Аннотация: О том, что подрезает человеку крылья. И немножечко о счастье.
Разбор полётов.
--
Мама, я умею летать, смотри...
--
Летаешь - значит, растёшь, - улыбнулась мать, даже не поглядев в сторону сына.
--
Нет, ты посмотри, - настаивал ребёнок. Он разбежался по зелёной дорожке сада и взлетел, раскинув руки, словно крылья.
--
Славушка, ты же видишь, я бельё замачиваю, - сказала мама чуточку раздражённо.
Слава, разочарованный, опустился на землю. Почему ему никто не верит? Месяц назад один мужчина, счастливо поглядев на небо, заметил его. Но тут же крепко зажмурился и опустил голову. Прикрыл глаза ладонями и снова взглянул... дальше глаза поднимать боялся - шёл, упрямо пригнув голову. Это только и омрачало тогдашнюю радость.
К чёрту дурацкие думы. Посмотреть бы лучше мир. Слава разбежался изо всех силёнок и поднялся в воздух на встречном потоке.
Бедные люди! Они не знают, как прозрачно прохладен воздух под облаками, как необычайно чист и - как беспощадно пронизывает тело ветер. Нисходящие потоки сносили Славку к западу. Холодные мурашки впивались в кожу. Тело выпрямилось; лишь голова упрямо вытягивается вверх. Слава упрямо сжал кулаки: всё легче переносить проклятый ветер.
Слава почти не продвигается на юг - сносит на запад и вниз; сил еле хватает, чтобы безвольно не закувыркаться. Он не хотел отдавать себя ветру - он повернул на восток. Но поздно, ветер крепчал. Теперь он бил в лицо, лез под веки.
И солнце, слепящее солнце казнило глаза.
Ему было только пять лет. Он уставал. Мальчик опустил голову, и веки устало сомкнулись. Соты. Чёрно-жёлтые соты. Почему? Быстрое смаргивание. Теперь на чёрном фоне разгорались цветные пятна. Молнии.
Стало чуть тише, и Слава поднял веки. Оказывается, его согнало вниз, где ветер был послабее, и пользуясь передышкой, мальчик посмотрел на землю.
Высота! Внизу тесно громоздились трехэтажные домишки. Пустовали узкие улицы. Солнечный луч пробился сквозь туман, гулявший по крышам вместе с кошками, - словно бог осветил фонариком землю. Спустившись пониже, Слава полетел к лучу, а тот растаял. Луч обманул: он поманил и скрылся.
Здесь, внизу, не буйствовал ветер, но висела какая-то дикая промозглость. Теперь мальчик находился чуть выше домов, но по-прежнему никто не замечал то, что творилось в небе. Люди затравленно смотрели вниз, горбились.
Домой! К теплу и свету! Прочь от сырости, холода. Но Слава совсем забыл, что, борясь с ветром, он повернул на восток. Думая, что возвращается домой, он летел к западу.
Приметив у горизонта родную деревню, Слава всё же поменял направление, но и понизу дунул сильный ветер. Неужели придётся идти пешком?
Вернулся он на гудящих ногах лишь через час, пропустив обед, а встретили его встревоженные родители.
--
Где был? - спросил хмурый отец.
--
Летал неподалёку, - отвечал Слава, которого смутил резкий тон.
--
Чего-о? - отец демонстративно протянул руку. - Лоб не горячий? Голова не болит?
Слава смотрел непонимающе.
--
Ну, значит, это у меня с головой не в порядке. Хватит выдумывать, Ярослав. Говори, где был, или останешься без обеда.
Слава сжался в комок. Опять.
--
Так где ты пропадал? - чуть мягче повторил строгий голос. - Мы с матерью обыскались. В доме нет, в саду нет, за калиткой и подавно.
--
Летал.
--
Ярослав!
Опять. Опять ему не верят. Показать бы, но в комнате нет места для разбега. А кто пойдёт на улицу? Фыркнут пренебрежительно и - всё.
--
Я... за деревней гулял... где опушка.
--
Где опушка?
Неподалёку от деревни рос густой лес. Когда Слава летал над ним, то листва колыхалась. Мальчику казалось, что именно так должно выглядеть море, а опушка олицетворяла камни на берегу. Говаривали, что на этой опушке совершались страшные преступления; в деревне её не любили.
А Славе она нравилась своей загадочностью.
--
Да... чуть подальше.
--
Ещё подальше! - Отец пожевал губами. - Ну ладно, иди, ешь. И чтоб не смел больше уходить так далеко!
И Слава прошёл на кухню, где его ждала мать с красными глазами от слёз и щеками от счастья...
Рано встал Славка наутро и скорее выбежал в сад.
Восходящее солнце пригревало мир. Почтительно склонились над крыльцом ветви яблони. Спелые яблоки нежились в живительных лучах.
...По дорожке, заросшей травой: мимо грядок с морковкой, мимо раскрывающихся георгинов, мимо красных глаз матери. Дунул в лицо ветер: это Славка прыгнул навстречу солнцу.
Странно. Сегодня потребовалось куда больше времени для разбега. Никак не удавалось набрать нужную скорость. Слава поднялся высоко-высоко, но бороться с ветром не стал, а, отдавшись на его волю, полетел на запад. Он парил в сильнейших воздушных потоках, но чувствовал лишь лёгкий поддув: ветер нёс его со своей скоростью.
Теперь Слава мог с удовольствием рассматривать города и посёлки, проплывавшие под ним куда быстрее вчерашнего. Нежась в тёплых потоках, он занимался этим довольно долго. Затем его взяло зло: почему никто не хочет заметить, как он летит? Или для людей это так, обыденность? Надо спуститься как можно ниже, помелькать под носом у людей.
--
Смотрите! Человек летит!
--
Гос-споди, маленький-то какой!
--
Акселерация, - блеснул кто-то научным словом.
--
И как этим паршивцам удаётся? Тут трудишься, вкалываешь дни и ночи, света белого не видишь, а они раз - и в дамках.
--
Сверхъестественные силы.
Так жители деревни Луки встретили Славку, который спикировал до двух метров и носился по улицам, задевая углы и лучась от удовольствия. Наконец-то. И почему ему не пришло в голову раньше?
--
Дьявольщина!
--
Правильно! У, дьявольское отродье!
--
Спалим колдуна малолетнего!
Жалостливые души начали выбираться из толпы, чтобы подальше скрыться.
--
На-кос-тёр, на-кос-тёр!
Славка, озираясь, неосознанно искал глазами хоть одно нормальное лицо - лицо, не искажённое злобой и ненавистью. Нет как нет, только тихо покачиваются тополя на околице да вилы в руках добропорядочных граждан. Зачем они выставили их вперед? Откуда так быстро достали? Взгляду невыносимо трудно вычленять отдельные лица, и тревога бьёт по нервам, хотя и не понятно, что означает "на костёр".
Под дружный рёв первые вилы взвились в воздух. Слава увернулся. А когда воздух загустел от гудящих вил, взмыл повыше. Прочь! Прочь отсюда!
И ухнул вниз. Нет, не упал, но провалился в воздушную яму. Слышен гул толпы, которая исступленно гонится и хрипло дышит, чуть не калечит себя, размахивая вилами. Вихляя вверх и вниз, словно подраненный сокол, что припадает на перебитое крыло, Славка пролетел ещё немного. Смена высот сильно задерживала. Толпа нагоняла.
Славка отчаялся набрать высоту. Нет, он ещё попробует, но потом, когда улетит отсюда. Он ещё спросит себя, почему, но когда не будет грозить опасность.
Слава полетел горизонтально, разгоняясь до скорости мыслей, настойчиво стучащихся в темя. И чуть не проламывающих его.
Ярослав лежал в траве, безвольно запрокинув голову, а глаза с горечью уставились в ясное небо. "Почему?" - спрашивали они, выражая все вопросы, которые рвали, кромсали душу. Почему они хотели побить его, разве он им что-нибудь сделал? До сих пор он не видел столь оскаленных лиц. А почему упал, ведь всегда получалось взлетать высоко-высоко!
Может, то была минутная слабость, может, теперь получится? Слава встал. Оглянулся.
Прячась от людей, он залетел в поле и рухнул в высокую траву, местами уже пожухлую. Вдали темнели ели, укрывая поляну подобно тридцати трём богатырям, одеревеневшим от долгого стояния. За край уходила широкая дорога, извиваясь, как змея с коричневой спинкой.
Слава вздохнул и побежал. Быстрее, ещё быстрее. Нет, не хватает. Бежал он долго, но не чувствовал сил подняться. Наконец поднажал и подпрыгнул, резко выдохнув. И воздушные великаны со страшной силой потянули его вниз. Рывок, и снова полёт. Но подняться выше не получалось. Не очень хорошо понимая утрату, Славка не испытал особой горечи. Это придёт потом.
Безвольно полежав на траве, он решил возвращаться домой.
Лишь только Слава об этом подумал, как ветер спустился вниз. И ветер против него! Почему? Снова сильнейшие нисходящие потоки потекут, повлекут на запад. Нет, невозможно. Не суметь, не выдержать, придётся пешком. Слава не знал, что такого расстояния и взрослому не пройти за один день, не говоря о том, что направление мальчик умел чувствовать пока очень смутно.
Слава медленно побрел в неизвестном направлении вдоль дороги, а лес по бокам и не думал изменяться. Он находился здесь слишком долго, чтобы исчезнуть, пусть даже только с глаз нетерпеливого пятилетнего мальчика...
Вот уж какую неделю на улице серо и грустно.
Брызжет, струится клубящийся свет фонарей.
Да и деревья темны непривычно и пусты.
Брызжут машины на неотскочивших людей.
Такие слова любил говаривать отец, задумчиво глядя осенними вечерами на пляску листьев. А мама счастливо молчала, втихую всё же поглядывая в заоконную желть...
А теперь рядом нет никого...
Загорались звёзды. Зажигалась осень.
Но листья были ещё зелёными, и улетать никуда не собирались. Слава сидел под деревом, скорчившись, и тихо плакал, уткнув голову в колени. Безвидный кирпичный дом стоял за спиной, знаменуя начало города, состоящего сплошь из таких обезличенных домов; а впереди была поляна, а за ней лес, а потом ещё город, а потом опять поляна. Он устал. Он прошёл сегодня много.
Пробирал до костей сильный ветер на запад. Слава вскинул залитые слезами глаза к медленно зажигавшимся звёздам. Сквозь дымчатое стекло слёз свет их расплывался и создавал ореолы, яркие в середине и рассеивающиеся еле заметной дымкой по краям. Это было красиво. Муть на душе тоже постепенно расплывалась и засасывалась ореолами. Позднее он будет вспоминать эти минуты, как лучшие в своей жизни... "Почему?" - в который раз вопросил он у неба. Небо молчало. Но, кажется, он почувствовал себя легче.
...Мама всегда говорила, что днём за миром приглядывает солнышко, а ночью уходит отдыхать и поручает эту работу звёздам. А папа прибавлял, что звёзды - лентяи: вон их сколько и всё равно не могут осветить землю. Славе очень хотелось спросить про луну, но он молчал, чтобы не нарушить очарования. Только смотрел на эти капли молока и чувствовал тепло и лёгкий холодок, забиравшийся под рубашку с ветерком... и чуть улыбался.
Когда-то он умел улыбаться...
И, заглушая слёзы, Слава снова улыбнулся, гордо и победно.
Той ночью он заснул поздно и ворочался, пытаясь укрыться от ветра. А проснулся рано, потому что пошёл дождь, - было ещё темно.
Будь сильным, - вспомнился отец.
Слава ушёл в дом, прячась от дождя, но в подъезде было темно и мерзко; он не захотел там оставаться и вышел под дождь. Горечь померкла, осталась во вчера. Кожа пошла мурашками, и мальчик дёрнул лопатками с досадой.
Дёргались губы, зубы стучали. Ветер всё дул.
--
Что ты стоишь под дождем, малыш? А ну-ка иди домой. Ты где живёшь?
Малыш лишь поморщился.
--
Ты потерялся? - Ишь, понятливая нашлась. - Ты далеко живешь? Где твой дом?
Губы задёргались сильнее, уже не от холода. Он чуть повернулся и плюнул ей под ноги - женщина покачала головой, но ушла. Он упал на траву и затрясся. Потом встал, побрёл по лужам. Ноги догоняли тело. Мимо шли люди - такие же, как Славка: непонятые, непонимающие. И нет сочувствующих - тех, кого оттолкнул бы с горечью и ярой радостью. Слава не выдержал - забрёл в мерзкий подъезд и повалился без сил.
--
Что ты здесь лежишь? Иди к себе домой, там и лежи.
Он судорожно сглотнул. И вдруг отчётливо вспомнил последний сон.
...Он сидел на берегу моря. Рядом рос лес, совсем как в родной деревне. А стариксидел около.
--
Лес, море, камни - всё имеет свою музыку, - мерно говорил он.
Славка прислушался. Действительно... басовито пело море ворчащим голосом, лес наигрывал чистую мелодию, пели гимн морю камни. А самой чистой и красивой была музыка старика. Слава попытался услышать свою музыку, но не смог.
--
А свою музыку можно услышать? - спросил он.
Старик молчал.
Мимо по песку шел человек. У него не было музыки...
--
Пошли-ка ко мне домой, - участливо сказал ещё один незнакомец и поволок упирающегося Славку к себе в квартиру.
В квартире было холодно тоже, но человек принёс одеял и укутал Славку, предварительно сняв мокрую одежду. Сама квартира в памяти мальчика не отложилась. Только одеяло и тепло, по чуть-чуть вытеснявшее холод, только приятные мурашки и свет, видимый сквозь туман слипавшихся глаз. Шкафы и стол понемногу проглядывали сквозь туман. Странный человек дал горячего чаю и унял им озноб.
--
Рассказывай, - велел он.
Чай и одеяло разморили тело и душу. Слава начал рассказывать. Странный человек не перебивал. Кивал, серьёзно соглашался, что взлетать лучше на встречном.
Недоговорив, Славка блаженно перевернулся и заснул.
А на следующий день приехали Славкины родители.
Безнадёжно скрылось солнце: тучами заволокло чердачное оконце, выходившее на север. После радости встречи его заперли.
--
Чтобы никуда не улетел, - саркастически выразился отец. И вот он здесь. Уже второй день. Завтра день рожденья.
Горько. Темно. И жаль, безумно жаль музыки, утерянной на морском берегу.
Он распахнул окно - резкий ветер фыркнул в лицо: что ты стоишь, беги! Если бы дом овивал плющ, по нему можно было спуститься.
Мгновение пустоты и земля под ногами. Он не разбился. Ведь всего второй этаж.
Он побежал. Прыжок. И падение. Слава сжал зубы. Ведь он умеет летать, а значит и полетит! Обежал вокруг дома и начал карабкаться по лестнице, неосторожно приставленной к стене.
Крыша была крутая, очень крутая. Но Славку это не остановило. Немножко боком, чтоб не упасть, он побежал по ней вдоль. Толчок...
Свист ветра в ушах оборвался. Ослепляющая боль в правой ноге. Слава закричал. Ему было только пять лет... Он ужасно испугался ос, прожужжавших перед глазами. До потери сознания.
Мерно бились грозные волны о серые камни. Гремело море до горизонта. А лес... шептал он о чем-то важном, но был не слышен за шумом моря.
--
Почему я не могу услышать свою музыку?
--
Можешь, - твёрдо отвечал старик. - Но ты не хочешь, ты боишься.
--
Неправда! - вскрикнул Ярослав жалко, но был не слышен за шумом моря.
Лишь бороды седые клочья вились по ветру... да ещё пены. И пели камни суровый гимн.
--
Неправда!
Взорвались тёмной теменью и лес, и вода, и камни...
--
Папа, я умею летать, смотри.
--
Летаешь - значит, растёшь, - улыбнулся взрослый Ярослав, даже не посмотрев в сторону сына...
--
Неправда!
Но снова на камне сидел старик спокойно.
--
Твои струны ослабли, - с грустью сказал он. - Они не играют музыки.
--
Неправда! - в отчаянии шептал Славка, колотя кулаком по камню...
--
Обидно же день рождения провести в больнице.
--
Обидно, конечно, но он сам виноват: с крыши прыгать его никто не заставлял, - поджала губы медсестра, выражая высочайшее неодобрение мамам, заботящимся о каком-то дне рождения больше, чем о здоровье ребёнка. Очнувшийся Слава был с этими мамами полностью согласен, но его мнения спросить не догадались - просто думали, что он без сознания.
Разговор слился в единую вязь бормотания: то немного молящую, то надменно раздражённую. Белый, шерховатый на вид потолок.
--
...нет, это совершенно исключено, в больнице никаких рождений. Вот выпишем его недельки через две, тогда и устраивайте дни рождения, сколько вашей душе...
Невнятное бормотание.
Он упал...
Грудь сдавило железными обручами. Он едва не закашлялся... Жилы натянулись.
Соты. Чёрно-жёлтые соты.
Обручи с треском начали рваться.
И скорчившись, мальчик беззвучно завыл, зарыдал, впервые познав настоящее горе...
В халатно распахнутое окно с силой ворвался ветер...
***
--
Мама, я умею летать!
--
Летаешь - значит, растёшь, - улыбнулась мать, не глядя в сторону сына.
--
Ты посмотри!
Слава разбежался по зелёной дорожке и взлетел. Радость полёта - с чем её сравнить? Струи ветра, и солнце в глаза! Внизу остаются ветхие деревянные хижины, и кудрявые яблони.
--
Славушка, - сказала мама чуточку раздражённо. - Ты же видишь, я бельё замачиваю.
Слава опустился на землю. Почему ему никто не верит?
Мама стирала бельё второй день и, конечно, устала. Но ведь никто, совсем никто не смотрел на небо. Изо дня в день люди упрямо смотрели в землю. Что они там высматривали?
Не всегда ведь люди смотрели в землю! Иногда и прямо перед собой, вперёд. Так почему же никто не верит, что Славка научился летать? А так хочется, чтобы этому радовались все! Впрочем, полёт - сам по себе счастье.
И теперь Славка легко поднялся в воздух.
Небо раскрылось навстречу, и хотелось смеяться и плакать. Но вот засвистало, и Славка закружился в цепких объятиях ветра. А ветер всё холоднее, и трудно дышать. И рвётся горло от всхлипов, с которыми Славка пытается вдохнуть воздух.
Очень уж сегодня ветер сильный, надо спуститься пониже.
Внизу громоздились трёхэтажные домишки, и туман кутал их в серое покрывало. Но луч солнца пробился сквозь туман - словно бог осветил фонариком землю.