Сана с улыбкой положила трубку на мраморный журнальный столик и откинулась на спинку велюрового дивана. Ночью шёл дождь. А сейчас утреннее солнце кокетливо заглядывало в огромное, во всю стену, окно гостиной.
- Кто это? - раздался голос мужа из ванной. Через секунду он вышел, на ходу вытирая лицо полотенцем.
- Да, Влад!.. Помнишь его?
--
Какой Влад? Что-то больно много в последнее время развелось у тебя знакомых мужчин! - пошутил Борис, близоруко прищуриваясь на жену и любуясь её золотистыми волосами с разлохмаченной чёлочкой, под которой молодо блестели зелёные глаза, как драгоценные камешки. В сорок с хвостиком она всё ещё оставалась миниатюрной, моложавой женщиной с гибкой талией, хотя и не в силах была сопротивляться своей страсти к сладенькому. В этой борьбе не было проигравших. И талия оставалась на месте, и удовольствию не было отказано. Подружки с завистью наблюдали за каждым отправленным в рот кусочком пирожного и притворно хвалили её стройную фигуру, в душе проклиная везение счастливицы: сами они давно расплылись ...
--
Ну, Влад... из Италии! Помнишь Эмму, его жену? Неприятная такая особа... А он ещё скрипку дал для меня. Чтобы я могла заниматься.
Борис кивнул.
Италия... Всего два года назад они проходили там эмиграцию перед тем, как им разрешили въезд в Америку...
На зелёной поляне, под высокими раскидистыми деревьями, стояли большие автобусы, из которых выгружались новоприбывшие эмигранты. Молодёжь, старики и даже дети - все тащили огромные чемоданы и сшитые вручную брезентовые тюки; в этих тюках везли через все границы мало пригодившийся потом домашний хлам, в то время как в добротных импортных чемоданах, закрытых на множество ключей, лежал товар на продажу - единственная возможность вывезти хоть какие-то деньги. Родное государство жадничало неимоверно. Всего лишь сто долларов разрешалось на человека. Остальные сбережения (если у кого что было) оно распорядилось оставить в стране. И люди, побросав квартиры, спешно распродав, или подарив своё имущество родным и друзьям, уносили ноги, бросаясь, как в бездну, в неизвестность. Книги, собираемые годами, с переплатой на чёрном рынке - вот что обиднее всего было оставлять. Даже деньги за них не радовали. Приходилось уговаривать себя, что всё равно придётся учить английский. Не до русской, будет, литературы...
Они уже месяц, как приехали в Остия де Лидо, местечко неподалеку от Рима на побережье Средиземного моря. Организация Джойнт расположила их в огромном поместье графа. Кастель Фузано - так оно называлось, очевидно, по фамилии владельца имения. Среди высоких сосен и елей стояли деревяные одноэтажные домики с двумя комнатами, разделёнными кухней посередине. В каждой комнате помещалось четыре человека. Меблировка была самая простая: сколоченные из досок лежаки в два этажа напротив друг друга напоминали солдатские нары. К ним прилагались тюфячёк и жидкое одеяльце (от хозяина, кто бы он ни был). Вот когда пригодились простыни, захваченные из дома и упакованные в тюки, и маленькие подушечки, сшитые специально для этой поездки. Стола и стульев не было. Кушали, сидя на кроватях. Зато в кухоньке была печка и даже холодильник. Не забыли и душевую кабинку! В общем всё, что надо для походной жизни. Случалось, что в такие дома селили по две семьи. И тогда чужим людям приходилось сообща куховарить в тесной, не разойтись, кухне, и ждать своей очереди на единственный унитаз и душ. Но Боре с Саной повезло. Их было пятеро ( два сына-подростки и отец Саны) и домик целиком достался им.
В Италию они приехали после двух недель, проведённых в Вене. И здесь им предстояло провести около трёх месяцев, но они этого пока не знали и наслаждались привольным житьём под сентябрьским солнцем романтической страны, строя планы и пытаясь предугадать, что их ждёт в будущем, в загадочной стране Америке...
Погода в сентябре стояла тёплая, хотя по вечерам уже было по-осеннему холодно и приходилось надевать куртки. Но зато днём ещё можно было искупаться в зелёных водах Меддитеррии. Сана не сразу поняла, о каком море идёт речь. Не было такого названия на уроках географии.
Медди - посередине. Терра - земля. По-русски получается Средиземное море, - объяснила им Рита, невысокая хорошенькая одесситка, старожил эмигрантского поселения, в котором им предстояло провести бог знает сколько времени, пока они не получат разрешение на въезд в Штаты.
Время тянулось медленно. Угнетал страх: разрешат ли им вылет в США? В последнее время участились отказы даже тем, у кого в Америке были родители. Люди чувствовали себя, как на вокзале. Многие уже провели долгие месяцы в ожидании разрешения на въезд в Америку, не теряя при этом времени даром: в основном занимались торговлей привезённых специально для этой цели фотоаппаратов, самоваров, ковров, янтаря... всего и не перечислишь. Другие, более удачливые, работали кем придётся, подкрепляя скудную финансовую помощь от Джойнта. Впрочем, никто не голодал и без крыши на улице не остался. Не такой народ!
Борис страшно волновался, не представляя, как им удастся устроиться на новом месте, в чужой и чуждой им стране, не имея ни запаса денег, ни хорошей специальности, которая помогла бы им встать на ноги. Да и английский у них был не блестящий. Будущее рисовалось ему в самых мрачных, чёрных тонах.
Вот увидишь, - грозил он жене, - мы кончим под забором!
Сана только смеялась в ответ. Каким-то шестым чувством, или просто женской интуицией, она знала, что всё будет в порядке. Вряд ли им удастся там разбогатеть, но уж и бедняками они не станут. Тем более, умереть под забором? Разве лишь собственного дома. От инфаркта, или с перепою (не приведи господь!).
- У нас Римские каникулы! Ещё будем вспоминать это золотое времечко!
Так успокаивала она трусишку мужа и ни на минуту не сомневалась, что предчувствия её не обманут.
Они экономили каждую лиру из эмигрантского пособия. Сана даже наловчилась печь хлеб в духовке. Рецепт она узнала у соседок. Покупала муку, дрожжи и замешивала тесто. Получалось гораздо вкуснее, чем в магазине, да и дешевле. Итальянский хлеб был вкусный, но странный: огромный, белый, с аппетитной корочкой, он, когда его разрезали, оказывался внутри пустым. Как воздушный шарик! Нет, нужно печь самим. И Сана пекла.
Они покинули родину всего только месяц назад, но уже остро ощущали своё одиночество на чужой земле. Гуляя в предзакатные часы по тропинкам между утопающих в зелёных кустах и высоких деревьях домиках, Сана поднимала голову к голубому небу, смотрела на плывущие облака, и ей казалось, что они уносят её домой, в родной город. Небо, как огромное одеяло, одним концом укрывало её, а другим - далёкий Баку, родной дом,... Утешала мысль, что такое же небо, голубое и бездонное, с пышно взбитыми сливками белоснежных облаков и над родным городом. И тогда ей казалось, что она не так уж и далеко от дома. Ведь небо было одно на всех!
А по утрам они иногда видели оригинальную парочку верхом на лошадях. Мужчина в чёрном костюме наездника, в высоком котелке на голове, и дама в белой развевающейся амазонке. Это было, как в сказке. Нет, хуже. Как в чужой заграничной жизни...
Особенно они страдали от отсутствия друзей. Правда, они уже успели познакомиться и даже подружиться с несколькими очень интересными семейными парами. Одна пара, Володя и Нина, оба архитекторы, чуть постарше их, были из Москвы. У них был сын, почти одного возраста с их сыновьями. Другая пара, Шурик и Валя, из Ленинграда. Учителя. Он - историк, а она преподавала математику. Вечерами они обычно собирались то у одних, то у других в домике. Травили анекдоты, вспоминали прошлое житьё, ругали партию и правительство и, конечно же, мечтали, строили планы на будущее.
С ними было интересно и хорошо, но старые друзья не выходили из головы. Согревала надежда встретиться с Ломацкими, самыми близкими друзьями, которые на несколько недель позже выехали из страны.
Вот их-то и поджидал уже который день Борис, приходя в определённый час на полянку, и пристально всматриваясь в разношерстную толпу новоприбывших. Здесь были и старики и дети, молодые и пожилые, все одеты в яркие, даже кричащие одежды, очевидно специально припасённые для выезда за границу.
Борис устало прислонился к невысокому заборчику, наблюдая за шумной высадкой еврейского десанта на итальянскую землю, как вдруг его внимание привлёк невысокий человек с футляром скрипки в руке. Следом за ним шествовала спортивного вида женщина. В её правой руке тоже был скрипичный футляр, а левой она тащила упиравшегося парнишку. Тот отчаянно выл, возможно выпрашивая что-то. А может, просто не хотел вылезать из автобуса, так ему понравилось путешествие.
Человек со скрипкой подошёл к Борису и спросил, не присмотрит ли он за сынишкой, пока они будут выгружать остальные вещи. И вместе с сыном оставил два футляра у ног Бориса.
К величайшему изумлению Бориса через пять минут они вернулись с двумя чемоданами и ещё одним чёрным футляром, но побольше. Альт, наверно, - догадался Борис.
- Влад. - Представился ему моложавый с приятным интеллигентным лицом новый знакомый. - А это моя жена, Эмма.
С ними ещё была старушка. Она робко оглядывалась вокруг и старалась держаться поближе к Владу. - Моя мама.
Новые люди понравились Борису и он решил набраться нахальства и попросить одолжить на некоторое время одну из скрипок.
- Понимаете, - немного запинаясь от смущения проговорил Борис, - моя жена скрипачка. А вывезти её скрипку мы не смогли. Она работы мастера, невывозная. Мы, правда, сумели договориться на таможне и положили её в багаж, но он идёт морем и прибудет в лучшем случае через полгода. А ей надо играть, упражняться... ну, сами знаете, как важно музыканту не терять форму.
- Хорошо! - дружелюбно улыбнулся ему Влад. - Скажите номер вашего домика. Мы разберёмся с вещами и я принесу скрипку вашей жене.
Он тряхнул руку Бориса, и наскоро записал номер домика на клочке бумаги.
Как бы не потерял! - с тревогой подумал Борис. Он подождал ещё немного, пока они выгрузят оставшиеся вещи из автобуса, потом попрощался и зашагал к своему домику, который был за забором, совсем недалеко от полянки.
А Ломацкие опять не приехали... Вот чёрт, не везёт! И почему другие встречают здесь своих друзей, а нам никак счастье не улыбнётся?
Дома он рассказал Сане о неожиданной встрече и знакомстве с приехавшим скрипачом и его семейством.
- Представляешь, они привезли сразу три скрипки! Нет, кажется один из них - альт. Ну, всё равно. И зачем ему так много? Неужели на продажу? - наконец догадался он. - Мы, понимаешь, ковры привезли, барахло разное, а он - скрипки, по миллиону за штуку!
- Ну, если миллион в итальянских лирах, то он сильно промахнулся. - Пошутила Сана, прекрасно зная, что уж если человек пошёл на такое беспокойство везти запрещённые вещи (интересно, как ему удалось протащить их через границу?) то и стоить они должны немалые деньги. Огромные, чтобы быть точнее.
- Он обещал принести одну скрипку тебе, чтобы ты могла позаниматься. - С довольным видом сказал Борис. - А что у нас сегодня на обед?
- Я сварила суп. С молодым горошком, как ты любишь. А к курице будут спагетти. Только вряд ли он принесёт скрипку, как обещал, - немного подумав, добавила она. - Неужели доверит чужим незнакомым людям такое богатство?
Они не успели помыть посуду, как кто-то постучал.
Открыв дверь, Сана увидела незнакомого мужчину. Круглое, гладко выбритое лицо, тонкий нос с небольшой горбинкой, которая не портила, а придавала какую-то изюминку доброжелательному взгляду крупных, чёрных как слива глаз за очками в светлой роговой оправе. Одет он был обычно. Пиджак, распахнувшийся на небольшом брюшке, сорочка без галстука и чуть измятые брюки стального цвета. В руке он держал футляр со скрипкой.
- Вы, наверно, Влад? - догадалась Сана. - Заходите! Заходите, пожалуйста! - заторопилась она, почему-то почувствовав смущение. Ей было немного стыдно, что она плохо подумала об этом человеке, заподозрив, что он обманет, не принесёт инструмент.
- Да нет, спасибо. - Отказался Влад и улыбнулся ещё раз этой миловидной женщине, почти одних с ним лет, но выглядевшей, как повзрослевшая девочка. - Нам предстоит ещё столько разбираться с багажом, ужас! А вы играйте. - И он протянул Сане футляр. - Скрипка неплохая. Я сам на ней играл в оркестре. Мне кажется, она должна подойти вам по руке. Мы попозже зайдём к вам, если не возражаете.
И он, сверкнув напоследок полоской белых зубов под щёточкой усов, старомодно раскланялся и удалился.
Так началось их знакомство.
Домики их стояли спиной друг к другу; и часто, вечерами, новые знакомые заходили посидеть, попить чайку. А иногда Влад брал в руки скрипку и тогда сквозь неплотно закрытые двери далеко по посёлку эмигрантов раздавались страстные звуки "Чардаша" Монти, или "Цыганские напевы". Влад играл увлечённо, никого не замечая вокруг. А у Саны почему-то подкатывал ком к горлy. Ей вспоминалась последняя ночь в Москве перед отъездом. Они зашли тогда пообедать в ресторан "Прага". В зале она увидела девушку со скрипкой, которая переходила от одного столика к другому, играя что-то из классической музыки. Сергей, друг детства, который провожал их до самого отлёта, кивнул скрипачке и она подошла к их столу, не переставая играть. Сана низко опустила голову, не смея поднять глаз на девушку, боясь, что сейчас не выдержит и расплачется у всех на виду. Она больше не слышала обычного гула в зале, позвякивания ножей и вилок, не видела бесшумно двигавшихся официантов. И только голос скрипки пел "Грёзы любви" Листа, её любимейшую вещь... Нежный и страстный, он плыл над притихшим вдруг залом, на минутку превратившемся в зал филармонии...
Сана знала, что ей не играть больше на скрипке. Никогда она не сумеет устроиться работать в оркестре. Слишком большая конкуренция в той стране, куда они едут. Музыканты собрались со всего мира. А играть так, как эта девушка, в ресторанах, она не будет. Ни за что!
Ей не приходило в голову, что это снобизм. Музыка всегда остаётся музыкой, на большой ли сцене, или на тротуаре перед метро. Но... себя не переделаешь...
И она с облегчением вздохнула, когда скрипачка, наконец, отошла к другому столу.
Всё произошло так, как она и предполагала. Для очистки совести Сана приняла участие в конкурсе на замещение вакансии в симфоническом оркестре, но не прошла даже на второй тур. Неудача не сильно расстроила её. Она была к ней готова. Может, даже слишком готова, поэтому и не пыталась больше спорить с судьбой? А может надо честно признаться, что ей надоело занятие, которому она отдала всю свою жизнь, хотя и страстно любила? Но тогда почему она не могла без слёз слушать симфоническую музыку, захлёбывалась от рыданий и убегала к себе наверх, чтобы поплакать вволю втайне от всех? Сана не находила и боялась найти ответы на эти вопросы. Жизнь в новой стране должна была пойти по новому. И никуда от этого было не деться.
Прошло два года. И вот этот звонок от людей, с которыми, казалось бы, расстались навсегда.
Поговорив с Владом по телефону, Сана узнала, что они теперь живут на границе с Канадой, в Баффалло, Влад стал учителем музыки, а телефон они разузнали от общих по Италии приятелей, учителей, с которыми Сана изредка перезванивалась.
Дорога была нелёгкой. Восемь часов на машине. И Сана, хотя и не сидела за рулём, жутко устала и заскучала. Они несколько раз останавливались на придорожных стоянках, где можно было заправить машину и заодно перекусить в кафе. Это было единственным развлечением. Но для её деятельной натуры этого было недостаточно. Впереди бежала нескончаемая лента бетонки. По бокам, впереди и сзади, мчались машины. Сана не разбиралась в марках машин, для неё они все были на одно лицо. Музыка из радио тоже надоела. Ну когда уже они приедут?!
Наконец, мучение окончилось. Они прибыли на заранее договоренное место, где их должны были встречать Влад с Эммой. Баффало огромный город, где они никогда не были. А Борис не такой уж опытный водитель, чтобы разобраться в хитросплетениях улиц чужого незнакомого города. Хорошо, что ребята предложили встретиться прямо на въезде в город и повезти за собой домой.
Встреча показалась Сане не очень тёплой. Во всяком случае, со стороны Эммы. Она была одета в цветной ситцевый костюм с шортами и обратилась к ним с таким приветствием, точно они только вчера расстались. Сане же, как истинной бакинке, нужны были горячие приветствия, поцелуи и объятия, восторги по поводу долгожданной встречи. Ничего этого не было и в помине. Только Влад был добродушным и симпатичным, как тогда, в Италии,. После нескольких слов приветствия они погрузились в обе машины, каждая пара в свою, и двинулись в путь.
Дом понравился ребятам. Большой, светлый и многокомнатный, с огромным бейсментом (подвалом), который в американских домах играет полноценную роль добавочного этажа, только не сверху, а снизу дома. В одной из комнат бейсмента, как оказалось, была размещена престарелая мама Влада. В другой, просторной и светлой от окон, выходящих наружу, во двор, был большой биллиардный стол. Уютный кожаный диван и пара кресел с журнальным столиком дополняли обстановку. Сюда любила приходить покурить Эмма и звала с собой Бориса. Сане не очень нравились эти приглашения. Она не доверяла Эмме. По каким-то неуловимым признакам она чуяла, что Борис нравится Эмме и та пытается его соблазнить. Нет, Сана не беспокоилась за мужа. За всю их долгую супружескую жизнь он не давал повода к ревности. Но это не значило, что она могла доверить его чужой женщине, так нахально, на глазах у жены и собственного мужа, заигрывавшей с ним.
По вечерам Эмма беседовала с Саной, как закадычная подружка, поверяя ей свои обиды на Влада. Сана слушала и удивлялась: неужели этот милый спокойный человек действительно изменял жене с её же собственными подругами? Но зачем было Эмме врать? Да и вообще, зачем она всё это говорит ей?
Нет, не нравилась ей эта Эмма! Первое, что она спросила у дорогих гостей, не успели они переступить порог её дома, привезли ли они с собой мыло и зубную пасту. И очень удивилась, что нет, не привезли. Сана была удивлена ещё больше. Ей и в голову не могло придти, что поехав в гости, нужно было везти с собой эти мелочи. Они и приехали-то к ним всего на каких-то пять-шесть дней.
Перед отъездом щепетильная в финансовых вопросах Сана очень долго решала каверзный вопрос: что привезти в подарок? Ей не хотелось приехать и жить у почти малознакомых людей на халяву. Деньги предлагать было неудобно... И после долгих размышлений и хождений по магазинам она наконец-то выбрала подарок: красивую и очень дорогую лакированную музыкальную шкатулку. Она была красного дерева, а на крышке была изображена скрипка на фоне нотной тетради. Всё-таки, она ехала по приглашению Влада, такого же скрипача, как и она сама. А Эмма играла на пианино. Такая шкатулка очень хорошо подойдёт для её драгоценностей, а значит должна, не может не понравиться и ей!
Но и скрипка была не самоё главное, что привлекло Сану к этой дорогой и красивой вещице. Когда крышка шкатулки открывалась, музыка играла её любимую "Грёзы любви"!
Сана разглядывала эту прелестную вещь, стоя в гостиной совершенно одна (итересно, куда это все вдруг подевались? - лениво текли её мысли), когда вдруг почувствовала жгучие поцелуи на шее и обнаружила себя в объятиях Влада.
Интстинкт сработал мгновенно: освободиться от неожиданных интимных ласк. Она деликатно отстранилась от Влада.
Нравится тебе эта шкатулка? Она очень дорогая! - ляпнула первое, что пришло на язык донельзя сконфуженная Сана.
Такого с ней никогда не случалось. Мужчины всегда чувствовали барьер между ней и собой и с ласками не навязывались. Но то были друзья, давние и проверенные. А Влад... Значит, неспроста Эмма рассказывала о нём и это всё правда? Но её-то, привычки Влада никак не касаются. И как только он мог подумать приставать к ней? И почему вдруг? Разве она дала какой-то повод?
Нимало не смущаясь, Влад взял из рук Саны шкатулку.
--
Красивая! Спасибо за подарок! Вижу, что дорогая... Не надо было тратить столько денег... Зачем это?
Не отвечая на его вопрос, Сана задала свой: а где Эмма и Борис?
- Наверно курят в саду. Пошли к ним.
Вечер они провели за шашлыком и воспоминаниями об Италии и прошлой жизни.
А наутро, тепло попрощавшись с друзьями по солнечной эмиграции, уехали домой.