Цуприков Иван : другие произведения.

Тень уходит последней

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Тень уходит последней", это детективная история Ивана Цуприкова. Тема, поднятая в ней, очень болезненная для простого человека. Ведь согласитесь, что многие люди смотрят на произошедшие случаи в обществе по-разному, через свое миропонимание, сознание, связанное с занимаемой профессией, через сеть постоянного общения со своим кругом лиц. Так происходит и у Синцова с Дятловым, у журналиста и следователя. И когда они распутывают все нити произошедших событий, то все более и более утверждаются в своей правоте. Но какое удивление происходит у обоих, когда находят последний узелок и развязывают его. Да, произошло необычное событие, но если к его анализу возвращаешься в очередной раз, то невольно занимаешь позицию обоих героев и каждого считаешь правым, но в конечном итоге, вырабатываешь свое мнения, поддерживая отрицательного героя. И все потому, что считаешь его правым. Вот только кто из них, этот отрицательный герой?

   Автор Иван Цуприков

Тень уходит последней

  
   Глава 1. Пропавший Вертилов
  
   - Да, старик был, видно..., - Федор Викторович провел средним пальцем по открытой пасти медведя и, задержав его на нижнем клыке, спросил, - а, кем? - и, прищурившись, не пряча язвительной ухмылки, посмотрел на Синцова. - Как вы думаете, Николай Иванович, кем он был?
   - Таксидермистом?
   - Чучельником? Ненавижу иностранные слова. Таксидермист, хм. Нет, он был творцом.
   - Не понял? - Николай оторвался от планшета и вопросительно посмотрел на Федора Викторовича. - Так мне и записать? Вертилов Сергей Петрович, творец, пропал пятого марта... Так? Только Творец, дорогой вы мой, это не тот, кто убивает или из шкуры убитых животных делает их чучела.
   - А он этим никогда и не занимался, - раздался из угла комнаты мягкий женский голос.
   Николай обернулся и посмотрел на Веру Сергеевну. На глаз ей было около сорока лет. На полноватом лице ни одной морщинки, посередине ее полных губ, напоминавших наливающийся розовым цветом плод шиповника, сидел черненький паучок - родинка. Глаза большие, вроде бы светло-серые, а, может, и голубые. Тусклое освещение комнаты не давало возможности рассмотреть их цвет. Строгое черное платье скрадывало её полноту. А ноги...
   Николай отвел с них свои глаза на экран планшета.
   - Нет, нет, папа совершенно не занимался выделкой шкур, изготовлением чучел, - женщина, легонько вздохнув, села за столом напротив Николая, обдав его волной приятного запаха - жареного кофе. - вы - корреспондент нашей "Вечерки"?
   - Нет, извините, - почему-то пряча глаза от Веры Сергеевны, сбивчиво прошептал Николай.
   - Он из "Городских ведомостей", - опередил Николая следователь. - Может, слышали, Николай Синцов.
   - А-а-а, да, да, - улыбнулась хозяйка. - Читала вашу статью о Верамондове. Ужа-ас! Такой уважаемый человек в городе... бы-ыл, - с расстановкой сказала, как бы тем самым ставя ударение на каждой из гласных. - Депутат городской Думы, директор фи-ирмы. вы так обо всех его делах страшно написали, что на сердце стало тяжело, оно заболело, когда читала. вы, наверное, еще и детектив?
   Оторвав руку от клавиатуры на планшете, Николай посмотрел на ее подбородок, на глубокое декольте, и снова - на губы.
   - Н-нет, нет, - прошептал Синцов, - я - журналист, пишущий на разные темы. Газета коммерческая, штат маленький, - почему-то начал оправдываться Синцов.
   - Я с удовольствием читаю ваши статьи, - не сводя своих глаз с Николая, кивая подбородком, стала говорить хозяйка дома, - и про воров, и про директора завода, и про пожарников, и про депутатов и их дела всякие.
   - Рад, рад, да, да, - легонько улыбнувшись, пряча глаза в ноутбуке, быстро заговорил Синцов. - Но, вот, к сожалению, все эти статьи уж больно большими получаются. Редактор вечно недоволен этим.
   - И зря, - быстро застукала по столу своими белыми пальчиками с короткими ноготками хозяйка дома. - Я вашему Игорю Петровичу об этом обязательно скажу. Молодежь сегодня, может, и не читает газеты, потому что там кроме рекламы и выборов с отчетами администрации города больше нечего смотреть. Но у вас совсем другая газета, а Ваши статьи в ней, как родник: о жизни, о делах людских. Особенно нравятся под рубриками "Из зала суда" и м-м-м, а... "Психология". Да, да, да, а еще как-то, н-напомните...
   - Он у нас писатель, - снова вставил свои "три копейки" Фёдор Викторович.
   - Правда? А какие вы книги написали?
   - Да, нет, нет, не писатель я, а только журналист. А книги так, небольшие брошюрки, раз в квартал выходят бесплатно для подписчиков нашей газеты.
   -...С детективными рассказами и романами Николая Ивановича, - добавил Дятлов, - и скажу вам, довольно-таки, с профессиональной точки зрения, интересные, читаются легко и с узелками, которые нужно распутывать читателю.
   - Нужно обязательно подписаться на вашу газету, - её взгляд был опьяняющим.
   - Вера Сергеевна, а Ваш отец был охотником? - Николай посмотрел на чучело головы медведя, прикрепленное к темно-коричневым стеновым панелям комнаты справа от входной двери.
   - В каком-то смысле да. Хотя, - женщина, сжав губки, с дрожью в голосе прошептала, - в последние годы старость уже свое взяла. Но папа старается этого не показывать никому, покупает лицензию на боровую дичь, но так её и не использует. Он постоянно чистит ружье, перебирает патроны и говорит мне, что собирается утром на зорьку.
   - И выезжает? - присел рядом с Николаем следователь.
   - Да, да, уезжает. Может, даже и на озеро или в лес, не знаю точно. Но скорее всего, просто так, для того чтобы подышать там воздухом, послушать пение птиц, может, с охотниками у костра посидеть. Но его в последнее время что-то большее томило, - продолжила свое размышление Вертилова. - Может, мысли о старости или о приближающейся смерти.
   - А почему именно к такому мнению вы пришли? - следователь, открыв блокнот, начал в нем что-то записывать.
   - Он стал меня просить, чтобы я в церковь чаще ходила, и передавал листок с записанными именами, чтобы священник их поминал в своих молитвах. Многие имена из них мне незнакомы. Святой воды просит приносить ему, иконы разные покупать, молитвенники.
   - Иконы и чучела животных!? - то ли Дятлов задал вопрос, то ли удивился какому-то несочетанию этих увлечений Вертилова.
   Но Николай этому нисколько не удивился, понимая, что на старости многие люди начинают обращаться к Богу, просить у него прощения за какие-то свои дела, совершенные ими в Миру. Сергей Петрович, такой же человек, как и все. С одной стороны, судя по должности, которую он занимал больше тридцати лет на химическом комбинате - инженера по охране труда, должен нести добро, требуя от человека соблюдения всех требований безопасности. Почти как в Библии, только вместо десяти заповедей Христа: "Не убивай", "Не прелюбодействуй", "Не кради", их у него было больше, целые талмуды по каждой профессии. "Оголенный провод не трогай...", "Рабочее место должен содержать...", "Вентиляция должна работать..."
   "С одной стороны, все мы - грешники", - подумал Николай и стал прислушиваться к разговору Веры Сергеевны со следователем.
   - ...Он спас ему жизнь. Вот с тех пор Иннокентий Григорьевич и стал доставлять папе эти чучела. Это я придумала, как их расположить в этой комнате, какими должны быть стены. Человек, присутствуя в гостиной, должен ощущать себя в мире рыцарей! - приподняв глаза на Николая, с восклицанием прошептала Вера Сергеевна.
   - А по характеру, каким он был? - спросил Николай.
   - Николай Ива-но-вич! - с укором на Синцова посмотрел Федор Викторович.
   - То есть, извините, какой он по характеру? - поправился Николай.
   - Я все поняла, - улыбнувшись, успокоила гостей Вера Сергеевна, - и отвечу на все ваши вопросы. Сам по себе, отец мягкий человек, хотя на работе был совсем другим, его даже называли Питбулем. Это такая бойцовая порода собак. Вот я и старалась здесь создать такой же мир, ну, так сказать, загадочный, сугубо мужской, чтобы люди, пришедшие сюда в гости к нему, ну, сами понимаете...
   - Питбуль! Эта собака считается и охотничьей, - задумавшись, сказал Федор Викторович, - а не только для охраны и собачьих потасовок.
   - Я тоже об этом читала. У нас никогда не было ни собак, ни кошек. Папа не выносит их, хотя и был охотником. Он - чистюля.
   - А гости у вас бывают часто? - спросил Дятлов.
   - Нет. Папа по характеру аскет. Когда мама ушла из жизни, - женщина замолчала и, сжав губки, посмотрела на свои руки, лежащие на темной, кофейного цвета, столешнице. Потом подняла глаза на Николая. - Умерла она, когда я в первый класс ходила. С тех пор папа заменил мне маму. Он жив! Федор Викторович, отец жив!
   - Я тоже в это верю. Мы просмотрели все последние трехдневные записи видеокамеры, установленные на магазине, расположенном напротив вашего дома. Он не выходил, так что я тоже не понимаю, как он мог исчезнуть. Может, у вас есть другой выход из дома? - Дятлов не сводил с Веры Сергеевны глаз.
   - У нас только один выход и два подвала. В одном мы храним старые вещи.
   - Обычно принято их хранить на чердаке, - перебил хозяйку следователь.
   - Они там пропадут, - голос Вертиловой стал немножко громче, - ссохнутся, моль их поест. А в подвале поддерживается низкая температура и влажность. На чердаке, - подняв глаза на Николая, - извините. А во втором подвале установлено управление водоводом, отоплением, канализацией...
   - Может, он ночью как-то вышел, когда произошли какие-то переключения записывающего видеоустройства в магазине? - размышлял вслух следователь.
   Николай, слушая разговор Дятлова с хозяйкой дома, встал из-за стола и пошел к заинтересовавшей его внимание голове чучела кабана-секача. Создавалось такое впечатление, что вепрь в это мгновение пробил стену головой и осматривает, на кого из людей, находившихся в этой комнате, накинуться. Видно, этот секач был огромным и страшным. Вот и сейчас вепрь внимательно следил за приближающимся к нему человеком, оголил клыки и вот-вот бросится на него, чтобы разорвать и растоптать Синцова.
   Чувствуя это, Николай невольно остановился. Показалось, что вепрь похрюкивает. Показалось? Николай осмотрелся по сторонам, и через некоторое время все же решился ближе подойти к чучелу.
   Нет, все просто показалось. Голова кабана была неплотно прибита к стене, по концам шкуры видна черная тесемка, скрывающая пустоту. А вот глаза у животного, как настоящие, а не какие-то пластиковые пуговицы. И клыки темно-желтые. Один цельный, а второй - наполовину сломан. Язык чуть поднят, тоже создается впечатление, что он сделан не из резины или какой-то ткани, а настоящий.
   Николай оглянулся, посмотрел на беседовавших между собой Веру Сергеевну с Дятловым и протянул руку к пасти кабана. Дотронулся до его языка. Он был сухой, было трудно понять, он состоит из натурального мяса или какого-то его искусственного заменителя. Надавить побоялся, вдруг голова плохо держится на стене...
   Гостиная была большой шестиугольной формы. Четыре широких окна закрыты тяжелыми гардинами кофейного цвета, не дающими дневному свету пробиться в комнату. На стенах по краям висели свечи-бра, тускло освещающие комнату. Под лестницей, поднимающейся на второй этаж, увидел дверь. Медленно направился к ней, стараясь мягко наступать на пол, чтобы не шаркать кожаными тапками по паркету.
   - Можно и кофе. Николай Иванович, вы не против? - окликнул его Дятлов.
   - Что?
   - Вера Сергеевна хочет угостить нас кофе!
   - Да, да, спасибо.
   Синцов остановился, посмотрел на хозяйку, направившуюся к выходу из зала, потом - на дверь под лестницей и невольно отшатнулся от увиденного. Огромная кабанья голова с полуоткрытой пастью грозно смотрела на него. Но ее здесь только что не было, а была дверь?
   Оказывается, это было огромное зеркало, прикрепленное к стене. А кабанья голова, закрепленная на стене сзади, отражалась в нем, почему-то в укрупненной форме. Главное, что удивляло, в этом зеркале он был не чучелом, а живым, голова его поворачивалась то влево, то вправо, выискивая свою жертву. Аж, мурашки от этого пошли по телу.
   Николай невольно с испугу шагнул вправо и хотел было сказать об увиденном Федору, как тут же заметил огромную медвежью голову, смотревшую на него с другой стены. Дрожь снова прошла по телу. Казалось, что и медведь живой, и Синцову сейчас будет не сдобровать от него.
   - Угэ-ээх, - рыкнул он.
   "Что это? - Николай с неунимаемой дрожью в теле посмотрел влево на вторую медвежью голову, прикрепленную к стене у входной двери. - Неужели и она так четко, и, более того, увеличено, отражается в этом зеркале? Это, видно, какая-то новая модификация зеркал типа 3D, а для "оживления" еще и специально трясется. Вот дела-а".
   Синцов, сжав пальцы, успокоил себя, и направился к медвежьей голове.
   Да, он оказался прав. Это было такой же величины зеркало, как и то, что под лестницей. Посмотрел вправо и тут же вздрогнул от оскалившейся волчьей пасти. Слева на него также грозно смотрела лосиная голова, опустившая свои огромные рога-лопаты, и сейчас вот-вот кинется на гостя, чтобы забодать его.
   "А где настоящая? А-а, вон, у второй двери, расположенной напротив выхода в прихожую. Удивительно, лосиная голова самая выдающаяся здесь по своим размерам, а её-то сразу и не приметил, - удивился Николай. - А слева на него смотрел кабан. Да, я его уже видел" - и, глубоко вздохнув, Синцов посмотрел на Фёдора Викторовича, стоявшего у стола, и так же с удивлением рассматривающего зеркальные отражения чучел голов животных.
   - Страшно, да? - прошептал Синцов.
   - Не говорите. Я даже струхнул.
   - Мальчики! - голос Веры Сергеевны в этот момент оказался некстати, оба и с испугу вздрогнули. - Что, напугала вас? - засмеялась она. - Это придумал отец, - и, поставив на стол поднос с чашками, вернулась к выходу в прихожую и нажала на выключатель.
   Вместо света, на зеркала сверху стали опускаться шторы, темно-коричневого цвета, над столом загорелась люстра. Её свет был не ярким, располагающим к спокойному разговору.
   - Если честно, я сама очень боюсь этой комнаты и поэтому всегда в ней оставляю включенными бра. А пока папы нет, живу не в своей спальне на втором этаже, а в малой гостиной, что у кухни с той стороны, - махнула она в сторону прихожей рукой. - Там кровать для служанки.
   - Да, да, - осматриваясь по сторонам, кивнул Дятлов...
  
   - 2 -
  
   - Федор Викторович, у меня уже времени нет, - просяще посмотрел на следователя Синцов.
   - Нет, нет, Николай Иванович, не торопись, - поднял руки Дятлов. - Давай, как договаривались. Поделись первыми впечатлениями об увиденном, услышанном, а завтра-послезавтра, заново встретимся и поговорим на эту тему. Ну, что скажешь?
   - О чем? - глубоко вздохнув, отодвинулся к спинке скамейки Синцов и, поняв, что следователь повторять своего вопроса больше не будет, сказал. - Я ошеломлен тем, что увидел, - и, замолчав, задумался.
   Бросив горсть семечек стайке голубей, суетящихся у скамейки, Федор Викторович, наблюдая за ними, сказал:
   - вы, журналисты, в принципе, от нас не отличаетесь. Я прав, Николай Иванович?
   - Наверное, - пытаясь собраться с мыслями, ответил Николай.
   - вы поверили этой женщине?
   - Я как-то над этим вопросом и не задумывался, - смутился Синцов.
   - Николай Иванович, мы с вами уже знакомы лет десять или больше?
   - Больше, больше, двенадцать с чем-то, - почему-то удивившись заданному вопросу, Синцов внимательно посмотрел на Дятлова.
   Его одутлое полное лицо с двумя наплывающими друг на друга подбородками, заросшими седовласой колючей щетиной, всегда сбивали Николая с мысли. Дятлов вечно выглядит каким-то неухоженным. Его глаза прятались под седыми космами не стриженых бровей, как и волос на голове. Щеки тоже не бриты, нос вечно лоснится от жира или пота, толком, и не поймешь. Воротник у него никогда не застегнут на последнюю пуговицу, потому что по размеру маловат, из-за чего узел галстука спущен до второй верхней пуговицы.
   Выждав короткую паузу, Дятлов продолжил:
   - И что-то вас смутило в этой встрече или нет?
   - Федор Викторович, вы меня никогда за время нашего знакомства не приглашали на расследование, а только давали интервью по делу, которое закончено, и судом расставлены последние точки, кто виноват и на сколько. Ну, так ведь?
   - Коля, - повернувшись к Синцову, Дятлов улыбнулся, - не ври. Следствие происходит не только на месте преступления, но и во время встреч с подследственными. А я вас не раз приглашал на такие мероприятия в роли своего помощника. И результат был всегда! Так?
   - Ну, - смутился Синцов, - может, и так. Только вы мне об этом никогда не говорили.
   - Так как с вами, по имени отчеству говорить, или как всегда?
   Николай в ответ улыбнулся:
   - Давайте по-старому, по имени. Федор Викторович, поймите, для меня нужно время. То, что я увидел, услышал, требует осмысления и, конечно, расспросов. Первое впечатление: его дочь что-то скрывает от нас.
   - Вот, Коленька, наши мнения уже сходятся. А я ведь с ней встречаюсь уже не первый раз. Нет, она не актриса. Совершенно нет! Она врет прямо в глаза и улыбается.
   - А когда правду говорит, какие у нее глаза, Федор Викторович?
   - Интересный вопро-ос! - протянул последний слог следователь. - А я еще и не разобрался. Она всегда какая-то мягкая, податливая, а поглубже начинаешь копать - сталь, броня, прямо! Танк.
   - Знать бы, где врет, а где нет, - Синцов протянул Дятлову открытую коробку с монпансье.
   - Ну, вы, Николай, как всегда неудержимый сладкоежка, - выбирая из жестяной коробки красные и желтые леденцы, прошептал следователь. - Я люблю кисленькие конфеты, с соком лимона, киви, барбариса. Спасибо!
   - вы, Федор Викторович, пригласили меня, потому что в расследовании есть какие-то трудности, или потому что уже знаете, как распутать этот узелок? У вас с Верой, м-м-м...
   - Сергеевной, - напомнил Дятлов. - Ее папа в прошлом году уже два раза пропадал. Один раз на три, второй раз на пять дней, потом появлялся. Когда же его расспрашивал о том, где он был, старик не помнил. Хотя и "стариком" то его не всегда я готов назвать. Правда, правда, Коленька. Иногда казалось, что он лет так на десять младше своего возраста выглядит: шебутной такой, юла, прямо, и при всем этом - нервный, поправлюсь, психически неуравновешенный человек. А потом, буквально, через день встречаешься с ним, и куда это все делось: больной старик, опирается на клюку, смотрит на тебя исподлобья...
   - Трость! - поправил следователя Синцов.
   - Нет, нет, Николай Иванович, на клюку. Это - ветка или обломленное молодое деревце и, скорее всего, м-м-м, осина. Да, да, осина, покрытая лаком. А ее ручка, это - кусок корневища, такой скрюченный, - показал рукой Дятлов.
   - Осина?
   - Она крепче сосны и березы и гибче, я вам скажу, Коленька. Но не в этом суть дела, хотя такую мелочь из дела тоже исключать нельзя. Так вот, продолжим разговор о том, как он быстро меняется на глазах. Почему бы это может происходить, как вы думаете? - следователь внимательно посмотрел на Николая.
   Синцов смутился и повернулся к нему:
   - Об этом лучше с психиатром поговорить, с терапевтом. У деда же есть лечащий врач?
   - Терапевты просят предоставить его "Историю болезни", а в ближайших поликлиниках ее нет, хотя живет здесь он уже около двадцати пяти лет. И в больнице тоже ничего о нем нет.
   - Может в заводском здравпункте?
   - В заводском? То есть в здравпункте химкомбината? - с удивлением посмотрел на Синцова Дятлов. - Как-то этот момент я выпустил из виду. А там есть поликлиника?
   - Здравпункт, - уточнил Синцов. - Я там до армии год токарем работал.
   - А Вертилова Сергея Петровича тогда не знали, случайно?
   Синцов пожал плечами:
   - В те времена охране труда уделяли серьезное внимание. Да, да, уделяли. Свой станок я всегда содержал в чистоте, если работаешь с длинной трубой или длинным брусом, то они не должны были выглядывать из передней бабки станка больше чем на тридцать-сорок сантиметров. И, более того, эта деталь должна была быть закрыта сеткой...
   - Все, хватит, хватит! - приподнял обе руки Дятлов.
   - Да мастер с наставником токарем за мою подготовку к самостоятельной работе отвечали. А Вертилов? Нет, я с такой фамилией не встречался.
   - Правильно, правильно, Коленька. Не встречали этой фамилии потому, что не допускали нарушений правил безопасности. А если бы нарушили и от этого кто-то бы пострадал, то не обошлось бы без него или того, кто в тот момент работал в должности Вертилова.
   - Что?
   - Понятно. Федор Викторович, ну а как вы думаете, где же он эти дни проводил?
   - А вы думаете, мне нужно в этом обязательно разобраться? Ну, может, Вертилов в лес к другу своему, к егерю, ездит, может, к своей первой любви или заводской любви какой-то. Может, в карты любит поиграть со старыми знакомыми. Да, да, и такое бывает. А дочке в этом стыдится признаться. Скрывает все и от меня. Вот так, Коленька.
   - вы меня сюда пригласили, чтобы обсудить этот вопрос?
   - А почему бы и нет, Николай Иванович.
   - (?)
   - вы - журналист, пишете детективные романы. А, значит, обладаете хорошей аналитикой, умеете размышлять, так?
   - Ну, это моя работа, - встал со скамейки Синцов, и голуби тут же разбежались и разлетелись в разные стороны, и расселись на соседних скамейках и ветках деревьев.
   - Вот поэтому я к вам и обратился.
   - Спасибо, - пожал руку следователю Николай. - Федор Викторович, вы уж извините меня, но чтобы сделать какой-то вывод о том, что мы с вами полчаса назад видели, то нужно хотя бы на что-то опираться сначала. вы же, не сказав толком ни слова об этом человеке, о его дочери, привели меня сюда. Я вас так и не понял, с какой стати вы это сделали? Я не психолог со стажем, не переводчик женских мимик, эмоций, хитростей разных на мужской язык.
   - Извините, но вы владеете тем, о чем я вам сказал. вы для меня своего рода спасательный круг, Коленька. Вот хожу по кругу, глаза замыливаются, что-то не замечаю. А с вами по этому вопросу поговоришь, а вы по-другому смотрите на это. Беру Вашу ниточку, начинаю ее разматывать, а она, глядишь, и есть та, что нужна мне.
   - Я рад, я рад, - Синцов еще раз пожал руку вставшему за ним со скамейки следователю. - А сейчас, как видите, я ни чем не смог вам помочь.
   - Зря вы так думаете. Очень и очень помогли. Здравпункт - это раз. Второе, его дочка при вас разговорилась. А то со мной все о чаях рассуждает, о видах сахара, как нужно все это употреблять и когда.
   - вы знаете, одного не могу понять, где они деньги нашли, чтобы такой дом построить? Вместо линолеума, ламината на полах паркет. Стена гостевой комнаты покрыта доской красного дерева. Зеркала невиданные, трехмерные. Каждая штора - вся месячная пенсия старика, а дочь - домоседка, нигде не работает. А каким кофе напоила! Аромат от него исходит словно клейкий дым. После двух глотков унес куда-то меня, начались какие-то видения, все ожило.
   - Хм, - удивился Федор Викторович. - Я тоже что-то такое почувствовал, думал, у меня сосуды какие-то открылись в мозгах от этого кофе, окрыляющие. Это, знаете, бывает, когда из душной комнаты выходишь на свежий воздух, и он тебя сразу опьяняет, дает крылья и несет, несет тебя на них, э-эх.
   - И хочется летать, летать, - вспомнил Синцов слова Водяного из мультфильма. - Ладно, Федор Викторович, давайте без обид, мне пора. Сегодня выпускной день газеты, а я еще одну статью не закончил, извините, - и, поклонившись, и, приложив руку к груди, Николай побежал к остановившемуся микроавтобусу. - До завтра! - крикнул он следователю.
   Пропустив выходившую из микроавтобуса женщину, Николай прошел в конец салона "Газели" и сел у окна. Нашел глазами стоявшего у остановки Федора Викторовича и, улыбнувшись, поднес к стеклу левую руку и сжал ладонь в кулак, мол, все будет нормально.
  
   Глава 2. Гонорар
  
   - вы еще долго? - тетя Зина сверлила своими глазами Николая.
   - А? - оторвавшись от компьютера, посмотрел на уборщицу Синцов. - А-а, вы, убирайте здесь, я же вам не мешаю. Только провода от компьютера, факса, тряпкой не трогайте, а то еще выключите принтер и другие соединения, - и Николай снова погрузился в чтение текста.
   Корреспонденция была слабенькой, в очередной раз Николай останавливался на этой мысли. Редактор завтра на летучке это тоже отметит, точно, и - читатель. А этого не должно быть! Синцов написал этот материал или кто?
   В редакции уже никого не было, только он и уборщица тетя Зина. выйдя из своего кабинета в коридор, Николай прошел до холла и уселся на кожаный диван, поставленный здесь вчера для посетителей. Его цвет хаки неплохо вписывался в фон салатных обоев. Но это все ерунда, настоящая ерунда! И, вообще, эту статью о смерти человека на улице города нужно стереть, просто взять и стереть из газетной полосы, так как она - настоящая галиматья!
   Закинув ногу на ногу, Николай откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Ни о чем не хотелось думать, ни о пропавшем Вертилове, ни о его холеной дочке, ни о статье на пять тысяч знаков, которую завтра утром он должен отдать ответственному секретарю газеты.
   "А что же тебе, Николай Иванович, не нравится в заметке, а? Написана динамично, даже дух захватывает: человек перебегал через дорогу, его чуть не сбила машина. Но все обошлось. А когда вышел на тротуар, то замер, простоял какое-то время без движения, вдруг резко упал на живот, скорее всего, уже мертвым, так как, падая, инстинктивно не выставил рук, чтобы смягчить свой удар. В результате этого ударился подбородком и носом о плиту тротуара. В таком положении он и остался лежать. Никто из проходивших мимо него пешеходов не обращал на лежавшего человека внимания. О чем же думали люди в этот момент? А? Ну, лежит на земле человек: пьяница, может, наркоман, ну и пусть себе лежит. Сам виноват! Так? Так".
   Вспомнился один из случаев на лекции по психологии, когда университетский преподаватель попросил их, студентов, написать в своих тетрадях наименование пяти фруктов. И какое было удивление, что все, кроме Николая, написали одни и те же слова, словно списали их друг у друга только в разном порядке: яблоко, слива, абрикос, вишня, лимон. Вот смеху то было, оказывается, все мыслят одинаково, без напряжения, какие фрукты чаще видят на прилавках магазинов, те и назвали. Так и в этом случае, скорее всего и было: лежит человек на тротуаре, значит, пьяный. Вот так-то, а на самом деле у человека остановилось сердце, и если бы кто-то в тот момент, когда мужчина упал, вызвал "Скорую помощь", то может быть и спасли ему жизнь.
   И все! Еле-еле вытянул на две тысячи знаков и дальше не знаю, что еще написать: какие все они сволочи? А если с ними что-то в этом роде произойдет: спина переклинит, инсульт, почечный удар - умирай? Вот-вот, нужно и это еще добавить"
   - Зинаида Петровна? - остановил Николай проходившую мимо женщину.
   - Павловна я! - огрызнулась уборщица, но остановилась. - Чего тебе?
   - вы слышали о мужчине, который вчера умер на улице Ленина?
   - Сердце остановилось? Слышала. Говорят, что он несколько раз сидел в тюрьме за убивства, - уборщица поставила на пол ведро, и оперлась локтем на палку от швабры. - Поздновато остановилось, нет, чтобы в тот момент, когда убивства делал.
   - Вот как? - удивился Николай. - А я так и не посмотрел информацию о нем.
   - Так по телевизору говорили. Мол, убивца, резал женщин, а тут на тебе, переходил дорогу, испугался, что его машина чуть не сбила, доковылял до тротуара, и сердце остановилось, и помер от етого. А, может, оно и раньше остановилось, когда он шел к тротуару?! - затараторила тетя Зина.
   - Ага, ага, - вскочив с дивана, Синцов побежал к себе в кабинет.
   "Вот как получается, я людей призываю к добросердечности, к уважению, а он "убивца".
   ...В конверте никакой информации об умершем человеке не было, а только лист с начерченными макетами первой, второй и восьмой полос газеты. На первой, в подвале Николаю выделялось всего тридцать строк в двух колонках с записью: "Продолжение на 8 стр. 5 тыс. знаков". А на восьмой странице в центре полосы прямоугольник - место под фото и пять колонок, обтекающих ее, с предложенным редактором заголовком "А на его месте могли быть вы!"
   Значит, тетя Зина слышала об этом случае по телевизору. "Убивца". А утром, в восемь ноль-ноль газета должна уйти в типографию. Что делать? А что пишут по этому поводу в инете?" - рука потянулась к мышке, открыл интернет, и пальцы на клавиатуре быстро нашли нужные им буквы, и на поисковике появились три слова - телеэфир "Большой город".
   Надел наушники, прослушал весь новостной блок - ничего. В утреннем - тоже. Это всего лишь повторение вчерашних вечерних новостей. Так, а что до этого было, в среду в дневном выпуске? Что? А-а, мэр встретился с депутатом госдумы, в этом году начнут строительство семи детских садов в городе, ...ремонт дорог на улицах..., пьяный водитель сбил женщину, переходившую дорогу... Ничего!
   А во вторник? Нет, нет, только не в вечернее время, а утром. Так, ничего. А в понедельник? Тоже. В воскресенье? Пусто. В субботу. Тоже. В пятницу..., в четверг, в среду. Где же тетя Зина услышала эту историю?
   Николай встал и решительным шагом направился в коридор редакции, дергая на себя каждую дверь.
   - Тетя Зина, где вы!? - крикнул он.
   Тишина. На часах: два - пятнадцать.
   - Ёклмн. Сколько у меня там знаков? - Синцов вернулся в кабинет. - Во-от сплетница! - с раздражением выдавил из себя он. - Вот блин, опять попался на тети Зиныну утку!
   ...Три тысячи двести знаков немножко успокаивали. В принципе, заголовок - это самая важная часть статьи, так как он и является тем лучиком в тоннеле, показывающим пишущему в каком направлении нужно "идти" дальше. "А на его месте могли быть вы!"
   В прошлом году в их городе на улице Мира произошел такой же случай: упал человек. Женщина, шедшая за ним, с испугу отпрыгнула назад и побежала дальше по своим делам. Также сделали еще несколько прохожих, шедших за ней. Но, к счастью, один из водителей машины, проезжавшей по улице мимо, остановился, и подбежал к лежавшему на тротуаре человеку. Нет, он не был врачом, а всего лишь человеком. вызвал скорую помощь, полицию. И - вовремя. У человека произошел микроинсульт, доктора спасли ему жизнь.
   Можно продолжить и дальше свой рассказ о том случае. Кем был тот человек, упавший без сознания: банкиром, врачом, рабочим, пенсионером или просто бичом? Получил ли какой-то гонорар водитель от семьи спасенного им человека? Да, да, ведь он был отцом детей, чьим-то сыном. Поставьте на его место своих родственников. Что бы вы сказали тому водителю, который спас Вашего отца, мужа или сына? Ведь он вернул не только ему жизнь, но и вам тот мир, в котором вы постоянно живете. Задумайтесь!
   Вот, как-то так. Мысль поймана, нужно ее доработать ...
   Николай посмотрел на время и охнул: почти пять утра... Нет, домой ехать уже поздно. Отодвинув журнальный стол и разложив кресло-кровать, скинув с себя пиджак, улегся.
   "Кажется, дверь забыл на замок закрыть", - подумал он, но вставать уже не было сил. И сон, как назло, не шел. Все перед глазами стоял тот человек, упавший на тротуаре и почему-то зеленый. Он умилительно смотрел на Николая и что-то просил. Что? Синцов прислушался...
   - вы помогите мне! Помогите! Я не виноват, мне только нужно доказать это... - сложив руки на груди, с плачем просил он Синцова.
   - Что, что? - кричал ему в ответ Синцов. - О чем вы меня просите?...
   - Нет, нет, это соседка подстроила все, которая у нас хотела комнату... А-а-а!
   И вдруг клубы дыма или тумана опустились на зеленого человека. И только на мгновение Николай смог рассмотреть в них облики фигур, похожих на человеческие, и лица, черные, с красными глазами, смотревшими на него...
   - Я не виноват, - слышал он крик зеленого человека. - Я Расёв, спасите!
   - Рас-сёв, Рассёв или Расев? - кричал ему в ответ Синцов.
   Но было поздно. От тумана с мертвецом уже ничего не осталось, развеялось видение.
   Николай вздрогнул, открыл глаза. Голова мокрая, спина затекла. С трудом вылез из кресла, попытался потянуться, все сильнее и сильнее напрягая мышцы в разных частях тела. Лучи солнца уже пробивались через тюль, слепили его.
   Что-то хрустнуло в пояснице: отпустило. С облегчением вздохнул. На мониторе сотового телефона семь - сорок пять. Будильник вот-вот зазвенит. Пора жену будить, чтобы не опоздала на работу.
   - Света, доброе утро, - зевая, просипел он в телефонную трубку.
   - Ты звонка не слышал?
   - Н-нет, - удивился Николай. - На телефоне ничего не отмечено. Может, ошиблась?
   - А сейчас?
   - Ну, - и Николай вздрогнул от резко зазвонившего городского телефона.
   - Теперь верю, что ты в редакции, - усмехнулся голос жены из мобильника. - Возьми, возьми же трубку. Коля, когда будешь дома? - раздался ее мягкий голос в трубке телефона. - Бессонница замучила?...
   - Николай Иванович, - прервала разговор Синцова с женой заглянувшая в кабинет корректорша, - вас зовет Игорь Петрович.
   Что сразу бросилось в глаза Николаю, лицо у Марины Капустиной было покрасневшим, словно пудрой осыпала щеки, а вместо улыбки, которую она пыталась выдавить, осталась гримаса отчаяния.
   - Хорошо, - кивнул головой корректору Синцов. - Ладно, Света, потом перезвоню, редактор зовет, - и, прихватив со стола несколько чистых листов, вышел из кабинета.
   Желваки, пожирающие последние мышцы на скулах и щеках Ржавского, ходили ходуном.
   - Ты что мне дал? - кинул в Синцова скомканные листы редактор. - Это же паранойя! Паранойя! - Скелет вскочил со стула и, запутавшись в рукавах пиджака, который, то ли хотел натянуть на себя, то ли снять, начал всем телом трястись. - Я тебя уже предупреждал, что сниму с начальника отдела и опущу в корреспонденты. Все, у меня терпение кончилось! - и начал стучать рукой по клавиатуре телефонного аппарата.
   - Да? - удивился Синцов. - А Михаилу Сергеевичу эта статья очень понравилась!
   Ржавский остолбенел.
   - Он сказал, что она стоит двойного гонорара, мол, пора молодежи и старикам напомнить, что все они ходят под Богом, и черствость, которую они проявляют к людям, живущим рядом с ними, это дорога в ад. выходит вы с ним не сог-ласны, - повысил голос Николай.
   - Он же в Америке, - икнул редактор.
   - А вот и телефон звонит, возьмите трубку, - указал Синцов на стол. - Что, не слышите, Игорь Петрович? - снова повысил голос Синцов. - Это телефон Михаила Сергеевича Скуратова, хозяина нашей газеты!
   Игорь Петрович с удивлением посмотрел на молчащий телефон, потом - на Синцова.
   - Ну! - требовательность в голосе Николая Ивановича, словно электрическим током пронизала тело редактора и тот, схватив трубку телефона, затараторил в неё. - Доброе утро, то есть, извините, Михаил Сергеевич, у вас, наверное, уже вечер или уже ночь.
   - Прочитали статью Синцова? - глядя в глаза редактора, продолжил Николай Иванович. - Мне она понравилась, надеюсь и вам. Пора, думаю, его поставить на Ваше место.
   - А м-меня? - задрожал голос Ржавского.
   - Посмотрю. Толку от вас нет, почему Синцову гонорар задерживаете за квартальные книжки и заработную плату? Я вас спрашиваю почему?
   - Так, я н-не знаю д-даже, к-как рас-сплатиться с из-зд-дательством за газеты, - глотнул комок, стоявший в горле, редактор. - С-сейч-час расп-плачусь. А с-статья мне п-понравилась, оч-чень.
   - Началась выборная компания. Из денег васнецова возьмите сорок, нет сорок пять тысяч рублей и выплатите Синцову гонорар. - Николай закашлялся: не ожидал от себя такой смелости.
   - вам, может, воды дать? - сбила размышления Синцова миловидная женщина, сидевшая в приемной редактора.
   - А, д-да, спасибо, - остановился около стола секретаря-референта журналист. - Как у н-него настроение, Эмилия?
   - выпейте, выпейте, Николай Иванович, - прошептала секретарша, поднося к нему чашку с водой. - У него сегодня хорошее настроение, и Ваша статья, кажется, ему понравилась, но он навряд ли вам это скажет, - со смущением посмотрела в глаза Синцова Эмилия. - Я вас прошу, только без отчества обращайтесь ко мне, я ведь даже на несколько лет младше вас. Пока, присядьте, я спрошу...
   Облокотившись на спинку дивана, Николай про себя перекрестился, мол, пронесло. Хотя, кто знает, что сейчас в голове у Ржавского.
   - Заходите, - погладив плечо Синцова, и, нагнувшись, прошептала ему в ухо Эмилия.
   Николай от неожиданности вздрогнул.
   - Да, да, Коленька, это я вам, - пытаясь причесать взлахмоченные волосы Синцова, улыбалась секретарь. - вы, наверное, сегодня и дома еще не были? Сказали бы, я вам что-нибудь прихватила бы, - с укоризной в глазах Эмилия, растянув свои полные губки в улыбке, чмокнула его в щеку. - Идите, он вас ждет.
  
   - 2 -
  
   - Вот такие дела, - развел руки Ржавский. - Если мы опоздаем, то "Красное знамя" с "Часом пик" и "Утренним экспрессом" нас обойдут. Думайте, думайте, Николай Иванович. Кстати, как прошла встреча с Федором Викторовичем? С Дятловым?
   - А-а, пропал один человек, пенсионер. Уже три дня его нет, дочка с ума сходит. Так вот он водил меня в его дом, допрашивал дочку. И зачем меня с собой взял, я так и не понял, - Николай разложил перед собой лист бумаги и ждал распоряжений редактора.
   - Он же прокурор? Что ж это с ним? - удивился Ржавский. - Может, решил тряхнуть стариной, вспомнить, как ведется следственная работа с подозреваемыми?
   - Нет, он не прокурор, а следователь... - с удивлением посмотрел на редактора Николай.
   - А ты не зна-ал, - расплылся в улыбке Ржавский. - Давно уже не следователь. Он уже три недели как в прокуратуре работает.
   - Хм, - удивился Синцов. - Думал капитаном и на пенсию уйдет. Видно, что и в областном управлении СК со званиями и должностями напряженка, такого человека потеряли. Интересно, сколько ж он пересадил за свою службу разных гнид? Нужно поинтересоваться.
   - Тема закрыта. Чего ему это будет стоить потом, можешь себе представить? - посмотрел в глаза Синцова Ржавский.
   - Да, верно, - согласился Николай. - Но мысль хорошая.
   - Для детектива да, - похлопал по плечу Синцова редактор. - Кстати, скоро заканчивается третий квартал, нужно новую брошюрку тебе готовить. Моей жене нравятся твои фантазии, дочка тоже от них без ума.
   - А гонорар? вы мне уже за три книги задерживаете оплату, Игорь Петрович, как и зарплату за месяц.
   - А ты не знаешь почему, да? У меня задолженность перед издательством растет, как на дрожжах. Семьсот тридцать тысяч. И, кстати, обе твои книжки еще не оплачены им. И вот если на четвертый квартал мы потеряем еще хоть одного подписчика, то...
   Разговор прервало кряканье утки: звонил сотовый телефон Ржавского.
   - Да, - с улыбкой пропел редактор. - Да, да, доченька. Ну, и что? Ну, так бери. Сколько? Хм, - расплылся в улыбке Игорь Петрович. - Да, сейчас перечислю, на какую карту? Хорошо, хорошо, милая, - и, спрятав телефон в кармане пиджака, вернулся за стол. - Умница доця. Взял ей "хондайку" месяц назад, так уже сама поехала на мойку, сейчас в "Летуали" подобрала себе хороший косметический набор для лица под цвет этой машины, синий, представляешь? Чего только сегодня не выдумывают эти парфюмеры, каким только цветом теперь нельзя намазать лицо. Хочешь - зеленым, красным, голубым, синим, желтым.
   - Хорошо, Игорь Петрович, я подумаю над Вашим вопросом, - встал из-за стола Синцов. - Но без выдачи своевременной зарплаты коллективу, боюсь, полноценно отработать нам не удастся.
   - Что!? - спустился с небес Ржавский. - Да, что ты из себя представляешь, а, корреспондент? Смотрю, вы не только писать не умеете, а еще пытаетесь учить меня? Смотри на меня! Это я еще к твоим статьям так по-доброму отношусь, хотя в них такая галиматья, такая галиматья!
   "Все, сорвало Скелета", - с этой мыслью Николай хлопнул дверью и, не обращая внимания на людей, собравшихся в приемной, пошел в свой кабинет.
   "Что ж, неплохо начался день, без тыканья Ржавским очередных порций иголок и ножей в сердце и в душу, день не день", - стучала в висках Синцова привычная мысль.
   Николай с размаху чуть не сбил перегородившую ему дорогу и пытающуюся остановить его корректоршу.
   - Извини, что тебе от меня нужно, Марина? - остановился Синцов.
   - Ошибку допустила в вашей статье.
   - Газета вышла?
   - Да, уже печатается.
   - В заголовке, в рубрике? Где ошибка?
   - Нет, в одном абзаце букву пропустила в одном слове.
   - Может, не заметит, - отмахнулся Николай.
   - А если заметит?
   - В школу пойдешь, после Ржавского, там тебе будет спокойнее работать.
   - вы так думаете? - открыла рот корректорша.
   Николай, отодвинув от себя в сторону Марину, пошел дальше. Хотелось рвать и метать. Да, нужно было послушать жену и вовремя перейти к коммунистам в "Красное знамя", пусть там и зарплата поменьше, но редактор - толковый человек. Сам - журналист, и знает, что такое лихо. А этот(?), и где его только Скуратов выискал?
   Шли слухи, что Ржавский работал на одном из его предприятий в отделе труда и зарплаты и очень себя проявил, опуская ее ниже и ниже, давая предприятию прибыль. И подпевал он директору, кляузничая на всех. Это, видно, Хозяину и понравилось, поэтому и предложил ему редакторскую должность в этой газете. Ну, Скелет.
   Ничего сейчас не хотелось делать, а только спать. Сон - это самое лучшее лекарство от нервного срыва. И что делать? До следующего номера газеты три дня осталось. Три дня! Две статьи и подборку вопросов и ответов юриста он уже сдал ответственному секретарю газеты еще вчера, его план выполнен на сто пятьдесят процентов.
   - Виктор Юрьевич, - в телефонную трубку буркнул Синцов, - что-то от меня еще нужно? Не знаешь. А для чего же ты там сидишь, а? - сорвался Николай. - Все, я дежурство закончил, сегодня свободен. Три ошибки? Пейборода, это - спорный вопрос, ты их с корректоршей обсудил? Дура, говоришь? Давай я Ржавскому предложу вам с ней поменяться местами! А что? Ты посмотри, какие мастера по дизайну работают в партийной газете! И тысячи беспартийных она, как магнит, к себе притягивает, тираж ее растет, а у нас падает. Тираж падает! - поставил ударение на последнем слоге Синцов. - Что, наша газета это бронепоезд на запасном пути? А вот почему ее даже в туалет, чтобы подтираться не берут! - и, бросив на телефонный аппарат трубку, наведя на своем столе маломальский порядок, Синцов вышел из кабинета и направился к выходу из редакции.
   "Да, да, вот из-за таких бездарей вместо леса пустыни, вместо морей - болота", - уже в какой раз повторяя мысль, как-то высказанную в слух Ржавским, Николай ускорил свой шаг к остановке маршруток.
  
   - 3 -
  
   Пропустив несколько заполненных маршруток, Синцову повезло с третьей. И не только потому, что она была полупустой, а и потому, что удалось занять свое любимое место - в кабине водителя. Ехать в конец города - путь не близкий, около часу. А дорога всегда отвлекает. На ней идет такая же жизнь, борьба машин за свое место на полосе, скоростные гонки, смена одна за другой аварийных ситуаций.
   - У вас телефон разрывается, - толкнул в бок Синцова водитель микроавтобуса.
   - Да, да, извините, - вздрогнул Николай и вытащил из бокового кармана джинсовой куртки мобильник. - Да, Эмилия! Хорошо, позвоню. Хорошо, хорошо.
   "Вот упырь этот Пейборода, уже пожаловался Ржавскому. Ну..."
   - Игорь Петрович, это я, Синцов! - напрягся Николай, готовый выслушать новую порцию высказываний от своего редактора.
   - Очень, очень хорошо, что это ты! - голос у Ржавского был мягким, добреньким, что было предвестником бури. - Ты так быстро убежал, что я не успел тебе главное сказать.
   - Пейборода уже нажаловался! - сорвался Синцов.
   - Брось, вижу, что устал и тебе нужно отдохнуть после ночного дежурства. Три ошибки - это не десять. Но после того, что я сейчас тебе скажу, навряд ли спать захочется. Хи-хи-хи, - усмехнулся Ржавский. - Дай мне номер своей карты, гонорар за две последние брошюры перечислю тебе, и зарплату, которую задолжал.
   - Рассчитываетесь со мной, Игорь Петрович?
   - Николай Иванович, вы такой взвинченный, что смотрю с вами без валидола сейчас говорить просто невозможно. Так, вам гонорар нужен с зарплатой или нет?
   - Конечно, Игорь Петрович. Так, у Эмилии мой номер есть... А, понял, понял, все понял. - удивился Синцов. - Ждите, сейчас пришлю.
   Нет, сейчас он ничего не видел впереди себя. Ни снующих автомобилей, ни красноглазых и зеленоглазых светофоров с перебегающими через дорогу пешеходами. И вот наконец-то раздалась с мобильника она, долгожданная трель соловья: пришло сообщение.
   Синцов, тут же нажав на кнопку "SMS", и, надавив на долгожданную папочку "телекарда", невольно присвистнул - семьдесят тысяч рублей.
   "Вот богач! - воскликнул про себя Синцов. - Не полностью заплатил, как договаривались, не по тридцать пять тысяч рублей за каждую брошюру, а по двадцать пять. Это на него похоже.
   Неужели уловка Пашки Мысенко сработала? - судорожно перебирал нужные мысли Синцов. - Во-от, братец ты, молодчина! Это ж, в какую газету ты хотел меня "забрать", а? Видно, сказал об этом Ржавскому, а тот тут же и нашел деньги, чтобы расплатиться со мной. Хотя, для "бронепоезда на запасном пути" я и не сильно-то нужен Скуратову", - вздохнул Синцов и, потянувшись до хруста в костях, поудобнее уселся в кресле.
   - Что, новость хорошая? - расправляя усы, посмотрел на Синцова улыбающийся толстячок - водитель.
   - Еще и какая, - пряча телефон в боковом кармане, ответил Николай. - Почаще бы такие приходили, да еще с хрустом.
   - Деньги дали?
   - Есть малость.
   - Поздравляю. Сколько?
   - Пятерку! - соврал Николай.
   - В евро? - донимал водитель.
   - Нет, одна красненькая.
   - Э-э, Степан! - и протянул Синцову правую руку для рукопожатия.
   - Николай, - представился Синцов и пожал ему руку.
   - А если хочешь пять красненьких таких в месяц, то айда к нам в автоколонну.
   - Хочу, но у меня прав автобусных нет.
   - Нашел проблему. Учись.
   - Тоже верно, - согласился с водителем Синцов.
   - Не алкоголик-то, надеюсь, - спросил водитель.
   - Бывает, по праздникам закладываю.
   - Ну, ладно. В нашем деле, Коля, дисциплина нужна. Без нее нельзя за руль садиться, людей возим.
   - Правильно, правильно. Извини, - и Синцов снова достал из кармана распевшийся соловьиной трелью мобильник.
   "Что, Игорь Петрович, теперь спасибо хочешь услышать? Тогда сейчас я тебе все скажу, и где мои гонорары за брошюру прошлогоднюю, и почему мою двадцатку с этих книг прибрал к рукам, а зарплаты дал, как кот наплакал. Все скажу!"
   Но, вытащив телефон из кармана, тут же остановил себя, ведь это мобильник не звонит, а всего-лишь сообщает о пришедшей на него новой SМS-ке.
   "Еще двадцать пять тысяч рублей. Это, видно, зарплата. Неужели честным вы стали, Игорь Петрович?"
   Не успел Синцов стереть сообщение "телекарда", как мобильник снова зазвонил.
   - Да, Игорь Петрович...
   - Ты, Коля-Николай, уж видно совсем в этой газете в робота превратился, чуть, что так редактор у тебя на проводе, - раздался голос не Ржавского.
   - А, Паша, извини, солнце монитор засвечивает, не видно, кто и звонит. Ты прав, жду звонка от Ржавского.
   - Понятно. Как у вас с ним отношения складываются?
   - Да деньги уже выпла... Стоп, стоп, у меня к тебе есть вопрос, ты с ним обо мне еще не говорил? Ну, о зарплате, гонорарах?
   - А кто он такой, этот Ржавский, Коля. Ме-лочь. Бери выше. Со Скуратовым мой шеф говорил о тебе, что, мол, нравятся ему твои статьи.
   - Сам губернатор? - удивился Синцов.
   - Ну, а ты думал. Новость тебе хочу сообщить, Лебедь тебя хочет взять к себе пресс-секретарем.
   - Лебедь? Извини, секунду, - закашлялся Синцов. - У вас воды нет, - обратился он к водителю.
   - На, - тот достал из кармана сиденья бутылку лимонада "Буратино" и подал ему. - Пей, еще прохладный.
   - Извини, Паша, я сейчас, - и, сделав пару глотков, приложил телефон к уху. - Я не потяну, Паша. Это же вся жизнь, как у прилипалы: и субботы и воскресенья, с утра до утра. У меня же семья, дети.
   - Дите, - поправил Николая Мысенко. - И хобби писать всякую детективную галиматью...
   - Ну, да, - напрягся Синцов. - Да, да. А этого Лебедь с твоим шефом не потерпят.
   - Я ему также сказал, - усмехнулся Павел. - Так, он на меня посмотрел так, как буржуй на пролетариат. Ну, короче, я тебя предупредил, теперь сам решай, - и выключил телефон.
   "Спасибочки, однокурсник! Ты, как всегда, в своем репертуаре, даже во мне видишь своего конкурента и, если что, маслица обязательно в огонь подольешь. Нет, мы с тобой не сработаемся, всегда будешь подножки ставить в боязни конкуренции. Хотя, по характеру ты вроде и другой. Ну-у, Ржавский".
   - Ну, что там у тебя, все нормалёк? - отвлек от размышлений Николая водитель.
   - Да все хорошо, новую работу предлагают.
   - Растешь!
   - Еще не знаю, - развел руками Николай. - Ты бы пошел водителем какого-нибудь босса?
   - Не а, наелся уже, - провел ладонью по шее Степан. - То жене его куда-то нужно ехать, то - дочке, то - самому, и им наплевать сытый ты или голодный, выспался ты или нет. Пристают постоянно, почему пыль в машине или какая-то грязь на коврике. И им плевать, что они сами только что залезли в машину и принесли эту грязь! Только одни крики, запугивания. Нет, больше не хочу такого счастья.
   - Вот, и я такой же. Слушай, улицу Маресьева еще не проехали?
   - Нет. Так, ты же до конца города заплатил, а туда на десять рублей меньше.
   - Оставь их себе.
   - Та, это разве деньги? - разулыбался водитель.
   - И не в них счастье, - похлопал Степана по плечу Николай.
  
  
   Глава 3. Наставник
  
   В келье отца Алексия было светло. Пока батюшка разливал чай по чашкам, Синцов с интересом рассматривал толстый потертый молитвенник, лежавший на столе. Текст в нем написан на старорусском языке, почти во всех словах присутствует твердый знак. У Николая как-то была мысль разобраться в его правописании, но все время откладывал ее на потом. И сейчас у батюшки расспрашивать об этом как-то неудобно, пришел-то к нему по другому поводу.
   - И ты говоришь, что сам все это предвидел, Николушка? - Отец пододвинул к Синцову блюдце с чашкой, наполненной чаем.
   - Да, и не знаю, как это толком и объяснить вам, Батюшка. Вот какое-то предчувствие заранее появляется, что скоро деньги мне редактор заплатит.
   - И сам это предчувствие превращаешь в материю, так? - Отец Алексий присел рядом с Синцовым. - Я не ошибся?
   - Да, да. Подговорил я своего товарища, батюшка, чтобы тот надавил как-то на моего босса. Он - большой человек, пользуется уважением в области.
   - Мысль, она тоже духовна, Коленька.
   - Да, да, Батюшка, сам об этом не раз задумывался, но как-то не могу найти к этому связующую нить. Вот есть она, мысль.
   - Ну-ка, ну-ка, - продолжи ее, попросил Алексий.
   - Да все просто, договорился с этим человеком, чтобы подействовал, а создается такое впечатление, что он и шагу к этому никакого не сделал в этом направлении. Я ему первый о том, что все получилось, проболтался, а он это уловил, и лавровый венок к себе на голову тянет.
   - "Лавровый венок"? Хорошее высказывание, то есть славу? Я так понял?
   - Да, Батюшка.
   - А других мыслей, как ускорить выплату тебе заработанных денег, не было?
   Синцов с удивлением посмотрел на Батюшку, откуда он узнал про зарплату?
   - Были. Но они фантастические. Мол, хозяину моего начальника понравилась книга моя или статья, и он поинтересовался, как я живу. Хотя в это тоже не сильно верю. Тот человек - политик, бизнесмен, его подчиненная рать не интересует, только деньги.
   - Но мысль-то, была? И, наверное, не одна в этом русле? А думал, что нужно и побить редактора, и пригрозить ему, что на него будешь жаловаться вышестоящему руководству. Так, Николенька? И не смотри на меня с удивлением, все эти мысли человеческие, они стандартные.
   - Я и к Богу обращался через ту икону, которую вы мне подарили, "Виноградная лоза", и такое чувство создавалось, что он меня слышит.
   - А что так тебя подтолкнуло к этому, Николенька?
   - Да, Батюшка, нищета. Скоро дочку в школу собирать, а денег нет, чтобы ее одеть. выросла из одежды, нужно новую форму покупать, плащ, курточку. Жена медсестрой работает, у нее зарплата очень маленькая.
   - Да, да, Николенька. Вот, вот, и мысль ожила, а она духовная, как птица, и услышал ее ангел твой.
   "Удивительно все у вас, Батюшка, только что кипяток в чашку налили мою, а пригубил его, не обжегся, - подумал Синцов. - И все у вас всегда связано с Богом, ангелами, и невольно и я с этим соглашаюсь, так как верю в это".
   - И я в это верю, Николенька, - обложил крестом Синцова Отец Алексий.
   - Я же только подумал об этом, Батюшка? - удивился Николай.
   - Так, мысль крылата своею духовностью. И услышал ее не только я, а и силы свыше.
   - А почему тогда они плохому дают дорогу, Батюшка?
   - А не в Раю мы живем, а на испытании. И не куклы мы, которым Бог должен переставлять своим перстом руки и ноги, а живые люди, которым он дал сознательную жизнь. Сознание оно для того и создано, чтобы человече мог сам выбирать свой путь.
   - Да, да, вкусный у вас чай, - Николай сделал глубокий глоток из чашки, которую невольно продолжал держать у своего лица, слушая Батюшку Алексия.
   - А без сахара.
   - Так он вкусный.
   - А просто лист чайного дерева.
   - Спасибо, Батюшка, - отодвинул свой стул от стола Николай.
   - Снова торопишься, а о том, что хотел узнать, молчишь.
   - Боюсь я, не поймете вы меня.
   - Придет время, скажешь, Николенька. Значит, ты еще не подошел к порогу, чтобы понять, какой вопрос тебя интересует.
   Синцов сильно вздохнул и, задумавшись над словами Отца, напряг морщинки на лбу.
   - Ладно, беги, если торопишься.
   - Да, да, спасибо, Отец, за чай, за слова, за поддержку. А как вы к тому относитесь, что у меня видения бывают, и они сбываются?
   - Я тебе и говорю, Николенька, что мысль духовна, она имеет свое тело, хоть и невидима, она может тебе и показать то, что ты хочешь видеть. А если хочешь, то подсознательно призываешь и Того, по чьим силам это возможно сделать, но не видя его и не думая об этом.
   - Так, я же не злое дело хочу сделать, Батюшка!
   - А это, уж, как придется, Николенька. Дела плотские, бывает, у слабого человека затмевают дела духовные. Не каждый готов устоять против своих соблазнов, забывает, кто он есть, и придается своим замыслам, делая их важными. И, добиваясь какой-то цели, он получает наслаждение, и при этом духовно слабеет, и начинает забывать о Боге, о вере в Него, об его Заповедях.
   - вы так много сейчас сказали, вроде. Но если человек угнетает других, как с ним быть? Давать ему это делать, Батюшка?
   - Есть Власть, есть Закон, который за этим должен следить.
   - А Божий?
   - Всему, Николенька, свое время.
   - Вот я к вам пришел за этим, Батюшка. Я теперь начинаю понимать, что какие-то другие силы со мной занимаются. Черные они, тянут меня к себе, как железо магнитом, а я не хочу этого и всеми силами стараюсь противостоять им. Помогите мне устоять!
   Отец встал, взялся правой рукой за крест, висевший на его груди, и, прикрыв веки, стал говорить:
   - И вот, некто, подойдя, сказал Ему: "Учитель благий! Что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?" Он же сказал ему: "...Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди". Говорит Ему некто: "Какие?" Иисус же сказал: не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца и мать и люби ближнего своего, как самого себя" (Матфея 19:16-19).
   Посмотрев на Николая, Батюшка, заметив его внимание к себе, продолжил:
   - И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними" (Луки 6:31). Не делайте другим того, чего себе не хотите" (Деяния 15:29).
   Читайте, Николенька, книги Евангелия, в которых приведены слова Иисуса Христа, учите их и размышляйте над ними: "Если пребудете во Мне и слова Мои в вас пребудут, то, чего ни пожелаете, просите, и будет вам". (Иоанна 15:7)
   "Во всех путях твоих познавай Его, и Он направит стези твои" (Притчи 3:6) .
   - Да, ба, Батюшка, спасибо за твои слова. Спасибо тебе за то, что принял меня.
   - И надеюсь, задумаешься над ними, этими постулатами?! - наложил крест на поднявшегося Синцова Отец Алексий.
   - Да, да. вы, Николенька, только не торопитесь с выводами. Путь к их пониманию не всегда легок. Приходите ко мне, и я вам помогу его пройти.
   - Мне бы получить конкретный ответ, как дальше поступить, а не общие слова, Батюшка.
   - Говоря о делах плоти, невозможно описать каждое из них подробно, так как грех толкает человека к новым и новым поступкам, - поклонился Николаю Батюшка. - А духовно поддержать или остановить от каких-то поступков, готов? Приходите, Николенька, всегда вас рад встретить, выслушать, что-то подсказать, если послушаете. Бог с нами! - и еще раз перекрестил Синцова.
  
  
   Глава 4. Сосед
  
   Встреча со своим соседом по подъезду, Кораблевым была, как всегда, неожиданной для Синцова. Сталкивались с ним не на лестничной площадке, не на улице, а, как обычно, или у входной двери в подъезд, или у двери в лифт; как говорится, всегда сталкивались "лбами". Вот и сейчас Николай чуть не сбил старика с ног у входа в подъезд.
   - Извините, э-э..., - приложил руку к груди Николай. - Торопился и...
   - Николай Иванович, - ухватившись обеими руками за рукав Синцова, сказал Кораблев, - мы почти тезки, по отцам, - и, задыхаясь, начал сильно кашлять, хватаясь обеими руками за грудь, за горло, сильно открывая рот, чтобы вдохнуть в себя как можно больше воздуха.
   - Извините меня, пожалуйста, Александр Иванович. Ну, бежал домой, не выспался... - не зная, что делать, хлопал по спине деда Синцов, приговаривая, - так легче, так легче? Сейчас вызову скорую помощь.
   - Да ничего, ничего, я не задыхаюсь. Одышка это, астма - страшная болезнь, ей все равно, кто ей болеет, - голос у старика стал становиться тверже и тверже, одышка отступала. - Астме все равно, кто ты, старик или ребенок, душит и душит всех. Да, еще и лифт не работает.
   - Давайте я вам помогу, - Синцов поднял кулек, наполненный до самых краев скомканными бумагами. - Куда его отнести?
   - Это - мусор, если не трудно, отнесите его и выбросьте в мусорный контейнер. А я пока на улице постою, - тяжело и шумно дыша, сказал Кораблев.
   Для соседей по подъезду Александр Иванович был темным человеком. Слухи о нем ходили разные. Одни говорили, что он работал в КГБ, в тюрьмах надсмотрщиком, другие - в расстрельной команде, третьи - штурманом дальнего плаванья. Синцову это было без разницы. Его этот человек, как, в принципе, и другие соседи подъезда, не волновали.
   Главное, что Кораблев не пьяница, не дебошир, не наркоман. А когда человек хлопот не добавляет тебе, и хорошо. Правда, по возрасту он уж совсем стар, ему не меньше восьмидесяти. Может, Кораблев и ветеран войны, а то, что он ветеран труда, так это, точно. Если не бывший бандит, конечно. Но если смотреть, как он одевается постоянно: в форменное черное пальто, в черный костюм с черной рубашкой, то он больше похож на военного или священнослужителя.
   - А вы знаете, Николай Иванович, - встретил Синцова у подъезда Кораблев, - вы случайно в электричестве не разбираетесь?
   - Нет, я не электрик.
   - Знаю, знаю, вы - журналист. Читаю Вашу газету постоянно.
   - Приятно слышать. Спасибо. И как она вам?
   - Уж, больно проста, - со свистом высказывая некоторые слова, прошептал Кораблев. - Но если поработать с вашим литсоставом и, конечно, э-э-фуу, с ее редактором, то можно, у-фуу-у, сделать хорошую газету.
   - Как у партийцев?
   - вы о коммунистах? Ой, фу-у-у, я бы их в партию даже не допустил. Слюнтяи, только бы на власти им нападать, а сами куда смотрят? Кто в такой партии сегодня останется? Фу-у-у! Пусть в таком случае берут пример у нацистов. Идеология, юноша, - пару раз громко шмыгнув носом, Кораблев продолжил, - не требует слюнтяйства! Нам горбачевщина претит, в принципе, как и фашизм. Но у тех сильная идеология - идеология власти!
   - Да, да, да, - согласился с ним Синцов. - А что у вас произошло?
   - Короткое замыкание в розетке. Боюсь теперь свет включать, а то, извините, чих, как шарахнет.
   - Будьте здоровы, Александр Иванович! Я сейчас поднимусь к вам. Зайду домой, переоденусь, инструменты возьму.
   - Ой, спасибо вам, молодой человек. Уважили! - улыбнулся Кораблев.
   "Значит, вот кто вы такой: коммунист, - быстро поднимаясь на свой четвертый этаж, думал Синцов. - И, видно, в свое время работали инструктором горкома или райкома партии, а, может даже, и каким-нибудь секретарем по идеологии. Нет, скорее всего, оргсекретарем, эти за дисциплину, за соблюдение уставов, как те же кгбэшники. Значит, товарищ Кораблев, вы не тот, за кого вас принимают. А мне все равно, кто вы. А если смогу, то сейчас обязательно помогу вам, а то, что меня ждет в старости..."
   Отворив дверь, Николай, забыв переодеться, ухватился за ящик с инструментами и, забыв проверить, захлопнулась за ним на ключ дверь или нет, побежал на пятый этаж.
   Дверь восемьдесят девятой квартиры была заперта. То, что в ней точно жил Кораблев, Николай знал от жены.
   Еще несколько раз, позвонив в нее, Николай задумался. Проверил, работает ли лифт. Нет. Значит, старик еще на полпути, где-нибудь на втором или третьем этаже.
   Дверь напротив двери квартиры Кораблева приоткрылась, и из нее выглянула старушка.
   - вы, молодой человек, к кому? - поинтересовалась она.
   - К Кораблеву.
   - А-а, что-то у него опять загорелось?
   - А как вас зовут? - спросил у нее Николай. - Я сосед снизу, Синцов.
   - Синцов? - протирая бровь, удивилась она. - Не Ивана ли сын?
   - Да, да.
   - Химика?
   - Н-нет, он мастером механического цеха работал. А-а, если вы о химкомбинате говорите так, то да, он работал на нем, считался химиком, как все люди, работающие там.
   - Весь в отца, - строго осмотрев с ног до головы Николая, с какой-то надменностью в голосе, громко прошептала она. - Фу! - и потихоньку пятясь назад, стала закрывать за собой дверь.
   - Фу-у! - Кораблев остановился на переходе лестницы с четвертого на пятый этаж. - Сейчас, сейчас юноша, позвольте мне отдышаться. Фу-у-у. С кем это вы там говорили, фу-у-у.
   - С вашей соседкой напротив.
   - А-а-а, с Ангелиной, ой, вы на нее не тратьте время, фу-у-у. Она - каверзная тетка. Считалка, ее кроме счета и цифр больше ничего не интересует.
   - Не сказал бы, - улыбнулся Синцов.
   - Что, фу-у-у, все в замочную скважину подглядывает, фу-у-у, - и старик продолжил подниматься.
  
   - 2 -
  
   В прихожей и комнате было темно. Николай Иванович сразу определил, на каком выключателе произошло короткое замыкание. Его синяя крышка была расплавлена, к счастью, не вся. выкрутив болт, он снял ее и чуть не присвистнул, алюминиевый провод перегорел в двух местах, разорвавшись на части.
   На устранение "аварии местного значения" ушло около десяти - пятнадцати минут. Но лампочка в абажуре так и не загорелась. Оказалась, и она перегорела.
   Синцов, недолго думая, сбегал домой, принес три лампочки и вкрутил их в абажур, который тут же вспыхнул яркими огнями.
   - Спасибо вам, - поднялся из-за стола старик.
   И только сейчас у Николая появилась возможность хорошо рассмотреть квартиру, в которой проживает Кораблев. Зал был большим, просторным. По бокам его стояли старого образца шкафы для книг, закрытые большими стеклянными дверцами.
   "Три шкафа с одной стороны, три с другой, - отметил про себя Синцов. Подошел поближе к первому и снова удивился, так как вместо книг в них стояли широкие канцелярские папки, и у каждой из них на боку было написано большим закругленным по концам шрифтом слово "Дело N", а дальше, красивыми рукописными буквами, чему оно посвящено. Николай приблизился и прочитал:
   "Аристов А.А., мастер рем. строй. цеха. 27 ноября 1972 год". И в скобках жирным почерком написано: "Погиб столяр, работавший за токарным станком. Рукав при обработке древесины стамеской, зацепился за нее и был затянут под переднюю бабку станка. Переломал во многих местах руку и разбил голову".
   - Вот это да! - воскликнул Синцов.
   - Что там? - спросил у Николая Кораблев.
   - Про столяра, которого станок втянул в переднюю бабку.
   - А-а, было такое дело. Ноябрь 1972 года, если не ошибаюсь? - спросил Александр Иванович.
   - Не ошибаетесь.
   - Аристов?
   - Да, - посмотрел на старика Синцов.
   - Мягкий человек был, за это и поплатился.
   Голос у Кораблева был теперь тихим. Видно, что отдышался.
   - А чем все закончилось?
   - До суда не дотянул.
   - Как понять? - удивился Синцов.
   - Мать того столяра облила его керосином и подожгла прямо на выходе из цеха.
   - Извините, Александр Иванович, а причем тут мастер цеха? Он, что, виноват в смерти столяра?
   - Еще и как! - тут же возмутился старик. - Он не имел права ставить его работать за станком. У мальчика не было для этого допуска!
   - А-а-а.
   - вам только "а-а", молодой человек, и больше нечего сказать. А человека по вине мастера и не стало. Кто его вернет матери? Скажите мне.
   - Да, да, извините,
   - Если уж вас распирает любопытство, дальше читайте, а я пойду, чай поставлю. Только не уходите, уважьте старика своим вниманием.
   - Хорошо, Александр Иванович, - согласился Синцов.
   Кораблев попытался открыть дверцу стенки, в котором был собран этот архив, но она не поддалась его усилиям.
   - Ключ где-то положил и не могу вспомнить, где, - сказал старик и вышел в прихожую.
   - Угу, - сказал Николай и начал читать надписи на переплетах "Дел" дальше.
   Все они были посвящены одной теме: несоблюдению правил техники безопасности, подумал Николай. Токарь Филан..., дальше в почерке, который, скорее всего, "съело" время, фамилии не прочитать, был виновен в убийстве по неосторожности какого-то ученика... "Начальник цеха (что-то, не разобрать) не выдал (кому-то), от бликов света со стекла..." (тоже толком не разобрать, что написано).
   "Может очки не выдал человеку? А что еще может защитить его глаза от солнечных бликов? - размышлял Синцов.
   Протерев уставшие глаза, Николай выровнялся и осмотрелся. Письменный стол, за которым до этого сидел Кораблев, наблюдая за починкой розетки Синцовым, был тоже очень стар, как и его хозяин. Верхний слой фанеры, когда-то покрытой лаком, потрескался, местами даже отошел от доски. Посередине его лежало такое же "Дело N47" от 13 января 1981 года".
   "В цехе N4 в ночную смену получила сильные ожоги бригада аппаратчиков. Треснула цистер... (остальные буквы не разобрать) ...той, люди работали без спецодежды и были обо...ы", - с трудом прочитал Синцов.
   Хотел было развязать тесемку, чтобы открыть "Дело N 47 (а)", чтобы с ним познакомиться, но в этот миг его позвал в кухню Кораблев.
   - Возьмите в том ящике себе чайную ложечку, - указал пальцем на кухонный стол Кораблев. - Они серебряные.
   Николай, выдвинув на себя ящик, отметил, что весь кухонный гарнитур ярко белого цвета. Вот, какое оно серебро. В ближнем углу лежала связка ключей, скорей всего, от книжных шкафов в зале, которую Кораблев считает утерянной.
   "Чай N36" на вкус был кисловатым, но крепкий чайный запах был достаточно сильным.
   - Моя бабушка его любила, - рассматривая упаковку чая, сказал Николай.
   - А в те времена, дорогой мой сосед, другого чаю у нас в магазинах и не было. Индийский, да этот, и еще парочка разновидностей, - улыбнулся дед, оголив свои желтые зубы. - Все зависело от того, как его приготовить. Вот, я сейчас вам его приготовил, как учила меня моя мать. Сначала нужно подогреть кипятком заварной чайник, дать ему хорошенько нагреться от него, и вылить его. Записывайте, записывайте, что же вы...
   Николай, широко улыбаясь, открыто смотрел на Кораблева, на его обросшие сединой бороду и щеки, на глубокие морщины, "изрезавшие" смягченными линиями лицо, переносицу и лоб, на покрытые белым туманом, когда-то, наверное, черные глаза.
   - вы сталинец или...?
   - Без "или"! - словно отрезал Кораблев. - Я - чистый ленинец и сталинец и горжусь этим званием. И до сих пор готов лезть на баррикады и убивать ненавистных нам капиталистов.
   - вы были коммунистом?
   Кораблев, сощурившись, посмотрел на него, взял маленькую черную коробочку и надавил на кнопку, и тут же раздалось рычание собаки.
   Синцов от неожиданности вздрогнул.
   - Неправильный вопрос, Николай Иванович, - Кораблев отложил в сторону эту черную "рычалку". - Я останусь коммунистом навсегда. Я в сорок третьем был принят в коммунистическую партию, когда служил в рядах НКВД. Это значит, молодой человек, в народном комиссариате внутренних дел, и мне выпала честь расстреливать предателей Родины и тех, кто трусил и бежал назад, когда ряды Красной Армии наступали на ненавистного всем нам врага (!), на нацистов, на фашистов! Я прошел и германскую(!), и японскую(!) войны(!), всю Отечественную войну(!) и был награжден медалью "За отвагу"(!), орденом Великой Отечественной войны(!) и грамотами НКВД и нашей коммунистической партии! Это очень высокие награды, молодой человек, - в каждом слове, в каждом слоге у Александра Ивановича было столько гордости, столько пафоса, что, слушая его, Синцов, чувствовал, с какой гордостью об этом рассказывал Кораблев.
   "Человек восклицательного знака!", - почему-то окрестил он Кораблева этим знаковым именем. Это люди - герои того времени, которые поднимались из окопов и с возгласами "За Ленина, за Сталина!" шли в атаку. В эти мгновения, они не боялись ни пуль врага, ни рвущихся мин и снарядов. Они дорожили партийным билетом больше, чем своей матерью и своими детьми. Для них каждое, даже минимальное партийное взыскание, воспринималось, как крайняя мера - расстрел. Это - великие люди.
   - ...И когда штрафной батальон засел в болоте, когда их солдаты и офицеры боялись вылезти под шквальный огонь противника(!), я поднялся во весь рост(!) и, строча по ним из своего автомата(!), заставил этих бойцов подняться в атаку! И мы смели немцев. Я сам тогда взял в плен их офицера и привел его в штаб полка. И мне сам командир полка(!) жал при всех руку и представил к награде, медали "За отвагу".
   - вы - герой!
   - Я всегда, как подобает настоящему ленинцу и сталинцу, был впереди! Я не боялся ни немца, ни япошки. Я их загонял в болота и в море и не давал им возможности вылезти назад! Нацистам нет дороги назад на нашу землю!
   - А после войны вы остались служить в НКВД?
   - Да, и этим горжусь. После курсов я много чего сделал для Родины!
   - И дослужились до какого звания?
   - До капитана!
   И только сейчас Николай заметил трясущуюся руку этого человека, усыпанную темными пигментными пятнами, потихоньку растворяющимися белыми старческими красками.
   - Кода я пришел на этот завод, мне предложили служить в ВОХРе, но я отказался. Я начал работать сверловщиком в механическом цехе. Это очень, скажу вам, ответственная работа, математическая, я вам скажу! Нужно было с точностью с чертежей перенести форму отверстий на железные листы, на заготовки, на фланцы. От этой точности зависело качество сборки любого механизма, крышки, заглушки. И я ни разу не ошибся. Поэтому коммунисты цеха избрали меня секретарем партийной организации, а через два года, коммунисты завода все до одного проголосовали за то, чтобы я вошел в партийный комитет предприятия!
   - Это очень высокое звание?
   - вы правильно задали вопрос, молодой человек. Член парткома - это высочайшее звание для коммуниста. Это мы несли передовое знамя нашего химического комбината! Это под нашим флагом он выполнял и перевыполнял плановые задания трудовых пятилеток! Это мы контролировали работу каждого участка завода! Это мы наказывали лодырей, тунеядцев, пьяниц, прогульщиков! Это мы строго спрашивали с ответственных лиц за нарушение правил безопасности труда, за выдачу бракованных инструментов, за выпуск бракованных деталей! И я за эту работу неоднократно награждался грамотами и дипломами администрации комбината, райкома и горкома партии! Я - ветеран труда!
   - Александр Иванович, за что вы отвечали в партийной деятельности? - спросил Синцов.
   - Я - коммунист! Я за все отвечал, в том числе, и за охрану труда, за действия каждого руководителя! Со мной первым здоровался главный инженер комбината, потому что я раньше его на полчаса приходил на комбинат и проверял работу охранников, сколько воров они за свою смену задержали на проходной. Мне сам начальник ВОХРа отдавал честь и докладывал: "Товарищ гвардии капитан в отставке, за время моего дежурства было задержано столько-то воров".
   - А что они воровали?
   - При Сталине за каждую украденную гайку вора садили на десять лет в тюрьму. Мы же стали добренькими, понимаете? - то ли в укоризну, то ли просто хотел подчеркнуть это отношение к людям Кораблев, трудно понять. Но, судя по тому, что каждое слово он произносил с постановкой ударения на последнем слоге, независимо это звучит правильно или нет, то значит, оно имело свою особую важность. - А мы слишком добренькими, понимаете ли, стали! К несунам, к ворам, понимаешь ли. И за это мы с них очень строго спрашивали: лишали премий, тринадцатой зарплаты или садили их в тюрьму. Там вы видели мой архив. Это говорит о том, что я вел очень строгий контроль и не только по недисциплинированным коммунистам, а и по беспартийным! Никто от меня, работника НКВД, не мог уйти безнаказанным!
   Кораблев встал из-за стола. Глядя на него, Синцов невольно удивился, как перед ним этот сгорбленный, восьмидесятилетний старик преобразился в крепкого, еще полного сил мужчину.
   - Я сейчас в туалет схожу. вы еще не устали меня слушать? - спросил он у Николая.
   - Можно я напишу очерк о вас? - тут же сказал Синцов.
   - Ваша фамилия мне хорошо знакома.
   - Это по книге Симонова "Живые и мертвые"...
   - Нет, нет, нет, - помахал рукой Кораблев. - Ваш дед...
   - Нет, нет, отец работал на химкомбинате токарем в механическом цехе, потом, после окончания учебы в институте стал мастером цеха.
   - То-то мне знакомо ваше лицо, молодой человек.
   - Да, батя и жил в этом доме. Ему завод выделил здесь квартиру перед уходом на пенсию. Трехкомнатную квартиру, как инвалиду войны.
   - Да, может быть, я проверю. Подождите, я сейчас вернусь.
   Когда за Кораблевым захлопнулась дверь в туалетной комнате, Синцов тихонько потянул на себя ящик кухонного стола, в котором лежали вилки и ложки, и осмотрел связку ключей, лежавших сбоку. Взяв их, прокрался в зал и попробовал первым ключом открыть шкаф с архивом "Дел". И он тут же провернулся, дверца отворилась. Взяв несколько дел, закрыл шкаф и, положив ключи назад в ящик кухонного стола, громко сказал Кораблеву:
   - Александр Иванович, меня вызывают, извините, я побежал, - и выскочил из квартиры Кораблева.
  
   Глава 5. Люди в черном
  
   - Будешь виски или водку? - Паша с официантом не сводили с Николая глаз.
   - Нет, нет, у меня сегодня еще много дел, - замотал головой Синцов. - У вас есть останкинский квас? - спросил он у официанта. - Вот его я с удовольствием буду пить, большой бокал мне, пожалуйста, этого кваса.
   - Коля, семга, осетр с квасом, да нас здесь сразу же все засмеют, - удержав за руку официанта, сказал Мысенко. - Давайте тогда сюда целую бутылку виски "Эрли таймс", ноль семьдесят пять, ну, и квасу, если нравится он человеку, - подмигнул своему университетскому товарищу Паша.
   - Ты же за рулем! - удивился Синцов.
   - Месяц назад мы ездили в соседнюю область, ну, короче, губернаторы там свои дела обсуждали. Так, мой шеф на вертолете должен был туда вылететь на следующий день вечером, а я со своей бригадой туда на день раньше вырвался, но машинами. На границе области около ПДС остановились, на капоте моего "Мерса" стол накрыли, виски поставили, и квасим с Лешкой и Витькой. А гаишники туда-сюда бегают вокруг нас, нервничают, пена со рта у них идет, а куда им деваться, а? Номера машины видят, а руки у них коротки.
   Выскочил из здания ПДС их начальник, майор. Тоже, смотрю, нервничает, начинает беситься, кричит на своих гаишников, там еще что-то. А я ему так с растяжечкой говорю, что, майор, нам глаза здесь мусолишь? Иди и работай, посмотрим, за что ты бабки здесь народные получаешь. Так, он от нас на метров двадцать отошел и давай машину за машиной останавливать. Вот так, Коля. А ты боишься, что я - выпивший за руль сяду. Да, вся наша полиция будет за полкилометра мне честь отдавать и независимо от того, буду я за рулем сидеть трезвым или в дребедень пьяным.
   И у тебя, я вижу, все впереди. Да за полгода, в крайнем случае, за год ты на этой должности себе на трехлетний "Форд" заработаешь. "Си-макс", который тебе нравится, так можешь его и в кредит взять на пару лет. Ты думай, думай, - и, отодвинувшись от стола, дал возможность официанту налить ему морса в большой бокал и спросил у него. - Виски еще мне долго ждать?
   - Да, у меня сегодня, Паша, день сложный, - услышав про спиртное, спохватился Синцов.
   - Деньги не знаешь куда потратить? - ухмыльнулся тот. - Так, давай помогу!
   - Нет, спасибо, таких помощников кругом множество, - улыбнулся Синцов. - Не это меня занимает, есть серьезные дела. Вечером ожидается встреча с важным человеком.
   - Не с любовницей ли, случайно? - заговорщицки улыбнулся Мысенко.
   - Ну, неважно, - нашелся Николай.
   - Ладно, - махнул рукой на эту тему, как лишнюю, Павел. - Меня вот, что волнует: откуда у тебя с Лебедем дела?
   Николай в ответ пожал плечами:
   - Насколько я знаю, в твоем списке на трудоустройство в службу по связям с общественностью мэрии я отсутствую.
   - Коль, так ты и не просился туда. Ты же всегда сам по себе живешь, как та кошка. А предложили тебе сейчас, не знаю, с какого ляху (!), идти в пресс-секретари к мэру, так и тут же ты в кусты сразу лезешь, отказываешься. Трусишь, что ли? Да, вижу, вижу, Коля, трусишь.
   - Ой, сколько мне тебе повторять одно и то же. Паша, у меня своя, другая жизнь.
   - Вот-вот, все мечтают обзавестись машинами, дачами, домами, а тебе твоей коморки вполне хватает, папа Карло. Да? А где твой Буратино с пятью золотыми и ключом в новую жизнь?
   - Это - дочка, - отмахнулся Синцов и улыбнулся. - А откуда пришел сюда Лебедь?
   Павел приподнял руку, прося помолчать, пока официант расставлял салаты на столе, потом наполнил бокалы виски. Ото льда Павел отказался, Николай - нет.
   - Ты, прям, как следователь. Я смотрю, ты совсем погряз в своих детективах, еще только не хватает судьи со своим деревянным молотком и прокурора со стражами. Коля, давай сначала выпьем, чтобы смазать горло, мозги, а потом за дела свои поговорим. А за мою машину, если она так тебя волнует, не бойся, она там, на стоянке с водителем ждет меня. И тебя потом домой доставлю. Ну! - и приподнял свой бокал с виски, приглашая к тосту и Николая.
   В этот же момент позвонил сотовый телефон Синцова. Павел, махнул на него рукой, мол, плюнь, потом позвонишь. Но Николай закачал головой и приложил руку к груди, мол, это очень важный разговор.
   - Николай Иванович, это Дятлов, - первым заговорил абонент.
   - Добрый день, Федор Викторович.
   - У меня завтра будет свободное "окно" с четырех дня до шести вечера. У вас желание встретиться со мной остается в силе?
   - Да, да, да, - заново присел на стул Николай. - Спасибо. В прокуратуре будете меня ждать? Все, буду. Хорошо.
   - Лично или по работе? - поинтересовался Мысенко, когда Николай спрятал свой телефон в кармане брюк.
   - По работе. Очередную статью под рубрикой "Из зала суда" нужно приготовить для газеты.
   - А-а, ну, вопросов нет, все, понял. Скуратов-то, расплатился с тобой?
   - За этот год, почти да, за прошлый год - нет. Столько же еще остался он мне должен.
   - Скряга! Сам ненавижу таких людей, денег у них горы, а жмоты!
   Виски не пошло, на сердце сразу же с первого глотка навалилась какая-то тяжесть, и поэтому Николай перешел на квас, который незаметно Мысенко подменил ему на темное крепкое ирландское пиво.
   На первый взгляд, казалось, разговор был пустым. И только когда виски в бутылке Мысенко осталось на донышке, Павел спросил про последнюю книгу "Асфальт вне закона", выпущенную в ежеквартальной брошюре редакцией.
   - Филантропов, это у тебя кто там такой?
   - Филантропов? - якобы удивился Синцов. - А-а, так, книжный герой? Он же директор асфальтового завода?
   - Понятно, - опустив улыбку в нижнюю губу, поднял вверх бокал с виски Мысенко. - Кто это из наших? - и внимательно посмотрел на товарища.
   - Никто, - опустил глаза Николай. - выдуманный герой. Так, там, если ты внимательно читал эту книгу, не он - главное лицо, а дорожный мастер, отвечающий за строительство и ремонт дороги.
   - Хм, не-ет, сам писал книгу, и не знаешь ее главного героя. Удивительно! А главным героем в ней у тебя все же является директор завода.
   - Что, жаловался? - прищурился Николай.
   - А так оно думаешь, все просто, да? Ты пишешь, а я расхлебывай перед той крылатой гвардией, кого Синцов имел ввиду в образе директора асфальтового завода...
   После очередной выкуренной сигареты за столом, Мысенко значительно опьянел, и только теперь у него развязался язык.
   - ...А я ему: "А заплати, он и не будет про тебя писать, как я его попрошу", а?
   - Кого? - спросил Синцов
   - А это я тебе и не скажу, - замотал перед носом Николая указательным пальцем Павел. - А то меня Лебедь тут же турнёт с должности. Он даже имя такое носит, жесткое, Лев Львович. Зубами щелк, и нет тебя.
   - Но мысль неплохая, - хлебнул с бокала пиво Николай. - А, действительно, давай, Паша. Даю тебе десять процентов с новой книги. Ты мне выбираешь героя, раскручиваем его, и-и!...
   - Не-ет, десять процентов это тебе, Коля, а мне все остальные. Чего ты так на меня смотришь? Тебе же сочинять-то эту книгу и все. А кому она нужна, спрашивается. Если ее не раскрутить, то это будет никому ненужная стопка бумажек. А ее раскрутка, это моих рук дело будет, а ты только писать ее будешь. Так что, тебе, вообще, и одного процента с нее хватит.
   - А если тот захочет ее, эту книгу?
   - Не понял, - смотрит на Синцова Мысенко.
   - А сам подкинет тебе-мне информацию про себя какую-нибудь героическую в детективной форме или там еще что?
   - Ха! В принципе и такое может быть, - Паша протянул к Николаю свою ладонь для рукопожатия. - Ценю! Это я в тебе, Колька, всегда ценил, смотришь в самую суть. Молодец! Нужно подумать. Но тогда, Коля, будешь работать только по моей указке.
   - Ладно. Но сначала нужно оценить мой процент.
   - Будет вода, будем и плавать. Молодец! - привстав, и, нагнувшись через стол, Паша хлопнул Синцова по плечу.
   Усевшись назад, Мысенко вытащил из своей барсетки, прикрепленной к поясному ремню, телефон и, посмотрев на него, сказал:
   - Время, как быстро летит это время! - И, бросив две пятитысячные купюры на стол, продолжил, - с тебя одна такая.
   - Хорошо, хорошо, - Николай поднялся за ним из-за стола, и направился к выходу.
   - Стоп, - остановил товарища на выходе из кафе Павел, - только об этом не гу-гу. Короче, о чем я должен был с тобой сейчас переговорить. Мы тебя принимаем в свою компанию. Тихо! - резко поднял вверх свой указательный палец Мысенко, заметив, что Синцов пытается ему возразить. - Стоп! Все, или мне голову вших! - Павел резанул большим пальцем по воздуху, около своего горла. - Ты меня понял?! Все! Я спать. Завтра жду! - и поддерживаемый неизвестно откуда появившимся перед ними высоким парнем, одетым в черный костюм, белую рубашку и галстук, опираясь на него, Мысенко, сильно качаясь, пошел в сторону стоянки автомобилей.
   - А говорил "подвезу"! - вздохнул Николай. - Цацу нашел!
   Но, когда Синцов сделал всего несколько шагов от кафе, к нему тут же подошел такой же высокий, в такой же классической одежде, только белобрысый парень, и коротко сказал:
   - Синцов? Извините, мне приказано вас подвезти. Пошли!
   - А-а, да я сам...
   - Пошли! - подхватив Николая под локоть, ответил тот и, подтолкнув его вперед, заставил идти в сторону той же автостоянки, куда пошел его старый товарищ по институту.
  
   - 2 -
  
   Размышления, чьи это были парни в черных костюмах - водитель и второй пассажир, привели Синцова к одной мысли: скорее всего, это не просто водители, а и телохранители. Они довезли его на "мерсе" до самого подъезда. Это круто! Особенно то, что половина соседей дома видели, как он выходил из шестисотого "Мерседеса". Как ему "телохранитель", сидевший в машине впереди справа от водителя, открыл дверь, сопроводил его до подъезда и открыл ему дверь.
   Николай остановился, пожал ему руку, поблагодарив за проявленное благородство, и вошел в подъезд. Парень за ним не пошел, от сердца отлегло. Но дальше Синцов не двинулся, подождав десять секунд, открыл входную дверь и выглянул во двор. Машины уже не было, уехала, а перед ним стоял Кораблев, как всегда, в своем засаленном черном пальто.
   - Здравствуйте, Александр Иванович, - улыбнулся Синцов.
   - Добрый вечер, - кивнул головой тот. - вы оттуда? - ткнул указательным пальцем вверх Кораблев.
   - (?)
   - А прикидываетесь журналистом. Кто же за вас пишет статьи? - снизу вверх на Синцова посмотрел Кораблев.
   - Сам пишу.
   - Хобби! Настоящему чекисту это присуще!
   - Это похвала! А почему вы решили, что я чекист? - Синцов исподлобья посмотрел на старика.
   - У меня глаз наметан на своих, - начал громко дышать Александр Иванович.
   - А почему вы решили, что я начальник, Кораблев!? - стал подыгрывать старику Синцов.
   - Я же говорю, начальник. И номер на машине три семерки и все буквы "о, о, о".
   - Понятно. Нет, это товарищ меня подбросил, - сказал Николай и пошел назад, в подъезд.
   На просьбу Кораблева постоять, поговорить, извинившись, ответил не оборачиваясь, что очень занят, потом обязательно поговорит с ним.
   ...И вот это "потом" пришло в четыре утра в виде бессонницы. Укрыв жену одеялом, Николай вышел в зал.
   "Неужели Мысенко такой крутой человек? В принципе, пресс-секретарь губернатора, это, наверное, его какая-то рука. Пусть не правая, не левая, а средняя, - включив компьютер, подумал Синцов. - Ну, пусть не рука, а нога, приведет туда губернатора, где она уже была и все организовала".
   Зашел в сайт администрации области, нашел блок с фоторепортажами и погрузился в него. Мысенко часто попадался ему на глаза вместе с губернатором и, что самое интересное, он всегда стоит впереди, рядом со своим шефом, а не за спинами административных работников.
   Лебедь тоже часто мелькает на фотографиях. То разрезает красную ленту, то отламывает кусок хлеба и присыпает его солью, то вручает кому-то грамоту, то..., то...
   А вот тот усач, что часто с ним появляется на снимках, - начальник департамента по безопасности. Фамилии его Николай не помнит. Причина в этом одна, он пытается всегда быть в стороне, с журналистами на пресс-конференции не встречается, передает им всю информацию через своего начальника службы по работе с общественностью, капитана, кажется Хромова? Да, да, Хромова Евгения Степановича. Это - нормальный мужик".
   Николай потянулся к "мышке" и повел ее в поисках крестика, чтобы выйти из сайта, и невольно икнул. Лицо того "телохранителя", провожавшего его вчера до двери подъезда, было в правом углу фотографии. Пролистал назад фотоснимки, которые только что просматривал, и не раз задерживался на них, находя этого парня то говорящего в рацию, то отвернувшегося от фотокамеры и рассматривающего людей, окруживших руководство области.
   "Вот кем ты работаешь, уважаемый человек, похоже, я не ошибся, в департаменте безопасности. Ну, и прекрасно, спасибо тебе, Мысенко, за такое уважение к моей персоне", - вздохнул Николай и потянулся до хруста в костях.
   Включив планшет, Синцов стал рассматривать план своего рабочего дня на завтра. То есть, уже сегодня.
   "Три недели до сдачи детектива, а темы-то совсем сырые, и душа к ним не лежит, ни про воровство квартир черными риелторами, ни про местную шантрапу, приелись, а вот про папеньких деток...
   Интересно, а что так заинтриговало Пашу? Ведь он не просто так меня затащил в кафе, а была цель, которая не связана с его переходом к Лебедю. Скорее всего, его интересовали темы моих публикаций под рубрикой "Из зала суда" или мои будущие детективные рассказы. Блин, и зачем я со следователем прокуратуры при нем говорил? Подставил Дятлова. Скорее всего, мой последний детектив задел кого-то из Пашкиных шефов или их окружения. Хотя, он взят навскидку, из двух телевизионных репортажей, а все остальное я сам придумал: и схемы распродажи строительных материалов, и экономии электроэнергии при изготовлении асфальта. А, что говорить, отремонтировали дорогу на улице Толстого, а через неделю, после дождя она стекла вместе с водой, и ям еще больше стало, чем было до ее ремонта.
   Видно, теперь они боятся, что эту ниточку потяну дальше. И, видно, у Скуратова кто-то из этих Пашкиных шефов на дороге стоит, а мои сочинения его нервируют, поэтому и поддержал меня, уплатив гонорары. А Ржавский, похоже, после этого напрягся: то его шеф нас держит на голодном пайке, то вдруг кого-то отдельно начинает финансировать. А "отдельно" - это точно, он даже на секретаршу свою не вышел, что бы она сообщила ему код моей карты, расплатился со мной инкогнито. Так-то.
   Ладно, может, все и не так, как думаю. Далеко не так, но так хочется какой-нибудь интриги, а то скукотища одна".
   В "избранных" интернета нашел городской сайт и включил его. В "Происшествиях" всегда есть, что почитать из новенького. Первый заголовок: "Мужчина умер в гараже при загадочных обстоятельствах". Что там?
   "Следователи ведут проверку по факту обнаружения трупа 37-летнего жителя в гараже на территории ГСК "Град". Обстоятельства смерти неизвестны.
   Как сообщили Полдень.RU в пресс-службе Следственного комитета РФ по области вечером 1 июля трое друзей решили отдохнуть и отправились на карьер, расположенный вблизи гаражного кооператива в Северном микрорайоне. По прошествии некоторого времени, один из выпивавших попросил друзей проводить его до гаража, в котором обычно он ночевал после пьянки, избегая конфликтов с женой. Около половины шестого утра друзья оставили своего товарища в гараже и ушли домой. Наутро труп мужчины обнаружила супруга, пришедшая в гараж", - рассказали в СК.
   В настоящее время причина смерти устанавливается. По результатам проверки будет принято процессуальное решение".
   Следующий заголовок "Обменяли спецодежду на кальсоны" заинтересовал не меньше, чем второй.
   "Семидесятипятилетний пенсионер И.К., живущий летом на дачном участке "Березовая роща", третий раз сталкивается с неприятной для него ситуацией. Кто-то ночью, усыпляя четвероного охранника Шарика (смесь лайки с овчаркой и достаточно злой) меняет одежду хозяина, вывешенную в его дворе после стирки, на грязную, изорванную спецодежду.
   В этот раз у хозяина при увиденном произошел нервный срыв, он схватил топор и изрубил собаку, лежавшую у забора без признаков жизни. Это увидела через забор его соседка, поливающая цветы у себя на клумбе, и вызвала полицию.
   Когда сотрудник полиции старший лейтенант К. попросил хозяина дачного участка ответить, что обозначает запись, сделанная красной краской на широкой бельевой стойке "Мы скоро за тобой придем", пенсионер отвечать отказался. Принес из дому банку с зеленой нитрокраской и закрасил эту запись.
   Судя по тому, что такой же зеленой краской закрашена в нескольких местах и вторая бельевая стойка, а также мазками в некоторых местах обратная сторона ворот и забора, следственная группа считает, что кто-то настойчиво давит на психику хозяина этого кооперативного участка. Это он делает для того, чтобы заставить И.К. продать или подарить кому-то свой участок величиной в пятнадцать соток, с двухэтажным кирпичным домом на триста двадцать квадратов, баней, состоящей из трех помещений. Но это только одна из версий СК..."
   P.S. За жестокое убийство собаки пенсионер понесет административное наказание..."
   "Готовая тема, - подумал Николай и, скопировав эту информацию в "Word", и, занеся ее в папку "Детективы", потянувшись, глянул на часы, - еще полчаса можно поспать".
  
   Глава 6. Интрига
  
   - вы поймите меня! - в этой женщине было все от жесткой руководительницы тех времен: и строгость, и настойчивость, и властность. Каждый удар ее ладони по краю журнального стола был настолько сильным, что все, что стояло на нем, подпрыгивало и, казалось, и сам он вот-вот выскочит из-под ее руки. - Так вот, Николай Иванович, я вам говорю, если вы сейчас не напишете про это, то я пойду прямо в прокуратуру! - Последний удар по столешнице был настолько сильным, что он, аж, кашлянул. - Тогда и на вас найдется управа! - И замолчала.
   Николай вздрогнул и не сводил глаз с ее вытянутого, светло-серого лица, с которого на глянец стола осыпалась пудра, покрывая его темно-каштановый цвет изморозью.
   - вы, понимаете?!
   "Не совсем", - тихо прошептал про себя Николай.
   - Молчите?! Потому что трусите! вам не быть редактором! - поставила она свой окончательный вердикт.
   Синцов опустил глаза. Почему-то вспомнил свою классную руководительницу, которую все звали Зубатой. Она умела быть и злым Бармалеем, и суровым прорицателем твоего короткого будущего на очередной контрольной работе, и аналитиком, но доброго слова от ее прокуренного голоса он, сколько не пытался после школы, так и не вспомнил.
   - Александра Ивановна, я вам не верю! - четко поставив ударение на первом слоге последнего слова, Синцов посмотрел на нее.
   - Что-о? - голос Волковой тут же треснул. - Да, какое вы имеете право, так... - и закашлялась.
   - Какие сигареты курите, Александра Ивановна? - стараясь отвлечь бывшую комендантшу студенческого общежития, Синцов изобразил на своем лице строгость.
   - вы, что, врач?
   - Я три года назад бросил курить, и то бывает, донимает кашель, аж, легкие наизнанку выворачивает, - добавив к своей строгости на лице знак уважения, прошептал Николай.
   - Это уже поздно. Я курю пятьдесят пять лет, с первого экзамена в педагогический. Можно? - и вытащив из сумочки золотистый портсигар, добавила, - первый секретарь обкома партии подарил его мне, когда я была признана лучшей учительницей года. Тысяча девятьсот семьдесят седьмой год! - и подняла портсигар вверх. - Сейчас другой мир. Мы, коммунисты, о своем здоровье не заботились, как нынешние прохиндеи нашей партии. Мы были настоящими ленинцами, революционерами! вы, понимаете? Мы шли впереди, прокладывали дорогу к знаниям.
   - Я тоже жил в то время и все видел, Александра Ивановна. Когда вас наградили портсигаром, я учился в школе. А почему вы ушли из школы?
   - Так решили коммунисты района. В женском общежитии профтехучилища нужно было навести железный порядок, и я взялась за эту работу, и через год мы заняли первое место среди восемнадцати студенческих общежитий города. вы представляете?! - воспламенившуюся спичку она поднесла к папиросе и прикурила от нее и, выпустив изо рта дым вверх, продолжила. - У меня грамота от обкома партии! У меня грамота от химкомбината в День химика. А это молодежи, как они говорят мне, "по барабану"! вы слышите? - от голоса Волковой вздрагивали стены редакции.
   Дав несколько секунд на остывание этой женщине, Николай поинтересовался:
   - А председатель товарищества собственников жилья Ваша бывшая подопечная?
   - Да вы что, они ж все меня звали зубатой. А Зинка - моя племянница.
   - Это - председатель товарищества собственников жилья? - попытался удостовериться Синцов.
   - Та ж Жучка Зинка Иванна, вот воровка, я вам скажу, а! И про нее напишите, и про девок из сто восьмой, сто одиннадцатой и сто тринадцатой комнат. Приходят со своих гулянок после часу ночи, бьют, чем попало по двери. вы про все это напишите!
   - Хорошо, хорошо, Александра Ивановна.
   - вы что говорите? - Волкова тянется через стол к Синцову, пытаясь рассмотреть, что журналист записал в своем блокноте.
   - Статья готова.
   - Читайте, что написали! - приказала гостья.
   - Я, Александра Ивановна Волкова, охранник товарищества собственников жилья "ЗИЖ" очень недовольна воспитанием нынешнего поколения...
   - Правильно! - перебила Синцова Александра Ивановна. - Читай дальше!
   - Я - заслуженный работник школьного и дошкольного образования...
   - Еще напишите, что награждена грамотами обкома коммунистической партии Советского Союза, химкомбината, ВЦСПС...
   - Да, да, это уже написано, вот, - ткнул пальцем в свои записи Николай, - и далее, бывший комендант общежития ПТУ N 18...
   - Правильно!
   - ...заявляю, что нужно девушек, проживающих на улице Снеговой, дома N 18 из квартир сто восьмой, сто одиннадцатой и сто тринадцатой, за нарушение правопорядка - прихода домой после полуночи, и их родителей привлечь к административной ответственности. Жильцам дома необходимо провести собрание и обсудить поступки девушек.
   - Напишите: хулиганок! - стукнула кулаком по столу гостья.
   - Ху-ли-га-нок, - дописал в конце заметки Николай. - Все, распишитесь.
   Женщина, услышав последнюю фразу Синцова, вернулась в кресло и не сводила глаз с Синцова, протянувшего ей лист и ручку.
   - Это, что же получается, в газете мое письмо будет? - на ее жестком лице вздрогнула неизвестно откуда взявшаяся улыбка.
   - Конечно! вы же просили.
   - Угу! - закивала головой Александра Ивановна.
   - вы все, как прочитали мне, там так и написано?
   - Ну, да, - Николай изобразил на лице гримасу удивления.
   - И что потом?
   - Прокуратура займется Вашим письмом, полиция, - стал сгибать один за другим пальцы, перечисляя органы власти, - мэрия города... ООН.
   - Вот так-то! - закивала головой Волкова. - А коммунисты?
   - И они, и партия "Единой России" посмотрит.
   - Да ты что? И они меня будут знать?
   - Ну, конечно же, ведь газету нашу все читают. Прокуратура вас пригласит к себе.
   - Это зачем? - вздрогнула Волкова.
   - Александра Ивановна, это же не просто письмо, не просто статья в газету, а жалоба, и на нее правоохранительные органы и законодательные, как депутаты Думы, в первую очередь, должны не только обратить внимание, но и провести расследование.
   - Это, что ж получается, кто-то может не поверить мне?
   - Так положено, Александра Ивановна. А вдруг эти девушки скажут, что было это все не так, как вы говорите?
   - Это, что ж, тогда меня посадят в тюрьму?
   - Ну, зачем так сразу и думать. вы же пенсионерка, заслуженный человек, охранник дома.
   - Да, да, - снова пожилая женщина в знак согласия закивала головой и задумалась.
   Через минуту, гостья, опираясь на трость, при помощи Синцова встала из своего кресла и, положив бумагу с написанным от руки текстом в карман своего халата, сказала:
   - Я подумаю, потом принесу, - и, сильно стуча тростью по ламинату, вышла из кабинета Николая.
   Синцов вздохнул и, упершись на спинку кресла, вытянув ноги, закрыл глаза.
   Да, он прекрасно понимал чаяния этого человека, его стремление и сейчас, на старости лет, приносить хоть какую-то пользу. Пусть даже остается она до сих пор максималистом, которой нужно, чтобы все окружающее имело свое место, жило по каким-то законам, правилам, и осуждать за это человека никак нельзя.
   - Николай Иванович, - заглянула в кабинет секретарша, - я знала, что только вы сможете справиться с нею. Извините, если что не так, - застенчиво улыбнулась она.
   - Да, ничего, Эмилия. Как там наше небо?
   - Ржавского вызвали, - прошептала она. - Сам!
   - А-а.
   - Можно? - женщина втиснулась в кабинет Синцова и, глядя ему в глаза, наклонившись к его уху, спросила. - А правду говорят, что вы можете вылечить человека?
   - Это, Эмилия, фигурально так говорят. Я, всего лишь, журналист...
   - Помогите мне, прошу вас, - положив свои горячие руки на плечо Николая, она приблизила свои бордовые пышные губки к его уху, обдавая все вокруг приятным ароматом цветочных духов.
   Ее прикосновение, теплый воздух, покрывший его ухо и часть лица с шеей, был настолько притягательно-неожиданным, что в верхней части живота и бока он почувствовал, как побежали мурашки. По инерции хотел было оттолкнуться от нее, но молодая женщина, чувствуя заранее, что он может так поступить, сжала в своих кулачках ткань его рубашки и не поддалась.
   - Я вас прошу, милый. вы всегда меня избегаете, неужели я вам не нравлюсь?
   - Нравитесь, Миля.
   - Только вы меня так называете. Коленька, я не буду разрушать Вашу семью, я тоже замужем и люблю своего мужа, дочку. Но, когда я вас вижу, я просто не могу себя сдерживать, чувства во мне сразу переполняются, и я как после дождя, вся мокрая стою перед людьми. вы понимаете?
   Ее губы коснулись мочки уха, шеи Николая, горячий воздух, выдыхаемый ею, пошел волной под воротник, вызывая в нем ответную волну, только не пошедшую по коже его тела, а пронизывающую всего его насквозь.
   - Миля...
   - Коля, дверь закрыта, - все ближе и ближе прислоняется к нему молодая пышногрудая женщина.
   - Я так не могу. Миль, ну, не могу!
   - Терпи, - ее шепот горячей волной разбивается о его ухо.
   - Миля, ну что ты делаешь? - пытается оттолкнуть от себя секретаршу Николай.
   Но она была сильнее его. Ее цепкие, сильные пальцы, казалось, вот-вот вгонят в него свои когти и растерзают.
   - Миля!
   - Да, да, извини, у меня сегодня третий день. А когда они приходят, в меня вселяется какая-то такая сила, - и она начала целовать его руку выше и выше, насколько могла закатить рукав его светло-розовой рубашки. - Помоги мне, Коленька!
   - В чем? - гладя Эмилию по затылку, скользя рукой по плотно уложенным волосам, спросил он. - Что тебя мучает?
   - Желание быть ближе к тебе. Не бросай, прошу. Хоть иногда. Коленька?
   Синцов безотрывно смотрел в ее огромные черные глаза, в которых отражался сам, как в зеркале, на темно-каштановые волосы, на вырез блузки...
   "Стерва! - подумал Николай. - Все знают, что ты - девочка Скуратова. И я тоже".
   И тут же он показал пальцем в сторону окна:
   - Босс!
   - Да, да, да, - оттолкнулась от него Миля и, забыв о Николае, подбежав к зеркалу на стене, взглянув на секунду на себя, выскочила из его кабинета.
   "А говорила, что дверь закрыла", - сплюнул Николай и, пододвинув к себе поближе ноутбук, "разбудил" его...
   Дверь резко отворилась и в кабинет буквально влетел Ржавский:
   - Что здесь у тебя!
   Николай с удивлением посмотрел на своего шефа.
   - Ты один?
   - Нет, - в шутку ответил Синцов, - с ним, - ткнул пальцем в свой компьютер.
   - Где она? - повысил голос редактор.
   - Бабушка? Так она только что ушла. Не встретились?
   - Что-о?
   - А кто еще? Муха? Комар? - встал из-за стола Николай, с раздражением смотря на своего редактора.
   - Ты один?
   - Нет, нас десятеро, - провел рукой по своей небольшой комнате Синцов.
   - Ладно. Шеф ждет твой очередной детектив.
   - Когда за прошлый год заплатите за брошюры, Игорь Петрович? - неожиданно для себя спросил Николай.
   - Не заслужил! - и громко хлопнув дверью, Ржавский вышел из кабинета Синцова.
   - Ну-ну... - и, взяв со стола мобильник, Николай нашел телефон редакции "Красное знамя", и позвонил. - Федор Викторович, это Синцов. Да, да, это я, Синцов Николай Иванович, вы там мне на прошлой неделе прислали предложение работать в вашей газете. Заместителем редактора?
  
   - 2 -
  
   Старое двухэтажное здание редакции "Красное знамя" сейчас было не узнать. Еще год назад этот дом, в котором расположилась газета, с внешней стороны смотрелось каким-то пугающим: обшарпанным, штукатурка с первого этажа почти вся обсыпалась, второй этаж напоминал мишень для артиллерийских снарядов, местами обрушилась не только штукатурка, а и первый ряд кирпича, из которого лет сорок-пятьдесят назад было построено это здание.
   Вход в редакцию был с заднего двора. На первом этаже располагалась типография, сейчас она отделилась от редакции и перешла в подчинение акционерного издательского общества "Прогресс", руководившего в области всеми районными типографиями. Жили они нищенски, еле-еле зарабатывая себе на жизнь. Но и здесь в последнее время произошла снова какая-то реструктуризация: типография разделилась на пять отдельных коммерческих организаций.
   Николай в их дела не лез. Газета, в которой он работал, выпускала здесь свой еженедельный тираж, кстати, и брошюры Синцова.
   Газету "Красное знамя" он считал своей Альма-матерью, со школьных лет работал в ней юнкором, писал о футбольном клубе "Химик", о детских кружках Дома культуры, сочинял зарисовки о людях, в основном о папиных и маминых знакомых, работавших на химкомбинате.
   Иван Викторович Семаков, редактор "Красного знамени", к которому он сейчас шел, в то время работал корреспондентом, потом, заведующим отделом писем. Его Николай до сих пор считает своим учителем, помогшим ему написать первую заметку, потом - вторую, ...десятую. А первый гонорар, девяносто четыре копейки, он отнес матери, хотя так хотелось купить на него банку сгущенного молока и удочку за девятнадцать копеек, продававшуюся в магазине "Спортивных товаров". Но он тогда правильно сделал, что первый гонорар отдал маме, у родителей тогда были сложности с деньгами. Отец сильно болел, долго лечился в больнице, мама работала на полставки и вытянуть растущего школьника родителям в таких условиях было не по силам.
   На следующий месяц Коля в газете заработал около трех рублей и старался больше писать и писать. А когда к его желанию прикладывалась постоянная поддержка старших журналистов, это окрыляло. Они критиковали его мягко, подсказывали, как лучше написать заметку, употребляя не одно и то же слово, а искать к нему синонимы.
   Один раз, уже, будучи в десятом классе, он написал зарисовку о руководителе театрального кружка. Получив почтовый квиток на четыре рубля восемьдесят копеек - гонорар за эту зарисовку, он, как лучший спринтер в мире, на огромной скорости прибежал на почту, но эти огромные деньги из-за ошибки в его фамилии ему не выдали. Вместо Синцова там было написано Сипцов. Исказил его фамилию, как позже выяснилось, ответственный секретарь газеты, выписывающий гонорары. И сколько не просил его, Николай, переписать этот гонорар, тот хлипкий, вечно покашливающий дядя, этого так и не сделал. Между собой говорили, что Сип Сипыч таким способом подворовывал журналистские деньги.
   Поправить эту ситуацию тогда не смог и Иван Викторович Семаков. Он был всего лишь молодым корреспондентом, и его тогда никто из старших коллег не слушал. Зато он помог Николаю опубликовать в их газете еще несколько больших зарисовок, что позволило Синцову забыть о воре. И, кстати, позже Семаков ему, уже студенту журфака признался, что тот ответсек не раз и его обкрадывал, присваивая его гонорары себе...
   В редакции теперь работал молодой коллектив. Перейдя от добрых дядей, поддерживающих коммунистическую партию, газета возродилась, ее штат из пяти человек вырос до двадцати, вместе с объемом страниц, из двух до двадцати. Половина из них была посвящена коммерческой деятельности: публикации объявлений о продаже недвижимости, автомобилей и так далее, плюс рекламы торговых комплексов, банков, различных фирм. Тираж газеты перешагнул двадцатитысячный рубеж, чего не могла добиться газета, в которой он сейчас работал.
   ...Николай с дрожью в ногах начал подниматься по лестнице вверх.
   ...Пододвинув к Николаю чашку с кофе, Семаков сразу решил взять, как говорится, "быка за рога".
   - Коля, в следующем году ожидаются выборы, и губернатором может стать Афонасьев.
   - Уважаемый человек.
   - Вот, в том то и дело. И, главное, он не только крупный руководитель, ты смотри, как наш химкомбинат за последние три года вытащил, он еще и коммунист. Он не бросил свой партбилет в мусорную урну, как это сделала тогда вся местная власть. Нет, он возглавил партийную организацию в нашем районе и занялся коммерцией. Потом...
   - Да всю эту историю я хорошо знаю, Иван Викторович, - отпил из чашки кофе Николай. - А теперь стал зампредседателя акционерного общества химкомбината.
   - Ну, да. И теперь, благодаря ему, мы все стали на ноги. Знаешь, сколько здесь корреспондент получает?
   - Знаю.
   - А мой заместитель в два раза больше. Но его у меня нет. Давай переходи к нам, в наш коллектив.
   - А ваш спонсор как на это посмотрит?
   - Он твою кандидатуру поддержал(!), просматривая фамилии, которые я ему предложил на эту должность. Да, да. И знаешь, сколько их было в этом списке? Одна! Твоя. Он хорошо знает твое творчество, наслышан о тебе. А последняя твоя книга, сказал, что кое-кому может сделать жесткую подсечку в будущей выборной компании.
   - Разменная монета.
   - Нет, нет, Николай, и не думай так плохо об Афонасьеве. В выборной компании на него будет работать несколько профессиональных бригад, ну, и мы в том числе. Но, как партийная газета, а не какой-то центральный агитационно-пропагандистский орган. Мне просто с тобой, именно, с тобой, будет комфортнее работать. Коля, ты вырос на моих глазах, ты - настоящий работяга!
   - Так вы, Иван Викторович, мой первый учитель.
   - Да, да, очень приятно это слышать. Но ты, сам по себе, идейный человек.
   - А за что я буду отвечать?
   - За наполнение первой половины газеты и четырехполосного вкладыша под рубрикой "Из зала суда", - Иван Викторович, наблюдая за удивленным лицом Синцова, широко улыбнулся. - И как ты на это предложение смотришь, Николай Иванович?
   - Здорово! - закашлялся Николай. - Только я в каждой газете не смогу вести такую рубрику.
   - Со временем, Коля, сможешь. Есть у меня два парня толковых, у одного из них отец, кстати, в прокуратуре работает.
   - Здорово.
   - Я рад, что ты рад! - хлопнул по плечу Николая Семаков. - Давай, что бы все это долго не тянуть, пиши завтра заявление об уходе с работы, а сейчас, - положил перед ним лист бумаги, - пиши мне заявление о приеме тебя на работу в нашу редакцию. Давай, пока горячо и по глупости не передумал! Коля, что ты так на меня смотришь, или цыганка тебе нагадала быть президентом России?
   - Да, скажете такое, - разулыбался Синцов. - Где этот листик?
  
   Глава 6. Идея
  
   - Прошло пять дней, и он появился, - Федор Викторович Дятлов вышел из-за письменного стола и долго смотрел в окно. - Так было и в прошлом году, и в позапрошлом году по нескольку раз. Пришел домой сам, рассудителен, мыслит хорошо, а где он был в это время, снова не помнит. Ну, так не может быть! Одежду, в которой он гулял, осмотреть снова не удалось, дочка ее выстирала. Я ее сфотографировал, уже стиранную, - стуча по подоконнику, смотрит в окно следователь.
   - Федор Викторович, - разорвал тишину Синцов, - не могу понять, что вас так тревожит в этом старике?
   - "Тревожит"? - Дятлов повернулся к Николаю. - Да, меня работника прокуратуры, следователя с огромным стажем работы в следственном комитете, тревожит одно, Николай Иванович, а почему все это повторяется с постоянством?! Но нельзя забывать еще и того факта, что дочка только на следующие сутки, как отец не пришел домой, начинает беспокоиться и обращается в полицию.
   - А родственники у него в городе есть?
   - Нет. Проверяли. В Иркутске дальние родственники, вроде, есть. Но к ним поездом Вертилов не ездил, самолетом не летал, и, вообще, у них с ним давно разорвана связь. Сергей Викторович в свое время работал в КГБ, занимался строительством особых объектов. А у родственников к чекистам очень плохое отношение. Берия в 1938 году назвал его бабушку с дедушкой английскими шпионами и отправил в концентрационные лагеря, с которых они не вернулись. Их дочка с сыном воспитывались в детдоме. Второе, наши местные психотерапевты Вертилова не раз проверяли, инкогнито, заключение одно, это - нормальный человек. У него хорошо развита психика, он ей управляет, решает сложнейшие шахматные задачи, физически развит, до сих пор увлекается бодибилдингом.
   - (?)
   - А что здесь удивительного? - заметив удивление Синцова, сказал Федор Викторович. - Я сам еще балуюсь этим. А он в молодости был серебряным чемпионом округа по двоеборью.
   - Такой худой?
   - Это он сейчас стал таким, от недоедания.
   - Такой дом построил, содержит его хорошо и голодает? - снова удивился Синцов.
   - Он не от нищенства голодает, а потому что стал приверженцем здорового образа жизни, Николай Иванович. А сам далеко не нищий. У него есть счет в банке, на котором, короче, много рублей. Пенсию он переводит на другой счет, пользуется банковской расчетной картой. А с того, накопительного, снимает проценты, и не сам, а его дочь.
   - Завидуете ему, Федор Викторович?
   - Честно? Да! Но я так не умею жить, мне не несут все подследственные деньги, продукты, строят дом, гараж, подвал чуть ли не на сорок пять квадратов, и гаражи в гаражных кооперативах.
   - А он кем работал?
   - Инженером охраны труда на химкомбинате, несколько филиалов которого работает еще в нескольких городах.
   - Да уж, Федор Викторович, а, может, его кто-то из них, коллег Вертилова, приглашает к себе, ну, вспомнить былое. Заезжает за ним на машине, и они уезжают. К примеру, к егерю, может, у него там где-то заимка есть? А почему ей и не быть, для этого же не обязательно быть охотником. Правильно, Федор Викторович?
   - Вот, и я так же думаю, Николай Иванович, как и вы. А мне именно это и не нравится. Чувствую, что ему просто хочется водить меня за нос. А Вера Сергеевна, его дочь, подыгрывает своему папе. Такое чувство, что они поспорили, кто меня быстрее раскрутит.
   - Все сейчас как-то перемешалось в моей голове, - решил отвести тему разговора Николай. - Сегодня был в "Красном знамени".
   - До сих пор выписываю эту газету, - улыбнулся Дятлов. - Настоящая газета, жаль только то, что нашей темы там нет.
   - Вот для того, чтобы я открыл эту рубрику, меня и приглашает туда Семаков.
   - Семаков? - удивился следователь. - Он - просто редактор, Николай Иванович. Так?
   - Федор Викторович, он управляет коллективом, и думаю, все-таки он набирает себе штат. А его хозяин ему доверяет.
   - С одной стороны, я с вами согласен. Но, по секрету, мы с Афонасьевым Климом Климовичем находимся в очень хороших отношениях.
   - Извините, - Николай встал, - извините меня, Федор Викторович, мне уже бежать нужно.
   - вас я не выпущу: разговор только начали, а вы бежать. вы только не подумайте, Николай Иванович, что это я Вашу кандидатуру ему предложил. Давно уже не встречались с Климом Климовичем, около года. Одно скажу, он иногда бывает очень жестким человеком, вот о чем я вас хотел предупредить. Если ему человек не нравится, то сразу же увольняет его и делает все это так, что даже я, представитель прокуратуры вместе с судом, бессилен восстановить этого уволенного.
   Вроде бы, все есть, чтобы по закону тот человек, неугодный Афонасьеву, мог вернуться назад, на свое старое рабочее место. Но в договоре у него, работодателя с нанимаемым работником, есть строчка, что в любое время работодатель по различным причинам может закрыть этот контракт. И, что самое интересное, после этой строчки, в правом углу есть место для подписи нанимаемого, расписываясь в котором, работник дает отдельное согласие на эту часть договора.
   - Ну, Федор Викторович, что говорить, это - современный мир.
   - Вот и я вас заранее предупредил об этом. Он будет вам указывать, о чем писать, как писать, когда, где и у кого брать интервью, на что обратить особое внимание и как разыграть эту тему. Он - настоящий идеолог, у которого нашим многим политикам нужно еще учиться и учиться.
   - вы были коммунистом?
   - Был, - насупился Дятлов. - И что? вы ведь тоже были членом партии КПСС.
   - Тоже верно, - Николай застучал пальцами по столу и, резко посмотрев в глаза следователя, сказал, - я до сих пор раб идей этой партии. И буду им всегда, а не перед тем, на кого работаю, Федор Викторович. А вы?
   - И не только вы один такой, как и я, а даже и тот же Скуратов, Афонасьев, в том числе, и Президент любого государства, такой же, как и мы с вами - раб.
   - И зачем вам сейчас нужна эта буря в стакане? С вами мы все согласны.
   - "Мы", "мы", - передразнил Николая Федор Викторович. - Пойдемте в парк, прогуляемся.
   - В какой парк?
   - А тот, где мы с вами позавчера расстались.
   - вас все к дому Вертилова тянет?
   - Хм, - улыбнулся следователь. - Вообще-то это серединка между домами, в которых мы с вами проживаем, уважаемый Николай Иванович, - похлопал Синцова по плечу Дятлов. - Это раз.
   - А второе, я вам скажу: мы с вами - мелкие люди, - начал открывать дверь своего кабинета Дятлов. - Стоп, стоп, - подняв руку, и, прислушиваясь к происходящему в коридоре, остановил Синцова. Взглянул на часы, и когда в коридоре он услышал чей-то громкий разговор, прошептал:
   - Сейчас, сейчас пойдем, подождите, - и, отворив дверь своего кабинета шире, прошептал, - смотрите!
   Лицо того человека было для Синцова знакомым, но он никак не мог вспомнить, кто это. По росту, высокий, несколько полноватый, одет в дорогой черный костюм.
   - Не знаете его? - сверлит глазами Николая Дятлов.
   - Нет.
   - Своего начальника не знаете?
   - Скуратов? - удивился Синцов.
   - Он самый.
   - А что он здесь делает?
   - А вы? У каждого свои дела в прокуратуре, Николай Иванович, - похлопал Синцова по плечу Дятлов. - Надеюсь, цель его прихода сюда нас не касается.
   - Не касается? Мою трудовую книжку потерял Ржавский. Столько гадостей о себе, как журналисте наслушался, вы бы только слышали. Стоп, я сейчас, - и, выскочив в коридор, побежал догонять Скуратова с прокурором. Но опоздал, машина Михаила Сергеевича, "БМВ" последней модели, уже покинула стоянку прокуратуры и выехала на дорогу проспекта Мира.
   - Николай Иванович? - догнал на улице Синцова Дятлов, - завтра утром получите свою трудовую книжку, Скуратов ее уже нашел. Она, оказывается, запала где-то между папками, - с одышкой в голосе договорил следователь.
   - Огромное спасибо, Федор Викторович, вам за помощь...
  
   - 2 -
  
   В парк Николай со следователем не поехал, настроение, как полевой цветок, если ему комфортно - живет и радуется солнышку, дождику, а если поранен, - то склонится к земле и дрожит от холода или тепла, ища силы, чтобы выздороветь.
   К бутылке пива, лежавшей в холодильнике, Николай так и не притронулся. Сидел в кресле и "листал" телевизионные программы, напечатанные в какой-то коммерческой газете, не на одной из них не останавливаясь.
   Сегодня у жены ночная смена, дочка - на базе отдыха, он дома один. Можно заниматься, чем хочешь: читать книгу, лазить по интернету, что-то сочинять... Но, ничего этого и другого делать не хотелось. Бездумно смотрел на меняющиеся кадры на телевизионном экране. Но вскоре и это надоело, как и нищенская жизнь.
   Те деньги, которые по какой-то непонятной причине ему перевел редактор, он повернул на погашение одного кредита и чуть-чуть оставил на "завтра". Но от этого, серьезно свои дела не поправишь. Кредит за спальный гарнитур с телевизором, уменьшился не сильно, и вчера жена весь вечер его пилила, что решил перейти с одной нищей газеты в другую, которая также может в любую минуту сесть на мель. Ну, а куда идти ему еще, а? Что у нее в больнице больше, чем ему, платят? Вообще, на копейки живут.
   "И зачем, спрашивается, подумал об этом? - Николай затянул под себя ноги и накрыл их пледом. Диван-кровать несколько раз хрустнул пружинами и замер. - Мечты стать звездой, работать в столичной газете или на центральном телевидении окрыляли его с пятого класса. Он с замиранием сердца слушал журналистов, ведущих телевизионные и радиопрограммы, и представлял, что он тоже сможет этого добиться, и его все будут любить, шептаться, глядя на него, когда он идет по улице".
   Но все, после окончания учебы в институте, оказалось далеко не так. С трудом нашел коммерческую газету, в которой за копейки работал рекламным агентом. Потом нашел себе место менеджера в автосалоне, который через три месяца "умер", потом - в кооперативе по продаже бывших в употреблении труб работал. И как только ему удалось найти хорошего покупателя, и он размечтался с этой сделки получить сто тысяч рублей, как тут же был отчислен с работы хозяином этого кооператива. Он прибрал в свои руки гонорар Николая. Такая же история с ним произошла и в другом кооперативе.
   Сжалилась судьба над Синцовым только в третьем кооперативе, в рекламно-информационном агентстве, выпускающем и свою газету. Его статья о молодом выпускнике института, который не раз был обманутым разными коммерческими предприятиями, понравилась не только редактору, а и хозяину агентства: его приняли в штат газеты. Зарплату дали небольшую, но, как говорится, голодному любая хлебная крошка в радость. Тем более, весть о том, что не всем его сокурсникам удалось найти себе место в СМИ, даже после четырех-пяти лет после окончания института, Николая Синцова успокаивала. Поэтому и держался он, как мог, за эту работу, старался проявлять инициативу. Последняя из них: писать детективные романы удалась. Но тираж газеты от этого не увеличился, а продолжал падать.
   Предложение его подготовить несколько материалов под рубрикой "из зала суда" редактор поддержал, но и это хорошего результата сразу не дало: народ перестал читать их газету, в киосках она залеживалась, потом большими стопками выкидывалась в мусор, пока Николай не наступил на одну из серьезных тем. А все началось с его интервью, взятого у начальника Следственной части ГСУ МВД РФ по их области.
   Тогда он сказал, что самыми распространенными преступлениями в сфере ЖКХ являются хищения: присвоение, растрата, мошенничество. Как правило, их совершают руководители управляющих компаний, товариществ собственников жилья и муниципальных унитарных предприятий. Способы воровства средств, собираемых с населения на оплату коммунальных услуг, самые разные. К примеру, недобросовестные коммунальные компании перечисляют деньги жильцов на подставные и подручные фирмы под видом оплаты работ, которые в реальности не были выполнены. Бывает, принимают в штат несуществующих сотрудников, которым начисляется зарплата, которую тут же прибирают себе в карман.
   Немало злоупотреблений происходит и при проведении капитальных ремонтов жилья, дворов, инженерных сетей, опираясь на Федеральный закон "О фонде содействия реформированию жилищно-коммунального хозяйства". Организация, обслуживающая жилье, либо не проводит ремонт, а выделенные из федерального и регионального бюджетов средства присваивает себе, либо делает его некачественно - частично или из дешевых материалов - и утаивает сэкономленные деньги.
   - Создается впечатление, что коммунальщики обирают собственников совершенно безнаказанно? - спросил Николай у важного чиновника.
   - А так оно и есть, - подтвердил подполковник юстиции, - в прошлом году в производстве ГСУ находилось шестьдесят одно уголовное дело. Для сравнения с позапрошлым годом, их было всего десять. Этот рост связан с усилением контроля над сферой ЖКХ.
   Тогда их газета с этим интервью пошла в городе нарасхват. Несколько конкурентных газет попытались подхватить эту тему, но СМИ Скуратова создало мощную рекламу "Городским ведомостям". В дополнение к этому Николай Синцов подготовил несколько статей под рубрикой "Из зала суда", и тираж издания возрос, буквально, на пятьдесят процентов.
   "Но я для вас, судари-начальники, как был рабом, так и остался им. За все это время, хоть бы какой-нибудь копеечной премией наградили. Сколько писем я приносил вам, господин Ржавский, показывал, из-за чего тираж газеты растет. А что в ответ слышал? "Каждая Ваша статья - это галиматья. вы - писака, а не журналист. Учитесь у "Комсомольской правды", у "Коммерсанта".
   "Нашел с чем сравнивать свою стенгазету. Если бы я тогда не сорвался и этого не сказал, то моя карьера, которая была и так прибита ржавым гвоздем к плинтусу, вами же, господин Ржавский, была бы, может, так быстро не засыпана еще и мусором с отходами. вы всю славу материалов, выходивших под рубрикой "Из зала суда", приписали себе. Корректорша хорошо слышала, как об этом вы, и не раз, говорили Скуратову. Ну, и тешьтесь теперь этой славой, - вздохнул Синцов, - попробую в "Красном знамени" что-нибудь круче сделать, чем у вас".
   Телерепортаж, рассказывающий с экрана телевизора о событиях на одном из германских заводов, сбил с тяжких размышлений Синцова. Там погибло несколько человек в одном из сборочных цехов. Причина: в цехе не соблюдалась охрана труда.
   "А я еще плачу, хнычу, - встал с дивана Николай. - А там, как на шахте. А говорят, "Германия, Германия - самое цивилизованное государство. Там даже думать о нарушении закона боятся". Боятся, а нарушают.
  
   - 3 -
  
   Не спалось. На будильнике 2:30. Пиво, глоток которого можно было сравнить со снотворной таблеткой, не подействовал, как и все пятьсот граммов этого хмельного напитка. А все потому, что лезут в голову разные мысли. О том, как будет завтра, то есть, уже сегодня, он будет разговаривать со Скуратовым, забирая свою трудовую книжку. О том, что можно предложить нового газете "Красное знамя", которую он, к своему большому сожалению, в последние годы не то, что не читал, а даже не смотрел.
   Вылез из кровати, накинул на себя пижаму, включил ноутбук, нашел сайт газеты "Красное знамя" и стал его просматривать. Да, партийная газета оставалась верной своим социалистическо-коммунистическим канонам. В каждом ее номере была небольшая критическая статья, затрагивающая какую-то социальную тему, плюс фельетон, репортаж с какого-нибудь социального мероприятия. И, что не менее важно, один из разворотов "Красного знамени" состоял из небольших материалов о химкомбинате, градообразующем предприятии города, из зарисовок о людях, работающих на нем, одна страница рассказывала о жизни пенсионеров.
   "Вот откуда у них родничок бьет, - прикусил губу Николай. - Людям рассказывают о людях. Поэтому у газеты и тираж такой большой. - Даже публикуют поздравления с Днем рождения, не говоря уже о традиционных объявлениях по продаже имущества, заполнивших вторую половину газеты. Еще, наверное, все частные объявления публикуются бесплатно?", - зевнул Синцов.
   Посмотрев на время, Николай присвистнул, на часах полчетвертого утра, осталось полтора часа до подъема.
   И снова не спалось. Ворочался.
   "А, может, предложить им публикацию архивных материалов? А о чем они будут? Ну, к примеру, о партийных конференциях, на которых наказывали кого-то за просчеты или хвалили. И молодежи будет интересно просмотреть их, глядишь, и к коммунистам потянутся, будут правду искать. А она сегодня, ой, как нужна нашему обществу, особенно, когда, благодаря ей, будут воров бить по рукам.
   Да, да, воров нужно обязательно наказывать!" - зазевался Николай и, потянув на голову одеяло, заснул.
  
   Глава 7. Зацепочка
  
   Два месяца работы в новом издании для Николая прошли как один длинный день. Времени на передышку почти не было. Нужно было в короткие сроки изучить тематику газеты, ее форму работы с читателем и с организациями города, стиль написания материалов, который требовал к себе особого внимания. Предложения в статьях и корреспонденциях должны быть короткими, ясными, для разного уровня читателей, с четким высказыванием мысли, подталкивающей к конкретному обоснованному выводу.
   В принципе, для профессионального журналиста, всего этого можно добиться в короткие сроки, если он имеет необходимый для этого багаж знаний, расширенный кругозор, стремление анализировать происходящую ситуацию или события и, конечно же, желание болеть идеей, которой предана газета. Цель издания, чем-то напоминающая моральный кодекс коммунизма, вызывала у Николая особое уважение. Газета должна быть "проводником высокого сознания общественного долга; создавать нетерпимость к нарушениям законодательства, конституционных прав; призывать людей к взаимному уважению, к нравственной чистоте..."
   То есть, в этой партийной газете журналист должен быть, в первую очередь, идеологом и пропагандистом этого кодекса. А начать путь к нему нужно с того, что стряхнуть с себя пыль статиста, которой он оброс на "запасном бронепоезде" "Городских ведомостей".
   Квартальный план статей, еще составленный для себя Синцовым в газете Ржавского, Семаков принял без поправок.
   - Темы интересные, - подбодрил он Николая, - и, думаю, уже, в какой-то степени, у тебя есть первичный материал для написания этих статей.
   - Да, да, - согласился Синцов. - Более того, две статьи уже написаны.
   - В прокуратуре с ними ознакомились?
   - Да, Иван Викторович, в этом плане я сотрудничаю со старшим следователем областного управления следственного комитета и некоторыми работниками суда и прокуратуры. Они - первые читатели моих материалов.
   - Спорят с тобой, редактируют? - улыбнувшись, спросил Семаков.
   - Подсказывают, поправляют. Следователь - это своего рода психолог, что тоже очень важно в раскрытии характеров подследственных и осужденных.
   - Согласен с вами, Николай Иванович. Ну что ж, тогда давайте мне Ваши материалы, посмотрю их, и если вопросов не будет, поставлю их в ближайшие номера газет, один за другим. Моя просьба, Николай, чтобы через десять дней у меня на столе и потом, желательно, в каждую среду была следующая статья, уже проверенная. Газета печатается ночью с четверга на пятницу. Желательно, чтобы по объему статьи были от двадцати до двадцати двух, в крайнем случае, двадцати трех тысяч знаков и занимали весь газетный разворот с фотографией, если такая имеется, или рисунком, может, просто тематическим.
   - Понял.
   Первую статью о суде над коммунальными работниками: начальником ЖКХ, бухгалтером и мастером, занимавшимися аферами в приобретении бракованного строительного и сантехнического материала, который использовался для капитального ремонта инженерных сетей города, Семаков принял на "ура". Его не удивило, что статья была очень крупной, - в два раза больше требуемого размера, - так как ее можно было разбить на две части и опубликовать без сокращения в нескольких номерах газеты с приложением к ним фотографий дворцов-коттеджей, построенных для себя осужденными.
   - Я только концовки материала не понимаю, - вопросительно посмотрел на Николая редактор и начал читать. - "На устранение последствий аварии и ремонт коммунальных сетей власти города были вынуждены потратить еще семь миллионов рублей и, в общем, ущерб от действий начальника ЖКХ Советского района составил 27,5 миллионов рублей. Из них вернуть осужденным, для смягчения своего приговора, удалось около 17 миллионов рублей". Что, речь идет о добровольном возврате ими денег, или эти деньги будут получены после продажи их имущества? - Семаков вышел из-за стола и стал напротив Синцова.
   - Они сами отдали эти деньги, чтобы получить более мягкое наказание.
   - Это я уже прочитал. А остальные?
   - Ушли выше, - посмотрел в глаза редактора Николай.
   - Куда? В мэрию?! - Семаков прищурился.
   - Следствие продолжается, Иван Викторович. Эта информация для публикации закрыта. В принципе, и от меня тоже.
   - Жаль, жаль. Хм. А когда будет закончено это дело, тебе этот следователь не говорил?
   - Несколько человек по этому делу находятся полгода в розыске. И как только их найдут, можно будет восстановить дальнейшие их связи с высшими инстанциями. Поэтому меня попросили именно так закончить этот материал, без многоточий.
   - Жаль, жаль, - редактор застучал карандашом по столу.
   - Следующий материал по товариществу собственников жилья мне тоже очень понравился, Николай, но - мал, его можно сделать в два раза больше?
   - Чтобы в двух газетах опубликовать?
   - Да, да, Коля. Благодаря им, мы сможем притянуть к себе новых читателей, а в будущем и подписчиков.
   - В принципе, Иван Викторович, этот материал сокращен в несколько раз, до этого составлял тридцать две тысячи знаков. Плюс для него у меня есть фотографии штатного расписания ТСЖ, в котором половина указанных людей вообще не существует, за них деньги председатель с бухгалтером ТСЖ присваивали себе. Есть фотографии осужденных. И, что самое интересное, эту статью также можно разделить на две равные части, если все то, о чем я только что говорил, объединить.
   - Рад. Вот это все мне и давай. Что у тебя еще есть?
   - Материал еще по одному ЖКХ есть, из Пролетарского района. Но там они крутили дела с подрядной организацией, якобы нанимая на субподряд две фирмы по ремонту здания двух котельных и бойлерной. А вместо этих организаций работали на этих объектах непрофессиональные гастарбайтеры из Таджикистана, в результате допущенного брака при монтаже агрегатов, они вышли строя. Ржавский этот материал по каким-то причинам не пропустил. Вернее, он ему очень понравился, но через несколько дней отказал в его публикации. Кстати, он живет в том же регионе, в котором это действо и происходило. Эта статья лежит там же, во флешке, в папке под названием "Из зала суда". Там же есть интервью с заместителем прокурора...
   - Да, Коля, ты - настоящая находка для нас! - похлопал по плечу Николая Семаков. - Присаживайся, угощу прекраснейшим зеленым чаем.
  
   - 2 -
  
   - Я вам скажу, это страшные люди. Они вам смотрят в глаза, божатся, а на самом деле врут. - Максим Максимович Столяров достал из потрепанного альбома выцветшую черно-белую фотографию и показал пальцем на человека, стоявшего посередине группы из пяти мужчин. - Вот он, начальник цеха, а вокруг него передовики. Вот я, - и показал на крайнего мужчину справа.
   - А вы с ним по возрасту близки? - поинтересовался Синцов.
   - С начальником цеха? Да. Он в сентябре сорок пятого родился, а я в ноябре.
   - вас называли профессором токарного дела, вы могли выточить очень сложные фигурные детали. Говорят, что такого мастера больше не было на заводе, и до сих пор нет.
   - А зачем? - прищурившись, смотрит на Николая Столяров. - Нынче все есть в магазинах, иди и купи, и тот же сгон, ту же фару для любой машины, вал для двигателя. И писать обо мне не нужно, я отказываюсь давать вам интервью.
   - Да, да, - вздохнул Синцов и вышел из мастерской Максима Максимовича во двор. Рассматривая веточку яблоневого дерева, сказал, - а жаль. Я-то больше пишу о мошенниках, ворах, а не о передовиках.
   - О каких? - спросил Столяров, закрывая за собой дверь сарая и приглашая Николая присесть за стол, стоявший посередине летней кухни. - Сейчас вас своим квасом угощу, а то добирались до меня, дорогой мой, небось, долго, а я вам отказал в разговоре. Неудобно как-то получается. А виноград еще кислый, - Максим Максимович обвел рукой живую виноградную стену и потолок кухни. - Очень кислый, а на вид, ягоды спелые. Поздний сорт.
   И только сейчас Николай обратил внимание на пышные листья кустарника с большими зелеными виноградными гроздьями.
   - Да я больше о плохих людях пишу, Максим Максимович, о том, как их судят и наказывают.
   - А-а, интересно, интересно, дорогой мой, - погладив свои седовласые усы и бородку дед.
   - Максим Максимович, а как Вашего начальника цеха фамилия? Он жив?
   - Мой, не знаю, а тот, который на фотографии, жив еще.
   - А за что вы так его ненавидите?
   - За сына, - прикусил губу дед, и опустил глаза. - Это он виноват в смерти моего сына. Он - сволочь, и мастер его, да и Питбуль.
   - Примите мои соболезнования.
   - Соболезнования? - подняв голову, Максим Максимович пристально посмотрел на Синцова. - Это было семнадцать лет назад, дорогой мой. Сейчас бы мой Лешка был бы по возрасту, таким как вы, наверное. Сели бы здесь с ним и разговаривали бы. Он аппаратчиком был, пятого разряда. Когда он с персоли перешел на бромэтиловый цех, там все в упадке было. Проводка кругом оголена, в мастерской все оборудование на ладан дышит, что сверлильный станок, что розетки, что заточные станки. И мы, коммунисты, об этом начальнику цеха говорили. Мы ему на вид ставили на партийном собрании, что нужно все это в короткие сроки отремонтировать!
   - На партсобрании, это круто! - невольно ухмыльнулся Синцов. - А куда рабочие смотрели? Что у них в цехе не было электрика, слесаря или просто умельца?
   - Электрика не было по штату, подумав несколько секунд, ответил Столяров. - А люди-то были. Так, они ему тоже говорили, начальнику своему. Мол, давай делай ремонт мастерской. И мастеру говорили! А им все не до этого было, работать нужно, мол, осторожнее!
   - Говорили, Максим Максимович, наверное, после того, когда происшествие произошло, и Ваш сын погиб. Так? Вот, когда клюнет жареный петух, тогда все готовы кричать, "а мы, а мы", чтобы крайнего найти и кем-то прикрыться, и оставаться беленькими кошечками. Тогда и начальник виноват, и мастер! Все! Кроме рабочих. У них самих, что рук не было, что не могли заизолировать те же ручки на станках или убрать какие-то другие, имеющиеся там неполадки на станках. А розетки, неужели было трудно их отремонтировать своими руками? Максим Максимович?
   - Да, как вы, дорогой мой, смеете со мной так разговаривать? - ударив кулаком по столу, вскочил со скамейки старик. - Да, кто вы такой?
   - А что не так было? - отодвинув подальше от себя тарелку с яблоками, Николай посмотрел на старика.
   - Да, я, я, да я, - и дед, громко дыша, тут же ухватившись за грудь, стал оседать на скамейку.
   Из дома выскочила пожилая, худощавая женщина и поднесла своему мужу таблетку.
   Приняв валидол, Максим Максимович, через несколько минут стал ровнее дышать, одышка улеглась.
   - Извините, Максим Максимович..., - прошептал Синцов.
   - Уходите! Уходите отсюда, - маша рукой в сторону Синцова, громко, в приказном порядке, шептала женщина, - и больше сюда к нам никогда не приходите. Не уйдете, полицию вызову
   А старик сидел и молчал, больше не поднимая глаз со своих сложенных ладоней.
   - Послал бы его к легавому, - бубнила женщина, - он бы ему показал.
   - Да не к легавому, Таня, а к питбулю, - не отпуская руку от сердца, покашливая, прохрипел дед. - Что ты все путаешь?
   - Да не к Питбулю, а к тому Льву Львовичу вашему! - возмутилась женщина. - К кэгэбэшнику вашему, а тот бы быстро его научил разговаривать со старшими людьми.
   Настроение у Николая упало совсем. Вот как получается, хотел помочь молодой журналистке, у которой вчера не получилось найти общего языка с Максимом Максимовичем Столяровым, и сам оказался в положении не лучшем, чем она.
   "А старик не такой уж и простой орешек, - вздохнул Николай. - Коммуняка, еще тех времен, сталинских, хотя рос при Хрущеве и Брежневе. Вот на таких фанатах Советский Союз не только выстоял в Великую Отечественную войну, но и после нее встал на ноги и стал великой державой мира.
   Интересно, за что токарь Столяров был награжден в советские времена орденом "За дружбу народов". Что ни говори, а это не основная профессия на заводе, там же в почете химики, а не слесари-ремонтники токарных станков. Пусть даже Столяров не раз побеждал на областных соревнованиях токарей.
   Может, за погибшего сына ему хотели рот закрыть орденом? А что? Ведь только начал с ним говорить о награде, как он тут же взорвался и начал говорить о погибшем сыне...
   ...Жаль, что не удалось найти общего языка с этим человеком. В принципе, сам виноват, - уступив женщине свое место на скамейке, Николай встал. - Интересно, какая причина стала гибелью его сына?"
   Синцов, достав блокнот из кармана, стал записывать в него: "Максим Максимович Столяров. Сын его Алексей Максимович семнадцать лет назад погиб, работая аппаратчиком в бромэтиловом цехе. Нужно узнать причину этого происшествия, где проживает мастер и начальник того цеха, и встретиться по возможности с ними".
  
   Маршрутного такси, как назло, долго не было. Николай, упершись спиной в ствол дерева, прикрыл глаза.
   "Вот история. Орденоносец, лучший токарь завода, о таких людях очерки нужно писать, а я в драку с ним лезу. Критикан чертов! И что же теперь Семакову скажу? А, может, найти его бывшего начальника цеха или мастера и у них о Столярове расспросить? О, точно. А как их найти? Да очень просто, на химкомбинате должен быть пенсионный отдел, там и подскажут, что это за люди, как их найти..." - Николай открыл глаза и осмотрелся по сторонам.
   Вокруг него собралась масса людей в синей спецодежде, у которых на груди и на рукавах были приклеены знаки химического комбината. На часах четыре дня. Значит, вторая смена собирается на работу. В подъехавший заводской автобус зашла только небольшая часть людей.
   - А вы к управлению комбината едете? - поинтересовался Николай у водителя автобуса.
   - Нет, - ответил тот. - Следующий автобус ждите с номером семьсот четыре, он у заводского управления останавливается.
  
   - 3 -
  
   - Что-то он у тебя какой-то гладкий получается, - отложив в сторону первую страницу текста, рассказывающего о токаре Столярове, редактор, не поднимая глаз на Синцова, продолжил читать. - Опачки, опачки, а вот этого, может, и не нужно, - ткнул пальцем в пятый абзац сверху. Ну, ладно, дочитаю, потом решим.
   Николай посмотрел на копию текста, лежавшую перед ним, и подумал; "Иван Викторович, сколько лет прошло после конца Советского Союза, а вы все остаетесь редактором тех времен..."
   Здесь то и была та самая важная часть рассказа о смелости Максима Максимовича. Как рассказывал Довненко Николай Степанович, бывший начальник механического цеха, в котором тогда работал токарь Столяров, происшествие о смерти его сына на заводе спустили по-тихому. Мол, аппаратчик Алексей Максимович Столяров без разрешения начальника цеха полез на цистерну с кислотой, на которой еще не были установлены специальная лестничная площадка с перилами. Он полез наверх по приставленной и шатающейся шестиметровой деревянной лестнице, которую никто из рабочих цеха в тот момент не поддерживал. А после открытия крышки люка-лаза, отшатнулся от газа, скопившегося в цистерне, так как работал без противогаза и упал вниз, на рельсы, сломав шейный позвонок.
   Вот и все. Никому не хотелось тогда садиться в тюрьму, ни начальнику цеха с мастером, ни главному химику завода с главным инженером, допустившим работу персонала в цехе со многими нарушениями охраны труда и промышленной безопасности. И, как не пытался отец погибшего Столярова этот вопрос "вынести" на партийную и профсоюзную конференции, при поддержке секретаря парткома, им этого сделать не дали.
   Тогда и решил Максим Максимович сам наказать начальника цеха Яценюка Генриха Генриховича. В ночную смену заставил его залезть на эту же емкость, на которой, как обещали, так и не приварили лестницу с перилами, и оставил его там на ночь. Утром приставил деревянную лестницу к цистерне и разрешил начальнику цеха спускаться вниз, но тот просил Максима Максимовича ее держать, так как она шаталась. Но Столяров этого не сделал, и поэтому Яценюк дождался начала рабочего дня и под смех рабочих, державших эту злополучную лестницу, спустился вниз.
   Тогда и этой истории на комбинате хода не дали, тоже спустили ее на тормозах, предупредив Столярова, что они в любую секунду могут дать огласку его насильственному издевательству над человеком и передать это дело в суд. А это - несколько лет тюрьмы с психбольницей.
   Но на этом Столяров не остановился. Через полгода, когда под руководством начальника отдела по охране труда С.П. Вертилова комиссия работала на цехе, где погиб его сын, он попробовал восстановить правду. Прибежал в цех и попытался заставить Вертилова также залезть на эту цистерну по уже сваренной стальной лестнице. Но тот испугался и не стал этого делать, а чтобы отбиться от Столярова, звал к себе на помощь членов комиссии, обступивших его со всех сторон. Но, только вышеизвестные начальник цеха с мастером "спасли" начальника отдела охраны труда, вытолкав Максима Максимовича из цеха.
   После этого Максим Максимович ушел с завода по льготной пенсии, не доработав оставшихся трех лет до пятидесяти пяти. И никто его тогда не уговаривал остаться на производстве, понимая, что следующий его шаг мог привести к более серьезной ситуации.
   - Вот эта история, - улыбнулся Николаю редактор. - Так красиво начал рассказывать, уже думал, что на второй странице зевать начну, а тут на тебе. И подзаголовки такие подбираешь, что читателя они сразу притягивают к себе. Молодец, Коля, молодец. Давай так, с тех времен прошло уже тринадцать лет...
   - Семнадцать, - поправил Семакова Синцов.
   - Вот-вот, и ворошить прошлое, оно, как-то некрасиво.
   - Ну, - развел руками Николай. - Извините меня, Иван Викторович. Сам же Максим Максимович мне отказал в интервью, вот я и попробовал пойти по другому пути, взял интервью о нем у тех, с кем он работал.
   - Ладно, Николай, оставь текст, подумаю. Да, и давай договоримся, чтобы этот материал никуда не отдавал, то есть, на сторону, в газеты и журналы, а также в интернетовские издания. Договорились?
   - Все, все, согласен, - поднял вверх руки Синцов. - Извините, Иван Викторович, вы мне не сказали, какая цель у этого материала. Если зарисовка о ветеране, то вот такой материал, - и Синцов протянул редактору два листка с текстом. А тот, что вы только что читали, это - одна из его версий. Так что, как выберите, какой из них, или если еще нужно его доработать, то буду ждать вашего звонка. Разрешите? - и, кивнув головой Семакову, вышел из кабинета.
   Впереди целый день, и нехорошо, когда он начинается с плохого настроения, плюс половину ночи не спал, сочинял эти статьи, одна из которых редактору не понравилась.
   Синцов зашел в столовую редакции, включил чайник и, сев за стол, вернулся к мысли, не дающей ему в последнее время покоя:
   "Вертилов, Вертилов, что-то знакомая фамилия. Вертилов, Вертилов? Кто он такой? - и, достав из портфеля свой ноутбук, положил его на стол. - Так, так, быстрее, быстрее включайся, мой дорогой. "Вертилов", "Вертилов". Нет такого, ну, и ладно, - успокоился Синцов, просматривая столбик из пяти файлов, набранных им вчера с этой фамилией. - А один файл набран несколько месяцев назад, и это, скорее всего, однофамилец, тот самый старичок, который вечно пропадает, - вздохнул Синцов. - Нужно об этом Дятлову сказать, вот посмеемся. А если это одно и то же лицо? И что дальше? А не того ли самого Вертилова имела в виду жена Столярова, когда кого-то назвала легавым? А дед ее еще поправил, сказал "послать (Синцова) не к легавому, а к питбулю"..."
  
   Глава 8. Оборотень
  
   Очерк о Столярове, опубликованный в "Красном знамени", прошел спокойно, без звонков в редакцию от самого героя материала, его родственников и знакомых, и тех, кто не давал этому человеку в свое время не только говорить, а даже и рта раскрыть о гибели его сына на заводе. А все потому, что вышедший материал рассказывал только о том, за что он, простой рабочий, был награжден орденом "Дружбы народов".
   "И правильно, - в очередной раз успокаивал себя Синцов, просматривая редакционную почту, адресованную ему, - горю Столярова никак не поможешь. А злость на тех людей, виновных в гибели его сына, сколько ее не расти в себе, а толку не будет, ведь сердце - не машина, которую всегда можно отремонтировать. Единственное, на что можно надеяться Столярову, это на то, что у тех "убийц", еще осталась какая-то доля совести...".
   В этот день от читателей Николаю было адресовано семь писем, их авторы - старики. И все они очень рады, что в газете стали рассказывать о преступниках, которые понесли заслуженную кару. А в следующей половине каждого своего письма, они просят написать о тех "плохих" людях, которые живут рядом с ними. В одном письме рассказывалось про продавца "соседнего магазина", который обвешивает покупателей и продает им залежавшийся товар. В другом письме женщина ругает своего зятя, в третьем - невестку, в четвертом - соседку, в пятом - о непомерно растущих ценах за квартплату...
   Николай на эти письма не отвечал, так как хорошо знал, к чему это может привести. К массовым приходам этих авторов в редакцию с мольбами защитить их от кого-то, написать про кого-то статью в газету, рассказать в газете об их проблемах мэру города, припугнуть кого-то, он был готов и знал, что нужно просто выслушать человека.
   А времени, которое отводится на рабочий день, Синцову и так не хватало. Многие материалы, написанные внештатными корреспондентами, секретарями партийных, молодежных организаций, рабочими, представителями культурных учреждений и школ, требовали к себе особого внимания. Многие из них приходилось переделывать от начала и до конца, оставляя всего лишь фамилию автора и тему, которую он раскрывал. В результате этого на написание своего материала, который требовал аналитической разработки темы, раскрытия психологического характера героя и, в конце концов, его правонарушения, почти не оставалось. С этими корреспонденциями приходилось работать дома, с позднего вечера, когда жена с дочкой ложились спать. И, по натуре жаворонок, Николай стал еще и совой. А, что поделаешь, ночь это единственное время, когда его никто не отвлекает от работы и можно спокойно обдумать тему и написать статью, отвлекаясь, разве что, на питье кофе или чая.
   В последнем письме, написанном Татьяной Агеевной Сушко, его что-то привлекло, но Николай пока не смог уловить этой линии. Не раз в течение дня хотел перечитать его, но в этот момент, ему обязательно что-то мешало это сделать, то телефонный звонок, то кто-то заходил к нему в кабинет. Перед уходом с работы вспомнил о письме и бросил его к себе в сумку.
   В маршрутке выдалась возможность посмотреть письмо. Женщина рассказывает о соседе по частному дому, у которого "поехала крыша". Его вечно кто-то обкрадывает, меняет ему сушащуюся во дворе одежду на грязную спецодежду. Кто-то подбрасывает ему письма в почтовый ящик с "последними предупреждениями". Но Александр Александрович эти письма сразу же сжигает. Предложения соседей обратиться с ними в полицию даже слушать не хочет. Это, скорее всего, потому, "что Сан Саныч или наркоман, или бывший тюремщик, сбежавший из заключения, а, может даже, шпион", - писала Сушко. - "Хотя, на вид очень интеллигентный человек, ему недавно исполнилось семьдесят лет".
   Почерк у женщины был ровный, буквы большие, без наклона. Судя по нему, это - женщина сильной натуры, которая и "в горящую избу войдет, и коня на скаку остановит".
   "Из бывших, - подумал Синцов и тут же усмехнулся своему непонятному выводу. - Из каких "бывших"? Секретарш, учительниц, комендантш общежитий? Глупо, а вот с историей, что у человека во дворе поменяли сушившийся костюм на спецодежду, он уже знаком".
   Открыв ноутбук, Николай быстро нашел в нем файл, когда-то скопированный им из городского сайта "Полдень.RU" под заголовком "Обменяли спецодежду на кальсоны", и начал его читать:
   "Семидесятипятилетний пенсионер И.К., живущий летом на дачном участке "Березовая роща", третий раз сталкивается с неприятной для него ситуацией. Кто-то ночью, усыпляя четвероного охранника Шарика (смесь лайки с овчаркой и достаточно злой) меняет одежду хозяина, вывешенную в его дворе после стирки, на грязную, изорванную спецодежду..."
   "Семидесятипятилетний пенсионер И.К., а здесь, в письме Татьяны Агеевны Сушко, героя зовут Александром Васильевичем. Люди разные, - сравнивая две информации, подумал Синцов. - И.К. живет летом на дачном участке "Березовая роща", а Сан Саныч живет на улице Можайской в частном доме. Вот такие вот дела. Почему это произошло, понять не сложно. Это, скорее всего, действия каких-нибудь иногородних или прибывших сюда из другой страны гастарбайтеров. Закончили работу, поменяли одежду и по домам. Другого предположения нет", - и, спрятав письмо женщины назад в сумку вместе с ноутбуком, стал думать о другом.
  
   - 2 -
  
   Статья, над которой он работал сейчас, назвал "Оборотень". Заголовок, пожалуй, это одна из важнейших частей материала, который дает возможность автору настроиться на раскрытие темы. "Оборотень" - это мифологическое существо, обладающее способностью превращаться из человека в животное или наоборот.
   Но герой материала - Шмыгало был немифическим животным, а мошенником чистой воды. Он маскировался под целителя-экстрасенса и убеждал своих пациентов, страдающих от болезней, чтобы те воспользовались его услугами. Всю информацию о людях, в основном, стариках или душевно больных, на которых ему якобы указывали души, он собирал заранее в поликлиниках города. А дальше по мобильному телефону начинал их обрабатывать, запугивая большими физическими и духовными мучениями.
   Сеансы Шмыгало были дорогостоящими, начиная с тридцати тысяч рублей. А в "лекарственные" травы, из которых он делал чай, а клиент должен был выпить его до начала сеанса, входили препараты, влияющие на нервное состояние: апатию, вялость. Включение в этот момент ламп с меняющимся то желтым, то красным и ультрафиолетовым светом начинало вводить больного человека в истерию, вызывая в нем страх. А голос, идущий из динамиков, начинал зомбировать гостя, вводя его в состояние подчиненности экстрасенсу...
   В результате этого, многие его пациенты стали попадать в психоневрологические диспансеры, расставаясь не только с деньгами в момент лечения у экстрасенса, а и недвижимостью - дачами, квартирами. Таким образом, за три с половиной года своей деятельности Шмыгало заработал около шестнадцати миллионов рублей. Но и это еще не все, благодаря его "помощи", из-за прекращения лечения, назначенного врачами медицинских учреждений, и нервного расстройства умерло более десяти человек.
   Синцов несколько раз просматривал видеосюжеты, сделанные при допросе подозреваемого Шмыгало. На вид это приятной внешности человек, с мягким голосом, немножко полноватый, невысокого роста. Лицо у него круглое, черные волосы с проседью, собраны на затылке в хвост и стянуты резинкой. Голос у него тоже приятный, спокойный, даже не верится, что Шмыгало находится под уголовной ответственностью в связи с гибелью нескольких человек, отравившихся грибами во время проведения им сеанса.
   На вопросы следователя, связанные с целью его лечения пришедших к нему людей, подозреваемый отвечал не сразу, беря некоторое время на их обдумывание. В этот момент руки у него начинали дрожать, на лице появлялся испуг, и свой ответ он начинал всегда с одной фразы: "Я всеми душевными силами страдал вместе с ним".
   Слушая Шмыгало, который в миру себя называл Светлым человеком, Николай невольно начинал ощущать жалость к нему, чему видно поддавался не только он, а и полицейский офицер, ведущий следствие.
   "Вы понимаете, гражданин-следователь, когда ко мне подходит женщина и просит помощи, ну как я могу ей отказать в этом? - дрожащий голос Шмыгало вызывает слезы. - Ну, как поступить в этот момент, я ведь не убийца. Если у нее, этой пожилой женщины уже нет веры врачам, ее заболевание очень сложное, то этому старому человеку нужно оказать хотя бы какую-то психологическую поддержку, в которой она так нуждается. И я ее начинаю успокаивать, отвлекать от плохих мыслей, рассказывать о чем-то хорошем. А ведь это и начинает ей, болезной, давать веру в то, что еще не все потеряно, можно вылечиться и жить, жить..."
   "И это говорит мясник, в свое время проработавший пять лет на мясокомбинате, - думал Синцов. - Убивал животных током или ножом, распарывал их шкуру, рубил их кости и в своем духовном мире, при всем этом, оставался мягким, душевным, заботливым человеком, куда-то пряча свой дух палача, убийцы. Хм. А такое может быть? Наверное, да.
   Но, как это связать с тем, что в поданный чай пришедшему к нему пациенту Шмыгало подсыпал порошок из высушенного мухомора, листьев дурмана или еще чего-то там? А, как можно понять, когда после принятия этой отравы человек входил в повышенное нервозное состояние или транс, Шмыгало включал диск с угрозами, с описанием ада, с рассказом о том, что ждет там в преисподней этого человека, если он вовремя не очистит свою душу. Если он не отдаст свое самое дорогое человеку, который заботится о нем.
   Да, это страшный человек. Он - самый настоящий оборотень. Когда встречал гостя, пел ему псалмы о радужности прекрасной жизни, окутывая его своей заботой, а когда человек впадал в прострацию, запугивал его страхами".
   Николай вытер пот со лба и посмотрел на настенные часы: час тридцать утра, а на экране ноутбука указан только заголовок и под ним несколько строк, что осужденный Шмыгало после обращения в высшую инстанцию апелляции не получил. Приговор остался в силе.
   Еще раз пересмотрел список файлов с видеосъемками. Вроде все их пересмотрел уже по несколько раз. Перевернул лист и невольно присвистнул, там записан еще один файл, о котором он совершенно забыл. По размеру самый большой, около двести семидесяти мегабайт.
   "По вашей просьбе мы принесли икону Божией Матери", - говорит следователь в видеозаписи и достает из сумки что-то, завернутое в белую материю. Разворачивает ее и кладет на стол перед допрашиваемым Шмыгало. - Это - икона, - уточняет следователь.
   Увидев ее, Шмыгало вздрогнул, голова его затряслась, и он вместо того, чтобы приблизиться к ней, почему-то вскочив со стула, стал пятиться назад. Споткнулся и упал.
   - Евгений Семенович, - говорит следователь, - что с вами. вы же просили икону, и мы ее вам принесли.
   - Нет, нет, - закрывая свое лицо ладонью, запричитал Шмыгало. - Она смотрит на меня. Нет, нет, это не икона. Она, она, - и, отползая спиной назад к двери, вдруг затрясся всем телом. Создавалось такое впечатление, что по нему идет электрический ток, но в этот момент на полу, на котором он бился в конвульсиях, ничего не было, и никто рядом с ним не стоял.
   "Его несколько раз при допросе, когда он смотрел на икону, трясло, и мы невольно ждали, что его тело сейчас начнет превращаться в какое-то страшное чудовище, - рассказывал Федор Викторович Дятлов. - Самим в этот момент хотелось выскочить из комнаты и запереть ее, чтобы не выпустить это чудовище наружу".
   "Вот с этого и начну, - подумал Николай и, подтянув к себе поближе ноутбук, начал писать статью.
  
   - 3 -
  
   - Аж, мурашки по телу прошли! - отложив листы с напечатанным текстом в сторону, сказал редактор газеты. - Коля, ты - талантище! Вот так рассказать об этом страшном человеке не всем дано. Я ведь был на том суде, сам хотел написать эту статью, но сколько не брался за нее, какая-то куцая получалась штамповщина.
   - И напечатали? - поинтересовался Синцов.
   - Да. Сразу же после суда, как только узнал, что этот человек апелляции не получил, сделал из нее информационную корреспонденцию. Такого она шума наделала тогда, если б ты знал!
   - Иван Викторович, так что ж вы раньше об этом не сказали мне. Повторяться то нехорошо как-то, - возмутился Николай.
   - Заметка заметке рознь. А, вот, икона Божьей Матери, которую он испугался - это - сила!
   - Это - не выдумка, Иван Викторович, я смотрел документальную видеосъемку с допроса и видел, когда перед Шмыгало развернули эту икону, как он испугался ее. Он вскочил со стула и стал пятиться. Потом упал, его начало трясти. Артист он?
   - Может, и артист. Я об этом тоже подумал на суде, когда он там прикидывался то беленьким котенком, то критиком медицинского застоя, то колдуном, то рабом Лампы. И скажу тебе, семь лет тюрьмы - это мало для него.
   - А про отраву в чае не удалось следствию доказать, что она им была подсыпана.
   - Неважно, Коля, но это же было, у него в доме нашли два мешка с этой отравой.
   - Я о ней не писал в статье.
   - Потому что у тебя было предостаточно других фактов, доказывающих его преступления. Я-то был только во время оглашения приговора и на пресс-конференции. Я не обладал таким обилием фактов, которые имел ты.
   - Ну, да, согласен, - вздохнул Синцов.
   - Вот, и я об этом, - Иван Викторович встал из-за стола, пожав руку Николаю, сказал. - Давай, как договаривались, пусть твою статью посмотрят в прокуратуре и подпишут, что не соврал ты ни в чем, если что, поправят. А то, сам понимаешь, мы же правду должны людям говорить, газета все-таки.
   - Да, да, - согласился с редактором Синцов.
  
   - 4 -
  
   Федор Викторович поставил на каждой странице статьи Синцова свое факсимиле и подписался под ним.
   - Ну, что скажу, Николай. Как у нас многое в жизни совпадает. Вот куда не верти, а как будто мы все между собой связаны, как будто идем одной дорогой.
   - вы о чем это, Федор Викторович? - поинтересовался Синцов.
   - Да, как тебе это все объяснить. Ну, вот, к примеру, о чем-то начинаешь думать, а оно и происходит. Мысль, выходит, она материальна, Коля. Вот и с Шмыгало так.
   - вы насчет иконы?
   - А, вот, с ней, - Дятлов прикусил губу и, посмотрев на Синцова, продолжил, - а, вот, с ней-то все, скорее всего, и связано, Коленька. Помню, помню эту запись, я тогда тоже подумал, что Шмыгало играет. А моя бабка, она тоже, когда я был маленьким, рассказывала, что больные, молясь, и, прося помощи у святых, получали ее. И у меня такое впечатление, что это все может быть на самом деле. Я вроде плохо вижу, без очков читать и писать не могу, а вот Библию открываю, а у меня дома она мелким шрифтом напечатана и, несмотря на это, вижу каждую буковку ее при тусклом освещении, без очков, и читаю! Веришь?
   Николай пожал плечами и сел за стол рядом с Дятловым.
   - Я не против этого, Федор Викторович. Могу об этом тоже многое рассказать. Но только не понял другое, вы сказали, что эта статья прямо вовремя написана. Я так понял?
   - Так, так, - прищурился Дятлов и, открыв ящик своего письменного стола, достал из него папку. В ней нашел какую-то бумагу и прочитал. - Осужденный Е.С. Шмыгало и так далее, и так далее, двенадцатого октября в день своего рождения был задушен сокамерниками. Ведется следствие, и так далее. Что рот открыл? Закрой. Обычно такие убийства в тюрьме делаются под видом суицида. Да что-то не получилось у сокамерников со Шмыгало. Видно, сильно жить хотел, не давался им. Отсюда на его теле и было обнаружено много ссадин, которые могли сделать только люди. Видно, из ада за ним посылка пришла к сокамерникам его, мол, не задерживайте его душу, она должна быть наказана и отправлена в Преисподнюю. А оборотню туда и дорога! Так?
   А таких оборотней знаешь сколько? Вот, - Федор Викторович взял лист бумаги и начал с него читать. - В соседней области начальник отдела кадровой и правовой работы административного управления департамента социального развития Эдуард Попов признан виновным в совершении 14 преступлений, предусмотренных ч. 3 ст. 159 УК РФ (мошенничество с использованием служебного положения).
   Следствием и судом установлено, что с марта 2009 по август 2011 года Попов путём фальсификации электронных сведений о получателях мер социальной поддержки в форме субсидий на оплату жилья, социальной поддержки многодетным семьям, ежемесячных пособий по уходу за ребёнком и т.д. осуществил незаконное начисление денежных средств в пользу 13 лиц, не имеющих права на получение указанных выплат, из числа своих родственников, а также в свою пользу. Его действиями департаменту социального развития области причинён ущерб на сумму около 4,5 млн. рублей".
   Николай, это разве не оборотень? - глаза Дятлова стали красного цвета.
   - Так, он же не в нашей области находится? Мы только о своих пишем, - тяжело вздохнул Синцов.
   - А у нас, в салоне "Тойота", при проверке новых джипов оказалось, что они уже наездили от двухсот до пятисот тысяч километров. Представляешь? При их продаже документы подделаны и получается, что это - новые автомобили, выпущенные не в этом, а в прошлом и позапрошлом годах. И проданы они не сразу, так как стояли на витринах. И для их продажи автосалон делает небольшую скидку.
   - Это богатых людей пусть волнует, простой люд, Федор Викторович, прочитав эту статью, скажет, так им и нужно.
   - Согласен, - улыбнулся следователь. - Тогда у меня еще одно такое свеженькое, мистическое дело. Не хочешь его посмотреть? Оно связано с черными риелторами. Возьми, - и протянул несколько печатных листов Николаю.
  
   Глава 9. Мистика
  
   Бабушка Поля не была похожа ни на ведьму, ни на колдунью. Наоборот, в этой маленькой, сухонькой пожилой женщине было больше светлого и доброго, располагающего к себе, к спокойному разговору. А когда она тебе улыбается, то невольно и сам поддаешься этим чувствам, раскрепощаешься.
   После выпитой второй чашки ароматного чая, она ждала, когда Синцов доест манный блинчик, обмазанный сверху малиновым вареньем и, спросив, а зачем ему нужна эта история про Анну, сказала:
   - Хорошо, унучек, хорошо. Слушай.
   И тут же ее лицо изменилось, исчезла с него доброта, оно стало грустным, и словно вторя этому изменившемуся настроению в лице старушки, в абажуре погасла единственная лампочка, и в комнату пробивался лишь тусклый свет в полуоткрытую дверь с коридора.
   Незаметно включив диктофон на мобильном телефоне, Синцов его немножко выдвинул из-за блюдечка с вареньем, направив его на бабушку Полину.
   - Ой, как было все то, и страшно вспомнить, унучек. Солнце зашло, мы с Аней повстречались у магазина. Он там, за углом, - махнула рукой куда-то за себя женщина. - Так вот, я хлеб несла, сахар, масло. Тяжело. Анка-то - помощница-а. Сколько помнится, всегда добра ко мне, не то, что ее родители, Петька со Светкой, - и тут же перекрестилась, что-то шепча про себя. - Сколько их знала, столько и не знала! Забор поставили, во(!), за ним ничаво не видать, - сложила губы и кивает головой, смотря куда-то сквозь Николая, бабушка Полина. - Ничаво! Скрытны люди, фу! Как так можно? А дом, у-у-у, какой у них большой! У всех голод, а они жируют, машину купили, дом построили, а старый сломали. Вот!
   Как жили, не знаю, в гости не звали. Жадные они, говорят, - снова вздохнула тетя Полина. - На машине кругом ездили, и откуда стоко деньжищ, не знаю. Вот, и Аньке не повезло с ними, холостячка до сих пор.
   "По возрасту - моя одногодка, эта Анна Петровна", - подумал Николай, не спуская своих глаз с дрожащих, уже давно потерявших свой девственный цвет, губ бабушки Поли.
   - А как померли они, никто не знает. Машка с третьего дома говорит, сердце у них порвалось, а Катька с седьмого дому - со второго этажа гыкнулись, да шеи себе поломали. Не знаю. Их Анька тоды, у Москву ездила, горит, что их пугали. Вот как! А кому старики те нужны, а? - и вопросительно смотрит на Синцова. - Дом-то Аньке достался. Небось, это она их?
   - Н-не знаю, - пожал Синцов плечами.
   - Во-от, и как с магазина выхожу, так Анька идет-то. Вижу-то ее, "ой", схватилась за спину я, мол, тяжела, больно, моя сумка-то. Она, молодица-то, сильная, спасиба ей, взяла ее, мы и пошли, та-а. А на столбе то горит фонарь, то нет. Вот, и спрашиваю-то, у Аньки-то, а как померли твои папка с мамкой? А она в слезы-то. Горит, кто-то пугал их. Я спрашиваю: а кто? А она горит, приведенье-то, вот.
   А я горю, а како оно? А она горит, юноса, вот. И тут тако началось, ой, - вздохнула бабушка. - Тако! Страшно говорить-то. Ой...
   Николай вытпил из чашки остывший чай и смотрит на хозяйку дома, чувствуя, что и у него от ее рассказа начинают поджилки в руках трястись и не только с испугу.
   А бабушка, словно специально, выждав какое-то время, всплеснула руками:
   - Тако, ой, сердце вот-вот прыгнет.
   Снова она начинает меняться прямо на глазах: вся съежилась, меньше стала, словно выпустили из нее воздух, которым она была напитана, как шар. На её морщинистом лице добавилось больше складок. Голос с сутью ею рассказываемого менялся: то шептала с шипением, как змея, то, как цикада, трещала, описывая ломающиеся ветки кустарника, то втягивала в себя, то надувала свои щеки, то выпучивала глаза, то закрывала их, продолжая шептать, до мельчайших подробностей описывая те произошедшие события.
   - А на улице темно, унучик, света нет, - она резко толкнула воздух своим кулачком. - И, вот, как мы шли, так ктой-то как скажет громко-то! Я, аж, наделала. Ой, страшно было.
   - А кто он?
   - Так, голос Петра, унуче. Его нет, схоронили его с жинкой Светкой, - перекрестилась, - тока их Анька осталась. А он... ой-то, даже не знаю, у кустарнике, да как зашумит ветками, заломат их. Ой, наделала я промеж ног!
   А Анька в дом свой не пошла, у меня осталась. А туалет у меня в огороде. Ночью она меня будит, идем вместе ту-дысь, - говорит, задыхаясь. - Ой! И только пошли, опять Петр, как скажет.
   - А что он сказал, бабушка Полина? - невольно сорвался Синцов.
   - Так, тетя я тебе! - резко посмотрела на Николая старушка.
   - Извините.
   - Так, он белый весь, приведение прямо. А я у дом, как влетела, и не знаю как. Анька бьется у дверь, а я не знаю, кто это, Петька иль Анька. А, может, жинка его. Страшно! Может, они душить меня хотят. Я и не открыла. А с петухами открыла, Анька под дверью. Вот-то.
   - Мертвая?
   - Не-а, дрожит вся и волосы белыя. Я ее домой вволокла, а она слова сказать не может, трясет ее. Говорю, что унучка, что с тобой? А она молчит, трясется. Так, и спать положила ее там, грязную, немытую. Весь день с дивана не вставала она, всю ночь. Обоссалась вся. Ой, напугалась вся она, унуча.
   - Тетя Поля, а что он кричал? Ну, то, приведение?
   - Ктой-то? - смотрит на Николая бабушка, словно не поняла, о ком ей говорит сейчас гость.
   - Так, я же говорю, приведение-то, - прошептал Синцов.
   - Ай, не помню-то, совсем страшно было. Петька то был.
   - Так, может, все это вам показалось, тетя Паша? - шепчет Синцов.
   - Ой, да што ты, унучик. Ой, как страшно было.
   - И вы после этого у себя Аню оставили?
   - Нет, нет, - закачала головой и затолкала руками в сторону Синцова старушка. - Зачем мне колдун нужен? А Петька, он колду-ун. Всю ночь, то там стукнет по стеклу и скребет когтями своими по нему, то по трубе стукнет. Ой, страх какой. Я всю ночь молилась. А утром сказала Аньке: уходи отселе, иди к соседям.
   - И больше Петька к вам не приходил?
   - Нет, он за Анькой ушел. Страх, ка-ко-ой.
   - Бабушка, ой, извините, - приложил руку к сердцу Николай, - тетя Поля, а, может, это не Петр был, не отец Ани?
   - Ой, он самый-то. Горят, у него на могиле собака его осталась. Анька ходила туда, а та яму там рыла. Вот это Машка мне с третьего дома говорила. Анька к ней потом ушла, а та ее тоже выгнала. Видно, она их убила.
   - А что вы сказали по этому поводу следователю из полиции, тетя Полина?
   - А што? Так они и меня будут заключать! Не-ет, я табе не говорила ничаго!
   - Нет, не говорили, - согласился Синцов. - А знаете, где сейчас Аня?
   - У психбольнице. Ведьма-то.
   - Кто, теть Поля, ведьма-то?
   - Анька-то...
   И свет вспыхнул над столом, лампочка загорелась. Испугалась этого не только тетя Поля, но и сам Николай, вздрогнул, и перекрестился.
   - Во-от! - подняла палец вверх тетя Поля.
  
   - 2 -
  
   Машке было тоже далеко за шестьдесят лет. Хотя, по сравнению с тетей Полей, она была другой, полноватой женщиной и скорой, что на слово, что на ногу. Бегает вокруг Николая и говорит, говорит.
   - Ой, корреспондент. Ой, как это, что я натворила такого?
   - А-а...- не успел Синцов и на этот вопрос ответить, как и на предыдущие, а она уже следующий задает:
   - вы ко мне как к Польке, про Аньку Порошенко?
   - Да, - наконец, успел ответить Николай.
   А тетя Маша его и не услышала, так как задавала уже другой вопрос:
   - А она призналась?
   - В чем?
   - Ой, я ж вам говорю, она такая. А Петр и с того света за ней пришел, а вы его спрашивали?
   - Кого? - икнул Николай.
   - А, вот, вы у него интервью возьмите. Он-то знаете, чего говорит доце своей?
   - Я...
   - А вы спросите ее, а то в психбольницу сбежала, так, он ее и там достанет.
   - А кто? - пятясь назад от наступающей на него женщины, вот-вот начнет махать руками Синцов.
   - А я вам скажу. Там у нее какие-то бумаги. А отец их боится, и с того света за ними пришел, говорит, чтобы она их не жгла и не закопала, а разорвала на мелкие части, чтобы Белый Ангел их не прочитал и не отдал Черному Ангелу, а то его и на суд не пустят, - тараторила бабка. - А хранятся они в красной папке.
   И только сейчас дошло до Синцова, что он включил диктофон на своем мобильном телефоне.
   - А я вам скажу, что не надо ей рвать ту бумагу, ту папку. Пусть она отдаст ее Черному Ангелу, а то у него и машина, и дом - хоромы. Фу-у! - остановилась бабка, уткнувшись обеими руками в Синцова, приплюснутого к стене.
   - Мария Федоровна, да о чем вы? - отведя от своей груди руки женщины, спросил Николай.
   - Так, вы про Аньку-то пришли ко мне расспрашивать, Поля говорила. Или вы не тот?
   - Да, да, я не тот, я - следователь, - соврал Николай. - Может, мне водички дадите, а то сухо в горле стало...
   Бабушка тут же юркнула в комнату и через несколько секунд стояла перед ним в прихожей, держа в руке алюминиевую кружку с водой:
   - Пейте.
   - Спасибо, - сделав несколько глотков, Николай протянул назад кружку. - А когда вы обо всем этом узнали? Почему об этом раньше не рассказали? - теперь на хозяйку дома стал наступать Синцов. - Пройдемте к столу, нужно оформить документы.
   - Ой, ой, я щас, я щас! - и откинув в сторону занавеску, показала, куда пройти "следователю".
   Мария Федоровна Тычкина жила также бедно, как и баба Поля. Домик небольшой на две комнаты с кухонкой, ванной комнатой. Туалет вынесен на улицу. На нижней полке серванта, модном в семидесятые-шестидесятые годы, стоял набор слоников, сделанных из бело-желтоватой глины. В последнего, самого большого из них, уперлась фотография в темной глиняной рамочке. На ней изображены молодые Марина со своим мужем. Теперь она, как и тетя Поля, вдова. У обоих мужья бывшие химики, много лет отработавшие на химкомбинате, умерли, не дожив и до сорока своих лет...
   - Этот сервант мы купили на премию, - вспоминает свою молодость Мария Федоровна. - Наш завод выполнил пятилетний план за три года. Вот на эту премию и купили сервант. А за ними очередь была огромная. Но спасибо мебельщикам, они тоже свой пятилетний план выполнили за два с половиной года, поэтому наша очередь была не долгой, - и куда делся ее простой слог, непонятно. Теперь она напоминает учительницу или какую другую женщину с образованием. Каждое ее слово словно с газеты списано. - Вот времена были, - с растяжкой проговорила последнее слово Мария Тычкина, громко зевая, забыв прикрыть ладонью перед своим гостем свой беззубый рот.
   - Да, да, - согласился Николай, - мои родители тоже работали на химкомбинате, аппаратчиками, - и посмотрел на маленький квадратный будильник, стоявший посередине серванта на второй полке, и чуть не присвистнул, на часах двадцать два тридцать семь. - Спасибо вам за рассказ, Мария Федоровна, до свидания, - и одевшись, вышел на улицу.
   Куда ближе идти до остановки, второпях одеваясь, Синцов у бабушки не спросил и повернул налево, и пошел по полутемной улице.
   Действительно, фонари не на всех столбах здесь горят, обратил внимание Синцов, ежась от холода в легкой куртке.
   Улица старая, застроенная еще при царе Горохе. В каждом палисаднике стоят большие деревья, в основном, грецкие орехи, саженцы которых, наверное, когда-то выдал всем жильцам этой улицы химкомбинат, и они во время субботника их высадили.
   Вспомнил обещание позвонить Дятлову и набрал его телефон.
   - Добрый вечер, Федор Викторович, Синцов это. Да, все нормально, встретился с обеими - тетей Полей и тетей Марией. Да, вы правы, у них все связано с потусторонними силами. Такое наговорили, что теперь страшно и по улице идти.
   - Я тоже такое чувство тогда испытал, когда поздним вечером шел домой. А еще ветер был, деревья качало, лампы то гаснут, то загораются. Жуть.
   - У меня вопрос к вам, Федор Викторович, может, это черные риэлторы на них подействовали. вы эту версию не проверяли? Проверяли? А почему они говорят, что Анна находится в психбольнице, ведь вы говорили, что она пропала?
   - Уже шесть месяцев, как прошло с тех пор, так никто и не знает, где она находится, Коленька. А думают люди, что она находится в психбольнице, потому что она действительно сошла с ума. Ей казалось, что за ней кто-то гоняется и требует ей отдать какой-то красный блокнот отца с какими-то записями.
   - А собака, это правда, так и осталась после похорон у могилки ее родителей, там и скончалась?
   - Так говорят, и кладбищенские служители тоже так говорят. Она с первого дня похорон охраняла их могилу, говорят, даже рылась там, хотела вызволить своих хозяев из-под земли, как живых.
   - Может, так и думала, что они еще живы?
   - По результатам медицинской экспертизы у обоих после падения были сломаны шейные позвонки, Коля. И пока они во дворе лежали, было на улице тепло, собака выла, но никто из жильцов на это не обращал внимания. А, вот, когда запах тления стал сильным, люди вызвали участкового полицейского, только так и определили, что они мертвы. А дочка ихняя находилась на учебе в Москве. Ее вызвали оттуда. А когда ее начали расспрашивать о том, что могло заставить ее родителей спрыгнуть со второго этажа, она предположила, что это приведение. К ним якобы не раз приходил какой-то юнец. Ее папа говорил, что это - юноша, погибший на заводе из-за какого-то его попустительства, когда он, Павел Порошенко, работал там мастером цеха.
   - А вы видели это приведение, Федор Викторович?
   - Да, как тебе сказать, Николай Иванович. Скажешь правду, никто не поверит этому, даже посчитают сумасшедшим. Приведения только в телевизионных ужастиках показывают? А на самом деле, все думают, что их нет
   - Да уж. вы правы, Федор Викторович. Ну, ладно, не буду вас больше задерживать. Спокойной ночи, - и, выключив телефон, Синцов засунул его в карман куртки и прибавил шаг.
  
   - 3 -
  
   Напротив дома погибших родителей Порошенко было темно. Кошка, испуганная им, с визгом перебежала дорогу, и поэтому Николай, почему-то перекрестившись, перешел в правую часть улицы и невольно взглянул на очертания двухэтажного дома. В окне второго этажа, казалось, горел свет. Шторы, по-видимому, были очень плотными, их световые лучи не пробивали, а вот по краям их образовались вертикальные линии тусклого света.
   Николай остановился, осмотрелся по сторонам. Нет, фонарь, освещавший улицу, был очень далеко, и от него навряд ли могло быть отражение на окне. Присмотрелся, показалось, что и дверь во двор Порошенко приоткрыта.
   Снова перекрестившись, Николай, подталкиваемый какой-то неизвестной для него внутренней силой, подошел к калитке и протянул руку к ее ручке. Дверь, сделанная из листа железа, была полуоткрыта.
   "Удивительно, - подумал он, - когда тетя Поля мне показывала этот дом, калитка была заперта, она два раза толкала ее, что-то объясняя ему. А теперь открыта. Может, там бичи поселились, а, может, Анна по ночам приходит в свой дом, а днем прячется от соседей?"
   Толкнув сильнее дверь, Синцов вошел во двор и остановился, прислушиваясь к звукам. Да, за шторами второго этажа горел свет, но он был таким слабым, что не освещал двор, и в кромешной темноте было трудно определить, куда по аллее, идущей от ворот к дому, идти дальше.
   Что-то хрустнуло где-то впереди. Вздрогнув с испугу, посмотрел в сторону дома. Показалось, что-то белое, как дымка, там двинулось влево. И то, что это, на самом деле, материальное, а не его фантазия, Николай догадался сразу же, так как это что-то стало более контрастно проявляться на фоне черного ночного неба и еще и колыхаться.
   Стук в зубах усилился.
   - Кто вы? - крикнул он.
   Но оно не обращало на его голос никакого внимания, поднялось чуть выше, и, задержавшись там около минуты, словно рассматривая Синцова, вернулось назад, исчезнув.
   - Фу-у! - вздохнул Синцов и, вытерев пот со лба, никак не мог унять дрожь в коленях.
   Шагнуть вперед у него не хватало сил. Дрожащей рукой он никак не мог нащупать карман куртки, в котором лежал мобильник. Свет, пробивающийся через плотно задернутые шторы окна, колыхнулся.
   Отметив это, Николай снова вздрогнул и невольно сделал полшага назад, но икра правой ноги уперлась во что-то твердое, не дававшее ему двигаться дальше. Рукой дотронулся до этого предмета и с облегчением вздохнул, это был невысокий деревянный забор, слева, в метре от него, тоже он. Значит, по этим границам можно сориентироваться и пройти к дому по аллее.
   Наконец-то, нащупал в кармане мобильник и включил его, но экран не загорелся.
   "Ой, как ты не вовремя сел, - подумал об аккумуляторе мобильного телефона Николай. - И что теперь дальше будем делать?"
   И вдруг, также неожиданно как приведение у дома, что-то справа в кустах зашумело, ломая ветки, и, шурша листвой, приближаясь к нему.
   Синцов от этого вздрогнул всем телом и замер, не понимая, что ему дальше сейчас делать.
   - Кто вы! - громко спросил он.
   И в ответ кто-то зарычал.
   "Собака?", - рванувшись к калитке, и, плотно закрыв ее за собой, Николай быстро, как мог, побежал по улице, удаляясь от этого злополучного дома.
  
  
   Глава 10. Черная кошка
  
   Николай посмотрел на доктора, седовласого, плотного телосложения мужчину, не сводящего с него глаз, потом на следователя - Федора Викторовича Дятлова.
   - Когда шел на остановку, мне черная кошка дорогу перебежала, - вздохнул Синцов. - Хотел остановиться и подождать, когда кто-нибудь пройдет мимо и сорвет с моего пути ее "черную" нить. Но, как назло, никого нет, понимаете? То столько народу по этой улице идет, бежит, только остановишься, так тебе сразу же на ноги наступают, толкают, а здесь - никого! Удивительно! Словно все вымерли, - усмехнулся Николай. - И первая маршрутка прошла полупустой. Вторая за ней тут же подошла, тоже полупустая, на остановке никого! Плюнул на все эти предрассудки и побежал. Правду говорят, черная кошка к неудаче дорогу переходит.
   - вы так думаете, Николай Иванович? А я с вами не согласен, дорогой, - улыбнулся Дятлов. - Помните, вы мне рассказывали историю про Вашего соседа. Он был еще молодым, учился в техникуме. Утром торопился на защиту своей дипломной работы. Бежал на остановку, и ему черная кошка дорогу перешла. В то утро в автобусе он познакомился с красивой девушкой, на которой и женился потом через некоторое время. Так было, не ошибаюсь?
   - А это про Яковлева дядю Володю я вам рассказывал. Помню, помню.
   - Так защитил он диплом в тот день, Ваш знакомый?
   - Да. На "отлично"!
   - Вот, а вы, Николай Иванович, все о предрассудках думаете, боитесь черных кошек.
   - Рассказ о черной кошке, перешедшей дорогу, был связан с другим контекстом, Федор Викторович, - откашлявшись, сказал Синцов. - Та девушка, с которой в автобусе познакомился дядя Володя, на третий день его пригласила к себе домой, что-то ему в чай подлила, и он уснул у нее в комнате. Через час ее родители пришли домой и застали их вместе в постели. А через две недели эта девушка заявила, что беременна от него. Когда дядя Володя на ней женился, она, - Синцов, посмотрев, сначала на доктора, потом на следователя, продолжил. - Извините, оказалась "целкой". То есть у нее женская плева не была разорвана, а забеременела она только через восемь месяцев после свадьбы с дядей Володей. Обманула его.
   - И что, они плохо живут? - поинтересовался доктор.
   - Дядя Володя с ней хотел развестись после пятнадцати лет совместной жизни, и рассказал нам с его сыном эту историю.
   - И что, развелись они? - доктор вопросительно смотрит на Синцова.
   - Нет, - пожал плечами Николай. - До сих пор живут, старенькие уже совсем стали. И все у них хорошо, и дети живут рядом с ними, и внуки у них есть. Счастливы? Всякое у них бывало, но, сколько не хотели, так и не развелись.
   - А вы мне, Николай Иванович, говорите "черная кошка", "черная кошка", - Дятлов встал, подошел к окну и, не поворачиваясь лицом к Синцову, продолжил свою речь. - Вот она вам дорогу перебежала, а вы назло все предрассудкам докажите, что это все только к добру, как у Вашего Яковлева произошло.
   Вы представляете, вот осталась семья Александра Васильевича Киреева, одна, - обернулся к Синцову Дятлов, - хотя его дети живут рядом, в этом же городе. Пока родители работали, дети с них все тянули и тянули себе: за их счет квартиры купили, машины. А когда родители пенсионерами стали, то торопят их к смерти. Ведь все это, скорее всего, со спецовками, запугиваниями, их рук дело, и я этой версии буду придерживаться. Вот вам, Николай Иванович, нужно войти в доверие к этому человеку и разузнать, ошибаюсь я в этом или нет. вы же это умеете, Николай Иванович. И доктор, извините, Сергей Сергеевич, меня поддерживает, и предлагает вам, как журналисту, его дух поддержать. Поддержать, чтобы человек вернулся к жизни, а не затухал, как свеча.
   - Да, да, - согласился со следователем Сергей Сергеевич, - очень тяжело смотреть, как гаснет этот человек, хотя физиологическое состояние его организма говорит о том, что ему еще жить и жить. Если вы, Николай Иванович, сможете на него как-то положительно воздействовать, то я полностью поддерживаю Федора Викторовича. Попробуйте, а. Он сорок лет, как и Ваш отец, проработал на химкомбинате. Может, они друг друга даже и знали. Попробуйте, а, Николай Иванович?
  
   - 2 -
  
   В палате тишину нарушает муха, бьющаяся в стекло, пытающаяся преодолеть эту невидимую преграду и вырваться на просторы осеннего парка, покрытого золотисто-рубиновыми красками. И еще разрывает эту тишину скрип кровати, в которой никак не может найти удобное место для себя пожилой, седовласый человек с осунувшимся лицом. Это и есть тот самый Александр Васильевич Киреев.
   Николай Синцов, сидевший рядом с ним, не торопит этого человека с ответом, а, поглядывая в свой блокнот, что-то записывает, давая возможность человеку, у которого он хочет взять интервью, собраться с мыслями.
   - Я на этот цех, бромэтиловый, пришел после армии. Вернее, вернулся в этот цех, - махнул ладонью Киреев. - Я после института отработал на нем аппаратчиком пятого разряда, аж, целых три месяца(!) и был призван в армию, - рука Александра Васильевича белесая, с редкими пигментными пятнами, лежит на черной футболке, и своими длинными пальцами ухватилась за ворот, оттягивая его вниз. - А когда вернулся я из армии, так сразу же на завод, администрация издала приказ назначить меня начальником смены этого цеха.
   Я, когда об этом узнал, сразу же отказался, мол, у меня знаний не хватает, а опыта тем более. А директор по столу как стукнет, да мы в твоем возрасте, говорит, полками командовали. Потом вечером вызвали меня на партбюро завода и приказали, чтобы я был настоящим комсомольцем, будущим коммунистом и занялся ответственным делом, - с трудом Киреев приподнялся с кровати и, усевшись на нее, тяжело дыша, спросил. - А вы-то, зачем пришли ко мне сюда? Писать обо мне в газету будете?
   - вы же ветеран комбината, - кивнул ему в ответ Синцов. О вас столько хорошего люди говорят.
   - Нет, нет, - отмахнулся Киреев. - Тогда и слова от меня не дождетесь больше.
   - Да, Александр Васильевич, в принципе, и не о вас я прошу рассказать, а о людях, которые с вами работали, - сразу же нашелся Николай. - Мы же хотим создать историю комбината, каждого его цеха, участка. Эти рассказы будут размещены в музее, в книге о заводе. вы награждены медалью "Столетия Владимира Ильича Ленина". Это - очень важная награда, ею награждались только лучшие передовики производства...
   - Нет мне там места в музее Вашем! - опустил глаза Александр Васильевич. - Нет, да и за мной уже они пришли, фу-у, - вздохнул он и, ухватившись за перила кровати, и, упершись в них, лег на спину. - Нет, они уже туда меня зовут. Все. А у меня уже и сил нет, чтобы бороться за свою жизнь, видно, время мое пришло уже. А как не хочется туда идти, ведь я сначала по незнанию, а потом уже подхваченный этим коммунистическим фанатизмом, старался равняться на Стаханова, перевыполнял плановые задания, обязательства...
   Александр Васильевич закашлялся и снова погрузился в раздумья.
   Синцов старался сейчас ему не мешать и, молча, смотрел куда-то в окно, то на бьющуюся о стекло муху, то на потолок, краем глаза наблюдая за Киреевым. Но тот, похоже, делал то же самое.
   И что же в таком случае делать? Да, проще извиниться перед больным человеком, встать и уйти, оставив его наедине со своими мыслями, противоречиями. Но опять же он считал такой поступок непрофессиональным для журналиста, тем более в его положении, когда сам лечащий врач попросил Николая дать выговориться этому человеку, который замкнулся в себе и постоянно усугубляет свое здоровье самоедством, не давая возможности своему организму, подчиненному карательным мыслям, восстановиться.
   - Кто "они", Александр Васильевич? - спросил Киреева Синцов. - вы перевыполняли план. Это же здорово.
   - Но я не был рабочим! А производство в нашем цехе было опасным, так как все оборудование было старым, текло, в трубах были свищи. А соляная кислота, к примеру, представляете, если вам на кожу попадет, то, что будет?
   - И вы их заставляли работать в таких условиях?
   - А они, думаете, думали о безопасности?
   - Кто? - не понял Синцов.
   - Да люди, которые были в моем подчинении. Некоторые из них были такими же героями, как Островский, как Стаханов. Они тоже бросались в эту кутерьму, теряя здоровье, а некоторые по моему недосмотру погибли. Не прощу себя за это никогда.
   Там, в цехе, такие аварийные ситуации бывали, если бы вы только знали, что и описывать их страшно. А начальству на все это было наплевать: есть ли у людей противогазы, обслужены ли они, есть ли у рабочих спецодежда, подходит ли она для работы с соляной кислотой. А куда я смотрел? Чуть что, брал под козырек и с лозунгами "Вперед к коммунизму!", "Слава партии!" лез вперед, на новые вершины перевыполнения планов, плюя с высокой цистерны на всех, кто надсмехался надо мною. А на некоторых даже такие петиции писал, что им потом места не было не только на химкомбинате, а и в городе работу не могли найти.
   А там, в цехе, молодой человек, такие люди были(!), великие, я вам скажу. Старики сталинской закваски! И им было все равно: лезть в цистерну в противогазе или без него; тряпкой лицо укутают и чистят изнутри цистерну. Вот, какие люди были! Герои!
   - Вот, про них и расскажите мне, - попросил Синцов и тут же замолчал, ругая себя за несвоевременную реплику, сбившую человека с размышлений.
   - А-а, вам бы только цацочки. Что вы понимаете об опасности? Привыкли там ручкой бумагу марать, а вы пошли бы в тот цех работать, и узнали, что это такое. А то сидите здесь!
   Николай невольно заерзал на стуле, чувствуя, как лавина черной и холодной ненависти Киреева, пронзает все его тело.
   - А-а, испугались! - теперь, приподнявшись, Киреев со злостью смотрел на своего гостя. - А я в Вашем возрасте уже цехом командовал! И, более того, мы сократили штаты и работали экономно в две смены, а не в три, как было до этого. И поэтому я был награжден той медалью Ленина, а их было выделено всего три на наш пятитысячный завод. Их получили генеральный директор, главный химик и я. Не секретарь парткома, не председатель профсоюза, а я! - и снова закашлялся Киреев.
   Когда он перестал кашлять, в палате восстановилась тишина. Муха, лазающая по стеклу, остановилась. Она тоже, видно, с большим вниманием прислушивалась к громко говорящему старику, а, может, и потому перестала биться в стекло, что боялась перебивать глас этого передовика производства, который мог бы ее тут же раздавить о невидимую преграду.
   Нажав кнопочку выключения диктофона на своем мобильнике, Николай не спуская с нее пальца, которым должен был в любую секунду нажать ее снова, чтобы продолжить запись речи Киреева, ждал.
   - Александр Васильевич, а за что же вы так себя сильно обвиняете? - разорвал тишину тихим шепотом Синцов.
   Тот, сморщившись, посмотрел на Николая. В его старческих, потерявших свою цветовую гамму, глазах появилось столько ненависти, что Синцов тут же невольно вздрогнул.
   - А, что вы так на меня смотрите, молодой человек? Да если бы те Мещеряковы, те Семеновы, настоящие коммунисты были рядом со мною, вот бы я вам рассказал, что такое передовики, что такое герои труда! А после прихода Мишки Горбачева все поменялось. Все! И люди пришли нытики, нюни развесили, плакаты наши порвали, им, видите ли, комфорт нужен, спецодежда новая, да не простая, а ту, которую в кислоте можно выстирать, и она после этого не то, что не порвется, а и не пропитается ею. Да, кто ж такую видел тогда спецодежду-то?! А еще на партсобрание вызвали меня, и давай меня, председателя цеховой организации(!), тыкать носом в недоделки. А кто их допустил? Я вас спрашиваю! Что молчите?!
   Николай невольно привстал.
   - Садитесь! С вами потом будет разговор, - в приказном тоне сказал Киреев.
   Муха испугалась старика и снова стала биться о стекло. И зря. И откуда только у этого чахлого, болезненного старика вдруг взялась такая сила, что он, стащив сзади себя висящее на спинке кровати полотенце, скомкав его в ладони, с силой бросил его в окно, в бьющуюся об стекло муху.
   - Ненавижу их. Особенно Столярова. Ненавижу! - и грохнул кулаком с силой по матрацу, на котором лежал. - Ненавижу, - но теперь с его грубым и громким голосом что-то произошло, будто дырка появилась в надутом шаре. Голос стал ослабевать, в нем появился свист, и он угасал.
   Когда Николай, испугавшись, ухватился за колокольчик, стоявший на тумбочке, чтобы вызвать врача, то Киреев, тут же остановил его:
   - Сразу же вспомнили об охране труда. Они же, кто со мной лез на эти баррикады планов, в штыки пошли на меня, на своего начальника, понимаете? - и старик замолчал. Его лицо снова осунулось, руки упали на кровать, и даже создалось такое впечатление, что он ими удерживает свое тело на матраце, боясь, что оно сейчас соскользнет с него, как на раскачивающемся на волнах судне.
   - Да, и клеймо на мне из-за моей вины в их смертях и болезнях, да не одно уже стоит. Словно, только я во всем виноват. Видно, небесный суд уже прошел на Том Свете по моим людям, которые умерли уже, и приговор в отношении меня Господом уже принят, - глаза у Киреева стали наливаться кровью, снова появилась дрожь в руках.
   - О чем вы говорите, Александр Васильевич? - спохватился Синцов.
   - А в Ад моя душа направится. А там такое испытает, что и вам не советую долго сидеть рядом со мною, а то заразитесь, - то ли в шутку, то ли в серьез прошептал Киреев и, схватившись за грудь, дрожа всем телом, сотряс кровать, кашляя.
   - Да что вы, что вы, Александр Васильевич. Медсестра, медсестра! - закричал Синцов, пытаясь удержать на кровати трясущееся тело Киреева.
   Хорошо, тут же вошел в палату доктор. После укола Александр Васильевич успокоился и заснул.
   Посидев еще несколько минут с уснувшим больным, доктор попросил Синцова зайти к нему в кабинет. Там их ждал Дятлов.
   - Все слышал, слышал, Николай Иванович, не говори, - и Федор Викторович сел напротив Синцова. - Вот, такие вот дела, дорогой мой, вот такие. А у меня даже версии такой не было. Не было! Интересно получается, да-а, похоже, стоит этим делом заняться всерьез.
   - Это же тот самый Киреев, о котором вы мне как-то давали информацию прочитать, - вспомнил Синцов. - Там было сказано о том, что семидесятипятилетний пенсионер И.К., живущий летом на дачном участке "Березовая роща", третий раз сталкивается с тем, что ночью, кто-то, усыпив его собаку, поменял на проволоке висевшую во дворе его стираную одежду, на рваную спецодежду...
   - Он самый, - кивнул Дятлов. - Дело очень сложное, и, я вам скажу, тягомотное. Вот, мне по возрасту видно и подсунули его. Говорят, только благодаря вашему опыту, Федор Викторович, можно быстро найти ключик к нему.
   - А заявление он писал в полицию или в прокуратуру, чтобы расследовали это дело? - не спускает глаз с Дятлова Синцов.
   - Кто? - Дятлов с удивлением смотрит на Синцова. - Киреев, что ли? Так этого делать не обязательно. Участковый, проводя расследование этого дела, допросил соседку, которая Александра Васильевича, кем только не называла. И шпионом, и наркоторговцем. А этого вполне достаточно для возбуждения уголовного дела. Я-то с ним уже встречался здесь позавчера и вчера, и постоянно получаю от старика от ворот поворот. А с вашей помощью, Николай Иванович, уже удалось этот орешек вскрыть. Пусть немножко, но и в этом уже есть большой плюс...
   - Н-не знаю, что и говорить, Федор Викторович, но здесь я столкнулся, как говорится, с двойным мнением: одно - героя, другое - его же самобичевание за какие-то просчеты на работе.
   - Это говорит о том, что у него есть совесть, Николай Иванович, и теперь она его терзает. А, вот, кто масла в этот огонь подливает, нам еще неизвестно. Может, детки, которые хотят отправить отца в дом престарелых или в психбольницу, чтобы быстрее завладеть его дачей. А, может, действительно, души-то человеческие к нему приходят?... Хотя, эти души умерших людей не обладают физической силой, чтобы менять одежду на спецовки маляров, каменщиков. Мы это уже уточнили.
   - О душах, - улыбнулся Синцов.
   - Про них позже узнаем. Это я о спецодежде говорю. Кстати, - Дятлов встал и подошел к окну, - это не первый случай с Киреевым уже. Поэтому хочу попросить вас, Николай Иванович, и завтра сюда подойти. Его лечащий врач Сергей Сергеевич дал нам добро, чтобы с ним встретиться. Сердце у старика еще крепкое.
   - Не знаю, не знаю, Федор Викторович. Вот, вы говорите, что разговоры о черной кошке - это предрассудки все, - вздохнул Синцов. - А на самом деле никак нет. Вот, вы мне сейчас настроение испортили и на завтра к этому же подталкиваете. А я дочке пообещал сводить ее в детский театр. У жены смена завтра, она в хирургическом отделении работает, в этой же больнице. Если уж так, то давайте пораньше, в девять утра поговорим с Киреевым, только вы мне вопросы составьте, а то я и не знаю о чем с ним и говорить-то.
  
   Глава 11. Сорокоуст
  
   Звонок Дятлова застал Николая врасплох, когда проводив жену до приемного покоя больницы, и, передав ей сумку с посудой, которую она купила своей напарнице на день рождения, он спускался по лестнице вниз.
   - Николай Иванович, ты сегодня свободен? - спросил Федор Викторович. - У Киреева сегодня ночью был очередной припадок. Ему казалось, что кто-то из них был у него.
   - Да, да, хорошо, - открывая дверь своего темно-синего жигуленка - "шестерочки", сказал Синцов.
   - Чего хорошего, я не понимаю вас, Николай Иванович?
   - Ну, то, что у меня сегодня, к примеру, свободный день.
   - Вот как, неплохо. Так, кто из них, тебя не интересует?
   - вы про Киреева? Я, думаю, Федор Викторович, не дети и не знакомые, а духи, которыми он, наверное, даже бредит.
   - Да, тебя вокруг пальца не обвести, - усмехнулся Дятлов. - Меня, может, подбросишь тогда до дому или, хотя бы, до остановки автобусной?
   Николай, догадавшись, посмотрел на крыльцо больницы и улыбнулся, увидев стоявшего на нем Дятлова.
   - О-о, Федор Викторович, с удовольствием. Я вас жду.
   По главной улице они ехали, молча, разговор сам по себе не вязался. Может, это и к лучшему, потому что о Кирееве и его дурацких видениях, о приходе к нему чьих-то душ с Того Света, даже думать не хотелось, а не то, что говорить. Именно так. И все потому, что Николай понимал, что это - глупо, так как верить в то, что никто из окружающих, как и сам Синцов с Дятловым, никогда не видел - неразумно. Эти галлюцинации у старика появляются, скорее всего, из-за того, что у него в голове забиты сосуды, в результате чего кислород, кровь с необходимыми питательными веществами плохо поступает в его мозг, а отсюда и появляются у Киреева эти всякие видения. А, вот, авторами их, скорее всего, стали люди. Может, его дети, может кто-то из соседей или старых друзей, которые втолковывают ему, что время жизни его иссякает, и он должен готовиться к смерти. А перед этим он должен исповедоваться.
   "Стоп, стоп, - вовремя уступив на дороге место большому черному джипу, Николай остановил свою машину на красный цвет светофора. - А, может, на него влияют какие-то религиозные секты?"
   - Федор Викторович, а, может, это какая-то секта на него действует? - спросил он вслух. - Ну, мол, старик, кому-то проболтался о том, о чем нам вчера рассказывал, и - все. А здесь уже фантазии у любого хватит, как раскрутить с их помощью старика и получить от него ту же квартиру или, хотя бы, десять тысяч рублей.
   - Эта версия у меня тоже есть, - ответил Дятлов. - Но пока мне не за что ухватиться, от этой версии даже тени нет. У нас в городе была такая секта пять лет назад, а в масках этих монахов были риэлторы. Но все они пока еще находятся за решеткой. Мы проводим проверку оставшихся людей из их секты.
   - И что?
   - Проверяем. Сильных натур там нет, смотрим, с кем они общаются, какие поддерживаются отношения, но пока не за что ухватиться, Коля. Не за что!
   - Это так серьезно? Это из-за Киреева вы столько работы провели?
   - Киреев, Коленька, у нас не один. Порошенко вспомни.
   - А-а, да, да, да, - согласился Синцов.
   - И не только Порошенко, и не только Киреев. Стариков таких много, которые имеют хорошую для продажи недвижимость. И независимо от того, имеют они родню или нет, у многих из них такие проблемы возникают, как у Киреева - галлюцинации. То им что-то кажется, то им что-то видится, и так далее, - вздохнул Федор Викторович. - Вот, нам и приходится рыскать, проверять все до тонкостей. Конечно, можно на это все махнуть рукой и спустить все в унитаз. Но, Коленька, может, вы читали старую африканскую сказку про мальчика, как он обманывал своих селян? Родители оставили мальчика дома, чтобы он следил за тем, чтобы на скот не напал тигр. И сказали ему, если тигр появится, то сильно стучи железной проволокой об рельсу, мы услышим шум и прибежим к тебе, и отгоним тигра.
   Мальчик игрался, ему скучно стало, и он решил постучать железкой по рельсе. Люди прибежали в деревню, а тигра нет.
   Потом мальчик это повторил, снова прибежали люди, а он смеется и говорит, что пошутил.
   А, вот, когда увидел мальчик крадущегося к коровам тигра, стал стучать палкой по рельсе и кричать, но никто из людей, работающих в поле, не прибежал в деревню. Люди думали, что мальчик снова балуется. Вот тигр и задрал много коров. Так, и у нас, есть жалоба, нужно ее проверить. А старики, их нельзя списывать из нашей жизни. Станем ведь тоже стариками, может, и к нам тогда придут не только такие же видения, а и риелторы, и кто нас защитит от них? И если сейчас мы эту ситуацию будем обходить стороной, то преступность сразу же разрастется у нас, как на дрожжах, и потом уже от нее не спастись.
   - Я как-то об этом и не подумал, Федор Викторович, - сказал Николай, тронув машину вперед на зеленый цвет светофора.
   - А я, Николай Иванович, и тому верю, что к нему духи приходят. Этой версии тоже не отрицаю. Старость - это своего рода та ступень зрелости, о которой нам еще и неизвестно. Многие, если это и, на самом деле, так, об этом молчат, боятся признаться, чтобы не посчитали их окружающие умалишенными.
   - Не знаю, - сделав резкий поворот, сказал Николай. - Не знаю.
   Высадив Дятлова у прокуратуры, Синцов вернулся домой. Дочь еще спала, да так сладко, что он не стал ее будить. Писать не хотелось, хотя работы до понедельника он должен был сделать предостаточно. Но духовно к этому еще не был готов. Мысли про Киреева и Порошенко как-то переплелись между собой, и никуда их не столкнешь. К Кирееву духи приходят, к дочке Порошенко - приведения с голосом отца.
   "Может... А, что может? Ну, что может, Николай Иванович? Что? А чтобы такого с тобой так быстро не случилось, нужно меда с молоком попить", - поднялся Синцов с дивана и направился в кухню.
   - Па-па, - голос дочери для Николая был так неожиданным в этот момент, что он невольно вздрогнул. - Папа, а можно, перед тем, как пойдем в театр, сходить в церковь?
   Заспанное лицо дочери, всклокоченные на ее голове волосы рассмешили Николая и, забыв обо всех своих гнетущих мыслях и нерадостном настроении, он подхватил дочку на руки и закружил ее по комнате.
   - А почему бы и нет. Кто-то из твоих подружек туда ходил?
   - Пап, я проспала, - сказала Кристинка, протирая глаза. - Там моя подружка Аня, она ходит в воскресную школу и сегодня у них там урок пения.
   - Вот как. Доця, а во сколько она тебя просила прийти и в какую церковь? - поинтересовался Николай, включив в ванной теплую воду.
   - В храм Сергия Радонежского в двенадцать часов.
   - О-о, доча, если ты сейчас быстро примешь душ, позавтракаешь, то успеем. У тебя на все про все двадцать минут осталось. Торопись.
  
   - 2 -
  
   День выдался солнечным и теплым. У ворот во двор Храма Николай перекрестился и направился с дочкой к церкви. Что было приятно, ее подружка оказалась тут же. Она в серой курточке и темно-красном платочке, надетом на голову, выскочила из небольшой группки ребят, стоящих невдалеке от храма и что-то радостно рассказывая Кристине, ждала, когда к ним подойдет худощавый юноша-монах. О чем-то с девочками переговорив, он пошел навстречу приближающемуся к ним папе Кристины и, сделав небольшой поклон, пожал руку Николаю.
   - Извините, что отвлекаю вас, - попросил у него прощения Синцов.
   - Да что вы, мне наоборот очень приятно познакомиться с вами. Сейчас вот-вот закончится литургия в храме, и мы с детьми отправимся на песнопение. И если вы не против, Ваша дочь тоже может поучаствовать в нашем хоре.
   - Да, извините, не знаю Вашего имени.
   - Николай, - с лица юноши, худощавого, с небольшой черной бородкой, не сходила улыбка.
   - вы - мой тезка, - еще раз пожал хрупкую ладошку юного священника Синцов. - Я очень рад с вами познакомиться. Скажите, а сегодня батюшка Алексий работает?
   - Да, да, он скоро освободится. А я вас знаю, вы часто к нему в гости приходите.
   - Да, да, - еще раз пожал обеими руками хрупкую ладонь монаха Синцов. - А через сколько закончится Ваш урок? Через час, больше? К двум часам дня? Хорошо, я подожду дочку. Спасибо, что не отказали, Николай, а то она так просилась, - еще раз сделав полупоклон юноше, и, извинившись, Синцов пошел к полуоткрытой двери храма.
   Из него начали выходить люди. Привлекла внимание женщина, одетая в длинное черное платье и короткий, такого же цвета, плащ. Что-то в ее лице показалось знакомым Николаю, но от стеснения Синцов остановился и, смотря вверх, начал креститься. Женщина, сделавшая навстречу ему несколько шагов, остановилась и, придерживая у подбородка черный платок, надетый на голову, сделав полупоклон Синцову, поздоровалась.
   - Добрый день, Николай Иванович.
   - Добрый! - Синцов сощурившись, рассматривал ее, пытаясь узнать.
   - Я - Вера Сергеевна Вертилова. Забыли? - улыбнулась она. - вы у нас как-то со следователем Дятловым Федором Викторовичем были в гостях, - в ее голосе чувствовалось сдержанное напряжение.
   - Помню, помню. Как здоровье отца? - нашелся Николай.
   - Да, как у пожилых людей, которым очень много кажется и придумывается мистического, да и старческий маразм начинает вылезать наружу, - голос у Веры Сергеевны несколько смягчился. - У него работа была очень ответственная, и теперь просит, чтобы я каждое воскресение на молебен относила листочки с именами для поминовения.
   - Наверное, это правильно, - пожал плечами Николай.
   - А вы зачем сюда пришли, Николай Иванович? Я не ошиблась?
   - Да, да, не ошиблись, - улыбнулся Синцов. - Дочку привел на песнопение. Через час закончится урок, жду ее.
   - А хотите, я вас кофе угощу? - ухвативши своими руками его ладонь, Вера Сергеевна приблизила свои глаза к его подбородку и просительно посмотрелат ему в глаза. - Пойдемте, пойдемте, не отказывайте мне! - сильно сжав его кисти своими небольшими ладошками, она повела его за собой на улицу со двора храма.
   Кафе находилось рядом. Работало. За несколькими столиками в дальнем углу сидело несколько молодых парочек, а Вера его подвела к центральному столику и с силой усадила.
   - вы никуда не торопитесь, Николай, - наставительно сказала она. - Я так соскучилась за вами, так хочется с вами поговорить об искусстве, о книгах, о знаменитостях, - в ее глазах была такая мольба, что Николай был, в буквальном смысле, подчинен ей. - Меня убивают те домашние черные стены, те медвежьи с кабаньими головы, та скучная жизнь моего отца, рыцаря каких-то совершенно непонятных мне устоев и, ко всему, буквально, помешанного на эзотерике. Ему кажется, что они живы, эти чучела, что они охраняют его от адских сил, потому что они сами - исчадие Ада...
   - вы будете кофе или чай? - перебил женщину Синцов, делая заказ подошедшему к ним официанту.
   - Если можно, то капучино с пирожным "Белочка".
   - А мне черный, простой, без сахара, - прошептал Николай.
   - ...И вы знаете, потом у отца это все проходит, он становится совершенно другим человеком, таким милым, податливым и беспомощным, который постоянно требует к себе внимания. Вот, и сейчас пришло такое время: он составил мне список усопших из нашей родни, каких-то людей, знакомых только ему, и просит, чтобы я за них молилась на воскресной литургии. А свое имя вносит на отдельный листик и просит, чтобы по нему справляли Сорокоуст в трех храмах. Но я успеваю только в двух побывать за это время и все, итак выбиваюсь из сил.
   Вера Сергеевна, наконец-то, высказалась, и, несколько успокоившись, отложила на соседний стул свою сумочку, которую во время рассказа Николаю о своей истории плотно прижимала к груди.
   Бармен, худощавый, с маленькими черными усиками, принес им кофе и, расставив посуду на их столе, поклонившись, ушел.
   - вы знаете, папа считает, что на него кто-то навел порчу и поэтому два-три раза в году требует от меня заказать на него Сорокоуст о здравии в трех церквях. Но сам в то же время, вместо того, чтобы соблюдать пост: не есть мясо, рыбу, не пить сладкий чай с вареньем, он все это делает. Он ко всему относится поверхностно, не вникая в церковные требования. Может, вы с ним поговорите об этом? - Вера Сергеевна снова крепко схватила за рукав Николая и, умоляюще смотря на него, потянула его руку к себе. - Николай Иванович, Николай Иванович, я буду вам очень признательна, если вы его убедите в важности соблюдения поста. Нужно объяснить ему, что он вместе с Сорокоустом должен сам очищать себя от всего плохого, не ругать людей, уважать меня, свою дочь. вы же свою дочку любите? А мне так не хватает этих отцовских чувств. Я была бы вам признательна, если бы вы...
   Николай с трудом разомкнул ее пальцы на своем рукаве и спрятал обе руки под стол.
   - ... Если бы вы перешагнули всю свою занятость, пришли к нам, я бы вам столько сделала доброго, Коленька. Я бы Вашу судьбу изменила навсегда. вы понимаете, какой вы красивый человек. Мужчина во всей стати, когда я вас вижу, я теряюсь, я готова на все, чтобы вы мне не приказали. Понимаете, любое Ваше слово я буду воспринимать как приказ...
   - Вера Сергеевна, Вера Сергеевна, - очередной раз попытался он остановить эту женщину, голос которой нарастал в небольшом помещении кафе, привлекая к себе внимание всех в нем присутствующих.
   Но она его обращения к ней не слышала, а продолжала говорить и говорить, пытаясь ухватить его то за лацкан пиджака, то за рукав, чтобы снова притянуть его к себе, подчиняя его сопротивление своей воле.
   - Вера Сергеевна, у меня уже нет времени, меня дочь ждет, извините, - оставив на столе пятисотрублевую купюру, Николай встал и направился к выходу.
   К его счастью, Вера Сергеевна не встала и не пошла за ним, а осталась за столом, прикладывая белый с узорами носовой платочек к глазам, промокая им набежавшие слезы.
  
   - 3 -
  
   Дети находились в большом зале гимназии и пели. До окончания урока оставалось еще полчаса и Николай, упершись в массивный подоконник, рассматривал фотографии храмов, молебнов, выступлений детского хора, развешенные на стенах коридора воскресной школы.
   - Добрый день, Николай Иванович, - окликнул Синцова стоявший у выхода из гимназии отец Алексий и, перекрестив его, подошел ближе. - Приятно вас видеть здесь. А я иду мимо и смотрю, не вы ли это?
   - Добрый день, Батюшка, вот привел дочь на песнопение, очень просилась, и отец Николай не отказал нам в этом. Спасибо вам.
   - Рад, безгранично рад Вашему поступку, Николенька. Так, вам еще долго ждать окончания урока. Устанете. Пойдемте, я вас приглашаю в свою келью на чай. Давно у меня в гостях не бывали. А как дела у вашей супруги?
   Отца Алексия Синцов всегда называл своим батюшкой и наставником. Человек он добрый, вдумчивый, всегда к Николаю относился, как к самому дорогому для себя человеку. Вот и сейчас, пока они шли в келью настоятеля, говорили об общих делах. А когда зашли в небольшую комнатку, считающуюся комнатой для отдыха, Батюшка включил самовар в розетку и, поставив на стол блюдечко с конфетами, пригласил Николая присесть.
   - Батюшка, скажите, как относиться к людям, которые видят рядом с собой чьи-то призраки или души, которые приходят к ним с Того Света? Можно ли верить в это?
   - Коленька, если желание есть, я вам дам сейчас книгу "Слово о смерти" святителя Игнатия Брянчанинова или сочинения на тему "Душа после смерти" иеромонаха Серафима Роуза. Поверьте, мы живем один раз, а потом либо Царство Небесное, либо Преисподняя, чего не дай Бог. В виде призраков, как правило, бывают бесы, и после освящения этого места все такие явления исчезают. Есть и такие, как у Данте, между Раем и Адом, но и они до Страшного Суда не сами по себе находятся, а в определенном месте. Спаси вас Господь, Николенька!
   - Да уж, - вздохнул Синцов, подавая пустую чашку Батюшке. - Вот и не знаю, как быть с такими людьми, верить им или просто не принимать их рассказы об этом, считая обманом. С одной стороны, они все живут друг от друга далеко, знакомы между собой, но давно не встречались. Да уже, наверное, всеми силами и не хотели бы встречаться. Хотя, те проблемы, с которыми столкнулись, не просто пережили вместе, а и были в какой-то степени виновными в них. Это я говорю о нарушении правил охраны труда и промышленной безопасности на химическом комбинате, которые произошли по их вине. Я понятно говорю?
   - Да, сын мой, - кивнул Отец Алексий, подав Николаю чашку с чаем. - Пейте.
   - Так, значит, это бесы из Ада к ним приходят. Значит, Божий суд состоялся над душами тех, кто умер от болезней и погиб тогда на том заводе, и теперь виновные должны ответить за это. Значит, это бесы приходят за ними?
   Батюшка внимательно слушал Николая, но ответа на его вопросы не давал.
   - Без мучений на земле, выходит, живут, - вздохнул Николай, - хотя. надо бы им начинать путь в Ад, именно, с этого.
   - Злость, обида, она всегда мешает человеку, - перекрестил Николая батюшка. -Многие из них ко мне приходят. Видно, что кто-то просто так, думая, если его в церкви священник выслушает, то с него сразу же будут сняты все его грехи. Чувствуется, что он завтра может пойти заново совершать нехорошие дела. А как его остановить, это - самый сложный вопрос. Мы ведь здесь только даем им шанс - отречься от плохих поступков и словом направить на соблюдение Божьих заповедей.
   - Да, да, все зависит от той атмосферы, Батюшка, в которой они росли и воспитывались. Даже вера в коммунизм, она всеми по-разному воспринималась. А для тех, о ком я вам говорил, для них главным было выполнение и перевыполнение планов, а у каждой из этих задач была своя цена.
   - Тогда, зачем ты мне задал этот вопрос, сын мой? - отец Алексий с улыбкой посмотрел на Николая.
   - Да, потому что сам иногда грешен в своих мыслях, Батюшка. Когда разбираешься в случившемся, самому хочется взять топор и наказать убийцу, только не быстро, а медленно.
   - Плохо делаешь, плохо, - сделал глоток чая священник. - Нельзя заблуждаться. Нужно понимать, что люди живут организованно и соблюдают и божественные законы, установленные Господом, и мирские, установленные человечеством для миросозидания. И нужно их исполнять.
   - Да, да, Батюшка, - Николай невольно достал из кармана телефон и, включив его, посмотрел на время.
   - Торопишься, Николушка?
   - Извините, Батюшка, смотрю на время, чтобы дочку встретить после занятий, чтобы не искала меня. Она еще маленькая. Можно еще один вопрос задать? Спасибо. Отец Алексий, а Сорокоуст, что в себе подразумевает?
   - Это - молебен, который совершается Церковью ежедневно в течение сорока дней. Каждый день в течение этого срока происходит изъятие частиц из просфоры. "Сорокоусты совершаются в воспоминание вознесения Господня, случившегося в сороковой день после воскресения, - и с той целью, чтобы и он (умерший), восстав из гроба, вознесся в сретение (то есть навстречу) Судии, был восхищен на облацех, и так был всегда с Господом".
   Сорокоусты заказываются не только об упокоении, но и о здравии, особенно о тяжелобольных. Молебен - это особое Богослужение, при котором просят Господа, Богородицу, святых о ниспослании милости или благодарят Бога за получение благ. В храме молебны совершаются перед литургией и после нее, а также после утрени и вечерни. Общественные молебны совершаются в дни храмовых праздников, на Новый год, перед началом учения отроков, при стихийных бедствиях, в нашествии иноплеменников, при эпидемиях, в бездождие и так далее. Я понятно рассказал?
   - Спасибо, Батюшка. Моя знакомая часто ходит в храм и заказывает Сорокоуст на отца, который еще находится в здравии, крепок физически. Но временами он на три - пять дней куда-то уходит, предварительно не говоря об этом дочери. А когда возвращается домой, не может вспомнить, где был, что делал. Вот такая история. Значит, она правильно делает, что заказывает такой молебен за отца своего?
   Батюшка в ответ кивнул головой.
  
   - 4 -
  
   Дочка никак не могла расстаться со своей подружкой.
   Николай, сидя в машине, с интересом наблюдал за этими двумя радостными десятилетними девчушками, которые, не отрывая друг от друга глаз, постоянно перебивая друг друга, о чем-то рассказывали, наверное, о чем-то очень смешном для обеих.
   И в этот момент невольно обратил внимание на мать подружки Кристи, стоявшую невдалеке от них женщину лет тридцати пяти - сорока, с не очень хорошим настроением, урывками поглядывающую на девочек, ожидая пока они наговорятся.
   "Терпеливая, - подумал Николай, - и чем-то похожая на Вертилову Веру Сергеевну. Удивительная женщина, когда летом были у нее в гостях, вела себя, как немногословная королева, а сегодня, как базарная баба, трещала и трещала в кафе и слова не давала мне вставить. А почему такая перемена с ней произошла? Одинокая? Наверное. Может, наоборот, что-то хорошее произошло, и она боится это потерять. Меня встретила и хочет сделать своим другом? Нет, навряд ли, я ей понравился, - вздохнул Николай. - А даже если и так, то нельзя поддаваться ее чувствам, так как они могут быть повернуты против меня самого, моей семьи.
   Правильно Батюшка говорил, даже в мыслях нельзя допускать греховных размышлений. Но от этого разве можно удержать себя? Даже компьютер нельзя защитить от разных вирусов, только в том случае этого можно добиться, если его не подключать к интернету и не вставлять в него флешки с дисками. Но, в миру так не проживешь, смотрим телевизор, читаем книги, журналы, газеты, слушаем людей, а это тоже, своего рода, компьютерный интернет. Слушаем, и у нас появляется свое мнение, а как без него?
   Скорее всего, Батюшка, и Вера Сергеевна таким путем старается защитить себя от плохих мыслей. Что-то плохое произошло у нее, вот она и пытается, говоря всякую всячину, забыться.
   Звонок мобильника оторвал Синцова от размышлений, звонил Дятлов.
   "Не отдыхается мужику! Достал уже!" - выругался про себя Николай.
   - Извини, Иваныч, что мешаю проводить выходной день спокойно. Но, просто хотел тебе новость сообщить. Снова Вертилов пропал. Пять дней старика нет дома. Опять куда-то ушел. Ладно, отдыхай...
   - Федор Викторович, а Анна Порошенко нашлась? - тут же задал вопрос Синцов.
   - Не слышал, Иваныч. Нет, нет, не нашлась, но твой рассказ о посещении дома Порошенко я донес до начальства, и...
   - И оно посчитало меня сумасшедшим?
   - Глупости говоришь.
   - Коля, Коля, что с тобой? Чем я заслужил такой крик от тебя?
   - Извините, Федор Викторович, а вы говорите, что черная кошка - к добру.
   - О-о, кстати, сегодня в полночь там с двумя своими буду облаву делать, не хочешь составить нам компанию?
   - Думаете, там Вертилов будет?
   - О-о, этого я тебе не говорил. Ну, ладно, Иваныч, мне выспаться наперед нужно, - и, не дождавшись ответа от Николая, выключил свой телефон.
   "Вот так дела, - задумался Николай, рассматривая на той стороне улицы работающий киоск. - Вот так дела. Может, действительно, напроситься в их группу. Такой материал можно о приведениях придумать, закачаешься. Очередь тогда за нашей газетой у этого киоска будет стоять в километр..."
   - Папа, Натка мне рассказала, что в драмтеатре на Войково сегодня будет спектакль "О потерянном времени"! - чуть не оглушила Синцова Кристинка, всунувшая свою голову в открытое боковое стекло машины. - В три часа будет. Поехали туда, папа. Ну, папочка, поехали, а то все билеты разберут!
  
  
   Глава 12. Бесы
  
   Свет в окнах дома Порошенко не горел. Только местами на его стеклах отражались отблески луны, нависшей над городом большой капустной головой с пожелтевшими и побитыми черной гнильцой листами.
   Дятлов прикурил и, пряча огонь от сигареты в кулаке, выдохнул дым в сторону ветки клена, потерявшего уже всю свою листву.
   - А ты, Коля, точно тогда видел свет в окне? Может, то луна отражалась?
   - И собака рычала.
   - Собака?
   - Федор Викторович, - прошептал Синцов, - я что вам, первоклассник или детсадовец? Струхнул и придумал разную всячину, чтобы одноклассников пугать. Да?
   - Пугать - не пугать, но если прикинуть дни твоего присутствия здесь, то тогда Вертилов уже два дня, как отсутствовал, - сдул пепел с сигареты Дятлов.
   - Я тоже к этому выводу пришел сегодня, когда вы мне позвонили, Федор Викторович. И его дочка сегодня была не той, что тогда.
   - Ну-ка, ну-ка, - Дятлов повернулся всем корпусом к Синцову.
   - Много болтала разной чуши, да так быстро, что не все слова толком и разберешь...
   - Ну, вот, Николай Иваныч, я же говорил, что ты мастер в этом деле. Настоящий пси-хо-лог! Ты человека издалека чувствуешь, пару раз поговоришь с ним, и все. Тебе нужно у нас работать или с нами, - похлопал по плечу Синцова Дятлов.
   Скрипнула калитка.
   - Тихо! - вырвалось из уст Дятлова.
   Синцов оглянулся назад. Калитка дома напротив, вроде и закрыта, но по звуку, именно она издавала этот звук. Николай запомнил его, когда был в гостях у соседки.
   - Ой, ё-ё, - вскрикнул он с испугу, увидев на фоне луны, на крыше дома стоявшую, по очертанию, кошку с поднятым хвостом.
   - Тихо, тихо, - успокоил его Дятлов.
   - Что-то не так? - спросил Синцов. - Она легкая, чтобы так скрипеть.
   - Калитка?
   - Кошка.
   - Хватит ля-ля, молчи, - надавил на коленку Синцова Дятлов. - Смотри туда, а я туда. Будь внимателен.
   Снова раздался скрип калитки. У Николая мурашки по телу пошли, плечи задрожали, колени.
   И вот оно, что-то темное, двинулось вправо от калитки. По росту - человек. Нет, это - не тень от кошки, стоявшей на чердаке дома. Но и тень толком не рассмотреть, а видно только: что-то движется.
   - Ф-федя-я, - только и смог прошептать Николай.
   - Что там?
   - Не пойму, - выдохнул Синцов, - тень от калитки туда пошла, вправо.
   - Чего же молчишь? Витя, Витя, - Дятлов стал шептать в рацию. - К тебе по той стороне гость идет, смотри.
   - А я теперь что? - спросил Синцов у Дятлова.
   - Туда же смотри, Коля. Туда. Оп-па!
   - Что? - Николай тут же обернулся к Дятлову и уперся носом в кулак следователя.
   Что увидел или услышал Дятлов за забором дома Порошенко, Николаю он не сказал, поэтому Синцов стал урывками смотреть, то на одну сторону улицы, то на другую.
   Со стороны дома бабушки Полины снова заскрипела калитка и тень, несколько минут назад ушедшая в сторону остановки, возвращалась назад. До калитки оставалось метров пять, она остановилась и на глазах Николая растворилась. И снова послышался скрип калитки.
   - Федя, там снова кто-то прошел и перед калиткой исчез.
   - В дом вошел?
   - Нет, не дошел до калитки, и его не стало.
   - Витя, что там у тебя? - припал к рации Дятлов и, расслышав сильно шипящий ответ своего коллеги, сказал Николаю, - Не было никого у него. Ты, случайно, Коля, не того? - не глядя на Синцова, спросил следователь. - А кошка, что?
   - Нет ее.
   - Куда она пошла? Спрыгнула или что?
   - Не знаю, - отмахнулся Синцов.
   - Будь внимателен, - прошептал Дятлов. - Не мешай только.
   - Да, да, - отвернулся от товарища Синцов и стал внимательно всматриваться в соседний дом и участок улицы.
   Ветер затих. Но, что удивило, несколько листочков закрутились посередине проезжей части улицы. Наблюдая за ними, Синцов снова увидел тень, крадущуюся вправо от калитки по той стороне улицы.
   Резко обернувшись в сторону Дятлова, с удивлением обнаружил, что его нет.
   "Вот тебе на-а, ушел, - с испугом подумал Николай и, обернувшись, стал искать тень. А она никуда больше и не двигалась, остановилась рядом с голым кустарником, напротив Николая. - Ёклмн", - несколько дернулся назад Синцов и, не устояв, сел на зад, еле удержав себя от крика.
   И тень снова двинулась вправо, уходя все дальше и дальше от него, в плохо просматриваемую часть улицы и растворилась в ней.
   Прохладный ветерок, освеживший его лицо, привел Николая в себя. Но, ненадолго, тень снова возвращалась назад, и Николай, не выдержав, вскочил на ноги, но тут же осел, ноги до такой степени затекли, что не сгибались и не разгибались.
   - Ох, - вскрикнул он от боли, наблюдая за тем, как тень, расположившаяся напротив него, снова растворилась, не доплыв до калитки бабы Полины.
  
   - 2 -
  
   - Коля, Коля, проснись!
   Легкое похлопывание по щекам и настойчивый шепот Дятлова привел в себя Синцова.
   - Что, что?! - приходя в себя, вскрикнул Николай, но тут же замолчал.
   Ладонь Дятлова сжала его губы.
   - Тихо, тихо, Коля. Что с тобой произошло, потом разберемся, иди-ка за мной, только тихо, - и, ухватив Николая за мизинец правой руки, потянул его за собой.
   Они вошли в открытую калитку дома Порошенко и замерли.
   Тень от высокого забора, на несколько метров преграждающего попадание лунного света на сад дома, давала возможность глазам Николая быстро привыкнуть к слабому ночному освещению. А, кроме этого, и придти в себя. На затылке он чувствовал несильную тягучую боль. Ощупав это место рукой, Синцов почувствовал на коже головы влагу. Поднеся мокрые пальцы к глазам, никак не мог рассмотреть, что это.
   "Скорее всего, это - кровь, - подумал он, сжимая и разжимая пальцы, чувствуя, как они между собой слипаются. - Так, значит, он споткнулся обо что-то там и упал в палисаднике на спину, ударившись обо что-то твердое затылком. Что же его испугало?
   Придя в себя, стал осматривать двор дома и невольно, увидев в верхнем боковом окне тусклый свет, чуть не вскрикнул. - Как позавчера", - вспомнил он и, ткнув в бок Дятлова, показал ему рукой на окно.
   Тот в ответ легонько толкнул Синцова локтем в живот, мол, не мешай, все вижу. И, полуобернувшись к Николаю, приложил свой палец к его губам, мол, молчи. И вот он сделал небольшой шаг вперед, не отпуская своего пальца от его губ, и пошел дальше.
   Николай остался на месте и стал осматривать тускло освещенный луной двор, очертания двигающегося к двери дома Дятлова. Ветерок, заглянувший во двор, шевельнул лист на ветке, начавший щекотать его шею. Отмахнувшись от него, Николай невольно сорвал его и, сжав в пальцах, поднес его к своим глазам, рассматривая его очертания на фоне лунного света. Это был дубовый лист.
   Дверь была заперта. Попытки Дятлова ее тянуть то на себя, то толкать внутрь дома ничего не дали, а вот шум при его действиях был слышен хорошо.
   В этот же момент лунный свет стал ослабевать, погружая двор во тьму. Николай, сделав несколько шагов вперед, попытался через вершину забора найти шар луны, но его не стало, а были видны лишь очертания тусклого света на краях закрывающего лунный диск облака. А вместе с ним исчез и свет в окне.
   Сделав шаг назад, к деревцу, под которым стоял ранее, присел, давая возможность отдохнуть от напряжения мышцам спины и ног.
   Кто-то сделал несколько шагов к Николаю справа.
   "Это, наверное, напарник Дятлова", - подумал Синцов и посмотрел в сторону приближающегося к нему человека.
   - Не лезь сюда, - грозный голос незнакомца, ударивший ледяным холодом в ухо, обескуражил Синцова.
   - Что? - воскликнул Николай и тут же почувствовал резкую болевую дрожь в своем плече, разошедшуюся быстрыми волнами в шею, в локтевые суставы. Ноги сами по себе подкосились и, вскрикнув, беспомощно махая руками в воздухе, он завалился всем телом на спину, ломая цветы и ветки кустарника.
   Приходить в себя он стал сразу же, от рычания собаки. Но она не набросилась на него, а ушла, скрипнув калиткой в воротах.
  
   - 3 -
  
   - Коля, Коля, ты где?
   Напрягшись всем телом, Синцов, хватаясь за тонкие ветки кустарника или дерева, попытался подняться. Сделать это было очень сложно, так как рука казалась слабой, обессиленной, в обоих висках что-то давило, громко гудело в ушах, как дизельный двигатель трактора.
   - Помоги мне встать! - наконец он услышал свой голос и, ухватившись за чью-то руку, с трудом приподнялся, и, опираясь на колено правой ноги, встал, качаясь всем телом.
   - Что с тобой произошло? - расслышал он голос помогающего ему встать человека, но никак не мог понять, кто это. - Коля, Коля, что с тобой, снова споткнулся?
   - А-а, это вы, Федор Викторович? - наконец Синцов узнал в нем Дятлова. - Да не споткнулся, а был чем-то ударен, - начав громко дышать, прошептал Николай. - От него такой холод шел, как ото льда.
   - От кого?
   - Не видел. Он меня чем-то звезданул по плечу, я так и не понял чем, сразу паралич все тело охватил.
   - Скорее всего, это - работа электрошокера. Кто же это с тобой так разобрался?
   - Бес! - прошептал Николай и резко оглянулся назад.
   - Что там? - придерживая его за спину, спросил Дятлов.
   - Не знаю. Вообще, Федор Викторович, ничего не понимаю. Где же луна делась?
   - Облаками она закрыта, Коленька. О каком Бесе ты говоришь? Новичок появился?
   - Неужели прав отец Алексий, что это бесы с Ада.
   - Ты о чем, Коленька?
   - Сам не понимаю о чем. А там кто был, в доме-то?
   - Не знаю. Нужно до утра подождать, без прокурорского разрешения взламывать дверь этого дома не имеем права. Так, что за бес? Чье это, погоняло? - никак не мог понять Дятлов, рассматривая лицо Синцова. - Даю сто процентов, что тебя электрошокером шарахнули, от этого твоя крыша и поехала. Коля, Коля, сколько будет два плюс один?
   - А вы слышали рычание собаки?
   - Собаки? Да, вроде, да, - признался Дятлов. - Точно, точно, оно-то меня и испугало вначале.
   - Она открыла калитку и выскочила на улицу.
   - Глупости! - тут же одернул Николая следователь. - Дверь же на щеколде. Собаки такими умными вроде бы не бывают.
   - Значит, это - бес в ее облике.
   - Коленька, что с тобой?
   - Проводите меня до машины, Федор Викторович, а то я с ума с вами здесь точно сойду, - попросил Синцов. - Сам понимаю, что такого не должно быть...
  
  
   Глава 13. Новая версия
  
   Пропавший Сергей Петрович Вертилов пришел домой через семь дней. Как всегда, сам, молча выслушав упреки дочери, потом ответил на все вопросы правоохранительных органов. Правда, точно рассказать о том, где он был, что делал, как всегда, не смог.
   - Доктора, осмотрев его, как всегда, развели руками, - быстро рассказывал Синцову эту новость по сотовому телефону Дятлов, - человек пожилой, амнезия, склероз. Короче, потеря памяти связана с проявлением заболевания головного мозга. Чтобы определить это заболевание, нужно провести медицинское обследование. Без определения уровня заболеваемости мозга Вертилова, невозможно назначить соответствующее лечение, что в последующем может привести к развитию деменции...
   - К чему, к чему? - переспросил Синцов у Дятлова.
   - К де-мен-ци-и, - повторил Дятлов, - то есть к нарушению когнитивных функций. Это значит к снижению памяти, умственной работоспособности и так далее. Можно пройти обследование методом МРТ - это магнитно-резонансной томографии, но для этого нужно строго соблюсти все показания, проверив, есть ли злокачественное образование, киста, гематома или что-либо другое. Это - очень серьезный метод диагностики. Он имеет свои противопоказания в том отношении, есть ли у тебя кардиостимулятор, зубные импланты и так далее, плюс затраты. А они немалые.     
   Когда мы об этом сказали Вертилову, он сразу же со своей дочерью замахали руками. И знаете, о чем он при всем этом постоянно шептал? "У меня больше времени нет. Они вот-вот появятся".
   - Кто они?
   - Николай Иваныч, - вздохнул в трубку Дятлов, - знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Так что, я даже не знаю, что вам сказать по этому поводу, так как он об этом и не хочет говорить. Нужно надеяться, что в скором времени он все расскажет своей дочери. Она обещала с ним на эту тему поговорить, и я в это верю. Есть одна идея, в смысле, как ускорить этот процесс. Но об этом позже поговорим.
   - А мне, Федор Викторович, есть, что вам сказать по этому поводу и, думаю, эта версия на все сто процентов проявится на самом деле.
   - Николай Иванович, а по телефону нельзя об этом сейчас сказать? - заинтересовался Дятлов.
   - По телефону нет. Давайте, я к вам приеду сейчас.
   - Дорогой мой, у меня завтра два судебных заседания. И я вам скажу, что мне к ним нужно хорошенько подготовиться. Да, извини, Иваныч, забыл тебя поздравить. Прошли слухи, что генеральный директор химкомбината Афонасьев тебе сделал заказ по ежеквартальному выпуску детективов. Так, с этим тебя поздравлять или как, Николай Иванович?
   - Спасибо, - заулыбался Синцов. - Это говорит о том, что снова буду вам, Федор Викторович, надоедать с подбором материалов для этих книг.
   - Ну, я не против этого, Николай Иванович, особенно буду рад, если и моя фамилия появится в выпускных данных новой книги: типа, консультант Ф.В. Дятлов.
   - Да, я вроде так и делал раньше.
   - Ну, это я так, к слову, Коленька. А что предложите своему читателю в приближающемся ноябре?
   - Есть наработки детективов по коммунальным услугам и ремонту городских дорог.
   - Последнюю Вашу книгу читал, про ремонт этих дорог и обоюдное мошенничество ремонтников с асфальтным заводом. Говорят, даже наш прокурор читал ее и мэр тоже. Я уже, вроде бы, вам об этом говорил.
   - вы и так являетесь первым читателем моих книг. А что в ней так заинтересовало чиновников?
   - Коленька, каждый ищет себя, - откашлялся Дятлов. - Извини, больше не могу говорить. Давай, в четверг созвонимся. А пока в СМС-ке коротко сообщи, что у тебя есть по тому поводу мне сказать. Ну, в смысле, о привидениях, - и выключил телефон.
   "Я не против, Федор Викторович, а вот как об этом коротко рассказать?" - задумался Синцов и посмотрел на "Дело N37/7 от 12 сентября 1981 года.
  
   - 2 -
  
   Когда Синцов вернулся с операции, дом еще спал. С трудом нашел место, где поставить машину и, как назло, это место было в самом конце их трехсотквартирной девятиэтажки. Вот и пришлось двенадцать подъездов идти пешком, с трудом справляясь с усталостью. У своего подъезда остановился и с удивлением посмотрел на свободное место на стоянке для автомобиля прямо напротив него и тут же выругал себя за невнимательность.
   Желание вернуться назад и перегнать сюда, к подъезду, свою "шестерку", было сильным. Но сделать желаемое, казалось, уже не хватало сил. И, постояв с минуту в размышлении, махнул рукой и, повернувшись, стал по ступенькам подниматься к входу в подъезд.
   Что-то темное, сидевшее или лежавшее в углу скамейки, у самой двери подъезда, шелохнулось и по-старчески закряхтело.
   - Кто вы? - невольно испугавшись, спросил Синцов.
   - А-а, сосед, - отозвался человек. - Это я, Кораблев. Не спится, вот и пошел прогуляться под луной, как волк, волчище, - со скрипом в голосе усмехнулся сосед. - А ключ от подъезда забыл, вот и сижу.
   - И долго?
   - Так, кто ж знает. Вот, приснул здесь, хорошо еще не холодно.
   - Да, да, - согласился с дедом Николай, открыв дверь, и, пропуская его вперед. - Александр Иванович, вы рюкзак забыли, - нагнувшись, поднял его из-под скамейки Николай и подал старику.
   - А, спасибо. Мусор в нем вынес туда, - и Кораблев махнул в сторону стоявших в середине двора мусорных баков.
   - Так, вам помочь подняться?
   - Нет, нет, - махнул рукой старик. - Рюкзак-то пустой, донесу. Это вы молоды, торопитесь, а мне куда - и, вздохнув, старик показал Синцову, чтобы тот не задерживался с ним.
   - А ключи от квартиры-то есть у вас?
   - Есть, есть, идите себе, Николай Иванович, а то не выспитесь перед работой.
   - Да, да, - согласился Синцов и по привычке, глянув на экран сотового телефона, невольно присвистнул, четыре часа утра. - О-о, вы правы, побежал я, а то не высплюсь, - и широким шагом, переступая через ступеньку, Николай начал быстро подниматься вверх.
   Жена не спала, ее лоб был обмотан полотенцем, болела голова.
   - Вот, скажи мне, - встретила его в прихожей, - вот, ты что, еще и полицейским подрабатываешь, а? У тебя совести нет. Тебе наплевать на жену, на дочь, тебе лишь бы играться, как ребенку в войнушку. Что ты, до сих пор еще ребенок?
   - Наверное, - выждав последнюю фразу, Николай обнял жену, поцеловал ее в лоб и повел в комнату. - Может, тебе аспирин поможет?
   - Ненавижу его, Я цитрамон выпила, а нервы никуда.
   - Извини меня. Но там такое происходит, словно находишься в каком-то мистическом месте. Тени какие-то летают, собака открывает замок на калитке и выходит. Даже разговаривает с тобой.
   - Коля, вот видишь, к чему приводит написание детективов! У тебя уже психоз начался! Ты уже не веришь в людей, у тебя кругом одни убийцы, воры, шпионы! А к кому из них ты меня приписываешь? - Светланка оттолкнулась от него и села на диван, кутаясь в простынь.
   - Ты - Золушка, ты - моя Царица! - приник к плечу жены Синцов.
   - Но при всем этом, ты еще и бессовестный. Я пришла со смены, дома ничего не приготовлено из еды, дочь не накормлена. Хотя бы пропылесосил!
   - Светлана, - сложив руки на груди, словно молясь, Синцов посмотрел на жену. - Благодаря Дятлову, следователю из прокуратуры, я состоялся, как журналист. Вот эти детективы нас и кормят с тобой. Ты же прекрасно знаешь об этом. Те, июльские гонорары, это, ну что я тебе каждый день должен об этом говорить? Ты же знаешь, что я могу пойти только уборщиком мусора или вахтером, больше ничего не умею.
   - Да, как всегда, одна и та же песня. Я у тебя на столе письменном навела порядок, а две папки, которые у тебя там лежат в углу стола, давно покрылись пылью. Я их выкину завтра, так и знай.
   - Да, да, да, я их все никак не посмотрю. Пойдем спать, дорогая.
   - Кушать не будешь? - успокоилась жена.
   - Тогда не усну.
   - Ну, как хочешь, - она поднялась и пошла в спальню.
   "Вот так всегда, - вздохнул Синцов и, усевшись на диван, закрыв глаза, уперся спиной в подушку. - Нужно ложиться спать, да, да, Николай, нужно уснуть. Нет, нет, только не нужно ужинать, - сопротивлялся он желанию достать из-под крышки обжаренные куски курятины, лежащие в кастрюле. Но совладать со своими запретами ему не удается, он отрывает от плоти золотистое прожаренное крылышко и с хрустом начинает его прожевывать. - Теперь точно не усну!" - ругает он себя и снова тянется рукой в кастрюлю за очередным куском мяса.
   Вот и все, зачем он это сделал, а, спрашивается? Ну, зачем, ведь скоро бежать на работу и нужно срочно начинать новый детектив.
   - Как назло, - он схватил звонящий телефон. Это - Пашка Мысенко.
   - Коля, - говорит он, - о махинациях дорожных не вздумай писать, а то потеряешь работу, и я не смогу тебя устроить даже дворником.
   - А почему, Паша? Ты же сам предложил мне это сделать.
   - Все изменилось. Нам хорошо заплатили. Я себе за эти деньги купил машину.
   - А я что куплю?
   - Свою спокойную жизнь.
   - Папа, папа, проснись!
   Николай открыл глаза и невольно вздрогнул, перед ним стояла дочка и просила ее провести в туалет.
   - А чего боишься, милая? - поцеловав ее в лоб, спросил Синцов.
   - А Анька вчера мне такую страшную историю рассказала про гроб на семи колесиках, что я боюсь, а вдруг он там.
   - А-а, - встал с дивана Николай и усмехнулся, - Кристинка, я таким же был, как и ты с Аней в детстве, тоже боялся черной руки, гроба на семи колесиках, зеленого автобуса.
   - Папа, а что они и у вас были?
   - Да, все мы дети - одинаковые, любим, рассказывать друг другу страшные истории, которые передаются из поколения в поколение.
   - А как это понять "из поколения в поколение"?
   - Деды рассказывают своим детям эти истории, их дети - наши папы и мамы - нам их рассказывают, а мы - вам, своим детям, рассказываем.
   - Так что, это все - неправда? - удивилась дочка.
   - Конечно, нет. Ну, давай, иди, - и, включив в туалетной комнате свет, подтолкнул дочку вперед.
   Проводив ее в комнату, Николай начал раздеваться. Умываться не хотелось, как уже и спать.
   "А Пашка Мысенко ко мне приходил, получается, во сне и, похоже, предупредил, чтобы тему по ремонту дорог я не трогал, - подумал Синцов. - В чем-то с ним я согласен. Мелкого человека, который оказался не в то время и не в том месте и не спрятал пропавшие деньги от ревизионной комиссии, посадили. Но на этом-то дело еще не закрылось, уж быстро местные власти разобрались с тем чиновником, которому если что-то и перепадет с махинации, так это - сохранение его места работы. И все. И поэтому подсудимый со всеми обвинениями прокуратуры тут же согласился, а когда назвали сумму, которую он с помощью своих махинаций прикарманил, даже невольно сам удивился. Но судья и защитник сделали вид, что этого не заметили. А, спрашивается, в таком случае, кто допустил этого молодого, еще не оперившегося чиновника к проведению конкурсной комиссии? Начальник и его начальник, и у них за эти двадцать-тридцать миллионов еще и драчка между собою вышла. А на мальчика все списали..."
   Холодный полусладкий чай снял хрипоту с горла и дал возможность Николаю немножко расслабиться.
   Взял со стола две папки, в свое время незаметно взятые у своего соседа Кораблева, и стал листать одну из них, рассматривая пожелтевшие записи, сделанные местами на печатной машинке, местами написанные женским почерком.
   Думать над текстами не хотелось, как и читать их. Та тень на улице напротив дома Порошенко пугала, как рычание и лай собаки во дворе дома.
   "Что это? - задумался Николай. - Может, действительно, все это мне показалось? Нервы у меня уже давно не в порядке. А, скорее всего, и все то, что там происходило, просто было в моем испуганном сознании, ожидавшем каких-то духов, бесов с Преисподней..."
   Уставившись на необычно большой абзац, занявший весь лист, попытался его прочесть:
   "В цехе N5 уделяется большое внимание соблюдению охраны труда и промышленной безопасности. Там ежегодно, на проходящем отчетном партийном собрании, рассматриваются вопросы охраны труда, пожарной, промышленной и природной безопасности. Каждый из коммунистов отвечает за свое направление деятельности и очень строго контролирует его исполнение на местах..."
   "Кто это такой красивый отчет написал? Кто, кто, - и ведя по листу указательным пальцем сверху вниз, Синцов уперся в нижестоящую фамилию, "секретарь партийной ячейки цеха N 5, начальник цеха Александр Васильевич Киреев". Хм, это ж тот самый, похоже, что в больнице сейчас лежит. Ах, вот оно, как все там было закручено! Он и начальник цеха, и секретарь парторганизации, и, наверное, еще и председатель профсоюзной ячейки. То есть везде и во всем - голова, а, исходя из этого, с неугодными людьми мог разобраться на всех уровнях той жизни, а значит не только запугать, а и уволить любого человека с работы".
   Синцов встал из-за стола, хотел отправиться в кухню, чтобы согреть чайник, но тут же вернулся за стол, и начал внимательно просматривать записи в этом "Деле" с самого начала. И, как назло, все они связаны с рассматриванием несчастного случая, связанного со смертью рабочего Столярова, через призму партийных пленумов района, области, Центрального комитета коммунистической партии Советского Союза с цитатами Леонида Ильича Брежнева, первого секретаря обкома партии Сергея Алексеевича Золотарева и так далее. А по самому делу, гибели молодого рабочего, ничего.
   Взяв второе "Дело", Николай чуть от удивления не присвистнул. Оно касалось мастера цеха Петра Алексеевича Порошенко.
   "Вот, так дела! И как получилось, что это именно они попали мне в руки, а не какие-то другие "дела"? - развел руками Синцов. - И что же здесь мы узнаем про Петра Алексеевича? Родился тогда-то, учился там-то, всю жизнь проработал на заводе в должности рабочего, потом мастера, потом начальника цеха. Начальника цеха? А из-за чего же это, Петр Алексеевич, вас потом вернули в мастера? А-а, из-за несчастного случая, произошедшего в Вашем цехе в 1978 году: рабочий сорвался с емкости и, повредив спину, стал инвалидом. Вот почему..."
   - Коля, Коля, ты это что, так и не спал? - держа перед ним его же сотовый телефон с включенным будильником, спросила жена. - Может, у тебя там была операция не с Дятловым, а с какой-нибудь мамзелью?
   Ничего не сказав в ответ, Синцов беспрестанно кивал головой.
   - Как ее зовут? - не отступала от него Светлана.
   - А будто ты не знаешь: ра-бо-та, дорогая. Здесь раскручивается такая интересная история, я бы сказал даже, мистическая. А ты мне все каких-то женщин приписываешь, - вздохнув, Николай встал из-за стола и пошел в ванную комнату.
   - Так, все сейчас прикрываются работой, - не отставала от него жена.
   - А как твоего любовника зовут, а? - не выдержал Синцов и развернулся к жене. - Как? Я смотрю, ты со своим хирургом уже и к родителям его съездила, и с женой его поговорила, так?
   - Коля, у тебя что, крыша поехала?- остановилась жена и с удивлением посмотрела на своего мужа. - Он же очень молод, а второй - старик.
  
   - 3 -
  
   - Так, у вас же сегодня два судебных заседания, - усмехнулся Синцов.
   - Перенесли их, - отрезал Дятлов, быстро просматривая листок за листком дела Порошенко с Киреевым. - Только бы за что-то зацепиться здесь.
   - А сам Кораблев вас разве не интересует?
   Дятлов посмотрел на Николая и, положив свою руку ему на запястье, улыбнулся:
   - Предоставьте эту работу нам. Мы по-тихому сработаем, все проверим, если что, установим слежку и так далее. А вот с вами, Николай Иванович, хотел бы договориться о вашей встрече с Вертиловым Сергеем Петровичем. Он уже дома.
   - В смысле?
   - Ну, как, к примеру, вам встретиться с ним, как с ветераном труда химкомбината.
   - А он у нас кем работал?
   - А вот, посмотрите, - и остановил палец на плохо просматриваемом тексте "Дела", отпечатанном на печатной машинке, и прочитал отрывок из него. - "С.П. Вертилов, заместитель главного инженера по охране туда химического комбината имени В.И. Ленина". Понятно, кем он был? И, судя потому, что его дочка постоянно ходит в разные церкви города и носит туда поминальные листы, то есть предположение, что ее папа думает, что на Том Свете его будет ждать серьезное наказание из-за гибели и травмирования людей в его бытность в этой должности на заводе.
   И, более того, боюсь, что именно он и является тем "бесом", который устраняет конкретных виновников в гибели тех людей. Вот, смотрите, летом, как раз в то время, когда у Киреева на даче усыпили собаку и заменили у него сушившуюся одежду на улице спецодеждой, Вертилов исчез. Второе, когда погибла семья Прокопенко, вот этого человека, - Дятлов поднял вверх его "Дело", снова пропал Вертилов.
   И, более того, я сегодня просмотрел в отделе кадров весь персонал, работавший с 1978 по 1982 год, это семнадцать человек. Так вот, Николай Иванович, недавно один из них, Иванов Сергей Максимович, умер из-за остановки сердца, у него разорвался сосуд. Это был третий день пропадания Вертилова в прошлом году. Дальше я не стал просматривать остальных людей, так как это требует времени, но сегодня же я продолжу эту работу.
   - И что? Я так прямо и скажу: а каким способом вам удалось напугать Иванова, чтобы он умер? Так, Федор Викторович? Или поделитесь опытом запугивания Киреева, а то у меня присутствует ненависть к своей математичке, которая всегда мне ставила заниженные оценки. Так?
   - А почему бы и нет, - вопросительно посмотрел на Синцова Дятлов. - Только боюсь, что у него вместо испуга появится желание вас убрать также, как и тех людей. А опыт в этом деле он, как вы видите, имеет огромный.
   - То есть, Федор Викторович, вы на сто процентов уверены в том, что он -убийца?
   - Нет, нет, конечно. Но и эту версию нельзя отвергать.
   - А хоть какая-то уверенность в этом есть?
   - А вы, Николай Иванович, вспомните его гостиную. Мне кажется, это доступно может не столько ему, сколько его дочери.
   - Да, и что самое интересное, она еще и не работает, а живут они богато. Неужели отец получает пенсию в сто тысяч рублей?
   - Проверял эту версию, Николай Иванович. Уже проверял. Они семь лет назад продали старый родительский дом, на слом и очень дорого. В том же году продали квартиру кого-то из умерших родственников и тоже очень дорого, так как она находится в центре города.
   - И они живут на проценты?
   - Похоже. Но, что не менее интересно, недавно ее вклад в банке пополнился еще на три миллиона. Откуда у нее появились эти огромные деньги, нужно узнать, фууу! - наконец выговорился Дятлов.
   - Тогда, Федор Викторович, и у меня есть просьба к вам. Мне не хватает информации о том, с чего начинается допрос любого подозреваемого. То есть, его ход. Как вы следите в этот момент за лицом этого человека, его поведением и так далее.
   - А это, Николай Иванович, творческая работа следователя. Как у рыбака, когда он тянет большую рыбину. Леска тонкая, в любую секунду может порваться, а рыба на ней сидит огромная и сильная.
   - Да уж, - пожал руку Дятлову Синцов, - спасибо вам. А с кем мне лучше встречаться, с Вертиловым или с его дочерью, э-э...?
   - Верой Сергеевной, - напомнил имя дочери Вертилова Дятлов. - Ладно, вы правы, нужно торопиться. И еще, а где вы ремонтировали карбюратор, может, посоветуете в какую мастерскую мне обратиться?
  
  
   Глава 14. Питбуль
  
   Локон каштановых волос коснулся его носа и, щекоча, опустился к правому уху и ниже. Запах ванили с ароматом то ли малины, то ли розы, резко ударивший в нос Николая, перехватил дыхание. Открыв рот для вздоха, он тут же ощутил ее горячее дыхание и прикосновение губ с сильным языком, залезшим к нему в рот и побеждающим его язык.
   Ощущение пылкой женской силы, с усиливающими это чувство громкими вздохами, вскриками, и прикасаниями, откинули расслабленное тело Николая на спинку сиденья машины. Вера, в то же мгновение сев ему на бедра, стала сильнее целовать его, кусая губы, щеки, уши, не давая Синцову никакой возможности сопротивляться, но в то же время, требуя от него взаимных действий.
   - Я хочу, я хочу, рви меня на куски! - рычала она.
   А Николай сам, уже не управляя собой, поддался ее силе и, ухватив обеими руками женщину за затылок, стал придавливать к себе ее голову, управляя ей. И, наконец-то, он не выдержал, сорвался, опустив одну руку к ее разведенным ногам, вторую - к пояснице...
   ...Вера была неутомимой в любви. Не давая Николаю придти в себя, снова кралась руками к его телу, легонько прикасаясь к груди Николая, поглаживая кожу, сосков, и опускала их ниже и ниже.
   - Я уже не могу, - с трудом дыша, шептал он.
   Но Веру его слова о беспомощности только возбуждали, и она, поглаживая своими горячими ладонями его эрогенные зоны, заново возбуждала в нем его естество, и все начиналось снова.
   - Я так дав-вно ф-ф-ф не люби-ла муж-чину-у, - горячо дыша Николаю в ухо, растягивая слова, шептала она. - Ты не бойся меня, я все понимаю. Только хоть иногда будь моим.
   Николай, прикрыв глаза, расслабившись всем телом, не двигался.
   - Я тебе понравлюсь, - шептала она.
   - Верочка, я даже не знаю, что сказать. Ведь я...
   - И не говори, - и снова она закрыла ему рот своими губами. - Не говори, я так не хочу слышать твоей правды. Ври мне, ври, что я - самая красивая, что я - самая сексуальная. И я буду это слушать и оставлять тебя живым.
   - Ты - змея?
   - Я - кобра. Ты меня боишься?
   - Д-да, - прошептал Николай, пытаясь всеми силами сопротивляться ее сильным объятиям с укусами кожи на груди, животе...
   Эта девственная сила ее женской любви, переполненная ласками и поцелуями, была настолько мощной, что он снова подчинился ей...
   - Вера!...
   - Я тебя не отпущу.
   - Вера!...
   - Ты весь испачкан моей помадой и от тебя воняет спермой, как от кобеля. Жена твоя, как все это увидит, то сразу же тебя убьет.
   - А тебе это нужно? - застегивая пуговицы на рубашке, прошептал Синцов.
   - Я не выдержала. Ты ко мне еще придешь?
   - А как мертвецы могут ходить, - легонько оттолкнув со своей груди ее руку, Николай продолжал застегивать на рубашке пуговицы.
   - А пошли, пошли ко мне домой! Ну, Коленька, - и ухватив Синцова за рукав рубашки, с силой потащила его за собой из салона своего внедорожника к дому. - Отец в дальней комнате, не бойся его, - прижавшись к его лицу своими губами, прошептала Вера. - Ну, быстрее...
   Тусклый свет в прихожей, застеленной ковром, позволил им пройти очень тихо по узкому коридору в ванную комнату с большим зеркалом.
   Николай, замерев у зеркала, осматривал свою темно-бордовую рубашку, ища порывы ткани или отметки на ней от Вериной помады.
   - Да не бойся, жена же на работе, а дочка, она еще у тебя маленькая, разве поймет что-нибудь.
   - Так...
   - Не оправдывайся, - и снова стала горячо целовать его лицо, губы, виски. - Я против твоего развода, я не хочу быть змеей, Коленька, - и, заглядывая ему в глаза, ожидает от него какого-то то ли согласия, то ли протеста.
   - Я сам не могу понять, как это со мной произошло.
   - Дурачок, - чмокнув Николая в нос, Вера включила в смесителе воду, делая ее теплой. - Помойся, а я пока поглажу твою одежду. У тебя, надеюсь, стиральная машина есть дома?
   - Естественно, - ожидая, пока не выйдет из ванной комнаты хозяйка дома, Николай держал руки на поясе брюк.
   - Снима-ай, думаешь, я его не рассмотрела? Глупыш! - улыбнулась Вертилова. - Мойся! - и, нагнувшись, стянула вниз с него брюки и, чмокнув в выпуклость на трусах, вышла из ванной.
  
   ...Свет от ночника тускло освещал часть светло-серой, больших размеров керамической плитки, закрывшей свободную от шкафов стену кухни. Приставленный к ней узкий темно-каштановый стол на несколько персон с темно-синими чашками, из которых поднимался белесый пар, привлек внимание Николая. Осмотревшись, он почему-то поежился:
   - Вера, такое впечатление, что вы из другого мира.
   - "Вы"?
   - Ты и отец, - поправился Синцов.
   - А-а-а. Нет, не хочу на эту тему сейчас говорить.
   - Наверное, твой любимый писатель Спилберг?
   - А чего шепчешь, Коля? - прильнула к его уху Вера. - Вообще-то нет. Мои любимые писатели - это Куприн, Гоголь, Пушкин и ты, - и сильно прижалась своими губами к его щеке. - Ты тоже любишь в своих детективах мистику.
   - Мистику?
   - Ну, да. А что, это не так? - Вертилова перегнулась через плечо Николая и заглянула ему в глаза.
   - Ты когда-нибудь воровала?
   - Нет. Хотя, бывало, когда отец давал мне деньги купить что-то в магазине, я потихонечку откладывала некоторые монеты себе и покупала помаду, пудру. Но папа об этом не знал.
   - А ты убивала людей?
   - Ну, выдумаешь такое! - поморщилась Вертилова.
   - Предавала?
   Вера, сев рядом с Синцовым, подвинула поближе к себе чашку с чаем, и, наклонившись к ней, сделала несколько маленьких глотков.
   - Да, а как без этого.
   - И не боялась, что об этом узнают.
   - Боялась, - в произношении этого слова Николай не услышал никакой ее чувственной нотки. Она произнесла эту фразу как обычное слово, не несущее в себе никакой важной информации, а сказала просто, как привычные слова - хлеб, вилка или какой-то другой обычный предмет, которым мы постоянно пользуемся. - А к чему ты такие вопросы задаешь?
   - Я - предатель.
   - А-а-а, - усмехнулась Вера и посмотрела в глаза Синцова. - Но мне этого от тебя не нужно. Я даже не знаю, захочу ли еще раз с тобой повторить все то, что только что у нас с тобой было.
   - Спасибо, - вздохнул Николай. - Тогда я пошел.
   - Да, уже полдевятого вечера, пора, - потянулась Вертилова. - Я люблю сильных мужчин, которые меня раздирают на части.
   - Все равно, спасибо, - почему-то сказал Синцов, выходя из кухни.
   - А зачем тебе был нужен мой папа? - остановила Николая вопросом Вера.
   - Я хотел написать о нем хорошую статью.
   - Правда? - Вера подошла к Синцову и, с силой ухватив его за плечо, и, развернув к себе, прошептала. - Это ему сейчас очень нужно, Коленька! Не торопись, сейчас оденусь и отвезу тебя домой, подожди, - и подтолкнула его в спину, назад в кухню. - Ты, уж, извини меня. Погоди, погоди, я сейчас, - и, открыв тумбочку, достала из нее бутылку из-под шампанского. Подала ее ему и попросила, - открой пробку, только смотри, чтобы сургуч в вино не просыпался.
   Николай лезвием ножа подцепил пробку и вытащил ее из горлышка бутылки. Налил в подставленные перед ним фужеры и наполнил их.
   - Ну, кавалер, жду тоста от вас, - Вера не сводила глаз с Николая. - Синцов, ну?
   - За вас, мадам, - выдавил на лице улыбку Николай, и, чокнувшись, несколькими глотками выпил налитое в него темно-бордовое, очень сладкое вино.
   В голове тут же стало как-то свободно, словно что-то тяжелое, мешающее мыслям, сдвинулось с височной части мозга куда-то в сторону и пропало.
   - А теперь за твою дочку, - наполнила фужер Николая Вертилова. - Ну, за мой тост, выпиваем.
   Николай снова выпил вина и только сейчас, оставив его немножко на языке, еще раз распробовал его. Сладкое, приятное на вкус и тягучее. Изумительный напиток.
   - А почему бутылка в сургуче? - заплетающимся языком спросил у Веры Николай.
   - А потому, что оно не простое, а сливово-малиновое.
   - Вот как? - Николай попытался встать из-за стола, но тут же еле удержался на ногах.
   Посмотрел со стыдом на Вертилову, уперся руками в стол и встал, шире расставив ноги.
   "Во-от, теперь все нормально!" - подумал Николай.
   - Пойдем, пойдем, - поддерживая его под локоть, Вертилова втолкнула Синцова в зал. Сделав шаг в темную комнату, Синцов невольно вздрогнул: тут же в дальних углах гостиной вспыхнули ночники, слабо освещая малую часть помещения. Николай сел за стол, стоявший в центре гостиной, и, посмотрев на закрепленные на стенах головы медведя, потом лося, кабана, невольно сжался всем телом. Мурашки пошли по спине, и холодный воздух обдал все его тело. Тот испуг, который он испытал здесь несколько месяцев назад, вернулся к нему снова...
  
   - 2 -
  
   Синцов несколько раз порывался позвонить Дятлову, но что-то в этот момент начинало ему мешать. Вспомнилось, что такое уже происходило с ним и совсем недавно. Да, да, когда...
   Ребенок выскочил на дорогу, и если бы Николай своевременно не ухватил его за руку и не утащил малыша назад, на тротуар, то автобус бы его раздавил. Мать этого малыша с открытым ртом, замершая, как изваяние, казалось, не отойдет от испуга. Но пощечина, полученная ею от пожилой женщины, привела молодуху в себя, и та, так и держа сотовый телефон возле уха, ничего не сказав, ухватила мальца на руки, прорвавшись через собравшихся вокруг нее зевак, скрылась в толпе идущих по улице людей.
   - вы - молодец! - говорила ему та пожилая женщина.
   - Спасибо, мне некогда, - ответил ей Николай, - опаздываю на работу, - и побежал к остановке.
   В автобусе снова попытался позвонить Дятлову, но в этот момент "Газель" резко затормозила, и он стукнулся лбом о ручку сиденья.
   Перед редакцией его остановил редактор, обменялись приветствиями. В кабинете беспрестанно звонил телефон, к счастью, это был нужный ему Дятлов.
   - Наконец-то! - вместо того, чтобы ответить на приветствие следователя, сказал Синцов. - Викторович, я - слабый игрок, мою кандидатуру по работе с Вертиловым отставь.
   - Почему?
   - Облажался.
   - Потянула в постель?
   - Откуда вы знаете? - удивился Синцов.
   - Она умная. Вера же?
   - Думаете, она поняла, что я работаю на вас?
   - Да в этом сразу же разберется любой человек, умеющий решать пример: один плюс один. Коля, детективщик, работающий со следователем, всегда будет зависеть от него.
   - Так значит, она виновна в этой ситуации?
   - В какой? - спросил Дятлов.
   - Ну, в происходящем.
   - А что произошло? - снова спросил Дятлов.
   - Ну, Федор Викторович, это я о Порошенко с Киреевым. То, что одному подменяют белье на спецовки, у другого - приведения во дворе.
   - А скажите мне, Николай Иванович, а причем они здесь и Вера Сергеевна Вертилова?
   - Ну, ее отец пытается заставить их ответить за произошедшие на заводе события, связанные со смертью младшего Столярова и так далее.
   - А зачем, Николай Иванович? - голос у Дятлова стал серьезным.
   - Ну, чтобы на Том Свете с него не спросили за эти упущения.
   - А-а, понятно, понятно. У вас, видно, тоже видения пошли?
   - В смысле? - не понял вопроса Синцов.
   - О неизбежном божественном суде за содеянное в этой жизни.
   - Наверное, да.
   - Все бы об этом думали так и вовремя, перед тем, как что-то плохое совершать, как бы мы тогда прекрасно жили, Николай Иванович. Ладно, когда освободишься, хочу в подробностях послушать о вчерашних событиях в доме Вертилова. Ты же был там?
   - Трудно сказать, когда это получится, - стушевался Синцов. - Для этого нужно время. За две минуты не расскажешь.
   - Понятно, - замолчал Дятлов. - А можно масла в огонь плеснуть? - спросил он.
   - Для чего?
   - А для того, чтобы быстрее думалось.
   - Понятно, - вздохнул Синцов и добавил, - и в правильном направлении.
   - Ну, может, и так, - согласился Дятлов. - Хотя знаю, что ты не сразу принимаешь мои версии. Ну, послушай. Вертилов был ведущим специалистом по охране труда и первым человеком в этом направлении в комбинате. То есть, был заместителем главного инженера. Понял?
   - Не сильно.
   - Был, своего рода, си-ло-ви-ком! Понятно говорю?
   - В смысле?
   - Коля, прошу тебя, включи мозги.
   - Погоди, погоди, - стал растирать ладонью виски Синцов. - Погоди, дай окно открою, а то в кабинете уже дышать нечем.
   - Я рядом. Через пять минут буду у тебя, поставь чай, - сказал Дятлов и выключил телефон.
   - То есть он боялся потерять место работы и поэтому подыгрывал во всем руководству, - слушая телефонные гудки, сказал в трубку Николай. - И теперь пытается убирать тех людей, которые могут сейчас подать на него в суд за те события, которые были допущены с его попустительства, или... Убийца! - ударил кулаком по столу Синцов и посмотрел через тюль в окно.
   За стеклом что происходило, бегали люди, ездили машины. Но Николай их не видел, а думал только о том, что с ним в тот злополучный вечер происходило в доме Вертиловых...
  
   - 3 -
  
   ...Штора у двери колыхнулась. Посмотрев в ее сторону, Николай сжал кулак. Неужели показалось?
   Голова кабана повернулась в сторону входной двери, Синцов - тоже.
   В комнату в длинном темно-коричневом халате вплыла Вера Сергеевна. На подносе стоял большой заварной чайник.
   - Папа сейчас оденется, приведет себя в порядок и придет. А пока угощу тебя чаем, - и, расставив три чашки на столе, наполнив одну из них черной жидкостью, подала ее Николаю.
   - Что это? - отодвинув ее от себя, спросил Николай.
   - Для здоровья. А то мужчиной нужно быть, - вздохнув, прошептала она ему в ухо. - Нет, это не наркотик, а настойка мелиссы с черным ча-ем. Хорошо убирает депрессию. Советую, - погладив затылок Николая, Вера отошла от него. - Ну, что же ты? Тебе нужно прийти в себя. Пей.
   Николай, взяв за тонкую ручку чашку, поднес ее к губам и вдохнул в себя обжигающий пар, идущий из нее. Его резкий запах ударил ему в нос. Запах мелиссы - мяты, ему был хорошо знаком, но здесь он не уловил его среди кисловато-горького духа и невольно пригубил напиток. Чай обжог губы и, обтерев их языком, остужая, снова попробовал.
   Небольшой глоток дал возможность распробовать чай. За ним он сделал еще один глоток, другой и снова поставил чашку на блюдце. Веры в комнате не было, а только головы животных, прикрепленные к стенам. Они следили за каждым его движением. Даже показалось, что медведь громко понюхал своим черным носом воздух, расходящийся от чая по гостиной. И чихнул!
   - Будь здоров! - не отрывая от головы медведя своих глаз, сказал Немцов.
   Но медведь не ответил, а только поворочал головой из стороны в сторону, ища, откуда попадает в его ноздри этот приятный запах.
   Николай, увидев это, с испугу привстал.
   С треском, царапая стену своими рогами, повел головой в сторону Николая лось.
   - Ой! - сделал несколько шагов назад Николай.
   - Чай пей! - грозно рыкнул медведь.
   - Да, да, - сделав несколько шагов к столу, потянулся дрожащей рукой к чашке Синцов.
   - Быс-стр-ро, - зарычал волк.
   - Да, да, - и быстро схватив чашку, Николай сделал несколько глубоких глотков обжигающей черной жидкости и...
   - Ургш, - ударил по полу своей когтистой лапой медведь и пошел к Синцову.
  
   - Что там с ним? Ну, что там с ним? - старческое кряхтение защекотало в ухе, да так сильно, что Николай отмахнулся от него, как от назойливого комара.
   - Николай, Николай, что с вами?
   Синцов открыл глаза и, чувствуя тяжесть во лбу, мешающую ему поднять глаза и рассмотреть собравшихся вокруг него людей, заново положил свой отяжелевший затылок на пол.
   - Николай, Николай, давайте я вызову вам "скорую помощь"? - в глазах Вертиловой блеснула слеза.
   - Что? - щуря глаза, спросил Синцов.
   - Ну, ты же у меня в гостях, - не отрывая от него глаз, приблизившись к Синцову, прошептала Вертилова Вера. - Мы с тобой сейчас целовались, обнимались и так далее. Ну, папа, не мешай, - посмотрела Вертилова в сторону старика. - Я не знаю, что с ним стало. Может, выпил лишнего!
   - Нет, нет, - заворочал головой Синцов.
   - У него жена работает на смене в "скорой помощи". Я ей сейчас позвоню, и она за ним пришлет машину.
   - Нет, нет, - крикнул Николай и, повернувшись на бок, с трудом поднялся с пола, и, шатаясь, пошел в коридор.
  
   - 4 -
  
   - Так, ты на такси оттуда приехал домой? - Дятлов посмотрел в глаза Синцова. - Во сколько? Ну, в какое время от них уехал, не помнишь?
   - В одиннадцать тридцать пять.
   - А во сколько она принесла тебе этот чай?
   - Вроде бы в половине девятого, ну, на пять - десять минут позже, может быть.
   - А оттуда до твоего дома ехать минут тридцать - сорок, так? - сжав губы, закивал головой Дятлов. - Десять минут на приведение тебя в себя, десять минут на одевание и вызов такси, добавим еще пятнадцать - двадцать минут. И что, тридцати минут им вполне хватило осмотреть все записи в твоем сотовом телефоне, в блокнотах. Он был?
   - Кто? - поднял глаза Синцов.
   - Блокнот с пометками, сотовый телефон с записями на диктофоне о Вертиловых, Кирееве, Столярове?
   - Телефоны есть с указанием этих фамилий, а записей нет, разве что в диктофоне.
   - Так, так. Вспомни точнее, Коленька, а лучше давай их послушаем.
   - Сейчас, сейчас, - и Николай, достав из кармана сотовый телефон, найдя в нем картинку диктофона, включил ее и начал просматривать список своих интервью. - Ничего не пойму, списка нет.
   - А восстановить их возможно?
   - Не знаю, Федор Викторович. Бли-ин, - у меня же два последних интервью с вами не переписаны. Позавчерашних.
   - Стоп, стоп, - а те, что со Столяровым интервью?
   - Переписаны. Они в ноутбуке и дома в ноутбук внесены, в смысле, в этот, как его. Ну, на флешку скопированы.
   - Распечатывай. Меня интересует все, что там было связано с людьми, связанными с Вертиловым.
   - В смысле?
   - Я смотрю, Николай Иванович, ты еще не отошел от того чая.
   Синцов растерев лицо обеими руками, глубоко вздохнул.
   - Может, начнем с чашечки кофе, Федор Викторович? - предложил Синцов. - А то столько вчера произошло, что и...
   - А жена об этом ничего?
   - Так. откуда?
   - Ну, Коленька, дай Бог, чтобы это осталось все по-тихому, так сказать только между вами. Но это, в том числе, нужно воспринимать, как и последнее предупреждение.
   - Что-то в этом есть, - согласился Синцов, наливая кипяток в чашку.
   - В том-то и дело. Может, у нее в руках или у ее отца была камера, сотовый телефон, фотоаппарат?
   - Не помню. вы, думаете, они могли сделать видеосъемку, чтобы потом ее подкинуть моей жене?
   - ...Или в прокуратуру, а вместе с ней и заявление об изнасиловании.
   - Что вы такое мне говорите?!
   - Коленька, не говорю, а думаю о том, как вы глубоко залезли в это дело и насколько это опасно для них в их же понимании.
   - Вот это да!
   - И я тоже об этом, - встал из-за журнального столика Дятлов и стал снимать с себя куртку. - И я о том же, Николай Иванович. Где у вас вешалка?
   - А как можно выйти из этой ситуации? - вместо ответа на вопрос Дятлова, спросил Синцов.
   - Ну, к примеру, вы ничего не помните, что произошло вчера.
   - Так, Федор Викторович, это может ей и на руку сыграть?
   - А, что предложишь ты по этому поводу?
   - Н-не знаю.
   - Так, что этот вариант, я считаю лучшим, Николай Иванович. А дальше, дальше, мне две ложечки сахару.
   - А, да, да, сейчас, - потянулся к сахарнице Синцов.
   Зазвонил сотовый телефон. Николай взял его со стола и, посмотрев на экран, пожал плечами, показывая Дятлову, что он не знает, кто ему звонит.
   - Синцов, слушаю вас, - тихо произнес Николай.
   - Это я, - прошептал женский голос.
   - Простите, не узнал, - сказал Николай. - Представьтесь.
   - Это Вертилова Вера.
   - А-а, рад слышать вас.
   - Как у вас здоровье, Николай Иванович?
   - Да, нормально. А что, В-вера...
   - Сергеевна, - напомнила свое отчество она. - Я - дочь Вертилова Сергея Петровича.
   - Вертилова, Вертилова, - якобы пытаясь вспомнить человека с этой фамилией, начал подыгрывать Синцов.
   - вы хотели о нем написать статью.
   - Статью, статью, - зашелестел бумажным листом Синцов. - А, да, его фамилия есть в списке ветеранов химкомбината. Ой, Вера Сергеевна, это вы! Извините меня, столько дел, столько дел. Вера Сергеевна, обязательно напишу о Вашем отце.
   - вы говорите с дрожью в голосе, Николай Иванович. Заболели?
   - Похоже, - выдохнул Николай. - Такое впечатление, что вчера отравился. Но мне уже лучше стало, Вера Сергеевна. Честно, работы у меня сегодня очень много. Газету готовим к выпуску. вы извинитесь за меня перед своим отцом. И, извините, что...
   - Да нет, нет, Николай Иванович. Все нормально. А чем отравились?
   - Фу-у, не знаю. Скорее всего, вчерашним фаст-фудом. Сейчас жена капельницу мне поставит, нужно очистить кровь, извините, э-э-э, - и тут же выключил телефон.
   - вы - настоящий артист! - высоко задрав вверх большой палец на левой руке, похлопал в ладоши Дятлов.
  
  
   Глава 15. Неужели Вертилов?
  
   - И что будем делать? - Синцов посмотрел на редактора. - Мне, Иван Викторович, для окончания книги не хватает информации. Чтобы ее собрать, нужно в следственный отдел обратиться, у меня там есть знакомый следователь, он мне всегда в таких делах помогает.
   Иван Викторович поморщился:
   - Коля, а успеешь до двадцатого сдать свою рукопись в типографию?
   - В принципе, да, - вздохнул Синцов. - Но вы же хотели ее посмотреть до сдачи в типографию.
   - Ну, да, - улыбнувшись, пожал плечами Семаков.
   - Так, я часть книги уже распечатал, Иван Викторович, - и, взяв с угла стола файл с вложенной в него толстой стопкой листов, Синцов протянул ее редактору газеты. - Здесь не хватает трех последних глав. Они в работе.
   - Хм, - улыбнулся редактор, - даже точно знаешь, сколько глав будет в твоей книге.
   - Они все здесь, - постукал указательным пальцем по виску Синцов. - Они есть, но нужно правильно все написать, не искажая закона.
   - Понял, понял, - поднял обе ладони вверх Семаков. - Ну, Коля, в принципе все нормально. В этой газете идет твой материал, есть еще одна из твоих статей у меня в загашнике на следующую газету - интервью с прокурором. Даже не ожидал, что так сильно понравятся людям судебные истории. Вчера подписал договор с типографией на увеличение тиража нашей газеты еще на тысячу экземпляров. Представляешь? С Советского района ко мне обратились с просьбой о приобретении в розничную торговлю двух тысяч газет. Три дня назад передал им пятьсот газет на пробу. Сегодня утром сообщают, что их уже распродали! Веришь? - снова улыбнулся Семаков.
   Николай пожал плечами:
   - Поздравляю вас, Иван Викторович. И, думаю, это не только из-за моих статей так растет тираж у газеты.
   - Считаю, что и твоя немалая доля в этом есть. Только не зазнавайся! - легонько хлопнул ладонью по столу редактор. - Ну, ладно, хватит друг другу петь хвалебные песни, а то будем с тобою похожи на героев басни Крылова: "За что же, не боясь греха, кукушка хвалит Петуха? За то, что хвалит он Кукушку". Короче, Коля, выручи меня, доделай свой детектив, да побыстрей, у тебя неделя-полторы! - и посмотрел на Синцова исподлобья. - Он же выдуманный?
   - Конечно, - смотря в угол своего письменного стола, сказал Синцов. - выдуманные истории с одной стороны, Иван Викторович, легче писать, чем документальные, а, с другой стороны, сложнее, так как они неуправляемые. Вот я вам говорю, три главы осталось, а сам дрожу и заставляю себя именно так и думать, и сделать, а не написать больше. А-а, стоп-стоп, Иван Викторович, понял, что вы имели в виду, спросив "выдуманный" ли детектив. В принципе в нем собрано то, что происходило на самом деле, просто герои изменены, какие-то сюжеты усилены, что-то ненужное убрано, что-то придумано.
   - Слушай, а их посадят? - сощурился редактор.
   - Героев? - Синцов с удивлением посмотрел на редактора, листающего его стопку распечатанных листов с текстом. - А это нужно?
   - Так, у тебя же детектив? - удивился Семаков.
   - В конце книги наручники на них наденут, это точно...
   - Ну, с этим тоже я полностью согласен. Значит так, Коленька, тебе, где лучше с книгой работать, здесь или дома?
   - Везде, Иван Викторович, везде! У меня всегда с собой ноутбук. Бывает даже, на остановке что-то придумал, открываю его и записываю.
   - Это тоже правильно, - Семаков протянул Синцову свою ладонь для рукопожатия и вышел из кабинета.
   Николай потянулся руками в стороны и, спохватившись, открыв верхний ящик стола и, вытащив из него желтый файл с тонкой стопкой листов, вздохнул, не ошибся, отдал Семакову двенадцать глав, а не все семнадцать законченного детектива. В этом файле лежали те самые последние пять глав детективного рассказа, вместо трех, которые Синцов якобы еще не сочинил. А они и дают ему возможность сейчас продолжить работу с Дятловым в раскручивании серий "пропадания" Сергея Петровича Вертилова и взаимосвязи их с шантажом или попытками навредить здоровью Александру Васильевичу Кирееву и дочери погибшего Петра Алексеевича Порошенко Анны, которая знает о какой-то злополучной красной тетради своего отца.
   Синцов положил перед собой лист бумаги, взял карандаш и записал в верхней его части короткую фразу: "П. Анна, кр. тетрадь", прочертил от нее полосу влево, врезав ее в квадратик, внутри которого написал фамилию "Вертилов". Остановился в размышлении: в конце, какой части этой полосы поставить острие: вверху или внизу. Кто от кого зависит: Анна Порошенко от Вертилова или наоборот?
   Резкий звонок мобильника вспугнул его.
   - Коля, - сразу же без приветствия сказал Дятлов, - Александр Васильевич Киреев сбежал из больницы. За час до этого к нему приходила молодая женщина с тетрадью и что-то шепотом прочитала ему из нее. И ушла. Кирееву тут же стало плохо. Когда врач с медсестрой, поставив диагноз, вышли из палаты и направились за медикаментами, он тут же вышел из палаты и больше там не появлялся. Это его сосед по палате так рассказал.
   - И что, Федор Викторович, его нашли мертвым в туалете?
   - Журналиста видно издалека. Киреева в больнице и рядом с ней не нашли. Да, еще забыл кое-что сказать, Коля. У него на кровати осталась оторванная, похоже из той тетради, которую ему показывала женщина, бумага. В ней просматриваются несколько записей, судя по составу чернил, они были записаны тушью. Не шариковой ручкой, а наливной, с пером!
   - Федор Викторович, а слова, написанные на этом листе, о чем-то говорят?
   - Говорят. Только о чем, непонятно.
   - Да уж. Мне что-то не верится, что дочь Порошенко, человек совершенно отдаленный от родительских дел, да и по характеру очень мягкая, смогла бы заняться каким-то мщением.
   - А вы с ней знакомы? - удивился Дятлов. - Секундочку, я стою перед Вашим кабинетом, чаем напоите?
   Дверь отворилась, и в кабинет зашел Федор Викторович.
   - вы, как всегда, неожиданны! - нашелся Синцов, крепко пожимая следователю руку, показывая ему на кресло, в котором тот может расположиться.
   - Так почему вы ее защищаете, Николай Иванович?
   - Молоденькая, появилась на свет, когда родители были предпенсионного возраста. Они пушинки с нее сдували, всем силами помогали ей встать на ноги, и поэтому я не уверен, что отец посвящал бы свою дочку в такую тему, как свои грехи.
   - Может быть, я с вами, дорогой человек, и согласился бы, но эта версия еще остается в силе. вы как-нибудь могли бы помочь мне ее убрать?
   - У меня есть ее телефон. Кстати, она учится на том же факультете, что в свое время и я.
   - И, думаете, посещает все университетские лекции?
   - Попробую, - и, достав из кармана сотовый телефон, Николай, найдя в контактах нужную фамилию, позвонил. - Добрый день, вы Анна Петровна? Да, да это тот самый Синцов. На лекции, ой. А кто ведет? Зарицкая? Ирина Семеновна? Еще жива и здравствует? А можно ее голос услышать? Ой, спасибо, - и Николай, на некоторое время прикрыв глаза, стал слушать. - Да, да, спасибо. Кстати, у нее завтра день рождения. Ой, - на лице Синцова появилась широкая улыбка, и он громко сказал, - Ирина Семеновна, это - Ваш бывший ученик Синцов. Помните? Да, да, работаю в... вы знаете, что я еще и писатель? вы знаете и об этом?...
   Слушая разговор Синцова, настроение у Дятлова резко упало.
  
  
   - 2 -
  
   "Березовая роща" ничем не отличалась от других садоводческих товариществ: домики разной высоты, архитектуры и цветового окраса выглядывали с двориков, чем-то напоминая сказку про Чипполино. У некоторых двориков на аллейках еще держали свой цвет бархатцы, умиляющие прохожих, на виноградных кустах, вьющихся по заборам, остались гроздья с изюмом. Дух захватывало, когда проходил рядом с рябиной, еще не потерявшей своей бурой и желтой листвы с веток, увешенных красными гроздьями ягод.
   Дом Киреевых находился в глубине сада с опавшей листвой. Земля под деревьями была очищена от травы и листвы граблями, оставившими после себя полосы. Весь мусор был собран в большую копну слева от калитки и, скорее всего, его никто не собирался сжигать, а, наоборот, закапывать в яму, которая была вчера или сегодня вырыта рядом и сильно пахла разворошенной землей.
   - Хозяин, - громко кликнул Дятлов, - где вы?
   Никто не отозвался. В доме дверь не была закрыта на ключ. Отворив ее, Дятлов снова громко крикнул, и снова никто не отозвался.
   Что-то заскрипело во дворе. Это в заборе кто-то начал отодвигать в сторону его доски и в образовавшееся отверстие показалась седая голова пожилой женщины.
   - А вы кто? - спросила она.
   - Старший следователь отдела по Советскому району областного управления следственного отдела Российской Федерации Федор Викторович Дятлов, - и показав удостоверение, Дятлов направился к ней.
   - А я - его соседка, - представилась та, - бывшая учительница Марья Сергеевна.
   - Красиво у вас здесь и покойно, - улыбнулся Дятлов.
   - А покою нет, - серым платочком начала обтирать свои губы женщина. - Пока не было Александра Васильевича, было покойно. А теперь появился, то и покой с ним закончился.
   - Стучит молотком, громко музыку включает, собаку привел? - поинтересовался Дятлов.
   - Та не-е, - махнула рукой женщина и еще больше своим корпусом пролезла вперед из дыры в заборе. - Вчерась, как начал, начал там шуметь. А позавчерась, когда яму копал, то сначала доски, которые я отворачиваю, на заборе забил, - и женщина показала на торчащий гвоздь из доски забора. - Это я его сегодня с той стороны молотком назад выгнала. А Александр Васильевич нонче все ахал у ямы, матерился. А чего ахал? Смотрю, - и показывает на крышу своего дома, посередине которой окно, - там чердак у меня, - пояснила женщина. - Смотрю, а он яму роет. Вот.
   Федор Викторович посмотрел в сторону ямы и, что-то приметив на ней, пошел к калитке. И только сейчас Синцов обратил внимание на упертый в забор крест, со вбитой в него дощечкой.
   - Здесь покоятся убийцы А.А. и А.В. Киреевы, - тихо прочитал Дятлов и посмотрел на Синцова.
   - А что там написано? - закричала женщина, пытающаяся пролезть через узкую щель в заборе.
   - А что любопытным нужно нос оторвать, - старческий голос, раздавшийся из дома, привлек внимание Дятлова и Синцова к себе.
   - Добрый день, Александр Васильевич, - направился к Кирееву Дятлов. - Извините, что без приглашения к вам пришли. Я - старший следователь областной прокуратуры...
   - Виделись уже, - махнул рукой хозяин дома, - и с вами тоже, - кивнул подбородком, поздоровался с Синцовым Киреев. - А вы, Марья Сергеевна, смотрите, нос оторву. Идите к себе! - повысил он свой голос. - Прошу, - показывая рукой на дверь дома, пригласил зайти в нее хозяин.
   Синцов с интересом рассматривал этого высокого, немножко сутулого человека. В молодости, похоже, он был хорошо развитым физически и, обратив внимание на грязные, в песке, ботинки и низ штанов, посмотрел на лопату и гору земли, лежавшую с другой стороны ямы, глубиною около метра.
   - Ничего себе! - вслух сказал Синцов.
   - Что? - обернулся к нему Дятлов.
   - Эту яму дед сам, получается, выкопал?!
   - Земля, похоже, уже была рыхлой. выкопал ее кто-то чуть раньше. Сейчас узнаем, пошли, - сказал Дятлов и направился в дом.
   Прихожая была совсем маленькой, метр на полтора, комната - намного больше, где-то четыре на четыре. Половицы, накрытые соломенной циновкой, сильно скрипели.
   Дед указал на стулья, стоявшие вокруг квадратного стола у окна:
   - Присаживайтесь.
   - Что здесь произошло? - первым спросил Синцов.
   - Та, - махнул рукой и, опустив глаза, Киреев глубоко вздохнул, - убить меня хотят, сами видите.
   - Да, да, - прикусил губу Дятлов. - А кто, знаете?
   - Длинная история, - кашлянул Киреев, и его бледное лицо стало краснеть.
   - вам плохо? - подскочил Синцов.
   - Давно! - снова махнул рукой дед. - Сидите, сейчас пройдет. Долго курил и теперь все трубы там, - хлопнув ладонью по груди, - забиты. Теперь, как кашлянешь, так кровь сразу и в глаза лезет, и в виски, всюду. Лопну скоро от ее напора.
   - Александр Васильевич, а что вас заставило так быстро покинуть больницу? Та могила? - спросил Дятлов.
   - Да, уж, думал, жинку с кладбища выкопали и сюда привезли. Ан, нет, - снова закашлялся Киреев. - Фу-у ты.
   - Александр Васильевич, это не те ли люди, что спецовку повесили у вас?
   - Та, думал об этом, - поднял глаза на Дятлова Киреев. - Но, что интересно, видели досточку ту, на кресте? Так вот она и подсказка, что не те.
   - В смысле?
   - А она-то вовсе и не доска, а фанера всего лишь в пять слоев. И спилена она неровно. Заметили? - он посмотрел сначала на Синцова, потом на Дятлова. - История плохая была. У нас ремонт в цехе был. Ребята с одиннадцатого цеха работали высоко на лесах, зачищали стены от старой штукатурки. Так вот, одна женщина, такая красивая была, немножко в теле, хотела перейти с одной стороны лесов на другую, да кого-то внизу попросила, чтобы ей между ними проложили доски толстые. Ну, лаги, что ли.
   А работал у них пацаненок, совсем салага. Ну, ему бригадир и сказал, чтобы доски принес и положил их между стойками лесов. А те доски лежали у входа в цех. А пацану было лень за ними идти, что ли. Скорее всего, так. Взял, что у него под ногами лежало - лист такой фанеры, и со своим товарищем затащили ее наверх и положили этот лист вместо досок. А жинка та, нет, чтобы удостовериться в толщине лаг, бездумно шагнула на этот фанерный лист и упала вниз, - застучал кулаком по столу Киреев. - Вот такие дела были. высота метров шесть была, баба переломала себе шейный позвонок. А кто в этом виновен? А? - снова Киреев посмотрел, то на Дятлова, то на Синцова. - Начальник цеха остается. А в таком случае, куда, спрашивается, их бригадир смотрел? А? А их мастер, а?
   - А куда он смотрел? - спросил Синцов.
   - А, кто его знает. Меня тут же главный инженер вызвал и всю вину за произошедшее тогда "повесил" на меня. Им это привычно уже было делать. Я был виноват во всем. В том, к примеру, что у моих слесарей и аппаратчиков не было спецодежды, спецобуви. Люди на себя одевали обычную спецодежду, в которой работали. Отсюда и увечья у людей были, кислота быстро разъедает материю и наносит людям увечья. А кто такой я? Я - начальник цеха и все. А кто решает на комбинате вопросы по охране труда, по спецодежде? Да, и я. Но деньги на их разработку, закупку выделяет управление комбината. А спецодежда такая была, но ее не закупали, потому что деньги, выделенные на нее, уходили куда-то, кому-то в карман. Да, да, я видел эти документы, моя жена дружила с женщинами из бухгалтерии химкомбината.
   А у нашего руководства была еще и большая дружба с руководством управления по охране труда. Вот потому-то, все плохое, что происходило на комбинате, пряталось. Но все это были разговоры, а за руку не взяв, не докажешь. Но у меня была копия этой бумажки, я сфотографировал тот документ и показал при очередной разборке со мной главному инженеру. Ему сразу плохо стало, осталось мне только очередной шаг сделать- идти в обком партии. В горком партии не пошел, потому что там у него дружки были.
   И только собрался, так малярша в моем цехе погибла из-за своей же халатности, из-за халатности бригадира, из-за того, что мастер вместо того, чтобы организовывать работы на своем участке, бегал по делам где-то. А когда копнул глубже, он, оказывается, часть бригады забрал с собой для ремонта квартиры главного инженера комбината. Вот, такие были пироги. А когда попытался найти бригадира с тем пацаненком, они исчезли. Бригадир на учебе в Москве, пацан - в армии. Вот, и стал я крайним. А тут еще и Столяров. Одно слово, и тюрьма надолго. Пришлось подыграть главному инженеру, все дела с ним спрятали.
   - А Вертилов?
   - А, что он? Он под главным инженером ходил. Как тот скажет, так и будет. Его многие боялись, страшный человек был. Взятками занимался. И я в это русло попал, платил премиями.
   - Как это понять? - спросил Синцов.
   - А очень просто. Цех занял первое место в соцсоревновании, премия составляет тысячу рублей рабочим и пять тысяч рублей на улучшение рабочих мест. Вот эти денежки за моей подписью уходили к нему, а кому дальше направлялись, не знаю. А ту подружку жены, бухгалтершу, давшую мне документы для снятия копии, уволили за постоянные прогулы. Представляете? Вот так разбирались с людьми. А чтобы она молчала, сказали: если вякнет, то также поступят и с ее мужем, да еще ему что-нибудь припишут для уголовной ответственности.
   - А Кораблева помните? - спросил у Киреева Синцов.
   - А-а, секретарь парткома? - напрягся Киреев. - А это еще тот паря. Два зуба выбил мне. Та еще сволочь, сталинская! Чуть что, так партбилет забирал и дубасил кулаками под дыхало. Он мастер спорта по боксу был, бил без синяков. А я еще и секретарем партячейки был, ему - секретарю парткома завода подчинялся.
   - То есть, Кораблев тоже подыгрывал главному инженеру? - привстал Синцов.
   - Не-е-е, - ударил кулаком по столу Киреев. - Тот человек другого склада ума. Он был прямой, его не проведешь. У него и прикрытие было в обкоме, поэтому его побаивалось руководство, как и тот же главный инженер. Вот поэтому с нами, начальниками цехов, главный инженер разбирался на своем уровне, по-тихому, не выпуская все информацию в партком в уши Кораблева.
   - А директор завода на чьей стороне был?
   - А не было его. Там смена, как в партии, произошла. Один умер, за ним пришел исполняющим обязанности москвич, но у того сердце было больным, не выдержало нашего климата.
   - Погоды, влажности, давления? - не понял Синцов.
   - Нет, климата сложившегося в руководстве комбината. Все друг друга закладывали, запугивали. А все потому, что оборудование старым было, нужно было провести его реконструкцию, капремонт и так далее. А в тот период денег у министерства на это не было, шли слухи, что наш комбинат вот-вот закроют. Вот и возникал вопрос, куда бежать с этого тонущего корабля.
   - А сейчас-то комбинат процветает, - повысил голос Синцов.
   - Процветает. Так карта легла, умный руководитель пришел, и как только пошли волны, наш комбинат начало раскачивать, он заключил хорошие договора с министерством сельского хозяйства, с военными, и сделал здесь перестройку. Там еще было что-то, но я уже ушел на пенсию и больше старался там не появляться, на комбинате. А Яценюк Арсений Петрович...
   - Это кто? - попросил уточнения Дятлов.
   - Главный инженер комбината. Он удержался. вывернулся. Порошенко под него играл. Это - мой заместитель. Там на меня столько написали, что генеральный директор хотел возбудить дело против меня. Они с Кораблевым хорошо спелись, и как только партию Ельцин убрал с руководства страны, так Кораблева Александра Ивановича директор назначил своим заместителем по безопасности. Вот такие вот идиллии.
   - И что же помешало Кораблеву вас посадить? Я правильный вопрос задал? - спросил Дятлов.
   - Да, гражданин следователь. Я вот так перед ним сидел, отвечал на все его вопросы, и показал ему ту фотографию.
   - Бухгалтерских махинаций? - уточнил Дятлов.
   - Да, да. А что было дальше, не знаю, мою жену на пенсию проводили. Мы подождали год-два, но видно дела по моим, так сказать проступкам, закрыли, и меня больше никто не посещал из прокуратуры и в нее не вызывали.
   - А та фотография сохранилась у вас, Александр Васильевич?
   - Кажется да, но боюсь, что уже выцвела, столько времени прошло. А Вертилов все не отпускал меня, сволочь! - Киреев схватился за сердце и начал морщиться.
   Тут же поданная ему Дятловым таблетка нитроглицерина, оказалась своевременной. Киреев сморщившись, начал сосать ее и поднял руку, прося тишины, зажмурив глаза, некоторое время сидел молча. Через несколько минут Киреев отдышался и продолжил свой рассказ:
   - А Вертилов чего-то боялся. Не знаю. Я с ним не раз сталкивался и все обещал ему, что собрал много документов против него и обязательно отошлю их в следственный комитет. Вот он и пытался на меня давить.
   - И сейчас?
   - Н-не знаю, Федор Викторович, н-не знаю. Хотя в последнее время об этом уже не раз думал.
   Дятлов удивился:
   - А какой интерес у Вертилова через столько лет, когда все уже, как говорится, быльем поросло, с вами счеты сводить? А, Александр Васильевич?
   - Н-не знаю, - сморщился Киреев.
   - выборная компания? У Яценюка есть сын, дочь? Стоп, стоп, Яценюк, Яценюк, погодите-ка, Петр Арсеньевич Яценюк, заместитель директора химического комбината выставил свою кандидатуру на мэра города. Так? - и Дятлов в упор посмотрел на Синцова.
   - Да, - согласился с ним Николай Иванович.
   - Вот где она, эта линия, выстраивается. Не хорошо как-то получается. А папа его жив, интересно?
   - Да, - сказал Синцов и добавил. - Пенсионер, владеет несколькими процентами акций химкомбината.
   - А это много? - Дятлов заинтересовано посмотрел на Синцова.
   - Миллиард, может сотня миллионов, не знаю. А, вот, что новый гендиректор комбината - ярый коммунист и имеет поддержку наверху, это точно.
   - Вот такие вот коврижки, - похлопал по руке Синцова Дятлов.
   - Так, когда вы в больнице лежали, к вам приходила та женщина, которая упала с лесов, Александр Васильевич? Я так понял?
   - Да-а, та самая малярша. Или, в крайнем случае, женщина, очень похожая на нее. То есть, ну, поняли меня, - смутившись, махнул рукой Киреев.
   - А что она вам сказала или дала вам прочитать?
   - Во-он, вы как. Ясно, спасибо Степанычу, что сообщил вам. А то думал те за мной пришли сейчас, так там, в огороде, в туалете от них спрятался. А это вы оказались, фу-у.
   - Она сказала всего четыре слова: ты должен миллион рублей, - и показала какую-то старую тетрадь с еле видимыми выцветшими записями. А там знаете, что было написано, - Киреев, положив руку на сердце, стал шептать, - мертвые за тобой идут, к суду готовься, убийца.
   - Вот, как. У вас хорошее зрение.
   - Нет, это она мне читала. Пальцем по строчке вела и читала.
   - А Вашу жену они тоже считают убийцей? - спросил Синцов.
   - Так, она у меня этим, технологом на комбинате работала. Причем она(?), не знаю. Но жена убийцы, значит, сама - убийца, - вздохнул Киреев. - Чаю у меня нет. Чем угостить вас не знаю.
   - Давайте, мы поможем вам собрать здесь все нужные вещи и переехать в город, - предложил Дятлов.
   - А, может, на кладбище сначала, к моей. Гляну, там она или нет, все спокойно ли с ней, - не отрывал своего просящего взгляда с Дятлова Киреев.
   - Хорошо, собирайтесь, - встал из-за стола Дятлов и пошел к выходу.
   - А ведь у меня все есть против них.
   - Хм, - остановился Дятлов и, обернувшись к Кирееву, посмотрел на этого старика. - Я подумаю, как с этим быть. А вы завещание составили?
   - Внук просил, чтобы я ему переписал этот дом с квартирой. А зачем они мне, скажите? Вон уже и могилу во дворе Вертилов мне приготовил.
   - Вертилов? - спросил Дятлов.
   - С Яценюком. Я у них, как черная кошка, в прошлом году в телевизоре все про их злодеяния людям рассказал. Все, все.
   - И это показали? - посмотрел на Киреева Синцов.
   - Наверное.
   - А жена когда умерла?
   - Три года до этого, - упершись обеими руками в столешницу, и, поднявшись, сказал Киреев. Я этого так не оставлю, сволочи.
  
  
   Глава 16. Тайна Вертиловых
  
   Прав был Дятлов, Вертилов еще вчера исчез, потерялся, но дочь его об этом в полицию еще не сообщала. Тоже удивительно. Всегда отца прикрывает, а здесь не успела. Хотя, она напомнила Дятлову, что отец исчез днем. Точно, в какое это произошло время, она не знает, так как была в церкви, отвозила туда поминальные листы, составленные отцом. А вернулась домой поздно, в часов семь-восемь вечера. Он в это время обычно уже не выходил из своей комнаты, спал. А узнала о его пропаже утром, когда готовила завтрак.
   Диск с установленной камеры напротив их ворот с видеозаписью ночи показал, что из дома Вертиловых никто не выходил. Видеокамеру Вера Сергеевна включала перед сном.
   - А зачем? - поинтересовался Синцов.
   - А у папы последние пять лет нервы сдают, Николай Иванович, - повысила голос Вертилова и с укоризной посмотрела на Синцова. - Ему стало казаться, что кто-то его навещает. Понимаете? вы меня слышите?
   - Вот как? - отвлек на себя внимание женщины Дятлов. - А кто?
   - Я думала, что отец психически не здоров. Начала покупать ему по совету врача легкие снотворные таблетки. Но год назад, когда прибиралась в его комнате, нечаянно под его кроватью нашла полуоткрытую половую доску, а под ней сотни этих таблеток, которые я ему давала для успокоения. Представляете? Он их не пил, а выбрасывал под пол, - сжала свои полные губки женщина. - Но я ему об этом не стала говорить. А потом, как-то ночью, спустилась на первый этаж, в кухню, ну, воды попить, так мне показалось, что действительно кто-то за окном стоит. Сначала прошла в кухню, не придала этому значения. А потом до меня дошло, что те очертания были больше похожи на человеческие. На его голову был надет капюшон.
   Ну, остановившись, я сначала перекрестилась и потом тихонечко вернулась назад и посмотрела в окно, а там, действительно, стоял человек в капюшоне. Я очень испугалась.
   - И что же вы не спросили у него: кто он? Может, какой-то бич, может, родственник приехал к вам или старый друг отца, собиравшийся с ним на рыбалку, да, Ваш отец об этом забыл? - спросил Дятлов.
   - Так, к нам во двор так просто не зайдешь, все на электронике. Это отец потребовал так сделать.
   - Когда?
   - Не помню, - махнула рукой Вера Сергеевна и положила ладонь себе на сердце. - Погиб лет семь, а, может, и десять лет назад один из его коллег. Он на заводе с ним работал. Он был начальником какого-то цеха. Фамилии не помню. Белоусов вроде. Да, да, вроде так. Так, к нему стали приходить какие-то приведения. Папа говорил, что они, якобы, из мира мертвых. Представляете? - Вера Сергеевна, посмотрев исподлобья на Синцова, постукала указательным пальцем себе по виску. - Но на старости лет люди становятся детьми, понимаете? Сосуды забиваются, кислорода мозг в достаточном количестве не получает, вот, у стариков и начинается маразм. Всего боятся, ну, как дети, прямо. Вот такой и отец у меня, и тот Белоусов. Так вот, он перед тем, как повеситься, написал письмо, в котором просил каких-то людей простить его за то, что он виноват в чьей-то смерти. А тот человек работал под руководством моего отца, по охране труда. Вот, с тех пор у отца моего крыша и поехала.
   - А где вы столько денег взяли, чтобы вот это все сделать? - Синцов повел рукой по стенам гостиной, к которым были прикреплены головы животных.
   - У отца было много акций с химкомбината, несколько сотен тысяч, - уточнила Вера Сергеевна. - Я часть из них продала по хорошей цене, перестроила этот дом. А головы животных, они были и раньше у отца, они хранились во времянке за домом. Мне их восстановили. Я наняла известных дизайнеров, и они создали вот этот мир с зеркалами, обоями три дэ формата. Самой иногда страшно ночью здесь свет включать, они, как живые, вот-вот накинутся.
   - А отец как относится к вашим выдумкам? - поинтересовался Дятлов.
   - А как? Да очень просто. Я же в свое время чуть не повесилась. Любила одноклассника, писала ему письма, сочиняла стихи, а он взял эту тетрадь и начал всем читать в классе. А мальчишки меня держали за руки и не выпускали из класса, заставляли слушать все это. А он с надменной улыбкой все мои стихи, посвященные ему, читал. Весь класс смеялся, - Вертилова промокнула салфеткой набежавшую на глаза слезу. - Отец меня вовремя спас. Я не знаю, как у меня сил хватило все это пережить. А через полгода тот парень меня избил.
   - За что? - не спуская глаз с Вертиловой, спросил Синцов.
   - А у него отец был мастером в цехе химкомбината, и мой отец его снял с должности за то, что он не сдал своевременно экзамен по охране труда.
   - И то, что тот парень вас избил, вы отцу не сказали?
   - Он сам узнал об этом. Зинка, моя одноклассница ему об этом все рассказала. Да и скрыть побои было сложно. Колька меня несколько раз по щеке ударил рукой, и на ней остались отпечатки пальцев с опухлостью.
   - И как за это расплатился Ваш отец с этим парнем?
   - Сначала его отца, а потом и его мать выгнал с комбината, а за ними, чуть позже, и его старшего брата.
   - А фамилию того Кольки не подскажете? - спросил Дятлов.
   - Это уже старая история, или вы любите копаться в старом белье?
   - И эта история имела свое продолжение?
   Вопрос Синцова застал Вертилову врасплох.
   - У меня отец пропал, а вас, я смотрю, интересует сбор сплетен, Федор Викторович! - в голосе Вертиловой послышалась обида. - Я могу обратиться по этому поводу к Вашему руководству, а то пристаете ко мне с вопросами о том, чего и не было.
   - Пожалуйста, я не против, - встал из-за стола Дятлов. - Да, да, обращайтесь к моему руководству, Вера Сергеевна, а то, действительно, все хожу к вам, хожу с какими-то глупыми вопросами, пытаясь найти того, кто постоянно через некоторое время возвращается и не признается, где он был, что он делал. И когда мы пытаемся продолжать расследование по этому поводу, то тут же вами с помощью высокого руководства выталкиваемся из Вашего общества в шею. Так, Вера Сергеевна? Прощайте, - и Дятлов направился к выходу.
   Его догнал Синцов. Дятлов, остановившись у выхода из дома, обернувшись к Вертиловой, кивнул ей подбородком, придерживая рукой на голове серый берет. Но она на него не смотрела, а как классная дама старых времен, сложив руки у пояса, поджав губы, смотрела в стену перед собой.
   - Извините, - прошептал Синцов и, помогая Дятлову попасть ладонью в рукав куртки, глянув на часы, прошептал, - ой-ей-ей, как уже поздно.
   Сильный стук, раздавшийся во входную дверь, вспугнул Синцова, он вздрогнул. Но когда пошел к двери, Дятлов остановил его, мол, не они здесь хозяева.
   Вертилова так и стояла монументом, смотрящим в стену.
   - Вера Сергеевна, к вам в дверь стучат, - обратился к ней Дятлов.
   Она посмотрела на него, теперь с ее лица исчезла гордыня, она сменилась испугом. Вера Сергеевна резко подняла вверх указательный палец, прося внимания.
   - Вера Сергеевна, может это Ваш отец? - спросил Дятлов.
   - Прошу, помолчите! - попросила она, приложив руку к своей груди. - Отец так не стучит, и тем более у него есть ключи.
   - Но он же страдает потерей памяти, - вступился за Дятлова Синцов.
   И тут же раздался быстрый стук в кухонное окно. Дятлов, кинувшись туда, прильнул к стеклу, но никого не увидел. Синцов тоже глянул туда через плечо Дятлова. Ему были хорошо видны деревья, кустарник, небольшая лужайка с ссохшимися остовами хризантем, бархатцев, растущим по краям дома. Вечер приближался, но лучи еще не спрятавшегося за домами солнца косыми оранжевыми линиями пересекали двор.
   Теперь тот же стук, но в какое-то далекое от Дятлова с Синцовым окно, раздался с той же быстрой серией ударов. И снова тишина. Новый стук был более протяжным, скорее всего, били по водосточной трубе.
   Дятлов, поманив за собой пальцем Синцова, направился в прихожую к лестнице, но не поднялся по ступеням, а немножко отодвинув штору с соседнего окна, заглянул в образовавшуюся щель. Но, этот "играющийся" человек словно рассчитал следующие действия следователя и вернулся назад, к кухонному окну, и застучал в него.
   Синцов тут же бросился туда, но никого не увидел. И только сейчас обратил внимание на быстрое и легкое перестукивание ногтей Веры Сергеевны, ухватившейся обеими руками за раму двери между коридором и гостиной.
   - Так было уже? - спросил шепотом у Вертиловой Синцов.
   Та с дрожью в губах что-то прошептала, но Николай ее слов не расслышал, только по движению ее губ понял, что да.
   - А кто это? - приблизился к ней Синцов.
   - ...бийца.
   - Кто? - еще ближе подошел к женщине Синцов.
   - Н-не знаю. Когда это происходит, отец пропадает, - ухватилась за рукав Синцова Вертилова, посмотрев на него. - Коля, останься. Я тебя не отпущу.
   - А вы его видели? - поинтересовался Дятлов.
   - Н-нет.
   - Он ночью приходит?
   - Я пью снотворное и включаю зверей.
   - Что? - не понял Синцов.
   - Ты уже это видел, - всхлипнула Вера Сергеевна.
   - Оживление?
   - Д-да, - она сильно сжала своими пальцами свитер Николая, сверля его лоб своими большими глазами, исчерченными тонкими красными линиями артерий.
   - Во времянке горит свет, - Вера Сергеевна, услышав громкий голос Дятлова, вздрогнула. - И тень вроде движется. Вера Сергеевна, кто там у вас живет?
   - Н-никто, - не отрывая глаз от Синцова, дрожащими губами прошептала Вертилова.
   - Может, там отец Ваш находится? - взял за плечи женщину Синцов.
   - Д-да, вы что? Он меня никогда не обманывает.
   - Как же он в такое время бросает здесь вас одну? - Синцов, сощурившись, посмотрел в ее глаза.
   - Н-нет, н-нет, - замотала головой,- я н-не знаю, к-как это объяснить.
   Дятлов, показавшийся из прихожей, направился к выходу из дома. Его догнал Синцов и, быстро надев на ноги ботинки, попытался открыть дверь, но она не поддалась.
   - Вера Сергеевна, откройте, пожалуйста, дверь, - громко попросил он.
   - Но вы уйдете.
   - Вера Сергеевна, - повернулся к ней Дятлов, - откройте дверь!
   - А как же я? Какое вы имеете право на меня давить! - истерически закричала она.
   Дятлов, подтолкнув в спину Синцова, вышел за ним в открывшуюся дверь.
   Во времянке, в небольшом домике из красного кирпича, никого не было. А свет, показавшийся включенным в этом доме, оказался всего лишь отражением в окне лучей заходящего солнца. Дверь домика была заперта навесным замком, внутридверной замок на ней не был установлен, значит, времянка была построена давно и, похоже, интересом у хозяев в последние годы не пользовалась.
   - Мы одно время сдавали ее квартирантам, - сказала Вера Сергеевна. - А потом один из них чуть отца не убил, и мы с помощью участкового их всех выгнали и с тех пор перестали сдавать времянку.
   - А, может, расскажете нам подробнее про тот случай? - не спуская глаз с Вертиловой, спросил Дятлов.
   - В смысле? - не поняла его вопроса Вертилова и посмотрела то на Синцова, то на Дятлова. - Пойдемте домой, а то меня знобит, - обратилась она к обоим.
   - Хорошо, хорошо, вы идите с Николаем Ивановичем в дом, а я пока похожу по двору, посмотрю следы.
   - вы такой смелый, - удивилась Вера Сергеевна и, сильно ухватившись за пальцы правой руки Синцова, повела его за собой в дом.
  
   - 2 -
  
   - А раскрыть шторы здесь можно? - пригубливая чашку с горячим чаем, поинтересовался Синцов.
   Вертилова не ответила, а если и ответила, то Синцов ее слов не расслышал. Она, дергая колечко на правой руке, смотрела в небольшую щель, оставшуюся между шторой и углом оконного проема.
   Николай больше не стал говорить, как и смотреть в сторону хозяйки дома. Глядел на чашку, на пар, идущий от темно-каштанового круга чайной жидкости, окаймленного белой и очень тонкой фарфоровой стенкой, покрытой белой глазурью.
   "Интересно получается, старик - пенсионер, дочка работает неизвестно где, а может, и нигде вообще. Говорила Дятлову, что временно безработная, да, да, было такое. А живут очень богато. Вот, даже эта чайная чашка с узором летящего лебедя, сахарница, чайник заварной такой красоты, что не оторваться от них. И цена у него, наверное, очень немаленькая. Даже на золотистой чайной ложке орнамент летящего белого лебедя".
   Выбрав в сахарнице несколько серых камушков тростникового сахара, Николай поднес их к чашке и аккуратно, чтобы они, падая, не выплеснули наружу жидкость, опустил их в чай. Удалось, волна была маленькой и, ударившись о стенку чашки, тут же была погашена другой волной.
   - И что он там ищет? - спросила у Синцова Вера Сергеевна.
   - Следы вашего злоумышленника.
   - А кто он?
   - Может, тот самый бывший Ваш одноклассник, который вспомнил о том, какое горе Ваш отец принес его семье, теперь он приходит сюда и стучит по окнам, чтобы вас напугать.
   - Я уже об этом думала.
   - А кто еще может вот так издеваться над вашей семьей, не думали, Вера Сергеевна? - Синцов сделал несколько глотков чая.
   - Папа тоже так думает.
   - Вот поэтому он и просит вас носить в церковь поминальные листы, - утвердительно сказал Синцов. - Он готовится к смерти.
   - Ему еще жить и жить, Николай Иванович, что вы говорите?! - повысила голос Вертилова.
   - Могу и не говорить, - вздохнул Синцов. - Как попросите, Вера Сергеевна.
   Женщина вернулась к столу и, сев за него, сложила перед собой в замке две ладони и беспрестанно начала смотреть на них. Потом спросила у Синцова:
   - А вам нечего бояться?
   - Многого. Например, быть безработным, слабым, больным, никому ненужным, есть и люди, которых мы боимся.
   - А кого-то и со школьной скамьи? - мельком взглянула на Синцова Вера Сергеевна.
   - Точно, - ухмыльнулся Николай, - правда, уже не так, как раньше, в смысле физически, а вот психологически - да. Когда встречаешь некоторых школьных хулиганов из бывших старшеклассников, которые к тебе в школе беспрестанно приставали, то невольно сжимаешься, как бы он не крикнул на тебя, как раньше, в школе, не обозвал или еще там что-нибудь сделал. То есть не унизил при людях, ведь в ответ ты так ничего и не сможешь ему сделать.
   - вы с моим папой сошлись бы.
   - Так вы меня к нему не пускаете.
   - Наверное, потому, что жалею своего старика. Он же работал на такой должности ответственной, что помню, как сейчас: приходил домой, брал бутылку водки, откупоривал ее и выпивал. И только после этого, посидев на диване, начинал отходить. Правда, это было не всегда, но такое было.
   - И часто?
   - Я же вам сказала, не всегда. Нет, он никогда не был алкоголиком. Но когда что-то на комбинате у него происходило, он вот таким образом давал об этом знать. Больше нам с мамой ничего не говорил. И, что самое интересное, после этой бутылки он оставался трезвым. А еще выключал телефон. А когда кто-то к нему приходил с завода, так он уходил с ним в дальнюю часть сада. Потом возвращался. Пару раз даже побитый. На лице побоев нет, а шел, хромая, постанывал, держась за печень или за почки. Это я сейчас стала понимать, за что он держался.
   - Вера Сергеевна, у вас очень вкусный чай.
   - Спасибо.
   Входная дверь отворилась, и в прихожую вошел Дятлов.
   - Федор Викторович, - встретила его Вертилова, - что-то нашли?
   - Не знаю, Вера Сергеевна, напоите лучше меня чаем, и мы с Николаем Ивановичем пойдем, а то будет совсем поздно. На работу, похоже, уже не успею сегодня.
   Николай глянул на свой мобильный телефон и невольно про себя присвистнул, часы показывали 20:37.
   Присаживаясь за стол, он незаметно для Вертиловой, моргнул Синцову, мол, кое-что нашел, но об этом потом.
  
   - 3 -
  
   Вертиловой удалось уговорить Синцова еще немножко задержаться у нее дома, до десяти часов вечера. Время, за которым постоянно следил Николай, как назло, шло очень медленно. Разговор с хозяйкой не вязался. Она принесла две чашки с чаем и хотела одну из них, которую держала в левой руке, поставить Синцову, но тут же ойкнув, поставила ту, что держала в правой руке.
   Николай сделал вид, что этого не заметил и, мельком взглянув на Веру, отметил, что она, прикусив губу, наблюдает за ним.
   "К чему это? - подумал Синцов. - Может, в одну сахара пересыпала, а в другую нет. Посмотрим".
   Сделав вид, что отхлебнул чаю, спросил у Вертиловой:
   - Когда вы рассказывали об отце, о его ответственности, как он переживал из-за каких-то неприятностей, происходивших у него на работе, я сразу подумал, какая вы - умница, как вы любите отца.
   - Спасибо, - резко встала Вера Сергеевна и потянулась через стол к чашке Николая. Но тут же остановилась, и когда Николай ей поближе пододвинул чашку с конфетами, сказала. - Да, да, спасибо. Может, вам принести горячего чая, а то он уже остыл?
   - Горячий чай не люблю, Вера Сергеевна, спасибо. Расскажите что-нибудь еще об отце. Он какой? Ну, имеется ввиду, сильный характером, смелый, честный. Когда вы получали двойки...
   - Я была отличницей.
   - И, наверное, высокомерной? - исподлобья посмотрел на Веру Николай.
   - Почему вы так решили?
   - Пробовал.
   - Хм, я вам, что, чай, варенье, суп? - Вертилова широко открытыми глазами смотрела на Синцова.
   - Человек.
   - Хм, лучше бы любовница, - хлестанула взглядом Николая Вертилова и, обойдя стол, подтянув вверх юбку, оголив ногу, села напротив Синцова. - Так как?
   - Нет, нет, Вера Сергеевна, хватит, я не сторонник этого, - оттолкнувшись рукой от стола, Синцов встал и отошел подальше от женщины.
   - А что ж было у нас с тобой совсем недавно, забыл? Коленька, забыл о моих ласках? - Вера Сергеевна, упершись руками сзади себя о стол, несколько раздвинула свои ноги. - Разве я тебе не нравлюсь? Иди сюда.
   Николай приблизился к ней и прошептал:
   - Мне понравились вчерашние духи.
   - А-а, сейчас, - и Вера, спрыгнув со стола, выбежала из комнаты. Николай, взяв чашку, понюхал. Этот запах, наполненный ароматом ванили с малиной, был ему хорошо знаком. Облокотившись на стол, взял чашку Веры и понюхал ее. Он пах обычным чаем, индийским или кавказским. Попробовал его, горьковатый. Сделав несколько больших глотков, наполнил чашку Вертиловой своим чаем и поставил ее на место.
   Вера бегала недолго. Николай, услышав стук ее приближающих шагов, успел сесть на свое место и взять полупустую чашку.
   - Ну как? - вбежала в комнату Вера и, на секунду задержавшись у двери, замедляя каждый свой шаг, стала приближаться к нему, раскачивая бедрами.
   Николай сделал глубокий вздох и вид, что обомлел от кисловато-сладкого с оттенком лимона запаха ее духов.
   - Стой, стой, у меня что-то в голове мутится, - прошептал он. - Дай, я приду в себя.
   - Правда? - выразила удивление Вертилова и посмотрела в чашку Николая. - Молодец, давай поговорим, - и вернулась к своему месту. - А ты любишь быть слабым или сильным, подчиняться женщине или подчинять ее себе? - и, полуоткрыв свой рот, следила за каждым его движением.
   - Смотря, какая это женщина, - замахав перед собой ладонью, словно отгоняя от себя комара или дым, сказал Синцов.
   - Во-от и хорошо, - прошептала, причмокнув губами Вера, и сделала несколько глотков чая. - А теперь посмотри, как здесь страшно, - с шипением прошептала она и, взяв маленькую пластмассовую коробочку, лежавшую у сахарницы, - нажала на кнопку.
   Свет в комнате стал медленно угасать. Через несколько секунд в комнате стало полутемно, зажглись фонари-свечи, от зеркал, направленными лучами тусклый свет попал на головы животных, и те в этот момент словно стали оживать. И ведь, действительно, оживать, поворачиваясь то вправо, то влево. Пусть чуть-чуть, но это было.
   Николай, взглянув на Веру, отметил ее напряжение на лице и ее внимание к нему. Видно, ее очень волнует он сам, наблюдает, как он сейчас поведет себя при виде оживших голов. И он тут же начал подыгрывать, пугаясь медведя, вскочил со стола и стал пятиться назад, потом, резко обернувшись к голове кабана, всплеснув руками, пятился назад от него.
   - Это тебя к нам подослал Киреев! - громкий голос неожиданно появившегося в гостиной старика, по-настоящему вспугнул Николая.
   Но Синцов не ответил на его вопрос, а продолжал смотреть на голову лося, около которой стоял невысокий, чуть сгорбленный, худощавый и седовласый старик. Он его хорошо видел боковым зрением, но виду не подавал.
   - Папа, успокойся, он выпил твой препарат устрашения, - хохотнула Вера Сергеевна. - И, похоже, ты в нем ошибался.
   - Нет, он был в больнице у Киреева, ты же это знаешь.
   - Ну и что. Но тот старик там уже не лежит. Его тоже, как и тебя, кто-то достает. Я тебе уже об этом говорила. Ой, неужели и у меня, после нюхания твоей отравы, голова поехала? Ой, как здесь страшно, ой, - Вера Сергеевна вскочила на ноги и, смотря на голову кабана, стала всеми руками отмахиваться от чего-то невидимого и, похоже, очень страшного для нее.
   - Дочка, дочка, - подбежал к ней старик, но тут же получил от нее сильную пощечину, которая свалила его с ног.
   Увидев это, Вера Сергеевна, изменилась прямо на глазах, превратившись в какую-то злую колдунью, неровно ступая, начала приближаться к отцу. Ее рот открылся, и она, в истерике, стала громко шептать:
   - Ты - убийца. Это ты убил их, а они приходят к тебе, а не ко мне. Это они тебя тащат к себе, в Преисподнюю, а ты, как не прячься от них, у тебя другого выхода нет. Оставь меня, освободи меня от своих чар, колдун!...
   - Дочка, дочка, что ты говоришь, - и, упершись со спины руками о пол, старик стал отползать от нее назад. Коснувшись спиной стены под головой лося, закричал, - доченька, отступись. Я же отец твой. Я же отец твой!
   Николай, обхватив сзади Веру руками, пытался оттащить ее от отца. Но сделать это ему не удавалось. Вера Сергеевна, ударив пяткой в его колено, отбросила Синцова от себя назад и, развернувшись к нему, как кошка, выставив руки вперед, кинулась на него, словно хищница на мышь. И если бы Николай в этот момент не увернулся, то он бы уже не смог управлять этой ситуацией.
   Завернув за спину руку Вертиловой и, поставив колено на ее спину, он пытался унять пыл тигрицы в этой женщине. Отец Веры, вскочивший на ноги, подбежал к нему и просил, чтобы не отпускал ее, пока он не принесет ремень.
   Что удивило Николая, он кинулся ни к лестнице на второй этаж, ни к выходу из гостиной, а к стене, и... исчез в ней.
  
   - 4 -
  
   - Коленька, Коленька, это я, Вера Вертилова, просыпайтесь.
   Открыв глаза Синцов, щурясь, смотрел на Вертилову, на салон машины, в котором он сейчас находился, и никак не мог понять, что произошло.
   - Коля, мы уже приехали, просыпайся.
   - Да, да, спасибо, - приложил ладонь к тяжелому лбу Николай. - Что мы пили?
   - Пиво с водкой, - хохотнула она. - Я же вам говорила, что это - опасный напиток, он голову крутит, сознание путает. Ой, Николай, вы были таким смешным, прямо.
   - А сколько уже времени? - сильно морщась, прошептал Синцов.
   - Половина четвертого утра. Так, вы пойдете или вас отвезти к себе домой?
   - Нет, лучше я выйду, - вздохнул Николай и вылез из машины.
   Холодный воздух, ударивший ему в лицо, тут же забрался к нему за пазуху, бросая его тело в дрожь.
   - Спасибо, до свидания, - помахав рукой Вертиловой, прошептал Николай и, укутавшись в расстегнутую куртку, качаясь, пошел к своему подъезду.
   У двери кто-то стоял, это он приметил сразу. Неужели, жена? Но, приблизившись к дому, отметил, что все это ему показалось. А, может, нет? Погоди-ка, погоди-ка, он точно помнит очертание человека в белом плаще, может, и не белом, а длинном и светлом, как у его жены. Но сейчас там никто не стоял.
   - Что же я так(?), фу! - сказал он, обращаясь к себе же вслух. - А вроде и не пил я у вас, Вера Сергеевна. Это ж я точно помню, - говорил он громко, пытаясь попасть "таблеткой" ключа в гнездо электронного кодового замка.
   Где-то в стороне раздалось громкое кряканье утки, и тут же кто-то, ругнувшись, смолк. Хлопанья утиных крыльев Николай не расслышал, а быстрее открыв дверь, юркнул в подъезд и стал быстро подниматься по лестнице.
   "Блин, напился, - ругал он себя. - Уже утки у подъезда гуляют. Фу! - остановился он на одном из лестничных переходов.- Не белканул ли? - растирая руками лицо, спросил он у себя. - Так можно и алкоголиком стать. Фу! - и, осмотревшись по сторонам, продолжил подниматься по лестнице.
  
   - 5 -
  
   - Давай, давай, вставай, - Дятлов тянет одеяло к себе, не обращая внимания на жену Николая, задающую ему один и тот же вопрос:
   - А в чем он виноват? - спрашивает Светлана и пытается встать между Дятловым и лежащим на спине стонущим Синцовым.
   - Ни в чем, Светлана, ни в чем. Ваш муж должен только мне помочь, или я завтра займу место в психбольнице. С меня уже смеется вся прокуратура.
   - За что? - Синцова, оттолкнув руку Дятлова от своего мужа, пристально посмотрела на незнакомого мужчину, несколько минут назад тыкавшего ей в лицо удостоверение следователя, а теперь накинувшегося на ее спящего мужа.
   - Извините меня, я толком даже сейчас все не смогу рассказать вам и объяснить. Я только понимаю, что нас ждет с Вашим мужем, но как это предотвратить можно, еще не знаю.
   - Так, зачем он вам? Он - журналист. Пьяный. вы посмотрите на него, ведь он ничего не понимает.
   - Не верю. вы - врач, так сделайте что-нибудь. Я боюсь, что его отравили. Эти люди - убийцы, они на все готовы.
   - Кто, какие люди? - жена Синцова никак не могла понять, о чем идет разговор.
   - Я же вам сказал уже, его отравили и, скорее всего, каким-то растительным ядом, типа наркотика, галюциногена. У вас какое-то противоядие есть для этого?
   Светлана опустила руки, повернулась к мужу лицом и, раскрыв пальцами его веки, сказала:
   - Смотрите, чтобы он не сомкнул зубы, - и, сунув между них чайную ложку, побежала в другую комнату.
  
   Дятлов смотрел, как вырвало на постель Синцова. Тот после этого долго кашлял, ударяясь лицом в подушку, но потом притих, оставшись лежать на ее мокрой от выделений изо рта поверхности. Светлана, посмотрев на Дятлова, сказала:
   - Он не был отравлен.
   - вы так думаете?
   - Да, я с ним прожила уже много лет. Он задыхается от накопившейся в глотке слизи. Он в свое время долго курил, второе, - у него гайморит, сопли накапливаются в пазах и стекают в носоглотку, вот он и задыхается во время простуды или каких-либо душевных потрясений. Что с ним произошло?
   - Да так, - махнул рукой Дятлов и вытер рукавом со своего лица пот. - Помогает мне проводить расследование в одном деле.
   - Оно опасное?
   - Нет, Светлана, нет. Но эти люди очень хитрые и так все закрутили, что сразу и не найдешь ту ниточку, которая может помочь развязать запутанный ими узел.
   - Они - убийцы? - не спускает своего взгляда с лица следователя Синцова.
   - Там другая история. Человек в свое время не раз был виновным в смерти людей. Он занимался охраной труда и все не досматривал, допускал какие-то просчеты, не спрашивал строго с руководителей за их промахи в промышленной безопасности. И это в определенное время сказывалось на здоровье их подчиненных.
   А потом, потом это и становилось причиной их травмирования, гибели.
   - Я как-то об этом не задумывалась даже. Ведь и у нас в больнице такое может произойти:
   - И происходило? - Дятлов посмотрел в глаза Синцовой.
   - К счастью, кто-то в последний момент оказывался рядом с больным и все предотвращал.
   - Везет им, - вздохнул Дятлов. - Но это, Светлана Ивановна, давняя история. И кто-то пытается за все те недосмотры ответственных людей, с ними сейчас разобраться. Нет, не убийством, а запугиванием.
   - А они этого заслуживают?
   - В принципе, да. Но есть закон, к сожалению, у которого сегодня руки коротки, чтобы наказать этих людей. С Вашим мужем я уже давно знаком, так что, знайте об этом.
   - Да, да, слышала, вы же Дятлов, - сказала Светлана. - Помогите мне его приподнять и перевернуть набок. Приподнимите.
   Дятлов, обхватив за плечи Синцова, несколько секунд удерживал его над подушкой, которую тут же поменяла Светлана, и уложил его голову на сухую, которую принесла женщина.
   - Все, пусть поспит. Он же в свое время служил в десантных войсках...
   - Правда? - невольно удивившись, переспросил Федор Викторович. - А говорил, что служил в стройбате.
   - Пошутил. У него в характере скрывать то, что может в дальнейшем мешать в складывающихся у него с людьми отношениях.
   - Да уж. А что там было?
   - При десантировании гусеничная машина, не помню, как она называется, собиравшая их после прыжков, попала в болото и стала тонуть. Коля служил в Литве, в Рукле. Вернее в Гайжунае, была там такая воинская часть, - уточнила Синцова. - И он, когда спускался на парашюте, это все увидел. Приземлился невдалеке от нее и бросился спасать ребят, сидевших в той машине. Нырял в это болото. К счастью, у тех ребят был в машине открыт люк, и он их всех вытащил живыми. Их было трое.
   - Молодец. Это он вам рассказывал?
   - Нет, - Светлана улыбнулась. - Нет. Я приезжала к нему в армию, а у них в тот день были прыжки, и меня одна из офицерских жен, узнав, что я приехала к своему жениху-солдату, приютила. Ее муж в то время служил в Афганистане. Женщина вся была на нервах. Даже не знаю, как почувствовала она, что меня ждет горе.
   - Экстрасенша?
   - Нет, Федор Викторович, просто почувствовала она это как-то по-женски. Не знаю. Она чувствовала все, настолько, насколько у нее ее душевные нервы были оголены.
   - Вроде бывает такое, - согласился с ней Дятлов.
   - Коле должны были сообщить, что я приехала, и командир роты обещал отпустить его в увольнение. Но он так и не пришел в тот день ко мне. Он служил, кстати, в том батальоне, которым еще недавно командовал муж той женщины, приютившей меня. И когда она позвонила туда, в батальон, ей сказали, что ефрейтор Синцов находится на обследовании в медсанбате. У него случилось переохлаждение. А была середина ноября, снег шел, и болото еще не было затянуто льдом.
   Через два дня мне разрешили его посетить в медсанбате. Вот, с тех пор у него и появилась это хроническое заболевание, и я стараюсь сделать все, чтобы своевременно уловить приход этой болезни и не дать ему задохнуться.
   - Эта болезнь может возникнуть и из-за психических переживаний? - поинтересовался Дятлов.
   - Да, - вздохнула Светлана. - Дайте ему спокойно отдохнуть. Я так поняла, у вас с ним вчера случилась какая-то нервная ситуация? После нее от вас не пахнет спиртным, а он выпил лишнего. Так?
   - Как сказать, - встал с кресла Дятлов, - для меня она, эта "ситуация", стандартная. Никто из подозреваемых людей не хочет быть виновным, даже сам убийца. Моя задача найти виновного. Ваш муж - писатель, и он попросил меня поучаствовать в одном из таких расследований. А она не очень сложная, скажу вам, просто много узлов, и половину из них мы уже, кажется, вместе с Николаем распутали. И, кажется, даже нашли его.
   - Правда? - проснувшийся Николай повернулся лицом к Дятлову.
   - Все именно так, доверься моему опыту, - вздохнул следователь. - Ладно, давай, отдыхай, завтра встретимся и все обсудим.
   - Стой, стой, Федор Викторович. вы просили те "Дела" из архива моего соседа Кораблева, вот они лежат, на столе, - приподнявшись с дивана, и, указав на них рукою, сказал Синцов.
   - Хорошо, хорошо, обязательно возьму их с собой, - кивнул Дятлов. - Отсыпайся, я сейчас тоже пойду и на боковую, выспаться нужно. В моем деле нужна холодная голова, горячее сердце и чистые руки. А заранее скажу, что Вертилов Сергей Петрович, как оказалось, никуда вовсе и не убегает, а сидит рядом с домом, в теплом гнездышке, а потом через два-три дня возвращается домой.
   - И это...
   - Все, все, Коля, завтра встретимся и все обсудим. Боится он вчерашнего дня, вот и все. А то, что с Киреевым произошло, со Столяровым, может, эти дела и вообще не связаны с Вертиловым. Хотя, как я только что тебе говорил, узелков много, и какие нити в них переплетены, нам еще не известно.
   - Да, да, а чтобы их распутать, нужна холодная голова, горячее сердце и чистые руки.
   - Правильно говоришь! - улыбнулся Дятлов. - И, главное, не забывай, у тебя прекрасная жена, люби ее, - и Дятлов, взяв со стола две папки "Дел" Кораблева, уложив их в портфель, вышел из квартиры Синцовых.
  
  
   Глава 17. Новый след
  
   - Ой, - Синцов вскрикнув, резко отвернулся от лежавшего на полу человека с вздувшейся буро-синего цвета кожей на шее.
   Расталкивая впереди стоявших людей, он выскочил из дома и кинулся к кустам, но, полицейский, находившийся там, перегородил ему дорогу и протянул ему маленькую стеклянную баночку.
   - Понюхайте, и вам станет легче, - сказал он.
   Николай так и сделал и, открыв рот, пытаясь выгнать из носоглотки неприятный запах нашатыря, начал вдыхать в себя холодный утренний воздух, смешанный с кислинкой гниющей листвы, устилающей землю.
   Дятлов появился минут через пять. Мельком взглянув на Синцова, буркнул: "Можешь идти, сегодня не до тебя". Николай, хорошо расслышавший эту недлинную фразу, и, сделав вид, что она была обращена не к нему, а к кому-то другому, закрыв глаза, подставляя лицо несильному холодному сквознячку, гуляющему между голых веток деревьев, остался стоять около полицейского сержанта.
   - вы слышали, что вам сказал следователь? - обратился к нему сержант.
   - Да, да, но мне сейчас плохо, так что я лучше постою без движений, а потом уйду. Хорошо?
   - А вы кто? - поинтересовался полицейский.
   - Детектив.
   - А-а-а, - улыбнулся тот коллеге. - Думаете, что-то пропустят?
   - Всякое может быть. Можно, я присяду? - спросил Синцов у сержанта и, не дождавшись ответа, сел на синюю скамейку.
   Полицейскому было не до Синцова, он с интересом следил за действиями Дятлова, внимательно осматривающего куст сирени, землю под ним. Что он искал в опавшей листве, наверное, даже сам Дятлов не знал. Тропка, по которой Вертилов ходил в этот домик, была правее, хорошо протоптана в лежащей на земле листве. Она проходила не через калитку забора, под которым росла сирень, а через широкий проем в заборе, которого даже Дятлов, позавчера внимательно осматривавший двор Вертиловых, не заметил, как, кстати, и Синцов.
   Дочку Вертилова вывели из времянки две женщины. Лицо ее было очень бледным, шла, опустив глаза в землю. А когда поравнялась с Синцовым, остановилась.
   - вы меня не бросайте, - прошептала она сержанту или Синцову, непонятно.
   - Пойдемте, пойдемте, Верочка, - обратилась к ней женщина, одетая в черную монашескую рясу. - Не будем мешать людям...
   Николай, встав со скамейки, ничего не нашел лучшим, как подальше отойти от Вертиловой.
   - Пойдемте, пойдемте, - шептала монашенка, силой уводя из этого маленького дворика Веру Сергеевну через кустарник к стоявшему за забором дому Вертиловых.
   Нет, Синцову теперь не хотелось больше встречаться с этой обманщицей, водившую их с Дятловым вокруг пальца. И вот итог, ее отца убили, или он сам наложил на себя руки от испуга.
   Второе, что не меньше удивляло Синцова, как они скрывали от них то, что два небольших дома, стоявших слева и справа от двухэтажки Вертилова, тоже принадлежали ему, только были оформлены под другие фамилии, Ивановой и Скунцевой. А хозяйкой этих фамилий была сама Вера Сергеевна Вертилова. В своей молодости она влюбилась и вышла замуж за кузнеца, работавшего на химкомбинате, но через несколько месяцев развелась с ним. Лет через пять после этого повторно вышла замуж за бухгалтера химкомбината и тоже развелась. Вот, в те времена ее папа и выкупил сначала один соседний домик, потом - второй и оформил их на свою дочь, носившую фамилии своих бывших мужей.
   Жили они скрытно, поэтому соседи, живущие даже напротив них, о Вертиловых ничего и не знали.
   - Николай Иванович, - окликнул Синцова Дятлов.
   - Да, да, - повернулся к идущему к нему Федору Викторовичу Синцов. И еще раз пожав следователю руку, спросил, - все закончилось с Вертиловым?
   - А с этим у нас ничего и не было, - на лице Дятлова появилась ярко выраженная ухмылка. - И не смотрите на меня так, Николай Иванович, это не Сергей Петрович.
   - В смысле?
   - И Вера Сергеевна делает вид, что это - ее папа.
   - А кто же?
   - Брат Сергея Петровича. Похожи, очень похожи на друга. Но у брата на шее слева есть большая родинка, на левой части груди татуировка Ильича и Сталина. Недавно ее попытались удалить, но не получилось. И чем, вы думаете? Раскаленным утюгом.
   - Это же больно.
   - И ничего не дает. Поэтому Сергей Петрович Вертилов недавно обратился в салон и сделал себе легкие штрихи портретов вождей на груди.
   - То есть, вы хотите сказать, что к убийству своего брата...
   - ...Александра.
   - То есть, он к убийству его готовился заранее? А почему мы не знали об этом брате раньше?
   - Значит, мы не должны были о нем знать.
   - Понятно.
   - А о брате вы узнали когда?
   - Неделю назад, как и то, что он очень скрытно живет.
   - вы позавчера говорили, что свет горел во времянке.
   - Я времянкой назвал не тот небольшой домик в их дворе, а этот. Я хотел проверить, к какому дому Вера Сергеевна побежит.
   - То есть?
   - вы меня невнимательно слушаете?
   - Просто, Федор Викторович, сразу столько новостей, и все сразу нужно понять, осмыслить. А, погодите-ка, Вертилова говорит, что это ее отец был повешен?
   - Она просто плакала, но к трупу даже и не подошла ближе полутора метров. Это меня и забеспокоило, - вздохнул Дятлов. - Так любила своего отца и... Проверил, это не ее отец, а брат его, Александр. Родинка и стала первой подсказкой этому, второй - свежий шрам от утюга на его груди. Недельный, может, двухнедельный, медэкспертизу проведем и все узнаем.
   - А кто вас вызвал сюда?
   - Она же. Говорит, что в соседнем доме горел свет, она пошла туда, а там отец повесился, но веревка, привязанная к тепловой трубе, видно не выдержала его веса и порвалась, и он упал на пол. Спросил ее, чей это дом? И вы знаете, она так на меня посмотрела и в истерике закричала: сколько раз вам об одном и том же говорить, что это - мой дом. Даже перед прокурором не знал, как себя после этого вести.
   - А он?
   - Дмитрий Кузьмич, прокурор? Это - не кабинетный человек. Кстати, на этом химкомбинате в свое время тоже много лет проработал.
   - Что-то нашли там в кустарнике? - Синцов посмотрел в глаза Дятлова.
   - Позавчера, да, - и показал небольшую прямоугольную коробочку, величиной со спичечный коробок. - А сегодня только удостоверился.
   - В чем?
   - Коля, помните, вас испугало какое-то приведение в доме Порошенко?
   - Да.
   - Вот позавчера, когда вы засиделись у Вертиловых, меня оно тоже испугало. И, что не менее интересно, оно по описанию совпало с Вашим рассказом.
   - Тень, которая двигалась по улице у дома бабы Полины?
   - Нет, ту тень создавал полиэтиленовый кулек, прицепленный к кабелям. Его ветром носило то туда, то сюда. Кулек черного цвета, и свет фонаря, попадая на него, давал тень. Вот, она вас и испугала.
   - А что же еще?
   - Рычание собаки.
   - вы видели эту собаку?
   - Нет, это всего лишь звонок прибора, его еще называют "хохотунчик" или "рычалка".
   Дятлов показал черный пластмассовый коробок, лежавший в полиэтиленовом пакете и надавил на большую кнопку, расположенную посередине. Раздалось тихое рычание собаки.
   - Фу, ты! - вздрогнул Синцов.
   - Батарейка подсела, а так очень громко рычит.
   - Это все? - с интересом рассматривая коробок в руках Дятлова, спросил Синцов.
   - Главное другое, тень приведения. Вот она по той дорожке от забора до двора Вертиловых сюда ушла. Я не полез туда, мало ли чем это могло бы для меня закончиться.
   - Да-да, - согласился Синцов. - вы правы. Она была человеческой?
   - Трудно сказать. Вроде бы нет, но что она была черного цвета и остановилась где-то в этом месте, да.
   - И вы долго там простояли?
   - Стоп, - Дятлов, вглядываясь в небольшую группу людей, стоявших за забором на улице, сделал несколько шагов в их сторону, всматриваясь в кого-то из них.
   "Вот, так дела, - подумал Синцов. - Где-то у кого-то я уже видел такую "Рычалку-кричалку", - и стал рассматривать собранную кем-то под деревом кучу собачьего помета.
   Что его заинтересовало в ней? Вонь, исходившая от неё? Да, некоторые из кусков этих "колбасок" были свежими и достаточно толстыми, похожими на кал взрослого человека. Но это, судя по их разновременному состоянию, говорило о том, что это не человеческий кал, а собачий помет: основная часть из них была белого цвета, как мел, некоторые уже рассыпались, а это значит, что их складывали сюда уже давно.
   Николай посмотрел на дерево, под которым был собран собачий помет. Яблоня. Нет, это не груша и не абрикос, а яблоня, на некоторых ветках еще висели маленькие, ссохшиеся плоды.
   "Фу, знал бы, чем удобряют это дерево, даже в руки не взял бы яблока с него", - скривившись, сплюнул образовавшуюся слюну, вызывающую во рту рвоту. Николай брезгливо, отряхнув с брюк пыль, вернулся к полицейскому, стоявшему у дома.
   Разговаривать с этим человеком, порывающимся затеять с ним беседу, не хотелось. Почему? А потому, что тема, затронутая сержантом, снова касалась этого собачьего кала, ссыпанного под деревом.
   - У нас дома был такой же совок с крышкой и такого же цвета, зеленого, - говорил сержант. - Только им мама не убирала собачий и куриный помет на улице. Она убирала листья. А здесь столько листвы, такое впечатление, что ее уже несколько лет не убирают, - и, сбив ногой с земли первый слой опавшей листвы, указал носком на второй слой, уже гнилой, напоминающий каштанового цвета опил.
   - А почему вы думаете, что в этот совок собирают именно собачий кал? - поинтересовался Синцов.
   - А вы посмотрите на слой фекалий на железе совка. Фу-у, могли хотя бы его счищать, такой в квартиру и заносить не то, что противно, а и опасно.
   - вы правы. А почему вы думаете, что его заносили в квартиру?
   - Так, хозяйка выставила веник с этим совком сюда из дома. Ну, с полчаса назад, когда следователи приехали.
   - Из дома? - удивился Синцов.
   - Так посмотрите, вон, сколько налипло собачьих фекалий, что на венике, что на совке.
   - Верно, верно, - согласился Синцов, рассматривая эти инструменты. - А когда она их выставила?
   - Ну, я же вам говорю, когда следователь с криминалистом в дом зашли, она - за ними, и где-то, ну, через минуту, выглянула, попросила меня посмотреть туда, - полицейский махнул рукой в сторону кустарника, - что-то ей там привиделось. Я посмотрел, говорю, что ничего на ветках кустарника нет, обернулся, а ее уже нет, она вернулась в дом. Сделал полшага назад и наступил вот на это, - сержант указал подбородком на совок с веником. - А их не было до этого, значит, она их выставила. Потом, когда следователь вышел во двор и стал осматривать кустарник, она снова выглянула, взяла веник с совком и хотела пойти к забору, но ее окликнул следователь и она, снова здесь же, оставив совок с веником, пошла к нему.
   - Хорошо.
   - Что хорошо? - переспросил полицейский у Синцова.
   - А вы, товарищ сержант, собаку здесь во дворе видели или, хотя бы, лай ее слышали?
   - Нет, товарищ детектив. В дальних дворах где-то там гавкают, но это далеко отсюда. Я здесь уже два часа, как стою, не было вроде. Извините, не знаю вашего имени отчества, звания.
   - Синцов, - Николай протянул сержанту руку и пожал ее.
   - Знаю писателя такого. Наш городской вроде. Интересные детективы пишет. Не Ваш ли однофамилец?
   - Да, да, - улыбнувшись, соврал Синцов и направился к стоявшему у забора Дятлову.
  
   - 2 -
  
   Дятлов не дал Синцову вытащить "рычалку" из полиэтиленового кулька. Но и прозрачности кулька было достаточно, чтобы хорошенько рассмотреть этот прибор.
   - Ну, что, Николай Иванович, она?
   - Очень похожа. Правда, я тогда посмотрел на нее мельком. Ну, Федор Викторович, сами поймите, старик, у которого, похоже, уже есть старческая забывчивость и для него важна каждая такая игрушка. Все это от безысходности. Он никому не нужен, но есть память, архивные папки. Вот эта рычалка, по его представлению, может напугать какого-нибудь грабителя или хулигана, который нападет на него.
   - И он пришел, с одышкой, подстерег его, накинулся и задушил кашне этого, еще достаточно сильного, человека.
   - Чем? - не понял Синцов.
   - Ну, шарфом, узким таким, который в наши старые времена носили не под курткой, пальто, а под пиджаком. Шарму прибавляло.
   - Но рычалка-то его? Может, он, как видел меня, прикидывался слабым и больным?
   - А зачем? - удивился Дятлов.
   - Я же у него стянул два дела про...
   - Навряд ли он вас позвал для того, чтобы вы украли именно эти дела. Их там уйма, вы же сами мне об этом говорили.
   - Это верно, - согласился Николай.
   - Ну, ладно, - глубоко вздохнув, Дятлов медленно поднял глаза на Синцова, - а если так, то шарф этот слишком короток, и нужно обладать огромной силой, чтобы, сделав на нем короткую петлю, задушить человека. И, более того, Николай Иванович, - повысил голос Дятлов, - его надели на повешенного после того, как его задушили веревкой, она разорвалась. Сверху нее и натянули это кашне, чтобы додушить человека или прикрыть веревку. А кашне, вот, он такой длины, - и следователь, вытащив из кармана веревку, обернув ее вокруг рук, стянул удавку и протянул ее Синцову. - Наденьте ее в таком состоянии себе на шею.
   Николай, накинув петлю себе на голову, попытался ее опустить ниже, но свободный конец веревки, как он его не удерживал, все же выскочил из петли.
   - А я вам о чем! - и, резко осмотревшись по сторонам, похлопав Синцова по плечу, повел его к дальнему забору.
   - А вы собачий помет видели? - спросил Синцов.
   - Видел, видел, как и шерсть собачью на венике. Она черная, длинная, как у весеннего спаниеля, но не у питбуля.
   - Ну, даете, все видите.
   - У меня работа такая, Николай, все видеть, - усмехнулся Дятлов.
   - А причем здесь питбуль?
   - Те женщины, что на улице стояли, сказали мне, что у Вертилова есть такая собака, и она черного цвета. А это, вы знаете, очень сильный боец и хороший телохранитель.
   - И что?
   - А "что, что", если бы она была сейчас где-то здесь, то она сделала бы все, чтобы оказаться у трупа своего хозяина или гавкать, рычать, выть и так далее. И убийцу бы она не упустила, порвала бы на части.
   - Значит, ее нужно срочно найти?
   - Правильно думаешь, Коля. Нужно ее найти. Но, что самое интересное, веник с совком находились в доме, где найдено тело убитого Вертилова. Дальше, в той комнате стоит спертый запах, и не трупный, а собачий. Ее кал был разбросан по всей комнате, местами даже присох к полу.
   И еще, что не менее интересно, - Дятлов приблизил свои губы к уху Синцова, - это - не отец Веры Сергеевны. Она заблуждается. Вот это, особенно интересует меня, кто она в этой игре.
   - А Столяров, Кораблев, Киреев? - поднял голову Синцов.
   - Непонятная история. Но отказываться от этой версии нельзя, так как в ней, мне кажется, и заключена сама развязка.
   Николай сделал шаг назад от наступающего на него Дятлова, и тут же невольно вскрикнул, когда почувствовал, что его нога неожиданно провалилась в землю.
   Федор Викторович вовремя поддержал его за локоть, не давая потерявшему равновесие Синцову упасть.
   - Что там? - спросил он, притягивая Николая к себе.
   - Да, нога провалилась.
   - А что здесь? - Дятлов присел и стал внимательно осматривать то место. - О-о, Николай, а вот здесь и наш питбуль! Не верю, что ошибся, - и, схватившись руками за траву, потянул ее на себя и вытащил наружу большой кусок дерна. За ним - второй, третий, четвертый, складывая их в стороне, и прошептал, - а вот и собачья голова. Крупный пес, отравлен каким-то мощным ядом. Свежий труп только начал каменеть.
   Синцов немножко отступил в сторону и через плечо Дятлова, глянул на труп собаки. Морда у нее была крупной, зубастой, со свисающим языком. Хватает одного взгляда на оскалившуюся морду собаки, чтобы содрогнуться с испугу, а вдруг сейчас это животное придет в себя и набросится.
   - Да, да, вы правы, Федор Викторович, Кораблеву даже вместе с Киреевым и Столяровым убить такую собаку не по силам.
   - Может, и так, - мельком глянул на него следователь. - Хотя, смотря, чем ее убивать, возьмите в пример случай с Киреевым. Забыли?
   - А он изрубил свою собаку топором.
   - Лежавшую без движения, - напомнил следователь.
   - Неужели, сама Вера Сергеевна?
   - Отравить могла, но убить отца, повесить...
   - Но вы же сказали, что это - не ее отец, - удивился Синцов, - значит, она об этом знала.
   - Знала, верно, говоришь. Но, Коленька, между ними кто-то стоит. Кто?
   - Любовник, - сразу предположил Синцов.
   - Это ближе к телу. Еще?
   - Ее отец.
   - А зачем?
   - Ну, может, дочку он в чем-то подозревает.
   - Значит, любовник говоришь? - поднялся с земли Дятлов.
   - Но я сторонник первой нашей версии, - встал с колена и Синцов.
   - Вторая легче, - улыбнулся Дятлов. - Правда, и она имеет множество своих направлений. Так что, боюсь, Николай Иванович, концовка Вашего детектива будет совсем не той, которую вы задумывали. Хотя, вам же не обязательно ждать окончания этого следствия.
   - Да, да, время поджимает, через неделю нужно детектив сдавать.
   - Так, не тяните время. А когда разгадаем это убийство, то по-другому эту историю и напишете, - и, прощаясь с Синцовым, следователь пожал ему руку. - Да, еще, вы только без меня в это дело не лезьте, пожалуйста, а то мало ли, что может произойти. Так, договорились? - заговорщицки посмотрел на журналиста Дятлов.
  
  
   Глава 18. Вертилов-два, Вертилов-три
  
   Повезло. Маршрутка остановилась прямо перед носом Синцова, взвизгнув тормозами. Николай, невольно с испуга сделал полшага назад, вглядываясь в машущего ему рукой водителя, и тут же, узнав в нем старого знакомого Степана, открыв дверь, быстро залез к нему в кабину.
   - Приятная встреча, - протянул ему руку улыбающийся толстячок. - Или тебе ехать не нужно?
   - Нужно, нужно, - крепко пожал руку водителю Николай. - Спасибо тебе большое, - и, удобнее усевшись, сказал. - Поехали!
   - Прямо, как Гагарин! - засмеялся водитель. - Здесь мне частенько голосует один старичок. Ему, уже, наверное, тяжело идти на остановку, так мне не трудно, торможу.
   - Спасибо тебе за это, - похвалил Степана Николай. - Им такое внимание очень важно.
   - Да, ты прав, - согласился с ним водитель и разгладил рукой свои длинные усы. - Я только начинаю рейс, в пять утра, и здесь, где-то в пять - двадцать пять или семь проезжаю, так, он голосует.
   - У-у, - и прямо на этом месте, где ты меня подобрал?
   - Так, он из того же двора выходит, из которого ты сейчас вышел. Кто он? - поинтересовался водитель.
   - Так, могут выходить разные люди. Старик лет семидесяти пяти, в строгом пальто, на лицо такой суровый...
   - Во-во, он самый, - перебил Николая Степан. - А кто он?
   - Пенсионер, отец моего товарища.
   - Ну, сегодня от него так воняло псиной, - мотнул головой Степан.- Весь автобус носы закрывал.
   - Так, у них сука живет, у нее течка, - соврал Николай.
   - Я так и подумал. Такой тухлятиной несло, как будто она померла и завонялась.
   - А меня товарищ и вызвал, говорит, отец куда-то ушел, волнуется. Собака бесится.
   - Да врет все твой товарищ! - хлопнул ладонью по рулю Степан. - Я его часто больно в это время встречаю, а когда во вторую смену работаю, часто его высаживаю здесь, когда последним рейсом иду.
   - Во сколько это?
   - Так, где-то в половине двенадцатого ночи, на пять-десять минут раньше-позже.
   - А где он садится?
   - В последний раз на Гоголя, на второй остановке оттуда садился.
   - Это когда? - поинтересовался Синцов.
   - Да три дня назад. Да, да, три дня. Только, что интересно, я его два раза в пятницу подвозил, - резко затормозил свою машину водитель.
   Синцов глянул на дорогу и, увидев, что никакой аварийной ситуации на ней не было, обернулся к Степану.
   - А, извини, - сказал тот и тронул свою "Газель" вперед. - Точно, точно, в первый раз он садился где-то полпятого дня, второй раз... Нет, нет, где-то в половине седьмого, а второй раз, как всегда, в половине двенадцатого ночи.
   - Значит, куда-то еще по делам ездил, - предположил Синцов.
   - Да, сколько хочет, столько пусть и ездит, мне то, что, старик нормальный, деньги за проезд платит, не кричит, не ругается, тихий. А-а, вот, что мне в нем не понравилось: когда вечером его подвозил, был такой, как всегда, а когда ночью, злой был, стал за моей спиной, от него так разило вонью, как от суки, о которой ты говорил. Со рта его такая вонь шла, видно закладывает частенько.
   - Да, уж, - вздохнул Синцов.
   - И еще, - вспомнил водитель, - он еще одет был по-другому, в каком-то замызганном плаще черном, но такое впечатление, что его не раз макали в лужи и не стирали.
   - В каком, говоришь, плаще?
   - Так, я вроде сказал, в черном. Да, вроде, в черном.
   - А не помнишь, где они подсаживались тебе в пятницу?
   - Во-о, я так и понял, что это разные люди.
   - Так, помнишь, на каких остановках подсаживались к тебе?
   - Я уже сказал, вроде. На Гоголя, третья оттуда остановка.
   - высадишь меня напротив нее?
   - Та, пожалуйста. Там еще комбинатский автобус постоянно останавливается.
   Синцов достал из кармана телефон, раздумывая, позвонить ли Дятлову и рассказать ему о том, что сейчас узнал от водителя о Вертилове или Вертиловых.
   "Но он, в принципе, сейчас очень занят и к моему звонку отнесется, как к попытке ему мешать. Тем более, он просил не влезать в его дела. Стоп, стоп, сейчас выйду, осмотрюсь и уж тогда перезвоню ему".
   - Степан, ты там говорил, что у вас водительские места бывают свободными.
   - Не-е, сейчас все заняты.
   - А в мастерской?
   - Э-э, нет, не знаю. Это ты к мастеру обращайся или к нашему начальнику. А кто у тебя там есть?
   - Электрик, - соврал Синцов.
   - О-о, такой специалист нам нужен, их днем с огнем не сыщешь. Как только появляется, так его сразу же какая-то мастерская к себе перетягивает или салон автомобильный. А он опытный?
   - Да, из Украины приехал, работу будет искать. Он там, в автобусной колонне электриком лет пятнадцать, если не больше, проработал, - стал рисовать биографию виртуального человека Синцов.
   - О-о, то, что нужно. Я сам из Донецка. Блин, что там натворили эти нацисты, руки бы им поотрывал.
   - А как на тебя выйти то?
   - А я чего, тебе тогда свой телефон не оставлял? Оставлял вроде. Ну, ничего, братан, записывай, плюс семь, девять двадцать два...
   Николай, пожав руку Степану, вышел из автобуса и стал осматриваться по сторонам. Этот участок улицы был ему хорошо знаком. Почему? Остановка - это точно, и та калитка, что находилась за ней в метрах пятнадцати-двадцати.
   "Погоди-ка, погоди-ка, так это же дом Столяровых! - чуть не воскликнул Синцов. - Хозяин Максим Максимович, кажется, работал токарем на химкомбинате, а его сын Алексей, аппаратчиком в химцехе - персоли или бромэтиле, точно не помню. Стой, а почему "не помню", на бромэтиле. Там он семнадцать лет назад и погиб", - остановился у калитки Николай.
   - вам кого? - окликнула Николая пожилая женщина.
   - вас. Я к вам, - нашелся Синцов.
   - Кто там? - появился на аллее пожилой мужчина.
   Глянув на его одежду, черный костюм, у Николая что-то кольнуло в сердце.
   - вы, наверное, куда-то собрались?
   - Да вспомнил я вас, - кашлянул Максим Максимович, - журналист вы.
   - Да, да, - закивал головой Николай.
   - Так, что стоите, проходите. Мы сейчас были у Леши на кладбище, сегодня годовщина, помянуть нужно. Проходите, - открыв калитку, Максим Максимович, пожимая руку Николаю, пропустил его во двор впереди себя.
   Синцов прошел за хозяйкой к дому, подождал, пока она откроет дверь и вошел.
   В комнатке кругом стояла старая мебель: двухстворчатый шифоньер, квадратный столик посередине комнаты, слева сервант со стеклянными дверцами, в нем набор светло-зеленых слоников, чайный сервиз. А над ним большой портрет их Алексея. Сделан он был карандашом.
   На Николая смотрел черноволосый парень, с убранным влево чубом, лицо вытянутое, открытое, в глазах - серьезность.
   - Боже, помоги нашему сынку на Том Свете, - перекрестилась женщина.
   - Боже, спаси его! - за ней сказал Николай.
   - вы присаживайтесь, а я сейчас на стол что-нибудь соберу.
   - Танюша, и водку принеси, - доставая из серванта рюмки, сказал Максим Максимович.
   Николай сел спиной к окну.
   - вы на меня не обижайтесь, сам не знаю, что так нахлынуло на меня тогда, - извинился Николай.
   - Да, что там говорить, сам не раз думал так же, как вы тогда мне говорили. Лешка, что, он молодой был, никогда не огрызался начальству, сказали - сделал. Царство тебе небесное, сынок, - перекрестился, глядя на портрет Алексея, Столяров. - Таня, долго ждать?
   Женщина тут же зашла в комнату и на стол поставила нарезанне огурцы с помидорами, тарелку с соленой капустой.
   - Тань, ну... - напомнил ей о чем-то муж.
   - Так, она там, в шкафу на верхней полке серванта стоит.
   Максим Максимович открыл дверцу и достал бутылку водки.
   - Давай, э-э, - показывая пальцем на Синцова, прося назвать свое имя, дед улыбнулся.
   - Николай, Николай Иванович, но лучше по имени меня зовите.
   - Хорошо, - сказал дед и подал бутылку Николаю, - открой, а то уже и сил тех нет, - скривился Столяров.
   Выпив водки и закусив помидором, Максим Максимович посмотрел на Николая и вздохнул.
   - Пришел ко мне на днях, э-э, Питбуль. Чувствует, чувствуе-ет, что на Тот свет уже пора ему собираться. Пришел и просит, чтобы я его простил. Ну, а что говорить, ведь я тоже человек. Не знаю, есть ли на самом деле Ад и Рай, и сам скоро туда пойду. Простил я его. Только сказал я ему, чтобы он сам на могилку моего сыночка сходил и стал перед ним на колени, и сам попросил у него прощения.
   А он, все тот же, и давай на меня орать, мол, он не виноват в его смерти, и всех нас он на чистую воду выведет! Он все там Богу про нас расскажет, как я орден получил. А я тот орден получил не за просто так! - поднял вверх указательный палец Столяров. - А я от пожара цех спасал. Они там нам проводку не меняли, она и загорелась. И вместо того, чтобы ее отключить, все из цеха и убежали. А я в то время в мастерской работал, она закрыта была. Сразу и не понял, почему лампы замигали, заточной станок стал урывками работать. А я на нем резец затачивал. Ну, и стал искать в мастерской причину аварии. А потом, как глянул в окно, а цех весь внутри горит. Там же масла на полу со всякой грязью полно, годами его не убирали, вот оно и горит, а дым черный. Ну, я и сообразил, что нужно отключить ток, а подключение к нему между токарным и фрезеровочным участками стоит, а там все в огне. Ну, взял полотенце, закрыл им рот, нос, и туда. А дым черный, дышать невозможно. Сначала посередине цеха пошел, а там масло, аж, скворчит на полу, как сало на сковороде. Что делать?
   Подумал и пошел по правой стороне, где большие вертикальные токарные станки стоят. Пробрался до стойки, и рычаг - вниз. Все, темно совсем в цеху стало, все выключилось и сам уже чувствую, что, вот-вот, упаду, и побежал в сторону лестницы, туда, где раздевалка. Заскочил в нее, дверь закрыл и упал без сознания. Прихожу в себя - в больнице нахожусь. Спасибо пожарникам, спасли.
   - Да, ладно, Максим, человеку это не интересно, - подвинула к Синцову тарелку с жаренным яйцом, хозяйка.
   - Спасибо, - поклонился Столяровой Николай.
   - Максим Максимович, а причина пожара в чем была?
   - В коротком замыкании на одном из фрезерных станков. На нем масло из двигателя капало. Капало, капало, по проводу текло, и разрыв произошел на этом участке, где оно собралось, вот оно и воспламенилось, а за ним и станок весь загорелся. А внизу его решетка из досок, на которой токарь стоит, когда работает. А дерево сухое, замасленное, как порох и вспыхнуло.
   - Страшно.
   - Да, страшно было, - согласился с гостем Максим Максимович. - Но, что-то же толкнуло меня выключить подстанцию. Цех спасли. Пять фрезерных станков удалось восстановить быстро, а вот на том, котором пожар был, нет. Убрали его. И, ведь, правы вы были, э-э...
   - Николай, - напомнил Столярову свое имя Синцов.
   - Да, да, ведь мы сами рабочие и были в том пожаре виноваты. Мастер цеха, как раз в отпуске был, начальник цеха болел, кажется. А нам всем было наплевать на то масло, не мой же станок течет.
   - Нам журналистам легче, отвечаем только за свой письменный стол и перед вами, читателями, за статьи.
   - Да ты в сторону не уходи, - повысила голос хозяйка. - Максим, ты ему про этого живодера лучше расскажи, или, как там его зовут, эту собаку.
   - Цыть! - стукнул по столу Максим Максимович.
   - О-о, развезло дурака, сейчас начнется...
  
   - 2 -
  
   Оказывается, Вертилов бывал у Столяровых и не раз. Последние три года подряд он захаживал к ним, и просьба была у него единственная: сходить вместе с ним в храм имени Сергия Радонежского и попросить у Господа Бога ему прощения. Максим Максимович в душе был готов к такому поступку, а вот физически сделать этого не мог.
   А, вот, в последнее время Вертилов стал меняться. То обычным приходит человеком, кланяется Столяровым, говорят о житье-бытье. Сидят с ним за столом, за чаем, вспоминают старые времена, и хорошее, и плохое. И начинают они его понимать, снимая про себя с него проклятия, которых он, может, и не заслужил, но получил очень много, когда родители оплакивали гибель своего сына.
   Перед уходом Сергей Петрович Вертилов доставал из кармана икону, завернутую в полотенце, молился, став на колени перед ней. Глядя на него, и Максим Максимович креститься начал, и жена его, и начинал верить Столяров, что его молитва принесет сыну радость, родительская любовь к Алексею обернется голубкой, которая прилетит к нему на Тот Свет и обо всем расскажет.
   Но в тот вечер, после прихода Вертилова, в их доме обязательно что-то происходило. Что именно "в тот вечер", и именно после прихода Вертилова, это заметила жена. То стекло разлетится вдребезги в теплице, и не от камня, запущенного кем-то, а от болта или большой гайки. То над виноградником кто-то поглумится, вместо гроздьев, валяющихся на полу, висят гирлянды из железной стружки.
   Вот из-за этого они стали отказывать Вертилову от дома, разговаривали с ним минутку-другую у ворот, не пуская его к себе во двор. Но после ухода все повторялось. Месяц назад к ним приходила старая женщина - ведьма и орала, что их ждет сам Дьявол, а две недели назад - что-то летало по их двору, похожее на приведения. Своими костяшками они стучали им по окнам. Муж в это время в больнице был, простыл, так Татьяна Александровна забилась в углу комнаты и просидела так до утра. Как не умерла, не знает, может, правда, есть какая-то божественная сила, которая не впустила те приведения в ее дом.
   А в пятницу, когда к ним вечером приходил Вертилов, ночью собака запрыгнула к ним во двор и носилась по нему, рыча и гавкая.
   - Сам питбуль, я знаю эту собаку, - покачал головой Максим Максимович. - Я видел по телевизору, как они дерутся между собой, как они нападают на людей. Хотел, было, я взять топор и выйти во двор, и зарубить ее, так сам Вертилов заглянул в окно. У меня и ноги подкосились, слова сказать не могу.
   - А телефон у вас есть? Можно ж было в полицию позвонить? - поинтересовался Синцов.
   - Квартирный? Так я больше не плачу за него, и нас отключили.
   - Ну, вы же - ветеран предприятия. Нужно обратиться к его руководству, попросить, чтобы по льготам вам восстановили городскую связь.
   - Это вам так легко говорить, а как вспомню того директора, который меня на пенсию отправил, так и не хочу туда и шагу сделать. А вдруг он там все сидит?
   - Да, нет его уже давно, а редактора нашей газеты попрошу, чтобы профсоюзная организация химкомбината вспомнила о вас. Так вы говорите, сам Вертилов к вам приходил.
   - Так, но то не он, а колдун был! - всплеснув руками, вкрикнула Татьяна Александровна.
   - А у вас во дворе горит свет?
   - Да, да, - закивала головой хозяйка. - Я его хорошо видела, ходил, ходил по огороду нашему, топтал все.
   - А следы его остались?
   - Так, даже страшно на них смотреть, вдруг он в них прячется, - со вздохами говорит женщина. - А оно ведь, вон, как выходит, днем-то к нам Вертилов приходит, как ангелочек, а по ночам, как колдун.
   - И вы во все это верите? - вздохнул Синцов.
   - Ой, ой, сами бы были и все увидели, так икать от испугу б начали. А вы: верить - не верить, - и, ухватив Николая за локоть, Столяров потащил его во двор, Остановился у маленького разрубленного забора, потом повел к теплице и через разбитое стекло показал на большой болт, лежавший внутри нее. - Этого вам хватит, чтобы поверить?
   - Максим, Максим, ты покажи ему следы собачьи и колдуна на огороде...
  
   ...Дятлов, как назло, в очередной раз не отвечал на телефон и Синцов, выслушивая очередную речь коммутатора-автомата, что абонент находится вне зоны, прятал телефон в карман.
   Маршрутка остановилась рядом с Синцовым, и снова ему помахал рукой ее водитель Степан.
   - вы куда? - спросил он.
   - Нам по дороге, - улыбнулся Николай и зашел в салон микроавтобуса.
   - О, я вспомнил то, что вам хотел рассказать про того мужика.
   - Какого? - не понял Синцов.
   - Ну, о котором вы меня сегодня расспрашивали, про отца Вашего товарища.
   - А-а, понял, понял.
   - Так вот, той ночью, когда он хотел, чтобы я его подвез, я ему сначала отказал. У него была бойцовская собака без намордника.
   - Какая?
   - Да, такая, ну, черная, с мордой, как у боксера, только еще страшнее. Ну, он вышел, привязал ее к дереву и поехал со мной.
   - А к какому дереву привязал?
   Степан показал на тонкий ствол акации:
   - К тому. А когда я поставил "Газель" в гараж и возвращался домой, ее здесь уже не было.
   - Кто-то забрал ее себе? - выразил первую мысль Синцов.
   - Да, нет уж. Ладно, если бы собака была с намордником. А такое страшило никого к себе не подпустит. Порвет сразу, это я вам говорю, насмотрелся!
   - Значит, перегрызла поводок.
   - Нет его, - показал на дерево Степан.
   - Поехали, поехали, хватит болтать о собаках, - возмутился кто-то из пассажиров...
  
   - 3 -
  
   Несмотря на усталость, Николай все же решил подняться к Кораблеву и задать ему несколько вопросов.
   Дверь никто не открывал. Он хотел уже спуститься к себе домой, как напротив отворилась дверь, и из нее выглянула худенькая седовласая старушка.
   - вы ему стучите сильнее. Второй день, как не выходит. Напился, это я вам говорю, - у женщины голос был тонким и наставительным.
   - Так, он не открывает.
   - Значит, помер. вызывайте полицию, - в голосе соседки постоянно слышался приказной, требовательный тон, которому Синцов должен был не иначе, как подчиниться.
   - Кто там помер? - с нижнего перехода лестницы раздался вопрос. Голос Кораблева Николай узнал сразу и с облегчением вздохнул. - Это ты, счетчица, меня все на Тот Свет отправляешь. Нет уж, только после тебя, фууу! - громко вздохнул старик, остановившийся на лестнице.
   Женщина, что-то сказав в ответ, Николай не расслышал, тут же сильно стукнув дверью, закрыла ее за собой.
   - Давно не заходили ко мне, забываете старика! - громко сказал Кораблев. - Дела?
   - вы правы, Александр Иванович, есть вопросы, а на них только вы знаете ответы.
   - Во, - заулыбался Кораблев, - это приятно слышать, - и снова начал подниматься по лестнице. - Она ко мне недавно приходила и говорит, отдайте мне красную тетрадь. А я ей: нет, говорю, не отдам, подкуплена ты прохиндеем Вертиловым. Дам тебе тетрадь, фуууу, - Кораблев остановился, чтобы передохнуть, внимательно посмотрел в глаза Синцова, - а, значит, спрячешь тетрадь. А нельзя: правда, она и есть правда, Синцов. Так? Правильно, - и ее прятать нельзя. Бог все должен знать, каким ты был, всласть ли жил? А если жил всласть, то из-за чего, в чем потворствовал и кому, на что глаза закрывал. Для этого мы, коммунисты, и живем на этом свете, чтобы всех прохиндеев записывать и Там Ему о них рассказывать. Оттого они, буржуи с капиталистами, нас и ненавидят, они готовы нас растоптать, стереть с лица земли. Но мы стоим.
   Кораблев подал ключ от квартиры Синцову, прося открыть дверь, и только сейчас до Николая дошло, что старик держит пакет с продуктами и ему нужно помочь, взять их.
   - Нет, нет, - отмахнулся Александр Иванович, - я еще сильный, а вот глаза уже не те. Открывайте дверь.
   В кухне и зале было убрано, чистота, - отметил про себя Синцов, но вопроса, кто помогает ему следить за порядком, задавать Кораблеву не стал.
   - А я от Вертиловых.
   - Ой, то, - удивился Кораблев. - Как, жив ли этот прохиндей?
   - Да, непонятная у него история. Дочка жалуется, что Сергей Петрович постоянно где-то пропадает. А потом, когда появляется, ничего не помнит.
   - А-а-а, старая история, я вам, Николушка, скажу. Так все и тогда было. Что на заводе произойдет, так он пропадает от "меча" директора и партийцев. Мы его ищем там, сям, а потом узнаем от его дочки, что слег он, сильно болел. А директор тут же и слезу пускал, мол, он - настоящий коммунист, нервически все это через себя пропускает. А потом на заводе вихрем Вертилов проводил следствие, находил виновных, и готовое дело передавал нам, мол, вот, кто враг социализма. А их у меня знаешь, сколько этих врагов, про всех них, вон, сколько написано, - указал рукой Кораблев на два книжных шкафа. - А, вон, посередке красная тетрадь. А почему она красная, потому что кровью погибших пропитана. А кто в этом виноват? Сам Вертилов.
   Если бы Андропов еще пожил чуток, я бы его с корнями наружу вытащил. Вертилов - это еще та колючка. Чуть что - все виноваты, а только не он с директором. Я их пытался поймать, ан нет. Недолго Андропов у власти стоял. Потом такой же прохиндей на смену ему пришел, как и Вертилов. Помнишь Горбачева, все мутил народ. А-а, видно у самого рыльце было в пушку, боялся дисциплины, оттого и сам быстро сковырнулся, поднял вокруг себя народный мятеж, отдал нас с потрохами капиталистам и сбег себе у Германию, спрятался там.
   А я вам скажу, Синцов, за все отвечать нужно. За все! И пусть Вертилов мучается, так как знает, что тетрадь у меня.
   - Да вроде не знает он, что эта тетрадь у вас.
   - Во, и тебе про нее рассказал?
   - Он думал, что она у Порошенко.
   - И пусть думает. Наверное, все там в доме в поисках ее изрыл, а не нашел, - растирая друг о друга ладони, сказал Кораблев. - Хотя, дочка то его наведывалась ко мне, от отца привет пришла передавать, да с днем рождения меня поздравить. А он у меня не осенью, а весной, якобы, она ошиблась. Тоже прохиндейка, как и отец ее, пришла, носом туда-сюда водит, все разнюхивает. Как бы привет от него мне передает, интересуется, как живу, чем болею. Нахалка! А, как увидела мои "Дела", так совсем довольная стала, согласилась чаю попить, достала из пакета пирожные.
   Видно, из-за этих "Дел" она сюда ко мне и приходила. Стала то да се расспрашивать о них, нет ли там чего написанного про ее отца. Так я ей и показал ту тетрадь, вот она, мол, все в ней про твоего отца здесь собрано. Все про него написано, и документы на то имеются, что он виноват в смерти многих людей, потому что вместо того, чтобы следить в каких условиях они работают, красивые отчеты в Министерство писал. А, как приедет оттуда комиссия, так им такие подарки несет, как шубы, золотые украшения, что те после этого на все в розовых очках смотрят. Говорю это ей, Коленька, а она улыбается, радостно ей это слушать, видно, руки у нее на отца чешутся. И просит, дай, мол, дедушка посмотреть на них, на записи о нем в красной тетрадке. А я, мол, нет, с прокурором приходи, тогда и дам. Фууу, дышать трудно, открой-ка форточку, - попросил Александр Иванович.
   Николай, отдернув занавеску, открыл форточку. Что-то с подоконника упало, как будто бумага скомканная. Посмотрел под ноги, не ошибся, на полу лежит кулек газетный, и сухая травка из него рассыпалась. Потянулся к ней рукой, поднял, аромат от сена идет приятный.
   - Александр Иванович, что это? - приподнял на ладони кулек Синцов.
   - А, что там? Ой, впервые вижу такое, - и, приблизившись к нему, тут же начал с большим трудом дышать. - Убери, выкинь эту гадость! - закричал он, хватаясь за горло и тут же начал оседать на пол и, теряя сознание, заваливаться на спину.
   Скорая помощь, нужно отдать ей должное, приехала быстро. Врач, старый прилизанный мужчина с большой лысиной на затылке, вытерев пот со лба, внимательно осмотрев кулек с сухой травой, понюхал сено и тихо сказал:
   - Смойте все это в унитаз. От нее, амброзии, у него и одышка началась. Бронхиальная астма у Кораблева. Поэтому некоторые запахи, как в том числе и от этой травы, он не переносит. Если бы вовремя не приехали, то могли бы его и не спасти.
   Второй кулек с такой же травкой Николай нашел в хлебнице. Лежала она в углу, сразу и не приметишь.
  
   Укол, сделанный врачом, сбил одышку у Кораблева, он успокоился и с улыбкой посмотрел на Синцова.
   - Вот такие вот дела, говорил же вам, что лиса она.
   - Кто? - не понял Синцов.
   - О, молодой человек, да у вас видно мысли о другом думают.
   - Я еще такой пакет с этой же травой в хлебнице нашел, - прошептал Синцов. - А почему вы думаете, что это ее работа?
   - А больше некому это сделать. Никто не ходит к старику.
   - Понятно. Где еще ее можно посмотреть?
   - А там в ванной. Там тоже сразу одышка берет.
   - Понял, - и Николай отправился в ванную комнату. Под ванной ничего не нашел, кроме ржавых слесарных ключей и тряпок. Травка оказалась рассыпанной на полке, прибитой к стене.
   Собрав ее до капельки, спустил в унитаз.
   - А, что вас, Николай, ко мне привело? - услышал он вопрос Кораблева.
   - Да, нашли сегодня во времянке Вертилова человека задушенного, как две капли похожего на Сергея Петровича. Но следователь говорит, что это не он, а его дочка - что он.
   - Я же вам говорю, что это - настоящая плутовка. Да, был у Вертилова брат, но не близнец, хотя очень похож на Вертилова, - упершись локтем в диван, Кораблев с помощью Синцова, поднялся и сел, облокотившись спиной в стену. - Он в тюрьме сидел, попал туда за какое-то мошенничество. Потом вышел, приехал в город, что-то поссорились они между собой, и он уехал на Север. Я так слышал. Как его зовут, не помню. Хотя погоди, чего не помню. Потом прошли слухи, что умер он, и все.
   - Они похожи, говорите?
   - Может, это его сын? - предположил Кораблев.
   - Как это, Александр Иванович?
   - А, что, как? Он-то наплодил до своей Верки двух детей. Один из них сын был, в театре работал, в нашем.
   - Артистом?
   - Не-ет. Плотником вроде. Да, да. Я про Вертилова много информации собирал, много. Хотел его прижучить, да не дали. А парень был ничего, жинка ему двойню и родила, так с армии его сразу отпустили.
   - (?)
   - Так, закон был, двое детей рождается у тебя, так сразу демобилизовывают.
   Слушая рассказ Кораблева, Николай невольно удивлялся четкой речи Александра Ивановича. Ни одного искаженного слова в произношении не делает, говорит, как диктор, даже не верится, что ему столько лет.
   - А больше о нем ничего не знаете?
   - Как, не знаю?! - удивился Кораблев. - Там ключ торчит, - показывает в сторону книжного шкафа, - а посередине видишь красную папку?
   - Папку? Да.
   - Неси ее сюда. Это я ее тетрадью называю.
   Папка была толстой, сантиметра в четыре-пять. Развязав пожелтевшие тесемки, и, раскрыв папку, Николай от удивления чуть не присвистнул, все листы - газетные вырезки, печатные листы были аккуратно подшиты между собой, и к каждому из них приклеен узкий листик с надписью, сделанной каллиграфическим почерком, о чем эта заметка или статья.
   - Это Ваши надписи? - поинтересовался Синцов.
   - Нас так учили писать.
   - вы - настоящий художник, - улыбнулся Синцов, протягивая Кораблеву открытую папку.
   - Откройте восемнадцатую страницу, - сказал Александр Иванович. - Кажется, не ошибаюсь.
   - Да, да, - найдя указанную страницу, Николай снова чуть не присвистнул, узнав вырезку из газеты "Городские ведомости", в которой работал много лет, и, более того, был автором этой публикации "Вертиловские саженцы".
   "О чем же это я писал? "Вертиловские саженцы". Саженцы, саженцы, а-а, это же про то, как Александр Вертилов торговал саженцами плодовых деревьев, выдавая их за элитные сорта. Вишня "Памяти Вавилова", "Кентская", "Новелла", "Шоколадница", яблок - "Анис полосатый", "Антоновка", "Брянское", "Медуница" и так далее. Сам их копал в огородах разных садовых кооперативов, нанимая за копейку таджиков, ищущих работу, и поставлял "элитку" на другую сторону города в нанятом грузовике.
   Продажа у него шла хорошо, правда, дороговато, но люди быстро разбирали однолетние и двулетние саженцы. Попался Александр на пятой машине, когда полиция проводила проверку мигрантов, работающих в садовых кооперативах. Причиной этой зачистки стало убийство одного из огородников. А здесь под руку полиции попал и сам Вертилов, торговец "дички" фруктовой, вперемешку с рябиной, осиной...
   - Это вы же писали, Коля? - спросил Кораблев.
   - Да, да, уже и забыл. Семь лет назад.
   - Вот. А теперь еще одну свою статью о нем посмотрите, в прошлом году писали.
   - А где?
   - На предпоследней странице. Да не в начале, а в конце смотрите, это ж в прошлом году было.
   - Опять про саженцы?
   - Да, вы же корреспондент.
   - Да, извините, - вздохнул Синцов и, найдя указанный Кораблевым газетный лист, остановился на коротких сообщениях о происшествиях.
   Ведя пальцем по сообщениям, остановился на последнем абзаце: "У судебных приставов на исполнении находятся производства о взыскании с А.С. Вертилова долга в размере 200 тысяч рублей. Но сам мужчина должником себя не считает. На звонки приставов не отвечает. Он считает, что лечит людей своим присутствием рядом с больными людьми, а за свое тело, источающее из себя лечебные волны, он не обязан платить. Должны это делать те, кто находится рядом с ним. А то, что он использует заговоры и магию, так только для того, чтобы самому не заразиться от этих людей их страшными заболеваниями.
   Представители закона при помощи долгих переговоров с "великим исцелителем" все-таки смогли договориться с должником. На его имущество в виде мебели, бытовой техники и автомобиля "Форд" был наложен арест".
   - Вот это да, он даже "целитель"? - удивился Синцов. - А почему, Александр Иванович, вы о нем говорите?
   - Да они со своим отцом очень похожи. Я же пошел к нему один раз, чтобы он меня вылечил. Но я не знал, кто он, ведь говорил с его помощницей по телефону. А, как увидел его, испугался. Думал, что это сам кровопивец Сергей Петрович Вертилов. Но это был его сын.
   - Что, он также старо выглядит, как его папаша?
   - Да, да, ну, конечно, моложе, как тогда в девяностые годы. И астму мне обещал вылечить. Пятьдесят тысяч рублей ему отдал, а он не помог мне. Вот эти травы давал нюхать, что Вертилова мне скрытно принесла, лиса дранная! - выругался дед. - Не-ет, этого я так не оставлю.
   - А зачем ей Ваша тетрадь-то нужна?
   - А я ее с тем Сашкой видел, докторшей прикидывалась.
   - А-а-а...
   - Вот тебе, Коленька, и "а-а"... Ты чего на телефон не отвечаешь? - поинтересовался Кораблев у Синцова. - Он тебе звонит.
   - Ой, извините, - вытащил из кармана брюк визжащий мобильник Николай. И увидев, что звонит ему Дятлов, отключил звук. - Это по делу, Александр Иванович. Дома с ним поговорю. Извините, что надоедаю вам. А помните, у вас была рычалка?
   - Что, пугнуть хочешь кого-то, - заулыбался Кораблев. - Она там, наверху лежит, на шифоньере. Возьми, она рычит, как настоящий пес. Сам даже пугался.
   Николай "там" ее не нашел. Поднялся на цыпочки, потом залез на стул и осмотрел пыльную крышку шифоньера.
   - Даже следа нет от нее, - сказал Синцов.
   Кораблев удивился, хорошо помнил, что эту "пугалку" хранил именно там, а вот когда в последний раз ее брал, не помнит.
   - А можно еще один вопрос задать? - спросил Синцов.
   - Иди, иди, я отдохну. А то, что-то взбудоражил ты меня больно, виски сдавило, давление поднимается.
   - А у дома Порошенко вы, случайно...
   - Иди, иди, Коленька, а то еще и сердце давит, - прерывисто задышал Кораблев, что-то разыскивая глазами среди лекарственных коробочек, сложенных на сиденье старого, покрытого протертым коричневым брезентом, стула.
   Увидев дрожавшую руку старика, Николай спросил:
   - Может, вам валидола дать?
   - Иди, иди! - прикрикнул Кораблев. - Оставь меня!
   - Ладно, спасибо, - остановился на пороге Николай. - Запишите мой телефон, Александр Иванович.
   - Зачем? - поднял голову Кораблев.
   - У меня же жена, медсестра.
   - А-а, - скривился Кораблев. - Хорошо.
   Николай в прихожей обратил внимание на старенький мобильный телефон фирмы "Самсунг", лежавший на тумбочке зеркала. Включил его, набрал на нем номер своего сотового телефона и нажал на кнопку вызова. В ответ его телефон через несколько секунд завибрировал.
   - Александр Иванович, - окликнул он старика, - я на Вашем телефоне набрал свой номер. Запомните, у меня последние цифры три тройки.
   - А зачем? - прокряхтел Кораблев.
   - Ну, если заболеете, и нужно будет срочно оказать вам медицинскую помощь.
   - Какую? - подняв голову, с удивлением посмотрел на Синцова дед.
   - У вас же астма!
   - Какая? - Александр Иванович сощурившись, не сводил глаз с Синцова.
   - Ну, бронхиальная.
   - А, да, да, - закивал головой старик. - Ну, идите, идите. Спасибо, - поднялся Кораблев со стула. - Коленька, я хочу спать. До встречи! - голос у деда стал жестким.
  
  
   Глава 19. Здесь нет мистики
  
   Дятлов рассматривая телефон Кораблева, сморщился, и мельком взглянув на Николая, сунул ему его назад.
   - Отнеси мобильник старику, а то еще вдруг ему хуже станет, как он тогда вызовет себе "скорую помощь"?
   - Так, он меня чуть ли не в шею выгнал из своей квартиры. Давайте, завтра я это сделаю, - Синцов спрятал мобильник в карман своей куртки. - Дочку попрошу. А у него, кстати, на холодильнике в кухне лежал еще один телефон, с которым я его не раз видел.
   - Так, говоришь - это был труп Александра Вертилова, сына, а не брата Сергея Петровича? Значит, Александр Сергеевич.
   - Почему был?
   - Почему, почему! - Дятлов взглянул в глаза Синцова. - А потому, что исчез он.
   - Он же - труп! - не понял Николай. - Как он мог исчезнуть?
   - А вот, оказывается, и они исчезают, - сжав губы, продолжал смотреть на Николая Дятлов.
   - Шутите?
   - Да, я ,вроде, не клоун из цирка, - вздохнул следователь.
   - Но врач проверял его пульс, сердцебиение?
   - А почему вы думаете, что он "ушел" своими ногами, Николай Иванович? - Дятлов, сдавив губы, и, напрягшись мышцами на скулах, снова посмотрел в глаза Синцова.
   - То есть, его могли вынести?
   - Нет, - не сводил глаз с Синцова следователь. - Хотя, да, но никто этого не видел.
   - А вы говорите, что я дурак.
   - Да, да, "дурак", только кто из нас, - и, несколько секунд подождав, продолжил, - потому что такого не может быть, Николай Иванович. Машина, везущая труп Вертилова, остановилась на светофоре, потом резко набрав скорость, поехала на красный свет.
   - И?
   - В нее врезался автобус. Водитель "скорой" пострадал, сильно ударился о руль. Врач без сознания, медбрат - тоже, трупа - нет. Дайте-ка мне этот телефон.
   Николай вытащил мобильник из кармана брюк и подал его Дятлову.
   - Не этот, а Вашего соседа.
   - Кораблева? Пожалуйста.
   Дятлов включил экран телефона и стал просматривать вызовы.
   - Ничего интересного, говоришь, и никто ему не звонит. Сейчас посмотрим, кому он звонит. То же самое. Пусто, - следователь вернул Синцову трубку. - А он, значит, лечился у младшего Вертилова, у этого, Александра Сергеевича, а дочка старшего, говорите, работала у него менеджером.
   - Так Кораблев говорил, что она у него была, ну, типа, под видом медсестры или еще кого-то.
   - Вот откуда она знала и Вашего бывшего редактора. Как там его фамилия?
   - Ржавский.
   - А его хозяина?
   - Михаила Сергеевича Скуратова, он - глава финансовой компании, - начал шептать Синцов.
   - Ню, ню. Скорее всего, здесь она и заработала себе известность.
   - Известность?
   - Ну, а, как ты думаешь, почему прокурор сразу же, как ты сказал, "взашей" отправляет меня на поиски ее отца? Видно, и он из той компании больных, что лечились у экстрасенса Вертилова-среднего.
   - Федор Викторович, а здесь есть какая-то связь с убийством, с исчезновением старшего Вертилова, а?
   - А почему бы и нет. Хоть и косвенная, но есть. Чем занимался младший Вертилов?
   - Если верить Кораблеву, то был экстрасенсом, занимался лечением. Человек, видно, обладает такой силой. Он вырос без отца, ему не хватало его присутствия, не говоря уже о помощи. А таким людям все по силам. Если даже не обладает такой силой, то может внушить себе, что обладает. А этими, экстрасенсными способностями, Джуна говорит, что обладают все люди, нужно только захотеть этого добиться.
   Дятлов взял свой сотовый телефон и начал что-то искать в интернете.
   - В принципе, у нас еще предостаточно фирм, которые продолжают заниматься этим шарлатанством. Не говорил он тебе, Николай Иванович, как называлась эта фирма?
   - Кто, Кораблев? Он сбивался несколько раз, вроде путался. Сначала ее назвал "Медиум", потом вроде "Целитель".
   - О-о, и то, и то в нашем городе есть.
   - А когда Кораблев стал тебя выпроваживать, Николай Александрович, ничего не гудело, не звенело, не гавкало?
   - Да, вроде, ничего, - развел руки Синцов. - Что-то я вас не понимаю?
   - Да я и сам себя иногда не понимаю. Пошли кофе попьем, - и, подтолкнув Синцова в спину, направился к чайной.
   - Мне, вот, тоже знакома такая фамилия, Кораблев, но, как прихожу на работу, все забываю посмотреть архивы. А ведь он у меня когда-то проходил.
   - Может, его однофамилец?
   - Все может быть.
   - Федор Викторович, так он живет совсем рядом, три дома пройдем и поднимемся к нему, поговорите, - попытался остановить Дятлова Синцов.
   - Нет, Коленька, нет, мне сейчас только не хватало забивать свои мозги новыми делами. Дай, это мне закончить. А сама суть в том, мой дорогой, что моя первая версия, правильная. Я почему тебе не отвечал на твой звонок, а потому что уговаривал одного коллегу, вспомнить, что написано у Вертилова в завещании.
   - И что?
   - Не признался. Но сказал, что Вертилов три месяца назад хотел его переписать.
   - вы думаете, что дочке этого не хочется? Он может в нем чего-то ее лишить?
   - Осторожней! - ухватил Синцова за рукав Дятлов. - Машина!
   - Ой! - воскликнул Николай и, пропустив серебристый легковой "Форд", начал переходить дорогу.
   - Так вот. Дочка, скорее всего, знала, что ее отец напишет завещание и, может, даже, уговорила его это сделать.
   - Ну...
   - Вот тебе и "ну". А Александр, ее брат, скорее всего о завещании отца не знает или узнал и начал пытаться на него давить, или на сестру. Ну, отец и решил от него избавиться.
   - Что-то не сходится, - попытался возразить Синцов. - Если логически рассуждать, то старший Вертилов уже не тот человек. Он же постоянно просит дочку, чтобы она ходила в церковь с поминальными листами. Вертилов, Федор Викторович, уже находится в том возрасте, когда задумываешься о своем последнем дне пребывания в нашем мире. Он боится Ада, поэтому старается, пусть и заочно, но вымолить грехи у душ, погибших на химкомбинате, в какой-то степени, по его вине. У нынешних родственников погибших - тоже.
   - Мне кажется, что он все-таки играет и нами, и дочкой. Я не верю, что Вертилов обо всем, что происходит с ним, забывает. Все, Коля, все, давай, пока отложим этот разговор и отдохнем, а то я чувствую, что у меня мозги сейчас вот-вот закипят. Я буду зеленый чай, - Дятлов указал подбородком в сторону многоэтажного здания, на первом этаже которого, под пристроем из белых пластмассовых тумб, держащих на себе ажурный тентовый потолок, стояло около семи-восьми столиков. - Меня что-то с утра морозит сегодня, зайдем внутрь кафе, - предложил следователь.
   - А я бы не отказался от кофе с молоком, - поддержал Дятлова Синцов.
  
   - 2 -
  
   Нужно отдать должное хозяину кафе, человек он был добрый и не скупой. Внутри помещения все сделано под каштан, от столиков на двух, четырех человек, до стульев с мягкими сиденьями. Они на вид, как и столы, тяжеловаты и, поэтому не распаляешься желанием их сдвигать с места, чтобы удобнее усесться. Но, как оказалось, это не так, каждое кресло было выставлено на таком расстоянии от столика, что каждому человеку, независимо от его полноты, было удобно садиться в него, и стол его животу совсем бы не мешал. Так, и Федору Викторовичу. Он, немножко развернувшись лицом к Николаю, с разбегу угромоздился за столом и, опершись о него локтями, улыбнувшись, сказал:
   - Нет, пока снимать куртку не буду, нужно согреться.
   Николай сел напротив него и посмотрел на бар, у которого сидело несколько, как на подбор, худощавых парней.
   В кафе было темновато, и это как-то по-своему располагало к отдыху. Посетителей было немного, заняты несколько столиков и, что еще больше располагало к отдыху, это была не молодежь, а пожилые люди. Рассматривать их было неудобно, и поэтому Николай стал рассматривать убранство кафе. Проходы между столиками были не широкие и, в то же время, не узкие. На каждом столике стояла песочного цвета вазочка с узким горлышком, и в ней стоял цветочек. За их столом - искусственная ромашка, за соседним - мак, дальше - веточка цветущей сирени. И если бы за окном был не ноябрь, то можно было подумать, что это - живые цветы.
   - вам опустить абажур? - поинтересовался подошедший к ним официант.
   - Мы не против, только свет слабенький, включите, - попросил Дятлов.
   Желтый свет вспыхнул над ними, он был не ярким, располагающим к спокойной беседе.
   Синцов приподнял глаза, рассматривая диодные лампочки, крапинками разбросанные под светло-коричневой чашкой абажура. И, поджав губы, закивал подбородком, мол, приятно поражен красотой.
   Окно было в полуметре от их стола. Тюль-сеточка, по размеру напоминающую тетрадную клеточку, не мешала рассматривать улицу. Все предметы за окном, независимо, какой они величины, можно было хорошо рассмотреть.
   - Так, что будешь? - отвлек Синцова от рассматривания кафе Дятлов.
   - А-а, извините, - улыбнулся официанту Синцов, - кофе со сгущенным молоком, большую чашку.
   - У нас есть домашние сливки, - легонько поклонился парень Синцову.
   - Тогда с чайной ложечкой сахара.
   - Что еще? - Дятлов показал подбородком на брошюру с меню, лежавшую около Синцова. - Попробуй пончики медовые, потом спасибо мне скажешь, - и, посмотрев на официанта, сказал, - и ему тоже принесите три пончика, как и мне.
   - Хорошо, - молодой человек, сделав полупоклон гостям, с легкостью развернулся и пошел в сторону бара.
   - Что мне здесь нравится - это цены, - смотря в глаза Синцова, улыбаясь, сказал Дятлов. - Второе, убранство, и третье - обслуживание. Ведь посмотри только, как одеты официанты. Все в тройках без пиджака, костюмы черные, рубашки белые, у всех от девушек до парней галстучки тонкие, черные. В нашей молодости они считались модными, я даже завидовал тем, у кого они были.
   - А я завидовал тем, у кого были джинсовые брюки, рубашки. Они в наше время были очень дорогими, две зарплаты отца, три зарплаты моей матери.
   - А в моем юношестве в моде был клеш на брюках, и в наше время джинсов не было, их называли техасы. Мне мамин брат с плаванья привез брюки-техасы, так я в них по городу ходил и представлял, как мне все завидуют. А когда постарше стал, заказал себе клешеные брюки. Моя мама, узнав об этом, привела меня в швейный цех того ателье, где мне их сшили, и попросила клеш сделать в три раза меньше. А знаешь, какие они у меня были? Туфли скрывали.
   - Простите, - официант, незаметно подошедший к их столику, заменил на столе две сахарницы с серым сахаром и с белым рафинадом.
   - Да, да, - кивнул ему подбородком Дятлов. - А потом в моду вошли узкие брюки. Я, как раз, в юридический поступил. А-а, еще в моде были длинные волосы. Тех, кто их носил, называли хиппи или битлами. Была такая английская группа...
   Николай, увидев на улице медленно идущего, опирающегося на тросточку Кораблева, невольно вздрогнул. Почему? Одет он был не в старое, длинное пальто, а в новое драповое пальто светло-серого цвета. Трость, как перчатки, и кожаная бейсболка у него были черными.
   - Так вот, Коля, - повысил голос Дятлов, - Коля?
   - Федор Викторович, перед вами сам Кораблев, посмотрите, - указал подбородком в сторону окна Синцов. - Вот о нем я вам говорил.
   - Да, - глубоко вздохнул следователь, - а он уж и не совсем болен.
   - Но это - он.
   Кораблев, как будто специально, словно зная, что его кто-то рассматривает, остановился и, повернувшись лицом к кафе, стал рассматривать свое отражение в окне.
   - Он нас видит? - поинтересовался Синцов.
   - Не-а.
   - вас познакомить с ним?
   - Коля, ты, кажется, не понял, о чем я с тобой пятнадцать минут назад говорил?
   - Да, да, - поднял ладонь Синцов.
   - Он же фанат-сталинец. Ну, что я получу от знакомства с ним? Буду выслушивать о том, что когда-то кто-то был вором, да сейчас их еще больше стало, Коля.
   - Он - материалист.
   - Да, что вы говорите?!
   - Мне кажется, что он до сих пор что-то делает. К нему приходит тот же Вертилов, та же Вертилова. А как вы думаете, зачем? - Синцов исподлобья посмотрел на следователя.
   - Ну, видно, старик доводит его.
   - Я же вам говорю, что он - материалист. Он знает, что Вертилов работал в той системе, которая стояла над простым людом, и ему было все равно, как они живут. У него главная задача состояла в том, чтобы самому хорошо жить. И, как они ему говорили, так и жил. Ему было все равно, хватает ли у людей спецодежды, исправны ли у них электрические и механические приборы, есть ли у монтажников-высотников страховые пояса. Все равно. Главное, чтобы в отчетах все красиво написать.
   - О-о! - воскликнул Дятлов.
   Николай глянул в окно и сам чуть не присвистнул. Напротив Кораблева, рассматривающего себя в окне, остановился черный джип и такого же цвета шестисотый "Мерседес". Два парня, вышедших из джипа и шедших в сторону Кораблева, были ему знакомы. Это они его как-то провожали, да, да, когда он встречался с мэром города, звавшим его работать к себе в должности пресс-секретаря.
   Они подошли к Кораблеву, что-то сказали ему, но старик к ним не повернулся, а продолжал рассматривать себя в окне.
   Один из парней, что-то сказав в гарнитуру, подвешенную у него на ухе, посмотрел в сторону "Мерседеса". Из него вышел мужчина.
   - Опа! - невольно воскликнул Синцов. - Это - Паша Мысенко, пресс-секретарь губернатора, мой бывший однокурсник.
   - Неожиданный поворот событий, - присвистнул Дятлов. - И какой у них интерес друг к другу?
   - Знать бы, - прошептал в ответ Синцов.
   - Погоди-ка, погоди-ка, а это не тот Кораблев, который в девяностых хотел организовать партию "За справедливость"?
   - Стоп, стоп, - задумался Синцов. - Что за партия?
   - Ее главная задача была в том, чтобы наказывать бывших и нынешних воров-администраторов, мошенников разных из администрации города, комбината.
   - Как это понять?
   - Да очень просто, таких как Вертилов, Киреев, и других. Да, да, наконец-то, - Дятлов принял из рук официанта блюдце с чашкой.
   Мысенко подошел вплотную к Кораблеву и начал с ним о чем-то говорить. Парни, стоявшие рядом, осматривались по сторонам. Через несколько минут, Александр Иванович, приподняв свою трость, развернулся к кафе спиной и пошел к "Мерседесу". Машины уехали вместе с Кораблевым.
   - Так неохота растягивать эту историю, Николай Иванович... - сощурившись, прошептал следователь.
   - Вот и я о том же. Только никак не пойму, причем же здесь Мысенко? - отпив кофе, спросил Синцов.
   - Вот и я о том же. Не с приближающимися ли выборами это связано? Может старик кого-то начинает запугивать, требуя мзду?
   - Федор Викторович, так ноябрь на календаре.
   - О-о, сударь, так до сентября почти ничего не осталось. Особенно для тех, у кого не только руки, а и рожа хорошо запачкана, - вздохнул Дятлов и сделал несколько шумных глотков чаю. - Ладно, закончу это дело и в отпуск пойду. Скоро зима, а сестра давно меня к себе зовет в деревню. Недельки отойти от своих дел навряд ли хватит, но у нее муж - любитель баньки, а если еще после нее за стол сесть с разносолами разными: сальцо с хлебушком, картошкой вареной иль варениками с кислой капустой, да чарочку-другую под настроение, оттаю быстро, - мечтательно разулыбался следователь.
   - А как насчет того, что я "плыл" в их доме? У Вертиловых! - напомнил Синцов. - Когда она меня чем-то отравила?
   - Да помню, помню, - растаяла улыбка на лице следователя. - Все помню, Коля, все! Ладно, - и оставив на столе пятьсот рублей, Дятлов пошел к выходу из кафе. - Созвонимся завтра или послезавтра, не теряйся только, жду твоего нового детектива.
  
   - 3 -
  
   А он не писался, хотя уже был почти готов, но Николай последние несколько глав отложил в сторону и работал над другой концовкой рассказа, которая должна была соответствовать настоящим событиям. И, вот, все застопорилось. Сначала все хорошо шло, плавно одна история перетекала в другую, погружая героя в нелегкие, даже жесткие события, из которых, казалось, уже совсем невозможно ему выбраться живым или не сошедшим с ума. А, вот, теперь этот герой остался один на один с судьбой, которой начал управлять не он, а колдун. А почему колдун, а не друг его, к примеру?
   А, может, действительно, прав Дятлов, что все здесь построено на человеческой жадности, желании забрать себе все богатства другого человека, который их зарабатывал всю жизнь. И кровь капает с зубов этого человека, нет, он не волк. То животное имеет совесть, сыто - не тронет и другим не даст. Нет, он - лев, который голоден, он забирается в чужой прайд и начинает убивать в нем львят, только потому, что они...
   Николай отодвинулся от стола и посмотрел на последнюю подшивку газет.
   "Так, так, если так, то дело не пойдет, - сказал он себе. - Зачем я сюда, в читальный зал библиотеки, пришел? Зачем? Фу-у, - вздохнул он. - Мне нужно найти информацию про Кораблева и его партию. Он же - бывший коммунист-фанат, и Дятлов сказал, что он пытался создать какое-то экстремистское подполье в коммунистической партии или вне ее, чтобы наказывать виновных. А, может, он ошибся?"
   Николай посмотрел на год, в котором выходила эта газета. Тысяча девятьсот девяносто четвертый.
   "Двадцать лет назад она выходила. Двадцать! Это ж, сколько мне было лет? Двадцать четыре. Нет, двадцать три года, и мне в том возрасте было, похоже, наплевать на все политические битвы. Так?"
   В одном из февральских номеров газеты, на ее первой странице его внимание привлек крикливый заголовок: "Я за то, чтобы возродить "Народную волю". И под ним тем же шрифтом, но чуть поменьше напечатан подзаголовок: "На нашем флаге будет портрет не Владимира Ульянова (Ленина), а Александра Ульянова, его старшего брата".
   "Громковато сказано, - с интересом подтянул к себе стопку газет Николай Синцов, и, еще не начав читать эту статью, начал вспоминать. - Александр в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом был революционером-народовольцем и покушался на российского императора Александра третьего, и был за это повешен. Да уж, и кто так громко кричал об этом?" - и начал глазами просматривать текст.
   Нет, это был не Кораблев, а Коравлев. Он - работник химического комбината, бывший партиец.
   "Коммунист, значит? И к чему он призывает?"
   "Я - не сторонник преступности, - обращается с трибуны к собравшимся Александр Коравлев. - Я - сторонник законности! И те прихвостни, которые работали на администрацию, подпевая ей и утаивая от гласности все ее отрицательные проступки, должны быть наказаны! И не только они, а и сама администрация! И мы так будем поступать и с нынешними преступниками: мошенниками, бандитами, наркоторговцами, спрятавшимися в шкурах администраторов, директоров, депутатов. Будем садить их на колья и выставлять на площадях города. Пусть мучаются в предсмертных судорогах, и все люди могут это видеть, чтобы знали, что эта кара будет ожидать всех, кто нарушает закон! (раздались продолжительные аплодисменты)..."
   Да уж, красиво говорит, - просмотрев весь фоторепортаж со съезда террористической фракции компартии, Николай стал перелистывать страницу за страницей других газет, чтобы еще найти хоть какую-то информацию о дальнейшей судьбе этой партии. И только в ноябрьском номере была краткая информация о партиях, которые не получили должной поддержки избирателей при выборах в городскую Думу. "Народная воля" была в аутсайдерах, не получив даже одного процента на выборах, а вот сама коммунистическая партия была первой, набравшей тридцать шесть процентов. Круто!
   Значит, это - не тот самый Кораблев. Жаль, в то время у нас компьютеры только начинали появляться, если бы это произошло бы сейчас, то информация прошла бы и в других газетах, и люди бы следили за будущим этой партии и ее лидерами. Может, сейчас этим заняться? - Николай посмотрел на огромный лист газеты большого формата А 2. - И кому же ты такая понадобишься? Может, лет через сто какому-нибудь историку или лингвисту, или такому же дураку, как я..."
   Синцов сложил подшивку газеты и позвонил Дятлову:
   - Федор Викторович, помните, вы говорили о попытке создать Кораблевым какую-то террористическую партию? Ну, позавчера в кафе, когда этого старика пресс-секретарь губернатора посадил себе в машину, ну, Кораблева, моего соседа? Ну, ну! Так вот, у того человека, лидера "Народной воли" фамилия была совсем другой - Коравлев, а не Кораблев. Нет, не Куравлев, это - артист, а Коравлев. Да, да.
   А с Вертиловым как дела, Федор Викторович? Не нашли Вертилова, ни того, ни другого? Напишу, напишу. Да, в принципе уже набросал концовку детектива. Завтра нужно его сдавать. Обязательно дам почитать, но времени у меня просто нет. Да, да, ну, счастливо вам.
  
  
   Глава 19. Осиное гнездо
  
   Ангелина Сергеевна попятилась назад, пропуская к себе в квартиру Николая. В прихожей стоял спертый, вонючий запах. Прикрыв большим и указательным пальцами нос, Синцов ждал, пока старушка закроет за ним дверь, и стал осматриваться. Обои были в хорошем состоянии, тумбочка с большим зеркалом привлекла к себе его внимание. Когда-то и у них в прихожей стояла такая же тумбочка, отец ее называл трюмо. А матьЈ перед выходом на улицу, всегда останавливалась у зеркала, поправляла свою прическу, наносила помаду на губы.
   - Проходите, сосед, - сказала старушка.
   - А у нас тоже такое же трюмо было, - сказал Николай, - только светлое. А у вас оно каштанового цвета.
   - Так, вон, смотри, - Ангелина Сергеевна показала пальцем в комнату, - смотри.
   Синцов понял, что соседке сейчас не до разговоров с ним о воспоминаниях, о трюмо, и поторопился пройти за ней в комнату.
   Проблема была решаемой: у дивана сломались обе ножки и он, наклонившись всем своим корпусом, уперся в пол.
   - И давно это у вас произошло? - поинтересовался Николай.
   Женщина развела руками и показала на стопку книг, сложенных в углу комнаты:
   - Подложите книги под него, выровняйте, а то спать невозможно на диване, - умолительно попросила старушка.
   - Я сейчас за молотком, отверткой и саморезами схожу, и попробую отремонтировать вам Вашу мебель, - каждое слово Николай произносил громко и четко.
   - А-а, и еще, - Ангелина Сергеевна поманила Николая за собой в кухню. Там та же беда произошла с ее обеденным столом, двумя табуретками.
   - Хорошо, Ангелина Сергеевна, я сейчас домой схожу за инструментами.
   - Нет, нет, - словно испугавшись, что Николай сейчас выйдет из ее квартиры и больше никогда в нее не вернется, Ангелина Сергеевна стала в проходе. - Там есть инструменты, - и указала рукой на кухонный балкон.
   Молоток с небольшой ножовкой, отверткой и множеством уже побитых ржавчиной гвоздей, шурупов, хранились в посылочном ящике, сделанном из фанеры. Его стенки были согнутыми, пропитавшимися влагой, солнечными лучами и своей старостью. Сдавив их ладонями, Николай занес ящик на кухню и с большим трудом плотно закрыл за собой рассохшуюся дверь балкона.
   Первым отремонтировал стол. На нем всего лишь отошел железный уголок, державший железную трубку, в которую вставлялась ножка. Закрутив ее шурупами потолще прежних, взялся за табуретки. К счастью их ножки были всего лишь развинчены. А потом пошел в комнату, где взялся за ремонт диван-кровати. Бабушка оставила его одного, чем-то занималась в кухне. Одна из ножек дивана уже полностью растрескалась, и ее уже в первозданном варианте невозможно было использовать, от вбиваемого гвоздя или вкручиваемого шурупа она бы развалилась на несколько частей. В этом удостоверился Николай, когда попробовал вкрутить в нее шуруп, тут же пошла новая трещина.
   Осмотрев другие ножки диван-кровати, Синцов пришел к выводу, что их верхние части уже не восстановить, они рассохлись, растрескались от больших гвоздей, которые вгонялись в них непрофессионально в полусантиметрах от кромок. Лучший вариант - это заменить их на новые или вообще убрать, скрепив толстые, сохранившиеся еще в хорошем состоянии брусья, из которых была сделана рама дивана.
   Старушка, наблюдавшая за его работой, по приглашению Николая, села на диван и, широко улыбаясь, сказала:
   - Спасибо тебе, лучше стало, а то и спать совсем не могла на нем.
   - Может, под диван книги подложить вместо ножек, а я вам на днях обязательно найду подходящие брусья и прикручу их.
   - Только короткие, не высокенькие, а то мне уже совсем трудно залезать на него.
   Николай поклонился женщине:
   - Хорошо. Так вы, Ангелина Сергеевна, если что, не стесняйтесь. Скажете мне или дочери, или жене, всегда приду и помогу вам.
   - Дверцы на кухонных шкафах совсем развинтились, может, и их отремонтируете? - попросила соседка.
   "Удивительная женщина, - глядя на нее, подумал Синцов. - Я-то думал у нее уже шарики за ролики в уме заходят, а на самом деле - нет".
   - Ангелина Сергеевна, а вы Вертилова помните? - спросил Синцов, выкручивая шуруп с подвесного шкафа на кухне.
   - О-о, кто ж его не знает, - всплеснула руками старушка. - Еще тот, еще тот человек, в ад ему дорога!
   - Как так?
   - Тока туда, - махнула рукой соседка. - Жадный, столько крови испил нашей.
   - вашей крови? вы же работали бухгалтером? - удивился Синцов.
   - Нашей-то кровушки и испил, - села за стол Ангелина Сергеевна. - Я в то время бухгалтером работала на комбинате, а он охранником труда. Столько денег списывал, что и не пересчитать. Так что из-за него не раз приходилось переделывать все документы. вы даже не можете себе представить, как это сложно и трудно.
   - Много было таких документов? - поддерживая разговор, спросил Синцов.
   - Много. Хитрец был! Знала, что обманывал, самого счета то нету, а так из головы он выдумывал, сколько и что стоит. Вот придет на завод комиссия, так сразу у него вдруг и спецодежда есть, она, оказывается, поступила в прошлом месяце или в начале этого, а мы, такие-растакие бухгалтера, получается, ее вовремя и не оформили, и именно люди из-за этого ее не получили со складов. А у нас о ней никто и слыхом не слыхивал и не знал, и приказа на ее получение и оформление никакого у нас не было. Или там страховые пояса пришли, а мы, такие-сякие, до сих пор их не оплатили. И вот так постоянно. Еще и премии из-за него нас не раз лишали.
   - А они на самом деле были, эти страховочные пояса, спецодежда? - поинтересовался Николай.
   - А кто знает? Ведь мы дальше этих документов ничего и не видели, а вот наличных им выдавали много.
   - Комиссии той, что комбинат проверяла? - спросил Синцов.
   - Не-ет, он сам(!), сам(!) приходил к нам за ними, - женщина показала пальцем в потолок.
   - Кто?
   - А сам директор или его заместитель. Это они руки нам выкручивали и деньги забирали.
   - В самом деле, что ли вам руки выкручивал? - удивившись, переспросил Николай.
   - Да, нет же, глупый, вы. Он же ди-рек-тор! Дай столько-то денег, а завтра верну. Он-то - дир-ректор(!). Попробуй не послушайся его, идешь в кассу и выдаешь ему сколько нужно. А на завтра всегда забывал об этом, и нам из-за этого не раз приходилось эти деньги со своего кармана выкладывать. А шубка в то время, знаешь, сколько стоила? Вот, вот, большие деньги, а Вертилов, тоже от нас нос воротил. А бабы боялись его, потому что родни у нас много на комбинате работало, воспротивишься, изживет всех.
   - Неужели?
   - О-о, молод ты еще сосед, глупый, жизнь не прожил. И твоему батьке доставалось, знаешь, как?
   - А отец никогда об этом не говорил мне.
   - А, знаешь, сколько он воровал?
   - Кто? Мой отец? - вздрогнул Синцов.
   - Да, нет, твой отец он мужик честный был, лишнего не возьмет, а возьмет, так никто и не увидит. Ну, там гвоздик, может, еще чего-то маленько. Оно и не видно было. А Вертилов вагонами брал. Да, да, соседушка! - старушка встала с табуретки и подошла к окну. - А куда девались половые доски или, там, двери с замками, или стулья учебного класса? А об этом никто не знал, соседушка? А люди, вахтеры, видели, что приходили рабочие и выносили их, и в машину складывали. Вот, отвозил он их машинами то, говорят, в институт, где его дочка и сын учились, то декану домой или на дачу, или кому там еще из института. То кому-то из города кирпич, который для ремонта цеха привезли. Раз и нету. А потом через год-два узнаем, что директору или кому-то из его замов, дачу построили, или дом. И себе он, говорят, красивый дом построил, аж, в три этажа.
   - А где Вертилов себе трехэтажный дом построил?
   - О-о, - вопросительно посмотрела Ангелина Сергеевна на Синцова, - я ж говорю, глупенький. Так я тебе и сказала.
   - А чего бояться то? - удивился Синцов. - Все уже давно быльем поросло. Просто интересно. Я как-то его провожал на улицу Монтажников, так, там халупа одноэтажная, - соврал Николай.
   - Ой-ой-ой. Значится, продал он его. Это там, на высотке он построил его, где ныне новые русские строятся. Строил его после смерти Андропова, когда это, как его, ну...!
   - Черненко, - подсказал Синцов. - Он был избран Председателем Президиума Верховного Совета после Андропова.
   - Вот, когда анархия появилась, при Горбачеве. А закончил его строить, когда Горбачев в Германию сбежал, и за ним Ельцин пришел командовать.
   - И вы молчали, никому не говорили об этом?
   - А что еще было нам делать, глупенький. Мы же простые служащие? Если нас с работы выгонят, так такую телегу на тебя напишут, что и в городе больше тебе работу не найти, разве что, поломойкой где-то. А какая безработица была тогда, знал бы ты.
   - А о двухэтажном его доме что-то знаете?
   - Ой, - встрепенулась старушка. - Вспомнила. Так, тот дом он себе построил еще при Брежневе. В какой-то кооператив вступил. Директор себе так дом построил, потом главный инженер, и он. На армию они что-то делали, никто и не знает, только может, этот, как его...
   - Лебедь Лев Львович, - подсказал Синцов.
   - А-а, так, тот все знал. Он же кэгебистом был. А я о другом говорю, глупенький, об этом, как его...? - она подняла перед своим лицом руку и, щурясь, стала почесывать большим пальцем указательный и средний пальцы.
   - Кораблев, - снова вставил свою версию Николай.
   - От, перебиваешь все меня, глупенький, - снова всплеснула руками Ангелина Сергеевна. - Этот тоже все знал. Я хотела сказать - Яценюк. Да, да, главный инженер наш. Хитрющий был, ластится, ластится, а потом, как выплюнет что-нибудь, хоть стой, хоть падай.
   - Так, люди они большие, им все можно, - выразил на лице досаду Николай. - Давайте стамеской, хоть одну из рам или форточек Ваших почищу?
   - Нет, нет, - затрясла руками женщина, - сквозняк, у меня итак спина болит. Я итак часто открываю дверь, проветрить. васька вот перед тобой убежал куда-то с Муркой.
   "А, вот, почему у вас такой запах стоит? Кошек держите", - подумал Николай.
   - васька - черный кот, Мурка - серая. Пусть гуляют. Они из одного помета, не гуляют друг с дружкой, Мурка сильная.
   - А Ваш сосед, Ангелина Сергеевна, я говорю о Кораблеве? Он тоже потакал Вертилову во всем этом?
   - А, не-ет, он ругал его. Сильно ругал! Боялись все Кораблева, он сильный был, тока Лева наш его не боялся.
   - Алексей? - невольно переспросил Синцов.
   - Да нет, это Лев Львович его не боялся.
   - Редкое имя отчество, - улыбнулся Николай, - как у нашего мэра.
   - Мера, мера, так это он у нас и есть-то, Лебедь Лев Львович, - посмотрела в глаза Синцова Ангелина Сергеевна.
   - А почему же он его не боялся-то? -удивился Синцов.
   - Так он же того, из КГБ был. Он над всеми нами стоял.
   - Значит, знал он и о воровстве вашего начальства?
   - Знал. Нас вызывал, говорил, а мы дрожали перед ним, как осиновый лист. А он как посмотрит, то понимали, что молчать нужно, не то - тюрьма. Видно, он и про Вертилова все знал и писал себе что-то про него.
   - Но остался же этот Вертилов у власти, Ангелина Сергеевна? И вы не смогли против него ничего сказать на партсобрании?
   - А я не была коммунисткой.
   - И чтобы вам это дало, Ангелина Сергеевна, если бы вы были коммунистом? - вздохнул про себя Синцов.
   - А я бы у него и спросила на партийном собрании, почему он так делает.
   - Вот как! - Синцов, вытащив из разломанного посылочного ящика стамеску, подошел к окну и, ухватившись за ручку форточки, дернул ее створку на себя. Она сразу не поддалась и только после более сильного дергания, сорвалась.
   Стачивая с нижней части рамы форточки слой сухой краски, Синцов спросил:
   - А, Лев Львович, деньги у вас брал, как Вертилов?
   - Так, он не наш был. Я ж вам сказала, он из КГБ был. Он же за шпионами следил на химкомбинате. А Скуратов? Скуратов, он тоже Вертилова, то есть, этого, как его, соседа нашего...? - Ангелина Сергеевна вопросительно посмотрела на Николая.
   - А Кораблев-то причем здесь?
   - Сосед? - не поняла Ангелина Сергеевна.
   - Да нет, Скуратов.
   - Так он это, фу-у, глупенький, он же этим был, как его? М-м-м, инспектором труда. Как ни говори, а Вертилов под ним ходил. Если что, он позвонит туда в свое ВЦСПС.
   - ВЦСПС? Это кажется Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов, - ударяя указательным пальцем по воздуху, произнес с ударением каждое слово Синцов, - если не ошибаюсь, так?
   - Молодец, еще помнишь.
   - Да, да, понятно, - резко двинув вперед стамеску, Синцов, не удержавшись, чуть не упал с поддонника, на который упирался коленом. - Ой, извините меня, пожалуйста, Ангелина Сергеевна, - и закрыл форточку. - Вот, теперь можете ее открывать и закрывать без усилий. Она плотно сидит, может, еще ее прочистить, чтобы легче закрывать и открывать?
   - Спасибо, - разулыбалась старушка, приложив руки к своей груди. - Спасибо тебе Ванин сын. Спасибушки. Может, тебе дать чекушку с собой? Она у меня есть.
  
   - 2 -
  
   - Да, да, вы правы, уже далеко не май, - и Синцов, взяв предложенный Киреевым ватник, надел его на себя.
   - Я вот никак не пойму, если одного из Вертиловых нашли мертвым, то второй залег на дно.
   Старик, чиркнув зажигалкой, посмотрел в глаза Синцова:
   - Я смотрю, для вас эти сто грамм были лишними.
   - Да я, Александр Васильевич, никак не могу понять другого. Почему, вернее, от кого он убегает?
   - А этот вопрос вы ему и задайте. Так, идемте?
   - Да, да, - и Николай, увеличив шаг, перебежав освещенную дорогу, провалился в ночное одеяло леса.
   Огромный шар желто-серебристой луны, мерцая, нависал над лесом, еле-еле освещая путникам, деревья, окружающие их, иногда пни, торчащие из земли, или огромные ветки, преграждающие им невидимую тропку.
   Синцов всеми силами старался не отставать от старика, шедшего быстро. Создавалось такое впечатление, что Киреев хорошо, как и днем, видит в темноте.
   "Случайно, он - не вурдалак?" - глупую мысль, закравшуюся в начале их пути, Николай отогнал. Но через некоторое время, когда они шли по вырубу, поросшему мелким колючим кустарником шиповника или малины, эта мысль снова вернулась к Синцову. И сколько он ее не пытался отогнать от себя, как назойливую муху, но она все равно не отставала, и, находя момент, снова жужжала в его сознании.
   "Ну, а как по-другому это понимать, если еще совсем недавно этот старик умирающим лежал в палате на больничной койке из-за испуга, - продолжал размышлять Николай. - Да-да, пока он жил на даче, кто-то его постоянно психологически доканывал, в очередной раз сушащуюся его одежду во дворе, заменяя спецодеждой, усыпив при этом собаку и написал "последнее" предупреждение Кирееву на заборе, что скоро убьет его.
   А теперь снова тот начал напоминать старику о приближающемся его последнем дне, повесив замасленную спецовку на дереве прямо перед дверью его дома, положив рядом мертвое тело выкопанной из земли собаки, мститель чертов!" - Синцов чуть не выкрикнул эту последнюю фразу вслух, больно ударившись носком ноги обо что-то твердое, скорее всего, о пенек, оставшийся от тонкого деревца.
   - Еще немножко, потерпите, - услышал он голос остановившегося и поджидающего его Киреева.
   - Сколько еще идти нам, Александр Васильевич?
   - Минут десять. У них изба у ручья стоит, метрах в трехстах от озера.
   - А тропки к ней нет? - поинтересовался Синцов.
   - Есть, но она с той стороны. А здесь сейчас будет болото.
   - И мы в него с вами полезем?
   - Зачем? - удивился старик. - Мы же просто посмотрим, кто там в избе.
   - Да, да, извините.
   - Избу эту им помог кто-то обновить из местной мафии, - сказал Киреев.
   - А почему так думаете, Александр Васильевич? Причем здесь мафия?
   - А вот мы с вами идем по продавленной гусеницами трактора полосе, заметили?
   Николай посмотрел себе под ноги, пошаркал ногой по траве.
   - Да, здесь он ездил. Трактор, говорите. Да? А здесь же болото, он что, болотоход?
   - С зимы остались следы.
   - Понятно. А по какой дороге он заехал сюда, мы ее вроде с вами не пересекали.
   - А там мы с вами прошли ЛЭП. Ну, линию электропередач.
   - А-а, понял, понял, по ней сюда проходила эта техника, - прошептал Николай.
   - Вот от нее тут у них свороточек есть. Через него они и бревна завезли, а в прошлом году нагнали людей и за неделю сложили новый дом.
   - А вы, Александр Васильевич, в ней были?
   - Н-нет. Мы же с ним враги.
   - Враги, - удивился Николай. - вы же бывший начальник цеха, вы ему, говорят, во всем потакали.
   - Нашли же слово такое, а, "потакали"! - сплюнул Киреев. - То, что мы под ним ходили все, это да. У него на каждого из нас были надеты крючки, и если кто-то против него дернется, так моментом на дно утащит и не отпустит, пока не помрешь.
   - А что за крючки? - не понял Николай.
   - А у каждого есть недочеты в работе. А у начальников цехов их тьма тьмущая. То территория у цеха не убрана, то пожарная безопасность не отвечает требованиям, как и охрана труда.
   - А, что, трудно это поправить? - удивился Синцов.
   - У вас дача есть? - задал контрвопрос Киреев.
   - Да. Домик небольшой там, забор, правда, он уже развалился, нужно его отремонтировать, да времени на это не хватает и денег, чтобы доски купить для этого, - начал почему-то оправдываться Николай.
   - А, что, трудно это сделать? - повысил голос Киреев.
   - Так, нужны деньги, я же вам говорю, а к нему время, инструмент, руки. А я ведь еще и работаю.
   - Вот, то же нужно и мне было. Денег на ремонт в цехе электропроводки нет, на ремонт системы пожаротушения - тоже нет, на ремонт стен в душевой - тоже нет, как и на приобретение новой спецодежды, на ремонт бытовок... - развернувшись лицом к Синцову, он начал закладывать палец за пальцем после перечисления каждой проблемы. - И людей тоже. И как быть?
   - Но вы же начальник цеха, - снова удивился Синцов.
   - Хорошо. Вот, возьмите молоток и забейте сюда гвоздь, - ткнул пальцем в пень, Александр Васильевич.
   - Ну, если дадите мне молоток с гвоздями.
   - А нет у меня ни молотка, ни гвоздей, ни рук лишних. У меня в цехе есть только три смены аппаратчиков, железная дорога, кран, емкости и план. А, вот, слесари, электрики и т.д., и т.п. подчиняются механическому цеху и электроцеху, в котором вечно свободных людей нет!
   - Стоп, стоп, стоп, - поднял обе ладони вверх Синцов. - Александр Васильевич, вы меня простите, ведь я - сторонний человек, не знаю всего этого, поэтому и задаю такие глупые вопросы.
   - Это у вас, у пишущей братии, все легко делается. Знали бы вы, как на самом деле это все происходит! А, чуть что, так сразу всех псов на начальника цеха спускают. Ату его, ату его! Пока не разорвут его псы. А сами с чистенькими ручками остаются, они, мол, не виноваты. Мы ему и спецодежду выписывали, и показывали в прокуратуре бамажки разные, подписанные, якобы, месяц назад. А ты, сволочь, почему вовремя не получил спецодежду? А почему ты не выписал кабеля новые, когда тебе указывали, что проводка старая, оголенная в ремонтной мастерской. Где заявки? А вот они, и подпись на них генерального директора имеется, и главного инженера, почему же ты не выписал ее и не привез со склада? За тебя, что, генеральный директор должен делать их переукладку?
   - Вот как, - развел руками Синцов.
   - Вот так все, Николай Иванович.
   - А вы же были секретарем партийной ячейки в своем цехе. вы об этом говорили секретарю своего парткома?
   - Кораблеву? - уточнил или переспросил Киреев. - Так, говорил, так, стучал вот этим кулаком по его партийному столу. И что?! А ничего. Ругал он их вместе со мной, а на партсобрании молчал.
   - Беззубый.
   - Это сейчас он, вернее, тогда, когда конец партии пришел, так он все документы архивные к себе домой утащил и пытался трясти ими перед всеми, пугая, что выкрутит всем руки. В демократию поверил. А она такая же однобокая, как и партийная система оказалась, у кого бабки, тому все можно.
   - Запугивал, говорите.
   - Кораблев? Ха, так он сразу же к нам прибежал, когда Ельцин с Горбачевым разобрался и спустил его туда, куда нужно. Кораблев начал нас подговаривать создать новую партию, чи анархистов, чи террористов, хер поймешь. Мол, нужно тех, кто жульничал на комбинате, к ответу призвать. И на суд их вызывать, на профсоюзный, на суд трудового коллектива, чтобы заводчане сказали им все, что нужно, чтобы заводчане их, как нужно наказали.
   - И что, поддержали его люди?
   - Да, еще и как. Все же злые были на руководство завода. Тут же переизбрали генерального директора. А Вертилов и главный инженер, у которых руки до шеи были запачканы в этом всем говне, нашли мафию и придавили Кораблева. Тот еще раз дернулся, так сразу руки ему сломали.
   - Вот, как?
   - Вот, тебе и так.
   - А сейчас он чем занимается? - поинтересовался Синцов.
   - А, кто ж его знает. Люди говорят, письма пишет, куда нужно, подзарабатывает старыми делами и неплохо живет от этого.
   - Как это понять?
   - Ну, как вы непонятливы, Николай Иванович, - упрекнул Синцова Киреев. - вы же журналист, писатель? Ну, очень все просто. К примеру, Иванов решил стать депутатом.
   - Какой Иванов?
   - Да, это я так, для примера, вам говорю. Так, вот, Иванов решил стать депутатом, а ему для этого нужна прекрасная реклама. Ну, что вы так на меня смотрите? Ну, купил он себе эту рекламу, нанял людей, которые о нем только хорошее рассказывают. А кто-то в этот момент знает всю его подноготную и выдает ее наружу? Кто?
   - Смелый Кораблев, - кивнул подбородком Синцов.
   - Ну, смелый или хитрый, это его дело. Но у меня тоже на него есть, что сказать органам. Он же нас тогда в боевики записывал.
   - В боевики?
   - Да, Николай Иванович, вот поэтому я вас сюда и пригласил без того следователя. Он же из той команды, он на ту же мафию работает.
   - вы можете это доказать? - посмотрел в глаза Киреева Синцов.
   - Так, он же из прокуратуры! А там все старенькие сидят, с того времени. И этот - тоже.
   - Александр Васильевич, а вы с ним тогда сталкивались? Ну, с этим следователем?
   - Может быть, вполне может быть.
   - Тогда не знаю, что и сказать, - вздохнул Синцов.
   - А ничего мне говорить и не нужно, Николай Иванович. Мне уже нечего бояться, я правду хочу оставить и думаю, что она вам пригодится.
   Синцов, поеживаясь от холода, спрятал руки в карманы.
   - Вот, кто вы думаете, мне вот эти все штучки подсовывает?
   - Судя по вашему молчанию перед следователем, Вертилов, - улыбнувшись, ответил Синцов.
   - Почему так думаете? - сверля своими глазами Синцова, спросил Киреев.
   - вы же сами только что сказали, что Вертилову построила где-то здесь новую избу мафия.
   - Тоже верно, - согласился Александр Васильевич. - А еще и потому, что он всю эту информацию спустит в унитаз.
   - вы говорите о следователе Дятлове?
   - Теперь вижу, что вы меня понимаете. Пошли, а то уже совсем рассвело, - похлопав Синцова по локтю, Киреев пошел дальше. - Вот скоро помру, никто и не заметит. Свое я уже отжил. А вот таким, как Вертилов, спокойно жить нельзя. Нет, нельзя. Прав был Кораблев, что их нужно на площади привязывать к столбу и пусть в них все плюют, чтобы другим неповадно было. Потому что люди должны знать, украл - получи за это.
   - Одни слова, - догнал Киреева Николай. - Раньше в России ворам руку отрубали, предателей на кол садили. И все это оставалось: и воры, и предатели.
   - Согласен с вами, Николай Иванович. - Но пусть тех, кого за руку схватили, наказывают.
   - Не понял я вас, - остановил Киреева Синцов, - но Вертилова никто не ловил же за руку за те его проступки на комбинате. Против него ничего у следствия нет. Он теряется, то есть пропадает, и дочка во все колокола бьет, чтобы его нашли!
   - А вы не кричите на меня, тем более, здесь. Утро морозное, здесь даже писк комара за версту слышен будет. А скажите, почему он прячется?
   - Теряется, - поправил Киреева Синцов.
   - Да, он прячется от кары своей, как вы не можете понять. У Кораблева сторонники его партии остались. Вот, они и хотят с ним разделаться. А у тех людей есть его шпион, и тот сразу ему об этом докладывает, и Вертилов сразу убегает вот сюда.
   - Как говорил мой тесть: "Интересно девки пляшут". вы же сами говорите, что ненавидите его. Что же вы мне хотите показать место его пребывания, а не Кораблеву? вы же сами на него охотились и не раз.
   - А вы совсем дурак, я вам скажу! - прервал разговор Киреев. - вы, я вам скажу, получается, человек недалекого ума. Если я его со Столяром убью, то все сразу поймут, кто это сделал. И все.
   - Удивительно, удивительно. Значит, это вы хотите сделать моими руками! А за что я его должен убивать? Он что плохого мне сделал, Александр Васильевич?
   - А у нас с вами что, есть пистолет или ружье?
   - Ладно, я уже чувствую, Александр Васильевич, что нам уже нужно обоим намордники надеть, а то перегрыземся.
  
   - 3 -
  
   Место, указанное Киреевым, было удобным для наблюдения. Корни, вывернутые ветром вместе с деревьями, закрывали своими огромными черными, разветвленными в разные стороны "лапами-корневищами" стоявшего во весь рост Киреева.
   Туман, тянущийся с той стороны, с берега болота, молочной дымкой покрыл опушку леса, на которой стояла изба Вертилова.
   - Это место он называл аквариумом, - прошептал Киреев, передавая Николаю свой бинокль. - Там множество рыбы. Речка по болоту проходит, покрыта сверху торфом, как стол скатертью. Там видно глубины есть, и она в них прячется и от жары, и от холода. Рыба, в смысле.
   - Кто-то вам это рассказывал?
   - Столяр.
   - Кто? - переспросил Синцов.
   - Да, Макс.
   - Максим Максимович?
   - Ну, он самый.
   - Он же вас считал виновным в гибели сына его, Алексея, - вдруг вспомнил Синцов. - Это же он вас продержал на открытой цистерне ...
   - Было, все было. А потом извинился, - махнул рукой Киреев. - Сгоряча можно и себе голову сломать, а, разобравшись во всем, понял, чья это вина. Но для этого нужно было время. Спасибо Кораблеву. Он и с него спросил, а то, видите ли, Максим Максимович был слепым. Четыре раза в году проверял мой цех, и все было у него, члена парткома в моем цехе до этого хорошо, не к чему было придраться.
   "Ничего не понимаю! - подумал Синцов. - Значит, им стал Вертилов, а не начальник цеха, который в шею гнал Алексея на цистерну. Вот такие вот дела!"
   - У самого аквариума мы увидим их баньку, а дом чуть выше, - продолжал шептать Киреев.
   - Аквариума. Как это слово понять?
   - Ну, открытая часть болота, озера, в смысле. Течение в нем слабое, глубины хорошие, зимой в нем рыба зимует, летом тоже стоит, вода там прохладная. Может, в этом месте и родники есть. Точно не знаю, - быстро проговорил Киреев.
   - А проезд оттуда есть к избе?
   - Конечно. Дорога так себе, глиняная, она идет дальше на кордон. Там у них лесничество, заказник. А здесь самая граница заказника.
   - А Вертилов - охотник?
   - Конечно. Говорят, и медведя с одного выстрела брал.
   - Ничего себе! - воскликнул от удивления Николай.
   - А почему его прозвали Питбулем?
   - За бесстрашие, наверное.
   - Редкое качество. А почему же вы все здесь приготовили, для того, чтобы разделаться с ним, а он до сих пор жив? - спросил Синцов.
   - А нет у нас этого бесстрашия, как у него. А Макс, Максим, перегорел, как и я, разделаться с Вертиловым. Да и приказа не было с ним покончить.
   - Этот приказ вам должен дать Кораблев?
   - Он самый. Мы же ему подчинялись. Партию эту он образовал в девяносто пятом году, кажется, или чуть раньше, когда бандиты всем управляли в городе. В то время каждому из нас было за пятьдесят или около этого. А, как только девяностые пришли с этими революциями-переменами, с забастовками шахтеров, химиков, учителей, медиков, закипела и у нас кровь, как дети, мы в войнушку стали играть.
   - И кого-то замочили? - снова спросил Синцов.
   - А это не Вашего ума дело.
   - А тогда зачем я вам сейчас здесь нужен, Александр Васильевич?
   - А потому что... - сбился Киреев и тут же сделал вид, что закашлялся. - Потому, чтобы, это самое, что бы ты знал, где эта гнида прячется, - брызгая слюной, пытаясь погасить в себе возмущение, сказал Киреев.
   - вы думаете, что это его работа: собака убита, спецовки развешивает у вас во дворе?
   - Не Кораблева же с Максом.
   - Ну, и что от этого толку, что я узнаю о нем? Сделать ему рекламу в газете, или написать про него обвинительную статью?
   - А ты напиши про него, все, что я тебе рассказывал, что тебе говорил о нем Столяр, то есть Столяров. Пусть все знают, какая он гнида. Еще говорят, он и в церковь ходит, просит Бога, чтобы Он простил ему все его грехи. Не дождется!
   Ветер, набравший силу, разогнал дымку с того берега болота. За небольшими облаками, ползшими по небу, как овцы, одно за другим, пошли их огромные стада, и все плотнее и плотнее, закрыв собой еле видный на небе молочный круг луны, а за ним и проснувшееся, еще только набирающее силу света, солнышко.
   Николай, настроив резкость линз бинокля для своего зрения, стал внимательно рассматривать небольшой двор около избы. Первое, что отметил, это - еле видный дымок, идущий из трубы, значит, в ней кто-то есть.
   - А вы думаете, что он все сам делает? - нарушив зависшую тишину, спросил Николай.
   - Так, у него целая мафия.
   - А кто за ней стоит?
   - Так, бывшие, как Вертилов, разные бывшие и настоящие начальники. Ну, те, кто тогда с ним работали в управлении химкомбината, а сейчас городом руководят.
   - Смешно. вы сегодня для них никто. Захотели бы, в две секунды бы с вами разделались. Не верите этому? - Николай обернулся и посмотрел на Киреева.
   - Так думал уже об этом, и не раз. Ну, скажи, мил человек, а зачем мне тогда все это делать?
   - Скорее всего, этим занимается тот человек, которому нужна Ваша квартира, дача. Когда-то вы ему обо всем рассказали, или кто-то об этом рассказал, вот он потихонечку и накидывает на вас удавку.
   - вы, Николай Иванович, говорите об этом, как Ваш следователь.
   - Да? - удивился Синцов. - Хм. Совпадение, говорите. Ну, а сами не задавались этим вопросом?
   - Так, нет. Хм, - чему-то теперь усмехнулся Киреев. - А вы посмотрите, какой он.
   - Кто?
   - Да туда смотрите, а не на меня.
   - А-а, понял, - Николай приблизил к своим глазам бинокль и начал всматриваться в постройки на вершине у болота. - И зачем он у болота избу свою построил? Там же комары.
   - А летом я его ни разу здесь и не видел, - сказал Киреев. - Вот, ни разу. Но люди бывали здесь, видно, дружки его. Один раз чуть не нажал на курок.
   - Сколько у вас злости к нему осталось! - то ли возмутился, то ли удивился Синцов.
   - Так, почитайте, все архивы у Кораблева. Они у него где-то с шестьдесят пятого года хранятся. Их до него другие секретари парткомов собирали и почему-то не хранили их в архиве химкомбината, а у себя, в тумбочках, в столах. Вот, он их забрал.
   - И все плохо было, всегда людей обманывали?
   - Так, там не только все с нашего химкомбината. Много закрытой информации со всей страны, с обкома им подавали для ознакомления. Там такого начитался.
   - Ладно, Александр Васильевич, может, уже пойдем, а то на часах уже половина десятого, а завтра мне на работу.
   - Жаль, жаль.
   - Я все-таки вас никак не пойму, из-за чего вы так ненавидите Вертилова? Столько лет прошло, и создается такое впечатление, что простить его до сих пор не можете. Это, наверное, потому, что вы и свои недочеты стараетесь на него сбагрить. Мол, он во всем виноват. Да?
   - Ладно, - махнул рукой Киреев. - Он мою жену пару раз насиловал. Красивая баба была, работала кладовщицей в механическом цехе. Вечно там что-то у нее да найдет. Вот и передком рассчитывалась.
   - Да-а, теперь понятно. И вы об этом знали еще тогда?
   - Перед смертным одром призналась мне, - прикусил губу Киреев, и слеза скатилась на лицо и по глубокой морщине потекла вниз.
   - Извините.
   - Она сказала, что со многими бабами он так разделывался.
   - Сволочь! - прошептал Николай и еще раз, перед уходом, подняв бинокль, посмотрел в сторону избы.
   - О-па, Александр Васильевич, так там два Вертилова, похоже. Может, есть возможность поближе к ним подобраться? А? Уж, больно, они похожи.
   - Так, вы молоды, посмотрите. Здесь-то напрямую сто восемьдесят шагов, а бинокль-то двенадцатикратный. Зять подарил.
   - Да, да, - протерев ладонью слезящиеся глаза, Киреев стал всматриваться в двух мужчин, стоявших к нему лицами и о чем-то разговаривающими между собой. - Уж, больно, молод второй, но так похож на старика.
   - Так, это - его внук, - вдруг сказал Киреев. - А вы что, не знали?
   - Откуда? Следователь мне об этом не говорил.
   - Так его дочка, Верка, еще в школе нагуляла ребенка. Тю ты, думал, знаете. Она еще школьницей родила, его в детдом сразу отдали и все. А потом он нашел их, кто-то из добрых людей пацаненку сказал об этом. У мамки сразу псих, в больнице пролежала. Говорят долго.
   - В какой?
   - Да, в психбольнице: повеситься хотела. В какого-то сыночка партийного влюбилась, а тому сказали, что она уже нечиста, малыш у нее есть. Ну, а тот взял и дружкам об этом сказал, ее и пустили по кругу.
   - Да-а, одна Ваша история не легче второй, - сплюнул Синцов.- Как бывает грязен этот мир!
   - Вот, и я говорю, он с сынком меня убить хочет.
   - А у него тоже, говорили, сын был от первой жены? - посмотрел на Киреева Николай.
   - Был, был, разными делами скверными занимался, даже колдовством. А потом что-то у них с Сергеем Петровичем не пошло, вроде квартиру хотел его поделить. А у того их много в городе, три или четыре. Но Вертилов жадный, напоил чем-то внука, у того и ум за разум зашел, и это все, что знаю об этом. Говорили, что Вертилов с ним жил. Но в психбольницу не отправлял.
   - Это точно? - Николай посмотрел на Киреева.
   - Так, как Столяр мне сказал, так и я тебе сказал. Еще кто-то моей жинке об этом говорил. Раньше это дело было. Так, подумал тогда, что сплетни это.
   - А Максим Максимович вам не говорил, откуда ему это известно стало?
   - Столяру то? А у него и его жены своих знакомых много. Вот, и узнали что-то от них, а я от своих знакомых.
   - Да, да, - согласился Синцов. - Александр Васильевич, ложитесь, кажется, они в нас целятся из карабина, - и, сползая на землю, Синцов прикрыл свою голову руками.
   - Опять вычислил, гнида! - со злостью в голосе прошептал Киреев.
   - И стрелял в вас?
   - Мы со Столяром первые, - сказал Киреев. - Вот, осиное гнездо! Ползите за мной, а то мало ли что, - Киреев пополз в сторону плотного кустарника, раскинувшегося на небольшой возвышенности. - Еще не хватало раньше времени своего помирать.
   "Мне тоже", - согласился с Киреевым про себя Николай.
   Щелчка пули о кедровую ветку он не расслышал, но когда она толстая и большая упала перед ним, понял, что она была сбита именно пулей, а не медведем, которого и не было на дереве.
   Когда оказались в массиве леса, прибавили шагу.
   На что обратил внимание Николай, Киреев по быстрой ходьбе снова не напоминал того старикашку, лежавшего в больнице. У него руки постоянно тряслись, говорил с придыхом, словно легкие уже не готовы были работать в полную силу, как и сердце.
   - А вы, Александр Васильевич, зачем приехали то, на дачу?
   - Так..., - Киреев остановился, - так. Ну, нужно было. Ну, как вам сказать. В газете написали, что... Нет, не в газете, позавчера в магазине был, и там женщина рассказывала своей подруге, что на нашем кооперативе позавчера, ну, теперь уже позавчера получается, должны столбы с проводами менять. И она среди других номер моего дома назвала.
   - А вы у нее переспросили про это, уточнили?
   - Да, да, - о чем-то задумался Киреев. - Ой, как она похожа на ту, что ко мне в больницу приходила. Точно, точно, Николай Иванович, так, это ж та самая женщина была, как я не распознал. Мне после нее тогда так плохо стало.
   - А это, случайно, не Вертилова дочка?
   - А я ее и не знаю, - посмотрел на Николая Киреев.
   - Так меняли вам столб?
   - Бумажка к забору была приклеена, чтобы сегодня с шести утра до двенадцати дня я был дома. Ой, так мы уже и не успеем вовсе, - взглянув на часы, запричитал Александр Васильевич. - Пойдемте, пойдемте быстрее!
  
   От дома Киреева ничего не осталось, весь сгорел. Соседка, живущая дома через три от него, увидев Александра Васильевича, перекрестилась:
   - Ой, а мы думали, и вы там сгорели совсем. Муж вышел покурить в половине пятого утра, Ваш дом горел. И людей то нет, все в город поразъехались. А пожарку, так и не удалось вызвать, "мегафон" с перебоями работает, а тут вообще что-то с ним случилось. Полицейские приезжали с пожарниками, осмотрели все и уехали.
   - А вы им рассказали про меня?
   - Да, мы туда и близко не подходили. Мы ж завтра тоже в город переезжаем.
   - Ну, и хорошо.
   - А вы, Александр Васильевич, газовый баллон оставили включенный, чи што? Как рвануло там что-то.
   - Извините, - и Киреев, посмотрев на Синцова, прошептал, - поехали, скорее поехали отсюда. До свидания, Анна Георгиевна. До лета.
   - Это, правда, про баллон газовый? - поинтересовался Синцов, разворачивая машину.
   - Скорее всего, что-то подкинули мне, может, канистру с бензином, может, тот же газовый баллон с пропаном. Я ничего здесь не оставлял, все у меня в подполе хранится.
   - А подпол где находится?
   - А у будки собачьей. Метрах в десяти от дома. И все укутано в целлофане. И чтобы туда залезть, нужно замок отрыть. А, вот, когда с вами утром уходил из дома, будильник оставил у окна, а он на диодах, такими зелеными огоньками горит. Вот, и подумали, что я дома. Да, и свет оставил в прихожей, ночник из этого, фосфора, что ли.
   - Это, получается, мы на час раньше с вами выехали из этого дома.
   - В четыре утра мы с вами, Николай Иванович, выехали. Вот, значит, чувствовало мое сердце, что сегодня что-то произойдет. Не от диодов же пожар произошел. Да, и за свет я уже полтора месяца, как не плачу, отключили его мне, чтобы аварии и пожара не было. Я же зимой в городе живу.
   Выехав на трассу, Николай, набрав скорость до ста километров в час, правую руку положил на рычаг переключения передач и наблюдал за дорогой.
   - А вы говорите, что я им не нужен. Только прошу вас, Николай Иванович, вы меня отвезите в поселок Звягино.
   - Домой боитесь ехать?
   - Пока, да. У брата остановлюсь на недельку, а там посмотрим, что делать дальше.
   - И все-таки вы думаете, что это дело рук Вертилова?
   - Он теперь точно знает, что я не сгорел в том дачном домике.
   - Когда нас у болота видел?
   - Боюсь, что да. Вот, оса. Хуже даже, шершень сумасшедший, - Александр Васильевич трясущейся рукой вытащил из пластмассовой коробочки маленькую таблетку нитроглицерина и положил ее в рот. - Может, он даже видел то, что я с вами уезжал.
   - В таком случае он не хочет вас убивать, а гонит вас отсюда.
   - Да кто он такой. Нет, нет, теперь я точно к Кораблеву пойду...
   "Снова в старика превратился, - наблюдая искоса за трясущимися руками и лицом Киреева, подумал Синцов. - Нет, этого дела так оставлять нельзя. Нужно Дятлову обо всем рассказать, а то еще мало ли что захочет натворить этот старикан".
  
  
   Глава 20. Подозрения сняты
  
   Только на третий день Дятлов откликнулся на письмо Синцова, пришедшее к нему по СМСке.
   "Извини, старик, куча дел, - читал его ответ по СМСке Николай. - Всю информацию проверили, К. взяли под контроль. Спасибо. Жди звонка".
   То, что Дятлов не стал с ним созваниваться, говорило о занятости следователя. Федор Викторович предупреждал уже не раз Синцова о том, что когда у него идет сложное дело, требующее особого внимания, то Дятлов старается не отвлекаться от него, как говорится, на посторонние дела.
   И правильно. Николай к этому уже привык и не обижался на старого друга. В чем-то он даже был похож на Дятлова. Когда разрабатывал какой-нибудь серьезный материал, то старался тоже не отвлекаться от размышлений о его написании. Нужно было продумывать все действия героев, логику их поступков, мыслей. Вот, и сейчас газетная статья, которой он занимался, по своему смыслу, как казалось, была не сложной. Но это было далеко не так.
   Ее герой, любовник-многоженец, "деловой человек", "имеющий четыре строительные фирмы" попался в их городе на попытке ограбить очередную "богатую" вдову. Знакомился он с ними на кладбище, через информацию "купленную" у коменданта погоста. Думал той "жалкой" десятки ему вполне хватит, чтобы с ним расплатиться, но ошибся.
   Кладбищенская мафия не дремала, не спускала глаз с "фирмача", быстро окрутившего жену бывшего директора торговой фирмы. Сиплов через несколько месяцев прописался у этой женщины, по-тихому стал раскручивать ее, через подставных лиц, на покупку трехкомнатной квартиры в центре города. И та женщина, потеряв от любви под ногами землю, поддалась его уговорам. Так ей не хотелось потерять этого сильного и красивого мужчину, который был еще достаточно молод по сравнению с ней и, более того, видел в ней свою мать. А на земле, как вы знаете, нет сильнее женского чувства - материнства и любви.
   Но в последний момент, когда вдове осталось только оформить документы и передать деньги старому хозяину покупаемой квартиры, она не нашла своего паспорта. Но новый ухажер Сиплов Иван Михайлович, как всегда, оказался рядом, успокоил "свою" любимую женщину, мол, завтра-послезавтра этот документ обязательно найдется, а эту квартиру, которая она покупает буквально за бесценок, пусть пока оформит на него. А то уже через минуту сюда ворвутся риелторы-перекупщики, и они с Верой Федоровной потеряют это бесценную площадь, в которой они вот-вот начнут вить свое семейное гнездышко,
   И вдова поддалась его уговорам, начала обставлять квартиру дорогой мебелью, купленную своим любимым мужчиной. А у Ивана Михайловича в этот момент произошло большое горе - обанкротился. Сиплов не только "потерял управление своими фирмами", но и все деньги, вложенные им в различные акции и взятые в банках под кредит. Вера Федоровна верила ему, что Иван вот-вот снова раскрутится, только для этого ему нужно время и деньги не только на погашение кредитов, но и на наем адвоката, частной детективной конторы. И деньги для этого нужны не маленькие, - одному тридцать тысяч баксов, другим - сорок тысяч евро.
   А на самом деле вместо адвоката и детективной конторы, то была кладбищенская мафия. Чтобы расплатиться с ней, Сиплову предложили немаленькую сумму, которую он не сможет найти без продажи "новой" квартиры. Вот, и задумал он убрать "любимую женщину", только не своими руками, а с помощью нанятого киллера, которым оказался подставной полицейский...
   Несколько раз Николай перерабатывал эту статью, вычищая лишние авторские размышления по теме, что такое хорошо, а что такое плохо. Они только усложняли статью, мешали читателю следить за ходом разворачивающихся событий. И, благодаря этому, статья под рубрикой "Из зала суда" потихонечку сокращалась, от сорока тысяч знаков до тридцати восьми. Чуть позже - до тридцати трех тысяч знаков. Но и этого было много, так как она должна была разместиться всего лишь на одном газетном развороте, а, значит, ее нужно было сократить еще на семь с половиной тысяч знаков.
  
   На будильнике уже половина первого ночи. Николай в десятый или в двадцатый раз беспрестанно перечитывал эту статью, стирая некоторые фразы, предложения, заменяя их каким-то одним, более подходящим словом, с надеждой после этого поглядывая на нижнюю строчку на мониторе компьютера: число слов, число знаков. Но они еще, как назло, оставались далеки от нужного результата, и он снова брался за работу.
   Чашка остывшего, так ни разу и не отпитого кофе, стояла рядом с монитором компьютера. В черной ее жиже, как в зеркале, отражалась форма настольной лампы. Посмотрев на нее, Николай удивился непонятно откуда взявшейся в кофейном зеркале ряби. И только через несколько секунд понял, что повлияло на образование ее: вибрация сотового телефона, лежавшего на коврике за монитором компьютера.
   - О-о, сам Дятлов меня беспокоит! - прошептал он, поднося мобильник к уху.
   - Сергей, быстро к дому номер два выдвигайся, на Спортивную, понял меня? Бегом!
   Слушая гудки, Николай никак не мог понять, что все это означало. Он понимал, что Дятлов спутал номер телефона и вместо кого-то из своих коллег вышел на Синцова. О чем это говорит? Где-то проходит полицейская операция по захвату преступника с участием Дятлова. И тут же, поняв, к чему ошибка следователя может сейчас привести, позвонил Дятлову.
   - Коля, не до тебя сейчас, - узнав голос Синцова, прошептал Федор Викторович.
   - Но вы вместо Сергея позвонили мне.
   - А-а, черт побери, спасибо, Коля! Извини, - и снова в трубке раздались короткие гудки.
  
   - 2 -
  
   Ожидание выпуска книги невыносимо. Время замедляется. Хорошо, если у тебя много дел, они съедают эти длинные минуты, часы, дни, оставляя тебя наедине с этим ожиданием вечером и часами, которые ты недоспал ночью. Это - нелегкая писательская жизнь. Хотя Синцов не относился к тем людям, которые любили побездельничать в перерывах. У трудоголиков, фанатов, как он, свободы нет. Они живут под гнетом новых и старых идей, независимо от своего социального и семейного положения.
   Вот и сейчас, сделав все дела, уложив дочку спать, и, сказав об этом жене по телефону, в данный момент находившейся на работе, он улегся в постель. Сегодняшний день для него был обычным. Разрабатывал с дизайнером макет со своей статьей, потом, занимался подборкой происшествий за неделю, потом от редакции минут сорок, а, может, и час шел в сторону дома, нагружая себя физической усталостью... Это было крайне необходимо для него, чтобы закончив все домашние вечерние дела, упасть на постель и забыться во сне. Третью ночь подряд его мучила бессонница.
   С одной стороны, он ругал себя, что отказывался от легкого снотворного, предложенного женой, и не из-за того, что боялся попасть под его влияние и потом его постоянно употреблять. Нет, что-то другое его волновало, но он никак не мог уловить, что это.
   Да два дня назад редактор, закончив читать рукопись его детектива, похвалил, но, попросил не торопиться с ее сдачей в типографию, якобы, нужно для этого заключить с ней новый договор.
   Услышав об этом, Николай хотел было напомнить Ивану Викторовичу Семакову, что договор заключен с издательством до 30 декабря и торопиться с заключением нового не стоит, впереди полтора месяца до окончания года, но вовремя себя удержал. Музыку здесь заказывает не он, а их хозяин и, скорее всего, редактор должен именно с тем лицом обсудить все вопросы по публикации книги Синцова.
   И зачем он снова об этом подумал? Зачем? Ведь он так хотел сегодня выспаться, хотя бы три-четыре часа не вставая с постели, когда к нему невольно в голову заползают эти неприятные мысли о книге, о делах Вертиловых и не дают успокоиться, а, значит, и уснуть. Зачем он об этом подумал? Вот и все, спать расхотелось.
   Перевернувшись на другой бок, стал перебирать в уме все действия своих героев. Ту книгу, которую ждал от него Мысенко, он отложил в сторону и взялся за историю, которой он занимался в последние месяцы вместе с Дятловым. Фамилии книжных героев были немножко изменены, за счет нескольких букв. Кораблев, стал Коратлевым, Вертилов - Веркиловым, Дятлов - Тядловым...
   Книга писалась легко и быстро, с небольшим упором на мистику с приведениями. А главным игроком был Кораблев, то есть Коратлев, тот же партийный деятель, решивший поквитаться с бывшим начальником отдела охраны труда за его мошенничество, воровство, подставы. А Веркилов, думая, что против него идут родственники пострадавших на заводе людей, пытался всеми способами добыть синюю тетрадь в которой секретарь парткома хранил всю информацию против него. И в конечном итоге он добился своего, обманув Коратлева, забрался к нему в квартиру, нашел в книжном шкафу эту тетрадь, но выйти наружу уже не успел. Кто-то стоял у входной двери и громко звенел ключами, вот-вот готовясь ее открыть.
   Веркилов кинулся на балкон и ужаснулся: под ним было еще шесть этажей. В квартиру кто-то зашел, включил свет. Из неплотно закрытой балконной двери морозный воздух сильным сквозняком заколыхал занавеску. Хозяин квартиры, а это был именно Коратлев, плотно закрыл дверь балкона и провернул замок. Этот оборот дверной ручки Веркилов очень хорошо расслышал, но не стал стучать в стекло и просить, чтобы его выпустили. У него оставалась надежда, что Коратлев еще выйдет на улицу, к примеру, для выноса мусора или покупки хлеба, сахара или еще чего-нибудь в магазине. Тогда он разобьет балконное стекло и выйдет из этой ненавистной ему квартиры.
   Мороз крепчал. Веркилов, укутавшись в своем пальто, уселся на согнутые ноги и стал дышать горячим воздухом себе под ворот, пытаясь хоть как-то согреть свое тело. Но холод брал свое, усыпляя человека. О его существовании на своем балконе Коратлев узнает только под Новый год, через несколько недель после того, как там уснет вечным сном бывший...
   - А ты подумал хорошо, к чему ты призываешь в этой книге людей? - спросил у Синцова невесть откуда появившийся перед ним Дятлов.
   - А к чему? - не понял Синцов.
   - К хаосу, к несоблюдению закона. А закон, дорогой мой, для нас всех это самый важный документ. Это - конституция, это - наша свобода...
   - Но Вертилов же был мошенником. Он ради того, чтобы хорошо жить, занимался приписками, транжирил народные деньги...
   - Коленька, но он понял, как это плохо. Он пришел в Церковь и стал просить Бога, чтобы он простил ему те грехи, - говорил тихим и спокойным голосом, стоявший рядом с Дятловым батюшка Сергий.
   - Закон - это истина! - поднял указательный палец вверх Дятлов. - И его все должны соблюдать. А ты в своей книге призываешь людей к самоуправству. Такого не должно быть, для этого есть мы: прокуратура, министерство внутренних дел...
   - Нет, что вы за глупости говорите мне, - оттолкнул от себя следователя Синцов. - вам бы только законом прикрываться. Почему же вы раньше не остановили этого человека?
   - Пора на работу.
   - Я и так на работе, - снова оттолкнул от себя Дятлова Николай. - вы почему Коратлеву во всем помогаете?
   - Какому еще Коратлеву, - удивился Дятлов. - вы не запутывайте меня, иначе я вам надену браслет и будете сидеть под арестом безвылазно в своей квартире, чтобы не мешать мне, - в глазах Дятлова сверкнули молнии. - И без сотового телефона. вы же не даете мне работать! Писака!
   - Коля, пора на работу, - голос Дятлова почему-то резко изменился, стал похожим на женский.
   - Что вы говорите? - Николай открыл глаза и никак не мог понять, куда делся Дятлов, который только что его ругал, отец Сергий...
   - Коля, или у тебя сегодня выходной день? - спросила у Синцова жена.
   - Ничего себе! - удивился Николай, до хруста в костях потягиваясь в постели. - Приснится же такое. Сколько времени-то?
   - Коля? - не расслышав вопроса мужа, Света продолжала говорить. - Там внизу у нашего подъезда стоят две машины полицейские. К кому они приехали, не знаешь?
   - Нет, - посмотрев на себя в зеркало, ответил Синцов.
   Быстро умывшись, и, сделав три глотка кофе, побежал на работу.
   Спустившись вниз, столкнулся у самого выхода из подъезда с тремя полицейскими, впереди которых шел Кораблев.
   - Александр Иванович, что-то произошло? - спросил у него Синцов.
   - Да, да, в дом престарелых перебираюсь, - не поднимая глаз с земли, как-то обреченно прошептал Кораблев.
   - Гражданин, не мешайте, пожалуйста, - повернулся лицом к Синцову старший лейтенант.
   - Да, да, - отступил назад Николай.
   - Александр Иванович, а, конкретнее, куда вас везут? - крикнул Николай.
   - вам же сказали, в дом престарелых, - ответил за Кораблева тот старший лейтенант.
   - Полиция, дом престарелых, что-то не вяжется, - в расстроенных чувствах громко прошептал Синцов.
   Старший лейтенант, ухмыльнувшись, козырнул ему и полез за всеми в машину.
   Синцов проводил глазами удаляющийся УАЗ и "Соболь". Достал из кармана сотовый телефон и позвонил Дятлову.
  
  
   - 3 -
  
   - Согласись, это - лучший вариант, - сделав глоток зеленого чая, сказал Дятлов, посмотрев на Синцова. - Пожар мог произойти и по причине того, что печная труба оказалась треснутой. К этому выводу пришли и члены комиссии, расследовавшей причину пожара. То есть прямых доказательств, что там был Кораблев, устроивший все это, нет. Но его пищалка, с отпечатками его пальцев оказалась там. Она лежала у открытой калитки.
   - Детский лепет. вы же изъяли ее у дома Вертилова.
   - Но на ней были отпечатки твоих пальцев, Николай Иванович, - сказал Дятлов.
   - А там другие отпечатки пальцев были?
   - Нет.
   - Да, зачем мне нужна его рычалка. Я ж не ребенок.
   - Ну, да, да, в принципе, я с тобой согласен. Но как на ней оказались отпечатки твоих пальцев, вот, в чем вопрос.
   - Да и у Киреева ее не было. Хотя, не знаю, - засомневался Синцов. - Он ведь тоже ненавидел Кораблева. Хотя, что не менее интересно, Столяров тоже, с одной стороны, готов был ему насолить. Моими руками, получается?
   - Столяров? - не понял Дятлов.
   - Его сын в те далекие восьмидесятые погиб в цехе Киреева. Потом Столяров хотел ему за это отомстить. Ну, помните, я вам рассказывал?
   - Нет уже Столярова, - опустил глаза Дятлов. - Он в ту же ночь, еще до пожара, скончался у себя дома.
   - Царство ему небесное, - перекрестился Николай. - Не стало человека, а вместе с ним ушла и та история о его горе, попытках добиться правды, - задумавшись, застучал средним пальцем по столу Синцов.
   - Да, да, - согласился с ним следователь. - Нет предмета, нет и тени. Но,пока предмет остался, - сощурившись, и, улыбнувшись, посмотрел на Синцова Дятлов. - И точка в этом деле вот-вот будет поставлена. А за Кораблева не беспокойся, пусть старик останется в доме престарелых. Он уже под себя стал ходить, сердечко его совсем расшалилось. А здесь еще и попытка была его подставить, сделать виновным в убийстве Вертилова и не только.
   - Так, кроме рычалки там было найдено еще что-то?
   - Да, да, несколько его вещей, типа паспорта с железнодорожным билетом.
   - Ничего себе! Это у дома Вертилова?
   - Но мы точно знаем, что он в ту ночь был в другом месте.
   - У вас? В полиции?
   - Нет, - покачал головой Дятлов, - на медицинском обследовании.
   - Вот такие вот пироги, - сильнее застучал средним пальцем по столу Синцов. - А в моей книге именно он и являлся главным звеном этих разборок. А вы снимаете с него все подозрения.
   - Николай Иванович, вот, именно, поэтому я вам старался и не мешать в сочинении книги. вы - сам автор своей истории, а я всего лишь следователь, который пытается распутать другую историю, авторы которой толком еще и не известны. Вот поиском их я и занимаюсь. Хуже, когда это - неизвестные люди. Был бы стиль знакомый, залез бы в архивы и раскопал бы его. А тут пустота, только одни предпосылки. И самое худшее в том, Николай Иванович, когда все они, как налипшая грязь на колесе, разлетаются, и ты снова остаешься ни с чем.
   - Нелегко вам, - вздохнул Синцов. А можно слово сказать? А мне, кажется, вы старались сделать так, чтобы я вам не мешал.
   - Это тоже правильно, - похлопал Дятлов по руке Синцова.
   Что-то пискнуло в кармане Федора Викторовича. Он достал из него свой мобильник и начал читать сообщение на его экране.
   - Вот так-то, Николай Иванович, так что, мы с вами близки к настоящей развязке. Ну, до встречи! - и крепко пожав руку Синцову, отправился к выходу из кафе.
   И только сейчас Николай вспомнил, о чем так сильно хотел расспросить у Дятлова: нашли ли они пропавший труп брата Вертилова, его убийцу. Хотя, навряд ли, до конца следствия Федор Викторович посвятит его в эти дела. И прав Дятлов...
  
  
   Глава 21. Белая горячка
  
   Выпускной день газеты всегда напоминает аврал. Вечно кто-то что-то не дописал, вечно кто-то сдает в печать материал по размеру больше или меньше заказанного объема, вечно нет нужной фотографии, или в ней герой стоит то, оскалив зубы, то сложив их в дудку. И нужно быстро все доделывать, переделывать. Короче, одни нервы.
   Хотя, если с другой стороны посмотреть на всю эту чехарду, все нормально. Газета это товар. Если хочешь, чтобы он был свежим, то оперативно в него должна закладываться не позавчерашняя, а сегодняшняя, в крайнем случае, вчерашняя информация. Пусть она даже прозвучала по радио или прошла по телевидению, или была в интернете, все равно она должна быть преподнесена так, чтобы читатель что-то получил от нее и читал ее, не отрываясь. Это - стиль "Красного знамени", а, вернее, ее редактора Ивана Викторовича Семакова. И, благодаря этому, эта газета в киосках и магазинах не залеживается. "Красное знамя" разбирают в течение часа.
   Сделав последнюю чистку своего материала, и, передав его верстальщику, Синцов начал вычитывать пришедшую информацию по происшествиям, присланную из городского управления МВД.
   Нет, всю он, конечно, не даст, места для нее Марина Степановна оставила немного, всего полторы тысячи знаков, поэтому он вдумчиво, вычитывая ее, только на некоторых абзацах делал отметку.
   "Джип "Гранд-Чироки" на перекрестке пересечения улиц Мира и Республиканской врезался в автобус, выехав на красный свет светофора. Водитель джипа был пьян. Пострадали три человека, ехавшие с ним".
   Синцов перед этой информацией поставил галочку.
   "Девушка, работавшая охранником, похитила из кошелька своей напарницы по смене сорок тысяч рублей".
   Перед этой информацией Николай поставил вопрос. В крайнем случае, можно напечатать и ее.
   Следующее сообщение, над которым поставил птичку, было таким: "Шестидесятилетняя жительница предоставила в пенсионный фонд поддельные авиабилеты и получила по ним компенсацию проезда к месту отдыха и обратно свыше сорока трех тысяч рублей. Работники фонда подлог выяснили, женщина вернула деньги".
   И над этим сообщением Синцов поставил галочку: "В аптеке на улице Гоголя д.7, женщина пожелала расплатиться пятитысячной купюрой, в ходе беседы, ей удалось ловко отвлечь внимание провизора, забрать свою купюру назад, еще и получить с нее сдачу. Вечером также попытался поступить и мужчина, но люди, стоявшие в очереди, это заметили и сказали провизору".
   В принципе нужное количество информации, которая будет опубликована под рубрикой "Происшествия", собрано, можно было и отложить стопку оставшихся листов в сторону и заняться перепечаткой отмеченных происшествий. Но привлек внимание восклицательный знак у одного из абзацев, который Синцов еще не читал, и строчка "В печать" с росписью редактора.
   "На дачном участке "Березовая роща" по вине жильца А.К. ночью сгорел дачный домик, в котором погибли сам хозяин и его гость, работник газеты Н.С."
   Николай тут же по телефону набрал номер редактора газеты.
   - Иван Викторович, это Синцов. Готовлю информацию по происшествиям. вы хотите поставить в номер информацию по дачному участку "Березовой рощи". Так, я и Киреев остались живы. Нас в этот момент там не было, когда горел домик.
   - Коля, нужно было не опаздывать на совещание.
   - Так, я же уже извинился за это перед вами. Проспал.
   - Ладно, просто забыл тебе сказать, прокуратура просила поставить именно эту информацию. И еще, позвони по этому поводу старшему следователю э-э, сейчас, сейчас. А, нашел, записывай, Коратунов Ефим Сергеевич, номер...
   С этим человеком Николай не был знаком. Позвонил. Судя по голосу, абонент Коратунов был полным и пожилым человеком, говорил с ним с одышкой, заедая слова.
   - вы, значитца, сегодня и завтра не пользуйтесь своим рабочим телефоном и своим сотовым, вообще. Отключите их полностью. Жене, там, детям, сообщите, что телефон у вас украли. Да, да, пусть думают, что телефон украли.
   - А с чем это связано? - поинтересовался удивленный Синцов.
   - Я, молодой человек, еще не закончил, не перебивайте меня! - поставил ударение на последнем слоге следователь. - Значитца, дальше слушайте. Сегодня и завтра дома, чтобы не появлялись. Мне говорил Ваш знакомый Дятлов. вы его знаете?
   - Его зовут Федор Викторович, - ответил Николай.
   - Так вот, у него сегодня останетесь с семьей. Переговорите с ним по телефону. Прошу соблюдать все мои требования.
   - А причина этому какая? - не понял Синцов.
   - Дятлов вам все и расскажет. Так что, прошу вас еще раз, не подведите нас. С работы уходите прямо сейчас с аварийного выхода. Ваш редактор пообещал, что за вами сегодня и завтра будет закреплена редакционная машина. И если, что нужно, позвоните вашей соседке Жужговой Ирине Радиковне.
   - Я ее не знаю.
   - Она живет под вами. Она - наш сотрудник. Все, что попросите, она сделает. вашей жене она сейчас об этом тоже говорит. Так что, запишите телефон Жужговой...
   - Ефим Сергеевич, вы думаете...
   - Закончите вопрос, - потребовал абонент.
   - Ну, это я том хотел вас спросить, что кто-то из тех, кого я знаю, хотел убить меня?
   - Это всего лишь версия, Николай Иванович. И, не забывайте, мы, когда идет расследование, сами задаем вопросы, а не вы нам. Значитца, этого прошу не забывать. И еще раз, прошу вас поступить так, как мы просим, а то виновные не будут найдены.
   - Да, да, извините за лишние вопросы, - сказал Синцов, слушая в трубке короткие гудки.
   Николай выпил холодный кофе, оставшийся в чашке, и сжал кулаки, пытаясь подавить нервную тряску в руках.
   Раздался звонок. Взяв со стола сотовый телефон, и, увидев на экране фамилию Дятлова, ответил. Тот говорил то же самое, что и его коллега Коратунов Ефим Сергеевич. Обговорили, куда ему привезти после уроков дочку, потом - вечером жену с работы.
   - Федор Викторович, мне как-то неудобно вас обременять.
   - Глупости, наконец-то, моя мечта сбудется - в шахматы с вами сыграть. Ваш редактор говорит, что вы даже ему не проигрываете.
   - Семаков? Нет, обманывает, - улыбнулся Синцов, - у него первый разряд по шахматам, а у меня третий дворовый. Пару раз мне просто повезло, выиграл.
   - Вот и хорошо, если согласны. Квартира у меня большая, трехкомнатная, жена уехала в Тюмень к дочке с внуком, так что я временный холостяк. И буду признателен, если твоя женушка в моей квартире хоть какой-то порядок наведет.
   - А дочку можно завтра в школу отправлять?
   - Так, каникулы с завтрашнего дня у школьников. Забыли, Николай Иванович? Вот, что значит, Ваша жена дочкой занимается, а не ее папа.
   - Да, да, - согласился Синцов. - А можно я тогда завтра с ней в зоопарк схожу.
   - Пока только об этом своей дочке не говорите. Она же может и без вас туда сходить?
   - Так ей же нужно вернуться не в свой дом, может потеряться.
   - Ой, Николай Иванович, а зоопарк то у меня, буквально, за окном. Так, что не волнуйтесь.
   Через несколько минут после разговора с Дятловым в кабинет Синцова заглянул редактор газеты.
   - Ну, что, Николай Иванович, все закончил?
   - Да, да, - встал из-за стола Синцов.
   - Вот и хорошо. Значит так, ты сегодня и завтра в отгуле. Нет, нет, даже не так, а ты в командировке. Согласен?
   - Так лучше, - пожал руку Семакову Николай.
   - Так, что моя машина и сегодня, и завтра с тобой. Водитель предупрежден.
   - Так, я могу и на своей ездить, - попытался воспротивиться Синцов.
   - Я понял, что ты не совсем понял создавшуюся ситуацию, - смотря исподлобья на своего заместителя, Семаков продолжил, - а пишешь детективные истории.
   - А, да, да, согласен, - поднял руки вверх Синцов. - Тогда до послезавтра, Иван Викторович.
   - Давай.
   Сбегая по лестнице, Николай по инерции чуть не ответил абоненту, звонившему ему. Да вовремя убрал палец.
   "Мадам Вертилова. Неужели до вас, Вера Сергеевна, уже дошла весть о моей гибели? Откуда, интересно? Из других газет? И что? Зачем же ты мне тогда звонишь?"
   Николай остановился, посмотрел, что телефон уже здорово подсажен. Предупреждает его о десяти процентах оставшейся энергии.
   "Ну, что же, это выход из положения. А пока нужно взять другую сим-карту для общения с дочерью, женой и водителем, - решил он. - Только у кого она есть, если домой запрещено ехать. Может, у редактора?"
  
   - 2 -
  
   "Лада Ларгус" оказалась не только симпатичной, по сравнению с его "шестеркой", но и достаточно удобной машиной. Николай расположился на заднем сиденье вместе с дочерью. Русские песни восьмидесятых-девяностых годов, звучащие из усилителя, располагали к размышлению и покою. День задался солнечным, на улице около десяти градусов, тепло. Жена, сидевшая впереди, обернулась к ним:
   - Коля, а в школьные годы я в Звягино была много раз, - начала рассказывать Светлана, - там моя подружка жила. Мы с ней познакомились в пионерском лагере. И, вот , с пятого класса дружили.
   - Хочешь заглянуть к ней? - поинтересовался Синцов.
   - Да, я не против. А вы с Киреевым будете долго разговаривать?
   - Даже не знаю. Мне нужно кое о чем рассказать ему. По телефону не стал. Его друг умер.
   - А-а, - опустила глаза Светлана.
   Дом, в котором временно жил Киреев, был старой постройки, хрущевских времен или ранних брежневских. Кирпичный, с маленькими балкончиками, на которых даже не постоишь, такие узкие.
   Зайдя в подъезд, Николай постучал в дверь под цифрой один. Открыл сам Киреев и, пожав гостю руку, пропустил его в квартиру.
   - Я здесь за старшего, проходи в кухню, кашу вкусную сделал, ячневую с луком жаренным и кукурузным маслицем сдобрил. Пробовал такое? - спросил дед.
   - Конечно, - улыбнулся Синцов, проходя в небольшую кухоньку. - Александр Васильевич, тогда жену отпущу на полчаса. Она там хотела заехать к своей старой подружке.
   - Не против, если так. А то, может, и ее угостим кашей. У меня есть для нее хорошее вино. Ну, через полчаса, так, через полчаса. Усаживайся.
   - А Ваш товарищ? Ну, у которого вы живете? Где он?
   - Какой? А-а, нет, нет, Николай Иванович, никакого у меня товарища и нет здесь, и не было. Это я так тебе сказал, чтобы лишних вопросов не задавал. Эта хибара мне от родителей осталась. Присаживайся, присаживайся, - и, смахнув полотенцем с табуретки хлебные крошки, пододвинул ее ближе к Синцову.
   - А Вертилов об этой квартире знает?
   - А причем здесь он? - удивился Киреев.
   - А мало ли что. вы же думаете, что он Ваш дачный дом запалил?
   - Что верно, то верно, - присел рядом с Николаем Киреев. - Так, квартира эта ко мне пришла, когда уже несколько лет я на пенсии был. Родители мои были долгожителями.
   - И вам того же желаю.
   - Спасибо.
   - Так, какие мысли у тебя, Николай Иванович? выкладывай, зачем приехал. Ну, ну, если дружить будем, то, я не против этого. Столяров, правда, мужик ревнивый. Он, как баба, к своему другу никого и близко не подпустит. Вот так.
   - вы знаете, что Столяров умер? - с выдохом спросил Синцов.
   - Как? - Киреев посмотрел пристально на Николая. - Правда, что ли? Когда ж это Макс на тот свет засобирался? - и голос у него задрожал.
   - В ту ночь, когда пожар был у вас на даче, Александр Васильевич.
   - Долго ты меня мучил, Макс - повернулся лицом к окну Киреев, словно увидел там дух этого человека. - Долго. А сам первый ушел туда, не дождался, чтобы я первым туда пошел. Сына видно твой, Максим, за тобой соскучился, позвал тебя к себе, - Киреев опустил глаза на стол.
   Николай внимательно смотрел на его лицо. У Киреева глаза заблестели от слез. Глотнув слюну, дед ударил руками по своим коленям.
   - Ну, что Николай Иванович, нужно помянуть человека. Там, в зале, стенка. В центре, на полке, на которой телевизор стоит, под ней тумбочка. Возьми в ней бутылку зеленую из-под шампанского. Она справа на нижней полке стоит, там малиновое вино, с прошлого года осталось. Вкусное! Давай, неси его, помянем Макса. Царствие ему небесное! - и перекрестился.
   - Да, да, - Синцов, зашел в комнату, осмотрелся.
   Мебель не такая старая в ней стоит. На стенах светлые обои, потолок в лепке, на полу ламинат, что невольно удивило Николая. выходит, не так уж и беден Киреев, как прикидывается. Да и стенка новая, из пяти шкафов. Два шифоньера и сервант в центре заполненный книгами, вместо столовых сервизов, что не менее удивило Синцова. И телевизор современный. Дверь в другую комнату немножко приоткрыта, там спальня, по центру у окна широкая постель, слева широкий шкаф, напротив него комод с зеркалом на стене.
   - Нашел бутылку-то? - голос Александра Васильевича привел Синцова в себя. Он открыл тумбочку под сервантом и заглянул в нее.
   - А, да, да, - быстро подбежав к стенке, Николай открыл в стенке тумбу и, заглянув туда, чуть не присвистнул, рассматривая разные коньячные бутылки, с ромом, с ликерами, и только в правом углу лежало друг на друге несколько бутылок из под шампанского. Взял верхнюю и стал читать, этикетку тетрадную, приклеенную к большой заводской этикетке, на которой было написано: сливянка - малиновка.
   - А-а, так и знал, зачитался, - похлопал по плечу Синцова Киреев. - Ладно, поставь ее на место.
   - Александр Васильевич, вы его сами приготовили? - держа бутылку в руке, спросил Николай.
   - Да, - поджал губы Киреев, взял ее из рук Синцова и, рассматривая бутылку, стал поглаживать пальцами пробку, залитую сургучом. - Еще в горбачевские времена научился. И из малины делал, и из шиповника, и из смородины. Из белой особенно вкусна. Ну, значица, бери ее, попробуешь.
   Сбив ножом над раковиной сургуч с пробки, Киреев обтер ее полотенцем и подал Синцову.
   - Ножом подцепи ее, пробка пластмассовая, поддастся легко, - посоветовал Киреев.
   Вытащив пробку, Николай налил вина в свою чашку и поднес ее к носу. Аромат, напоминающий немного запах малины, смешанный с кисловатым духом уксуса, приятно защекотал в ноздрях,. И как знаком ему этот запах.
   - Давай помянем Макса, - голос Киреева стал твердым.
   Николай глянул в чашку Александра Васильевича, там чай.
   - А вы не хотите вина? - спросил он у Киреева.
   - Так, оно малиновое, в жар бросит, а у меня сердце уже не то, Николай Иванович. Значитца, сам пей. А я уже и чай без сахара пью. Сердце!
   - Да, да, - Николай пригубил вино. По вкусу, сладко-кислое. Сделал глоток побольше, второй, обтер языком губы и поставил чашку на стол.
   - Ну, вот и хорошо. Как вино?
   - Необычное вино, - признался Николай. - Такого еще не пробовал, и хмельное, однако.
   Еще раз глянул Синцов на бутылку, и что-то зацепило его память. Вроде такую бутылку он где-то уже видел. Да, да, где-то видел. И по вкусу вино знакомое ему, где-то пробовал такое и совсем недавно. Хм. Где же?
   - Ну, что сидишь, кашу-то попробуешь? - смотрит на него Киреев.
   - А, давайте. Как выпью, всегда кушать хочется.
   - Ну, и хорошо, - Киреев налил полную чашку вина и пододвинул ее Синцову. - Давай еще раз помянем Максима. А я все-таки, ну, что ты на меня смотришь? выпивай, поминай человека.
   - Извините, - и, сделав большой глоток вина, Николай поставил чайную чашку на стол.
   - Надо допить до дна-а, - с растяжкой на последнем слоге, промолвил Александр Васильевич.
   - Да, да, сейчас, вы что-то хотели сказать, а я перебил вас, - мотнул головой опьяневший Синцов. - Словно спирта выпил, крепкое.
   - Так, оно со сливянкой смешанное, потому и крепкое, - улыбается Николаю Киреев.
   - Понял, - уперев в ладонь свой лоб, поставил локоть на стол Синцов.
   - Давай, давай, пей. Ну, что ты, совсем охмелел, что ли? Николай? Ты же взрослый мужик!
   - Да, да. вы, может, мне каши дадите, а то я совсем уже того, голову на шее удержать не могу, - посмотрел в глаза Киреева Николай.
   - А-а, сейчас, сейчас, Николай Иванович. А ты допивай вино, а то совсем прокиснет же, - Киреев подвинул ближе к Синцову наполненную чашку с вином.
   - Да, да, - сделав большой глоток вина Синцов. - Вкусное!
   Киреев тут же снова наполнил чашку Николая вином.
   "Ох, и крепкое оно у вас! - тяжело глотнув слюну, подумал Синцов. - Я уже и пить-то не могу его, что-то сердце совсем у меня запрыгало в груди".
   Но Киреев и слушать не хочет Синцова, пододвинул ему поближе чашку с вином, и снова чуть ли не заставляет его выпить.
   - Да, извините меня, Александр Васильевич, - вздохнул Николай. - Что-то совсем худо мне стало.
   - Да, глупости все это. Сделай еще глоточек, опьянел немножко, а сливянка она такая пакостная, совсем пакостная, и голову мутит, и сердце гонит. А то скоро твоя жинка приедет, а мне, значитца, еще этого не хватало. Итак ты много знаешь уже, а выспишься и забудешься, и мне спокойно, а то Вертилову скажешь, или Кораблеву. А они, сволочи, только и хотят со мною расплатиться. Так получается, как будто я перед ними в чем-то виноват.
   Оттолкнув от себя чашку с вином, Николай попытался встать на ноги:
   - Не буду, Алексанр васдильвич.
   - О-о, вот этого я и ждал от тебя, Николай Иванович. Давай еще глоточек сделаем, и к Максу собираться пора. А то, чего лишнего начнешь говорить, А тут молодец, путаешься уже. Ну, что смотришь, выпей, выпей еще малость...
   - Так, умер он, - оттолкнул от себя руку Киреева с чашкой с вином Николай. - И Кораблева увезли.
   - Куда ж это увезли Кораблева? - вскочил перед Синцовым удивленный Киреев.
   - В детдом! - поднял палец Синцов и поводил им перед лицом Киреева.
   - Да, ты что-то заговариваешься, Николай Иванович.
   - Да! - ударил по столу Синцов.
   - Может, в психбольницу?
   - Не-ет, - снова стукнул по столу кулаком Николай. - В дом стариков.
   - А-а, вот оно как. И когда ж это?
   - Вчера! - снова стукнул по столу Синцов.
   - А кто там теперь живет в его квартире-то?
   - Дед Пихто, - попытался снова ударить по столу кулаком Синцов, но не получилось, промазал.
   - Тогда кефирчика тебе нужно выпить, в срочном порядке, - спохватился старик, и вытащил из холодильника большую пластмассовую молочную бутылку. Наполнив кефиром другую чашку, с силой стал вливать в плюющийся рот Синцова эту кислую жидкость, приговаривая, - давай, давай, а то отравишься да помрешь. Пей, пей кефирчику, Николай Иванович, а то к Максиму Максимовичу прямиком у тебя дорога будет сейчас. А мне еще этого не хватало - отравителем быть. Пей кефирчику.
  
   - 3 -
  
   Николай открыл глаза. В комнате сумрачно, но, несмотря на это, хорошо просматриваются очертания мебели. Тумбочка с ночником около его подушки, ближе к двери комнаты комод. Все, как у них в квартире. Неужели он уже дома спит? Блин, как неудобно перед Дятловым, обещал же ему, что два дня проведет у него. Стыдуха.
   Морщась от боли в висках, Николай перевернулся на другой бок. Рядом спит Светка. Да она самая, не Вертилова же это. Блин, какие глупости иногда в голову лезут.
   - Отвернись от меня, алкоголик. Фу, как от тебя противно воняет! - громко сказала жена.
   "Действительно, фу-у, я дома", - подумал Николай и лег на спину.
   - Как стыдно было мне вчера перед людьми из-за тебя, перед вашим водителем.
   - А что? Не понял.
   - Не понял он! Вернулась за тобой, а ты надравшийся на скамейке около дома сидишь, двум пожилым женщинам какую-то галиматью несешь про Преисподнюю, что там послеземной суд будет душам убийц, воров.
   - Правда, что ли?
   - Ой, ты бы себя видел со стороны, профессор кислых щей.
   - Что, я такой пьяный был?
   - В стельку. Не знаю, как ты еще сидел на той скамейке. Еле, еле тебя с водителем мы затащили в машину. А ты все тем бабкам о Дьяволе, который накажет всех косвенных и некосвенных убийц, предателей, воров...
   - Даже такие умные слова говорил? Подумать только. Вот, стыдуха.
   - Что вы там со своим пенсионером пили? От тебя так несло. Я же тебе сколько раз говорила, даже не пробуй самогона, это же отрава!
   - Нет, нет, я не тем подтравился, Светтка.
   - Вот и ты мне о том же. Что какой-то Приреев тебя отравил сливянкой смешанной с малиновым вином.
   - Не Приреев, а Киреев, - поправил жену Николай.
   - Все вырывался из машины и хотел ему морду набить.
   - И что, вылез?
   - Еле угомонила тебя. Хорошо, аптека была рядом, я заставила тебя выпить аспирин.
   - Спасибо.
   - Спасибо. Весь в кефире был испачкан.
   - Это он меня им спасал. Я с первого стакана его самодельного вина опьянел у него. Говорил, что эта его настойка еще в горбачевские времена сделана.
   - Да, мне, какая разница, что это было, Коля. Ну, так разве можно себя при людях вести, а? Ты же заместитель редактора, а так себя вел.
   - Не говори мне больше об этом! - огрызнулся Николай и отвернулся от жены на правый бок.
   - Так, другие скажут. Во все горло такой крик поднял в машине, мол, нужно к какому-то столяру ехать. Его тоже видно также, как и тебя отравили. Приехали куда-то, ты там у дома увидел кульки мусорные и рядом с ними бутылку из под шампанского и давай тут же звонить Дятлову и кричать ему в трубку, что знаешь, кто такой убийца. Бутылка из-под шампанского с сургучом, как у Притеева.
   - Киреева! - морщась, поправил жену Николай. - И что, он приехал?
   - Да, нет. Какой-то старик вышел со двора того дома, а ты и сдулся. Начал креститься, пятиться в кусты и упал. Еле тебя вытащили мы с водителем. А дед тебе что-то говорит. А ты на него полоумными глазами смотришь и крестишься. А он мне говорит, чтобы я быстрее тебя увозила оттуда и спать уложила.
   - Стыдуха. Что, он действительно живой?
   - Я ж тебе говорю, Коля, тебе пить нельзя, у тебя сразу же какие-то галики начинают происходить, белки в глазах. Хоть, ты и не каждый день напиваешься, но со стороны, такое впечатление создается, что ты - натуральный алкоголик.
   - Света! - перебил жену Синцов. - А разве такое может быть, чтоб с одной чашки, грамм ста вина крыша может поехать?
   - Крыша у него поехала. Все может быть, смотря какая гадость там налита. Можно и от капли той же кислоты отравиться.
   - Может, он ее действительно для этого и смешивает. Ну, настойку сливянки с малиновым вином смешал, может, еще туда чего-то добавляет, не знаю. Ну, я тебе честное слово говорю, Света, выпил, ну, всего-то грамм пятьдесят, может, сто, и тут же опьянел до такой степени, словно спирта грамм двести выпил залпом.
   - Дурак!
   - Ты права, - лег на левый бок Николай. - Перед Дятловым так неудобно.
   - Так знаешь, какую ты ему галиматью потом говорил? Боже упаси! Ты же ему все ту же историю, как бабкам со Звягино про Преисподнюю все уши прожужжал. Что Столяров или Столяр оттуда вернулся, чтобы наказать Прищепкина твоего, убившего на заводе его сына.
   - Не Прищепкина, а Киреева.
   - Да, мне, хоть, Иванова, хоть, Сидорова, хоть, кого. Ну, Коленька, тебе нужно к врачу обратиться. Тебе и капли спиртного в рот брать нельзя. Давай спи, завтра пятница, то есть, уже сегодня пятница. Через полтора часа, нет, через два с половиной часа подъем - тебе на работу, а мне тоже на смену.
   "Дурак, вот дурак! Неужели и вправду у меня была белая горячка? Столяров с того света вернулся, Киреев - убийца. Дед доброй души и убийца! Нет, пить нельзя, права жена, даже капли спиртного нельзя пригубливать, - сжимая подушку, думал Синцов. - Не хватало еще белой горячкой заболеть".
   - Света, а там, правда, был Столяров? - повернулся к жене Николай.
   - Коля, тебя, что еще не отпустило?
   - Извини, - отвернулся Синцов. - Глупости разные в голову лезут.
   - Может, в отпуск пойдешь? - положила ему на голову свою ладонь жена. - Давай, пойди на больничный, Коля. Тебе нужно отдохнуть. Прав твой Дятлов, не каждый выдерживает такого напряжения в их работе. Коля, я прошу тебя, милый, не лезь больше с ними в эти дела. Легче же взять, в конце концов, интервью и написать его, чем лезть под бандитские пули, ножи, Коля.
   - Ты права, Света, - прошептал Синцов. - Нужно отдохнуть.
  
  
   Глава 22. Узлы на узлах
  
   Вставив в свой телефон вытащенную из удостоверения сим-карту, Николай вздрогнул, слушая пулеметную очередь писков, сообщающих о множестве приходящих в эти секунды сообщений на его телефон. Несколько было от Веры Сергеевны Вертиловой.
   Взглянув на последнее из них, холодный пот покрыл его лоб: "Царствие вам небесное, Николай Иванович Синцов. Аминь".
   "Откуда ж она знает, что сгоревший Н.С. это я? - подумал Синцов. - Неужели я снова ошибся, думая, что это не они дачный домик Киреева сожгли? А кто ж тогда? Не Киреев ли подыграл, когда мы с ним на болото пошли? Ну, а кто еще мог это сделать? Стоп, стоп. Причем здесь Киреев, если Вера Сергеевна Вертилова знает, что я с ним сгорел? Ничего не понимаю..."
   - Коля, свари мне три яйца вкрутую! - крикнула из ванной комнаты жена.
   - Хорошо, - вздрогнул Синцов. - Напугала.
   - Что?
   - Сейчас сварю.
   Николай вытащил сим-карту из телефона и положил ее назад в свое удостоверение. Вставил в мобильник другую сим-карту, и снова раздался писк. Один, два, три! Кто это?
   Первое от Дятлова: "Завтра из дома не выходи. Семаков дал тебе отгул. Дятлов".
   Когда это сообщение пришло? Вчера вечером. Понятно.
   - Света, сегодня я снова под домашним арестом нахожусь! - громко сказал Николай.
   - Отлично! - кутаясь в банное полотенце, обрадовалась жена. - Тогда четыре яйца мне свари, голодная, жуть. Дочку не забудь покормить. Молоко в холодильнике, манка в шкафу. А лучше свари ей геркулесовую кашу с изюмом.
   Наполнив кастрюльку водой, Николай поставил ее на плиту и задумался.
   "Так, чьих же это рук дело? Неужели Вертиловых? Хотя, хотя, Вертиловы могли и через кого-то узнать, что это именно Киреева дача сгорела. А зачем тогда Киреев в Звягино прячется от них? Да, и от них ли? Хотя, Киреев то меня и хотел отравить этим вином. Это я хорошо помню, еще приговаривал, что мне пора к Столярову собираться. Да, да, так это было вроде, если не пьяные мозги все переиначили по-своему".
   - Коля, чаю поставь и сделай мне бутерброд - хлеб с маслом и сыром! - попросила из спальни жена.
   - Да, да, да, - механически открыв холодильник, Синцов вытащил из него масло, сыр и на кухонной доске начал нарезать их вместе с хлебом тонкими слоями.
   "А, может, в этом заинтересован сам Киреев? Стоп, стоп, - вылавливая яйца из кипящей воды, Синцов положил их в глубокую тарелку и поставил ее в умывальник под прохладную струю воды. - Точно, точно, я у Вертиловой видел такую же бутылку из-под шампанского с остатками сургуча на носу. - Да, да, и тот же запах у вина того, которым Вертилова угощала меня, был, как и у вина Киреева, и привкус тот же. И когда отпил его, мне сразу же плохо стало, вернее, я сильно опьянел. А после этого стало мерещиться, что головы в ее прихожей ожили. Да, да, да. Это, что ж, она с Киреевым в одну игру играет? Этого еще не хватало. Блин, - и Синцов потянулся к телефону, и, включив его, с раздражением подумал, - рано мне еще вам звонить и говорить об этом, товарищ следователь. В половине седьмого вы еще, наверное, очередной сон видите. Блин, неужели это тупик?"
   - Коля, ты совсем забыл про меня. Что с тобой? - жена, облокотившись руками на дверной косяк, смотрит, улыбаясь на Синцова.
   - Ой, извини.
   - Опять что-то с Дятловым затеваете?
   - Света, давай так договоримся, с незнакомыми людьми обо мне разговора не веди. Это раз.
   - А что два? - чмокнув подошедшего к ней мужа в нос, спросила Светлана.
   - И при этом сострой на лице какую-то тяжелую гримасу. Ну, Света, я же тебя прошу.
   - Коля, ты уже такой взрослый, а присмотришься к тебе - ребенок. Совсем еще ребенок.
   - Ну...
   - А, что "ну"? Два взрослых мужика решили вспомнить детство и поиграть в войнушку.
   - Он же следователь прокуратуры.
   - А, понятно, если бы Дятлов был бы оперативником, то ты бы сейчас стоял передо мною весь увешенный автоматами, пулеметами и пушками. Так?
   - Света!
   - Да, играйте во что хотите, - взяв два варенных яйца, жена обтерла их полотенцем и положила в блюдце. - Подай соль и чайную ложку, пожалуйста.
   - Так, они же вкрутую сварены? - удивился Синцов.
   - Смотри, - и Света поднесла к его лицу блюдце с яйцами с треснутой кожурой, из которой стал вытекать желток.
   - Все понял, извини, - подал жене соль с ложечкой Николай.
   - Эх, попросишь...
   - Устал от тебя! - перебил жену Николай и прошел в ванную комнату.
   "Так, о чем это я думал? Да, да, о Дятлове. Похоже, это именно он о моей смерти сказал Вертиловой? Неужели я у него подсадная утка? Так, чего же он мне об этом тогда не сказал?"
   Синцов включил в умывальнике холодную воду и стал ею ополаскивать свое лицо.
   "Через полчаса ему позвоню и все расскажу".
   Раздался звонок в дверь.
   - Коля, ты слышишь? - обратилась к мужу Светлана.
   - Да, да, сейчас, - ответил он и, вытирая полотенцем лицо, пошел к входной двери.
   Это была соседка с верхнего этажа, Ангелина Сергеевна.
   - Ванечка.
   - Меня Николаем зовут, - невольно перебил женщину Синцов.
   - Ой, вы так похожи с отцом в его молодости, - перекрестилась она и, без приглашения зашла в квартиру. - Коленька, там кто-то ночью дверь открывал в квартире Кораблева.
   - А она опечатана?
   - Зачем? - удивилась она.
   - Так полицейские на днях у него были, вы, что их не видели.
   - Ой, правда что ли. А что он натворил-то?
   - Да помогли ему переехать в дом престарелых.
   - Ой, ты, что он совсем плох, стал? - открыв рот, смотрит на Николая Ангелина Сергеевна.
   - Да, не знаю. А вы их видели?
   - Кого, воров? Так, я только слышала, как бубнили там, звенели ключами.
   - И они открыли дверь его?
   - Да, и не знаю я. У меня кран потек, вот, и пришла к тебе.
   - Сильно потек?
   - Кто? Так Кораблев со мною не дружил, словами всякими обзывал меня. Чем старше, тем дурнее стал.
   - Понятно, - вздохнул Синцов и, вытащив из кладовой ящик с инструментами, сказал, - пойдемте, Ангелина Сергеевна, ремонтировать Ваш кран. Света? Ключи я взял собой, - кликнул он жену. - Слышишь, я ключи от квартиры с собой взял. Пойду, помогу соседке закрыть и отремонтировать кран.
   - А-а, это вы, Ангелина Сергеевна, - появилась в коридоре жена Синцова. - А я думаю, с кем он там воркует. Я не забыла о вашей просьбе, сегодня мне одна врачица обещала принести для Ваших кошечек капли от блох.
   - Ой, спасибо, детка, - с радостью всплеснула руками женщина.
  
   - 2 -
  
   Пропустив женщину вперед себя, Николай вытащил из нагрудного кармана дребезжащий телефон и с удивлением отметил, что в нем стоит родная сим-карта, а не временная новая.
   - Да, Федор Викторович, слушаю вас.
   - Подними голову, - буркнул тот.
   Николай посмотрел вверх и чуть не вскрикнул от удивления.
   - Тихо, тихо, - приложил к губам палец Дятлов и, указав подбородком на дверь Кораблева, прошептал, - там работает группа следователей. А вам, Ангелина Сергеевна, большое спасибо за помощь.
   - Так, вот какой кран побежал? - с удивлением посмотрел на соседку Николай.
   Та в ответ улыбнулась.
   - Николай Иванович, подержи дверь лифта, - сказал Дятлов, уступая дорогу врачам, выносящим из квартиры Кораблева носилки с лежащим в них человеком.
   Сделав шаг к лифту, и, держа руку на световом диоде, реагирующем на предмет, начавшая закрываться дверь заново отворилась.
   Два мужчины, одетые в синюю одежду, кивнув ему, стали заносить носилки в лифт. Николай с удивлением рассматривал незнакомое, в красных подтеках, лицо мужчины, с забинтованной головой.
   Подождав, когда дверь лифта закроется, Дятлов продолжил:
   - Столяров Максим Максимович.
   - Так он же умер?
   - Николай Иванович, - Дятлов с укоризной посмотрев на Синцова, сдавил свои губы и показал глазами, что нужно спуститься вниз. - А вам, Ангелина Сергеевна, огромное спасибо за оказанную правоохранительным органам помощь, - обратился он к соседке Синцова.
   - Ой, да, да, да, - заулыбалась соседка. - Я всегда готова вам помогать.
   - вы обещали нас угостить чаем.
   - Да, да, я сейчас чайник поставлю на огонь, - прошептала женщина, юркнув в свою квартиру.
   Спустившись на один переход, Синцов с Дятловым остановились.
   - Значит, это я его вчера видел, да?
   - И чуть не сорвал нам операцию, Николай Иванович, - с укоризной посмотрел на Синцова следователь.
   - Так, если она уже закончилась, можете мне про нее рассказать? - не отрывая глаз от Дятлова, спросил Синцов.
   - Почти. Одна ее часть закончилась, вторая вот-вот закончится.
   - Так, Федор Викторович, хоть два слова для прояснения именно этой ситуации, - Синцов указал рукой вверх в сторону квартиры Кораблева.
   - Хитер вы, батюшка, хитер. Сейчас, через минутку. Смотри туда, - и указал Синцову наверх.
   Дверь квартиры Кораблева отворилась, и два полицейских вывели к двери лифта Веру Сергеевну и молодого человека.
   - Тс-с, - поднял перед лицом Синцова свой указательный палец Дятлов.
   Дождались, пока дверь лифта отворилась, в него полицейские завели задержанных людей, и дверь за ними затворилась.
   - Ничего не понимаю, - прошептал Синцов.
   - Одним неизвестным был Кораблев, вторым? - и Дятлов с издевкой, как учитель, посмотрел на Николая, как на ученика, который должен ответить на заданный им вопрос.
   - Конечно, не Столяров, - попытался угадать Синцов.
   - Это третье неизвестное.
   - Ну, Федор Викторович, не тяните кота за хвост.
   - Сам Вертилов.
   - Сергей Петрович? - почему-то удивился Синцов.
   - Он самый. Они дружили с Кораблевым с давних времен, когда служили в армии.
   - Вот, оно, как, - не сводя своих глаз с губ Дятлова, сказал Синцов.
   - И когда начались его запугивания...
   - В смысле Вертилова? - перебил Дятлова Николай.
   - Да, - кивнул головой следователь, - узнав, что у него брат жив, и с его дочерью затевает против него какое-то дело, Сергей Петрович по-тихому решил переписать завещание на свою недвижимость на внука.
   - Так.
   - И он хранил его в доме у Кораблева.
   - Вот, как!
   - А у нотариуса уточнено, где хранится копия этого завещания: в "Красной папке" Кораблева, которая находится в библиотеке на такой-то полке.
   - Понял, - опустив глаза вниз, посмотрел на свои тапки Синцов. - И что дальше?
   - Брат Вертилова занимался гипнозом. И он выведал у Сергея Петровича эту информацию. Дочка подслушала и решила убрать своего дядю руками Столярова Максима Максимовича. Мы ему помогли в этом, конечно.
   - Убрать, то есть убить человека?
   - Да, что вы такое говорите, Николай Иванович. Он жив и здоров.
   - А собака?
   - И она жива и здорова, только занималась этим направлением работы другая следственная группа, и я был допущен только к некоторой ее информации.
   - Как и я?
   - А вы, Николай Иванович, были одним из наших пальцев, как и Столяров.
   - А он жив-то?
   - Так, вам нужно продолжение? - сплюнул с досады Дятлов.
   - Ой, извините, столько информации сразу, и чтобы ее освоить, нужно...
   - выслушайте меня до конца, - перебил его Дятлов. - В конечном итоге Верой Сергеевной был задействован запуганный Киреев. И он согласился ей помочь. Сливянка понравилась?
   - Хмельная очень.
   - И ничего другого. Сам пробовал ее как-то, действительно, сильная штука. Он ею снабжал Вертилову, а та в нее что-то добавляла и использовала в своих целях.
   - Убила кого-то?
   - Снова перебиваешь.
   - Извините, извините, а дальше то, что, Федор Викторович? - Синцов еле сдерживал себя.
   - Хочешь узнать? Тогда собирайся, я внизу.
   - Товарищ следователь, - окликнула Дятлова Ангелина Сергеевна, - я же вас чаем хотела напоить?
   - Извините, - Дятлов показал ей на телефон и сказал, - вызывают. Попозже встретимся, Ангелина Сергеевна, им только не мешайте, - показал он на дверь Кораблева. - Извините, - и, перегоняя Синцова, побежал по лестнице вниз.
  
   - 3 -
  
   - Так, это была не Вера Сергеевна? - удивлению Синцова не было предела.
   - Уважаемый, это вы в ней хотели увидеть, именно, Вертилову.
   - Так, кто же она?
   - Племянница Вертилова. Ну что? - обернулся следователь к полицейскому кинологу, подошедшему к ним с собакой.
   - Ничего интересного, Федор Викторович. Мелкий уличный мусор: бумажки, две пачки из-под сигарет, да все такое. С этой стороны тоже самое. Безветрие на улице, все осмотрел.
   - Да, да, я так и думал, - Дятлов взглянул на Синцова. - Ну, что, Николай Иванович, ты сегодня моим помощником будешь?
   - С удовольствием.
   - Товарищ лейтенант, - обратился Дятлов к кинологу, - доложите о том, что ничего не нашли здесь майору Гутову, и вы свободны. Я вас отпускаю, думаю, и он тоже. Всего хорошего.
   Николай выехал на улицу и, повернув направо, пристроился во второй ряд движения машин и увеличил подачу теплого воздуха в салон автомобиля.
   - Вот, я удивляюсь тебе, Николай Иванович, почему ты думаешь, что Вера Сергеевна такая простая женщина?
   - Если честно, то я ее побаиваюсь.
   - Чего? - удивился Дятлов. - Потому что хитрая или красивая?
   - Можно, я другой вопрос сначала вам задам, Федор Викторович?
   - Давай.
   - Ну, вот, сегодняшняя история со Столяровым Максимом Максимовичем, родственниками или родственницей Вертилова. Как они оказались в квартире Кораблева?
   - А-а, да очень просто. Кораблев и Столяров - однопартийцы.
   - Как это понять? - с трудом проглотил слюну Синцов.
   - А, вот, как оказался Кораблев в доме престарелых, он сразу и позвонил тому человеку, которому больше доверяет. Он же, Кораблев, на химкомбинате был партийным секретарем, так? В то время в Советском Союзе была однопартийная система...
   - Федор Викторович, я знаю все про партию. Она была гегемоном пролетариата и т.д., ее политике, идеологии подчинялось государство, правительство, все директора заводов и фабрик, газет и пароходов.
   - Успокойтесь, - поднял руку Дятлов. - Так, вот. А когда в нашей стране в начале девяностых создалась многопартийная система, началась анархия, компартия ослабела, все люди начали кидаться из стороны в стороны в поисках своего защитника. Вот, именно, в этот момент Кораблев и создал фракцию, то есть партию "За справедливость". И она тут же стала пополняться обиженными в то время на власть людьми, такими, как Столяров. Их задача была одна: разделаться с мошенниками, ворами, и тому подобными, которые в Советские времена чернили своим поведением коммунистическую партию, но находились на ее вершине. То есть, они решили бороться не с рабочим алкоголиком, не со слесарем, который тащил себе домой что-то с завода, а с такими, как Киреев.
   - С бывшим начальством, - вздохнул Синцов.
   - В том-то и дело. И когда, вот, эти страшные ветры многопартийной системы задули, Вертилов, как прилипала, сразу в ряды фракции Кораблева и пошел.
   - А чего же он боялся?
   - Именно, этих седых головорезов. У этих людей искры с глаз сыпались, они готовы были со всеми разбираться, как с Яценюком. Ну, и ладно. Разбился на машине этот человек, тормозной шланг порвался, машину занесло, и остался инвалидом. Когда расследование проводили, была версия, что тормозной шланг был подрезан. Но доказать это не смогли, как и предположить то, в чьих это было интересах. Яценюк же владел несколькими базами, кстати, бывшими заводскими, и открыл в них склады, какие-то офисы. Ну, его устранение, как конкурента или собственника, было в интересах некоторых коррумпированных лиц, новых русских, как и этих партийцев-изгоев.
   Но, чтобы больше запутать следствие, к нам в городское отделение пришла записка с версией, что это могли сделать члены партии "За справедливость", а в ней список, предположительно с кем хотят они поквитаться. Фамилия Яценюка в ней стояла на первом месте и была зачеркнута. Вторая фамилия - Вертилова. И так далее. Фамилия Киреева была шестой.
   - А фамилия Порошенко в том списке была?
   - Четвертой, - ответил Дятлов. - А что вы не спрашиваете меня, куда мы едем, Николай Иванович?
   - В Звягино.
   - Удивительно, угадали.
   - Так, я - журналист, Федор Викторович. Как проехали Советскую улицу, так, я сразу и понял, что мы с вами едем на выселки - в Звягино, на этой стороне нашего города домов престарелых нет, а в Звягино есть, в лесном массиве, в котором живут серьезные люди.
   - Умница! - похвалил Синцова Дятлов.
   - Ну, про Вертилова все понятно. Продолжите, пожалуйста, свой рассказ. Кораблев позвонил Столярову и, что дальше?
   - Тот приехал к нему, взял у Кораблева ключи от его квартиры и отправился к нему домой за красной папкой, в которой хранится копия завещания Вертилова на свою собственность. А она у него очень большая, собственность: несколько домов частных, квартир. По дороге Столяров позвонил мне, мы с ним все обсудили. И так произошло, что Кирееву кто-то передает информацию про Столярова: что он жив и едет в квартиру Кораблева.
   - А кто же это мог передать? - удивился Синцов.
   - А сосед его, который живет с ним в одной комнате.
   - В доме престарелых с Кораблевым, имеется ввиду? - спросил Синцов.
   - Ну, да, прикинулся спящим, а сам работает за чью-то мзду...
   - Чью?
   - Догадаться сложно? - вопросом на вопрос ответил Дятлов.
   - Ну, судя по Вашему рассказу - это Вертилова.
   - Молодец! А она Кирееву позвонила.
   - А как вы об этом узнали?
   - Потому, что Киреев нечаянно встретился со Столяровым на остановке, которая находится от Дома престарелых в пятнадцати минутах ходьбы, а сам Киреев прибежал туда в легкой куртке и рубашке на голое тело. Так сказал Столяров. Это говорит о том, что он получил не информацию от Вертиловой, а приказ - срочно встретиться со Столяровым и так далее. Николай Иванович, это всего лишь логические размышления, так что, не подумайте, что именно все так и произошло. Это опять же - вер-си-я!
   Сели на скамейке на остановке, Киреев достал бутылку с хорошо известным вам напитком и угостил его. Столяров сильно опьянел, но что хорошо в сливянке, она крепкий напиток для печени, там еще каких-то органов, кроме мозга. Он дольше всех органов ей сопротивляется. Вот это и позволило Столярову запомнить телефонный разговор Киреева с Вертиловой.
   Столяров все понял и начал поддаваться, сделал вид, что не может ходить, и вместо ключей, полученных от Кораблева, дал возможность ему вытащить ключи от своего дома. А когда Киреев оттащил Столярова в кусты и бросил его там, он позвонил мне. Через пять минут после отъезда автобуса с остановки вместе с Киреевым, наши ребята нашли Столярова и оказали ему помощь.
   - Круто! - притормозив перед светофором, сказал Синцов. - Потом вы старика подвезли к нашему дому, а там его ждали младшие Вертиловы.
   - Они были с Киреевым. Ключ, который он взял у Столярова, оказался не тот. Вот, они и ждали момента, когда в доме погаснут все окна, чтобы взломать квартиру Кораблева. Дождались, а тут к их удивлению, появляется Столяров и входит в подъезд и лифтом поднимается на свой этаж. Они пошли за ним.
   - В его квартире была засада?
   - Конечно, - кивнул головой Дятлов, - там была наша группа. Но спасти Столярова от нападения на него они не успели. - Когда он открывал дверь квартиры Кораблева, молодой человек, спрятавшийся за спиной Киреева, ударил старика кирпичом по голове. Они сразу бросились к книжным шкафам и начали в них что-то искать, скидывая книги, папки на пол. И наши ребята их тут же взяли. 116 статья УК РФ: насильственные действия по отношению к человеку, которые доставляют ему физическую боль, но не приводят к кратковременному расстройству здоровья или стойкой утраты общей трудоспособности. Но так, как они вывели человека из сознания, а, может, даже и нанесли значительный вред его здоровью, то попробуем посмотреть на это избиение через 111 статью УК РФ.
   - А папку не нашли?
   - В том-то и дело, что нет.
   - А Кораблев не может ее хранить у себя в доме престарелых? - Синцов посмотрел на Дятлова.
   - Э-э, Николай Иванович, вы смотрите не на меня, а на дорогу. Так, вот. Скорее всего, так оно и есть, но нам об этом он почему-то не сказал, значит, он еще не закончил своего дела.
   - Федор Викторович, а о Кирееве почему молчите?
   - Николай Иванович, так, я вам разве не рассказал о том, что он нас ждал у Ангелины Сергеевны. Она же приглашала меня с вами на чай, помните? А я с ним уже до этого поговорил и все обсудил. И скажу(!), хитрец он(!), большой хитрец! Дурака из себя делает, а глаза умные, следит за каждым моим движением. И вопросики такие задает, вроде бы и не касающиеся Вертиловых, Кораблева, Столярова, а все они связаны именно с ними.
   Дятлов замолчал и не спускал глаз с экрана своего сотового телефона.
   - Хорошо, хорошо-о, - со вздохом промолвил он последнее слово и спрятал телефон в большой боковой карман своей куртки. - Хорошо.
   - Что? - попытался сбить размышления Дятлова Николай.
   - Что? А-а-а, да, дело серьезное у меня, Николай Иванович. Вот, уже три месяца раскручиваю его, вернее их, и все они сходятся в одном деле, и вот-вот крышка этой кастрюльки захлопнется, и вся рать предстанет перед судьей.
   - И главным будет у них Вертилов? - предположил Синцов.
   - Какой Вертилов? - удивился и посмотрел на Николая Дятлов. - Не-ет, дорогой, там история покруче этой, можно писать о тех делах книгу за книгой, и все они пойдут нарасхват у вас. Ну-у, это позже, Николай Иванович. А Вертиловское дело, по сравнению с тем, детский лепет.
   - вы же тоже занимаетесь им не один месяц, а больше трех?! - удивился Синцов.
   - Правда? А я им так и не занимался, между прочим, до сих пор, Николай Иванович.
   - А розыски в доме и во дворе у Вертиловых, Ваша работа с Кораблевым, Столяровым, с Киреевым, между прочим?!
   - А-а, так-то, простейшая шахматная задачка из трех, нет, четырех действий. И что, самое интересное, инициативу в ней должны проявлять были не мы с вами, а противоположная сторона, чтобы понять, чего она сама в этом деле хочет. Ведь я вам скажу, так все замудренно закрутили эти люди, что я сам уже не раз запутывался.
   - Вертилов?
   - А, вот, сейчас вы все и узнаете, Николай Иванович, - потянулся Дятлов. - Обидно когда от нормальной работы нас отрывают. Крутятся, крутятся, толкаются, лбами бьются, ну, и пусть, великовозрастные дети!
  
  
   Глава 23. Детские шалости
  
   У ворот въезда во двор хозяйственных построек Дома престарелых стояло два полицейских УАЗика.
   - Ну, что там? - спросил у одного из офицеров Дятлов.
   - Как вы говорили, Федор Викторович, так и произошло, - козырнул старший лейтенант Синцову.
   - Здравствуйте, - поздоровался Дятлов с ним за руку. - Присаживайся на заднее сиденье и рассказывай, - Дятлов открыл заднюю дверцу жигули Синцова.
   - Ну, я ж говорю. А, да, да. Значит, дело было так. Медсестра услышала в семнадцатой комнате крики, ну, и пошла туда. А там, значит, Петров пытался выкинуть папку в окно. Нет, в форточку. А Кораблев ему этого делать не давал.
   - Красную папку? - спросил Дятлов.
   - Что? - переспросил старший лейтенант. - А-а, да темно-красного цвета была папка. Ну, медсестра зашла к ним, и давай стариков, значит, разнимать, успокаивать. А за ней бабки, их соседки, значит, забежали в их комнату и тоже давай ей помогать этих стариков растаскивать. А врачица полицию, то есть, нас вызвала.
   - Проспали?
   - Ну, Федор Викторович, ну...
   - Так, что дальше было-то? - Дятлов начал торопить полицейского.
   - Ну, значит, все-таки выкинул папку в форточку Кораблев. То есть, значит, не Кораблев, значит, а этот, Петров. Ну и все, а женщины разняли их.
   - И все? - почему-то удивился Дятлов.
   - Ну, нет. Та женщина, которой выкидывали эту папку, стояла у окна. С папкой потом она пыталась пройти в дом престарелых, но охранник ее не пускал. Она кричала на него, обзывалась всякими слова, значит, говорила, что министру внутренних дел будет жаловаться на него. А потом закрылась в своей машине и просидела до нашего приезда. Сейчас ее допрашивает Скворцов.
   - А Кораблев?
   - Плохо мужику стало. Врачи вроде помогли, укол сделали, второй. Ну, мы не стали им мешать, а сейчас заглянули к нему в палату, а там никого.
   - Сосед его тоже исчез? - спросил Дятлов.
   - Да, нет, он в комнате отдыха сидел, на рыбок смотрел.
   - Понятно, - вздохнул Дятлов. - Так, это Вертилова стояла у окна и ждала, когда Петров ей выкинет папку?
   - Да, значит, Вертилова, с ней сейчас, ну, значит, Скворцов ее допрашивает.
   - И никто не видел, куда делся Кораблев? - допытывается у старшего лейтенанта Дятлов.
   - Ну, как не видел, - замахал рукой полицейский. - Значит, Коля Меньшов за ним пошел. Пока еще не звонил. Ждем, когда позвонит.
   - Хорошо, посидите здесь, сейчас приду, - Дятлов вылез из машины и направился к ближайшему одноэтажному дому, куда ему показал старший лейтенант.
   Николай поежился, завел машину и включил печку. Столько передумал об этой истории и так устал уже от нее, что не хотелось сейчас, следя за разговором полицейского с Дятловым, приходить к какому-то умозаключению.
   "То, что папка оказалась не в квартире Кораблева, а в доме престарелых, где находится он сам, так и должно было быть. Ну, обманул следователя, может, из-за того, что памятью страдает, может, из-за того, что не понял Дятлова. Хотя, Федор Викторович - хороший психолог, знает, как и с какими людьми нужно разговаривать. Но, скорее всего, Кораблев ему не доверяет и поэтому..."
   Старший лейтенант с разрешения Николая закрыл дверь машины, нагнав в салон холодного воздуха.
   - Замерз уже, - сказал в свое оправдание полицейский.
   - Угу, - кивнул головой Синцов, но разговора со старшим лейтенантом не стал поддерживать.
   Первое, что отметил про себя Николай, от полицеского сильно пахло кислым табачным дымом, кончики пальцев с ногтями на его левой руке были желтыми, это говорило о том, что он курит сигареты без фильтра, как когда-то отец Синцова. Ломал фильтр и выбрасывал его, считая, что тот делает "вкус" табака мягким, а он любил сигареты покрепче.
   Видно было, что старшего лейтенанта гнетет молчание, и он пытается о чем-то заговорить с хозяином машины, который смотрит куда-то вдаль и думает о чем-то своем.
   - Что-то знакомое у вас лицо? - наконец, набрался храбрости полицейский.
   Николай полуобернулся к офицеру лицом и, присмотревшись, улыбнулся:
   - Похоже, что да? Погодите, Ваша дочка учится случайно не в третьей школе?
   - А-а, точно, в шестом классе. И вас, и меня в конце сентября избрали в родительский комитет.
   - Точно, - Николай протянул руку для рукопожатия полицейскому.
   - вы же журналист?
   - Верно, - улыбается Николай. - Дятлов предложил мне сюда приехать, и не столько, как газетчику, а как водителю.
   - А-а, - замахал указательным пальцем перед лицом Николая старший лейтенант, - вы же еще и писатель. Читал, читал. Из-за этого приехали со следователем сюда, - то ли спрашивая, то ли делая вывод, сказал полицейский. - Как напишете про это, дадите эту книгу прочесть?
   - Обязательно, только она уже вот-вот выйдет, а окончание в ней, к сожалению, будет другим. Там все построено на наших с Дятловым разногласиях. Я считаю, что здесь идет психологическая борьба между людьми, которые остаются верными своим моральным принципам, которые были в них заложены, и пытаются, благодаря этим качествам, устроить суд над другими людьми, нарушавшими ради своего благополучия эти каноны. А Дятлов смотрит на все это проще, как на человеческую жадность, стремление украсть, ограбить слабых людей, которые обладают ценностями.
   - Интересно, интересно. А в книге будет много кровавых моментов? - не спускает глаз с Синцова полицейский.
   - Честно говоря, я не люблю писать об этом. Мне больше нравятся бескровные истории, чтобы в них были аналитические размышления следователя, ну, и конечно, чтобы это дело было сильно запутанным. А в конце уже разгадка.
   - Мне нравятся Ваши книги, но я вам посоветую, добавьте в них крови, страстей, погони. А то дочка и сын спрашивают меня, ну как там, нашли убийцу или вора? А мне толком и нечего такого рассказать, чего бы им хотелось. Скукотища одна.
   Пискнула рация, в салоне раздался сильный шум от ее помех. вытащив из нагрудного кармана своей форменной куртки большой черный телефон, старший лейтенант сказал в него:
   - Скворцов, ты? Слушаю.
   Было очень трудно разобрать то, о чем говорил ему неизвестный полицейский Скворцов. Но старший лейтенант хорошо понимал недосказанные абонентом слова.
   - Так, и где он?
   - Ш-ш-аг-тши шим-ми.
   - На озере? Что он там, рыбу ловит?
   - Ша-шука- раташшаи.
   - Щуку? Какую щуку тащит? А, рыбак тащит. Ну, и пусть себе тащит. А причем здесь Кораблев? А-а, стоит рядом с ним? А о чем он говорит с тем рыбаком?
   - Не ...шу.
   - А ты ближе подберись. Бумагой размахивает? Папкой? А тот, что?
   - Ши-шишется.
   - Смеется?
   - Ничего не понимаю. Ну, слышишь?
   - Шу.
   - Ну?
   - Шашьша.
   - Кораблев, что ли к нему драться лезет?
   - Ша.
   - Задержи их. Стоп, стоп, не нужно. Сейчас придем.
   Старший лейтенант вылез из машины Синцова и что-то стал громко говорить по рации. Пока Синцов опускал стекло, чтобы расслышать, о чем говорил полицейский, из дома вышел Дятлов и направился к ним.
   - Мы нашли Кораблева, - громко говорит ему старший лейтенант. - Он здесь на озере драку затеял с рыбаком.
   - Этого еще не хватало! Слава, отправь туда наряд, пусть обоих задержат, - распорядился Дятлов и, позвав Синцова, сказал ему. - Николай Иванович, ну, что, пойдем, проветримся. Думаю, что все уже закончилось.
  
   - 2 -
  
   Вот только теперь у Николая появилась возможность понаблюдать за этим человеком. Вертилов был суховат, на лице сосредоточенность. Еще, что заметил Синцов, это - угловатость правой брови Сергея Петровича, прямо по ее середине . Видно, когда-то у него была травма. Из-за нее взгляд Вертилова, если он смотрит на кого-то снизу вверх, напоминал птичий, орла или коршуна. В нем даже сквозила какая-то свирепость, невольно вызывающая у тебя испуг.
   - Сергей Петрович, - рассматривая большую щуку, Дятлов присел около Вертилова, - неужели вы поддались на игру Кораблева?
   - И эту охоту за людьми вы называете "игрой"? - обжог взглядом следователя Вертилов. - Он моего брата убил руками его племянника.
   - Я не ослышался? - присел на корягу Дятлов.
   - Я всего лишь повторил Ваши слова, - махнул рукой тот. - Он дочку подталкивал к тому, чтобы у нее ненависть росла к отцу, пытался втянуть в свою партию убийц-террористов. В старшего брата Ленина заигрался, боевика из себя строил. Ему было очень нужно меня покарать за мои недоработки, видите ли, которые я допустил, работая заместителем главного инженера химкомбината.
   - А сколько ты за это время за чужой счет жилья себе понабрал? - тут же прорычал Кораблев. - Теперь все о тебе люди узнают! Все!
   - Александр Иванович, вам слова не давали! - остановил Кораблева Дятлов. - Продолжайте, Сергей Петрович.
   - А, что продолжать? Сейчас посадите нас вместе с ним, так утром моя голова будет лежать в какой-нибудь тумбочке или под кроватью. Не он сделает, так сокамерники это, точно, сделают. Он про меня столько навыдумывает, наговорит им, товарищ следователь, что они меня воспримут, как педофила.
   - А ты еще хуже! - рыкнул Кораблев. - Жди своей последней минуты!
   - Товарищ старший лейтенант, отведите задержанных в дом престарелых, - попросил полицейского Дятлов.
   - Ну, старики! - прошептал Дятлов, наблюдая за уходящим нарядом полиции с Кораблевым и Вертиловым. - И, самое, что интересное, разыграла все эти комбинации дочка Вертилова.
   - ?
   - И не смотри на меня так удивленно. Неужели вы, Николай Иванович, сами не догадывались, где собака зарыта?
   - Ну, я, в принципе, предполагал эту версию, но так не хотелось, чтобы это была, именно, она.
   - А управлял Верой Сергеевной не Кораблев, который думал, что он это делает, а сам Вертилов.
   - Не понял, старший Вертилов?
   - Он раскусил поступки дочери еще месяца два-три назад, когда она нашла его брата - Петра Петровича и уговаривала того, чтобы он приехал в этот город и убил ее отца. В конечном итоге, это позволит ему приобрести одну из квартир Вертилова. Ее отец нечаянно об этом узнал, причиной этому стал участковый, пришедший к ним в дом. Дочери не было в этот момент, ну, и капитан полиции попросил Сергея Петровича Вертилова, предупредить своего брата Петра Петровича, чтобы тот появился в отделении полиции. У него несколько сидок было.
   - Да, да, и что дальше?
   - Ну, а тот не дурак. Сергей Петрович сразу же догадался, кто пригласил в этот город его брата и, в принципе, не ошибся. Начал следить за всеми. А Петр Петрович, за неделю до "убийства" своего брата, обратился в полицию. Ну, мы и разыграли продолжение той истории.
   - Хм, - усмехнулся Синцов. Убийства, что ли?
   - Ну, и этого еще мало. Вера Сергеевна раскопала информацию о группировке "боевиков-террористов", так сказать, Кораблева. Не знаю, кто подтолкнул ее к этой идее. Но, это факт, Николай Иванович, и он очень важен. Тут и вспомнились старые обиды у Столярова к Кирееву, которые, вроде бы, этими людьми позабылись. Потом Кораблев подключился к борьбе, решил вспомнить молодость. И, что самое интересное, Вертилов Сергей Петрович, повелся. Он решил наказать за это дочку и обратился к нотариусу с просьбой переписать свое завещание. И сказал об этом громко, чтобы дочка услышала. И она услышала, что он отдает все свое имущество кому-то другому, а не ей.
   - Кому?
   - Он врал, зачем продолжать на эту тему разговор, Николай Иванович. Нотариус - его старый друг, оформил ему ненастоящее завещание, допустив в этом документе кучу ошибок, чтобы, на всякий случай, если приведут его к исполнению какие-то обстоятельства, оно было незаконным.
   - Хитро!
   - А я о чем?! Но старику захотелось проучить свою дочку, внука, которого она настраивала против своего отца.
   - А привидения у дома Порошенко были настоящими?
   - В виде Кораблева.
   - Да, вы что?! - удивлению Синцова не было границ.
   - Мы его после этого проводили до дому и удостоверились в этом.
   - Так погодите, Федор Викторович, а красная папка хранилась-то у Кораблева?
   - Ой, Николай Иванович, этой легенде сто лет в обед. О ней еще в тысяча девяносто третьем году Кораблев с трибуны перед коммунистами города говорил, когда он пытался свою фракцию организовать, то есть партию "За справедливость". Нужно же было ему как-то создать себе имидж! Вот, он и придумывал всякие истории, запугивания, чтобы все, видя его, дрожали. Вот, эта красная тетрадка и появилась, то есть, папка.
   - А завещание-то, от которого разгорелся весь сыр-бор, было у него в этой папке?
   - Конечно, было, ведь его ему принес сам "запуганный", так сказать, Сергей Петрович Вертилов. Вертилов - хитрая лиса. Он еще в те годы, чтобы остаться, так сказать не тронутым террористами Кораблева, затесался в его друзья. А теперь, когда он узнал о дочкиных делах, он снова чем-то умилостивил Кораблева, который уже не первый раз пользовался такими взятками. Ну, а тот подыграл ему. Кораблев взял это завещание, якобы, настоящее, и стал хранить его у себя.
   - А чем же "умилостивил", как вы говорите?
   - Деньгами.
   - Большими?
   - Ну, если Кораблев назовет цифру, то и узнаем, правду сказал нам Вертилов или нет. Других доказательств об их величине нет. Так что, Николай Иванович, в самой основе своего детектива, вы нашли ту самую центральную линию, только воспринимали ее, как этическое, моральное поведение людей. А, на самом деле, это - обычное мошенничество, попытка совершить еще более страшное преступление - убийство для того, чтобы завладеть чужими богатствами.
   - И в этом Вера Сергеевна призналась?
   - Боюсь, чтобы сегодня у нее крыша не поехала. А что вы так на меня смотрите, Николай Иванович? Брат Вертилова, Петр Петрович, которого она попыталась отравить той же самой сливянкой, какой отравить и вас, запугать или еще что-то сделать с вами, оказался-то жив. Я же вам говорил. Через час мы ей эту встречу и устроим.
  
   - 3 -
  
   - Федор Павлович, - смотря умилительными глазами на директора типографии, Синцов продолжил, - ну, остановить как-то можно выпуск моей книги, а? Федор Павлович? В ней очень нужно поменять концовку текста, всего-то на трех последних страницах.
   - Не могу. Ладно, было бы там десять, двадцать книг, копейки. А это десять тысяч экземпляров. Понимаете? вы же мне их не оплатите? Вот, я о чем. Тем более, она уже утверждена Мысенко, - вздохнул директор типографии, - и деньги будут за ее выпуск оплачены типографии.
   - Кем, кем? - удивлению Синцова не было границ. - Она утверждена Пашей Мысенко, пресс-секретарем губернатора? Моя книга?
   - Ну, дорогой мой Николай Иванович, вы хотите бесплатно издаваться, да еще за это и получать хорошие гонорары. А этого добиться далеко не просто, милый сударь. Хорошо, что у вас появились спонсоры, и это, достаточно, влиятельные люди, - кивая головой после каждого своего слова, наставительно говорил Синцову директор типографии. - Да и нам без их помощи не выжить. Конкуренция, чуть зазеваешься, сразу же вышибут с рынка. вышибут, понимаете?
   А эту книгу Вашу, Николай Иванович, я с огромным интересом прочитал, очень понравилась, захватывает! Приведения, страхи, человек мучается, когда вспоминает о том, что по его вине на заводе погибали люди. Ух! - с силой начал жать руку Синцова директор типографии. - И что же вы хотели в ней поправить, в вашей книге?
   - А то, Федор Павлович, что все это - детский лепет, - вздохнул Синцов и, пожав директору типографии на прощание протянутую им руку, вышел из его кабинета. У двери задержался, обернулся и повторил свои слова. - вы, понимаете, Федор Павлович, все то, что написано там, это - детский лепет. А назвал-то как книгу "Тень уходит последней", - и тихонько прикрыл за собой дверь.
   - А вы правы, - согласился с вышедшим автором директор типографии, - действительно, если уходит форма, то только после нее исчезает и сама тень. Хотя мне книга Ваша понравилась, а заголовок?.. Хотя, и заголовок, вроде бы, подтвержден в ней, в вашей книге. Да, да...
  
   - 4 -
  
   Большой желтый шар луны облокотился на крышу впереди стоявшего десятиэтажного дома и освещал и без того светлые от горящих фонарей улицы города. Морозный воздух, легонько покусывая щеки, забрался к Николаю под футболку, освежая его горячее после ванны тело. Упершись руками на перила балкона, Синцов рассматривал улицу, снующие по ней автомобили.
   Радость от выхода его очередного детективного опуса распирала, вызывая улыбку на лице. И, подумать только, знали бы те люди, которые живут вокруг него, что он - самый счастливый человек на свете. Да, да, он, писатель, издавший свою пятую книгу. Пусть она вышла не в каком-то крутом российском издательстве, а всего лишь в их городе. Но в каком городе, почти миллионнике, и десять тысяч читателей их газеты, живущие в этом городе, получат на днях его книгу...
   Наверху проскрипела дверца, кто-то вышел на балкон.
   "О, это же сам господин Кораблев, - подумал Синцов. - Нужно ему тоже подарить эту книгу, героем которой является и он".
   Николай поежился:
   "Может, сказать ему об этом. Кстати, у меня где-то завалялась чекушка водки, подаренная Ангелиной Сергеевной. Нам со стариком вполне хватит ее, чтобы поболтать".
   Рычание собаки невольно вспугнуло Синцова.
   - Кто это? - тут же расслышал он в морозном воздухе голос Кораблева. - А-а, это вы, Лев Львович...
   "Не с Лебедем ли он разговаривает?", - подумал Николай.
   - ... Не знаю, вы же мэр, а не я, - усмехнулся старческий голос. - вы мне все не верили. А я из тех, которые слова просто так на ветер не бросают, - повысил голос Кораблев. - Я же вам сказал, что народная воля жива. Да, да, и таких, как Вертилов, мы выведем на чистую воду. Что? Помер? Туда ему и дорога. А дочка его пусть посидит, пусть...
   Услышав последнюю фразу Синцов замер.
   "Нет, нет, такого не должно быть!" - хотелось ему громко закричать, опровергая хвастовство Кораблева перед мэром города.
   - А я вам говорю, что мы, хоть, и старики, но мы - настоящие партийцы, - продолжал громко говорить Кораблев. - Натворили, пусть отвечают. Да, да, Лев Львович. Так что, я готов еще раз с вами поспорить. Кого? Так, он, что, еще жив? О-о, дайте-ка мне его адрес. На него у меня такая информация есть, что дети, узнав о делах своего отца, сами своими руками его задушат. Да, да, как я говорил, тень их уйдет только после того, как они уйдут!
   Николай, хлопнув балконной дверью, пошел в ванную комнату, и, включив горячую воду, опустил под нее свою голову...
   "Значит, я был прав, господин Дятлов! А не вы, как бы вы того не хотели, профессионал, господин следователь".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

75

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"