"We don't have a great war in our generation, or a great depression, but we do, we have a great war of the spirit. We have a great revolution against the culture. The great depression is our lives."
(C.Palahniuk "Fight club")
Когда люди в стабильном обществе, при отсутствии всеобщей нищеты, начинают вести себя неадекватно, бунтуют, стараются отойти от социального стандарта? Когда у них начинают появляться радикальные воззрения и извращенные фантазии? Версия консервативно мыслящих людей (гос.чиновников, служителей церкви и т.п.) обычно бывает такой: человеку слишком досталось от жизни и он слаб духом - вот он и мстит всему миру за собственные несчастья. Однако у этой версии есть существенные изъяны. Во-первых, слабые духом несчастные люди могут сбиться в стаю, действовать численностью, а не умением. А сильную организацию они вряд ли создадут. Тем не менее, и радикальные политические группы, и тоталитарные секты, и прочие неформальные объединения нередко оказываются именно сильными организациями. Какой-то процент слабых духом людей в них, несомненно, имеется, но эти люди там не доминируют. Во-вторых, слабому человеку гораздо проще пытаться соответствовать социальному стандарту, а не создавать что-то новое и необычное, поскольку новые правила игры окажутся еще более непредсказуемы, чем старые, и он окажется еще более слаб, чем раньше.
Гораздо более интересна другая версия. Человек отходит от социального стандарта тогда, когда его жизнь вполне благополучна. Его материальные потребности удовлетворены (не в избыточной мере, а хотя бы на уровне чуть выше минимального), он успешно работает или учится, не страдает какими-то хроническими болезнями, не относится к вызывающей у многих раздражение этнической группе и т.д. Ему не надо бороться за обеспечение минимального уровня жизни. Он чувствует свою силу. Силу, а не слабость. И у него возникает иногда подсознательное, а иногда и осознанное стремление применить эту силу для создания чего-то нового и необычного. Но та ситуация, в которой он находится, не позволяет ему этого сделать: система настолько сбалансирована, что найти возможность внести в нее что-то новое практически невозможно. Стать великим путешественником, сделать гениальное изобретение, создать великое произведение искусства, которое успешно впишется в существующую нормальную жизнь, способен далеко не каждый. Весь мир уже исследован, гениальные изобретения требуют в наше время слишком высокого уровня научных познаний, а гениальных произведений искусства создано так много, что всё новое использует в себе элементы ранее придуманного. Есть сила, есть желание ее применить, но нет возможности. Поэтому человек начинает вносить в жизнь дисбаланс, отходить от стандартного поведения. Чем сильнее человек и чем больше он ограничен в возможности создать что-то новое, тем больше он отойдет от социального стандарта.
Кстати, по этой причине невозможно существование идеального общества. Чем благополучнее и, одновременно, упорядоченнее жизнь людей, тем больше будет появляться тех, кто пожелает это идеальное общество разрушить. Утопия - всегда самая неустойчивая форма общественного устройства. Наиболее устойчиво то общество, где люди чем-то недовольны (не всей своей жизнью, а отдельными ее сторонами).
Разумеется, в своем бунтарстве человек разрушает не все основы социального стандарта, которым он раньше пытался соответствовать, а лишь те, которые необходимы для реализации своей силы. Какие-то основы он разрушит лишь в самом-самом крайнем случае (причем приоритеты для каждого свои: кто-то ни за что не покусится на право собственности, для другого святым является здоровье и телесная полноценность, и т.п.) Наименее опасны для общества гомосексуалисты и сексуальные фетишисты: они разрушают лишь стандарт сексуального поведения. Они почти незаметны и никакого вреда никому не приносят - с ними борются лишь наиболее рьяные поборники социального стандарта, а также те из радикалов, кому нужно найти хоть какого-то, по возможности слабого, врага. Наиболее благополучные государства (объединяемые обычно под общим термином "Запад") относятся к сексуально нестандартным людям либо равнодушно, либо положительно, поскольку это "предохранительный клапан", позволяющий "спустить пар". Человек чувствует свою силу, нуждается в ее реализации, получает из-за этого склонность к нестандартному поведению - и тут он видит вполне реальную возможность вести себя нестандартно в сексуальном плане. Всё, он удовлетворен, ему нет более необходимости рушить какие-то другие основы поведения, и во всех остальных жизненных ситуациях он будет действовать как социально стандартный человек.
Следующие по степени общественной опасности - религиозные сектанты. Они покушаются на более важные основы мировоззрения, однако их деятельность обычно никому не опасна. В очень редких случаях деятельность сект приводит к отъему у людей квартир и прочего имущества, и еще реже секты совершают масштабные преступления вроде распыления смертоносного газа в метро. Обычно же сектанты вполне безобидны. За ними наблюдают, конечно же, пристальнее, чем за сексуальными фетишистами, однако возможность стать членом секты - это тоже "предохранительный клапан", позволяющий нейтрализовать стремление людей к нестандартному поведению.
Есть и иные, менее значительные "предохранительные клапаны". Человек может писать садистские рассказы или тяжелую музыку, бродить по ночам по городу, заниматься разрушением собственного имущества, членовредительством и т.п. - далее см. "Бойцовский клуб" (до того момента, как был создан проект "Разгром"). Общее для всех видов "предохранительных клапанов" является то, что человек нестандартен лишь в каком-то ограниченном круге ситуаций, и его разрушительная энергия направлена прежде всего на себя самого. И даже если он относится одновременно к нескольким этим разновидностям, например является и сектантом, и гомосексуалистом, то все равно не оказывает существенного воздействия на устойчивость общества. Совсем иного рода случаи, когда стремление быть нестандартным перестраивает всю жизнь человека, всё его мировоззрение, и его ненормальная активность начинает выходить за рамки узкого круга единомышленников. С такими случаями ведется активная борьба с применением правоохранительных структур.
Первый случай - это уход человека в криминальную среду. Здесь я имею в виду не тех, кто совершает преступления, чтобы обеспечить свое существование. Я имею в виду тех, кто имеет потребность в совершении преступлений, для кого преступная деятельность является основным содержанием жизни. Бороться с такими людьми, если не существует системы тотальной слежки и доносительства, возможно лишь отчасти - уровень латентной преступности все равно останется достаточно высоким, а те, кто попался, после выхода из мест лишения свободы могут вновь заняться совершением подобных деяний. И потому борьба с ними заключается не столько в том, чтобы надолго засадить их всех в тюрьму, сколько в том, чтобы стандартизировать преступную среду, сделать преступников предсказуемыми. Попадая в места лишения свободы, пусть даже и на непродолжительный срок, человек общается с другими преступниками и перенимает их мышление, их образцы поведения; отойдя от одного социального стандарта, он попадает в другой; и если после выхода из заключения он вновь решит заняться преступной деятельностью, его будет намного легче поймать.
Второй случай - это революционеры. Методы борьбы с ними значительно усовершенствовались за последнее столетие, и в наше время трудно себе представить существование партий вроде РСДРП или эсеров. Большее, на что они способны, это яркие акции, направленные не на то, чтобы разрушить существующий гос.строй, а на то, чтобы обратить внимание общественности на какие-то проблемы и одновременно сплотить собственные ряды в надежде на то, что в какой-то (возникшей без их участия) кризисной ситуации гос.власть окажется бесхозной, и именно сплоченная организация окажется тогда наиболее действенной силой по возвращению стабильности. Участие человека в революционной организации полностью перестраивает его жизнь и взаимоотношения с миром, и стандартизировать революционную среду подобно криминальной не так-то просто, а потому борьба с радикальными политическими организациями ведется даже яростнее, чем с криминальными структурами.
Третий случай - это сепаратисты и международные террористы, грань между которыми в последнее время становится все тоньше. С ними ваедется наиболее ожесточенная борьба, поскольку они наиболее непредсказуемы и опасны.
Какие выводы можно сделать из всего вышесказанного? Прежде всего: всеобщее благополучие так же опасно для устойчивости общества, как и всеобщее неблагополучие. Чем благополучнее общество, тем больше должно быть "предохранительных клапанов", дающих возможность нейтрализовать стремление людей к нестандартному поведению. Ну и еще один, достаточно неожиданный вывод: Если общество устойчиво, а средний уровень жизни людей в нем превышает прожиточный минимум, то степень благополучия жизни можно определить по количеству гомосексуалистов, фетишистов и религиозных сектантов, а степень соблюдения прав человека - по количеству маньяков, революционеров и сепаратистов (чем их больше, тем права человека соблюдаются лучше).