После Заполошья такие простые вещи, как птичий щебет, трепет листьев на ветру да и сама возможность дышать полной грудью, казались чудом. Не только лопоухий юнец, но и серьезный основательный крестьянин, и обычно угрюмый зануда-стражник, - все, как дети, радовались возвращению в обычный, подсвеченный солнцем лес.
Они двигались неспешно, где верхом, где ведя коней под уздцы. Филимон плетью сшибал шишки с высоких разлапистых елей, от души хохотал, когда удавалось сбить те, что висели на верхних ветвях. Вилем блаженно щурился, его крупный нос шевелился, принюхиваясь ко вновь обретенным лесным ароматам.
Пашкины уши и щеки алели от радостного возбуждения. Мальчишка отмахивался от похвал старших, но втайне был счастлив и горд. Еще бы! Ему удалось выйти победителем в тяжелой схватке с опасной нежитью - фарами и вырваться из страшных Заполошных лесов, в которых некогда сгинул его дед.
По мнению стражника, им предстояло еще дней десять-двенадцать пути, причем они приближались к оживленному, а потому и более безопасному тракту. Он посмеивался над Вилемом. Староста время от времени морщил лоб, припоминая тревожные сельские байки о недобрых делах, творящихся в уделах сразу после Заполошья. Но ничто не подтвержадало его опасений. И легкое игривое настроение снова возвращалось к Вилему.
Филимон же теперь держался гораздо уверенней и в своем служебном рвении старался не переусердствовать. Ему тоже хотелось сполна насладиться путешествием. Он хорошо справился с поставленным заданием: разыскал ведуна, который дал хоть и неясное, но четкое предсказание и, к тому же, сумел пройти невероятно опасный отрезок пути. Стражник думал о награде, о повышении по службе. И во время неспешного продвижения по красивой, уже довольно безопасной местности ему мечталось с особым удовольствием. Несколько раз они останавливались перекусить и отдохнуть, к вечеру начали искать место для ночлега.
Охотничья заимка возникла в предзакатной розовой дымке на пригорке неподалеку от лесной опушки. Небольшая бревенчатая избушка, прижмурившись, поглядывала на них из-под закрытых ставенок. Холм огибала тонкая ниточка весело журчащего ручейка. Все было именно так, как желалось усталым путникам.
Филимон, приказав своим подопечным оставаться в тени деревьев, сперва приблизился к домику сам. Держа руку на рукояти сабли, осторожно обошел строение, заглянул внутрь через щелочки в ставнях. Наконец, толкнул дверь, переступил порог, заглянул во все закоулки, провел пальцем по слою пыли на столе и на лавках и лишь после этого выглянул и помахал рукою: "Эй, двигайте сюда, все в порядке".
Возле печки были аккуратно сложены хорошо просушенные дрова. Нашелся и глиняный горшок для похлебки. Из толстостенного ларя Вилем достал несколько пригоршней крупы, оторвал две золотистые луковицы от связки висевшей на стене. Дикий чеснок Пашка припас, когда петляли по лесу. Аромат варева, наполнивший горенку, заставил Филимона причмокнуть и достать из-за голенища ложку.
Ели спокойно, не торопясь. Со вкусом пили обжигающий чай из Пашкиных травок. Только Дымок фыркал и принюхивался, тычась мордочкой во все углы.
- Шел бы ты погулять, приятель, - сказал ему Филимон, благодушно поглаживая свой отяжелевший живот, - авось, поймаешь себе кого-то по вкусу. Тут, как видишь, даже мышей не слышно и тараканов не видно. Молодцы охотнички, хорошо приглядывают за избушкой.
Пашка нахмурился. Оно, конечно, приятно, что нет всех этих захребетников, да только бабка, помнится, говаривала, что знающие люди никогда не поселятся в новой хате, пока там не заведутся жучки-паучки да пока кошка сама не захочет переступить порог. Вилем тоже покрутил головой, буркнул под нос что-то невразумительное. Но все ощущали расслабленность и умиротворенность, хотелось как следует отдохнуть, хоть немного отоспаться в четырех стенах, а не на голой земле, отдавая себя на съедение роящейся мошкаре.
Паренек выпустил кота наружу, закрыл дверь на засов и подпер тяжелым дрыном. Вилем запер тяжелые ставни. Спать устроились на широких лавках. Уснули сразу. А, проснувшись, молодой ведун не сразу понял, где он и что с ним.
Голова была тяжелой и мутной, виски раскалывала острая боль. Хотел подняться, но не смог даже рукою пошевелить. Раздался хриплый стон, затем другой. Пашкины спутники тоже явно чувствовали себя не лучшим образом.
Юнец, прошептал несколько вроде бессмысленных словечек, которыми обычно будила его бабка. Сначала это помогло успокоиться, отогнать охватившую его панику. Потом мысли прояснились, он наконец сумел открыть глаза, но тело все еще оставалось непослушным, хотя уже появилась возможность чуть повернуть голову.
Четверо ражих молодцов деловито хозяйничали в избушке. Сухощавый человек властно распоряжался ими. Одет он был неброско, но даже неискушеный подросток понял, что ладно сидящий кафтан темного сукна стоит очень и очень недешево. Незнакомец обернулся так стремительно, что Паша не успел отвести взгляд. Светло серые холодные глаза блеснули:
- Мальчишка слишком быстро очнулся. Ну-ка, Вострыш, добавь ему дозы.
Юркий востроглазый дедок в темном плаще закопошился у стола, потом двинулся к Пашкиной лавке с каким-то странным прозрачным цилиндриком в руках. И тут мальчика охватил настоящий ужас, потому что о штуковине этой он слышал немало, а еще больше о тех еретиках, что использовали такие сатанинские орудия - о техномагах. Вероятно, страх, охвативший все его существо, перешиб искусственный паралич. Неожиданно для себя самого пацан спрыгнул на пол, метнулся к двери. Но его перехватили, заломили руки за спину, тонкая игла вонзилась в предплечье.
Сквозь наплывающую тьму он услышал визгливый голос, говоривший будто издалека:
- Неужели нашему господину нужен именно этот заморыш? По мне, пожилой больше похож на ведуна. Может, на всякий случай прихватим их всех.
Ни Пашка, ни его старшие попутчики не видели и не осознавали, как их погрузили в закрытый возок непонятного вида, ибо в него не были впряжены лошади или какая другая тягловая скотина. А если бы им пришлось узреть, как завертелись на макушке и хвосте возка крылышки, как похожая на огромного головастика закрытая коляска, распарывая воздух и разгоняя птиц, рванула вверх, к кудрявым барашкам облаков, то, может, и вовсе лишись бы они сознания, а то и жизни от такой страсти-мордасти. Но Бог миловал, все трое лежали на полу воздушного корабля бесчувственными бревнами.
Позднее маленький пастушонок, в поисках пропавшей козы забредший во владения князя Генемина, клялся, что видел, как над лесом проплывала огромная страшная птица. Но мать надавала ему подзатыльников, а отец хорошо огрел вожжами. Суеверные крестьяне окрестных уделов боялись не только подступаться к остробашенному замку на Проклятой горе, но даже судачить о странных вещах и деяниях, случавшихся в его округе. Ну а подданные князя отличались редкостной молчаливостью.
Железный "головастик" мягко опустился на круглую площадку, насаженную на один из шпилей крепости. Внизу на каменных плитах дворика, огороженного внутренней стеной, кипела обычная повседневная суета. Однако никто из десятков сновавших здесь людей даже не поднял взгляда на удивительное суденышко. Казалось, и стража, и воины, и многочисленная челядь не способны чему-то удивляться или чем-то интересоваться. Почти на всех лицах лежала роднившая их печать равнодушия, в глазах застыла пустота.
А вот Генемин, самолично вышедший встречать вновь прибывших, поражал живостью и выразительностью обличья. Среднего роста, широкий в плечах, но еще по-юношески стройный мужчина лет под сорок отличался от большинства вельмож своего времени. Не было в нем должной величавости, не было плавности в жестах и походке. Подвижная левая бровь всегда вопросительно приподнималась, цепкий взгляд пронизывал насквозь.
Князь с интересом заглянул в кабину, оглядел неподвижные тела. Левая бровь поднялась еще выше, изогнулась "домиком". Сероглазый понял его без слов и, поклонившись, указал:
- Судя по всему, вот этот мальчишка. Правда, я несколько сомневаюсь, уж очень он молод и выглядит сущим оборванцем.
- Старик крестьяник похож больше, - слабо пискнул Вострыш и сник, когда серые глаза обдали его холодом.
- А зачем ты притащил сюда стражника, Меридор? - князь брезгливо сморщил нос.
Сухощавый, молча, протянул ему грамоту, обнаруженную у Филимона.
Генемин прочитал, нахмурился, снова свернул пергамент в трубочку, вернул сероглазому:
- Не думал, что Силантий дотянется до Заполошья. Впрочем, нам это даже на руку. Неважно кто из них, старый или молодой, сразился с фарами. Главное, он у нас в руках. И этот экземпляр представляет определенный интерес. Во всяком случает, Бюром ждет не дождется возможности покопаться в его мозгах и печенках. А писульку эту спрячь, может и сгодиться нам как-нибудь.
Князь повернулся и по крутой лесенке начал спускаться внутрь замка, Меридор последовал за ним. Вострыш, оставшись за старшего, расправил плечи, сменил кудахтающий подхалимский фальцет на начальственный баритончик, принялся командовать разгрузкой "головастика", размещением его слабодышашего содержимого.
Дюжие молодцы поволокли неподвижных Пашку, Филимона и Вилема к зарешеченным камерам, что располагались не в подземелье, как обычно принято в замках, а в толстых стенах глухого коридора, ведущего ко второй угловой башне со шпилем, на острие которого сиял огромный медный шар.
Вся эта часть старинной крепости нынче была отдана новому фавориту Генемина, личности загадочной и почти совершенно неизвестной в королевстве. Пожалуй, лишь ближайшие слуги князя сподобились видеть скрюченную фигуру, с необычайной ловкостью передвигавшуюся в самодвижущемся кресле.
Должно быть, этот человек в молодости был хорош собой. На это указывала прекрасная лепка головы, высокий лоб и красивый абрис профиля. Но многочисленные морщины исполосовали его лицо, выцветшие глаза с набрякшими подглазьями прятались под тяжелыми нависшими веками, а длинные истончившиеся руки с чуткими пальцами напоминали паучьи лапки.
Нынешний любимец хозяина замка был неприхотлив в еде, нетребователен к одежде. Тем не менее, на его содержание уходили немыслимые суммы. Это вызывало некоторое раздражение у Меридора, до сих пор остававшегося правой рукой князя.
Первый советник обладал практическим складом ума, а посему курировал и казну, которая изрядно полегчала с появлением господина Бюрома. И, тем не менее, Меридора тоже захватили прожекты ученого калеки, ведь, если их удалось бы осуществить, князь отдаленного захолустного удела стал бы подлинным властителем королевства, а может быть, - даже владыкой мира.
Вострыш, не получивший четких указаний от Меридора, поразмыслив, решил разместить каждого из пленников в отдельной камере. Позаботился он и о том, чтобы они были расположены, как можно дальше друг от друга, дабы узники не могли общаться между собою.
Востроглазый, выглядевший гораздо старше своих лед из-за худобы и сутулости, отличался сообразительностью, поэтому и был приближен к старшему советнику. Он очень дорожил своим статусом не только из-за лучших условий жизни в замке, но, прежде всего, потому, что это позволило ему избежать тех страшных процедур, которые лишили почти всю здешнюю челядь воли, подавили их мыслительные способности. Вострыша до сих пор смертельно пугала пустота, застывшая в глазах слуг и механическая четкость их движений. И он ни за что не хотел себе такой доли, даже смерть не так страшила его.
Меридор с непроницаемым лицом выслушал доклад своего подручного и осторожно постучал в дверь мореного дуба, ведущую в келью парализованного чернокнижника. Его всегда охватывал невольный страх, когда нужно было войти в эту комнату, заставленную непонятными отталкивающими предметами. Боялся первый советник и проницательного хищного взгляда из-под нависших век. А металл, звучавший в ровном негромком голосе Бюрома, порою просто парализовал волю самолюбивого приспешника князя.
На этот раз глаза загадочного калеки смеялись и лучились торжеством. Он похвалил Меридора за толковое распоряжение изолировать каждого узника от его товарищей (разумеется, первый советник не вдавался в ненужные подробности о том, кто именно принял такое решение).
Бюром задумался на несколько минут, рассеяно постукивая по столу тонким пальцем, затем покачал головой и сказал, что пленными он займется завтра. Пусть приходят в себя и помучаются в ожидании допроса. Выдвинув ящик массивного стола, он достал три полоски тусклого металла, протянул Меридору и велел заклепать эти ошейники на всех троих узниках.
Первый советник с трудом заставил себя прикоснуться к проклятым предметам. По насмешливой улыбке, скривившей губы Бюрома, вельможа понял, что его внутренняя борьба и суеверный страх замечены и отмечены всесильным фаворитом. Ладони Меридора вспотели от недоброго предчувствия. Он низко поклонился и отправился исполнять приказ. На этот раз Меридор презрел свою гордость и самолично проследил, чтобы все было сделано, как следует.
Когда они с громилой кузнецом покидали камеру, на полу которой лежал лопоухий юнец, он опять испытал неприятное ощущение, вроде зуда между лопаток, а, обернувшись, встретился с немигающим взглядом мальчишки и прочел в нем то же презрение, что и в глазах жутковатого калеки.
Дверь решетчатой стены захлопнулась с лязгом, в замке со скрипом повернулся огромный ключ. Еще с минуту пламя удалявшихся факелов оставляло за собой неяркий свет, слабо освещавший коридор и Пашкину камеру.
Оставшись в полной темноте, паренек попробовал пошевелиться. Единственной радостью было то, что он снова начал ощущать свое тело. Руки и ноги подчинялись еще не полностью, но постепенно мышцы обретали обычную подвижность.
Подросток поежился, вспомнив удушливую липкую волну ужаса, исходившего от сухощавого человека в темном кафтане. Под внешней надменностью сероглазого скрывался безумный страх перед чуждой и непонятной ему Силой.
Мальчик потянулся. Неровный глиняный пол, на который не бросили даже пучка соломы, был не лучшим лежбищем. Паша осторожно приподняля и уселся, прислонясь к стене. Муть в голове понемногу рассеивалась. Он снова подумал о перепуганном мужчине и удивился, ведь до сих пор он ни разу не воспринимал чужих эмоций с такой удивительной четкостью. В какой-то миг показалось, что он уловил даже обрывок мысли, что-то вроде: " ... хуже скорпиона, не знаешь, чего от него дожидаться...".
Размышляя обо всем случившемся, юнец пытался понять, когда именно стали усиливаться его способности: еще дома во время злополучного гадания на петушиных потрохах или же, когда пришлось сражаться с нежитью? Но тогда, ему казалось, что помогало присутствие кота. Теперь же Дымка рядом нет. Это расстраивало, возле пушистого мяукала Пашке было как-то надежней. В то же время, захватившие его в плен могли жестоко расправиться с Дымком, а так кот еще поживет, сколько ему там отмеряно.
Тревожился он и о своих спутниках, особенно о добряке Вилеме. Правда, за несколько дней пути он успел привыкнуть и Филимону. Стражник оказался вовсе не таким уж зловредным, он просто исполнял королевский приказ. Паша вспомнил, как мама и бабушка разыскивали его, еще совсем малышом заблудившегося в лесу. Тогда они вместе смогли дотянуться до него мысленно. Он помнил свое удивление, когда в голове вдруг зазвучали родные голоса, добрые и успокаивающие. Может, попытаться таким же образом отыскать своих товарищей? Правда, теперь он был один, да и о ведовстве имел весьма туманное представление.
Из попыток повторить то, что сумели сделать родительницы, не получилось ничего, остались лишь ноющая боль в висках и ужасающая слабость. Мальчик снова лег на пол и долго приходил в себя. Затем попробовал еще раз, но опять безрезультатно. А на третий раз ему показалось, что кто-то откликнулся. Однако это было лишь неясным отголоском чьих-то мыслей и чувств.
Прошло уже много времени. Очень хотелось пить, живот сводило от голода. Но никто не приходил. Пашка догадывался, что их стараются запугать. Просидев в каменном мешке вот так, без пищи и воды, в абсолютном одиночестве, люди ломаются и становятся послушными игрушками в руках своих врагов. У него тоже сердце бешенно колотилось и в горле возник болезненный ком.
Мальчик кусал губы, тревога нарастала. Как не хватало ему здесь Дымка. Вспомнилось успокоительное тепло серого кота, любившего дремать у него под боком. Паша немного расслабился, дышать стало легче. И рядом словно бы зазвучал бабушкин голос:
- Внучек, никогда не надо паниковать, опускать руки. В самую тяжкую годину, прежде всего, успокойся. Почти всегда есть выход, есть возможность спастись. Но, чтобы увидеть это, имей ясную голову на плечах.
Он старался следовать бабулиному совету. Однако что-то мешало, что-то неладное таилось в окружавшей его темноте. Юный ведун ощущал присутствие чуждого и холодного воздействия, гораздо более скверного чем самые гнусные чары нежити. Потому что нежить создавалась из того, что прежде было живым, а в ЭТОМ даже изначально не теплилась жизнь.
Пожалуй, Пашка догадывался о природе мерзкого воздействия, но боялся себе в этом признаться, ибо для него, как и для любого нормального человека, не существовало ничего более жуткого, чем ненавистная еретическа пародия на истинное волшебство - техномагия.
Постепенно он уловил, откуда именно исходит недоброе воздействие. Во всех четырех углах каморки находились непонятные предметы, следившие за ним. Как именно они это делали, понять было трудно. Мальчик даже не пытался это сделать. Важно было другое: "техника" следила за его движениями, но не могла проникнуть в мысли и чувства. Что же, открытие порадовало : техномагия отнюдь не всесильна.
Время тянулось томительно долго. Да, собственно, он уже не мог его контролировать. В каменном мешке да еще в присутствии чуждых человеческому естеству предметов паренек утратил представление о минутах, часах, даже о времени суток и пребывал в некой прострации, между сном и явью. И вот тут, на тайных тропах, где сознание не столько бродило, сколько петляло, оклинул его незнакомы голос:
- Ты слышишь меня?
- Слышу. Кто ты? - Пашка отозвался раньше, чем успел подумать, а надо ли откликаться на непонятный зов.
- Я тоже пленник. Думаю, что нахожусь через несколько камер от тебя, в коридоре, что ведет к келье Шварца.
- Кто такой Шварц? - мальчик невольно промолвил это вслух и тут же получил нагоняй.
- Ни слова вслух. Говори со мною только мысленно. Камеры просматриваются и прослушиваются.
- Знаю, - съежился паренек, - я чувствую эту отвратительную техномагию.
- Гм, - Павлик не понял, отчего в мыслях появилась смущенная интонация, но его собеседник тут же поспешно продолжил, - неважно, главное, что ты можешь ее ощущать и даже,мне кажется, отчасти понимать. У тебя есть Сила, надеюсь, вместе мы сможем открыть Портал.
- Что? - Пашка впервые слышал чуднОе слово, но смысл его, как ни страно, он уловил.
- Не "чтокай", ты понял, о чем идет речь, а это главное. Честно говоря, я даже не надеялся, что встречу кого-либо вроде тебя. Надеюсь, вместе мы сумеем открыть самые примитивные Врата в Маградию. Лучше уж Блошиные рынки, чем темница Чертова замка. Слушай меня внимательно...