  
  
   Так я поругалась с Никитой. Он сделал мне шутливое замечание, что пора бы давно было вступить в роль хозяйки и начать готовить, я ему что-то ответила, что мол в рабыни у плиты не нанималась, он мне еще что-то я ему попыталась влепить пощечину, он перехватил мою руку и неожиданно заломил ее за спину, так сильно что я упала на колени, только что бы не было больно, так больно. На вторую руку он намотал мои волосы и совершенно спокойно произнес мне в самое ухо:
   -Вика, ты непостижима. Что сейчас не так? Ты боишься моей квартиры, чувствуешь себя здесь чужой, но не словом не заикаешься о переезде, ты не любишь меня, но я точно знаю, что не любишь никого из тех с кем общалась, точно знаю, что нет никого, кого бы ты не могла забыть, ты очень красива, но не хочешь никуда выходить, у тебя нет друзей и врагов нет, ты написала книгу за которую я полюбил тебя, но больше ты ничего не пишешь, даже не пытаешься. Ни черновиков, ни дневников, ни блокнотов с мыслями, ни вордовских документов- ни строчки. Я так и не смог отыскать ту тебя, в которую влюбился, ты нежная, ты холодная, ты страстная, ты сильная, но ты далекая от меня. Так же далека как в нашу первую встречу, я готов дать тебе все что ты хочешь, но ты не просишь- так от чего ты бесишься? Скажи, мне от чего ты сейчас бесишься?
   -последний слова он выкрикнул мне в лицо. Именно выкрикнул, а его пальцы до боли сжимали мои плечи.
   Я вряд ли поняла и половину из того, что он сказал, кроме того, что он не любит меня, а любит ту, что написала роман...
   -Хочешь правду?- я попыталась засмеяться, зло, желчно, но только лишь заплакала.-правду?
   -Какую правду?- он отпустил меня и я рухнула на пол. И так снизу вверх глядя в его темные глаза сказала. Тихо-тихо. Без надрыва.
   -Это не я написала. А она. Просто дала роману мою имя и фамилию. Не я. Ты не меня любишь, а Алю. И я...- больше я говорить не смогла, со мной случилась истерика.
   Никита подхватил меня на руки, оттащил в ванную и сунул под холодный, почти ляденой душ. Прямо в одежде. Я не ощущала температуру воды, меня колотило, я только видела его глаза темной ночи, в которых не могла прочитать ни ненависти, ни радости, ничего, мне было бы проще, если б он кричал, бил меня, а не просто вот так смотрел, он отпустил меня, посмотрел словно что-то хотел сказать, но развернулся и вышел, через несколько секунд я услышала, как хлопнула входная дверь, он ушел. Ушел последний человек, который хоть как-то связывал меня с этим миром, я сползла по кафельной стенки на дно белой ванны, притянула к себе колени и заплакала еще сильнее, еще пуще, а холодный вода все лилась.
   Я не простыла, хоть и проревела под холодной водой минут сорок. Потом как-то вылезла, доползла до кухни, нашла бутылку водки и выпила ее с горла. На этом горе закончилось.
   А через неделю вернулся Никита. Не бритый, опухший, с какой-то розой, он открыл дверь которую я не запирала на ключ, ждала. Долго снимал обувь в прихожей, потом прошел ко мне сидящей в зале на диване, я просто не знала, что мне делать, кидаться ему на шею или бить чугунной сковородой по голове, потому что за это время я успела передумать всякого и обзвонить все морги и больницы, или уйти, или, больше "или" не находилось, поэтому я просто сидела на диване в ступоре и ждала.
   Он подошел. Сел рядом. Не глядя протянул мне цветок.
   -Вот это тебе.
   -Спасибо. - я взяла розу и положила ее между нами как разделитель.
   Вдруг он соскользнул на пол и встал передо мной на колени:
   -Вика, я не прав. Ты прости меня. Я понял, что я без тебя жить не могу, и не важно кто книгу написал, я живу не с книгой. Я живу с тобой. И я тебя разгадать не могу, а не автора книги, давай не начинать все сначала, а жить дальше словно ничего и не было.
   Я не могла ничего ответить, только поцеловать его взъерошенные волосы.
  
   А потом вернулась Аля и Костик. Они приходили к нам в гости, такие счастливые, словно сросшиеся, вросшие в друг друга, каждое прикосновение одного к другому и оба сияют, как только что включенные лампочки.
   Мне было все равно, то время злости, мучений, переживаний будто иссушило душу и там стало нечему страдать. Нечему стало чувствовать, переживать, волноваться, бояться. И мне просто было наплевать на них, на Никиту, на себя. Было наплевать на то что квартира чужая, не моя, и что она что-то помнит. Мне просто было наплевать.
   И как-то раз, троица, Никита, Аля и Костик заявились с сияющими глазами и хитрыми -хитрыми лицами. И сообщили, что у них сюрприз. Слово взял Никита, он долго нес какую-то пафосную чушь о том, как он меня любит, как видит, что я страдаю в затхлом пространстве его квартиры, поэтому они купили дом. Дом для нас. Большой дом в коттеджном поселке возле моря с красивым названием "Радость". А мне хотелось сказать ему- возьми меч и снеси мне голову, убей, но не оставляй так страдать.
   В течении месяца мы переехали. Общий дом, два этажа и мансарда. Комнаты в разных концах коридора, что б: " не смущать друг друга".
   А за мной вновь картины паучьих пальцев на белой коже.
   Никите было лучше жить так. Он получил семью, которую я не могла ему дать и Аля была намного ближе ему по духу чем я.
   Они жили семьей, готовили обеды, смотрели фильмы по выходным, даже читали вслух. А я. Я была словно сторонним наблюдателем чужого счастья. Я не смотрела фильмы вместе с ними, и старалась как можно меньше вообще с ними бывать. Не хотелось. Мне было лучше в барах, где можно было вспомнить о том, что я еще молодая, что я вообщем -то красивая, и молоденькие мальчики такая легчая добыча для сволочной тетки.
   Иногда мне казалось, что Костик лишний в этой семье, что я и Костик- мы оба лишние. А вот Никита с Алей просто созданы друг для друга. Они понимали друг друга с полуслова, с полужеста, предугадывали мысли, желания, чувствовали друг друга на расстоянии. Слишком много я такого повидала, что бы не назвать это любовью, но они оба были слишком благородны для того, что бы позволить мелькнуть у себя в голове такой мысли. Они были друзьями и семьей, но если б не два костыля, ни два приграничных столба- я и Костик, они были бы отличной парой.
   Кажется и Костик это понимал. Очень часто мы оставались за гранью какой-то только им понятной шутки, слишком часто оставались не у дел на каких-то семейный мероприятиях. Никита нашел себе верного спутника на скучные литературные презентации, а Аля такого же для походов в музеи и картинные галлерии. А нам с Костей было некогда. Он то в студии, то на концерте, а я- я вечно в студии, со своими проектами, или в барах, с мальчиками, полутьма скрывает возраст, а алкоголь замечательно заливает проблемы.
   Потом Аля забеременела. И опять это сблизило ее и Никиту, но еще дальше откинуло нас с Костиком.
   "Мне некогда", пожимал плечами Костя и горячо благодарил друга, что тот сходил в поход с Алей по магазинам.
   "Мне некогда", пожимала плечами я, когда Никита вновь и вновь заговаривал о рождении ребенка. Какой ребенок, для чего, просто поиграть? Нельзя играть чужими судьбами и чужими душами.
   Нам некогда.
   Костик не видел этого. Или не хотел видеть. А меня не касалось. У меня был роман. Не то что бы роман. В баре ко мне подошел мальчик, пригласил потанцевать. И что-то в нем было от Альки, от той молодой, наивной, романтичной Альки, не такой распухшей как сейчас, пирожно-домашней. А той юной, не опытной, чистой и строгой. Он был очень похож...
   С ним в постели я плакала. Плакала от того, что он не Аля и Аля одновременно. Пока молчит, пока не двигается- я вижу ее. Но малейший жест, малейшей движение, одно слово и весь образ разлетается. И я вновь поняла, как люблю я ее. Как я люблю Алю. Алю. И хочу быть с ней.
   Но между нами трое мужчин- Никита, Костик и ее будущий сын Егор. Никита- смешно, Костик - муж, Егор еще даже не родился. Но все это стена между нами. Каменная стена невозможности быть с ней. Каменная стена длиной в сотни бессонных ночей и миллионы нервных клеток.
   Любовь, которая я думала умерла- вновь вернулась.
   Теперь я с боем отвоевывала у Никиты каждый сантиметр времени и пространства рядом с Алей. Теперь я ходила по магазинам и покупала всякую дрянь для новорожденных. Я водила ее к врачу. И еще я должна была присутствовать на родах. Все думали, что я так заранее люблю этого малыша и сама готовлюсь стать мамой.
   А я его ненавидела. Ненавидела за то, что когда-то стройная фигура Али расплылась. За то что она задыхалась, когда быстро шла, за то что у нее отекали ноги, за то что ее тошнило утрами, и просто за то, что он был. И она уделяла так много времени ему - тому кто даже еще и не родился.
   Потом я возненавидела его еще сильнее. За то что моя Алька билась в судорогах в руках равнодушных врачей. И страшно, протяжно кричала, каждый ее крик, словно вырвал у меня кусок мяса из тела или все кости сворачивал жгутом. Я от всей души желала родится этому человеку мертвым, потому что Аля не заслужила этого. Не заслужила...
   Потом окровавленный, мерзко-красный кусок мяса раззявил черную пасть и заорал. Врачи устало поздравили мамочку с сыном. Я тоже кажется что-то прошептала и выпала из отделения.
   За дверью операционной меня ждал Никита. Бледный как мел. Я никогда его таким не видела.
   -Никита, Егор родился.
   -Вик, Костя умер.
   -Кто умер?
   Город. Движение. Так не бывает, у человека родился сын. И просто таксист, просто случайный таксист зацепил его машиной. И просто рядом случайный грузовик. И просто насмерть. Скорая не успела приехать. Я не могла поверить, просто не могла. Я ненавидела Костика, когда-то. Но он был моим другом, когда-то. Мы жили в одном доме, уже тоже когда-то...
   И в это когда-то не верилось. Как же так? Почему все по-прежнему? Почему не гаснет солнце, почему планета не сошла с орбиты? Почему все так же как и было, только нет больше Костика, и почему-то в моей голове, когда я вышла на больничной крыльцо покурить одна мысль: "Никто не подарит мне календарик с надписью "удачи". Нет больше Клауса", я была ребенком которому сказали, что дед Мороза нет. Клауса нет. Чуда нет. Ничего нет...
   -Никита, ей скажешь об этом ты.
   -Скажу...потом...
   Он стоял рядом, так же курил. Я знала, что он надеялся, что я скажу. Нет. Не пойдет. Я трусливая. Как там говорил Костик в наше первое знакомство: "Слабая?" Вот именно, я слабая, слабая, слабая и я не пойду говорить Але о его смерти. Ни за что не пойду.
   Костика хоронили мы. Без Альки. Ей слишком трудно дались роды и она не могла стоять на ногах. Да и к лучшему. От Костика остался труп, кусок мяса до плеч закрытый покрывалом, один глаз и так и не смогли закрыть. И он так и остался потухшей звездой смотреть на окружающих. Толпа была просто огромной. Девочки бились в истериках. Пафосные речи. Прощания. Клятвы никогда не забыть. А я отчего-то думала о том, что один кусок мяса родился, а другой кусок мяса умер. И я такой же кусок мяса, и все вокруг- такие же куски мяса.
  
   Потом я вновь в загулы и в запои и в работы. А Никита с Алей и с Егором. Я была там лишней...просто лишней.
   Я видела как почернела от горя Аля и как старается держатся ради сына. Видела как поддерживает ее Никита. А я. Я просто случайность на обочине жизни. Так пришла вечером или заявилась пьяная посреди ночи. Скинула шпильки, сначала на кухню, что-нибудь съесть, потом к себе в комнату, на широкую кровать под одеяло. Никита на одной стороне. Я на другой. И никогда не встретится ни рукой, ни ногой ни телом. Между нами холодная стена.
   Они не знали как мне сказать. А я не хотела облегчать им участь.
   На лице Егора были звездные глаза Костика.
   Им было вместе хорошо. А мне было плохо и с ними и без них. Но без них совсем я не могла. Только то, что я еще хоть как-то видела Альку, слышала ее голос давало мне силы жить.
   Потом...
   Как легко сейчас говорить, "а потом". Тогда эти "потом" были днями, неделями, годами. Никита нашел Але работу. Мне кажется уже тогда они вместе спали. Может и нет. Я никогда не знала, кто я для Али. Вроде подруга, вроде она меня любит, но я была миражем за реальностями повседневных работ. Егору нашли няньку. Я сняла квартиру в городе.
   Мы все трое все прекрасно понимали.
   Но не один из них не мог мне ничего сказать, а тоже не хотела говорить, что понимаю. Мне нравились их глаза, которые они прятали, нравилось заявляться в самые не подходящие моменты и они как ошпаренные отскакивали друг от друга. Нравилось. Под их мучения мне было легче пьянствовать. Я совсем скатилась. Работала как хотела, могла уйти с работы посреди рабочего дня, могла и вовсе не прийти. Зам.директора все можно, особенно если заму наплевать на все, что происходит.
   Мне нравилось гулять по улице вдоль моря и пить коктейли. Как когда-то когда в моей жизни только появилась Аля. Там как раз сейчас велись ремонтные работы, что-то копали, что-то перекапывали, что -то закапывали, всюду трубы, арматура, насыпи какие-то. Я любила очень одну вздыбленную плиту, было здорово сидеть на самом краю, пить и думать о том, что сейчас плита сорвется и ты упадешь в море, а она сверху тебя. И все. И на этом все.
   Егора тоже приводили сюда погулять. Он не любил меня, да и за что? Я никогда не уделяла ему внимания, ничего не уделяла. И когда он гулял где-то рядом, я только думала о том, что это еще один кирпичик в стене не возможности быть с Алей.
   От чего я тогда не думала, как это вообще с ней быть, мне просто хотелось целовать ее, обнимать, просыпатся и засыпать с ней. А потом и вовсе, это все трансформировалось в желание "просто быть".
   В этот день я тупо хотела напиться на своей любимой плите, я купила коктейль, как ни странно в этот раз отыскала в холодильнике в супермаркете тот самый коктейль "Парадиз Глинтвейн" с которым я придумывала самый замечательный в своей жизни план мести...
   Я пошла к своей плите и увидела на самом краю ядовито -зеленую курточку Егора. Он был на самом краю. Что-то щелкнуло, вздрогнуло, предсказало, и я сначала почувствовала, а потом уже увидела как маленькая фигурка вдруг покачивается и падает вниз, в море.
   Еще просто миг, мне только разжать пальцы и он сорвется вниз. Тот кто отбирал мою Альку, и теперь она будет моя и только моя. Я ни с кем не буду ее больше делить. Ни с кем. И никто не обвинит меня, нянька не досмотрела за ребенком. Нянька. А няньку нашел Никита, она ему не простит, никогда...
   С маленького личика на меня смотрели Алины глаза. Не Костика, а именно Алины. Я поняла, что не сделаю этого.
   -Егор, держись за руку,- я подползла чуть ближе протягивая ему рук,- держись крепко и не бойся. Ничего, тетя Вика все сделает.
   Пачка белое пальто об грязную плиту я тащила маленькое тельце того, кто когда -то был моим врагом. Того, кого я ненавидела и желала смерти. Того, кого сейчас спасала.
   Потом мы сидели на этой грязной земле, я плакала успокаивая его. Прибежала нянька, не знаю, что я ей сказала. Вряд ли очень цензурное.
   Мы так и сидели возле набережной, а вокруг собирались люди, кто-то вызвал скорую, а я в грязном, разорванном пальто, с текущими беспрерывно по щека слезами только и могла прижимать к себе Егора и говорить, что все хорошо, хорошо, хорошо, хорошо...
   Все хорошо.
   Именно так.
   А они мне ничего не сказали. Нет меня благодарили, Алька даже поплакала на моем плече и подарила мне кольцо. Но они мне ничего не сказали, а оставили записку. Я ее и читать не стала. Да что там читать? То что дом мой? Сдался он мне, эта деревянная изба в два этажа. То что они просят прощения и знают, что я пойму и прощу?
   Прощу, что они не сказали мне это в глаза, а подло сбежали?
   Я простила.
   Я к тому времени была выжившей из ума алкоголичкой. Но мой залитый водкой, вином, коньяком ум вдруг осознал, что я сама взяла свою жизнь как лист бумаги и изрезала ножницами прихоти. Нет, не роковой страсти, а прихоти, упрямой прихоти, детской упрямой прихоти быть с Алей, как той страстью к Ягужинскому, к тому что не доступно. Просто взяла и исковеркала. У меня ее и не было жизни, я ведь могла быть счастлива с Никитой, но сама не хотела этого и травила жизнь ему. Сейчас он счастлив с Алей. А Аля могла быть счастлива с тем Сашкой, но там то же я все сломала.
   И сейчас я никому не нужна. Мой единственный друг, которого я потом предала, которого я потом ненавидела - сгнивший кусок мяса.
   И я такой же сгнивший кусок мяса. Только при жизни сгнивший. Что ж сгнившим кускам положено на помойку. То есть на кладбище.
  
   Мои длинные волосы лежали передо мной в раковине, из зеркала на меня смотрели круглый глаза и лысая голова в нескольких порезах. Опасная бритва в руке, хотела горло, получилось волосы.
   Что ж это лучше чем шагнуть в окно, лучше чем вскрыть вены. А волосы мягко отливали каштаном. Красивые у меня были волосы, почти до пояса. И на ощущение очень мягкие, не зря я тратила столько денег на всевозоможные шампуни -кондиционеры- бальзамы. Красивые волосы. Натурального цвета. Красивые. Мама всегда говорила, что бы я их не стригла, что во мне хорошего - только волосы и ничего больше. И как только я их обстригу - сразу потеряюсь в толпе. Что ж, я их сбрила, а не постриглась, и в толпе моя лысая голова не затеряется точно.
   Я вновь посмотрела в зеркало. Круглая. Розовая. Беззащитная какая-то. И слезы наконец полились смывая с души всю эту многолетнюю корку боли. Что ж лучше так, чем в окно. Лучше так...
  
   А потом ко мне в дом пришел котенок. Маленький такой котенок. Голодный, худющий. И на всем теле ровным счетом три длинных волосины. Одна на спине и две на хвосте. Он пришел в дождь. Мокрый и дрожащий. Я вышла покурить на крыльцо, все никак не могла взяться продать дом, хотя дальше кухни и гостиной в нем никуда не ходила. Он вспрыгнул откуда-то из темноты, маленький, дрожащий. Тихо сказал "мяу". Я посмотрела на него, и сказала:
   -Привет.
   А он мне вновь "мяу".
   Забрала его домой. А там не молока, ни сметаны. Пришлось идти в магазин...
   Назвала его "Дар", но после того, как выяснилось, что у него очень скверный и противный характер перезвала в "Кошмар".
  
   Ну а потом был ты. - я перекатилась на живот, слезы уже высохли, и поцеловала его в плечо. Потом был ты со словами: "Знаете, всегда мечтал подстричься налысо". Он обнял меня двумя руками, крепко- крепко прижимая к груди. Погладил по голове, по уже отросшим волосам.
   -Да, и что это было?
   Его голос был такой родной, такой любимый и с ним было так спокойно. С моим. Именно с моим человеком. С моим Димкой. Он был одновременно и Алькой, и Сашкой и собой, словно все что было до него- было прелюдией, тенью - его настоящего. Того который пришел и с которым все стало просто и хорошо. Все что до- было репетицией, жизнь учила меня, учила как нужно любить, как нужно ценить, заботится, обожать. Я давно рассказывала кое-какие эпизоды из своей жизни, а сегодня решила рассказать все, все от начала и до конца. Потому что знала, что он поймет. Он выслушает. Я всю ночь говорила, а сейчас за окном медленно всходило солнце. Значит часов шесть утра...
   Кошмар тяжелой тушей килограмм в десять вспрыгнул на меня заставив задохнутся.
   -Пошел, вон кошак противный.- я попыталась его спихнуть, но хитрый кот тут же переметнулся под защиту "папочки"
   -Он не противный, он завтрак просит, вставать пора, хватит уже предаваться воспоминаниям. Тем более Аля и Никита сегодня приезжают?
   -Сегодня, а дети еще не проснулись?
   Димка замер. Весь такой красивый, точеный, весь такой -мой. Прислушался:
   -Нет, не проснулись, а что?
   -Тогда у нас есть время сделать еще одного.
   С ним просто было хорошо. Я его любила и не жалела ни о чем, что было.
  
  
  
  
  
  
  
  
   Натали Скайнет Репетиция счастья
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"