Случилось это лет пять назад в Ташкенте. Неужели уже пять лет прошло? Остается только удивляться тому, что воспоминания об этом случае в моей жизни остаются свежими, как будто все произошло совсем недавно. Был обычный осенний вечер в моем ташкентском доме. Во всех комнатах горел свет, телевизор "пел" песни на узбекском языке, подруга и какие-то знакомые перемещались по комнатам, о чем-то беседуя, а дети носились в этом доме без присмотра и делали, что им хотелось. Среди этой бурлящей жизни в своем кабинете, спрятавшись за дверью, тихонько сидела я и тупо пыталась по телефонной линии подключиться к Интернету.
Нажимаешь кнопку "Подключение" на компьютере один раз - срывается; второй - встреваешь в чей-то разговор; третий - тишина. И только на пятый-шестой раз удается подключиться. Всё это помню до мелочей - щелчки на линии и противный звук подключаемого модема компьютера. Всё, что удаётся, - скачать почту в ящик, не отвечая на письма. В списке сообщений от друзей и коллег было одно письмо от неизвестного человека из Волгограда. Не хотелось его открывать и читать. Просто стало страшно до ощущения тошноты. Вдруг там сообщение, от которого новые кошмары будут преследовать меня до утра?
И без этого я спала тревожно в те дни. Только после доброй порции коньяка, влитого в кружку с горячим чёрным чаем и подслащенного сахаром, удавалось заснуть. В моих кошмарах появлялись старухи с крючковатыми носами и требовали вернуть мебель, сковородки и кастрюли и ещё что-то, а я не хотела отдавать, потому что знала, что это - моё. Не знаю, чем закончилось противостояние, я никогда не досматривала эти сны до конца, потому что просыпалась и не могла заснуть, коротая время до утра у компьютера, на кухне или в саду. Пила чай с коньяком и дурела всё больше и больше то ли от бессонницы, то ли от спиртного.
Письмо от неизвестного адресата из Волгограда, которое я так и не открыла вечером, не давало мне покоя. Все спали, а я сидела на кухне, бессмысленно глядя в окно, за которым был виден только виноградник во дворе, освещённый яркой лампочкой без абажура. Ветви змеились по железным стоякам, заканчиваясь висячими усами с редкими листьями. Каждый лист, видимый из окна, казался родным лицом со знакомыми чертами, и только остатки разума не позволяли мне выпрыгнуть и впиться губами в эти листья-лица. За разглядыванием очередного уже желтеющего листа и застала меня моя подруга Эмма, которая гостила в моем доме. Зная, что я не сплю по ночам, она считала своим долгом уложить меня в постель хотя бы под утро, предварительно напоив всё тем же чаем с коньяком.
- Давай пить чай, - сказала она дежурную ночную фразу, включая электрочайник.
Мне было неловко, что подруга прервала свой сон ради меня, но в тоже время была рада компании. Пить чай в одиночестве не хотелось, как не хотелось и оставаться одной.
- Мне кто-то из Волгограда прислал письмо. Открывать или нет, как думаешь? - спросила я её как бы между прочим, продолжая впиваться взглядом в виноградный лист, разглядывая уже морщинки у глаз и складки под подбородком любимого лица, чётко проступившего на листе.
- А ты его знаешь?
- Её. Нет.
- Открывай, конечно.
- А, вдруг, там что-то страшное?
- Страшнее не будет. Хочешь, я прочитаю первой, потом тебе скажу - читать или нет.
- Не нужно, неудобно как-то -человек же мне написал.
- Слушай, а может, это просто спам?
- Неееет, - протянула я, - в теме письма было написано, что оно адресовано именно мне.
- Ой, не накручивай себя, пожалуйста, - раздраженно сказала Эмма, наливая мне в кружку чаю. - Просто открой и прочитай. Может быть, кому-то помощь нужна?
Влив в чай добрую порцию коньяку, я отхлебнула и буквально через пару минут почувствовала тепло, которое разливалось по телу и расслабляло мои мышцы и мысли. Взглянула ещё раз в окно - лица исчезли, и в свете лампы просматривались только виноградные листья. Просто листья...
В голове прояснилось, и мысли выстроились в стройный ряд, - стало совсем не страшно открывать чьё-то письмо из Волгограда. Даже смешно, что я стала такой пугливой в последнее время. "Где ты, воинствующая амазонка из вольной Каракалпакии?" - подумала с сожалением, щёлкая по клавишам компьютера в поисках того письма. А в это время мой внутренний голос вёл свой обычный монолог, размышляя обо мне как о постороннем человеке. О, этот мой внутренний голос! О нём, о внутреннем голосе, я могу рассказывать часами. Последние месяцы он жил сам по себе и говорил, что хотел и когда хотел, часто вразрез с тем, как думала или полагала я сама. Он меня раздражал, но выключить, или хотя бы заглушить его, я не могла, как не смогла и на этот раз.
"Пугливая или неуравновешенная? Наверное, лучше сказать - выбита из седла? Два месяца не спать и не есть толком - ненормально. Это кого угодно свалит с ног, а ты всего-то стала пугливой. Нервы. Это всё - нервы. Нужно успокоиться. К психологу обратиться бы тебе. Нет, лучше не стоит, иначе придётся всё рассказывать ему. Сейчас тебе нужно всё, что случилось летом, зарыть поглубже и не доставать до поры до времени. Когда окрепнешь, расскажешь кому-нибудь постороннему, и тогда уже всё будет по-другому - не так больно, как сейчас. Хотя я не знаю, сможешь ли ты пережить всё произошедшее? Многие женщины просто сводят счёты с жизнью. Не все, конечно. Только те, кто пережить не может. Пе-ре-жить! Понимаешь, тебе нужно пережить всё это. Точно, просто нужно жить, приняв это и поняв.
Он умер. Умер. Нет его... И не вернуть его никогда сюда. Помнишь, что сказала тебе Каромат опа (1) в тот день? "Если бы Бог сказал нам: "Плачьте год, и после этого я верну его вам", - мы бы все сели здесь и плакали и год, и два, не прекращая. Но так не бывает. Смирись". Чудес не бывает. Ты сама его укладывала в гроб, сама готовила для него, чёрный костюм, в который он был одет, когда вы регистрировались в ЗАГСе. Ты знаешь, что его не вернуть. Просто - живи!". Слушая доводы своего здравомыслящего внутреннего голоса, я не совсем поняла смысл того, о чём прочла в письме от неизвестной мне Камиловой Миры из Волгограда. Перечитав, ошеломлённо уставилась на портрет покойного мужа. Как могут люди продолжать любить? Как они могут говорить о любви и надеждах, когда моего любимого нет? Как они смеют быть счастливыми, когда мир рухнул? Нет ничего вокруг меня, что бы приносило радость, а они говорят о любви и просят меня помочь найти какого-то Николая в Ташкенте? Боже мой, да как они могут?
Но мой внутренний голос вновь встрял со своими мудрыми мыслями: "Мир такой же, как и был прежде. Он не изменился для других, только для тебя он - в чёрных тонах. Миллионы людей любят, рожают детей и счастливы. Не проецируй своё горе на весь мир". Не знаю, сколько бы он ещё меня убеждал, но в кабинет вошла Эмма с чайником.
- Тебе свежего чаю налить? Ну, прочитала письмо? Кто это, и чего хотят? - вопросы, произнесённые скороговоркой, заставили мой мозг отключиться от сравнений жизни целого мира и моей. Уже спокойно, с откуда-то взявшейся иронией, я рассказала, что какая-то женщина из российского города Волгограда просит меня разыскать какого-то мужчину в Ташкенте. Всё, что ей известно, - это его имя и фамилия, но ни адреса, ни телефона она не знает. Судя по фамилии, этот Николай - кореец, а корейцев с такой распространённой фамилией как Пак в Ташкенте, как минимум, несколько тысяч. И где его искать?
- Серьезно? Она так и написала? Ищет Колю Пак из Ташкента? Наверное, в России считают, что в Ташкенте живут только узбеки и среди них - пара корейцев, поэтому Колю Пак найти можно быстро, - расхохоталась Эмма.
Мне и самой стало смешно. В миллионном городе найти одного корейца, у которого тёзок, наверное, пара сотен, нереально. Всё же люди не знают о нас ничего, не знают, сколько нас в Узбекистане и в Ташкенте, и сколько национальностей здесь, а сколько корейцев...
- А как она с ним познакомилась? Спроси её, эту Миру, - предложила Эмма.
- Ты считаешь, что я должна ей написать? - удивилась я. - Мне сейчас не до неё и её любви в Ташкенте. Мне вообще сейчас ни до чего дела нет. Я не сошла с ума -расспрашивать о ком-то, кого я знать не знаю, и знать не хочу. И вообще, пусть все меня оставят в покое! - почти выкрикнула я последнюю фразу, зачем-то швырнув лежащую до этого на столе книгу в угол комнаты. Хотелось орать во всё горло, выть, топать ногами и разломать всё вокруг.
- Между прочим, это была моя книга по психологии. Ну, и зачем ты её швыряешь? - спокойно спросила Эмма. - Не хочешь, не пиши этой Мире. Но пойми, если у тебя - горе, это не значит, что весь мир должен скорбеть с тобой и умываться слезами. Жизнь продолжается, хочется тебе того, или нет, а она продолжается. И эта Мира хочет быть счастливой. И потом, она же не знает, что у тебя муж погиб. Она же - не ясновидящая.
Подруга повторяла те же мысли, что твердил и мой внутренний голос, отстукивая молоточками каждое слово в моём мозгу, словно вбивая маленькие гвóздики с большими золотистыми шляпками. Шляпки крепко впивались в мозг, отчего хотелось вырвать волосы на голове вместе со ними. Но ещё один большой глоток чаю с коньяком расплавил гвóздики.
- Двое - на одного. Так не честно, - произнесла я спокойно вслух то, о чём думала.
- Конечно, я - одна за двоих. Потому что меня - много, поэтому мой голос за два засчитывается, - с улыбкой сказала Эмма, решив не обижаться на мой 'намёк' на её роскошное тело.
- Извини, ты не так поняла: я имела в виду тебя и мой внутренний голос. Вы - ты и он - говорите мне одно и то же, почти теми же словами, - улыбаясь, заметила я.
- Аааа, так ты со своим внутренним голосом беседуешь? Неплохо. И что он тебе ещё сказал? Может, это -твоё настоящее Я? Может, ты, которая разговаривает вслух, - не ты, а вот внутренний голос есть ты? - она уже откровенно веселилась.
- Вот тебе бы только надо мной посмеяться, - я сделала вид, что обиделась, но затем рассмеялась.
Весь дом спал, а мы с Эммой строили догадки, сидя на кухне, как эта Мира из Волгограда нашла Николая из Ташкента.
- Слушай, может быть, он в Волгограде арбузы выращивал? Я слышала, наши корейцы там арбузы выращивают, - едут туда на сезон, а потом на зиму домой возвращаются. Он с ней любовь крутил с весны по осень, а потом арбузы продал и уехал в Ташкент, не оставив ей своего адреса, - догадалась я.
- А, возможно, они познакомились в аэропорту или на вокзале. Так же часто бывает, - предположила Эмма. - Да напиши ты ей. Спроси, чего мы головы ломаем?
Спать всё равно не хотелось, даже несмотря на выпитый коньяк, поэтому мы опять перекочевали с кружками в кабинет и начали сочинять письмо Мире из Волгограда. Стараясь не обидеть её лишним словом, мы оттачивали каждую фразу и каждый вопрос. Главный вопрос был, конечно, таким: откуда Мира знает Николая, как они познакомились и где. Это давало возможность более-менее определить неизвестного мужчину из массы других Николаев Пак в Ташкенте, так как всегда среди знакомых найдётся человек, который слышал что-то о ком-то, который ездил куда-то. Благо, что мы обе - филологи, и словарный багаж богатый, но, несмотря на это, писали мы почему-то долго. Когда отправили письмо по электронной почте, было почти пять часов утра. Мне стало ясно, что нам всё же придётся искать Николая из Ташкента, вернее мне придётся, коль задала столько вопросов Мире.
Эмма ушла в свою комнату, на ходу ругая меня за то, что ещё одну ночь она не спала нормально и теперь весь день будет ползать как сонная муха. Я же, взяв веник и совок, отправилась убирать улицу перед моим домом. Плохо мне, или хорошо, а убрать и полить участок вокруг необходимо. Негласные правила узбекской махалли никто ещё не отменил, и исключений для меня не было.
Было ещё темновато, рассвет только занимался, а соседские снохи и дочки уже мели улицу, - каждая на своём участке. Некоторые закончили подметать и поливали улицу из вёдер, брызгая холодную воду на асфальт, чтобы "прибить" пыль. Сначала я обошла ближайших соседок и поздоровалась, спросив, по ритуалу, о здоровье всех домашних, и только затем начала мести свою часть. Мой внутренний голос опять вёл свой монолог. Несмотря на бессонную ночь, он ничуть не устал и был готов учить меня уму-разуму снова. "Вот ты метёшь улицу, а ведь могла бы сказать, что у тебя - горе, или просто игнорировать это правило. Но нет, ты, как заправский дворник, рано утром пошла убирать улицу перед домом. А почему? Потому что ты понимаешь, что никому, по большому счёту, дела нет до того, что у тебя - депрессия. Соседи скажут: "Какой-такой депрессия-шмепрессия, когда около дома грязно и пыльно? Нужно, чтобы вокруг была чистота, как в больнице. Ничего не хотим знать о твоей депрессии. Руки-ноги целы, значит, всё в порядке". Жизнь идёт, она из-за твоей депрессии останавливаться не станет. Люди с твоей улицы привыкли идти на работу и по делам утром по чистой, политой водой дороге; им привычно видеть твой дом красивым, ухоженным, с аккуратно подстриженной живой изгородью. Они не понимают, что такое "мне плохо сейчас", если ты не тяжело больна и не прикована к кровати. Они - не жестокие, просто так устроена жизнь..."
Мой внутренний голос довёл меня до такого состояния, вроде бы, правильными рассуждениями, что я уже и не спорила с ним, а только молча соглашалась, понимая, что он - часть меня, та часть, что мыслит трезво. Кивая и подметая в такт, не заметила, как подошла соседка Мавлюда опа. Она похлопала меня по спине, приветствуя. Ритуал бесконечных вопросов-ответов повторился, и я уже нагнулась за веником, который бросила на землю, чтобы продолжить свою утреннюю работу, как соседка задала вопрос, выбивающийся из череды привычных, произносящихся скороговоркой и не требующих ответа, кроме "Слава Всевышнему!":
- Лайла хон (2), сосед с пятого проезда интересовался вами. Не сам, конечно, а через свою сестру. Она спрашивала меня вчера: не собираетесь ли вы снова замуж? Я ей рассказала о вас, о том, какая вы хорошая женщина, о детях. Вы не спешите с ответом, но он -прекрасная кандидатура для вас: вдовец, дети его уже выросли и живут сами по себе, у него - большой дом, а вот скрасить его одиночество некому, некому согреть его постель.
На какое-то мгновение я замерла от охватившего меня негодования. У меня же муж погиб только пару месяцев назад, а они уже сватаются! Господи, они сумасшедшие - эти люди? У них есть что-нибудь святое в душе? Ну, как так можно?
- Передайте ему и другим, кто будет спрашивать обо мне, что я замуж не собираюсь больше никогда. У меня - двое детей, которых нужно поднимать на ноги, а не о мужьях думать. Извините, - не дометя свою территорию около дома, я направилась к воротам, чтобы за железной стеной спрятаться от этого ненормального, помешанного на сватовстве и свадьбах, мира.
- Ой, Лайла хон, не обижайтесь на меня. Я вам желаю только добра. Вас же никто не торопит с ответом. Всё равно вы должны годовщину смерти мужа справить в своём доме. Время есть у вас подумать, - ещё что-то говорила вслед мне Мавлюда опа, но я уже не слушала её, торопливо перешагивая порог своих ворот.
Внутренний голос, как-будто, ждал этого разговора, - сразу же включился со своими разглагольствованиями: "А что ты хотела? Я тебе говорю, что жизнь продолжается, и мужчины будут интересоваться твоей персоной, пришлют ещё сватов и не один раз. Или ты сама влюбишься в кого-нибудь и захочешь изменить свою жизнь, ведь ты ещё молодая. Платок чёрный скинешь, сменишь этот чёрный наряд на яркий, и мужчины будут оглядываться вслед тебе, пуская слюнки". Хотелось на стенку лезть от от этих правдивых мыслей. Ну почему я не могу быть несчастной? Почему вокруг всем не терпится внести в мою жизнь то, что они называют счастьем и любовью? И ещё эта Мира из Волгограда. Ну, найду я её Колю, и что? Что дальше-то? Приедет она в Ташкент, или он поедет в Волгоград? А, вдруг, у него семья? И что тогда?
В злости швырнула веник в огород, за ним полетел и совок. В душе нарастала ярость и злоба на всё вокруг: мир, людей, судьбу, отнявшую того, на кого готова была молиться, на мой внутренний голос и, почему-то, на Миру из Волгограда. Хотя голос мне и шептал, что она-то тут ни при чём, - до кучи я злилась и на неё. В таком состоянии и застал меня рассвет в моей спальне.
Моё солнце ночевало за соседним домом и приходило в спальню самым первым. Мне всегда так казалось в ташкентском доме. Сначала оно нежно щекотало лицо и руки своими лучиками-пёрышками, затем, если я не хотела просыпаться, солнце направляло мне в лицо мощные лучи-лазеры, от которых я пряталась под одеялом. Но там было душно, и я, вспотев, вставала с постели, улыбаясь, в предвкушении нового дня. Так было всегда до того, как не стало его.
Обычно, рано утром, полив улицу перед домом, я возвращалась в спальню подремать ещё пару минуток. Это было таким блаженством - продолжить прерванный, сладкий утренний сон рядом со спящим ещё мужем. В такие моменты казалось, что спала вечность, а, оказывалось, что дремала всего минут пятнадцать, но именно в эти минуты солнце и он ласкали взглядами моё лицо так нежно, как, наверное, никто никогда не сможет сделать вновь. Сегодня солнце было таким же, как обычно, вот только я была другой - лежала, раскинув руки на неразобранной постели, не дремала и не улыбалась, как раньше. Солнце, обидевшись, закрылось от меня набежавшим облаком, и теперь на лицо падала прохладная тень, торопливо слизывая остатки тепла со щёк.
Не знаю, как долго я лежала, закрыв глаза и слушая нудную лекцию моего внутреннего голоса... На этот раз он решил изменить рассуждения и перешёл от темы "Жизнь продолжается, а ты сидишь на месте и страдаешь", к новой "Почему она его любит?".
- Мира из Волгограда любит Колю из Ташкента, - разъяснял он мне, как девочке, хотя я поняла это и сама. Она не писала об этом прямо, но объясняла свои чувства к нему так ярко, что было ясно: это - любовь.
- И знаешь, она - мужественная женщина, коли решилась написать незнакомому человеку о своих чувствах. Или она - в отчаянии. Такие отчаянные женщины могут и руки на себя наложить. Взять, например, Анну Каренину из романа Л.Н. Толстого: бросилась под поезд. И всё почему? Из-за несчастной любви. Если Мира покончит с собой, ты себе этого не простишь никогда, или не обратишь внимания? Ну, конечно, на фоне твоего горя всё остальное - ерунда, суета. Это только ты можешь так драматично страдать, сидя сутками запёршись в кабинете. Это только ты умеешь не обращать внимания на детей, за которыми приглядывают подруги и соседи. Это тебе хочется с горя напиваться ночью коньяку и забываться тяжёлым пьяным сном под утро. Это только ты можешь не звонить матери и родным, заставляя их мучиться от неизвестности, потому что ты отключаешь телефон, и они не могут дозвониться до тебя. Это только тебе можно не замечать в своём доме друзей, которые пришли помочь, и не здороваться с ними, потому что у тебя трагедия в жизни. Ты несчастна! А остальные - бездушные куклы в в твоём жизненном театре абсурда, где ты одна на сцене играешь роль убитой горем жены. Остальные в нём -безликая массовка. Не так ли? Какое тебе дело до чьего-то горя и чьей-то любви, когда твоя любовь разбилась? Но та женщина любит, а тебе из зависти не хочется ей помочь.
Чаша моего терпения переполнилась, я соскочила с кровати как ужаленная и заметалась по спальне, думая: "Как закрыть рот этому внутреннему голосу? Но это - мой, мой собственный внутренний голос! Он - в моей душе, или моём мозгу. И, хотя я не признаю, что он прав, но, всё же начну искать этого мужчину в Ташкенте. Найду, и тогда мы поговорим с тобой, мой голос. И докажу тебе, что я - не улитка, прячущаяся в своём домике, что могу быть сострадательной и доброй". Не посмотрев на часы, позвонила снохе. Она - кореянка, а её отец, Вадим Петрович, занимал какую-то должность в Культурном центре народов Узбекистана в Ташкенте. Возможно, они помогут мне найти Колю или подскажут, к кому можно обратиться за помощью.
Ксюшка долго не брала трубку, затем я услышала её хриплый, после сна, голос: "Аллё". Наш разговор занял больше времени, чем я предполагала. Она никак не могла понять, о чём я её прошу, всё время задавая один и тот же вопрос: "Как ты себя чувствуешь?". Когда, наконец-то, мне удалось сфокусировать её внимание на Коле Пак из нашего города, Ксюшка уже проснувшимся бодрым голосом прокомментировала мой вопрос:
- Ты, мать, совсем свихнулась в старом городе за своим высоким забором и даже не соображаешь, который сейчас час. Звонишь в семь утра и спрашиваешь о каком-то Коле, как будто тебе больше делать нечего, как только разыскивать ташкентского корейца для какой-то экзальтированной особы из России. Ты что, записалась в добровольцы телепрограммы "Жди меня"? Тебе своих проблем мало, да? - она ещё добрых пять минут выпускала пар, пока я не взмолилась:
- Ксюша, ну прости меня, что разбудила. Я, действительно, на часы не посмотрела. Прости меня, дуру. Сама не знаю, что делаю. Вчера получила письмо от женщины из России, и покоя мне нет: всю ночь думала о ней. Давай, поможем ей, а? Ну, пожалуйста. Попроси Вадима Петровича по его каналам узнать хоть что-нибудь о мужчине, разыскиваемом Мирой. Плиз, плиз, плиз! - закончила я скороговоркой, используя английское "please" вместо русского "пожалуйста" автоматически.
Ксюшка работала переводчиком, вернее, была независимым переводчиком: нигде официально не числилась, но работа у неё была всегда. Всюду имела друзей: в международных организациях, на совместных предприятиях, даже в министерствах, которые заваливали её текстами для перевода и частенько приглашали на встречи, где нужно было переводить выступления иностранных гостей для наших чиновников и, наоборот. При таких обширных знакомствах она не пыталась устроиться в штат какой-нибудь организации, предпочитая жить на "вольных хлебах".
Конечно, Ксюшка - высококлассный специалист, могла бы сделать карьеру, но она умела оставаться незаметной серенькой мышкой - не привлекать особого внимания к своей персоне. Была уверена в том, что так проще работать и жить в обществе мужчин, где не особо-то любят слишком умных и энергичных женщин. Ко всему прочему, была типичной среднеазиатской кореянкой: невысокой, как девочка-подросток, в меру упитанной, с лицом, на котором всё было маленьким: кнопочка-нос, губки-бантиком и узкие раскосые глаза. И одевалась всегда очень скромно - в серые и нежно-сиреневые костюмы, позволяя разбавить их однотонность какой-нибудь цветной косынкой. Но за этим маленьким и скромненьким "фасадом" скрывался огромной души человек с недюженным темпераментом. И я была уверена, что Ксюшка мне поможет, даже если сочтёт мою просьбу бредом или решит, что я сошла с ума.
- Хорошо. Я позвоню папе, но не сейчас, а когда высплюсь. Знаешь, у меня вчера была срочная работа, и я поздно легла спать. Как его имя? Уточни ещё раз, - Ксюшка смилостивилась надо мной и записала имя и фамилию Николая, затем, не прощаясь, отключила телефон. Хорошо зная меня, она, скорее всего, предусмотрительно отсоединила его от сети, чтобы мне не удалось разбудить её во второй раз.
Подключиться к Интернету на этот раз получилось быстро, как никогда. Не обращая внимания на деловые письма, я искала весточку из Волгограда. Мне было интересно узнать об этих людях, нежданно вошедших в мою жизнь и завладевших моим абсурдным воображением. И ещё один вопрос сидел занозой в мозгу: как она нашла меня, и почему я? Письмо от Миры Камиловой пришло. Честно говоря, я ожидала всё, что угодно, но не этого. Оказалось, что она его никогда в глаза не видела, и познакомились они на одном из Интернет-форумов, а потом стали писать друг другу письма. По признанию Миры, особое внимание к поэзии появилось у неё ещё в юности, с первой влюблённостью, но стихотворчество было мимолётным. Накануне знакомства с Николаем, поэтический дар получил новый шанс - слагать стихи для коллег и знакомых. Спустя некоторое время, когда произошла встреча с Колей, то потребность усилилась вдвойне. При этом ей хотелось не только дарить ему стихи, но и передать в Ташкент что-нибудь на память о себе. Но Коля, по каким-то путанным семейным причинам, не мог дать ей своего адреса и номер телефона. В последнее же время перестал отвечать на её письма вообще. У неё не было надежды, что он даст ей свой почтовый адрес, поэтому решила действовать сама, написав мне письмо на мой электронный адрес, который нашла на каком-то литературном сайте. Оказывается, я писала там, в своём виртуальном дневнике, что живу в Ташкенте.
Господи, сколько же она "перелопатила" страниц и авторов, пока вышла на меня? Это какое нужно иметь огромное желание подарить любимому частичку своего мира. Пока я читала письмо Миры и думала о её поисках, невольно прониклась уважением к этой женщине. От моих сомнений "Искать ли Колю?", не осталось и следа, однако опять мой внутренний голос встрял в мои раздумья, полные благородства и доброты, со своими трезвыми выводами: "Как ты думаешь, этот Коля хочет, чтобы его нашли? Возможно, он женат, и ему совсем не нужны посылки из Волгограда. Одно дело - переписываться по ночам и читать стихи, признаваясь в виртуальных чувствах, другое - перейти к нормальным живым отношениям, которые могут не понравиться супруге. Тебе бы понравилось, если бы твой муж получил посылку от неизвестной женщины с пылкими признаниями в любви?" Об этом я как-то и не подумала. Нужно действовать очень осторожно. Не дай Бог, внесу разлад в семейное счастье. Ведь как бывает: живёт дружная пара, не ссорится по пустякам, детей растит, но в какой-то момент становится известным, что у мужа вот уже почти два года как есть любовница, а жена не знает. Раааз! И карточный домик мнимого семейного счастья в один миг разваливается, оставив под собой все планы, надежды и уважение друг к другу. Чаще всего семья остаётся формально, но это уже - не союз, а совместное проживание под одной крышей в целях воспитания детей.
Сын уже проснулся и готовил себе завтрак, когда я вошла на кухню. Он что-то пробурчал себе под нос, - это нужно было понимать как "Доброе утро", и продолжил жарить яичницу. Я втянула аппетитный запах этого простого, но любимого мною утреннего блюда, и попросила пожарить пару яиц для меня. Алёша удивленно посмотрел, но ничего не сказав, достал яйца из холодильника.
- Хочешь какао? - спросила я сына ни с того ни с сего, сама удивившись вопросу.
- Что с тобой сегодня, мам? - Алёшка стоял посреди кухни со сковородкой в руке. Второй рукой он пытался достать деревянную доску с полки. Доска свалилась с грохотом на сушилку с посудой.
Я ещё ничего не успела ответить, как Арина, испугавшаяся, видимо, грохота на кухне, буквально влетела в неё, ревя во весь голос. Пока мы её успокаивали, затем все вместе завтракали и пили какао, прошёл почти час. Дети болтали без умолку с набитыми ртами, рассказывая мне о новостях в школе и на улице. Было смешно слушать их: Алёшка говорил на русском языке, а Арина - на узбекском.
Дочка, как ни странно, никак не хотела говорить по-русски, хотя прекрасно понимала всё, о чём мы ей говорили. Её няня, немолодая женщина из нашей же махалли, разговаривала с ней только на узбекском языке, полагая, что Арине важно знать язык страны. И мы не противились, поощряя няню за уроки, но в какой-то момент стало сложно общаться с Ариной, и я стала опасаться: заговорит ли она вообще по-русски? Если нет, то в какую школу отдавать её через несколько лет, учитывая, что вся семья говорит на русском языке?
Алёшка, взглянув на часы, засобирался в школу. Мы с дочкой проводили его до ворот и решили погулять по двору.
Осень, а наши розы все ещё цвели, даря тончайший аромат небольшому дворику, окружённому со всех сторон домами. Соседские стены не давали аромату вырваться наружу, поэтому мы с весны до глубокой осени наслаждались цветочными и травяными запахами. Особенно мы любили сидеть во дворе поздними летними вечерами, когда политые прохладной водой мята и мелисса окутывали нас своими ароматами - щекотали ноздри и снимали усталось после жаркого дня. Полив сад, мы, обычно, оставались во дворе до поздней ночи. В такие вечера мы - я, мой муж и дети, - ужинали и пили чай под виноградником за большим деревянным столом, освещённым электрической лампочкой, привинченной под самой крышей. Чаще всего я готовила плов и салат из помидоров и лука "Ачичук". Вспоминая наши семейные ужины, я почувствовала во рту вкус свежего, горячего плова, проглотила набежавшую слюну и решила сегодняшним вечером сварить плов.
Аринка бегала по огороду, хлопая в ладоши и пытаясь поймать воробьёв, собиравших хлебные крошки с плитки. Каждый вечер я специально вытряхивала скатерть со стола во дворе, чтобы крошки и остатки еды достались муравьям и птицам. Но хитрые воробьи, нисколько не боясь бегающей за ними девочки, умудрялись прямо под её носом взлетать и садиться на виноградник, с которого, в свою очередь, их сгоняли наглые и крикливые майны, полагавшие, что виноград принадлежит только им. Они шумно, перекрикиваясь и перелетая с лозы на лозу, клевали чёрный кишмиш. Виноград осыпался с тяжёлых перезревших гроздей, и под ногами было полно спелых сочных ягод. Аринка, никого не поймав, стала собирать виноградинки с дорожки и есть их, сидя на корточках. Стало не по себе от того, что ребёнок собирает остатки после жадных майн. Как же я не заметила, что пора собирать урожай? Взяв швабру, я попыталась прогнать птиц с виноградника, но они загалдели ещё громче, взлетая и снова усаживаясь на привычные места, не обращая внимания на мои "кыш-кыш". Тогда я притащила времянку и начала срезать спелые грозди, аккуратно укладывая их одно на другое в ведро, чтобы не помять. Дочка бегала вокруг лестницы и кричала: "Ояжон, коран, бу узимни кесип беринг манга. Йёк, уны эмас, буни!" (3). Вдруг, за соседским забором кто-то завозился. Мавлюда опа, встав на что-то, чтобы видеть нас из-за забора, произнесла нараспев: "Хорманг (4), Лайла хон!". Аринка с радостным криком: "Ойя! Ассалому алейкум!" (5), - бросилась к дырке в заборе. Она называла соседку "мамой" по-узбекски, играя с её старшими дочерьми и повторяя за ними всё, что они говорили. Пока они через дырку здоровались и целовали друг друга, я слезла с времянки и уложила на тарелку несколько гроздей кишмиша, чтобы передать через забор соседям.
- Ой, не нужно было беспокоиться. Лучше пусть ваши дети едят виноград. У нас же тоже растёт. Спасибо, - говорила Мавлюда опа, при этом торопливо выхватывая тарелку из моих рук и передавая кому-то позади её. Это была её младшая дочка Мухаббат. Звонко поздоровавшись со мной, девчонка полезла в дырку в заборе, чтобы поцеловать Аринку, но та, увернувшись, убежала на крыльцо нашего дома. Оттуда прокричала сердито: "Боринг, Мухаббат опа! Жонимга тийдингиз!" (6) - и ушла в дом. Мы рассмеялись над её словами, произнесёнными совершенно взрослым тоном.
- Арина хон совсем большой стала, - сказала с гордостью Мавлюда опа, как будто говорила о родном ребёнке. - Бог даст, вырастет и будет президентшей. Вот тогда мы заживём с вами!
Я опять рассмеялась, ничего не ответив соседке.
- А вы не грустите, веселитесь, радуйтесь детям, они у вас вон какие красивые и умные. Алёшу сейчас видела из окна, шёл по улице: высокий статный парень, в костюме, галстуке, с сумкой через плечо, ну просто джигит, - продолжала она. - Через несколько лет ему в университет поступать нужно будет. Если поступит на на госбюджетной основе, - хорошо, а нет - придётся вам по контракту платить за его учёбу. Знаете, как это дорого? Мой племянник в этом году в юридический университет поступил, родители сейчас бегают и деньги собирают, чтобы за год заплатить. Говорят, уже миллион сумов стоит один год учёбы, - вздохнув, она продолжала говорить. - Вам поддержка нужна в жизни, чтобы детей на ноги поставить и дать им образование. Без мужчины мы, женщины, ничего не можем сделать для детей. А сосед с пятого проезда работает на хорошем месте, зарабатывает неплохо и вес имеет в обществе. Вы сейчас ничего не говорите, не торопитесь с решением, но время пройдёт, и мы спокойно всё обговорим с вами, - закончила она свою речь с явным удовольствием - то, о чём хотела сказать рано утром на улице.
Ничего на этот раз не ответив, я подумала с улыбкой, что нам, азиаткам, с большим удовольствием нравится женить и замуж выдавать родных и близких, как-будто других забот нет. И, правда, разве могут быть другие заботы? Вся наша жизнь вокруг замужества-женитьбы заверчена, - только и думаем в молодости, как бы замуж побыстрее выскочить, утерев нос подругам и одноклассницам. Затем сватаем подруг и сестрёнок, братьев женим и племянников, а когда незаметно подрастают свои дети, понимаем, что и их пора женить. При этом копим деньги на приданое и свадьбу, попутно ведя наблюдения через родных, близких и соседей за девушками и парнями, по возрасту подходящих для наших отпрысков. Так почему же я обижаюсь на соседку, если уже сама потихоньку наблюдаю за дочерьми подруг и знакомых, выбирая себе сноху?
- Хоп, майли (7), Мавлюда опа, через год поговорим на эту тему, - мягко ответила я, видя, что она всё же ждёт от меня какой-нибудь реплики.
Соседка разулыбалась, сверкнув золотыми зубами, и, как обычно по утрам, начала свой рассказ о муже-пьянице, который вчера вечером опять приполз на карачках домой и устроил дебош. При этом она говорила не "пьяница", а "пьянисса", растягивая букву "с", что всегда вызывало улыбку. Сердиться на неё я уже не могла.
Эмма уже проснулась и пила утренний чай в компании с Аринкой, когда я, наконец, выслушав все дежурные жалобы Мавлюды опы, зашла в дом. Хотя я уже пила ранним утром какао с детьми, но снова подсела к столу и налила себе чаю в бокал.
Чай можно пить бесконечно, особенно в Ташкенте ранней осенью, когда везде ещё - сушь, и пыль ощущается в воздухе, - её вдыхаешь на улице, в доме, в автобусе. Везде -пыль, невидимая глазу, но оставляющая горький вкус на языке и неприятно щекочущая в горле. Мне в такие моменты всегда хочется его промочить именно горячим чёрным чаем, чтобы сгладить это противное ощущение.
- Пришёл тебе ответ от Миры?- вместо приветствия спросила подруга.
Ну, не ташкентская она, не узбекского разлива, - витиеватые наши махаллинские приветствия не знает, хотя не первый год уже живёт здесь. Не дождёшься от неё нашего длинного и ничего не значащего приветствия, после которого легче переходить к важным вопросам, - она их просто игнорирует, считая, что бережёт своё время. Но разве время значит что-то в нашем городе? Оно остановилось в этой осенней пыли, застыв сладким виноградом в саду.
- Да. Она его никогда не видела вживую, знакома только по переписке, - горячий чёрный чай обжигал рот.
"Иногородние считают, что мы - ташкентцы, пьём, исключительно, зелёный чай. На самом деле, в городе почти все пьют чёрный чай, кроме стариков, у которых высокое кровяное давление, - они пьют китайский "Сто десятый". В провинции, в основном, пьют зелёный чай, а вот в Каракалпакии - чёрный, с молоком", - подумала я вдруг, - ни с того, ни с сего, и сама удивилась своим мыслям. Да, явно со мной что-то происходило.
- Ничего себе! Все наши версии об их знакомстве неправильные. И что ты ей ответила?
- Ничего. Я позвонила моей Ксюшке и попросила, чтобы её отец попробовал найти Николая через Ассоциацию корейцев. Посмотрим, что получится.
- Давай-давай, Шерлок Холмс, ищи.
Весь день я "висела" на телефоне, обзванивая всех знакомых корейцев Ташкента. Несмотря на то, что мой муж был наполовину корейцем, родственников у него было не так много. Двоюродный брат Василий пообещал, что спросит у друзей в совхозе "Политотдел", в пригороде, о Коле Пак. Обещал перезвонить вечером.
Ксюшкин телефон молчал, - она, как это часто бывает, забыла подключить телефон, или специально не делала этого, чтобы я не дозвонилась. Её "сотка" красивым голосом отвечала на русском и узбекском языках, что "абонент вне зоны доступа". Знакомая кореянка Марина-меняла на чёрном рынке, узнав, что я не буду обменивать доллары на наши сумы, потеряла интерес к беседе и, извинившись, отключилась. Работает же человек, - ей не до каких-то там Коль сейчас, ей ухо востро держать нужно каждую минуту, чтобы и денег заработать на курсе, и бандюкам не попасться.
В перерывах между звонками, я готовила плов. Сначала вытопила курдючный жир, затем чистила и строгала морковь таким способом, чтобы каждый кусочек был толщиной со спичку. Так и прошёл день - между обзвоном ташкентских корейцев и приготовлением плова. Нет, конечно, я ещё по дому что-то делала, но на этом не концентрировалась, чтобы не отвлекаться от основных двух занятий, целиком поглотивших моё внимание.
Давно у меня не было такого хорошего настроения, как в тот день. Даже ночная бессонница не давала о себе знать, - чувствовала я себя бодро, и, что самое интересное, была в гармонии со своим внутренним голосом, чего уже давненько не случалось. Он одобрительно молчал. Даже то, о чём он молчал, было для меня понятным, - всё же это - мой внутренний голос.
Уже после ужина и затянувшегося, как всегда, чаепития под виноградником, я вспомнила про Ксюшку, но вставать и идти в кабинет, чтобы позвонить ей, не хотелось. Плов, аккуратно уложенный внутри меня и залитый чаем, не хотел лишних движений, а просил побыстрее принять горизонтальное положение и уйти в сон. И тут Аринка прибежала с моим мобильником, заливающимся соловьиной трелью. Бодрым голосом "совы" Ксюшка рапортовала о поисках Коли. Как и я, она вела ночной образ жизни, если не работала днём.
- Слушай, папа поинтересовался в ассоциации, и там ему сказали, что таких справок не дают, но обещали поспрашивать у знакомых. Я поняла следующее: у них нет списков корейцев ни Ташкента, ни республики. Ещё количество кое-как могут назвать по последней переписи, а вот пофамильно - нет. Что делать будешь? - Ксюшка явно хотела предложить мне какой-то свой вариант поиска Коли, но как деликатный человек, не желала начинать первой.
- А что бы ты сделала на моём месте?
- Ну... Я бы справочник телефонный полистала для начала.
- А, разве, есть справочник по Ташкенту? Я ни разу не видела такого... Если только "Yellow pages", - растерялась я оттого, что сама не догадалась об этом раньше Ксюшки.
- В бумажном варианте и я не видела, а "Желтые страницы" не помогут, там, в основном, номера телефонов организаций, - опередила мой вопрос Ксюшка, - но в электронном есть. Кажется, он какой-то нелегальный, но все пользуются им. У тебя его нет, я правильно поняла?
- Я и не слышала о таком. А у тебя есть?
- Уже открываю и проверяю. Подожди минутку. А, вот, есть тут список Николаев Пак. Их тут около ста. Тебе по электронке прислать список с номерами телефонов, или потратим эту прекрасную ночь на диктовку по телефону? - она нервно хихикнула, зная, что у меня может возникнуть идея - писать под диктовку.
- Я отключаюсь, буду отправлять тебе письмом. Если будут новости от папы, я тебе позвоню сама.
Пришлось подключаться к Интернету с телефонной линии. Опять эти противные звуки подключения, потом - сбросов и нового подключения. Меня каждый раз скрючивает от этого. Когда же и у меня будет "выделенка", чтобы параллельно телефону был и Интернет, и все удобства? Среди списка писем глаза выискивают письмо от Миры. Она, как и все влюблённые люди, терзалась сомнениями и писала, что "...я заварила кашу с поисками зря. Если он сам не хочет давать свой номер телефона, то стоит ли его искать? Не наврежу ли я ему в чём-нибудь своим поиском?" и тому подобное... Обычное письмо любящей женщины, - сначала негодование по поводу того, что её возлюбленный не стоит её страданий, затем - привычная жалость к нему. Не раздумывая, я описала Мире ход моих поисков и, хотя находилась на нулевой отметке результата, всё же надеялась на список абонентов с именем и фамилией "Николай Пак". Кстати, список от Ксюшки тоже пришёл. Моё бодрое письмо с приложенным списком номеров телефонов я отправила в Волгоград сразу же. Удивительно, но ушло оно так быстро, что я даже удивиться не успела скорости Инета.
- Даже Интернет заработал быстрее! Ты приходишь в себя, и всё оживает, - выдал мой внутренний голос после целого дня молчания. - Вот такой тебя люблю я, вот такой тебя ценю я, - перефразировал он строки из моего любимого "Мойдодыра".
Я только недовольно фыркнула, хотя в душе сама была рада переменам и своему настрою.
- Звонить мне Николаям из списка или не стоит? - мы с Эммой по второму кругу сели пить чай уже на кухне.
- Попробуй, но только завтра, хотя я не думаю, что кто-то из них признается, что переписывается с Мирой из Волгограда. И, вообще, как ты себе представляешь разговор с ними? Позвонишь и спросишь каждого о Мире? - Эмма, как обычно, была слишком реалистичной.
- Наверное, спрошу сразу, - мне не хотелось сейчас вдаваться в подробности того, о чём и в каком "русле" я поведу беседу с каждым из числа мужчин с именем "Николай". - Голова не соображает уже. Я иду спать.
- Ба, ты что так рано? - Эмма удивлённо подняла тоненькие брови. - Всего-то - полночь на дворе. А как же твои страдания? Страдать сегодня не будешь? Точно? Тогда и я спать иду, а то торчу на кухне с тобой, пятый раз перечитываю "Тасвир" (8) за прошлую неделю и вливаю в себя этот чай, чтобы потом полночи бегать в туалет.
Ну, не махаллинская она, - слишком прямо выражает свои мысли, да ещё с подковырками, от которых мне и смешно, и грустно. Могла бы и порадоваться, что я иду спать так рано, а не подтрунивать надо мной и не "клевать" меня в больное место. Сил разозлиться на неё - нет, так как очень хочется спать. Какая-то вселенская усталость навалилась на меня, пригнув мои плечи и сделав ноги ватными. Еле дошла до кровати, укрылась тёплым одеялом до самого подбородка и сразу же уснула.
На мой телефонный звонок ответил красивый мужской голос.
- Здравствуйте, вы - Коля? - выдаю я, замирая.
- Да. Простите, а с кем я говорю? - голос не выражал никаких эмоций.
- Меня зовут Лайлой, я звоню по просьбе Миры из Волгограда. Вы с ней переписываетесь?
- Мира? Какая Мира? - так же бесстрастно спросил мужчина.
- Из Волгограда. Вы же с ней знакомы? - я уже начала терять надежду в том, что дозвонилась до того самого Николая.
- Ааааа, из Волгограда...
Я молчу в ожидании продолжения такой интересной беседы, когда мы повторяем одно и тоже имя по третьему кругу.
- Да, да, припоминаю, я переписывался с одной женщиной из Волгограда, но это было давно. Я тогда проходил службу в армии. Но её звали не Мирой, а, кажется, Галиной... Сейчас уже точно не могу сказать, так как много лет прошло...
- Извините, я не туда попала, - вычёркиваю и этот номер из списка.
Это уже - сороковой, по счёту, Коля. Сейчас буду звонить сорок первому. Сорок первый. Как в кино. Я, как снайперша из советского "боевика", но отстреливаю только "Коль" и только "Пак", вернее, обзваниваю и вычёркиваю, потому что это всё - не те. Итак, сорок первый. Набираю номер и жду: минуту, вторую, третью... Кажется, никого нет дома, но тут женский голос отвечает: "Слушаю?!". Заучено задаю вопрос о Коле. "А его нет дома, что ему передать? Я - его мама. Сейчас только ручку и блокнот возьму, чтобы записать информацию для него, так как в последнее время я стала такой забывчивой", - женщине, явно, хотелось поговорить со мной. Оно и понятно: мамы такие любопытные, особенно, когда речь идёт об их ненаглядных сынулях. Вложив в свой голос как можно больше официальности, говорю: "Извините, что я беспокою вас, но к нам обратились из России с просьбой разыскать Николая Пака". Кто эти "мы", и кто "они" я не стала расшифровывать, желая заинтриговать маму Коли. На том конце провода зашуршали бумагой, - она записывала мои слова - буковка за буковкой, как первоклашка. Стало жаль её. Представила себе одинокую пожилую женщину, сидящую у журнального столика и старательно записывающую мои слова. До неё дошёл смысл слов, и она поняла их по-своему, потому что сразу засыпала меня вопросами: "А вы откуда звоните? Как ваше имя? Представьтесь, пожалуйста. Думаю, вы ошиблись, мой Николай никогда в России не был", - её голос стал встревоженным, был заметен типичный акцент пожилых корейцев, говорящих на русском языке. Мне не хотелось представляться, и я решила просто сказать правду и не морочить ей голову своими розыгрышами, боясь довести до сердечного приступа. Но женщина не поверила мне. Быстро, вперемежку с корейскими словами, стала убеждать меня, что её сын ни с кем из России не знаком. И, вообще, он - такой хороший мальчик, всё свободное время дома у компьютера сидит - пишет роман. "Аха, - пронеслось в моём мозгу. - У компьютера и пишет. Вполне может быть тем Колей". Я продиктовала номер своего сотового телефона и имя, попросив его позвонить мне срочно. Но женщина не хотела меня отпускать и всё продолжала убеждать в том, что её сын - хороший человек, заставив выслушать список его добродетелей до конца. Наскоро попрощавшись, я решила сделать перерыв на обед.
Дома я была одна, поэтому, не заваривая чай и не разогревая вчерашний плов, на ходу съела огурец с хлебом и чесноком, густо посыпав всё это солью. "Хорошо, что никто не видит моего безалаберного поведения", - подумала я, запивая водой из крана незамысловатую еду. Не люблю есть за столом одна, - чувство одиночества и ненужности накрывает с головой, отбивая аппетит, поэтому стараюсь есть на ходу что-нибудь простенькое.
Эмма с Ариной с утра ушли в Молодёжный театр на утренний детский спектакль, а это значило, что ждать их раньше шести вечера не стоит, - их гуляние заканчивалось пиццой в кафешке при супермаркете "Демир" в центре города. Это было идеальным местом для них обеих: подруга любит поесть, особенно пиццу, а дочка обожает играть на детской площадке, что при кафе. Они могут находиться там часами, и не замечать, сколько времени прошло. Правда, такие походы опустошали её и мой карманы, но отказывать дочке в таких простых радостях я не хотела.
Не успела набрать следующий в списке номер телефона, как моя сотка залилась соловьиными трелями. На экране был незнакомый номер, однако я почувствовала, что это - "Сорок первый". Голос мужчины был тихим, и мне пришлось напрячь слух, чтобы разобрать, что он мне говорит.
- Здравствуйте, меня зовут Николаем. Вы - Лайла?
- Да, это я, Николай, добрый день! Я вас, действительно, искала сегодня, но вы не волнуйтесь, ничего срочного и ничего страшного не случилось. Я звонила по просьбе Миры Камиловой из Волгограда, - я сделала паузу, ожидая его реакцию. Он не отвечал.
- Вы же её знаете! - я уже решила идти напролом, утверждая, а не спрашивая. Раз молчит, значит, знает её.
- Даааа, - протянул еле слышно Коля, - но у меня пожилая больная мама, я не могу вот так раздавать свой адрес и телефон всем... Вдруг, будут звонить ночью, а она боится ночных звонков, - они не приносят хороших новостей. И хочу признаться, у меня было уже два непростых брака, и я не хочу снова связывать себя обязательствами. И, кстати, Волгоград - это же Россия. Чтобы туда доехать, нужно немало денег, а у меня моя супруга при разводе всё отобрала - квартиру, машину, дачу. На работе меня недавно сократили, сижу, вот, на шее матери-пенсионерки.... - и вдруг, как бы запнувшись, он спросил - А как вы меня нашли?
- По телефонному справочнику.
- Я, что, единственный Николай Пак в Ташкенте? - он был обескуражен.
- Нет, вас много, а вы - сорок первый в списке, - ответила я, как можно спокойнее, хотя хотелось раздражённо гаркнуть ему, чтобы не болтал лишнего о себе. Терпеть не могу людей, любящих вот так просто рассказывать подробности личной жизни первому встречному или первой позвонившей. Вдвойне раздражаюсь, когда мужчина изливает душу при первой встрече со мной или с кем-нибудь, рассказывая о своём неудавшемся браке, описывая чуть ли не в подробностях недостатки бывшей супруги и годы, прожитые с ней под одной крышей. Так и хочется спросить такого ябеду: "А тебя зовут Ангелом, или ты есть Бог?".
- И вы всем позвонили? - в его голосе слышалось такое неподдельное удивление, что я передумала хамить ему, смилостивившись над этим неудачником. А то, что он - неудачник, было ясно с первых его слов.
- Понимаете, Николай, Мира написала, что вы не отвечаете на её письма. Она переживала, предполагая, что с вами что-то случилось, а вашего телефона, чтобы позвонить, у неё нет. Поэтому она и обратилась ко мне за помощью.
- Аааа, вот оно что...
- И ещё, она хотела прислать вам подарок, но не знает вашего адреса. Не могли бы вы сказать мне его?
- Адрес? Ммм, знаете, ммм, я живу сейчас с мамой и..., - он мямлил и мычал, что очень раздражало меня. Не думала, что я такая нетерпимая к мужчинам. Вложила в голос как можно больше "стали" и ответила:
- Николай, я не требую вашего адреса. Не хотите его давать - не нужно. Я так и передам Мире. Или лучше вы сами ей напишите письмо сегодня и всё объясните.
- У меня проблемы с Интернетом, понимаете, - денег нет купить карточку.
- Хорошо, тогда я сама напишу ей. Можно, я ей ваш номер телефона дам?
- Да, наверное, только скажите, чтобы она звонила мне днём, чтобы маму не пугать. Или, лучше, не нужно... А, вообще-то, дайте... Хотя.., - он сомневался и мучился, даже страдал от своей нерешительности.
"Господи! Как же его жизнь затюкала! Или родители затюкали в детстве", - подумала я, ожидая, когда же он, наконец, примет решение.
- Напишите ей мой номер телефона. Только, пожалуйста, пусть звонит днём. Обязательно днём! -всё же, он решился.
- Ладненько, Николай. До свидания и всего вам доброго.
- Аха, - ответил он и отключился.
"Ничего себе, воспитание у мужчины! Даже нормально попрощаться не смог, - это уже иронично добавил мой внутренний голос. - Какой-то размазня. Ты спроси Миру из Волгограда, что она в нём нашла? Он же совсем - никакой. Мямля".
- Не суди, и не судим будешь, - съязвила я, хотя мне самой хотелось выругаться "по-респовски", - в три этажа.
- Это же надо, как мужик нынче выродился! - не унимался мой голос. - И вот такого хлюпика кто-то любит? И он был женат не один раз? Куда мир катится?! - уже вовсю распалился он. - Да, кстати, а как ты хотела выругаться? Как это -
"по-респовски"?
- Ну... Может, не сейчас? - честное слово, мне не хотелось в своём светлом и красивом доме ругаться как моя бабка в рыбацком поселке Респо.
Она крыла матом, если не как портовый рабочий, то как зэк со стажем, точно. Такие у неё были словесные затейливые завитушки и узоры, что даже видавшие виды ворюги с нашей улицы превращались в соляные столбы. И при этом она внешне была сама интеллигентность: светленький платочек - на седых волосах, красивое строгое платье с пояском, носовой платочек белел из рукава, носочки капроновые, тряпичные тапочки и лакированная чёрная сумочка - в руках. Знавшие её, не особо удивлялись, посмеиваясь, а вот новички шалели от её словарного запаса. Баба Наиля Закировна, как её звали, не ругалась без повода или в шутку. Она крыла матом, когда её сильно злили. А злить было кому. Алкаши-соседи, в пьяном угарном геройстве гонявшие своих жен и детей и не дававшие покоя другим соседям, или воришки, ходившие по домам и предлагавшие купить платок или отрез на платье, которые утащили из сундука доверчивых старух, собиравших добро на свои похороны. А ещё она сильно сердилась на наших уличных девок, которым по вечерам и ночам дико сигналили приезжавшие машины, полные мужичков "средней руки", решивших "сходить налево" и гульнуть. Так как вся эта катавасия с пьяными мужиками, воришками и проститутками происходила почти ежедневно, то и моя бабка выдавала свои словесные увертюры частенько. Встав посреди улицы, уперев руки в бока, она, как бомба, разрывалась в разные стороны смачным русским матом. Девки боялись её, как огня, мгновенно улетучиваясь со своими ухажёрами на их машинах с нашей улицы; алкаши, заискивающе хихикая, мирненько пятились в свои калитки, пряча за спинами топоры и другие инструменты, которыми они минуту назад гоняли по улице жён, а жёны, уже смеясь сквозь слёзы, окружали мою бабку. Бабка Наиля Рахимовна была этаким уличным грозным городовым, хранителем спокойствия, от сдвинутых татарских бровей которой ёжились отъявленные бандиты.
Нет, ругаться по-респовски расхотелось, - не тот случай. Не стоит тратить энергию на этого Николая. Внутренний голос согласился со мной, и мы начали сочинять письмо Мире в Волгоград. Я старалась быть нейтральной и осторожно выбирала выражения, описывая наш разговор с ним. В конце концов, зачеркнув всё, я написала совсем коротко:
Добрый день, Мира!
Сегодня я, всё же, нашла Николая Пак в Ташкенте. Его номер телефона: +99871ХХХХХХХ с кодом страны и города. Вы выходите на международную телефонную линию у себя и потом набираете этот номер. Только звоните ему днём, т.к. у него есть пожилая мама, и она очень боится ночных звонков. Адрес Николай не сообщил. Думаю, он всё сам объяснит. Он не отвечал на ваши письма в связи с тем, что у него нет сейчас доступа к Интернету.
Всего доброго,
Лайла.
Закончив с этим щекотливым делом, которое меня занимало и отвлекало от остальных проблем какое-то время, почувствовала себя опустошенной. Азарт детектива, двигавший мной эти дни, улетел вместе с письмом к Мире, и мне ничего не оставалось, как вернуться к своей тоске. Но вот, интересное дело, тоски почти не осталось. Вернее, осталась боль, но не такая острая, как ещё несколько дней назад, а тоска отошла на задний план, уступив место бешеной жажде деятельности.
Всё вокруг закрутилось с шальной скоростью так, что я перестала уже удивляться смене ночи и дня. И бессонница куда-то подевалась вместе с коньяком и чаем. Я целыми днями пропадала в саду и огороде, подрезая розы и деревья, сгребая сухие листья и ветки, таская вёдрами навоз из соседних дворов, а потом до полуночи писала отчёты и планы, которые нужно было сдать руководству на работе ещё в прошлом месяце.
Занятая своими делами, которых, оказывается, накопилось выше крыши, я почти забыла историю с поисками Коли, да и он не напоминал о себе.
Колонка в огороде протекала уже неделю, но я всё надеялась, что это не так страшно, и можно повременить с ремонтом, как однажды днём я немного перекрутила вентиль, и фонтан холодной воды взметнулся вверх. Арина, копошившаяся со мной вместе в огороде, радостно закричала: 'Ура!' - и бросилась под брызги, прыгая от радости по мгновенно образовавшейся глине. Несмотря на прохладный день, мы с удовольствием скакали по огороду под "фонтаном", пока Эмма, вышедшая из дома на наши визги, не погнала нас переодеваться. Зайдя в спальню, я услышала звон домашнего телефона. Звонили откуда-то издалека, слышимость была ужасной, - в трубке трещало и шуршало, но сквозь эти помехи я, всё же, разобрала, что это - та самая Мира из Волгограда. Она говорила очень быстро и тихо, так что до меня не сразу дошёл смысл сказанного. Приходилось орать, переспрашивая каждую фразу, а она нетерпеливо перебивала меня и старалась быстрее высказаться. Из этого разговора я поняла только одно, - она отправила посылку на моё имя в Ташкент и хотела бы, чтобы я передала её Коле. "Подробности письмом!" - закончила разговор Мира и отсоединилась. Мне не удалось вставить ни слова, ни реплики, а тем более у меня не было шанса отказаться от поручения, которое мне, откровенно говоря, не нравилось совсем. "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! - подумала я, переодеваясь в сухую одежду. - Теперь я буду ещё и почтальоном. Детективом уже побывала".
Было трудно представить себе встречу с этим Колей, с которым я только однажды говорила по телефону, и о котором была не самого высокого мнения. Не нравилась мне эта затея с посылкой. Почему я должна бегать по городу, чтобы передать её, когда он мог дать свой адрес и получить её сам? Что за мужик этот Коля, в конце концов? С такими мыслями я открывала электронное письмо из Волгограда тем же вечером, уже ни на шутку злясь на этого чёртового Колю. Мира написала почти две страницы, в которых раз сто благодарила меня за помощь, и извинялась, оправдывая своего ташкентского друга в моих глазах и пытаясь объяснить, почему он не прислал ей своего почтового адреса. Вскользь пробежавшись по строчкам, я предложила в ответном письме приехать в Ташкент и встретиться с ним, чтобы расставить все точки над "i" раз и навсегда. Чтобы подтвердить серьезность своего предложения, я пригласила ее погостить у меня дома. Более того, я смогла бы съездить с ней в Самарканд и Бухару и, если будет время, слетать вместе даже в Хиву. Правда, в Хиву не очень хотелось - далеко, да и гадкая погода Приаралья уже вовсю господствовала и в Хорезме, но я была готова глотать солёную пыль с песком, лишь бы развлечь гостью. Описав в ярких красках все прелести путешествий по Узбекистану и разнообразие еды на наших дастарханах (9) как заправский турагент, я пыталась заманить Миру к нам с единственной целью, - она сама должна отдать свой подарок Коле. Мне не хотелось с ним встречаться. Не знаю почему, но у меня мурашки начинали бегать по коже, когда я думала о том, что мне предстоит идти на 'свидание' с ним. Бывает же такая неприязнь к кому-то, кого ты и не знаешь совсем! Чем больше я об этом думала, тем большую неприязнь к нему чувствовала, и ещё больше не хотела встречаться с этим странным человеком, не пожелавшему дать свой домашний адрес женщине, имеющей к нему чувство влюблённости.
Бандероль принесли домой, и мне не пришлось идти за ней на почту. Картонный сверток не был тяжёлым: сбоку скотчем была приклеена записка, в которой Мира писала, что я должна открыть посылку и взять оттуда подарки для меня и дочки. Книга афоризмов известных людей со всего мира, присланная в подарок Николаю, поразила меня как дизайном, так и содержанием, - в последнее время из России стали меньше завозить хороших серьёзных книг. Чаще на местных книжных "развалах" встречаются дёшевые издания в мягкой обложке, стандартные детективы и любовные романы, которые во время чтения рассыпаются на отдельные листочки.
Я настолько увлеклась просматриванием "подарочной" книги, что напрочь забыла о необходимости сообщить Коле о посылке из Волгограда. И вечером, и назавтра я не хотела ему звонить, затолкав просьбу Миры подальше в памяти и "забыв" о ней. Но мой внутренний голос не спал и начал зудеть:
- Как некрасиво ты поступаешь, - присвоила чужую вещь и не собираешься её отдавать, делая вид, что забыла. А Мира, между прочим, ждёт, когда ты встретишься с Колей, да и он тоже ждёт подарок.
- Отнесу, когда появится время, - отрезала я и углубилась в чтение ещё одного документа из многих других, которые сыпались на меня из рабочего офиса. Работая дома, я почти не участвовала в повседневных собраниях и обсуждениях новых распоряжений начальства, но наш менеджер с завидной постоянностью отправлял мне их по электронной почте, считая своим долгом проинформировать меня. В документе говорилось об этике деловых отношений, о выполнении рабочих обязательств и ещё о многом, что напоминало, мне о необходимости позвонить Коле.
Зазвонил телефон. Это была вновь Мира из Волгограда, которая умоляла встретиться с её возлюбленным и передать подарок и, самое главное, - большой привет и пожелание - быть счастливым, несмотря на трудности в жизни. И ещё попросила после встречи с Николаем рассказать о нём - описать внешность, голос. Оказалось, у неё нет ни одной его фотографии, и она имеет о нём своё представление. "Надо же!" - воскликнула я, поразившись такой любви, когда люди не видели друг друга даже на снимках. Мира смущённо мне объяснила, что он её видел, - она отправляла ему свои фото, а вот он, по неизвестной ей причине, не прислал ни одной. На линии опять были помехи, так что я, почти не слыша Миру, попрощалась и положила трубку на рычаг.
Мне не пришлось звонить и объясняться с его мамой, - Николай сам позвонил вечером. Мы договорились встретиться в метро на одной из станций новой ветки "Бодомзор". Коля, явно, нервничал, - после каждого предложения тянулись долгие паузы. Я стала терять терпение из-за его медлительности и поинтересовалась, как бы между прочим, как мне его узнать: "Как же я смогу вас узнать?". "Я - кореец", - ответил он так просто, как-будто в огромном городе Ташкенте всего он один и был корейцем. Я прыснула, не в силах сдержаться от такой младенческой самоуверенности в том, что он - один на всём белом свете такой особенный - кореец. "И я - тоже", - ляпнула, уже громко смеясь. Он не понял причины моего веселья, или не захотел понять, и спокойно продолжил:
- Я - типичный кореец: маленького роста, с кривыми ногами и узкими глазами. Самый типичный кореец, - повторил Коля. - Вы меня сразу узнаете в толпе.
- Ну ладно, раз вы так уверены... Но тогда запомните мои приметы - на тот случай, если я вас не узнаю. Я буду одета во всё чёрное, в чёрной косынке, в руках - жёлтый полиэтиленовый пакет. Не ошибётесь. - Мне совсем не хотелось торчать в метро в ожидании 'типичного корейца', которых всегда можно встретить в городе. Или бросаться к каждому мужчинке, у кого ноги кривые. И почему он о себе сказал с такой неприязнью и злобой, смакуя каждое определение?
Ноги у него, действительно, были кривыми. "Как колесо велосипеда", - отметила я про себя ещё находясь в вагоне и смотря в окно, увидев одиноко стоящего на платформе мужчину. Да, его трудно было спутать со стоящими поодаль молодыми парнями, - высокими, подтянутыми, поигрывающими бицепсами и свысока глядящими на прохожих.
Николай, на самом деле, оказался тем самым "типичным корейцем", каким он себя описал: невысокого роста, щуплый. Немного сутулился. Пока шла к нему, разглядывала: невольно перенесла его на рисовое поле в каком-нибудь колхозе, где он смотрелся бы органичнее, чем на огромной станции метро в городе. Что-то было в его облике потерянное, заставляющее сжаться сердце от жалости и почувствовать сострадание. Когда же я подошла поближе и встретилась с Колей взглядом, от моей язвительности не осталось и следа, - настолько печальны были глаза этого мужчины, столько тоски было в его мимолётном взгляде, столько боли, что я просто растерялась... Стояла перед ним со своим нелепым жёлтым пакетом и не знала, как начать разговор. Мысли путались, слова потеряли всякий смысл, - передо мной был человек с бездонными глазами, полными нечеловеческой боли.
- Лайла? Добрый день! - Николай сказал это так просто, словно мы были старыми приятелями.
- Да, добрый! Вот, это вам - от Миры, - ответила я, протягивая пакет.
- Спасибо! Непонятно, зачем она втянула вас в эту историю? У вас и своих проблем хватает, я вижу.
- Всё нормально, - я не знала, что ещё можно сказать в такой ситуации. - Ну, до свидания!
- Вам в какую сторону?
- В центр, - удивлённо ответила я, не ожидая такого простого вопроса.
- Нам - по пути.
В вагоне метро мы молчали, - он теребил край пакета, я смотрела в окно, в котором, как в зеркале, видела его глаза, вернее, чувствовала боль, спрятавшуюся в них. Хотелось сказать ему что-нибудь доброе, но правильные слова не шли на язык, застряв где-то между сердцем и горлом большим комком, от которого, почему-то, закапали слёзы из глаз. Не вытирая их, я продолжала смотреть в окно, а они всё текли и текли двумя ручейками, капая с подбородка на сложенные на коленях руки. При подъезде к станции "Амира Темура" Николай легонько взял меня за локоть, и мы молча вышли на остановке.
Не вспомнить уже, сколько времени мы просидели в сквере на скамейке... Наверное, очень долго, так как я почувствовала, что мои ноги начали затекать и наливаться свинцом. Но встать и уйти от этого человека, слушавшего меня столько времени, не было сил и желания. Хотелось вспоминать и рассказывать ему о своей жизни, раскладывая в ходе монолога всё по полочкам, оценивая поступки, пересматривая своё отношение к тому или иному событию. Думать о том, почему я откровенничаю с незнакомым мужчиной, сидя на городской скамейке, совсем не хотелось, так как на интуитивном уровне чувствовала, что встретила именно того человека, который может мне помочь - даст маршрутный лист, по которому я поеду в будущее без тяжелого груза моего прошлого.
Он слушал меня внимательно, глядя, почти не мигая, в мои глаза и кивая головой в такт моим словам. Ничего не говорил, а только смотрел так, что было понятно, как он реагирует на мою спонтанную исповедь: спокойно, трезво, без эмоций, путавших мысли, - проникая даже в те воспоминания, о которых ещё я не упомянула. Выговорившись, замолчала, ожидая: что же мне скажет Николай? "Вы такая молодая и красивая. Вдохните полной грудью и живите вопреки всему", - тихо сказал он. "А вы? Почему вы не живёте так, страдая от своей боли?" - вырвалось у меня. Он помолчал, затем встал со скамейки и ушёл, не прощаясь.
Я глядела ему вслед, в его узкую спину с выступающими лопатками, обтянутыми старомодной выцветшей рубашкой, и думала о том, - кто, на самом деле, этот человек, которому я раскрыла душу, не сожалея ни о чём, с какой-то светлой радостью и уверенностью, что он даст мне правильный совет - как жить дальше. Он был похож на усталого ангела, крылья которого опустились от наших страданий и печалей и торчали острыми лопатками на спине. Его глаза были до краёв наполнены болью, собранной с душ всех, кто его окружал. Сравнение было настолько реальным, что я уже была готова встать и побежать за ним, чтобы потрогать сложенные за спиной крылья, чтобы убедиться, что Николай - ангел, как вдруг я вспомнила, для чего на самом деле собиралась в центр города и, невероятно опаздывая, побежала на встречу. |