Тусклый желтый свет от фонаря даже не достает до аллеи. Его пятна небольшими блюдцами разлеглись на дороге, наполовину закрытой нестриженным кустарником давно отцветшей акации. Хм, все здесь состарилось! И дорога, и аллея, и дом, из окон которого также тускло падает свет на траву, закрывшую своим обилием старые клумбы.
Вот здесь, когда-то цвела роза. Нет, нет, шиповник. Точно, колючий шиповник. Его почки мы с пацанами иногда растирали в пальцах и кому-нибудь из своих друзей совали за пазуху. Да, да, а потом смеялись, когда он чесался и гонялся за нами.
А вот здесь, пожилая женщина растила незабудки, поливая их в летние вечера. Там, хризантемы, которых давно уже нет, вместо них сухая трава.
А вот у того дома всегда росли бархатцы. Их темно красные цветы с золотистыми краями, почему-то отталкивали у меня желание их сорвать. Не знаю почему. Наверное, потому что казалось, эти цветы созданы только для клумб, а не для подарков девчонкам. Девушке можно подарить розы или астры, сирень, но это уже нельзя было бы сравнить, как с признанием, что понравилась, а так понарошку. Можно конечно преподнести и букет из маков с ромашками, но тогда это будет совсем не то, детство. А мы уже считали себя взрослыми. Подумать только.
Юность. Мы тогда, даже не понимали, что такое старость. Город цвел, как и мы, четырнадцатилетние пацанята, боявшиеся на своих сверстниц, при друзьях, смотреть в открытую. Да, да, а только так, незаметно, исподлобья, искоса. А вот Гошка, из соседнего двора, был старше нас, намного. Пришел из армии и сделал предложение девчонке из нашего дома, Люсе, в которую мы все были влюблены. А она взяла и согласилась.
Нас он на свадьбу не пригласил, а только тех ребят, что постарше. Мы им завидовали. А когда Витька предложил в палисадниках нарезать цветов и принести их на свадьбу, без приглашения, мы его поддержали, и как оглашенные бросились по улице, ища цветы.
Но, опоздали, все они уже были срезаны, и у того дома тоже, те самые бархатцы, которые я думал, что созданы только для клумб. Так и остались мы тогда, сидеть у вот этого дома, на каменном заборе, с завистью смотря на открытый балкон из которого лилась веселая музыка и кричали люди: "Горько".
А вот и этот забор. Он совсем развалился, такая судьба, похоже, в скором времени ждет и этот дом, подумал я, рассматривая широкую трещину, располосовавшую старый дом из ракушечника. Посмотрел вверх, на второй этаж, трещина туда еще не добралась, значит, жизнь у дома еще не окончена. И замер, увидев раскрывшуюся дверь на том самом балконе, из которого лилась приятная музыка с громкими возгласами: "Горько". А прислушавшись, понял, что это всего лишь музыка.
На балкон вышла пожилая пара. Я, как зачарованный, стоял на аллее, и, затаив дыхание рассматривал их. Начало громко биться сердце, кажется моё. Неужели это те самые Гоша и Люся? Неужели сегодня тот самый день, когда у них тридцать пять лет назад, была свадьба? Да, да.
- Гоша, - неожиданно воскликнул я.
Мужчина посмотрел на меня и что-то спросил.
- Люся?
- Да, да, - откликнулась женщина.
- С юбилеем вас! - и сам не понимая почему, быстро пошел к той самой клумбе с бархатцами, прося Бога сохранить их.
...С дрожью в коленях поднимался по лестнице на второй этаж, неся впереди себя букет бордовых с золотистой раскраской цветов.
Дверь отворилась и, позабыв, что хотел сказать, не стесняясь слезы, протянул Люсе с Гошей бархатцев...