Впрочем, какие они дети? Им уже по восемнадцать лет. Пора в люди выходить. Совсем взрослыми стали.
Иван Глебович наблюдал за ними и чувствовал нарастающую тревогу. Справятся они со своей задачей? Не ошибся ли он? Ведь столько лет потрачено. А если зря? Ну нет, прочь мрачные мысли! Все у них получится. Выросло новое поколение. Сильное. Честное.
Сегодня был их последний завтрак в интернате. Они выйдут в большой мир и покорят его. Это поколение сможет грамотно управлять страной. Они поднимут экономику, наладят производство, наведут порядок в России. И больше никогда не будет вороватых чиновников, взяток и откатов.
– Иван Глебович, – позвал его Андрей Смирнов, сегодня он был среди ребят за старшего, – вам сообщение оттуда.
Учитель подошел к юноше, взял распечатанный лист и прочитал:
"Жду. Все готово. Подробности расскажу при встрече". И подпись: "Евг. Мих."...
Иван Глебович вышел из столовой, постоял над умывальником, посмотрел в зеркало и встретился взглядом с очень похожим на него человеком. Тот человек, по ту сторону зеркала, он был счастлив. Выглядел, правда, уставшим. Еще бы, восемнадцать лет бессменной вахты. Группа детей, и он один на всех. И никого рядом, никого. Так было задумано. Новое поколение, он их взрастил. Он оградил этих ребят от грязи, от которой они должны будут очистить этот мир. Он был уверен, что эксперимент удался.
Иван Глебович вернулся в столовую. Потрепал вихры одного, второго, улыбнулся и сел за свой стол. Не сиделось, хотелось бегать по интернату, прыгать и петь песни. Никогда еще он не чувствовал себя таким молодым.
Смирнов поймал его взгляд, что-то сказал Вале Жукову, тот фыркнул, улыбнулся и уткнулся носом в тарелку. Новое поколение. Такое серьезное, а иногда смешливое.
Иван Глебович, несмотря на свои шестьдесят, был живым и активным стариком. Последние восемнадцать лет он взвалил на себя непомерную ношу, но с работой справился. Он сделал это.
Сегодня. Это случится дети сегодня. Он откроет дверь в светлое будущее. Он выпустит детей (боже, да они уже не!) в мир. И мир прогнется под них. Эти дети сделают мир чище и лучше.
Воспоминания нахлынули волной.
***
...Иван в Москве был не первый раз. Раньше, бывало, изредка приезжал разгонять тоску, но чаще по делам, останавливаясь у товарища по студенчеству. Старый друг был ещё тот кутила, с возрастом нисколько не изменился и каждую пятницу любил отрываться в каком-нибудь клубе. Именно из-за этих его пятничных походов в поисках приключений, Иван старался приезжать среди недели. Лишь бы не в понедельник – в этот день Сергей был букой и бякой с опухшей физиономий и всклокоченной шевелюрой. Хе! У него ещё была шевелюра, а Иван давно уже стал бриться наголо, скрывая таким нехитрым способом огромную плешь на макушке.
Сергей сразу после окончания института ушёл в свободное плавание, купив место на рынке, и очень уважал Ивана за то, что тот не бросил любимой неблагодарной работы и таки умудрился добиться от неё взаимности.
Едва только тренькнул дверной звонок, Сергей открыл, и одутловатое его лицо засияло от радости.
– Привет, Глебыч! Ты чего в пятницу не приехал, я ж просил! Показал бы тебе одно место, где можно неплохо отдохнуть!
– Серёг, ну я же не пью! – Иван вошёл в прихожку, потеснив друга, и сняв пальто, накинул его на вешалку.
– Веселие на Руси питие есть!
– Не до веселия сейчас, не пития! – шапка нахлобучена на пальто чуть набекрень, отчего оно стало похоже на повешенного преступника. – Тем более, какой пример детишкам?
– А, ну да, ты ж у нас святой! – Сергей сказал это без тени издёвки. – Когда звание почётное обмывать будем? Я ж обалдел, когда в газете про тебя прочитал! Подумать только – Народный Учитель России!
– Да не пью я!
– Разжалуем в Рядовые учителя России!
– Я не...
–Самую малость, ну не обидь старого друга!
– Но только чуть.
За столом они разговорились.
– Ну, и каково чувствовать себя в тридцать пять семидесятилетним? – спросил Сергей.
– Нормально! Но ещё приятнее быть первым молодым Народным Учителем. Первым, понимаешь?
– Гагарин! – фыркнул Сергей, наливая себе очередную стопку.
Через полчаса его повело, и он понёс невесть чего – заговорил о наболевшем.
– Вот ты, Глебыч, Человек. Народный Учитель! А я говно на палочке, барыга! Хоть у меня и денег дофига, хоть я и полгорода скупил, а если надо и весь скуплю, а перед тобой я никто! Потому что я за баблом побежал, а ты за мечтой! А я свою мечту продал!
Иван знал, что надо просто молчать и слушать – хороший педагог, он и со взрослыми работать умеет.
– Обо мне кто вспомнит? Детишки. Мои детишки. Жена, когда подохну. А о тебе, Глебыч, вся страна будет помнит. И я, Глебыч, рад, что у меня такой друг. Очень рад!
– Я тоже рад, дружище, что у меня есть такой друг! – сказал Иван. – Если бы ты знал, какое в основном быдло эти учителя. Они же едва не погубили мою мечту, я из-за них чуть не уволился, хотел бросить всю эту школу и пойти в дворники.
– В дворники? – Сергей даже протрезвел от удивления. – Почему в дворники?
– А я кроме, как учить детей, ничего не умею.
– Но ты не бросил?
– Как видишь!
Сергей попросил посмотреть нагрудный знак, упорно называя его орденом и долго вертел перед глазами, разглядывая незабываемую эмблему – горящий факел на фоне раскрытого учебника.
Спать легли далеко за полночь. Утром Ивану нужно было встретиться с одним молодым человеком, то есть этому юноше, соционику с не очень большим стажем, необходимо с ним увидеться и он попытался заинтересовать учителя какими-то интересными и загадочными перспективами. Впрочем, ничего конкретного он не сказал, а просто намекнул, что знает, как воплотить мечту Пономарева в жизнь. А у Ивана Пономарёва была мечта, которую он считал несбыточной.
Иван Глебович Пономарёв прожил интересную и насыщенную событиями жизнь. Вернее будет сказано, что жизнь его была интересна ему и насыщена событиями именно для него – не каждого устроит такая жизнь. Ведь он был простым сельским учителем. Но Учителем с большой буквы, потому что таких, как он, поискать надо. Да что искать? Не найдёшь сейчас таких учителей, да и людей таких тоже не осталось. Правда, не все это ценят.
Когда ему было всего только двадцать два, он, молодой практикант-педагог вернулся в своё родное село "Красный Октябрь", которое давно уже не было ни красным, ни октябрьским, и первым делом пришёл в единственную школу. Поговорив с завучем, и со старым физруком, который уже не то, что бегать, но и ходить практически не мог, Иван Глебович нашёл кабинет директрисы.
– Центрального отопления так ещё не сделали? – спросил он директрису. – А ведь когда я школу закончил, говорили, что проведут ещё осенью. С тех пор прошла не одна осень.
– Сделали отопление, – ехидно ответила Зинаида Викторовна, здоровенная баба, ей бы пару мешков картошки под мышки, и в поле. – Центральное. Собираемся всем учсоставом в центре класса и нагреваем, значится, своими телами помещение. Это сейчас и называется – центральное отопление.
Практикант хорошо помнил свою школу – зимой в ней невозможно было высидеть даже один урок – во все щели надувало снега, и тепла от маленькой буржуйки в углу классной комнаты было чуть. По этой причине зимой детей чаще всего распускали на каникулы, зато весной нагоняли школьную программу, галопом перескакивая с темы на тему. Эта гонка за знаниями ни к чему хорошему не приводила – дети путали Есенина с Блоком, и считали, что Эрих Мария Ремарк – женщина.
Ивану дали первый "А" класс, и приставили к нему одного из старых учителей для проверки профпригодности. Старпер Игнатенко никогда не нравился Ивану как преподаватель – вместо того, чтобы учить детей, он только брюзжал по всякому поводу. Вот и сейчас он сидел в углу и делал детям ненужные замечания, больше работая на публику в лице молодого учителя, чем по необходимости. Впрочем, практикант, не обращая на него внимания, провёл урок, затем ещё один. Через несколько дней "слежку" сняли, директриса решила, что он прекрасно справляется со своими обязанностями.
Практика только началась, а Иван понял, что сделать ему надо многое, намного больше, чем требует школьная программа. И он, чтобы дети не отставали от программы зимой, прикупил дров, подлатал старую печь и заделал все щели – в итоге его класс стал образцовым – стопроцентная посещаемость даже в сильные морозы. Другие учителя на него непонимающе косились – чего выделывается, зачем свои деньги на чужих детей тратить? Но ничего не говорили, а просто подкручивали пальцами свои виски – дурачок, мол, что с него, кроме анализов, возьмёшь?
А этот дурачок продолжал свои чудачества. Когда, приехав в село в очередной раз, уже не на практику, а на постоянную работу, и снова зайдя в свой класс, он увидел, что дети сидят за неудобными, громоздкими партами, из которых только баррикады делать. Иван Глебович стал обходить все инстанции (завхоз да председатель, вот и все инстанции), пытаясь выхлопотать для школьников современные парты. "Нет у нас ничего" и "не положено" – никаких других ответов он не добился и, собравшись, поехал в город, в областную администрацию. До города дорога долгая, три часа на автобусе. Когда он вернулся, то председателя было не узнать.
– Что же ты, Ваня, надо было мне сказать, всё бы и решили. Обязательно надо в администрацию жаловаться?
– Будто не с вами я разговаривал по поводу этих парт пару дней назад.
В город съездил он не впустую – через неделю детишки сидели за новенькими партами, приятно пахнущими свежей краской и древесиной. Первая победа над чинушами показала ему, что их власть не безгранична, что с ними можно справиться.
После первого же инцидента председатель стал сговорчивей, вдруг полюбил детишек и самолично стал контролировать школу. Особенно часто он заходил во 2 "А" класс и спрашивал у школьников удобно ли им за новыми партами и хорошо ли относится к ним новый учитель, не обижает ли он их. Как оказалось, молодой учитель и не думал обижать своих учеников. Наоборот, они были от него в полном восторге. Он им и поездки в город устраивал, и экскурсии по местам боевой славы, а уж как они обрадовались новым партам! Полюбили Ивана Глебовича и родители малышей, которые всё чаще стали слышать от своих чад, какой у тех хороший учитель. Председатель, покряхтев, да вполголоса поворчав, решил с Пономарёвым не ссориться, к тому же, он оценил работу педагога на пять с плюсом – ему и самому понравилось, что дети сидят за красивыми партами, а не за уродливыми столами. Он похвалил учителя перед всей администрацией посёлка, выделил премию и велел ему курировать ремонт школы. Другие учителя взвились орлами и отправили к председателю целую жалобную делегацию – как же так, Пономарёв без году неделя здесь, ему премия и все почести, а им, чуть ли не корифеям науки, никакой благодарности. Жалобщиков председатель быстро поставил на место – вы ремонт в школе делали, или ещё что-нибудь полезное? Не вам ли два года назад краску на ремонт выделили? Где краска? Вы же заборы свои покрасили этой краской!
Нет, хороших людей на Руси всегда гнобят – что тут поделаешь, таковы русские традиции. Причём, чем больше людям сделаешь ты добра, тем больше вероятность, что они же тебя и загнобят. А если хочешь, чтобы тебя стали любить, то открыто сделай им какую-нибудь бяку. Главное, чтобы не исподтишка. Именно в открытую. И, несмотря на причинённый людям вред, они тебя зауважают – мужик, такую пакость нам сделал, а всё ж мужик. И даже начнут при встрече тебя первыми приветствовать.
Коллеги молодого учителя не уважали. Как бы он ни старался для своей школы, ему казалось, что чем больше он усердствует, тем меньше его любят. И даже начинают ненавидеть. Иван Глебович не мог ничего понять. Ведь ему пророчили стать хорошим учителем. Те же самые преподаватели это и говорили, которые сегодня его обливают грязью. "Поступай учиться, Пономарёв, – твердил одно и тоже учитель географии, – вернёшься – будет нам достойная замена". Но, видимо, забыли о своих словах старые учителя, совсем о другом заговорили. Или поняли, что молодой преподаватель – слишком уж достойной заменой оказался. А им этого совсем не нужно, зачем им такой учитель? И посыпались на Пономарёва кляузы. Вернее, кляузы посыпались на председателя, который после некоторого противостояния, всё же принял сторону Ивана Глебовича, поняв, что старики просто решили его съесть. И, конечно же, Пономарёву стало ясно, что весь мир устроен именно так и никак иначе. Так он жил и работал, отдавая себя детям и пытаясь воспитать взрослых. И только лет через пять понял окончательно – воспитывать нужно именно детей, взрослых воспитывать уже бесполезно.
А потом он понял и то, что детей тоже бесполезно воспитывать – ведь они дети своих родителей, а яблоко, как известно, от яблони недалеко падает. Сколько бы ни бился над ними Иван Глебович, всё одно – дом перетянет. Как бы он ни старался сделать детей людьми, такими людьми, чтобы за них не было стыдно, но у него ни чего не выходило.
Но ведь должен быть выход из этого положения? Если не воспитать детей так, чтобы они стали другими, то и их дети будут такими же жестокими, такими же подлыми и мелочными! И Иван Глебович нашёл этот выход. Но в силу причин, не от него зависящих, он не мог воспитывать детей так, как это было нужно.
2
Иван Глебович сидел за своим столом. Дети заканчивали завтракать. Он любил этих детей. Эти сорок маленьких (да и не маленьких уже!) человечков – основа новой России. Они сменят прогнившую систему и станут во главе государства. Восемнадцать лет они жили в заточении. Это была идея Пономарева – вырастить новое поколение именно таким способом. Не за горами строительство новых интернатов. Будет много интернатов, в которых станут воспитываться дети будущего – честные и справедливые люди. Это была мечта всей жизни.
Контактов с миром не было никаких, кроме редких переговоров с Евгением Михайловичем, тем когда-то молодым социоником, который обеспечивал интернат всем необходимым на протяжении восемнадцати лет. Они сразу договорились – разговоры сводятся только к снабжению, никаких новостей, никакой аналитики – Иван Глебович боялся, что это может помешать становлению новых людей. Ничто не должно повлиять на их воспитание, ни один килобайт информации.
Дети сидели за столами, чересчур серьезные. Хотя иногда они шалили, но крайне редко и только тогда, когда это было можно. Их учитель в восемнадцать лет не был таким серьезным. У него в этом возрасте еще детство в одном месте играло. А этих детей он лично лишил детства. Но так надо. Ради будущего.
Иногда ему самому становилось немного не по себе, когда он беседовал с ребятами. Ведь сам сделал их такими, а гляди-ка, не по себе ему. Сам же все это и задумал, а чувствует себя этаким Баневым, беседующим с маленьким, но пугающе умным Бол-Кунацем.
Иногда он ловил себя на мысли, что подслушивает разговоры детей, пытаясь уловить в них хоть капельку детского. Но нет, уже в семь – восемь лет они обсуждали такие проблемы, до которых ему и в двадцать дела не было. В сколько туров лучше проводить голосование, чтобы выборы прошли максимально эффективно? Как заинтересовать электорат долгосрочной программой? У них даже шутки были серьезными, и смеялись они над такими вещами, которых он в их годы просто не понимал.
Изначально Иван Глебович о политике и не думал, он просто мечтал вырастить чистое и честное поколение. Это уже Евгения Михайловича задумка была – извлечь из эксперимента максимум пользы для государства. Женя был пробивным человеком – за несколько лет он смог продвинуть идею и превратить ее из несбыточной мечты в конкретный план, под который выделили бюджетные деньги. Денег все равно было маловато, но тут решил помочь его школьный товарищ, а ныне известный олигарх Сергей Егоров.
А детдомовские дети с их потерянным детством... Кто знает, кем стали бы они, брошенные и одинокие? Спились бы, попали бы в тюрьмы. Погибли бы в уличных драках. А теперь они – новая элита. Правда, сами себя они элитой не считали. Они были слишком чисты для этого.
Завтрак подходил к концу. Валя Жуков что-то рассказывал Андрею и тот кивал с серьезным видом. Что моно обсуждать с таким видом? Политику?
Иван Глебович глянул на часы. Через полчаса. Это свершится через полчаса. А пока можно повспоминать.
***
Утром Сергей подвез его к нужному перекрестку, где он встретился с этим молодым социоником.
– Иван Глебович?
–Да, а вы Евгений Михайлович?
Молодой человек улыбнулся и кивнул.
– Я рад, что вы нашли время приехать в Москву.
Они стояли у раскрытой пасти метрополитена, дракона, заглатывающего по утрам пятнадцать миллионов жителей Москвы и выплёвывающих их к вечеру, измочаленными и уставшими.
– В кафе? – предложил Иван. – Не стоять же на тротуаре. Только я не знаю, где здесь можно попить хороший кофе.
– Хорошее, – с лёгкой усмешкой сказал Евгений. – Уже лет десять как кофе стало – хорошее. Моё кофе.
– А я всё не могу смириться с этим издевательством над моим языком.
Евгений показал Ивану, как он выразился, "хороший кафе, где можно попить хорошее кофе".
Едва только они сели за столик, официант-робот подкатил к ним на бесшумных колёсах. Отпустив его, Евгений сказал.
– Я хотел бы поговорить о вашей статье в журнале "Российский учитель". У меня есть встречное предложение. Мы с вами можем совместить два проекта – ваш и наш.
Иван заинтересованно стал слушать Евгения.
– Наши с вами мечты перекликаются. Вы хотите вырастить новое поколение, которое не будет зависеть от семьи, от старых предрассудков. Детей, которые не переймут тех черт своих родителей, что только помешают жить в обновлённом обществе – зависть, жадность, – негативных черт столько, что вы и сами их перечислить не сможете. А я горю желанием изучить это новое поколение, и не столько сам результат вашего труда изучить, сколько процесс. То есть мне нужно, чтобы вы начали свой проект, и тогда я стану следить за детьми и делать свои выводы – как ведут себя дети во время учёбы, каковы их взаимоотношения, и как всё меняется в процессе рождения нового мышления. Я ясно изъясняюсь?
– Яснее некуда. Но что именно вы хотите от меня?
– Я вроде ясно сказал. Вы ведь хотите основать нечто вроде закрытого интерната для детей, чтобы они были отрезаны от всего мира, от его пагубного воздействия. Так?
– Ну да, только так можно вырастить детей людьми, такими людьми, которые способны изменить мир в лучшую сторону. Но в моей статье даже и намёка не было на интернат. Я просто высказал свои мысли по поводу системы образования. И по поводу того, что родители, и не только родители, а вообще всё окружение тормозят развитие детей, тянут их назад в тёмное прошлое. Я поэтому и подзаголовок такой дал "Вы ведь не хотите, чтобы ваши дети были похожи на вас?"
– Но вы ведь хотите, чтобы ваша идея не осталась просто идеей?
– У вас есть какой-то план?
– Есть. И даже смета есть. Всё у нас есть.
– А вам-то зачем это? Просто для нужд молодой науки или какие-то иные цели преследуете?
– Преследую. Я, так же, как и вы хочу изменить мир.
– И я вам нужен именно как учитель, которому можно доверить детей?
– Не совсем так. Вы нужны именно потому, что, во-первых, вы сами этого хотите, а во-вторых, потому что без вашего участия у нас ничего не выйдет. Это ваш проект, мы только хотим помочь вам его осуществить. И попутно решить некоторые свои вопросы.
– Мы, это Российский Институт Соционики?
– Да. Пока проект не утверждён.. Всё на стадии разработки. Я надеюсь на вашу помощь. Мы и выбрали-то вас именно потому, что вы не просто трындите, как большинство людей, а действительно хотите сделать то, о чём говорите.
– Ладно. Теперь давайте подробней. Что за план, почему я должен именно с вами проводить этот эксперимент и как на это отреагирует государство?
4
Завтрак закончен. Дети не знают, что их ждет там, за дверью. Но они уверены, что им под силу все. Они знают это, ведь их учитель – Иван Глебович, он их готовил к этому дню.
Он стоял перед тяжёлой металлической дверью, за которой не было привычного, устоявшегося за восемнадцать лет мира. Там всё будет иначе, но именно так, как он того и желал, и тот мир, в который он сейчас шагнёт, должен стать фундаментом новой жизни.
– Иван Глебович, – сказал Андрей Смирнов, – мы готовы.
***
Всех их ждала карьера политиков. Евгений Михайлович Серебряков зарегистрировал Партию Нового Поколения и все это время ждал возвращения честных и справедливых политиков. Он верил в них. Как верил в них и Иван Глебович Пономарев, Народный Учитель России.
Эксперимент удался. Честные и справедливые политики были готовы построить новый мир. Дверь интерната открылась точно по расписанию.
Их встретила июльская жара. И постаревший Евгений Михайлович. Мир показался каким-то серым и некрасивым, но Иван Глебович решил, что это возраст. Ведь известно, что старикам вечно не нравится все, что творится в мире, не нравится новое поколение... Впрочем, нет, новое поколение ему как раз таки нравилось.
Они обнялись, Учитель и его верный помощник. Евгений Михайлович выглядел уставшим. Даже больше уставшим, чем Иван Глебович.
– Мы готовы! – сказал Учитель. – А ты, Женя? Ты готов?
– Я? Я-то готов... но...
– Что "но"?
– Одно большое "но".
Иван Глебович понял, что ему не показалось. Мир за стенами интерната на самом деле был серым и некрасивым. Между ним и этим миром будто поставили стекло. Мутное и грязное стекло.
– Все так плохо? – спросил он. – Даже мои ребята уже не помогут?
Евгений Михайлович кивнул.
– Уже пять лет в стране полная стагнация. Экономика развалена полностью. Власти практически нет, анархия, гражданская война. Молодым, чистым и честным – им не прожить в таком мире.
– Ничего, выдержим, – твердо сказал Иван Глебович. – Не для того мы столько лет потеряли, чтобы теперь сдаваться. Будем действовать. Мы с тобой, Евгений Михайлович, защитим новое поколение и дадим им шанс спасти страну. Надо будет, и за оружие возьмемся.