Труднее всего в подготовке к путешествию оказалось убедить Вилема пока что остаться в аббатстве Острова Надежды. Бурные события последнего времени избавили Пашку от излишней доверчивости. Конечно, он видел доброжелательное отношение членов Ордена к несчастным жертвам Магрибоска. Но впечатления нескольких дней могли быть обманчивыми. Поэтому паренек уговаривал почтенного старосту присмотреть за утратившими разум в то время, когда он сам с аббатом отправятся в путь.
Пожилой крестьянин хмурился. Он боялся за своего "мальчонку" и хотел бы сопровождать его, оберегая и приглядывая за ним. Однако судьба безумцев тоже тревожила. Тем более, что среди них оказался Филимон, с которым они как-то незаметно сдружились во время своих удивительных странствий. Угрюмый и высокомерный стражник, каким он представлялся поначалу, на самом деле оказался неплохим человеком. К тому же, как ни удивительно, выяснилось, что Филимон куда беззащитнее и Пашки, и Вилема. Во всяком случае, подчиняющему колдовству он не мог противостоять ни минуты. Злые чары сразу же превращали его в безвольное и подавленное существо. И это вызывало у подростка и добродушного старосты невольную жалость, желание защитить такого грозного на вид, а на самом деле такого уязвимого, как малое дитя, мужчину.
Еще раз недовольно хмыкнув, Вилем в конце концов согласился с доводами молоденького мага и, махнув рукой, тяжело зашагал в сторону больничного крыла гостевых покоев, в котором разместили бедолаг. Пашка смотрел ему вслед, с грустью отмечая, как сгорбились еще недавно могучие плечи старосты. Ему тоже не хотелось расставаться с этим добрым, разумным и надежным крестьянином, но, именно благодаря этим качествам, только ему и мог доверить паренек присмотр за людьми, искалеченными колдовским Мороком.
Золотистый камень ограждавших аббатство стен создавал ощущение бережных материнских рук, в кольце которых хотелось забыться в тепле и уюте. Светлый сияющий собор, беленные помещения подсобных служб и гостевого приюта, пастельные мазки неярких тонов, в которые были окрашены домик привратника, маленькая часовня и теплица, - все вроде бы должно было вызывать умиротворение. Должно было бы...
Паренек еще раз внимательно огляделся, пытаясь разобраться в своих чувствах. Он все никак не мог найти объяснение безотчетному ощущению тревоги и сомнения, которое все время не покидало его здесь.
Кроны деревьев едва тронули краски ранней осени. Ее наступление особенно остро напоминала утренняя и вечерняя прохлада. Погода здешних мест напоминала ту, что царила в родных Пашке местах. Его утомляла влажная жаркая духота, накрывавшая летом уже знакомые прежде блошиные рынки. Впрочем, эта местность, в отличие от всего виденного ранее в этом крае, никак не подпадала под определение "блошиный рынок". Подросток впервые на Маградии очутился в поселении далеком от торговой толчеи. И тем не менее, какие-то скользнувшие ненароком взгляды монахов, их разговоры, оборванные на полуслове при виде Паши и его друзей, некоторая напряженность и между самими членами Ордена, - все вместе не позволяло расслабиться. А может быть ему все это лишь мерещилось?
Молоденький маг задумался над тем, что трудное путешествие и столкновение с такими страшными людьми, как Бюром и Магрибоск сделали его подозрительным и недоверчивым. Он вдруг понял, что прошло уже немало времени с тех пор, как он впервые попал в этот странный мир, совершенно непохожий на все, что он видел и о чем слышал прежде. И вот эта чуждость тревожила, не давала покоя даже сейчас, в тишине и спокойствии аббатства Ордена Надежды. Ему и хотелось бы довериться рыцарям-монахам, но в душе таилась тревога. Да и предстоящее путешествие беспокоило не на шутку.
Первоначально Паша намеревался оставить здесь и Кероиля, уж слишком сомнительным и ненадежным казался этот попутчик. Но Марилена, к которой он тоже проникся доверием, полагала, что от мага-недоучки толк в путешествии будет. Такого же мнения придерживался и аббат. Невзирая на молодость, были в этом сухощавом и тонкокостном рыцаре Ордена некая внутренняя сила и мудрость. И паренек, вняв своему внутреннему чутью, поверил аббату с Мариленой и принял темноглазого циника в число своих спутников.
Еще больше проблем возникло при выборе маршрута.
В кабинете аббата царила напряженная атмосфера. Довольно аскетично обставленную комнату, тем не менее, назвать кельей было трудно, потому что не было здесь мрачноватого уныния, подчеркивавшего, что целью монашества является умерщвление плоти. Помещение оказалось достаточно просторным, чтобы вместить несколько обширнейших дубовых шкафов с книгами и свитками. А на единственной свободной стене, прямо над простыми без украшений и резьбы письменным столом и креслом висела картина, изображавшая восход солнца и словно освещавшая все вокруг. Не вызывало сомнений, что это работа выдающегося живописца. Полотно не просто приковывало взгляд, оно завораживало и заставляло, замерев на мгновение, ощутить необъяснимый душевный подъем. Воздействие замечательного произведения искусства, конечно, отчасти смягчило накал дебатов. И все же...
- Не понимаю, - взорвался Кероиль. - Получается нам предстоит отправиться неизвестно куда и непонятно за чем!
- Не совсем так, - терпеливо, как малому ребенку, аббат повторил уже сказанное неоднократно,- Мы знаем, что сейчас разрушение возобладало над созиданием, участились вспышки запретной магии, в повседневной жизни нетерпимость разъедает человеческие отношения, без малейшего повода и логического объяснения возникает все больше военных конфликтов и столкновений.
- И все это ложится на карту, обозначая для нас совершенно точный маршрут? - скептик не скрывал издевки.
Аббат немного помолчал и наклонил голову. Узкое лицо с упрямым подбородком казалось невозмутимым, но пальцы были стиснуты так крепко, что костяшки их побелели:
- Как ни странно, отчасти вы правы. Есть некоторая закономерность в том, где возникает и откуда распространяется эта зараза.
Опять повисла тишина. Вопросительные взгляды скрестились на говорившем. Он слегка пожал плечами. Не дождавшись мгновенного ответа, с очередной репликой вылез маг-недоучка:
- Предполагаю, здесь замешаны маги, балующиеся запрещенными приемами. То есть искать следует в магических академиях среди буйной молодежи.
- Не думаю, - казалось, аббат взвешивает каждое слово. Он протянул руку к одному из свитков, развернул на столе карту со светящимися точками. Все вскочили со стульев, сгрудившись, следя за тонким пальцем, скользящим по сияющей паутине, накрывшей в основном северную часть страны. - Как видите, наиболее сложное положение не только в нескольких крупных поселениях, но и на границе с Лотанией, страной, где магия, как известно под запретом, а также на весьма отдаленном от центра страны горном перевале Виртен Морус.
- Вы полагаете, запретной магией занимаются маститые чародеи? - высказала догадку Марилена. Опустив глаза, она накручивала на палец прядь темных волос и явно желала не выдать взглядом своей тревоги, но голос ее при этих словах дрогнул.
- Скорее всего, вы правы. Кстати, обратите внимание, наиболее взрывоопасные области это Дардан, Касталькино, Холилэнд, Гассовер. Подумайте, что объединяет их?
- В основном, неравноправие и нетерпимость, - обронила ведьма.
- Совершенно верно. На Дардане запрещены петы, на Гассовере сложилась традиция продавать детей простолюдинов в своего рода рабство с тем, чтобы чародеи могли забирать у них значительную часть энергетики, уничтожая Дар, если он был у ребятишек при рождении. Таким образом, магией владеет лишь верхушка общества. Холилэндом заправляют криминальные структуры. Касталькино же стоит немного особняком. Вроде бы, законы там вполне разумные, однако...
- А что неладно с рынком Милява? Вы же предлагаете вначале отправиться туда? - Пашка выглядел удивленным.
Легкая добрая улыбка тронула губы аббата. Он объяснил, что с этим блошиным рынком как раз все обстоит благополучно. Но расположение Милявы, стоящей на перекрестье мощнейших потоков силы, а также редкостный источник позволяют свободно производить здесь обмен мыслями и даже душами между Хомо и петами. Благодаря этому, Милява является ценным источником самой разнообразной и необычной информации.
Пашка поразился еще более. Но, поразмышляв, понял в чем дело. В Миляве собирались гонимые в других местах одомашненные животные и мыслеобмен с ними позволяет узнать очень многое о тех блошиных рынках, из которых они прибыли. Нередко лишь магическое обследование может отличить пета от обычной дикой живности. А рядом птицами и зверями немало людей и разумных существ ведут себя так, словно те ничего не соображают.
За окном прозвучала птичья трель. Вечерники, маленькие неприметные птички с чудными голосами, начинали свои распевки. День пролетел незаметно. Аббат осторожно свернул карту и посоветовал своим будущим спутникам уложить вещи в дорогу и лечь спать пораньше. В дорогу они должны были отправляться на рассвете.
Впрочем, Кероиль не был бы сам собою, если бы не ляпнул напоследок очередную гадкую фразочку:
- В общем, всего-то и не хватало для спасение мира только нашей теплой компании: пацаненок, у которого молоко на губах не обсохло, ведьма, маг-недоучка и, как на мой взгляд, чересчур молодой для своего сана аббат, - жердеобразный цинник скривил губы, а затем, ломая дурака, напыщенно воскликнул. - Берегитесь, темные силы! Великие герои идут на смертный бой с вами!
Уже поднявшийся со своего кресла аббат внимательно посмотрел на него, провел рукой по лицу, словно стирая усталость и очень серьезно ответил:
- Символ Ордена Надежды - рассвет. Он означает начало, молодость, обновление. Что вы знаете о Предсказании Запредельного Мира?
Все недоуменно переглянулись. Марилена припомнила фразу, часто употребляемую священнослужителями: "...путь исцеления долог". Кероиль процитировал любимое выражение противников техномагии: "Живому противная магия даст разрушенья пир". Аббат закусил губу, словно решаясь на что-то, а затем разъяснил:
- Несколько столетий тому назад на Маградии объявился странный человек по имени Васил. Его одежда немного напоминала вашу, Павел. Он тоже вначале не знал нашего языка и несколько лет изучал его. Кстати, именно этому волшебнику мы обязаны созданием заклинаний и амулетов-переводчиков. Васил мечтал вернуться в свой мир, но это ему не удалось. Однако он сделал нксвло не только для развития чародейства. Именно Васил создал наш Орден Надежды, ибо ему было ведомо некое Предсказание, прозвучавшее на его далекой от нас земле. - Молодой рыцарь-священник чуть прикрыл глаза и негромко процитировал:
В тревоге воспрянет Лев,
Ведь истончится Полог,
Зла распахнется зев,
Но путь исцеления долог.
Взовьются тени и хрипы,
Иное войдет в наш мир,
Живому противная магия
Даст разрушенья пир.
Сквозь время и расстояния
Протянет руку колдун,
Корона расколется надвое
От битвы кровавых лун.
Чувства, таланты, достоинство -
На торгах чужих земель,
Там же - Ключ, в коем кроется
Залог спасенья нам всем.
Ломая границы сословные,
Взрывая привычный уклад,
Юные и непокорные
Вернут Мирозданью лад.
Аббат старался сдержать свои чувства, но в его тихом голосе звучала затаенная страстность. Впрочем, на Кероиля торжественность момента не произвела никакого впечатления. Маг-недоучка почесал в затылке, раздраженно буркнул насчет о наборе непонятных фразочек, хмуро заметил, что он лично ни на грош не верит предсказателям, которые, как правило, шарлатаны и жулики.
А вот Пашу услышанное буквально огорошило. Вспомнилась встреча с Вилемом и Филимоном, символы на пепле от куриных потрохов, сгоревших на убогом домашнем алтаре от впервые вызванного им колдовского огня. Там ведь тоже была расколотая надвое корона!.. Упоминание о тенях и хрипах оживило перед его мысленным взором малоприятное столкновение с фарами. Правда теней ему тогда не привиделось, но память хранила хриплый сухой треск, от которого кровь стыла в жилах и возникало ощущение жути, даже по сей день вызывающее невольную дрожь.
Очевидно, лицо выдало бурю чувств, разразившуюся в душе паренька. Марилена и Кероиль вопросительно поглядывали на него. Между нахмуренных бровей молодого аббата пролегли недоуменные вертикальные морщинки. Короткие фразы с вопросительными интонациями застали врасплох, но подросток отмахнулся от расспросов и, сославшись на необходимость собирать вещи в дорогу, поспешил в гостевой дом. На самом деле небольшая путевая котомка уже давно была собрана и лишь дожидалась своего часа. Пашка опустился на жестковатую кровать и сжал виски. Сердце колотилось, в груди пульсировал болезненный ком. Предсказание вернуло в проклятый день, расколовший его жизнь надвое.
Роскоши паренек не знал никогда, но маленький домик, в котором он рос всегда освещали любовь и нежность. С мамой и бабушкой было легко, светло, тепло. Цыпки на ногах, разбитые локти и коленки излечивались добрыми прикосновениями. Сказки, звучавшие перед сном, согревали душу и расцвечивали мир волшебством. После смерти близких мальчику пришлось нелегко, ушли беззаботность и чувство защищенности. Однако вера односельчан в наследственную ведовскую силу пацаненка давала ему возможность кое-как сводить концы с концами, рядом мурлыкал Дымок, родные стены поддерживали и помогали справиться с болью потери.
Но вот в двери покосившегося домишки властно постучал королевский стражник. За его спиной виднелось обеспокоенное лицо старосты Вилема. И привычный мир рухнул, покой сменила круговерть событий, каждое из которых грозило новой бедою.
Молоденький чародей тряхнул головой, отгоняя непрошенные видения. Он лег и долго ворочался на жестком матраце в попытках уснуть. Ничего не получалось, грызла тревога, грядущее путешествие теперь, после прозвучавшего пророчества, казалось еще более опасным и...нелепым. Пашка признавался себе, что согласен с Кероилем. Что могут сделать несколько человек, среди которых лишь ведьма и аббат выглядят более-менее осведомленными, а, так называемые маги, пока что мало что смыслят в этой самой магии? Да, что там говорить, на самом деле даже недоучка Кероиль, вероятно, гораздо более сведущ в ней, чем Паша.
Сунул руку под тощую подушку, почувствовал тепло. Тоненькая книжечка, спрятанная там ощутимо нагрелась. Паренек вытащил ее, осторожно погладил обложку, привычно сунул за пазуху, поднялся с постели. Сна не было ни в одном глазу, и подросток, не выдержав мучительных попыток забыться хотя бы в полудреме, решил выйти наружу.
Свежий воздух приятно взбодрил, в какое-то мгновение на душе стало легче, но, подняв глаза к небу, Пашка замер. Тьму ночи прорезал красноватый отблеск: из-за облаков выползли луны-близнецы. Их привычный бледно-серебристый цвет сейчас сменился багровым.
Тонкие крепкие пальцы сжали его плечо:
- Как видишь, Предсказание не плод больной фантазии и не выдумка шарлатана, - устало произнес аббат. - Мне показалось, что тебе тоже кое-что напомнили эти строки, не так ли?
И Паша сдался. Он рассказал молодому священнику все, вначале запинаясь, а затем торопливо, глотая окончания слов, теряя, а затем находя детали происходившего. Поток излияний смыл внутреннее напряжение, немного ослабил железную хватку страха.
- Лир, аббат, я не уверен, что смогу...
- Аббат Итан, - священнослужитель внезапно потрепал подростка по голове. Этот простой жест удивил и ободрил, как и последующие слова. - Меня зовут Итан. А что касается твоих опасений, то, поверь, и я не выкован из железа. Никто из нас не всемогущ, однако каждый может и должен сделать все, что в его силах, чтобы противостоять опасности Разрушения. "Юные и непокорные" - возможно, это сказано и о нас с тобою... - Уловив изумление мальчика, рыцарь монах неожиданно рассмеялся. - Меня ведь тоже многие здесь считают слишком молодым и чересчур самонадеянным, сбрендившим на необходимости отказа от привычных устоев. Многие мои братья по Ордену не согласны с решением открыть более широкий доступ на Остров обычным мирянам. Да и идея моего путешествия с вами не нашла у нас всеобщего одобрения.
При этих словах подросток лишь покачал головой. Оказалось, он верно уловил непростую атмосферу, пронизывающую аббатство и ее обитателей. Недаром его сразу же насторожили вроде бы незначительные детали и мелочи в поведении монахов .
Они проговорили не меньше часа. В свою комнату Паша вернулся в приподнятом настроении. Он крепко спал ночью, а на рассвете проснулся все в том же радостном возбуждении. И это пьянящее чувство затем, кажется, передалось не только внимательно посмотревшей на него Марилене, но и вначале кривившему губы Кероилю. Провожали их трое: насупленный Вилем и пара монахов. Один из них, высокий, с непроницаемым лицом держался с неподобающим священнослужителю высокомерием, другой, пухлощекий и голубоглазый, поглядывал на путешественников с плохо скрываемым сочувствием.
Аббат Итан с улыбкой оглядел свое "воинство" и повел их за собой в небольшую часовню, расположенную чуть поодаль от собора. Она казалась маленькой невзрачной пичугой на фоне ослепительного величия величественного и прекрасного сооружения. Контур бледно голубых стен едва выступал на фоне прозрачной голубизны высокого осеннего неба. Но, переступив порог, все замерли в восхищении. Здесь не было многофигурного алтаря, мозаичных полов, возносящихся ввысь сводов. Вся стена напротив входа сияла неисчислимыми оттенками рассвета. Солнце еще не встало, оно лишь просыпалось, с лукавым озорством швырнув впереди себя ворох первых лучей. Все вокруг трепетало в ожидании светила, все дарило Надежду.
Священник склонил голову, прошептал молитву, а затем поднял руку, его голос окреп, лишь смутно узнаваемые слова слетали с его губ. Розовые отблески заиграли на лицах собравшихся здесь людей. Рассвет разгорался, заполоняя все вокруг, захватывая их в свой волшебный плен.
Возникло ощущение парения, опалил восторг полета. Не испугал даже миг, когда их основательно тряхнуло. Но вот очарование исчезло, они очутились на твердой земле перед сплетенной из лозы изгородью. Яркие лучи взошедшего солнца играли на многоцветье вьющейся над воротами надписи - "Милява".
Кероиль протянул руку, чтобы распахнуть калитку веселого зеленого цвета. Волосы на Пашкиной голове вдруг шевельнулись, по позвоночнику пробежал озноб. Он инстинктивно оттолкнул мага-недоучку в сторону. И тут же раздался встревоженный голос аббата Итана:
- Погодите, здесь что-то неладно. При переходе через Портал был сбой! - в тонких пальцах возник прозрачный кристалл, из которого вырвался яркий луч. Световая игла коснулась калитки, скользнула по завиткам лозы, сплетающей ограду. И все это дрогнуло, поплыло, обнажая мрачный выщербленный камень и черный чугун тяжелых кованных ворот, скрытых прежде наивно-беззаботной и веселенькой, будто цветастый ситчик, обманкой Морока.