Озмур Хитрый, грабитель, разбойник, 'наглый пронырливый хрен' по определению одного десятника подорожной стражи и прочая, и прочая, и прочая, хандрил. Дело не шло которую неделю. До большой ярмарки оставалось ещё полтора месяца, первые купчики потянутся к торжищам не раньше, чем через тридцать дней. А пока королевский тракт пуст, пуст и разбойничий кошелёк. Иному крестьянину, того серебра, что бренчало в отощавшей мошне, хватило бы на год беззаботной жизни, но для Озмура это была мелочь, которой и на пару недель гульбы не растянешь. Оставалось только тянуть дешёвое пиво в трактирах и ждать случайной удачи.
Сегодня разбойник сидел в 'Счастливом сотрапезнике'. Место хорошее, что и говорить. Тракт под боком, в округе есть пара-тройка мест, где можно устроить отличную засаду. Среди слуг есть свои люди, которые за малую долю подскажут, кто из гостей пуст, а кто с деньгой.
Худо то, что Озмур успел здесь примелькаться. Конечно, в королевстве полным-полно крепких, чуть оплывших мужиков средних лет с редеющими русыми волосами, но мало у кого из них перебит и вправлен нос, а под ним - вислые рыжие усы. Кое-кто мог вспомнить, как их обладатель швырялся серебром в позапрошлую зиму, почти сразу после того, как какие-то неведомые негодяи хорошенько пощипали один богатый караван. Например Хоск, хозяин трактира. Он походил на разбогатевшего наёмника, а может, как и Озмур, раньше бегал с дубиной по лесу, в любом разе, глаз у него цепкий. Или кто из подорожной стражи. Пусть сейчас разбойник одет куда проще, в неброский, но добротный тёмно-коричневый кафтан и такие же широкие штаны, что подходит приказчику или небогатому купцу, а не в бархат и атлас, опытный человек мог бы его признать.
На удачу, разглядывать Озмура некому. По летнему времени трактир наполнился едва ли на четверть. Посетители большей частью местные, только в углу у холодного камина молча напивались проезжие. Семеро мужиков с выправкой, здорово похожие на переодетых стражников, торчали в трактире третий день. Как только они заявились, разбойник хотел плюнуть на случайные заработки и залечь на дно, но через кабацких служек вызнал, что это вояки спускают остатки жалования перед отправкой куда-то на север.
Озмур ополовинил вторую кружку слабого пива и решил уже отложить поиски заработка на завтра, как хлопнула входная дверь. Знаменитые рыжие усы зашевелились, словно у лисы перед мышиной норкой.
Первой вошла темноволосая девица в штанах и плотной кожаной куртке. Озмур повидал на своём веку достаточно наёмников, чтобы опознать очередного по привычке шагать, как мышкующая кошка. Для менее опытных подсказкой были наручи, волосы, свитые в плотную короткую косу, и пара клинков на поясе.
Наёмница цепким взглядом обвела общий зал и посетителей. Знакомый фокус, подумал разбойник и закинул в рот сухарик. Неучи и молодёжь на этом и прогорают. Начинают дёргаться, суетятся, хотя, понятное дело, девица стреляет наугад.
Следом за наёмницей вошёл мужчина средних лет. Дорогой кафтан с серебряным шитьём сидел на нём мешком, всклокоченные волосы торчали в разные стороны, а борода выглядела так, словно её корнали овечьими ножницами. Хотя кабацкие служки уже зажгли масляные лампы, да и через раскрытые ставни попадало немало закатного света, мужчина подслеповато щурился. Он мог быть или книжником, или златокузнецом, посадившим зрение от долгой возни с драгоценной мелочёвкой. Пожалуй, всё-таки книжник, решил Озмур. Ремесленники в таком возрасте редко снимаются с места, а уж если и едут, то куда как в большей компании.
Третьим ввалился слуга с сундуком, ничем не примечательный парень в простой одёжке из белёной домотканины. Немало таких ребят подаётся в город на заработки. Куда интереснее сундук, чудо шириной в полтора локтя и высотой в локоть, обтянутое тёмной кожей и окованное полированной бронзой. Сам по себе он должен был обойтись хозяину в немалую сумму, да и вряд ли кто купит такой, чтобы сухари хранить.
Наёмница жестом отогнала кабацкого служку, рванувшего было подхватить сундук, и направилась к закуткам для чистой публики, парень в домотканине потащился следом. Тут же, словно по волшебству, возник хозяин трактира. Хоск не хуже Озмура чуял запах денег.
Озмур трижды стукнул кружкой по столу. Спустя пару мгновений перед разбойником бесшумно, словно тень, появился кабацкий служка. Этого смазливого парня с длинными тёмными кудрями все звали Ловкачом, и кличку свою он оправдывал с лихвой.
- Ещё пива! - громогласно потребовал Озмур и пьяно рыгнул. Затем тихо, уже трезвым голосом, добавил:
- Этому, - короткий кивок в сторону деревенщины, - тоже, сам знаешь чего. Оплата обычная.
На стол легла серебряная монета. Тяжёлый кругляш с профилем короля исчез быстрее, чем Озмур успел моргнуть. Губы Ловкача сложились в улыбку, от которой девичьи сердца тают, словно свечки, и служка исчез так же беззвучно, как и появился.
Оставалось только тянуть пиво и ждать.
На рыжих разбойничьих усах висела пена от третьей кружки, когда Ловкач наконец отцепился от слуги и плюхнулся рядом с Озмуром.
- Давай, рассказывай. И без этих твоих ухмылочек, я тебе не та купчиха, у которой ты деньгу тянул в прошлом месяце.
Ловкач показушно вздохнул и сказал:
- Скучный ты человек, Хитрый.
- Какой есть. Зубы мне не заговаривай, давай о деле.
- О деле, так о деле. Эту дубину деревенскую крутил долго, размяк он только после третьей кружки. Пьёт - куда там лошади...
- Хорош дурить, Ловкач. Не первый день со мной работаешь.
Ловкач глянул в глаза Озмуру и осёкся. Улыбка окончательно сползла с лица служки.
- Эти трое пилят по тракту уже третий день, едут в столицу. Хозяин - книжник на вольных хлебах, балуется перепиской по мелочи, деньги у него есть и без того. Слуга не знает точно, откуда, он у него только полгода.
- Наёмница?
- Наёмница подольше. Суровая баба, деревенщину здорово напрягает. Я бы к такой и подкатывать не стал.
- Не стал бы? А если б у неё деньжата водились? - Озмур сощурился.
- Не стал бы, - ответил Ловкач. - Я что, самоубийца?
- Ладно, проехали. Сундук?
- Тяжёлый, что чугунная чушка. Парень без ругани и вспомнить про него не может, книжник без сундука разве что в нужник ходит. Замок вроде с секретом, точно не скажу. При слуге его ещё ни разу не открывали.
Озмур беззвучно выругался, помянув сундуки с магическими запорами, тех, кто эти замки придумал и тех, кто их покупает. Если б колдовство обходилось чуть подешевле, жить бы честному разбойнику было совсем невмоготу. Открыть зачарованный замок может только хозяин да ещё тот мастер, что накладывал заклятье. И хорошо, если запор при взломе не начнёт плеваться какой-нибудь дрянью.
Облегчив душу, разбойник спросил:
- Надолго они к нам?
- Если дождя не будет, завтра выезжают. Слуга с книжником в возке, наёмница верхом. Ещё чего?
- Нет, всё. Держи, заслужил.
Две серебряных монеты не успели коснуться стола. Ловкач наклеил привычную улыбочку и громко, чтобы все слышали, спросил:
- Ещё чего желаете?
- Н-нее, х-хва-атит.
Озмур обеими руками опёрся о край стола и встал. Разбойник украдкой осмотрел зал. Любопытствующих не было. Старательно изображая пьяного, Озмур направился к выходу.
За дверью разбойник сбросил личину поддавшего гуляки. Летние ночи коротки, а дел накопилось изрядно. Особой головной болью стала наёмница. Озмур крутил и так, и эдак, прикидывая, как избавиться от неё без душегубства. Понятное дело, трупы обирать проще, чем живых, но за мертвяка и спрос куда больше, чем за просто ограбленного. К тому же сундук без книжника не открыть, и кто знает, как оно обернётся, если дело пойдёт по-мокрому.
Под рукой у Озмура не было ни хорошего стрелка, который мог бы тупой стрелой оглушить наёмницу, ни умельца работать сетью. Оставался только Карган Вертлявый. Сам-то чародей-ренегат по дорогам не шарит, боится лишний раз из своей норы нос высунуть, но кой-чем у него разжиться можно.
Озмур, в неброской серой одёжке, до глаз замотанный в холстину, так, что от рыжих усов виднелись только кончики, встречал рассвет в седле. Неприметный чалый меринок недовольно пофыркивал и переминался на месте. Он уже давно привык, что хозяин так рано не поднимается.
Конечно, разбойник бы предпочёл тряхнуть книжника вечером, в густых сумерках, когда не разобрать, сколько народу тебя грабит - двое, трое или целый десяток, но летний день долог, и к закату путники всяко бы добрались до следующего села.
К тому же лучшего места для засады во всей округе не сыскать. Тракт здесь виляет между пологими холмами, обочины сплошь заросли густым малинником, а кое-где попадаются молодые клёны, которые так удобно свалить перед возком.
Для наёмницы Хитрый приготовил подарок от чародея. В седельной суме, обмотанная ветошью лежала пузатая склянка, за которую Каргану перепало семь полновесных монет. Чародею хватало ума не спрашивать, куда идут все те штуки, которые время от времени покупал у него Озмур. Вот и в этот раз он просто достал из сундука склянку, под самую пробку наполненную серой мутью. 'Хороший морок, даже вонять будет, как настоящий'. Разбойник только хмыкнул, но расплатился, не торгуясь.
Озмур снова и снова крутил в голове картину будущего грабежа. Вот из-за поворота появляется наёмница, которую он шуганёт мороком, а там кто-нибудь из ребят огреет её дубиной. Следом появится возок, под колёса которому Хейта свалит заранее подрубленный клён. Пока книжник со слугой будут соображать, что к чему, их уже повяжут. Ну а дальше останется только вскрыть сундук.
Всё выходило гладко, и всё же на сердце у разбойника было неспокойно. В голову лезли всякие дурные мыслишки - Озмур ждал какой-нибудь подлянки. Или Вертлявый намутил с мороком чего-нибудь не того, или же те вояки пропили последние деньги и двинули вслед за книжником. Ребятки-разбойнички, хоть и стреляные воробьи, тоже могли напортачить.
От поворота раздалось приглушённое воронье карканье. Озмур напрягся и отбросил дурные мысли. Проезжие были близко, и, если наблюдатель не совсем ещё потерял разум, одни.
Первой из-за поворота показалась наёмница верхом на крепкой вороной кобылке. Следом, шагах в пятидесяти, катил возок, запряжённый парой гнедых. Лошадки справные, за всех троих можно взять немало монет. Беда в том, что сбыть их втихую некому. Ладно, пусть их, главное добыть сундук.
Озмур оглянулся на своих и поднял правую руку.
Подрубленное дерево рухнуло в дорожную пыль точно туда, куда надо. Слуга резко осадил лошадок и громко выругался. Пока ещё до него не дошло, что деревья в этих местах просто так не падают.
Наёмница развернула вороную, чтобы посмотреть, что случилось. Озмур размахнулся и швырнул склянку на тракт. Серая муть взбухла грибом, от которого разошлась волна сернистой вони. Разбойник ухмыльнулся. Вертлявый не обманул. Запах с лёгкостью прошил три слоя холстины.
Муть рассеялась. На тракте стояла тварь в полтора человеческих роста высотой. Серая кожа морока маслянисто поблескивала, шиповатый хвост вычерчивал в пыли загогулины.
Перепуганная вороная встала на дыбы. Озмур пожелал наёмнице упасть и сломать чего-нибудь и выехал на тракт. Следом, словно горошины из стручка, из малинника высыпали подручные.
Слуга наконец-то сообразил, что здесь происходит. Он спрыгнул с облучка и зайцем нырнул в подорожные кусты. Озмур нахмурился. Книжник, вместо того, чтобы последовать за слугой, или же застыть, как положено напуганному горожанину, встал рядом с возком. В обманчиво-расслабленной правой руке он держал кнут.
- Ату его, парни! Впятером свалим! Хейта, слуга!
Подручные разошлись веером, словно волки, обложившие оленя. Первым под кнут никто не собирался.
Послышался резкий свист. Озмур обернулся. Наёмница стояла на своих двоих и, судя по всему, была цела, а вот вместо демона над трактом расплывались ошмётки тумана. Разбойник пригляделся и выругался: между сведённых вместе ладоней наёмницы бился колдовской огонёк.
- Назад, дурни! - крикнул Озмур и завернул чалого. Раздался хлопок, на спину разбойника накатила волна горячего воздуха. Кто-то завопил.
Слуга осторожно вылез из кустов. На тракт медленно оседала пыль, в воздухе ощутимо пахло палёным.
- А ты здорово бегаешь, Клидно! - лже-книжник сиял, что начищенный пятак, губы расползлись в широкой улыбке.
- Да уж, не жалуюсь. Что, кого-то поджарили?
- А то! Лейта приложила одного огненным шаром, он, наверное, месяц сидеть не сможет, - губы 'книжника' расползлись ещё шире.
- И зачем?! Нельзя было в кои-то веки обойтись без этих дурацких шалостей?
- Ой, брось занудничать. Ремесло у нас опасное, можно и повеселиться иногда.