- Славян давеча приехал, мужики,- селянин в промазученной фуфайке подошёл к двоим дружкам, сидящим на бревне возле сельпо.
- Да ладно, Семён, быть не может, - усмехнулся Михалыч, очень авторитетный в селе пенсионер,- он три дня назад только уехал, а ему обследоваться три недели.
- Сам видел, в обед из автобуса выходил,- настаивал Семён,- только я с ним не поговорил, не успел, он домой торопился.
- Может он того?- предположил Кузьмич, авторитета у него было поменьше, да и на пенсию вовремя выйти он не успел, маялся дома от безделья и безденежья,- быстро обследовался и домой?
- Да уж...- вздохнул Михалыч,- видно здорово тебя подкосило, что собес за своего не принял... Восемьсот вёрст на поезде ехать, это четырнадцать часов в общем вагоне, да и обратно столько же. Его, по твоему, в санитарном поезде везли?
- Да ладно, чего ты завёлся-то?- огрызнулся Кузьмич,- чуть чего, сразу на больное давишь. На лесоповал меня не берут, колхоз растащили, а у тебя всё одно - собес, собес...
- Ну и где твой Славян?- Михалыч переключился на Семёна, Кузьмича иногда лучше было не трогать и все это прекрасно знали.
- Да я почём знаю?- Семён, начиная жалеть, что объявил о приезде Славяна, тоже решил перевести разговор,- ты лучше скажи, Михалыч, зима нынче лютая будет или как? Вон рябины сколько висит.
- Да при чём тут рябина-то вообще?- вмешался в разговор Кузьмич,- то один собесом мне голову морочит, то второй рябины подсыпает. Я чего вам тут, зря пришёл что-ли? Вот делать мне больше нечего что-ли?
- Да успокойся ты, неугомонный,- вздохнул Михалыч,- вот где громкоговоритель-то незатыкаемый...
- Это я незатыкаемый?
Сколько бы это продолжалось и во что вылилось - не известно, спас ситуацию сам Славян, он же Славик, он же Вячеслав. Он явился в фуфайке, галошах на босу ногу, хотя на дворе стояла осень и в брюках, почему-то вывалянных в угольной пыли.
- Здорово, селяне,- с этими словами Славян почесал на груди тельняшку.
- Вот тебе и раз...- Кузьмич пристально посмотрел на односельчанина,- быстро ты обследовался, однако.
- Не время, мужики, по больницам разлёживаться и разлагаться,- начал митинговать Славян,- тут ведь в стране вон что творится, в опасности она, можно сказать.
- Кто она?- удивился Семён,- Валентина твоя что-ли?
- Да какая ещё Валентина? Родина, можно сказать, в опасности,- продолжил Славян,- враги кругом и всё такое, окопались, понимаешь, как тут разболеешься?
- Ты митинговать-то хорош,- остановил его Михалыч,- в городе был?
- Был,- почти соврал Славик,- как же не был? Посмотрел, что там творится, в больнице отметился и домой, оборону крепить, так сказать, тылы.
На вокзале он действительно был, дальше не был, до больницы тоже не добрался. По своей природной простодушности Слава оставил сумку с вещами, документами, карточкой и направлением на остановке и отошёл в киоск за сигаретами. Вернувшись назад сумки он не обнаружил. Деньги тоже исчезли, по очень простой причине - кошелёк находился в ней же. Вокзальный милиционер, к которому он обратился за помощью, отправил его в отделение, где Слава и провёл ночь.
Сигарет он тоже не купил, деньги, которые были в кармане, он потратил на две пачки сигар, самых недорогих, которые были в продаже, очень хотел по возвращению угостить односельчан.
Обратно он добирался как мог, в угольном вагоне зайцем, других вариантов не было.
- Ну ну...- усмехнулся Михалыч,- оборону, значит?
- Именно! Её и надо крепить!- продолжил Славян,- надо всем вместе держаться, друг за друга. Тогда нас не сломить ни за что.
- Слава, а ты где был-то вообще?- вставил вопрос коварный Кузьмич,- в партшколу ездил что-ли?
Слава смутился, что ответить он не знал. Дело в том, что ночь он провёл среди задержанных на митинге, по закону предъявить им было нечего, бутылками в каски милиционерам они не кидали, ни к чему особенному не призывали, просто толкали речи о всенародном единстве и о том, что достойны другой жизни, что и так всем очевидно, без демонстраций. Там он и набрался тех мыслей, которые теперь распространял среди односельчан.
- Эх, какая там партшкола, закуривайте.
Слава протянул нераспечатанную пачку сигар, мужики очень удивились такому презенту, закурили, закашлялись.
- Я сейчас!- Семён, ничего не объясняя, убежал.
Вернулся он минут через пять, на велосипеде и с литровой банкой самогона в авоське, висевшей на руле.
- Обмыть надо бы, мужики,- предложил Семён,- Слава из города вернулся.
Мужики согласились, никто не стал возражать. После второго полстакана Славян во всём сознался и митинг прекратил. Его никто не осудил и ничего не предъявлял. Его поняли, как самих себя, потому что говорил он прописные истины. Все достойны совсем другой жизни в самой большой и самой богатой стране, особенно селяне, брошенные и забытые, у которых и радостей то почти не осталось, а событий в селе почти не происходит.
А заморские сигары мужикам понравились, тем более их впечатлил тот факт, что Славик сберёг их именно для них, ведь в угольном вагоне стрельнуть не у кого, а курить хочется.