- Убийство! Наглое убийство! - беспризорного вида мальчишка пронзительно орал на перекрестке, перекрикивая шум проезжающих машин и вой фабричного гудка и размахивая тощей, желтоватой газетой.
Хмурые рабочие спешили на смену, торговцы поднимали жалюзи многочисленных магазинчиков, старик-владелец газетного киоска распечатывал пачки пахнущих свежей типографской краской утренних газет и недовольно морщился от криков более ушлого конкурента. "Городской листок" появился недавно, но уже снискал немалую популярность среди горожан.
В отличие от более солидных пухлых изданий, "Листок" не публиковал ни анализов котировок фондовых бирж, ни международных новостей. Зато в нем имелось все необходимое с точки зрения простого работяги: таблицы букмекерских ставок - для души, городские сплетни и сомнительные сенсации - чтобы занять уставший от ежедневной рутины и длившейся уже третий год экономической депрессии разум, и некрологи - чтобы почувствовать себя счастливчиком, который, в отличие от главных героев последней полосы "Городского листка", все еще дышит и топчет тротуары опостылевшего Города.
Над улицами влажной волной поднимался утренний смог. Плотная, маслянистая вонь пережженного мазута смешивалась с сизыми дымками выхлопных труб авто и невесть как не затерявшемся в этом коктейле запахов промышленной революции аромате свежей выпечки.
Газетчик снова поморщился - теперь уже от необходимости торчать в окошке собственного киоска вместо того, чтобы попивать горячий кофе с хрустящим хлебцом, посыпанным тмином и укропом и смазанным сливочным маргарином, - и вытащил из пачки пухлый экземпляр "Утреннего вестника". Бегло пролистав солидное издание и не найдя ни строчки о каких-либо убийствах - ни наглых, ни тактичных и деликатных - махнул рукой мальчишке.
- Пять монет, - ехидно ухмыляясь, сверкнул пацан дыркой на месте выбитого зуба.
- Офонарел? - возмутился газетчик.
- Специальная цена для конкурентов, - улыбка мальчишки стала еще шире и еще ехиднее. Наглые голубые глаза смотрели с прищуром.
Ворча, что какая уж тут конкуренция, старик нехотя расплатился медяками, и мальчишка умчался прочь, спеша перехватить у остановки автобус, доставивший очередную партию фабричных рабочих.
"Городской листок" принципиально не распространялся через нормальные газетные киоски. Продавали его исключительно такие вот проныры-мальчишки. Политика редакции. Газетчики хотели получить свой навар - ведь за место под киоск приходилось платить, и немало. А хозяева "Листка" предпочитали удерживать низкую цену на свое детище. Все равно тираж - и немалый, если верить мелкому шрифту под заголовком, - расходился, точно горячие пирожки. Уже к обеду утренний выпуск было не достать.
Воровато оглядевшись, точно собирался сделать нечто неприличное, газетчик спрятался за прилавком и развернул "Листок".
Из достоверного источника Редакции стало известно, что сегодня ночью, в своем кабинете в клубе "Кабаре" был найден мертвым известный бизнесмен. Мы не вправе раскрывать имя убитого - а по мнению Редакции речь идет именно об убийстве - однако очевидно, что речь идет об известной персоне, которую некоторые причисляют к высшему руководству организованных преступных структур нашего Города.
Тело Босса Мафии обнаружено в запертом изнутри полуподвальном помещении, в кресле за рабочим столом. Обстоятельства и причины смерти пока неизвестны.
Единственной подробностью картины с места преступления, которую сумел сообщить наш источник, является то, что на убитом был красный носок.
По непроверенным данным, полиция уже приступила к расследованию, дело курирует лично Комиссар.
Редакция будет следить за ходом расследования и держать читателей "Городского листка" в курсе всех новостей.
Репортер
Старик повертел газету в руках, полистал немногочисленные желтые страницы в поисках более подробной информации. Помимо напечатанной крупным шрифтом на главной странице небольшой заметки, сопровождаемой бездарным рисунком, на котором художник попытался изобразить сидящее в кресле мертвое тело, никаких сведений о происшествии в газете не было.
"Городской листок", как всегда, отличался достоверностью информации и глубиной раскрытия темы. И, как всегда, заметка была подписана анонимным "Репортер". Этим, с позволения сказать, псевдонимом подписывались все спорные сенсации, которых во множестве можно было найти в каждом выпуске желтой газетенки.
Впрочем, газетчик не стал бы ручаться, что все поголовно "сенсации", публикуемые в "Листке", оказывались "липой". Он следил за новым изданием вот уже несколько месяцев, и не раз находил косвенные доказательства правдивости статей Репортера, которые поначалу причислял к газетным "уткам".
Иногда ему казалось, что Репортер - существо сверхъестественное. Обычный журналист попросту не смог бы раздобыть и половины тех сведений, на основании которых писались материалы "Городского листка". Этот парень был либо гением, либо сам являлся частью преступного мира Города и творил свои сенсации своими же руками.
Ранние сумерки поглощали шумный нелепый нелюбимый город. Сливаясь с ними, словно растворялась пелена смога. Но дышать по-прежнему было трудно. Мэри-Энн сглотнула слюну и подавила желание остановиться, попытаться вдохнуть полной грудью. Не получится, это ведь не теплая уютная такая родная Флорида.
В последнее время отчий край снился почти каждую ночь. Словно рождественские праздники всколыхнули забытое. Ей не хватало привычного Рождества со свечами в мешках с песком, расставленных вдоль дороги в память о пути Марии с Иосифом и малюткой Иисусом, с пышными шествиями под огоньками на крышах, освещающими дорогу Христа.
Позади снова послышались осторожные вкрадчивые шаги. Мэри-Энн вздрогнула и оглянулась. В тусклом свете редких фонарей почудилась неясная фигура, метнувшаяся к стене дома. Плечи под коротким жакетом с лисьим хвостом, наброшенном на платье с тонкими бретельками, покрылись гусиной кожей. Нога внезапно скользнула по остаткам подтаявшего снега, Мэри-Энн едва не упала.
Она слишком поспешно выскочила из дому через черный ход, опять углядев через полузакрытую штору сутулого тощего человека, пялившегося на ее окно с противоположной стороны улицы. Уже несколько раз он появлялся здесь, а как-то следовал за нею от танцевального клуба до дома ее сутенера Чарли Конелли. Чарли только посмеялся над ее страхами, заявил, что слухи о маньяке, объявившемся в Городе, - пустые россказни. Но в глазах его при этом мелькнула тревога. Да и некуда было деться от страшной гибели трех проституток. Одну из них, малышку Нэнси, Мэри-Энн хорошо знала.
И вот напугавший ее субъект объявился снова. С полчаса стоял, таращился на ее окно, затем, вроде бы, ушел. Но как только она вышла на улицу, вновь возникло ощущение загнанного зайчонка, настигаемого охотником. Помимо естественного страха за свою жизнь, Мэри-Энн снедала тревога за некий конверт, оставшийся дома. Если с ней что-либо случится, важные бумаги могут попасть в руки врагов доверившегося ей человека.
Свернув на пустынную улочку, где располагалась аптека Лео Блюменталя, она припустилась со всех ног, моля Бога, чтобы не споткнуться. Преследователь, уже не таясь, тоже перешел на бег. Но до спасительной неприметной вывески было рукой подать.
Повернув медную ручку, Мэри-Энн буквально ввалилась в тесное помещение, пропахшее лекарствами, лакричными леденцами и приторным сиропом, который добавляли в содовую. Лео сразу заметил ее состояние и, подслеповато щурясь, достал из-под прилавка темную склянку. Девушка в изнеможении опустилась на высокий табурет, уставилась на аптекаря невидящим взором, не замечая тягучих капель, медленно погружающихся в воду. Ее руки дрожали, а зубы стучали о край стакана, когда она мелкими глотками пила успокаивающее лекарство.
- Ты думаешь?..- Лео наклонил голову в сторону темного окна.
Мэри-Энн устало кивнула:
- Да, он ходит за мной уже несколько дней, а Чарли не верит.
- Тебя хочет видеть Френки. Расскажи ему.
- Вот еще! Он теперь ведь вместо дона Джентиле. Ему нет дела до таких, как я.
Старый аптекарь нахмурился:
- Ему есть дело до всего, что творится в Городе. Маньяк, разгуливающий по улицам, заставляет полицию чересчур усердствовать. А это никому не нужно. Не бойся, детка. Успокоилась? Ну, иди. Тебя ждут.
Ее действительно ожидали за неприметной дверью в углу аптеки. Джимми Шестерка на этот раз даже не норовил ущипнуть Мэри-Энн за задницу. Он мрачно оглядел ее с ног до головы, будто видел впервые, и, молча, указал на коридорчик, ведущий влево.
Девица заколебалась. Из приоткрытой двери справа тянуло сигаретным дымом. Там звучали оживленные голоса. Это место было привычным. Левый коридор таил угрозу. Крепкая рука сжала плечо, Джимми почти дотащил ее до массивной двери с бронзовыми накладками, втолкнул в комнату, обставленную с претенциозной роскошью.
До сих пор она видела Фрэнки Кворри лишь издали. Сейчас, сидя за большим дубовым столом, новый босс выглядел еще более внушительным и казался старше (без шляпы у него на лбу обнаружились глубокие залысины). Черты лица были, пожалуй, мягкими, но темные глаза не выражали никаких эмоций.
- Чем ты так напугана? Заметила убийцу Джентиле? Ты ведь была последней, кто видел его живым, Бонита.
Проститутка пораженно уставилась на Кворри. Уже лет шесть ей не приходилось откликаться на свое настоящее имя. Чарли дал ей другое, более привычное для слуха северян. Облизнув губы, попыталась что-то сказать, но слова застревали в голе? Фрэнки позвонил и велел Шестерке дать девушке что-нибудь соответствующее.
Неразбавленный бурбон оказался именно тем, что надо. Мэри-Энн пришла в себя и начала сбивчиво рассказывать о маньяке. Кворри выслушал, не перебивая, затем стряхнул пепел с сигары и, как бы подводя итог, заметил:
- Это ты потом еще раз расскажешь комиссару Андервуду. Маньяк здесь нам ни к чему. - он покрутил в руках широкий низкий стакан с виски и продолжил уже другим тоном. - А теперь поговорим о покойном Боссе. - Он прищурился, заметив смущение и растерянность проститутки. - Его уже нет в живых, а я хочу знать, что случилось. Со мной ты можешь, не таясь, говорить обо всем, что у вас там происходило. Что это за история с носками? Почему Джентиле пришло в голову надеть носки такой немыслимой расцветки? И куда подевался один из них?
Мэри-Энн потеряла невинность еще подростком. Двенадцатилетнюю девочку изнасиловал отчим. В свои двадцать два года она слишком многое знала об извращенных желаниях внешне вполне респектабельных мужчин. И все же... И все же рассказывать о вечере, проведенном с доном Джентиле оказалось невероятно трудно. Этот эпизод в ее жизни стоял особняком.
Она с содроганием вспоминала тот день. Джимми Шестерка высадил ее возле красного кирпичного особняка. Было нечто экстравагантное и извращенно привлекательное в том, что в этом чопорном здании размещалось известное кабаре. Здесь же был и официальный офис Джентиле. Но, по сути дела, это был его второй дом (семья - супруга и младшие дети - жили в дорогом "спальном" квартале).
Неподалеку от входа столпилась прислуга. Там прорвало канализацию: растекалась смердящая лужа. Сзади послышался требовательный голос:
- Я - сантехник. Где у вас ванные комнат полуподвального и первого этажей.
Седой привратник проворно распахнул входную дверь перед невзрачным человеком в синем комбинезоне и такой же фуражке, из-под которой виднелся лишь нос да щеточка усов. Горничная провела Мэри-Энн на второй этаж, где витал аромат лаванды. Но запах нечистот преследовал ее все время, пока она находилась в стенах особняка. Ей казалось, что даже сеньор Джентиле, благоухающий дорогим парфюмом, на самом деле пропитался этой едкой вонью.
В просторном холле и коридоре, из которого можно было попасть в полуподвальный этаж, царила суета, предшествовавшая вечернему представлению. Сновали полуодетые танцовщицы и танцоры, переругивались рабочие сцены. И в то же время в этом мельтешении было нечто, объединяющее столь разных людей, а вот Мэри-Энн, хотя никто не обращал на нее внимания, остро ощущала здесь свою чужеродность.
Она была несказанно удивлена, что всевластный босс мафии, мельком увидев ее в подпольном баре Лео Блюменталя, назначил ей встречу в своем офисе.
Танцовщицы его заведения славились красотой. Зачем ему понадобилась обычная недорогая шлюшка? И только увидев на его письменно столе фотографию женщины в старомодной одежде, она начала догадываться об истинной испорченности его натуры. Впрочем, Джентиле не постеснялся подтвердить ее догадку. Мэри-Энн была удивительно похожа на его покойную мать в молодости.
Плотный немолодой мужчина в красных носочках пытался разговаривать с нею шепелявым детским голоском. Сначала все было еще более-менее понятно. Они играли в кормящую мамочку и младенца. Но затем ей пришлось изображать строгую мамашу: сердиться, что он плохо ест поленту, отшлепать, поставить в угол, а потом в утешение пообещать много подарочков на Рождество.
В конце концов хлюпающий носом Босс мафии снял с себя один носок и положил его на пуфик у двери, потребовав наполнить конфетками, как подарок от Санта-Клауса.
Джентиле хорошо заплатил угодившей ему девице и, разумеется, предупредил, ЧТО он с ней сделает, если она хоть, одним словом, обмолвится о своих сексуальных впечатлениях. Но он мог бы и не говорить ее об этом. Мэри-Энн вышла на улицу в совершенно огорошенном состоянии. Среди ее клиентов встречалось немало очень странных субъектов, пару раз попадались садисты. Но даже побои и физические страдания не вызывали у нее такого омерзения, как голый толстый и потный мужчина в красных носочках, пискляво канючивший конфетку. Еще страшнее было обратное превращение, когда округленные "младенческие" глазки сузились, и в них снова появилась холодная жесткость.
Сантехник оказался мастером своего дела. Когда Мэри-Энн покинула особняк, течь из канализации прекратилась. Прислуга тоже была на высоте. Молоденькая девушка и пожилая полная женщина сноровисто орудовали щетками, отмывая тротуар возле дома. Мерзкий запах уже почти выветрился. Но после всех слюняво-младенческих развлечений, на душе было невыносимо гадко. Проститутку раздражали потуги на веселье сновавших вокруг потрепанных "Санта-Клаусов" в красных колпаках и балахонах. Их услугами этой голодной безденежной зимой интересовались еще меньше, чем услугами дешевых и дорогих шлюх.
Больше всего Мэри-Энн, с детства привыкшую находить опору в религии, возмущали пародии на святого Клауса. Скажите на милость, как можно обряжать в его одежды, например, собачонку или мартышку? Она едва сдержалась, чтобы не сказать какую-нибудь колкость одному из ряженых с лохматой болонкой и что-то жующей обезьянкой в таких же красных с белым одеяниях. Но, встретившись с ним взглядом, оборвала себя на полу слове. Серые глаза под белыми бровями отчего-то напомнили глаза Люки. Впрочем, в последние дни очень часто случайные мелочи вновь напоминали о погибшем любимом.
Вспомнив обо всем этом, девица замолкла. Ее опять охватила глухая тоска, отвращение ко всему на свете. Фрэнки бросил окурок в пепельницу, потянулся к ящику с сигарами, вынул еще одну, любовно оглядел, срезал кончик и щелкнул зажигалкой. Только раскурив, опять поднял взгляд на молоденькую проститутку:
- Вот как... И это все? Ну, что ж, иди. Джимми Шестерка отвезет тебя домой. А завтра загляни к комиссару Андервуду. Можешь сказать, что тебя к нему послал я, пусть знает, что мы тоже очень заинтересованы в расследовании дела о маньяке. Ему расскажешь о том, кто за тобой следит. Только об этом, понятно, детка?
...Машина остановилась у подъезда. Джимми не утерпев, лапнул коленку, обтянутую сетчатым чулком. Засопел, скользнув рукой повыше, буркнул:
- Сегодня много дел, загляну к тебе на днях.
На лестнице было темно. Хозяйка экономила на освещении. Мэри-Энн с трудом вставила ключ в замочную скважину, приоткрыла дверь, потянулась к выключателю. Вспыхнуло электричество, и в то же мгновение тяжелый удар обрушился на ее голову, увлекая в кромешную тьму.
... Бутылка "Canadian Club" наполовину опустела. Кристиан Олдридж поморщился, его донимала изжога. Хваленный канадский виски, подаренный покойным Джентиле, оказался не бог весть как хорош. Олдридж предпочитал родной бурбон. В дверь постучали. Он торопливо задвинул ящик стола, в котором хранил выпивку.
Если комиссар Андервуд и учуял сомнительный запах, стоявший в кабинете мэра, то по выражению его лица об этом невозможно было догадаться. Опытный полицейский знал, где, что и кому дозволено.
Ровным голосом и весьма сдержанно он доложил мэру Города о последних событиях. Нервы Олдриджа были в гораздо худшем состоянии. Грохнув кулаком по столу, он грязно выругался. До выборов оставалось всего-ничего, а тут к убийству босса мафии прибавился еще и маньяк, свободно разгуливающий по местным улицам. Без поддержки "ребят Джентиле" ему будет трудно удержаться на своем теплом месте. А паника среди горожан еще больше ослабляла позиции мэра, в вотчине которого творились подобные безобразия.
- Но если девка выжила, то сможет описать нападавшего.
- Она рассказала о человеке, следившего за нею в последние дни. А вот лица нападавшего девица не увидела. Вопрос в том, был ли это один и тот же человек? - Андервуд уловил удивление на лице Олдриджа и пояснил. - Почерк нападения на эту шлюшку Мэри-Энн Диас отличается от трех предыдущих убийств проституток. Или у нас объявился еще один маньяк, или же преступник, покушавшийся на ее жизнь, кто-то другой, попытавшийся выдать себя за маньяка.
- Не усложняй! - лицо Олдриджа раскраснелось. - Ищите типа, который следил за нею. Поймайте и посадите на электрический стул. - Мэр понизил голос и многозначительно произнес. - Еще лучше будет, если именно он грохнул и Джентиле.
Комиссар остался бесстрастным, но в голосе его прозвучала усталость:
- Мне бы тоже этого хотелось, сэр, но комната, в которой погиб Дон, была заперта изнутри. Единственное круглое вытяжное отверстие, ведущее наружу, слишком малого диаметра. Не думаю, что через него смог бы пролезть даже пятилетний ребенок. Правда, вентиляционная решетка сломана и в ней застряла конфетная бумажка. И тем не менее...
Мэр рывком отодвинул кресло, его громоздкое туловище нависло над Андервудом:
- Твои домыслы никого не интересуют, - он брызгал слюной, но комиссар не решился стереть с лица склизкие капли, воняющие виски и табаком. - Забота полиции - поймать ублюдка и доказать, что он виновен во ВСЕХ преступлениях: в убийствах проституток и Джентиле. Надеюсь, тебе все ясно?
Андервуд молчал. Он знал, что присяжные на суде будут подобраны должным образом и проголосуют за нужное решение. Но ведь есть еще и пресса. Существует неугомонный Репортер, которому до всего есть дело, и у которого всегда имеется свое особое мнение. К сожалению, проныра каким-то образом уже пронюхал о вентиляционной решетке и сообщил о ней своим читателям.
Упомянутый журналист, стройный парень в клетчатом кепи, в это время ежился под порывами ветра, шагая к своей редакции, и угрюмо размышлял о письме, полученном утром. Со своим коллегой Люки Лучано он был не более, чем в приятельских отношениях. Однако, именно с ним Лучано однажды поделился своим секретом. Молодой человек влюбился в проститутку. Но старший брат, единственный близкий ему человек, даже слышать не хотел о подобном браке. Витторио Лучано, кажется, владел небольшим магазинчиком тканей. В общем, добропорядочный мелкий лавочник, не желающий терпеть в своем семействе грязную шлюшку.
Тело Лучано, изрешеченное пулями, обнаружили несколько недель тому назад. И вот теперь мертвец прислал весточку. В письме, опущенном в местный почтовый ящик пять дней тому назад, Люки писал о том, что это послание Репортер получит только в случае его гибели, а, получив должен обратиться к той самой девице Мэри-Энн, о которой в свое время рассказывал собрату по перу. К сожалению, данная особа находилась в больнице после того, как подверглась нападению маньяка. И вход в палату рьяно охраняла от журналистской братии не только полиция, но и наглый тип в дорогой фетровой шляпе и галстуке-бабочке.
А Мэри-Энн тоже страдала от невозможности связаться с незнакомым ей Репортером. Такова была воля ее любимого Люки. При мысли о нем на глазах снова выступили слезы.
- Сейчас я сделаю укол, и боль немного утихнет, - над ней склонилось участливая медсестра в накрахмаленном белом чепце. - Добрая женщина не знала, что душевные муки гораздо мучительней физической боли.
Дверь в палату распахнулась рывком. Полицейский втолкнул хлипкого сутулящегося человечка. За ними маячила мощная фигура в темно синем пальто с входящими в моду накладными плечами и серой фетровой шляпе.
Щуплый субъект был тем самым - из кошмарных снов и не менее страшной реальности. Мэри-Энн съежилась под его пронизывающим взглядом и подтвердила, что именно он преследовал ее уже две недели. Полицейский ухмыльнулся, грубо толкнул задержанного:
- Переставляй ноги, Лучано, пока еще можешь двигаться. После электрического стула это уже не получится.
Мэри-Энн похолодела. Значит, вот он каков - самый родной человек ее Люки. Недаром его серые глаза показались ей удивительно знакомыми. Неужели его ненависть к ней не погасила даже смерть младшего брата? А гибель других девушек? Что это? Месть всем проституткам вместе взятым? Она не могла понять такую жестокость. Люки всегда говорил о доброте своего брата, о том, как он в свободное от работы время дрессирует животных с помощью ласки, а не наказаний.
Голова раскалывалась, тело болело от жесткого тюфяка. Она попробовала сесть. На стуле рядом с кроватью валялся забытый кем-то желтый газетный листок. Чтобы отвлечься от скверных мыслей, Мэри-Энн потянулась к газете. Она ходила в школу всего несколько лет, но читать любила. Дешевые книги в мягких обложках уносили в тот мир, доступ в который ей был заказан. Только встретив Люки, начала верить в возможность перемен. Однако надежды разрушила трагическая смерть любимого.
Буквы прыгали, но она постаралась сфокусировать зрение. Заинтересовала заметка на первой полосе. Говорилось о сломанной вентиляционной решетке в комнате, где погиб Джентиле. Мэри-Энн нахмурилась. Какая-то догадка маячила перед ней, но не давалась в руки. Будто недостающий кусочек пазла, который она видела в ворохе других, но не знала, что именно он позволит собрать картинку.
Мэри-Энн быстро шла на поправку и уже через три дня выписалась из больницы. К ее большому облегчению, полицейских и мафию она больше не интересовала. Преступника поймали, молоденькой шлюшке-свидетельнице ничто не угрожало.
Но уже через день в одном из портовых ангаров обнаружили еще один труп проститутки, а спустя еще несколько дней нашли и тело другой. Обеих убили тем же способом, что и трех предыдущие.
Мэру Олдриджу, словно провинившемуся школяру, пришлось выслушать самые нелицеприятные вещи в роскошном кабинете нового босса мафии. Фрэнк Кворри заявил, что был готов принять не слишком удачную версию полиции об убийстве предыдущего Дона. Тогда стражи порядка выяснили, что опознанный проституткой маньяк Витторио Лучано накануне развешивал шторы собственного производства в комнате, где погиб Джентиле. Значит, именно он имел возможность сломать вентиляционную решетку и подготовиться к преступлению. О том, что даже такой субтильный человек не мог пролезть в эту самую решетку, полиция предпочитала не распространяться.
Впрочем, теперь, когда выяснилось, что Витторио не являлся маньяком, приходилось пересматривать и бездоказательную версию его участия в убийстве Джентиле.
После полученного нагоняя мэр вызвал "на ковер" комиссара Андервуда и в свою очередь всыпал ему по первое число. Самое скверное, что не удалось избежать утечки информации. Пронырливый Репортер уже тиснул заметку о новых преступлениях маньяка. Поэтому Витторио Лучано пришлось отпустить на свободу. Разумеется, полиция постаралась изъять значительную часть тиража паскудного желтого листка во избежание чрезмерной паники среди горожан.
Мэри-Энн не следила за газетными новостями, она наводила порядок в комнате, стирая с мебели недельную пыль, когда квартирная хозяйка крикнула через дверь, что девицу Диас просят к телефону. Это был Репортер. От волнения Мэри-Энн едва не уронила подставку с микрофоном, которую держала в правой руке, а левая так крепко сжала наушник, что едва не сломала его. Договорились встретиться через час.
Торопливо переодевшись, Мэри-Энн вытащила из стопки растрепанных журналов и вороха старых конвертов с оплаченными счетами самый замызганный. В нем она прятала небольшой запечатанный пакет, который Люки отдал ей на хранение, попросив, если с ним приключится несчастье, передать бумаги Репортеру.
Девица вышла в промозглый сумрак, впервые за несколько недель не испытывая липкого изматывающего страха. Беззаботность притупила бдительность: она слишком поздно услышала вкрадчивые шаги. Но в ту же минуту послышался топот ног, прозвучали выстрелы, послышался крик боли.
- Удрал! Опять удрал! - Джимми Шестерка был взбешен. - Но, кажется, он ранен. Ищите, ищите, как следует! - Он обернулся к прижавшейся к стене Мэри-Энн. - А тебе, девка, опять повезло, отделалась легким испугом. - Джимми повернулся к единственному громиле, который остался возле него. - Не спускай с девочки глаз, парень, ублюдок явно нацелился на нее.
Растерянная проститутка поняла, что сегодня, когда она вновь находится под присмотром мафиози, идти на условленную встречу не стоит. И в этот момент она почувствовала, что в ее руках нет сумочки. Посмотрела под ноги, оглянулась по сторонам. На мокрой блестящей в свете тусклого фонаря брусчатке сумочки не было, а значит, пакет, предназначенный Репортеру, исчез.
Сознавать, что она не оправдала доверия Люки, оказалось невыносимым. Для искренне верующей Мэри-Энн не выполнить последнюю волю погибшего означало непростительный грех. Ее не порадовало даже известие о том, что настоящий маньяк, спустя неделю был все-таки пойман. Все тот же Репортер намекнул, что в этом нет заслуги полиции, чудовище на месте преступления задержали мафиози, заинтересованные в том, чтобы ничто не мешало их бизнесу ( а проституция, как известно, тоже его составная). Несколько дней тому назад ублюдок был ранен в ногу и на этот раз убежать не смог.
Мэри-Энн осознавала свою вину перед братом возлюбленного, ведь именно из-за нее неповинный человек едва не угодил на электрический стул. Поэтому, преодолев депрессию, она нашла в себе силы в конце января выйти из дому и направиться в магазинчик тканей, о котором слыхала от Люки.
Крепко запертые двери магазинчика "Шторы и занавеси Лучано" и окна, плотно закрытые жалюзи, позволили ей облегченно вздохнуть. Неприятный разговор откладывался на неопределенное время. Но в это время рядом прозвучал хрипловатый голос:
- Какую ткань вы ищете, мисс? Может вы найдете ее в моем магазинчике? - акцент выдавал в сморщенном старике уроженца Италии.
- Спасибо, я не за покупками. Хотела повидать синьора Лучано. - Мэри-Энн вопросительно посмотрела на старого итальянца.
Тот склонил голову набок, разглядывая девушку, потом доверительно сказал:
- Витторио неважно себя чувствует. Вы же знаете, что ему пришлось пережить. - Увидев огорченное лицо девушки (она снова остро почувствовала свою вину), разговорчивый торговец постарался ее успокоить. - Если Вам он так нужен, то пройдите до конца этой улицы. Видите, вон тот кирпичный дом? Его квартира на втором этаже, справа от лестницы. Синьор Лучано добрый человек и мастер на все руки. К нему обращаются за помощью все соседи.
Она немного помедлила возле подъезда. Простой кирпичный коттедж на несколько семей чем-то напомнил ей роскошный особняк Джентиле. Возможно, сухими ветвями плюща, оплетшими дом. А, может быть, круглыми вентиляционными отверстиями, забранными декоративными решетками.
На ее стук отозвались не сразу. Только через несколько минут послышались шаркающие шаги, дверь приоткрылась. Мэри-Энн торопливо поспешно сказала:
- Я пришла извиниться перед вами. Простите, но я не поняла, что Люки тоже предупредил вас и потому вы меня искали...
- Заходите, - резко оборвал ее Лучано. В небольшой гостиной, он коротко кивнул ей на кресло и не столько попросил, сколько приказал: "Рассказывай, о чем, по-твоему, брат должен был меня предупредить?".
Девушка сбивчиво объяснила, что речь идет о таинственном пакете с документами, но дойдя до его потери, расплакалась. Витторио не успокаивал ее, только пробурчал: "Глупый мальчишка, зачем он ввязался во все это". Затем, словно вспомнив, что надо бы проявить гостеприимство, спросил, не хочет ли Мэри-Энн кофе. Она с благодарностью согласилась, Лучано вышел на кухню.
Незваная гостья огляделась. На диване среди цветных подушек сидел тряпичный песик в красном колпаке Санта-Клауса. Рядом лежал раскрытый альбом с семейными фотографиями. Мэри-Энн взяла его в руки, с болью вглядываясь в лицо Люки, стоявшего в обнимку со старшим братом. Перелистнула несколько страниц и замерла: на одном из снимков Витторио держал на руках обезьянку и песика в красных рождественских колпачках. Да, именно эту троицу она видела, выходя в тот роковой вечер из дома Джентиле.
Скрипнула половица. Обернувшись Мэри-Энн встретилась с холодным взглядом человека, готового на все, и совершенно непроизвольно выпалила:
- Сеньор Витторио, после смерти Люки мне терять уже нечего. Жизнь теперь не имеет никакой цены. Я понимаю, отчего вы убили босса мафии, но, как вы могли подумать, что я тоже повинна в гибели того, кого любила больше всего на свете? Не бойтесь, вас я не выдам, потому что вы его брат и... потому что я тоже желала бы смерти убийцам Люки. Ведь его убила мафия, не так ли? Подозрения были и у меня, но, вроде бы, безосновательные. Просто чувствовала, что Люки не тот человек, который может стать мафиози по своей доброй воле. Он был совсем другим, был ... честным и настоящим...
Лучано, еще больше сгорбившись, поставил на стол чашки с дымящимся кофе:
- Он был хорошим человеком и хорошим журналистом. Итальянское происхождение и то, что мы с Фрэнки Кворри выросли в одном квартале, помогло ему войти в доверие мафии, но на самом деле он хотел докопаться до ее связей с политической верхушкой. И, очевидно, узнал слишком много. А у этой организации бессчетное количество глаз и ушей.
Они помолчали, кофе источал дразнящий аромат. Мэри-Энн взяла чашку в руки и посмотрела в глаза, которые, как она теперь поняла, очень напоминали глаза ее любимого:
- Ваших зверюшек я узнала на фотографии сразу же. А у вас неприметная внешность, поэтому только сейчас до меня дошло, что вы были не только Санта-Клаусом, но и сантехником, которого я видела возле особняка Джентиле.
В газете писали, что утром в день убийства вы развешивали шторы в комнате, где оно затем произошло. Вы ведь именно тогда смогли улучить момент и испортить канализацию в туалетной комнате? А потом, приклеив усы, явились в одежде сантехника. Вы убили Дона и вышли из комнаты, а дрессированная обезьянка ( ее, вероятно, пронесли в чемоданчике с инструментами) заперла дверь изнутри и вылезла через вентиляционное отверстие, решетку которого вы сломали, развешивая шторы. Дожидаясь ее, вы, синьор Витторио, надели на комбинезон длинный красный халат Санта-Клауса. Белые парик и борода снова совершенно преобразили ваш внешний вид.:
- Все верно, - Витторио Лучано поболтал ложечкой, размешивая сахар в остывающем кофе.- Я был уверен, что тебя, девочка, подставили моему брату, чтобы выведать его настоящие цели, а, значит, ты тоже виновница его гибели. Поэтому и следил за тобою. Когда же мы дважды столкнулись возле дома Джентили в день его убийства, я решил, что обязан "убрать" тебя во что бы то ни стало.
Мэри-Энн как будто не слышала его, задумавшись о чем-то своем. Внезапно она улыбнулась:
- А красный носок с конфетами? Его ведь утащила ваша мартышка? Кстати, где она и где кудлатая собачонка?
- Я отдал их друзьям, опасался, что кто-то вспомнит о том, что некий Санта Клаус был с ними у особняка Джентиле, догадается о роли маленькой Микки. Эти двое приметны и могли навести на меня. Обезьянка действительно ужасная сластена и не могла устоять перед таким соблазнительным подарком, как рождественский носок, полный конфет.
- Вы дрессировали мартышку вылезать через вентиляционную решетку в вашем доме? Она ведь очень похожа на ту, что в доме Джентиле. И спускаться из нее удобно по ветвям плюща, который растет не только вокруг его, но и вокруг вашего дома...
- Да, в сообразительности тебе не откажешь! Судьба оказалась слишком жестокой, отправив тебя на панель. Неужели собираешься заниматься этим всю жизнь?
- Не знаю... Хотелось бы все изменить, уехать во Флориду. Я оттуда родом. Очень трудно здесь оставаться и все время встречаться с людьми, убившими Люки. Но совершенно невозможно вырваться из их лап.
- Знаешь, детка, я очень рад, что мой удар в подъезде оказался для тебя не смертельным, - Лучано выглядел смущенным.
- Честно говоря, тогда я даже не успела испугаться. По-настоящему страшно мне стало, когда вы бежали за мной к аптеке Блюменталя.
- Это был не я, - отрицательно мотнул головой хозяин дома. - Да, моя милая, настоящий маньяк тоже преследовал тебя. Очень осторожная сволочь, мне случилось заметить его дважды, но и то мельком.
Повисло тягостное молчание.
- Я помогу тебе, - внезапно решительно сказал Витторио. - У меня никого не осталось, а кой-какие деньги имеются. Смогу откупить тебя от твоего сутенера. Да и небезопасно тебе здесь оставаться. Слышала, небось: пойманный маньяк сбежал из-под стражи.
У Мэри-Энн перехватило дыхание. Ее собеседник криво усмехнулся:
- Разумеется, "сбежал". Ведь именно он, судя по всему, прихватил твою сумочку с документами, которые раздобыл Люки. Не ошибусь, если скажу, что там были весомые улики о связи нашего мэра с мафией. Должно быть, маньяк, хоть и ублюдок, но не дурак. Сумел спрятать бумаги и шантажировал мэра тем, что они всплывут, если его приговорят к смерти.
... Репортер открыл ячейку камеры хранения железнодорожного вокзала. Она была пуста. Достал из кармана полученное полмесяца назад письмо и перечитал: "Посылаю Вам ключ, которым можно воспользоваться только 25-го января. В ячейке номер 63 Вы найдете бумаги, которые серьезно повлияют на выборы мэра Города".
Однако, бумаг в ячейке не оказалось. Репортер задумался, уже вторично обрывалась ниточка, появляющаяся в расследовании связей мэра Олдриджа с мафией. Люки Лучано, намекнувший на такую вероятность, убит. Его возлюбленная не пришла на условленную встречу, а затем исчезла из города. Вот это письмо, отправлено за день до поимки маньяка. Но документов, о которых в нем говорится, уже нет на месте. И вдобавок этот необъяснимый побег ублюдка из-под стражи! Журналист профессиональным нюхом чуял, что все как-то взаимосвязано. Это наводило на неприятные размышления, и не давало Репортеру покоя...
... Колеса поезда стучали весело, жизнерадостно, ободряюще. Худощавый блондин, чуть прихрамывая, вернулся в свое купе из вагона-ресторана, улыбнулся сидевшей напротив девушке. Конечно, она и в половину не была так хороша, как молоденькая шлюшка-латинос. Он до сих пор чувствовал запах духов Мэри-Энн, ощущал под пальцами шелковистую кожу стройной шеи. Жаль, что он не смог заполучить эту девку, но зато ему досталась ее сумочка, содержимое которой помогло спасти жизнь.
Блондин мысленно похвалил себя за сообразительность. Как ловко он спрятал накануне ареста свой собственный ключ от ячейки камеры хранения! И как здорово придумал с письмом Репортеру! Конечно, трудно было добиться свидания с мэром, но хватило нескольких намеков, переданных через комиссара. Мэр не мог точно знать, кому именно он смог доверить дубликат от хранилища компромата, но его четкое разъяснение схемы передачи бумаг в случае, если его не выпустят из тюрьмы, прозвучало для главы Города весьма убедительно.
Худощавый гордился и своим знанием человеческой натуры. Он раскусил Репортера. При всей своей журналистской хватке, этот писака отличался глупой порядочностью. Именно поэтому он, конечно же, полез в ячейку точно в назначенное время, когда бумаги уже снова перекочевали в руки блондина.
Соседка, сидевшая напротив, кокетливо склонила голову и тоже улыбнулась симпатичному мужчине, в глазах которого читалось неприкрытое желание:
- Вы живете во Флориде или едете в гости?
- В гости к двоюродной бабушке, - охотно поддержал разговор приветливый сосед. У девицы была такая же тонкая смуглая кожа, но слишком уж выступали ключицы. Впрочем, у него отчего-то появилось предчувствие, что миленькая шлюшка Мэри-Энн Диас еще повстречается на его жизненном пути.