Багровый утренний свет ударил в стекло грязным булыжником. Осатаний недовольно раскрыл глаза, потянулся, взял опахало, почесал язык и сплюнул в бороду. Снова наступил понедельник, и снова пора было на работу, которую Осатаний посещал в целях конспирации. Он разгладил пятернёй волосы и одел трусы. Затем он прошёл в ванную. Там Осатаний сварил себе омлет, закусил зубами мочалу и несколько раз подпрыгнул, ударяясь головой об таз.
На кухне Осатаний провёл около часа, размахивая руками и бормоча заклинания. Он взглянул на часы. Часы показывали рожу - пора было на работу.
Сегодня Осатаний работал врачом. В городе было много больных. Промышленный и урбанистический бум последнего десятилетия не обошёлся даром. Болеть нынче было модно и престижно. На улицах города часто можно было видеть разлагающиеся и смердящие трупы, покуривающие табак на лавочках, переводящие старушек через дорогу на немецкий язык или идущие на приём к психоаналитику.
Осатаний любил город. Город был велик, грязен и туп, и чем-то напоминал ему добрую тётушку. Ему нравилось бесцельно бродить его пыльными проспектами, натыкаясь на прохожих и избивая их ногами; ездить в пропотевшем общественном транспорте, набитом смрадным дыханием, дерьмом и томатным соком; лежать на жухлой травке в городском парке, поедая хлеб, покусывая мочку уха и ожидая прихода Чёрного ангела сансары...
Приём Осатаний начал в полдень. Посетителей было трое: полный мужчина, страдавший нервами, ребёнок лет 11-ти с расстройством желудка и женщина десадовского возраста с опухшим лицом. Осатаний прошёл в кабинет, разделся, принял ванну, вызвал девочек, сыграл с ними в "салки", почистил зубы рукой и распахнул окно. Затем он водрузил стетоскоп на холодильник, отодрал дверь у платяного шкафа, прочитал заклинание и начал приём. Полному мужчине Осатаний ударил молотком по голове и назначил явиться через год. Ребёнку он остриг голову и впаял латунную пластину в рюкзак. Женщину он положил на операционный стол, изрезал скальпелем платье, прикрутил ей руки ремнями к ногам и приказал отвезти в холодильник. Больше Осатанию на работе делать было нечего, и он, наскоро заверив 4 акта об изнасиловании у секретаря в своём глубоком почтении, вышел на улицу.
Сегодня было тепло, но моросил мелкий дождик, поэтому Осатаний был в плаще. Он вообще не любил выделяться из толпы, и одевался по возможности неприметно. Длинный чёрный кожаный плащ ладно сидел на его грузной 160-килограммовой фигуре. Он неплохо гармонировал с красными сапожками на рыбьем меху и вязаной шапочкой-"петушком".
Осатанию нравился дождь. Он задрал голову аки медведь и подставил лицо под тёплые грязные струи. Кухарка как раз выливала помои с 14-го этажа. Тут же в зад Осатанию упёрлось копьё. Обернувшись, он увидел своего давнего приятеля Разъкимку. Тот плясал на месте, показывая гнилые зубы и хлопая себя по голове мягкой тёплой ладонью. Осатаний вспомнил, как они с Разъкимкой учились в цирковом училище сто лет назад, и усмехнулся в бороду. Друзья обнялись и похлопали друг друга по лицу. На Осатания напал неконтролируемый приступ буйства, и он с размаху заехал кулаком в переносицу проходившей мимо молоденькой девушке.
Разъкимка щёлкнул каблуками приятеля по носу и предложил продолжить общение в ресторане. Осатаний не возражал.
Ресторан находился за углом, на другом конце города. Его держал троюродный брат Осатания микробиолог Харрисон Форд, местный забулдыга, работающий швейцаром. Осатаний не видел родственника вот уже с самого рождения, к тому же тот торчал ему, как чёрт из табакерки, и был должен 4 рубля. Так что Осатаний с Разъкимкой ни в какой ресторан не пошли, а уселись пить пиво на лавочке.
Вот это так это самое. Так-то оно растак... Тарам-парам, то да сё, - меланхолично прошамкал Разъкимка. Он никогда не слыл "рубахой-парнем" и "душой компании", к тому же у него была "заячья губа" за пазухой.
Разговор не клеился, и Осатаний предложил взять клею. После этого друзья стали понимать друг друга с полуслова. Так, они оба, не сговариваясь, полезли в карман кто за зубочисткой, кто за сигаретой; зашли в кусты кто проблеваться, кто покурить; вернулись и сели кто на лавочку, кто в трамвай. Так Осатаний и потерял Разъкимку.
Распогодилось. Дождь закончился, пошёл снег. Осатаний снял шляпу, потому что туда кто-то насрал. Длинные спутанные сальные локоны елозили по земле, пока маньяк не отпустил девушку. Осатаний в этой части города был впервые, но тот молодящийся старикашка на лавочке в сквере определённо был ему до лампочки. Ему хотелось лежать, читать заклинания и быть хоть немного мёртвым. На небо наползало чёрное пятно. Внезапный приступ головной боли резко ударил Осатания в живот. Хватаясь за стены и харкая табаком, тот едва успел доковылять до общественного туалета...
* * *
Гейка Тяпушкин был настоящим милиционером - стройным (не путать с "гнойным"), подтянутым, напудренным и жутко смешливым. Очередное дежурство он проводил за раскладыванием пасьянса и чтением модных жюрналов (он так и говорил: "жЮрналов"). Получив по рации предложение подъехать на происшествие на бульваре Свидерского, Гейка долго не мог успокоиться. Он с полчаса взволнованно и заливисто хохотал, прикрывая веером рот, пока не подъехал командир майор Фадеев и не сделал ему больно. Надо было выезжать. Напарник запаздывал, и Гейке пришлось вытаскивать его из ванны за ухо.
Двое милиционеров ехали вместе в розовом кадиллаке с открытым верхом. Добропорядочные горожане, глядя на них, возмущённо плевались и демонстративно отворачивались (один даже зарядил камнем водяной пистолет, но тот почему-то не выстрелил), девушки и женщины, даже самые глупые дурнушки, улюлюкали им вслед и кричали гадости; и только два или три мужчины, подбоченясь, завистливо вздохнули, потом переглянулись и ушли пить водку, резаться в домино и заниматься прочей мужской работой.
... Убив шестерых, Осатаний никак не мог успокоиться. Вот уже шестой горожанин, шестой никчемный обыватель, шестая рефлексирующая свинья за последние 40 минут находила свою смерть в кабинке Љ4 общественного туалета на бульваре Свидерского. Руки Осатания пахли молоком, борода была опрятно застёгнута на пуговицы, чесучовый пиджак он продал на рынке, да и в милицию он, кажется, тоже звонил. Ещё вчера.
Неконтролируемый приступ радости начинал проходить. Трупы шевелились, а впрочем, они и не умирали вовсе, и разбредались восвояси. Осатаний расправил плечи, отбросил их в угол, там, где лежали другие части тела, и вышел на улицу "покурить" или что он там должен был сделать по законам жанра.
В аккурат в этот момент к борделю (а я разве не сказал, что общественный туалет располагался в борделе? Ну ладно, а что, и так не понятно? Где же ваше к такой-то матери логическое мышление?! Блин, читатель - это не тупая мясная машина, которая тупо воспринимает информацию, вешаемую ему на уши измывающимся литератором! О нет! Ваш автор верит в то, что вы способны мыслить самостоятельно, субъективно анализировать прочитанный Текст и предугадывать логику развития событий и психологического поведения персонажей, поскольку произведение целиком и полностью сответствует завышенным профессионально-эстетическим критериям, как в нашем случае данный скромный труд Александра Цвирка... Короче, вам абсолютно не рекомендуется читать те 89 слов, что предшествуют этому предложению) подкатил розовый кадиллак. Из него на тротуар стремительно высыпали ведро мусора количеством два. Гейка схватил своего напарника за ремень и оба, трогательно виляя ногами и неуловимо похожие на героев "Истории Сдыгр Аппр" Володю и Серёжу, побежали к покосившейся колокольне, из которой как раз выходил знаменитый посетитель общественных туалетов, бормочащий смешное заклинание доктор Осатаний...
Хлоп! Бим-бом! Трiх-тарарух!* Всевозможные жидкости замедляют свой ход по кровотокам, сердце замирает в сладострастном предвкушении... Две сюжетные линии закономерно пересекаются на мистической 111-й строке повествования. Увлекательный рассказ достигает апофеоза кульминации своего апогея. Пьяный акробат Миша вывозит на сцену тачку (поднос) с навозом...
Милиционеры попытались было взять Осатания под руки, но поскользнулись и стукнулись головами, как два болванчика на ярмарке в Конотопе 24 октября 1913 г., дальнейшая судьба которых общественности на хрен сдалась.
Вечерело. Осатаний устал, и у него сосало под ложечкой, которую он свистнул в столовой и положил в штаны. Погрозив пальцем опростоволосившемуся Гейке, он ступил на мостовую. К обочине подкатил чёрный блестящий хрен на колёсах. Осатаний шагнул вовнутрь и отрубился о трубу головой.
* * *
Осатаний продрал глаза и чихнул. Глаза слезились, поэтому он чихнул носом. В замкнутом помещении клубился клубникой кальяновый дым. Это была небольшая, очевидно подвальная, комнатёнка, обитая чёрным бархатом и красною парчою. На стенах были развешены бюсты Ленина и Буша 5-го размера, гобелен "Пастушка" и дюралюминиевые пассатижи - очевидно, как символ братания народов России и Франции. За овальным столом, обклеенном фольгой и рыбой, спряталось с полдюжины человек. Среди них - бородатый мужик по имени, очевидно, Антон; два-три средневековых ботаника при жилетах и галстуках и несколько женщин неупотребимого вида. Вот уже больше часа за столом вёлся разговор на философско-эстетические темы. Осатаний валялся в углу на жаровне, никем не замеченный.
Думается, - говорила одна из женщин, - что трактовка магии как воздействия человека сверхъестественным образом на тот или иной материальный объект, не связанного при этом с анимистическими представлениями, является модернизированной...
Да-да, - старушечьим голосом добавил "ботаник". - Навряд ли представления о сверхъестественном предшествовали представлениям о душе...
А вот тоже был случай, - не преминул вставить свои пять пальцев в задницу бородатый. - Вышел я как-то рано утром во чисто поле. Смотрю - а там женщина лежит, я её там ещё в прошлом году оставил. Ну, думаю, поздороваться надо. Приподнимаю шляпу, а там - лицо! Ну, тут меня чуть удар не хватил по корпусу - полоумный боксёр разгуливал по местности. Смотрю я на него, а он вокруг в одних трусах, штанах, фуфайке и полушубке скачет. Так и ускакал восвояси.
...Кои представления о душе, - продолжала эстетесса, - в силу антропоморфического и аналогического характера архаического мышления...
Антропосоциоморфического, - поправила жердеобразная дама в пенсне на носу. Видимо, её нос плохо видел.
Да-да... Были перенесены на весь окружающий первобытного человека мир!
А ещё, короче, - вещал "Антон". - Шёл как-то я со стройки, ну, работал там, тазы поливал, цветы нюхал... А запал дома оставил - из Китая, с коммунистическим приветом. Выхожу, значит, из сортира, смотрю - мужичьё такое немолодое идёт, махоркою пыхтит. Я, значит: подкурить есть? Вот мне один спишшки протягивает, а я ему: сам подкури, у меня руки грязные. А он: у меня, мол, тоже. И ржёт-заливается, водою обливается! Прикинь? Вот такая история!
Не кажется ли вам, - вступил "полосатый галстук", обращаясь к жердеобразной женщине, - что в некоторых обрядах современных неоплатонистов и неосатанистов можно усмотреть элементы определённых афробуддистских культов?..
Пожалуй; но ведь следует также помнить, что смысл дугинской аскезы - в том, чтобы еще при жизни попасть в реальность пограничной полосы бытия, соседствующей напрямую с многомерными и многообитаемыми мирами смерти...
"Окружающая нас действительность выковывается нашим языком", не так ли? - сказала дама в терракотовом набалдашнике.
Это, если не ошибаюсь, гипотеза Уорфа-Сепира, ы-ы? - заинтересовался "ботаник".
О, ничто не сравнится с интимной лирикой раннего Батюшкова! - пролепетала "горшок", закатывая глаза пассатижами...
...
А ХУЛИ?! - не выдержал Осатаний.
Аххули! Аххули! - стала выкрикивать незнакомое слово жердеподобная женщина, подпрыгивая на одном месте и поправляя пальцем пенсне.
Осатаний икнул, сплюнул... и подорвал весь кабак к чёртовой матери.
* * *
Утро наступало тяжёлое, как грибы после дождя. Солнце кроило горизонт рваным болезненным зигзагом. Осатаний сладко потянулся за сигаретой и упал с пола. Посмотрел на портрет, висевший в зеркале. Посучил ногами в мутном пространстве.