Аннотация: "Я вернусь отраженьем в потерянном мире" (Георгий Иванов)
Поверь, мы здесь, на этой земле,
Не напрасно.
Нас держит любовь, нам силы дает
Надежда.
Серый куб больничного здания, словно заплатка на синеве неба. Такая же заплатка на изнанке Сережкиных школьных брюк, протершихся у ластовицы. Стороннему глазу она не видна, а для мальчишки - еще один повод для страданий.
Он ненавидит эту заплату так же, как и свою болезную худобу, крупные неуклюжие кисти рук, нелепо торчащие из ставших короткими рукавов форменного пиджачка, свою застенчивость и материну работу.
Сережа сидит на еще влажной после утреннего дождя скамейке и не может отвести взгляд от возвышающегося напротив строения. Но перейти дорогу, открыть тяжелую дверь и спросить у регистраторши, как там Лена он не решается. Потому что смешно такому недотепе даже произносить имя этой девочки.
- Лена, Леночка Феоктистова, - внезапно говорит он вслух. И тут же пугливо озирается, не услышал ли кто. Понуро встает и неохотно бредет домой, в маленькую очень чистенькую и очень бедную однокомнатную квартиру, где нужно встречаться с тревожным маминым взглядом.
Милая хорошая и добрая мама. Она так рано осталась без родителей, рано овдовела и не виновата в том, что приходится зарабатывать на жизнь уборкой. Да только вот у ее сына нет ни единого шанса даже приблизиться к ослепительно прекрасной девочке, дочери крупного банкира.
Поразительно уже то, что живут они неподалеку от фешенебельного квартала и, возвращаясь из школы, он проходит мимо престижной гимназии, у входа в которую год назад впервые увидел тонкое бледное личико в пламенном ореоле непокорных завитков.
Наблюдать за Леночкой было непросто. Громилы-секьюрити зорко оберегают привилегированных деток. И все же, задерживая шаг у заветного забора, завязывая шнурки, поднимая упавшую книгу, Сережа из обрывков разговоров гимназистов узнал имя девочки, ее фамилию и всякие прочие мелочи, позволившие мысленно лепить образ юной принцессы.
Ему было достаточно только видеть ее, но однажды девочка исчезла надолго. И Сережа, не выдержав, наконец, решился спросить о ней. Вытерпел град насмешек. Но получил ответ. Один из ребят ( приятели называли его Анатолем) небрежно, словно, между прочим, рассказал о болезни Лены.
И вот уже несколько дней подряд Сергей подходит к громоздкому серому зданию, но так и не решается открыть тяжелую дверь.
Он опять представляет себе белые больничные коридоры, запах дезинфекции, бледное личико и рыжие кудряшки на белой подушке.
...Бледное личико и рыжие влажные кольца волос на белой подушке. Павел посмотрел на маленькую фигурку свернувшуюся калачиком в ногах девочки и словно захлебнувшуюся в беззвучных рыданиях. Ему так и не удалось добиться от нее ни слова, ни звука. Но он уже точно знает, что на ее запястье нет ни единой связующей нити.
Дежурный врач с покрасневшими после трудной ночи глазами заглянул в палату, скользнул взглядом по неподвижному личику и мониторам над ним, нахмурился, что-то чиркнул на больничном листе в изножье кровати
В коридоре, как обычно, сидят, стоят, прохаживаются близкие и родные пациентов реанимации. Кто-то переговаривается, не столько слушая собеседника, сколько изливая свое наболевшее. Кто-то напряженно молчит, стискивая пальцы.
Пухленькая Жанна привычно сплетает многочисленные алые нити в изящную полоску макраме. Чико пристроился в углу коридора. Морда постная, кончики рта вниз скорбной подковкой, а пальцы с паучьей цепкостью перебирают две черные нити. Его племянник , пошатываясь от усталости, подходит к врачу, расспрашивает, кивает своей сестре, появившейся в конце коридора, и, с трудом переставляя ноги, покидает отделение.
-Ну и гад, этот Чико!- в голосе Нади брезгливость. Она недоуменно качает пушистой головкой. - Даже не знаю, какую кару он должен получить за эти свои "заслуги". Это же надо, помог когда-то сиротам на грош, а внушил, что они перед ним в неоплатном долгу. Высасывает теперь из них всю жизненную силу. Мразь!
Слух у Чико острый. Он злобно зыркает, и на миг из-под ханжеской маски выглядывает его мерзкая сущность.
-Ну что с девочкой? - Надя знает ответ заранее, но надеется ошибиться. Павел опускает глаза:
- Все то же. Никого. Никого вокруг, кто смог бы ее вытянуть.
-Просто поразительно! Такая молоденькая и славная, а никому не нужна. Видела ее мамашу, два раза всего показалась. Зациклена только на себе, даже изобразить тревогу не сумела.
-А папаше и вовсе недосуг,- включается в разговор Жанна, - деловой он, весь в бизнесе. Прислал какого-то холуя поговорить тут с главным, деньги на лапу сунуть. Это у него так забота проявляется. Жалко девчонку! Чем помочь, не знаю.
Красные нити на Надином запястье завибрировали. К сидящим на продавленном диванчике подходят еще двое встревоженных молодых ребят в военной форме.
-Ой, да что это,- изумиляется Наденька, - близняшки Гера с Женькой тоже приехали. Ох, мальчишки мои! Как их только отпустили? Они же на Дальнем Востоке служат.
-Внуки? - интересуется Павел.
-Правнуки,- в голосе Нади гордость.
Оставив ее рядом с родными, Павел заглядывает в свою палату.
Прикроватные дисплеи весело перемигиваются зелеными, красными, желтыми и синими огоньками. Прямо-таки дискотека, а не реанимационное отделение! Но лица на белоснежных подушках отливают восковой бледностью. Тяжелые хрипы под кислородными масками вплетаются в назойливое попискивание аппаратуры.
Интересно, додумался ли кто-либо из современных композиторов написать сюрреалистическую симфонию из этих звуков и красок на тему агонии жизни?..
Павлик машинально поправляет красные нити на запястье и с грустью смотрит на седую сгорбленную женщину, горестно поникшую у его кровати. Бедная Зиночка! Как она осунулась и поникла за время его болезни!
-Санитар, поправь мне подушку! - резкие визгливые интонации Чико перекрывают все привычные звуки. Паук выглядит розовым и окрепшим. Денек-другой, переведут его в обычную терапию. Вот только, что будет с его племянниками, у которых он без зазрения совести отбирает все силы и энергию.
... Лена бредет в сером влажном сумраке. Ноги вязнут, словно в болотистой жиже. Отсюда уже не выбраться, в этом она уверена. Да и к чему выбираться? Что ждет ее в оставшемся позади привычном мире? Пустота ... Здесь на грани небытия пустота вещественна и абсолютна . А прежде тоже существовала, только таилась внутри нее, в сокровенных уголках ее сердца.
В их огромном доме никогда не было места друзьям, играм, беседам по душам. Зато хватало недомолвок, неприязни, взаимных усталости и раздражения. Отца ей случалось видеть лишь урывками. Уходил рано. Возвращаясь, обычно ронял:
-Выжат, как лимон. Ешьте без меня, была деловая встреча, ужинал в ресторане.
Даже его выходные дни заполняли какие-то нужные переговоры, ланчи, поездки и прочее. Мама лишь усмехалась и называла это коротким непристойным словом. Впрочем, по-настоящему ее это не тревожило. Иногда она холодновато поясняла единственной близкой подруге:
-Такие деньги, как у Кеши, делить непросто, да и не нужно, пусть себе бесится. По мне, так даже спокойнее.
У мамы свой интерес к отцовским деньгам и своя страсть: к своему собственному лицу, к своему красивому телу. Ее линия жизни четко и ясно пролегла через тренажерный зал, кабинеты косметологов и клиники эстетической медицины. А редкие свободные минуты она проводит у зеркала, выискивая мельчайшие морщинки, ускользнувшие от гиалуронки и ботокса.
Малышкой дочь ее раздражала своими вопросами, желанием поиграть, поговорить. А, когда девчонка вытянулась и похорошела, превратилась в юную женщина, у матери, не желающей принимать собственное увядание, возникла инстинктивная неприязнь к дочери.
Лена росла с нянюшкой. Анюта оказалась единственным теплым человеком, к которому она привязалась. Но и с этой душевной женщиной ее разлучили. Девочку отдали в привилегированный частный интернат. И там не привыкшая к общению со сверстниками Лена стала настоящим козлом отпущения для бойких и агрессивных маленьких созданий.
Неудачная попытка побега, как ни странно, подействовала на отца. Вопреки протестам жены, он забрал дочку из престижного узилища. Элитарная школа после него показалась Лене сущим раем. Впрочем, друзьями-приятелями она и здесь не сумела обзавестись. Но хотя бы после уроков можно было запереться в своей комнате с книгами, альбомами, компьютером, побыть наедине с самой собой.
Однажды ей показалось, что один из одноклассников Толя Сирин, заинтересовался ею. Вначале обмен короткими фразами, потом легкий треп о книгах и фильмах. Наконец, задушевные разговоры по телефону. А затем их беседы по телефону и скайпу, их sms-ки выложили в интернете. Сирин выиграл пари, одноклассники потешались.
Выдрессированная интернатской жизнью Лена заставила себя ходить в школу, отгородилась от всего мира внутренним незримым барьером. Но что-то надломилось в душе. И воспаление легких оказалось спасительной соломинкой, вытянувшей из опостылевшего окружения. Болезнь прогрессировала стремительно. Девочка проваливалась в забытье, будто в тихую теплую речку, и плыла по течению к манящей тишине и забвению.
- Паша! Ты слышишь меня? - Зина потянула за красную нить. Павел со вздохом сожаления вернулся в палату.
- Нам пора уходить. Здесь не позволяют оставаться с тобой все время, - с горечью говорит жена и гладит распухшую уже чужую ему руку. - Гриша, - кивок в сторону сына, посидит еще до полуночи в коридоре. А мы с Лялечкой вернемся утром, - дочь целует покрытый испариной лоб распростертого тела.
Павел незримо для них стоит у кровати, где задыхается и хрипит его немощное, уставшее от болей тело. Ему безумно жаль близких. Красные нити их любви еще держат его в этом мире, хотя ее крепкие оковы уже в тягость близкой к освобождению душе.
Летний вечер незаметно вплывает в шумное кипение городской жизни. Только-только розово светились крыши домов на западе, и прозрачный серпик луны бледной тенью возник на блекнущей сини. И вот уже он стал ярче на фоне тьмы, подсвеченной неоном. А Сережа все не в силах покинуть заветную скамейку.
Давным-давно следовало вернуться домой, где не находит покоя его мама. Но что-то держит его у громоздкого серого здания, хотя он все так и не решается переступить его порог. Тревога о рыжеволосой девочке тяжелым комком застыла в груди. Он не в силах поверить, что воспаление легких в наше время может стать угрозой для жизни юного существа. И все усилия современной медицины, доступные благодаря состоянию Лениного отца, не дают никаких результатов.
В коридоре на разномастных стульях и диванчиках дремлют уставшие родственники пациентов реанимационного отделения
- Знаете, - печально и мечтательно роняет Надя, - сейчас ведь легче всего уходить. Все любящие нас уснули. Они невольно ослабили связь с нами, не держать нас так крепко, как днем...
- Погодите, - поднимает глаза от своего макраме из множества красных нитей Жанна, - сейчас, когда эмоции, заполнявшие все вокруг, дремлют, я слышу чью-то любовь, стремящуюся сюда, но застывшую на полдороге.
Они раскрываются навстречу тишине, в которой золотыми рыбками плавают чувства и скрытые желания. Надя кивает. А Павел решительно направляется к двери.
Легкое прикосновение к плечу застает врасплох Сережу, нерешительно топчущегося у тяжелой двери. Паренек его возраста стоит рядом и, ободряюще улыбаясь, кивает :
- Да что ты боишься, заходи. Ты нужен Лене
Сережа моргает. Кажется, он задремал, стоя. Рядом никого нет. Присаживается на ступеньку.
Павлик осторожно тянет красную нить от мальчика в больничный коридор. Слишком тоненькую дрожащую ниточку, грозящую вот-вот разорваться.
Надя с Жанной тут же подключаются к нему. Красные нити на их запястьях слегка бледнеют, но тонкая Сережина ниточка, не обрываясь, тянется к дальней палате. У Нади и Жанны семьи большие, много внуков и правнуков - море любви. Паша тоже не обделен: жена, сын и дочь, двое внуков. Правда, внуки далековато, их нити слабее. Все тяжелее дается ему каждый сантиметр спасительной для Леночки тропинки от сердца к сердцу.
Он стискивает зубы, вспоминает слова старшины из далеких сороковых:
- Через "не могу", парни! Надо справиться. Вперед, ребята!
И все же сил не хватает, но вдруг Павлик чувствует поддержку. Оглянувшись, видит, что на помощь пришли другие пациенты реанимации. Коренастый Шавкат, напрягшись, упрямо выпятил подбородок. Сан Саныч рядом застенчиво помаргивает близорукими глазами.
Но Павел уже на пределе. Его прозрачная оболочка истончается, тает. И все же он минует дверь, добирается до кровати, тонкий спасительный браслет оплетает ручку скрюченной в изножье кровати фигурки. Зеленые глаза распахиваются в недоумении и надежде , тонкое личико проясняется, разглаживается. Рыжая девочка на белой простыне слегка розовеет. Цветомузыка дисплея пляшет, исправляя минорные показатели .
Павлик снова в постели. Вздох разрывает легкие. Немного жаль, что в последние мгновения рядом нет родных лиц. Но, может, это и к лучшему... для них... родных и любимых. С грустью и с облегчением сбрасывает с себя боль и немощь. Там вдали свет, не искусственный, - истинный, ясный свет, призывающий к себе его светлую душу...
-Идиот! - завистливо и злобно каркает Чико. - Не хочешь жить, отдай свой остаток мне, по-соседски, по-свойски. А то какой-то сопливой девчонке. Да, ей и так жизнь не в радость! Подумаешь, великая вечная любовь...- он гнусно хихикает, - бросит пацан эту девку, очень скоро бросит.
- Так ты хочешь чужой любви, подонок? И уверен, что она тебе пойдет на пользу?
В мановение ока толстушка оказывается возле монстра. От прикосновения красной нити, черные съеживаются, выцветают, с шипением гаснут. Чико сразу сдувается проколотым воздушным шаром, захлебывается на полуслове...
Дежурный врач удивленно констатирует:
- Ну, этот славный старичок точно был не жилец, но Чиковина то уже собирались переводить в обычное отделение. Да, неожиданная смерть.
Медсестра трогает его за рукав:
-Там...- кивает в сторону .
Молодой врач напуган и расстроен:
-И девочка тоже? - не слушая объяснений, бежит в "отдельную" и застывает в недоумении. Лена дышит спокойно, ровно. И словно лучик радости освещает исхудавшее лицо спящей.
Наконец, Сережа решается нажать на кнопку звонка. Зевающий сторож смотрит с укоризной, но все же поднимает трубку внутреннего телефона. Внезапно одобрительно улыбается:
- Во время пришел ты, пацан. Выкарабкалась твоя Феоктистова. Сказали, жить будет.
В одинокой постели внезапно просыпается постаревшая Зиночка. Только что ярко и ясно приснился ей Паша. Молодой, веселый, кудрявый.
Телефонная трель заставила сжаться сердца.
- Говорит доктор Лещенко из отделения реанимации. Вашему мужу плохо, приезжайте немедленно...